Накануне российские СМИ много говорили о Роберте Дадли, президенте группы компаний #BP.
Так совпало, что практически одновременно Алекс Эдманс, профессор Лондонской школы бизнеса, коего имею честь знать лично, опубликовал свои соображения на тему справедливых схем вознаграждения для СЕО — и опять-таки на примере бонуса Дадли.
«Как мог CEO #BP Боб Дадли получить 14 млн фунтов стерлингов в 2015 году, когда цена акций [компании] упала на 15%?», — задается вопросом профессор.
И сам же отвечает на него своим исследованием: всему виной — сложные, непрозрачные схемы, известные как «долгосрочные программы симулирования» высших должностных лиц (“LTIP”).
LTIP призваны вознаграждать СЕО одновременно за несколько успешных результатов (скажем, за цену акций, прибыльность и рост продаж) по истечении определённого периода. (В случае с Дадли в 2015 году, к примеру, плохую динамику с ценой акций с лихвой компенсировали результаты #BP по безопасности и по прибыли).
При этом нижние и верхние пороговые значения каждого из целевых параметров (той же цены акций) устанавливаются без каких-либо объяснимых причин: нижних значений, как правило, достичь довольно просто, и это, по мнению Эдманса, несправедливо: обычным работникам за слабые результаты бонусов не платят. Хуже того, нижние пороговые значения могут ввиду внезапных «внешних потрясений» (в случае с #BP — биржевых котировок нефти) пересматриваться задним числом.
С другой стороны, такие, казалось бы, «долгосрочные» (3-летние) программы неизбежно ведут к увлечению краткосрочными решениями по мере приближения срока выплат: задача нарастить доходы к концу периода любой ценой может искусить СЕО срезать расходы на R&D, а то и вовсе пуститься в рискованные операции.
В любом случае, долгосрочные схемы стимулирования руководителей высшего звена не проводят различий между плохими и ужасными результатами их деятельности, как не ощущаются различия с точки зрения выплат и между итогами хорошими и блестящими.
Профессор справедливо подчёркивает, что любая схема, завязанная на нескольких измеримых параметрах, будет подстёгивать вознаграждаемого достигать результатов только по этим параметрам, жертвуя всеми остальными (например, благополучием работников).
Эдманс убеждён, что такой параметр, как рост цены акций в долгосрочной перспективе, избавляет СЕО от необходимости жертвовать доверием заинтересованных сторон (в том числе, сотрудников) в угоду сиюминутным требованиям акционеров.
А наделение сотрудников акциями компании, по его мнению, и вовсе оздоровляет причинно-следственные связи, влияющие на уровень прибыльности, инноваций и социальной ответственности бизнеса.
Интересно, что подобные рекомендации об изменении подходов к вознаграждению СЕО компаний были закреплены в феврале 2017 года в The Purposeful Company Executive Renumeration Report, а в апреле 2018-го приняты акционерами для руководства Weir Group, предлагающей инженерно-технические решения в нефтегазовом секторе.
https://alexedmans.com/simplicity
Так совпало, что практически одновременно Алекс Эдманс, профессор Лондонской школы бизнеса, коего имею честь знать лично, опубликовал свои соображения на тему справедливых схем вознаграждения для СЕО — и опять-таки на примере бонуса Дадли.
«Как мог CEO #BP Боб Дадли получить 14 млн фунтов стерлингов в 2015 году, когда цена акций [компании] упала на 15%?», — задается вопросом профессор.
И сам же отвечает на него своим исследованием: всему виной — сложные, непрозрачные схемы, известные как «долгосрочные программы симулирования» высших должностных лиц (“LTIP”).
LTIP призваны вознаграждать СЕО одновременно за несколько успешных результатов (скажем, за цену акций, прибыльность и рост продаж) по истечении определённого периода. (В случае с Дадли в 2015 году, к примеру, плохую динамику с ценой акций с лихвой компенсировали результаты #BP по безопасности и по прибыли).
При этом нижние и верхние пороговые значения каждого из целевых параметров (той же цены акций) устанавливаются без каких-либо объяснимых причин: нижних значений, как правило, достичь довольно просто, и это, по мнению Эдманса, несправедливо: обычным работникам за слабые результаты бонусов не платят. Хуже того, нижние пороговые значения могут ввиду внезапных «внешних потрясений» (в случае с #BP — биржевых котировок нефти) пересматриваться задним числом.
