​​С темой регламентированного и нерегламентированного служебного героизма, не раз подробно исследовавшейся на этом канале, неразрывно связан ещё один важный тренд года (тренд №6) — всё более ощутимое стремление каждого быть Super Human, или Сверхчеловеком, — но, скорее, не в том образном смысле, который накануне вдохновил коллег по цеху из мнув отраслевого издания, а в смысле настоящей готовности работать над своей улучшенной версией для того, чтобы она заведомо отвечала требованиям завтрашнего дня.

Меня же в связке сверхчеловек — сверхбизнес (а по могуществу с корпорациями и правительствами, как известно, не в силах сравниться ни одна другая организационная форма) традиционно интересуют эффективные способы взаимодействия и результаты взаимовлияния.

142 тысячи лайков и 42 тысячи ретвитов набрала история о том, как юная соискательница простенькой роли редактора-корректора отказалась от предложения о работе от компании #WebApplicationsUK после того, как в течение 2-часового собеседования с руководством организации имела счастье испытать на себе целый ассортимент несколько театральных (на мой вкус) унижений типа заполнения тестов на сообразительность и креатив под давлением времени, оценок типа «ты вообще не достигатор, как я погляжу» и разорванных в клочья рукописей.

(Здесь, вероятно, следует отметить, что, по её собственным словам, девушка оказалась в процессе поиска работы практически сразу после разрыва достаточно токсичных отношений, и нависший над ней в ходе интервью СЕО технологической компании как-то скоррелировал с бывшим партнёром).

Думаю, лишним будет говорить о том, что в результате публикации бренд работодателя упомянутой компании-разработчика, штат которой, уверена, на 90% укомплектован миллениалами, если не дженсерами, был разрушен до основания. По опыту российского бизнеса (т.е. не понаслышке) мы знаем, что компаниям с «особенными» владельцами или топами платить за рабочую силу приходится существенно выше рынка — за моральный вред или эмоциальный износ, видимо.

Но вот куда хуже оказалось то, что к волне нарастающего в Твиттере «недоумения» присоединились клиенты #WebApplicationsUK — чуть более заметные и влиятельные, чем эта, организации из рекламного и медийного секторов. А это, по закону симметрии и под угрозой (пусть даже гипотетической) прекращения контракта — продавливание расценок на выполняемые работы ниже рынка. Утрата хрупкого бизнес-равновесия как цена каких-нибудь двух часов безграничного самоудовлетворения высшего должностного лица. (Потенциально ещё и какие-нибудь этические правила для всей отрасли относительно того, как максимально гуманно отбирать людей, и возможно, в конкурсе на гуманность процесса уверенную победу одержит «Полиграф 2.0»).

История была о сверхчеловеке — и, как выясняется, совсем не о демонстрации суперсилы перед лицом жестких обстоятельств, а о довольно хрупкой декларации собственного достоинства и нулевой терпимости к корпоративному стилю, живо напоминающему армейский.

Когда корпорация объявляет Project Zero, это значит, терпению окружающих пришёл конец и, дабы уберечься от далеко не превентивных ударов извне, приходится, пусть и нехотя, объявлять войну врагу внутреннему. «Ноль отходов на захоронение», «ноль производственных травм», «ноль потерь при транспортировке», «ноль домогательств на рабочем месте», «ноль жалоб на качество обслуживания», — у каждого боль своя, у многих — не единственная.

#Amazon, например, на днях полушепотом объявил войну контрафакту, — который, как выяснила онлайн-платформа #Inc., довольно неплохо обжился на бесконечных электронных стеллажах крупнейшего мирового ритейлера. После нескольких лет изматывающих судебных баталий с сотнями, если не тысячами добросовестных предпринимателей корпорация, оборот которой превышает 800 млрд. долларов США, похоже, дрогнула перед угрозой коллективного иска (тут следует отдать должное, такая перспектива помогла ускорить смену траектории развития не одной американской компании и даже индустрии). «Самый большой друг малого и среднего бизнеса во всём мире» позволит, наконец, владельцам и авторизованным поставщикам делистировать «клонов» успешных торговых марок, широко представленных на этой платформе.

