Важная тема для завтрашнего разговора про коллективную стигму урбаниста, который состоится в Новой Голландии - тема того, зачем читать книжки. И писать их, заодно. Дело в том, что внимательное чтение и попытки обсуждения и даже формулирования различных городских теорий - удел довольно молодого поколения урбанистов.
Для представителей старой школы гуманитарная теория подменена во многом слабо гуманитарной экономической географией и маргинальными, зато самопальными, отечественными философскими четениями. Это в лучшем случае, в более типичном случае на том месте, где могла бы быть гуманитарная теория и поле сомнений действует агрессивная логика повседневности. И, в этом плане, многие попытки рассуждения о городской теории напоминают в меньшей степени научную беседу, но в большей степени обмен соображениями о том, кто кого терпеть не может и какие гады везде засели.
Вообще же, такое занятие как чтение книг, несмотря на популярность книгоиздания, не очень популярно. Как правило, книго это что-то вроде атрибута интерьера, который можно использовать в качестве повода для самостоятельного потока сознания. Для этого можно ограничиться чтением аннотации. Это иногда приводит к тому, что в ряд книг вчитывается то, чего там нет, как это произошло с трудами Джейн Джекобс.
Конечно же, это связано с беднотой контекста. Чтобы нормально читать то, что написано западными сколарами в тот или иной период нужно хорошо понимать что было написано до этого, что после, какова была внутренняя академическая политика того периода. С кем авторы спорили, кого предвосхищали. У нас же так выходит, что книги переводятся и издаются когда придётся. Поэтому круг чтения не читающих на английском урбанистов - удивительный коллаж анахронизмов. И было бы это не плохо, если бы это было плодом сознательной интеллектуальной переработки тех или иных теорий, но нет. Слеплось из того что было. А стало быть, очень затруднительно выстраивать дискуссию, будь то круглый стол, журнал, полемику в прессе - урбанисты говорят на языках, продолжений которых они сами не знают.
Подводя краткий итог - урбанисты читают мало, редко когда на английском. Чем моложе урбанист, тем чаще он читает и тем чаще английский не является для него препятствием. Вот потому молодым и вести дискуссии - есть из чего собирать разговор. С тем, чтобы это был серьезный гуманитарный разговор о политическом, а не вот это вот всё.
#профсоюзурбанистов #историяидей #всякаяурбанистика #есликнигчитатьнебудешь #скорограмотузабудешь
Для представителей старой школы гуманитарная теория подменена во многом слабо гуманитарной экономической географией и маргинальными, зато самопальными, отечественными философскими четениями. Это в лучшем случае, в более типичном случае на том месте, где могла бы быть гуманитарная теория и поле сомнений действует агрессивная логика повседневности. И, в этом плане, многие попытки рассуждения о городской теории напоминают в меньшей степени научную беседу, но в большей степени обмен соображениями о том, кто кого терпеть не может и какие гады везде засели.
Вообще же, такое занятие как чтение книг, несмотря на популярность книгоиздания, не очень популярно. Как правило, книго это что-то вроде атрибута интерьера, который можно использовать в качестве повода для самостоятельного потока сознания. Для этого можно ограничиться чтением аннотации. Это иногда приводит к тому, что в ряд книг вчитывается то, чего там нет, как это произошло с трудами Джейн Джекобс.
Конечно же, это связано с беднотой контекста. Чтобы нормально читать то, что написано западными сколарами в тот или иной период нужно хорошо понимать что было написано до этого, что после, какова была внутренняя академическая политика того периода. С кем авторы спорили, кого предвосхищали. У нас же так выходит, что книги переводятся и издаются когда придётся. Поэтому круг чтения не читающих на английском урбанистов - удивительный коллаж анахронизмов. И было бы это не плохо, если бы это было плодом сознательной интеллектуальной переработки тех или иных теорий, но нет. Слеплось из того что было. А стало быть, очень затруднительно выстраивать дискуссию, будь то круглый стол, журнал, полемику в прессе - урбанисты говорят на языках, продолжений которых они сами не знают.
Подводя краткий итог - урбанисты читают мало, редко когда на английском. Чем моложе урбанист, тем чаще он читает и тем чаще английский не является для него препятствием. Вот потому молодым и вести дискуссии - есть из чего собирать разговор. С тем, чтобы это был серьезный гуманитарный разговор о политическом, а не вот это вот всё.