С другой стороны, такие, казалось бы, «долгосрочные» (3-летние) программы неизбежно ведут к увлечению краткосрочными решениями по мере приближения срока выплат: задача нарастить доходы к концу периода любой ценой может искусить СЕО срезать расходы на R&D, а то и вовсе пуститься в рискованные операции.
В любом случае, долгосрочные схемы стимулирования руководителей высшего звена не проводят различий между плохими и ужасными результатами их деятельности, как не ощущаются различия с точки зрения выплат и между итогами хорошими и блестящими.
Профессор справедливо подчёркивает, что любая схема, завязанная на нескольких измеримых параметрах, будет подстёгивать вознаграждаемого достигать результатов только по этим параметрам, жертвуя всеми остальными (например, благополучием работников).
Эдманс убеждён, что такой параметр, как рост цены акций в долгосрочной перспективе, избавляет СЕО от необходимости жертвовать доверием заинтересованных сторон (в том числе, сотрудников) в угоду сиюминутным требованиям акционеров.
А наделение сотрудников акциями компании, по его мнению, и вовсе оздоровляет причинно-следственные связи, влияющие на уровень прибыльности, инноваций и социальной ответственности бизнеса.
Интересно, что подобные рекомендации об изменении подходов к вознаграждению СЕО компаний были закреплены в феврале 2017 года в The Purposeful Company Executive Renumeration Report, а в апреле 2018-го приняты акционерами для руководства Weir Group, предлагающей инженерно-технические решения в нефтегазовом секторе.
https://alexedmans.com/simplicity
Alex Edmans
Simplicity, Transparency, and Sustainability: A New Model For CEO Pay - Alex Edmans
How did BP CEO Bob Dudley get paid £14m in 2015, despite the stock price falling by over 15%? Because of a complex, opaque pay scheme known as a Long-Term Incentive Plan (“LTIP”). A LTIP pays the executive according to multiple performance measures – for…
Пока широкая общественность всерьёз задается вопросом, позволяет ли «новая искренность» корпоративным служащим иметь и, что самое главное, публично выражать своё собственное мнение (особенно если оно идёт вразрез с интересами бизнеса или не защищено профсоюзным статусом), СЕО и основателям компаний приходится иметь дело с политической навигацией ежедневно.
Очередным поводом для взвешивания «за» и «против» собственных политических пристрастий стало приглашение руководителей 150 британских и американских компаний на ужин с Президентом США в окрестностях Лондона в первый день его визита в Великобританию — в этот четверг. И не столько из-за противоречивой личности гостя (хотя встречать его в британской столице планируют десятки тысяч антагонистов), сколько из-за обстоятельств планируемого события.
Так, например, точное место ужина в стиле black tie в целях обеспечения безопасности не предаётся огласке и будет сообщено участникам («в лучших традициях лихих 1980-х») всего за пару часов до начала. Доставка Трампа к месту события (предположительно, в родовое имение Уинстона Черчилля, личностью которого Президент США восхищается) будет осуществляться вертолётом.
Некоторые СЕО (а в списке приглашённых — Боб Дадли, глава #BP, Бен ван Бёрден, исполнительный директор #Shell, Алекс Горски, главное должностное лицо #JohnsonJohnson, Эмма Уолмсли, СЕО #GlaxoSmithKline, Ричард Гнодд, исполнительный директор #GoldmanSachs International, сэр Джим Рэтклифф, основатель #Ineos, Ларри Финк, глава #BlackRock) осторожно обратились к своим PR-консультантам с вопросом, как посещение ужина или отказ от него будут восприняты целевыми аудиториями их компаний. Сама возможность быть запечатлёнными на фото по такому случаю обеспокоила многих.
Другие же, не задумываясь, отклонили приглашение. Марта Лейн Фокс, соосновательница агентства горящих путёвок #lastminute (lastminute.com), например, объяснила свой отказ от участия в «тайной вечере» следующим образом: «Я понимаю, почему правительству приходится развлекать Трампа, но мне-то это зачем?»