Ничего себе — одолжение, скажет публика, не очень знакомая с театром военных действий в битве между B2B, B2b и B2C за обладание большими массивами данных. И ошибётся, конечно. Потому что, оказывается, для гигантского перепродавца, стремительно завладевающего электронным торговым пространством во всё ещё слабо и неровно регулируемой цифровой среде, такие очевидные и непреложные истины, как защита интеллектуальной собственности, совсем не очевидны и не непреложны.

Агентство исследований рынка #Gartner, взявшее на себя труд подробно изучить предложения под 321 брендом (капля в море, конечно, но для «клинического теста» достаточно), размещённые на Amazon.com третьими сторонами, сделало вывод о том, что не менее 30% из них заставили покупателей хотя бы раз пожаловаться на сайте на то, что это — подделка. Ну, а когда за дело взялся U.S. Government Accountability Office (аналог Счётной палаты в США), в результате тестовых закупок у пяти крупнейших платформ электронной коммерции, включая #Amazon, почти половина доставленных товаров оказались поддельными или ввезёнными в страну нелегально.

При этом недовольных покупателей практически нет: ритейлер незамедлительно возмещает понесенные расходы каждому, кто обращается с жалобой, даже не настаивая на возврате контрафактного товара. «Гарантия от А до Я» срабатывает безукоризненно. Недовольными остаются исключительно добропорядочные владельцы торговых марок и патентов на изобретения: получая 50 центов из каждого доллара, потраченного на онлайн-покупки в США, и генерируя существенную часть дохода на услугах по подключению и продвижению поставщиков самого разного калибра, гигантская платформа предпочитает при помощи алгоритмов уравнивать их в правах, делая исключения лишь для тех, кто вкладывает в маркетинг на Amazon.com миллионы (знакомо, не так ли?).

Сообщество разочарованных Безосом американских предпринимателей обвиняет его топ-менеджеров не только в подозрительном попустительстве расцвету недобросовестной конкуренции и подрыве их неокрепших бизнес-моделей. (Череда скандальных увольнений служащих #Amazon, продававших коммерческие данные и одних поставщиков другим и негласно менявших условия продвижения товаров в худшую или лучшую сторону за соответствующую мзду, широко освещалась в прошлом году в узко специализированной прессе).

Как только торговец, по умолчанию получающий доступ к практически исчерпывающему объему коммерческих данных поставщиков продукции и её потребителей, начинает производить собственные торговые марки, подозрения если не в его прямой заинтересованности подрывать доверие к чужим брендам, то, как минимум, в отсутствии мотивации такое доверие защищать начинают обретать почву.

Именно к такой этически противоречивой гибридной конструкции существования приходит сегодня подавляющее большинство предприятий сетевой торговли, в т.ч. и электронной.

​​#Guardian (“спасибо, что ты есть”, как пишут ему благодарные читатели — и не где-нибудь, а в Инстаграме) разразился накануне гневом праведным в адрес тяжеловесов “чёрной энергетики” — #BP, #Chevron и #ExxonMobil, которые (а вы сомневались?) тратят ни много, ни мало 200 млн долларов США ежегодно в борьбе с налогами на эту самую, углеродную энергетику.

И вроде ничего удивительного — то бишь, вполне ожидаемо от “большого плохого бизнеса”, да ещё в таком Богом забытом с момента создания (вот уж воистину) секторе, да ещё в корпорациях, две из которых — осколки небезызвестной #StandardOil, нефтяной империи старика Рокфеллера, то есть, по умолчанию, достойнейшие субъекты изысканий Томаса Джозефа Даннинга с его 300% прибыли, ради которых капитал готов рискнуть на всякое преступление.

И тем не менее, самым удручающим из последствий этой олдскульной лоббистской стратегии, которую иначе как стратегией отчаяния и агонии не назовёшь, является дальнейшая деградация доверия к бизнесу и эскалация повсеместных сомнений в здравом уме и твёрдой памяти его топ-менеджмента.

В самом деле: не самоубийственно ли сегодня, после Парижского соглашения 2015 года и всех последовавших бизнес-инициатив, с более чем холодным расчётом показывающих ежегодные убытки от климатических изменений практически для всех отраслей экономики, пытаться убеждать раздражённых регуляторов и сконфуженную общественность в том, что (а) никакого существенного изменения климата не происходит; (б) что если оно и происходит, адаптироваться к нему бессмысленно?