#профсоюзурбанистов #историяидей #всякаяурбанистика #есликнигчитатьнебудешь #скорограмотузабудешь
За что мы любим этого бородача в шикарной кепочке? Конечно, скажете вы - за теорию эволюции. А также скажете,что мы его не любим, потому как его последователи придумали социал-дарвинизм, который привёл нас к Гитлеру и прочим нехорошим вещам.
Но на самом деле всё не так. Отнюдь не Дарвин изобрёл теорию эволюции. Задолго до него, в том числе его дедушка, рассказывали миру, что биологические виды эволюционируют. Вот такие они, эти виды. Но беда предыдущих рассказчиков об эволюции была в том, что они были еще и радикальными безбожниками. И антиклерикалами, гады такие.
Они были уверены, что теория эволюции - это важнейший аргумент в отрицании божественного промысла. Если виды эволюционируют, стало быть бога нет. Лесного царя приснопамятный вздох - бога нет.
Поэтому тогдашняя Академия, строившаяся вокруг теологии их не принимала. Наука наукой, но Бог должен быть. Он не может не быть.
И великое искусство Дарвина как ритора заключалось в том, что он преподнёс теорию эволюции теологам так, что они в неё поверили. Они поняли, что да, виды эволюционируют, но никакого противоречия с Писанием тут нет.
Экстремисты часто говорят, что Дарвин на смертном одре отрёкся от своей теории. Но экстремисты тут не правы. Они считают, что Дарвин - это его радикальные последователи. Но нет, Дарвин это великий теолог и научный коммуникатор, который смог поженить биологию и телогию с уважением к каждой из дисциплин.
#теорияэволюции #историяидей #дарвинизм #forscience
Но на самом деле всё не так. Отнюдь не Дарвин изобрёл теорию эволюции. Задолго до него, в том числе его дедушка, рассказывали миру, что биологические виды эволюционируют. Вот такие они, эти виды. Но беда предыдущих рассказчиков об эволюции была в том, что они были еще и радикальными безбожниками. И антиклерикалами, гады такие.
Они были уверены, что теория эволюции - это важнейший аргумент в отрицании божественного промысла. Если виды эволюционируют, стало быть бога нет. Лесного царя приснопамятный вздох - бога нет.
Поэтому тогдашняя Академия, строившаяся вокруг теологии их не принимала. Наука наукой, но Бог должен быть. Он не может не быть.
И великое искусство Дарвина как ритора заключалось в том, что он преподнёс теорию эволюции теологам так, что они в неё поверили. Они поняли, что да, виды эволюционируют, но никакого противоречия с Писанием тут нет.
Экстремисты часто говорят, что Дарвин на смертном одре отрёкся от своей теории. Но экстремисты тут не правы. Они считают, что Дарвин - это его радикальные последователи. Но нет, Дарвин это великий теолог и научный коммуникатор, который смог поженить биологию и телогию с уважением к каждой из дисциплин.
#теорияэволюции #историяидей #дарвинизм #forscience
Оказывается Владимир Геннадьевич Николаев с этого года перевод книгу сэра Патрика Геддеса "Городов в эволюции". И избранные главы можно уже прочитать на Киберленинке!
#урбанизмнапочиать #эволюциягородов #историяидей
https://cyberleninka.ru/article/n/goroda-v-evolyutsii-izbrannye-glavy
#урбанизмнапочиать #эволюциягородов #историяидей
https://cyberleninka.ru/article/n/goroda-v-evolyutsii-izbrannye-glavy
КиберЛенинка
ГОРОДА В ЭВОЛЮЦИИ (ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ)
Здесь трактуется эволюция городов, но не как выявление истоков, а как изучение нынешней социальной эволюции, исследование развертывающихся тенденций. Трудности подхода к градоведческим исследованиям и к улучшению городов. Примеры возбуждения интереса: антиквар…
Смотрите-ка! Выложили первый русский перевод Эбенейзера Говарда, простите, Эбенизера Гоуарда, аж 1911 года!