Как водится, PR-специалисты пытаются убедить лидеров компаний всем ассортиментом аргументации — от неприкрытого прагматизма («Если большая часть ваших акционеров — в Штатах, конечно, есть смысл идти») до банального тщеславия («Подумайте, там одновременно будут Премьер -министр Соединённого Королевства и Президент США, почему бы Вам не оказаться с ними за ужином?»).
И, тем не менее, выбор между чуть более популистским отказом от участия в угоду разогретому мнению широкой общественности, выступающей против выхода Великобритании из ЕС, и чуть менее популярным согласием на участие в пользу благоприятных отношений с сегодняшней администрацией Белого дома, — совсем не так прост, как, например, решение главы #Danone заменить поездки в Давос более полезной для общества деятельностью — посещением трущоб в индийской столице.
Очередным поводом для взвешивания «за» и «против» собственных политических пристрастий стало приглашение руководителей 150 британских и американских компаний на ужин с Президентом США в окрестностях Лондона в первый день его визита в Великобританию — в этот четверг. И не столько из-за противоречивой личности гостя (хотя встречать его в британской столице планируют десятки тысяч антагонистов), сколько из-за обстоятельств планируемого события.
Так, например, точное место ужина в стиле black tie в целях обеспечения безопасности не предаётся огласке и будет сообщено участникам («в лучших традициях лихих 1980-х») всего за пару часов до начала. Доставка Трампа к месту события (предположительно, в родовое имение Уинстона Черчилля, личностью которого Президент США восхищается) будет осуществляться вертолётом.
Некоторые СЕО (а в списке приглашённых — Боб Дадли, глава #BP, Бен ван Бёрден, исполнительный директор #Shell, Алекс Горски, главное должностное лицо #JohnsonJohnson, Эмма Уолмсли, СЕО #GlaxoSmithKline, Ричард Гнодд, исполнительный директор #GoldmanSachs International, сэр Джим Рэтклифф, основатель #Ineos, Ларри Финк, глава #BlackRock) осторожно обратились к своим PR-консультантам с вопросом, как посещение ужина или отказ от него будут восприняты целевыми аудиториями их компаний. Сама возможность быть запечатлёнными на фото по такому случаю обеспокоила многих.
Другие же, не задумываясь, отклонили приглашение. Марта Лейн Фокс, соосновательница агентства горящих путёвок #lastminute (lastminute.com), например, объяснила свой отказ от участия в «тайной вечере» следующим образом: «Я понимаю, почему правительству приходится развлекать Трампа, но мне-то это зачем?»
Как водится, PR-специалисты пытаются убедить лидеров компаний всем ассортиментом аргументации — от неприкрытого прагматизма («Если большая часть ваших акционеров — в Штатах, конечно, есть смысл идти») до банального тщеславия («Подумайте, там одновременно будут Премьер -министр Соединённого Королевства и Президент США, почему бы Вам не оказаться с ними за ужином?»).
И, тем не менее, выбор между чуть более популистским отказом от участия в угоду разогретому мнению широкой общественности, выступающей против выхода Великобритании из ЕС, и чуть менее популярным согласием на участие в пользу благоприятных отношений с сегодняшней администрацией Белого дома, — совсем не так прост, как, например, решение главы #Danone заменить поездки в Давос более полезной для общества деятельностью — посещением трущоб в индийской столице.
Forwarded from @corpequities
Дэвид Рансимэн, специалист в области политических наук из Университета #Кембридж, признает, что за столетия взаимодействия с корпорациями люди «так и не научились их толком контролировать».
Действительно, хрестоматийный кейс с разливом нефти #BP (2010), погубившим 11 человеческих жизней и экосистему целого Мексиканского залива, но не приведшим за решётку ни одного руководителя корпорации, — лучшая иллюстрация того, как работают организационные методички, помогающие уходить от корпоративной ответственности.
«Корпорации — сама конструкция которых наделяет их умением (и правом) распоряжаться собственной судьбой, — не что иное, как ещё одна форма искусственного интеллекта в действии», — отмечает Рансимэн.
Почему это становится важно сейчас? Потому что именно на таких корпоративных методичках создаются алгоритмы искусственного интеллекта. Производство алгоритмов — тот же бизнес, и действует он с теми же хирургическими хладнокровием и безапелляционностью, что и сто лет назад, когда потребность в создании “методологии выработки оптимальных решений” в военных целях надолго отвлекла западную математическую и статистическую науку от задач более гуманистических, или шестьдесят лет назад, когда появление программного обеспечения для первых ЭВМ в Великобритании, например, было продиктовано нуждой решать задачи сугубо утилитарные — государственного администрирования).