Единственное, чего “коллегам” из углеродного сектора удастся добиться подобными методами, — скорее всего, законодательного требования раскрывать целевое назначение всех корпоративных ассигнований на лоббизм и так называемую защиту деловых интересов.

Любопытным чтением, доложу я вам, оказался 500-страничный фолиант досточтимого Дэвида Грабера “Debt: The First 5,000 Years”, опубликованный в Нью-Йорке в 2011 году и с ходу названный “самой влиятельной книгой года” (радикальной, к тому же).

“Все мы большую часть времени ведём себя как истинные коммунисты. ... Все общественные системы, даже экономические — даже капитализм — построены на фундаменте реально существующего коммунизма,” — заключает автор, учёный-антрополог, преподающий в Университете Лондона.

По его мнению, практически каждый из нас автоматически переключается на коммунистический подход к делу (“от каждого по способностям, каждому по потребностям”), когда мы работаем над каким-либо общим проектом. Скажем, чиним протекающую водопроводную трубу и просим кого-то подать разводной ключ, не ожидая, что этот кто-то деловито поинтересуется, а что ему за это будет. Даже если все мы при этом работаем на #ExxonMobil, #BurgerKing или #GoldmanSachs.

Причиной тому — элементарная эффективность. Если вам действительно важно, чтобы какое-то дело было сделано, самый эффективный путь — очевидно, распределить задания по способностям и обеспечить людей тем, что им требуется, рассуждает Грабер.

Пожалуй, именно этой логике обязана одна из черт капитализма, которой капитализм обыкновенно стыдится: внутренние процессы большинства капиталистических компаний построены на совершенно коммунистических принципах. Они, правда, при этом не то чтобы слишком демократичны. “Чаще всего [корпорации] построены по армейскому принципу — как управленческие иерархии, в которых права и ответственность делегируются от вышестоящих нижестоящим”, напоминает Грабер.

Но чем больше задание требует импровизации, тем более демократичным становится взаимодействие. Это всегда понимают изобретатели, к этому часто приходят стартаперы, этот же принцип не так давно заново открыли для себя инженеры вычислительных машин.

Похоже, именно таким образом — переключаясь на методы грубого, но эффективного коммунизма — люди часто ведут себя в условиях серьёзных катастроф — будь то потоп, отключение энергоснабжения или экономический коллапс. В таких ситуациях, какими бы краткосрочными они ни были, иерархические и рыночные отношения становятся непозволительной роскошью.

Всякий, кто хотя бы раз пережил ЧС, наверняка обратил внимание на то, как незнакомые друг друг люди вдруг становятся сёстрами и братьями, и человеческое общество как будто рождается заново. Вот поэтому Дэвид Грабер настаивает на том, что речь не просто о коммунистическом взаимодействии. Он убеждён, что коммунизм есть основание всей человеческой склонности и способности устанавливать общественные связи. Он есть то, что делает возможным само существование общества.

​​Коллега любезно поделилась статьёй о “менсплейнинге” из #FastCompany. (Термин этот в оборот ввела лет пять тому назад американская активистка, защитница прав человека и журналистка #HarpersBazaar Ребекка Солнит, описав таким образом ритуальные наставления, самопроизвольно выдаваемые женщинам сослуживцами мужского пола и как бы по умолчанию предполагающие, что женщины в них обязательно нуждаются).

Хотела им обеим немедленно возразить, что, дескать, стремление поучать, невзирая на ранги, не так уж отягощено половыми признаками, — скорее, возрастными, как тут же вспомнила, что самое горячее обсуждение в жюри российского этапа #EffieAwards в этот раз было именно вокруг темы развития женского лидерства, за которую охотно хватаются международные бренды, очевидно, полагая, что лидерство — это что-то такое, что женщинам (а также всем иным меньшинствам) нужно обязательно дотошно развивать.

“Я в #Danone, чтобы получить управленческую позицию, прошла восемь (!) тренингов по лидерству (естественно, женскому), тогда как моему коллеге в том же возрасте, с тем же запасом технических знаний и опытом работы с людьми, для назначения хватило одного”, — излила свое вящее негодование прежним работодателем одна из экспертов. — “Это как же надо недооценивать женщин...” (или переоценивать мужчин?).