#урбанизмнапочитать #историяидей
https://tehne.com/library/ebenizer-gouard-goroda-budushchego-s-peterburg-1911?fbclid=IwAR3_v_L9iXyXlRJ1_stbvZDHDh5wTihQAVnu6cr0HtOG2dpAQUjXwB-upuA
#урбанизмнапочитать #историяидей
https://tehne.com/library/ebenizer-gouard-goroda-budushchego-s-peterburg-1911?fbclid=IwAR3_v_L9iXyXlRJ1_stbvZDHDh5wTihQAVnu6cr0HtOG2dpAQUjXwB-upuA
Tehne
Эбенизер Гоуард. Города будущего. — С.-Петербург, 1911
«Я твердо надеюсь, что Россия с ее огромными пространствами мало заселенной земли будет долго служить ареной для серии действительно блестящих экспериментов в области планомерного городостроительства. Успех нашей задачи в России облегчается тем, что здесь…
Уже неделю все обсуждают Щедровицкого и методологов, включусь и я в эту дискуссию. Разумеется, никакой войны ни Щедровицкий ни его философия не придумывали. Это было бы как минимум странно. Впрочем, у методологов есть свои небезынтересные заслуги, которые стоит упомянуть.
Что такое вообще эта методология, которую чуть ли не сектой клеймят? Это довольно небезынтересное философское учение, сформировавшееся в глубокой изоляции во времена СССР. Развивает марксистский материализм с элементами социокибернетики и братьев Стругацких. В виду того, что произростало в изоляции это учение плохо стыкуется с современной социальной наукой и социокультурным проектированием. Хотя казалось бы, та же самая социокибернетика вполне себе уважаемая социологическая дисциплина, которую активно развивает международная наука. Но нет, мы построили свой собственный Луна-парк с блекджеком и шлюхами.
У наследия Щедровицкого есть одна безусловная польза для нашей урбанистики - благодаря участникам методологического кружка и их последователям в урбанистике прочно поселились игротехники. Это очень полезный инструмент проектирования будущего, будь то будущее целого города или отдельно взятого общественного пространства. Я и многие мои коллеги с энтузиазмом практикуем различные игры в социокультурном проектировании. И, скорее всего, не будь Щедровицкого - мы бы не практиковали.
Впрочем, есть и от наследия Щедровицкого безусловный вред для нашей урбанистики. Это довольно большое количество его последователей, которые обретаются на ниве нашего ремесла и которые вынесли из методологии то, что Щедровицкий-то особо не закладывал. А именно три вещи - запредельный антигуманизм, полное неуважение и недоверие к специалистам из любых дисциплин и уверенность в том, что любой конфликт решается через его эскалацию. В целом понимаемо откуда это взялось и пусть бы оно себе существовало как философская или коучинговая практика, но когда это выплескивается в поле городских процессов - выносите святых. И беда в том, что методологи с такими взглядами зачастую являются востребованными консультантами. Их язык кажется убедительным, их позиция циничной, а цинизм этот легко принимается заказчиками за реализм.
Но в общем и целом я бы скорее ценил наследие Щедровицкого, благо оно скорее полезно для нашей урбанистики, нежели вредно. А уж если говорить о нём как о феномене истории идей, то так это вообще удивительный кейс, который нужно хранить вечно и периодически сдувать с него пыль. И если отдельные последователи идей Щедровицкого творят дичь, то это не повод винить идеи. Дичь можно творить вдохновляясь любой идеей, как мы знаем благодаря художественному фильму "Бакенбарды", где почитатели творчества Александра Сергеевича Пушкина образовали военнизированную преступную группировку.
#историяидей #всякаяурбанистика #методология
Что такое вообще эта методология, которую чуть ли не сектой клеймят? Это довольно небезынтересное философское учение, сформировавшееся в глубокой изоляции во времена СССР. Развивает марксистский материализм с элементами социокибернетики и братьев Стругацких. В виду того, что произростало в изоляции это учение плохо стыкуется с современной социальной наукой и социокультурным проектированием. Хотя казалось бы, та же самая социокибернетика вполне себе уважаемая социологическая дисциплина, которую активно развивает международная наука. Но нет, мы построили свой собственный Луна-парк с блекджеком и шлюхами.
У наследия Щедровицкого есть одна безусловная польза для нашей урбанистики - благодаря участникам методологического кружка и их последователям в урбанистике прочно поселились игротехники. Это очень полезный инструмент проектирования будущего, будь то будущее целого города или отдельно взятого общественного пространства. Я и многие мои коллеги с энтузиазмом практикуем различные игры в социокультурном проектировании. И, скорее всего, не будь Щедровицкого - мы бы не практиковали.