Потенциал #ИИ традиционно связывают со способностью обеспечивать широкомасштабную автоматизированную классификацию всего и вся — скажем, обучать нейросети отличать злокачественные родинки на коже от обычных. Однако в «нелинейных» и куда более сложных условиях повседневной жизни такой «потенциал» #ИИ — беззаботные ярлыки и неадекватные определения жизненных явлений и обстоятельств под личиной ложного авторитета — может наносить непоправимый вред.
(Многоуважаемая Ирина Ивановна Кибина, помнится, делилась недоумением по поводу того, как корпорация #Apple в ходе опроса потребительского мнения потеряла к ней интерес, как только узнала её возраст. Очевидно, довольный собой и совсем не любознательный алгоритм оказался не в состоянии предположить, что «лица старше 50» способны приобретать гаджеты #Apple — и не только для собственного пользования, а для всех членов семьи. О том, какое чувство брезгливости вызывают рекомендации брендов, основанные на весьма бесхитростном и насквозь пронизанном стереотипами анализе персональных данных ЦА, писал #MarketingWeek на кейсе #Netflix пару месяцев назад. В этом смысле интеллект искусственный, положенный в основу взаимодействия с ЦА, ничуть не выше интеллекта того, кого он заменил, — маркетолога средней руки.)
Вольное или невольное закрепление сложившейся в обществе культуры притеснения тех или иных социальных групп или подрыв уважения к человеческому достоинству сегодня можно обнаружить в самых разнообразных системах алгоритмов, созданных по шаблонам, принятым в бизнес-среде. Поголовной этической экспертизы (и прививки) для всех создаваемых нейросетей пока не предусмотрено.
При этом, сетует #TheEconomist, многие современные #ИИ-системы копируют не столько яркое, образное человеческое мышление, сколько мышление бюрократических институтов, их создающих, — а оно, как известно, наделено куда менее богатым воображением.
Действительно, хрестоматийный кейс с разливом нефти #BP (2010), погубившим 11 человеческих жизней и экосистему целого Мексиканского залива, но не приведшим за решётку ни одного руководителя корпорации, — лучшая иллюстрация того, как работают организационные методички, помогающие уходить от корпоративной ответственности.
«Корпорации — сама конструкция которых наделяет их умением (и правом) распоряжаться собственной судьбой, — не что иное, как ещё одна форма искусственного интеллекта в действии», — отмечает Рансимэн.
Почему это становится важно сейчас? Потому что именно на таких корпоративных методичках создаются алгоритмы искусственного интеллекта. Производство алгоритмов — тот же бизнес, и действует он с теми же хирургическими хладнокровием и безапелляционностью, что и сто лет назад, когда потребность в создании “методологии выработки оптимальных решений” в военных целях надолго отвлекла западную математическую и статистическую науку от задач более гуманистических, или шестьдесят лет назад, когда появление программного обеспечения для первых ЭВМ в Великобритании, например, было продиктовано нуждой решать задачи сугубо утилитарные — государственного администрирования).
Потенциал #ИИ традиционно связывают со способностью обеспечивать широкомасштабную автоматизированную классификацию всего и вся — скажем, обучать нейросети отличать злокачественные родинки на коже от обычных. Однако в «нелинейных» и куда более сложных условиях повседневной жизни такой «потенциал» #ИИ — беззаботные ярлыки и неадекватные определения жизненных явлений и обстоятельств под личиной ложного авторитета — может наносить непоправимый вред.
(Многоуважаемая Ирина Ивановна Кибина, помнится, делилась недоумением по поводу того, как корпорация #Apple в ходе опроса потребительского мнения потеряла к ней интерес, как только узнала её возраст. Очевидно, довольный собой и совсем не любознательный алгоритм оказался не в состоянии предположить, что «лица старше 50» способны приобретать гаджеты #Apple — и не только для собственного пользования, а для всех членов семьи. О том, какое чувство брезгливости вызывают рекомендации брендов, основанные на весьма бесхитростном и насквозь пронизанном стереотипами анализе персональных данных ЦА, писал #MarketingWeek на кейсе #Netflix пару месяцев назад. В этом смысле интеллект искусственный, положенный в основу взаимодействия с ЦА, ничуть не выше интеллекта того, кого он заменил, — маркетолога средней руки.)