Не то чтобы кто-то из членов жюри в нашей специальной номинации — Positive Change, вклад бренда в положительные социальные изменения, — был против женщин, лидерства или бесконечного повышения их квалификации под столь благовидным предлогом.

Удручают щедро тиражируемые глупости, в профсообществе деликатно именуемые “стереотипами”. Вся эта вытоптанная вдоль и поперёк поляна поверхностной маркетинговой мысли (слава агентствам, которые берутся в рамках одной незамысловатой федеральной кампании решить проблему ветхозаветного масштаба) — и изжога, знакомством с нею оставляемая.

Почему, если серьёзный бренд решается “вносить вклад в положительные социальные изменения”, он не спешит сменять свои далеко не столь просветленные маркетинговые агентства, деловито отрабатывающие брифы, но не более, на общественные организации, располагающие достаточной экспертизой в теме, за которую бренд берётся с неискушенностью и неосторожностью слона в посудной лавке?

Пожалуй, все памятные фиаско больших брендов в социальной тематике за последние 12 месяцев были связаны именно с этим — попыткой “решать” глубинные общественные проблемы исключительно маркетинговыми методами. Методами, часто напоминающими селфи с надутыми губками (“we create awareness”) у постели тяжело и безнадёжного больного.

​​СЕРЕБРО ИЗ РОССИИ — ТОЖЕ ЗЕЛЁНОЕ (НЕ ТОЛЬКО АЛЮМИНИЙ)

Календарь конца марта — начала апреля, как правило, подкидывает работёнки экспертам в жюри маркетинговых премий всех мастей и калибров.

Отжюрила в два захода добрую сотню «социально-значимых» проектов брендов корпоративных и продуктовых и до сих пор преодолеваю стойкое приторное послевкусие: всякий раз зажмуриваешься и погружаешься в придуманный агентствами розовый мир покрашенных заборов, которые каким-то образом «помогли волонтёрам ближе познакомиться с детьми» (за этими заборами, словно преступники, содержащимися), и лёгких, ни к чему не обязывающих благотворительных марафонов во имя спасения того или в поддержку сего, которые позволяют достопочтенным бегунам в прямом смысле избегать ситуаций, (цитирую) «где им будет тяжело, жалко и где они будут испытывать угрызения совести».

В общем, всякий раз как будто маршмеллоу дегустируешь, которые при этом на дух не переносишь. И всё же, рискуя приобрести профессиональный диабет второй степени, ждёшь того момента, когда удовлетворённо пробормочешь — вот оно, ребята — молодцы, и даже по-хорошему позавидуешь масштабу и свежести идеи.

В этот раз, пожалуй, главным открытием стал #PolymetalInternational, торгующийся на Лондонской бирже крупнейший в России добытчик серебра, разрабатывающий месторождения на Дальнем Востоке и Северо-Востоке страны.

От горнорудных корпораций, вгрызающихся в территории проживания коренных малочисленных народов Севера, логично ожидать долгосрочных программ поддержки культурного и языкового наследия местных сообществ, традиционных ремёсел, даже детско-юношеского спорта — и все эти программы у #Полиметалла, естественно, в изобилии.

Но вот представить себе, что горные металлурги, чаще воображаемые эдакими персонажами Мамина-Сибиряка, окажутся настолько продвинутыми и решительными, чтобы за каких-нибудь 12 месяцев (с июня 2017 по июль 2018) построить и запустить собственные солнечную и ветровую электростанции в Хабаровском крае, полностью обеспечившие чистой электроэнергией месторождение Светлое и морской порт Унчи и сломавшие все возможные стереотипы об экономической и географической целесообразности ВИЭ на колымских долготах, было почти невозможно. (Догадаются ли маркировать серебро из Светлого как более экологичное (как это делает #Русал со своим брендом «зеленого алюминия» #Allow, о котором писала здесь с неменьшим изумлением год тому назад) — вот вопрос.)

Любопытным (и, не скрою, не менее неожиданным) в этой связи показалось и свежее программное интервью основателя бизнеса #PolymetalInternational #Ведомостям(https://m.vedomosti.ru/business/characters/2019/03/31/797845-rukovoditel-polymetal-ot), в части тезисов о пользе устойчивого развития для всех заинтересованных сторон словно списанное со знакомых до боли лондонских методичек. Но вот очерченная им «установка на стратегическую цель» — не уничтожить конкурента, а «превзойти его в созидании» — безусловно, достойна особого внимания профессионального сообщества. А вдруг да этот восточный принцип бизнес-стратегии окажется чуть более жизнеспособным, чем западный?