Впрочем, есть и от наследия Щедровицкого безусловный вред для нашей урбанистики. Это довольно большое количество его последователей, которые обретаются на ниве нашего ремесла и которые вынесли из методологии то, что Щедровицкий-то особо не закладывал. А именно три вещи - запредельный антигуманизм, полное неуважение и недоверие к специалистам из любых дисциплин и уверенность в том, что любой конфликт решается через его эскалацию. В целом понимаемо откуда это взялось и пусть бы оно себе существовало как философская или коучинговая практика, но когда это выплескивается в поле городских процессов - выносите святых. И беда в том, что методологи с такими взглядами зачастую являются востребованными консультантами. Их язык кажется убедительным, их позиция циничной, а цинизм этот легко принимается заказчиками за реализм.
Но в общем и целом я бы скорее ценил наследие Щедровицкого, благо оно скорее полезно для нашей урбанистики, нежели вредно. А уж если говорить о нём как о феномене истории идей, то так это вообще удивительный кейс, который нужно хранить вечно и периодически сдувать с него пыль. И если отдельные последователи идей Щедровицкого творят дичь, то это не повод винить идеи. Дичь можно творить вдохновляясь любой идеей, как мы знаем благодаря художественному фильму "Бакенбарды", где почитатели творчества Александра Сергеевича Пушкина образовали военнизированную преступную группировку.
#историяидей #всякаяурбанистика #методология
Сегодня день рождения человека, придумавшего эту нашу урбанистику в России. Вячеславу Леонидовичу Глазычеву исполнилось бы 83 года. Глазычев уникальная фигура в истории нашего ремесла. Человек поистине возрожденческого размаха. На его счету и переводы, в том числе краеугольных для урбанистики текстов типа "Образа города" Кевина Линча, и самостоятельные тексты, структурировавшие профессию, такие как "Урбанистика" и "Глубинная Россия", и научно-популярные работы вроде "Города без границ" и цикла лекций "История инженерии". Этого всего уже было бы достаточно, чтобы Вячеслав Леонидович занял почетное место в пантеоне отечественной урбанистики. Но нет, он кроме научной работы активно занимался проектной деятельностью. Александр Высоковский говорил, что Глазычев был невероятно успешен в проектировании - как минимум 1 из 20 его проектов доходил до успешной реализации. Что по его мнению - показатель высочайшей эффективности.
Среди фигур, которые чаще всего упоминались в моем исследовании урбанистов моего поколения фамилия Глазычева самая часто встречающаяся. Кому-то повезло и они имели удовольствие общаться лично и учиться у маэстро напрямую, кто-то как я в жизни не пересекался, но внимательнейшим образом изучал наследие. Кто-то знает про его наследие из вторых рук, но всё равно считает, что испытывает влияние Глазычева и строит свою профессиональную идентичность в свете этого влияния.
Что лично я вынес из наследия Глазычева? Во-первых для меня стала архиважной его лекция "Четыре интеллектуальные позиции". Настолько, что я даже сделал себе на предплечье татуировку с гипертетраэдром Глазычева. Четыре способа отношения к проектной идее помогают как лучше понять собственную позицию, так и достигнуть взаимопонимания с позициями других акторов проекта. Во-вторых я взял на вооружение позицию, что для того, чтобы разобраться с тем, что происходит в городе надо взять пятнадцать интервью с разными акторами. Работает практически безошибочно, главное правильно определить этих 15 акторов. Ну и в-третьих из наследия Глазычева я вынес то, что аметодологичность это в сущности неплохо. В городских исследованиях хороши любые данные и зацикливаться на научной стройности метода исследования не стоит. Да, её стоит держать в голове, но в реальной полевой работе всё получается далеко не так, как проектировалось в кабинете. И из-за этого не стоит переживать.
Делитесь в комментариях как повлиял Вячеслав Леонидович Глазычев лично на вас!
#всякаяурбанистика #социологиягорода #историяидей
Среди фигур, которые чаще всего упоминались в моем исследовании урбанистов моего поколения фамилия Глазычева самая часто встречающаяся. Кому-то повезло и они имели удовольствие общаться лично и учиться у маэстро напрямую, кто-то как я в жизни не пересекался, но внимательнейшим образом изучал наследие. Кто-то знает про его наследие из вторых рук, но всё равно считает, что испытывает влияние Глазычева и строит свою профессиональную идентичность в свете этого влияния.