Вольное или невольное закрепление сложившейся в обществе культуры притеснения тех или иных социальных групп или подрыв уважения к человеческому достоинству сегодня можно обнаружить в самых разнообразных системах алгоритмов, созданных по шаблонам, принятым в бизнес-среде. Поголовной этической экспертизы (и прививки) для всех создаваемых нейросетей пока не предусмотрено.
При этом, сетует #TheEconomist, многие современные #ИИ-системы копируют не столько яркое, образное человеческое мышление, сколько мышление бюрократических институтов, их создающих, — а оно, как известно, наделено куда менее богатым воображением.
The Economist
AI thinks like a corporation—and that’s worrying
Artificial intelligence was born of organisational decision-making and state power; it needs human ethics, says Jonnie Penn of the University of Cambridge
Forwarded from @corpequities
#Guardian (“спасибо, что ты есть”, как пишут ему благодарные читатели — и не где-нибудь, а в Инстаграме) разразился накануне гневом праведным в адрес тяжеловесов “чёрной энергетики” — #BP, #Chevron и #ExxonMobil, которые (а вы сомневались?) тратят ни много, ни мало 200 млн долларов США ежегодно в борьбе с налогами на эту самую, углеродную энергетику.
И вроде ничего удивительного — то бишь, вполне ожидаемо от “большого плохого бизнеса”, да ещё в таком Богом забытом с момента создания (вот уж воистину) секторе, да ещё в корпорациях, две из которых — осколки небезызвестной #StandardOil, нефтяной империи старика Рокфеллера, то есть, по умолчанию, достойнейшие субъекты изысканий Томаса Джозефа Даннинга с его 300% прибыли, ради которых капитал готов рискнуть на всякое преступление.
И тем не менее, самым удручающим из последствий этой олдскульной лоббистской стратегии, которую иначе как стратегией отчаяния и агонии не назовёшь, является дальнейшая деградация доверия к бизнесу и эскалация повсеместных сомнений в здравом уме и твёрдой памяти его топ-менеджмента.
В самом деле: не самоубийственно ли сегодня, после Парижского соглашения 2015 года и всех последовавших бизнес-инициатив, с более чем холодным расчётом показывающих ежегодные убытки от климатических изменений практически для всех отраслей экономики, пытаться убеждать раздражённых регуляторов и сконфуженную общественность в том, что (а) никакого существенного изменения климата не происходит; (б) что если оно и происходит, адаптироваться к нему бессмысленно?
Единственное, чего “коллегам” из углеродного сектора удастся добиться подобными методами, — скорее всего, законодательного требования раскрывать целевое назначение всех корпоративных ассигнований на лоббизм и так называемую защиту деловых интересов.
И вроде ничего удивительного — то бишь, вполне ожидаемо от “большого плохого бизнеса”, да ещё в таком Богом забытом с момента создания (вот уж воистину) секторе, да ещё в корпорациях, две из которых — осколки небезызвестной #StandardOil, нефтяной империи старика Рокфеллера, то есть, по умолчанию, достойнейшие субъекты изысканий Томаса Джозефа Даннинга с его 300% прибыли, ради которых капитал готов рискнуть на всякое преступление.
И тем не менее, самым удручающим из последствий этой олдскульной лоббистской стратегии, которую иначе как стратегией отчаяния и агонии не назовёшь, является дальнейшая деградация доверия к бизнесу и эскалация повсеместных сомнений в здравом уме и твёрдой памяти его топ-менеджмента.
В самом деле: не самоубийственно ли сегодня, после Парижского соглашения 2015 года и всех последовавших бизнес-инициатив, с более чем холодным расчётом показывающих ежегодные убытки от климатических изменений практически для всех отраслей экономики, пытаться убеждать раздражённых регуляторов и сконфуженную общественность в том, что (а) никакого существенного изменения климата не происходит; (б) что если оно и происходит, адаптироваться к нему бессмысленно?
Единственное, чего “коллегам” из углеродного сектора удастся добиться подобными методами, — скорее всего, законодательного требования раскрывать целевое назначение всех корпоративных ассигнований на лоббизм и так называемую защиту деловых интересов.