Да, давайте уже назовём это навязчивое стремление брендов предлагать невыносимо лёгкие методы решения глубинных социальных проблем (естественно, регулируя наше потребительское поведение) БРЕНДСПЛЕЙНИНГОМ

С “лёгкой” руки Рассела У. МакКолли, в 1992-м году выпустившего свой по сей день бестселлер “Marketing Channel Development and Management”, маркетологи забросили свое призвание изучать насущные потребности человека и содействовать их удовлетворению и вот уже четверть века пытаются проектировать и выращивать эти самые потребности там, где их не существовало, словно опухоли на ровном месте.

Привычка входить в офис утром с большим пластиковым стаканом посредственного кофе, заглатываемого на ходу. Потребность менять автомобиль на каждой сотне тысяч километров пробега (или просто каждые три года). Ритуальный выбор кольца с бриллиантом или доступной альтернативой к помолвке. Вообще довольно много стало ритуального в потреблении, словно человеческое племя в слепой тревоге и маете пытается каждым актом бесцельного (а значит, исключительно символического) поедания, использования, стяжания искупить какую-то страшную вину перед маркетинговыми божками.

Да и божки бы с ними, с поеданием и выпиванием. Однако грубое внедрение стратегии формирования несуществующих нужд в сферу, по умолчанию предполагающую этичнейшее отношение к пациенту, — в здравоохранение — лишний раз подкрепляет тезис о необходимости безоговорочного законодательного ограничения маркетинговых коммуникаций, нацеленных на поощрение продаж путём паразитирования на фобиях, комплексах и иных навязчивых состояниях (звучит несколько конфессионально) и пролиферации социальных стереотипов.

#Republic (https://republic.ru/posts/93454) прорекламировала новую книгу Петра Талантова, врача и маркетолога, члена Общества специалистов доказательной медицины и Комиссии Российской академии наук по противодействию фальсификации научных исследований. Автор видит много общего в методах воздействия на целевую аудиторию, применявшихся
советской карательной психиатрией и используемых современными фармацевтическими гигантами.

Цитата из главы «Медикализация», опубликованная #Republic с позволения издательства Corpus.ru, отлично иллюстрирует вышесказанное.

«...Медицинское вмешательство недопустимо, когда от него нет пользы или когда она меньше возможных негативных последствий. Увы, игроки этого рынка не ограничивают себя областями, где баланс пользы и вреда безусловно положителен: они пытаются занять все возможные ниши, создавать спрос там, где его нет.

Расширение медициной своих границ, в ходе которого обычные человеческие ситуации начинают рассматривать как медицинскую проблему, делать их предметом лечения и профилактики, называют медикализацией. [...]

Чаще движущей силой избыточной медикализации становятся не консервативное общество или репрессивное государство, а производители медицинских товаров и услуг. Когда конкуренция на существующих рынках высока, лучший выход — создать новый. Это можно сделать, придумав новую болезнь и убедив здоровых людей, что они нуждаются в лечении. Например, медикализировав то, что еще недавно считалось частью естественного спектра человеческих эмоций.

Первые описания социофобии - крайнего проявления стеснительности — встречаются еще в «Корпусе Гиппократа»:
Любит темноту и не любит свет или сидеть в освещенных местах; надвигает головной убор на лицо, чтобы по своей воле не видеть и не быть увиденным. Не пойдет в компанию из‑за страха, что его обидят, высмеют, или он скажет или сделает что‑то неуместное, или ему станет нехорошо. Он думает, что все на него смотрят.
Считается, что социофобией страдают не более 1-2 % людей.

В 1997 году FDA разрешило включить ее в список показаний к применению антидепрессанта пароксетин компании SmithKline Beecham. Далее последовала маркетинговая кампания стоимостью в 90 миллионов долларов США, формально призванная «проинформировать врачей и пациентов о болезни». Однако вместо этого рекламные материалы убеждали читателя, что социофобия широко распространена и ею страдает аж каждый восьмой взрослый американец.

Эта кампания рекламировала не лекарство, а болезнь.

Под видом распространения информации она преподносила обычные человеческие эмоции как признак тяжелого заболевания, внушала, что вы не соответствуете норме и вам поможет только лечение.

Эффект — не столько информирование тех 1-2%, которым действительно нужна медицинская помощь, сколько снижение самооценки и изменение самовосприятия у множества здоровых людей. Антидепрессанты также рекламировали как способ лечения горя и способ справиться с «финансовым стрессом».

Классическая история создания рынка для нового лекарства связана с одним из самых коммерчески успешных препаратов последних десятилетий - «Виагрой». Она появилась как препарат для пациентов, чья эректильная функция пострадала из-за длительного сахарного диабета, поражения спинного мозга или операций на предстательной железе. Однако этот рынок был ограничен, и компания #Pfizer приложила немалые усилия, чтобы препарат стали воспринимать как лекарство для очень широкого круга мужчин. Именно так «Виагра» сделалась одним из блокбастеров фармацевтического рынка. [...]

В одном исследовании «Виагра» помогла 87% мужчин с легкой или средней ЭД испытать более мощные эрекции по сравнению с 36% в группе плацебо. Вскоре про «Виагру» говорили «из каждого утюга». В сериале «Секс в большом городе» вышла серия, где одна из героинь, Саманта, встречается с богатым мужчиной, принимающим голубые пилюли. В короткие сроки продажи «Виагры» достигли миллиарда долларов в год. В 2008 году они составили уже два миллиарда. В год выхода препарата на рынок акции #Pfizer подорожали почти на 70%. Более того, это привело к беспрецедентному для США подъему цен на все лекарства - отныне медицина обещала не просто избавить от болезней, но и сделать здорового человека лучше.

Однако у выбранной стратегии имелся один недостаток: потенциальный рынок препарата был ограничен лишь половиной взрослого человечества — мужчинами.

Решение проблемы было уже известно: если рынок не существует, его надо создать. В 1997 году, когда «Виагра» еще проходила процедуру одобрения FDA, состоялась полностью спонсированная фармацевтическими компаниями медицинская конференция, на которой впервые прозвучало название нового заболевания — женской сексуальной дисфункции (ЖСД). Еще недавно о его существовании никто не подозревал, поэтому докладчики отметили необходимость сформулировать критерии диагностики, описать механизмы болезни и наметить подходы к поиску методов лечения.

В том же году была опубликована статья о создании животной модели «клиторальной эректильной дисфункции». В 1998 году один из ее авторов открыл в Бостоне первую клинику женского сексуального здоровья. Тогда же состоялась еще одна конференция, на которой были приняты определение заболевания и критерии его диагностики. В следующем году опубликовали данные о распространенности ЖСД в США. Ожидаемо, цифра была ошеломляюще велика. По мнению авторов исследования, только что придуманным заболеванием страдали 43% американок. Такой результат не удивителен: исследование представляло собой опрос, в ходе которого задавались вопросы о «недостаточном желании секса», «трудности возбуждения» и даже «тревожности по поводу того, насколько вы хороши в сексе». Положительный ответ на любой из них автоматически причислял респондентку к больным ЖСД.

Характерно, что авторы умолчали о конфликте интересов - двое из трех получали от #Pfizer деньги за консалтинговые услуги. Подготовка шла не только со стороны #Pfizer, которая надеялась расширить показания для применения «Виагры». #ProcterGamble готовила к выходу на рынок тестостероновые пластыри для лечения низкого сексуального влечения у женщин под брендом «Интринса», выделив на маркетинговую кампанию 100 миллионов долларов. Чтобы подготовить рынок, были наняты маркетинговые агентства.

С учетом высокого интереса к медикаментозному влиянию на сексуальность задача была несложной. Журналисты сами заговорили о необходимости женской «Виагры» почти сразу, как та была одобрена FDA.

Одну за другой проводили посвященные ЖСД и спонсируемые фармкомпаниями медицинские конференции, открывали информационные веб-сайты, издавали книги. Заработал даже посвященный проблемам женской сексуальности кабельный канал. В следующем сезоне «Секса в большом городе» Саманта снова столкнулась с «Виагрой», но на этот раз принимала ее сама, чтобы обогатить свои сексуальные ощущения.

В 2004 году #Pfizer объявила о прекращении клинических испытаний «Виагры» для женщин: все попытки закончились неудачей. В конце того же года потерпела поражение «Интринса»: регистрационный комитет FDA единодушно проголосовал против ее регистрации. Вместе с возможностью заработать на болезни стал падать и интерес к ней. Закрылись информационные сайты, перестали выпускаться образовательные материалы для врачей, никто не созывал конференции. Как будто и не было никогда тяжелого заболевания, поразившего каждую вторую женщину.»

Смотрели сегодня с коллегами по экспертному совету очередной (если не главной) маркетинговой премии на незамысловатую графику с изображением 17 Целей устойчивого развития (#ЦУР) и думали: да какие же они беззубые-то.

Мы тут к бизнесу, понимаешь, с требованием немедленно ликвидировать голод, нищету, гендерную и прочую дискриминацию, обеспечить здоровое питание, санитарию и гигиену, восстановить морские и лесные ресурсы и так далее, да ещё так элегантно, чтобы и собственно бизнес не угробить, и акционеров пошатнувшимися уровнями прибыльности не разочаровать, и сотрудников с покупателями и клиентами вдохновить на системные перемены в поведении — поневоле приуноет маркетолог.

При этом список, например, выглядит неполным без чуть более радикальной, но во всех отношениях фундаментальной #ЦУР18 «Долой насилие» (издевательств над животными тоже касается) или, скажем, #ЦУР19 «Демонстративный отказ от участия в любой коррупции» (в том числе в каких-либо преференционных режимах). Ведь только так можно добиться смены сложившегося менталитета на уровне каждого обычного гражданина и гражданина корпоративного.

И пока государственные и общественные организации хором паразитируют на приличествующем порядочному бизнесу чувстве вины за его существование, прямо-таки предписывая этому самому бизнесу жить и работать в соответствии с #ЦУР, что-то нигде не прощупываются единые для законодателей всех стран-членов #ООН, ратифицировавших #ЦУР, правила, которые бы регламентировали их творчество сугубо в тех же рамках и в том же соответствии.

Где, спрашивается, вполне логичная в таком случае оценка соответствия всех вновь принимаемых и уже действующих нормативно-правовых актов на соответствие #ЦУР? (Скромно умолчим о принципах формирования суверенных бюджетов и, мягко говоря, напрашивающейся необходимости привести приоритеты в этой сфере в то же очевидное соответствие).

https://www.campaignlive.co.uk/article/were-danger-creating-internet-wallpaper/1580802

Автор дело говорит.

Это заголовок сегодняшнего #TheEconomist. Простите, не удержалась — все-таки, #TheEconomist сам по себе мощнейший бренд. И не ослышалась ли: нам о размещении нередактированной информации говорят как о неосмысленном действии вражеской марионетки? Похоже, издание проморгало величайший тренд последнего десятилетия в корпоративной среде — транспарентность, руками акционеров, активистов и сознательных рабочих разъедающую грифы «коммерческая тайна», «конфиденциально» и «для служебного пользования».

Вот этим с утра поделились заботливые читатели. Черт побери, справедливости ради, следует сказать, что своего ролика от #Greenpeace дождется каждый большой производитель.

Это тем более симптоматично, что 21 марта этого года #Greenpeace уже выставлял фигуру пластикового монстра, собранную из отходов упаковки, перед роттердамской штаб-квартирой #Unilever (https://www.facebook.com/watch/?v=2414033875337782), а в этом месяце уже успел направить своих делегатов на общее годовое собрание акционеров #Nestle.

Все эти части хорошо продуманного пазла — элементы новой кампании #breakfreefromplastic, объявленной по итогам отчёта обследования загрязнённого морского побережья 43 стран с так называемой «растущей» экономикой, — отчёта, опубликованного #Greenpeace в октябре (https://www.greenpeace.org/international/publication/19007/a-crisis-of-convenience-the-corporations-behind-the-plastics-pollution-pandemic/) и выявившего самых «безответственных» мировых производителей упакованных товаров повседневного спроса.

Ими, по версии #Greenpeace, стали (в порядке убывания): #CocaCola, #Pepsico, #Nestle, #Danone, #MondelezInternational, #ProcterGamble, #Unilever, #PerfetiivanMelle, #MarsIncorporated и #ColgatePalmolive.