Что лично я вынес из наследия Глазычева? Во-первых для меня стала архиважной его лекция "Четыре интеллектуальные позиции". Настолько, что я даже сделал себе на предплечье татуировку с гипертетраэдром Глазычева. Четыре способа отношения к проектной идее помогают как лучше понять собственную позицию, так и достигнуть взаимопонимания с позициями других акторов проекта. Во-вторых я взял на вооружение позицию, что для того, чтобы разобраться с тем, что происходит в городе надо взять пятнадцать интервью с разными акторами. Работает практически безошибочно, главное правильно определить этих 15 акторов. Ну и в-третьих из наследия Глазычева я вынес то, что аметодологичность это в сущности неплохо. В городских исследованиях хороши любые данные и зацикливаться на научной стройности метода исследования не стоит. Да, её стоит держать в голове, но в реальной полевой работе всё получается далеко не так, как проектировалось в кабинете. И из-за этого не стоит переживать.
Делитесь в комментариях как повлиял Вячеслав Леонидович Глазычев лично на вас!
#всякаяурбанистика #социологиягорода #историяидей
Одним из направлений отечественной социологии, которому наши дорогие обществоведы уделяли катастрофически мало внимания является энвайронментальная социология, она же экосоциология. Как следует из названия это направление мысли, разрабатывающее тему взаимодействия человека и природы.
При этом зародилась отечественная экосоциология не сильно позже, чем во всём мире, можно даже сказать почти одновременно. Связана она с личностью профессора Олега Яницкого. Началось всё с его работ по критике буржуазной социологии города. Это был единственный в СССР легитимный способ быть в курсе современных научных работ. Через эту критику Яницкий пришел к экосоциологии.
При этом экосоциология может трактоваться достаточно широко. Так, например, в фокусе эмпирического внимания Яницкого в первую очередь оказались нарождающиеся советские экологические движения. Специальное в этих движениях то, что это были по сути дела первые негосударственные общественные движения в Советском союзе, существование которых не рассматривалось руководством СССР как угроза общественному порядку.
В каком-то смысле экологические движения дополняли и развивали господствующую экологическую идеологию СССР, становились авангардом советской зелёной повестки и стремились исправлять перегибы на местах. Что по первости не сильно пугало советское начальство.
Проблемы начались в Перестройку, когда экологические движения стали мощной политической силой, уверенно оперирующей инструментами зарождавшегося публичного демократического процесса. В одном труднодоступном сборнике Яницкий описывает как подняв на флаг благоприятную окружающую среду горожане смогли заставить московские власти принять решение о строительстве дорогостоящего Лефортовского тоннеля. Настолько это всё стало серьёзно.
Теоретические интересы Яницкого лежали в плоскости исследования глобальных социобиотехнологических, критике биологицистской гегемонии и симпатизирующих реминисценций к теории ноосферы Вернадского. Это чисто российский теоретический структуралистский букет, который разительно отличается от того, как эволюционировала зарубежная теория - в сторону левой критики и плоских онтологий.
Одна во всём этом проблема - для российского социологического ландшафта эта сфера интересов Яницкого оказалась маргинальной. И по сути дела исчерпывалась изысканиями Яницкого. В Большой советской энциклопедии есть статья об энвайронментальной социологии, но в реальности это направление развивалось в нашей стране очень ограниченно. И сейчас, со смертью Яницкого, не очень понятно продолжает ли своё развитие. Во всяком случае ярких фигур продолжающих традицию на горизонте не видно. Хотя как минимум теоретический задел весьма интересен, а уж полевого материала можно набрать на целую диссертацию всего за день внимательного чтения новостей. Но нет.
#экологиягорода #историяидей #социологиягорода
При этом зародилась отечественная экосоциология не сильно позже, чем во всём мире, можно даже сказать почти одновременно. Связана она с личностью профессора Олега Яницкого. Началось всё с его работ по критике буржуазной социологии города. Это был единственный в СССР легитимный способ быть в курсе современных научных работ. Через эту критику Яницкий пришел к экосоциологии.
При этом экосоциология может трактоваться достаточно широко. Так, например, в фокусе эмпирического внимания Яницкого в первую очередь оказались нарождающиеся советские экологические движения. Специальное в этих движениях то, что это были по сути дела первые негосударственные общественные движения в Советском союзе, существование которых не рассматривалось руководством СССР как угроза общественному порядку.
В каком-то смысле экологические движения дополняли и развивали господствующую экологическую идеологию СССР, становились авангардом советской зелёной повестки и стремились исправлять перегибы на местах. Что по первости не сильно пугало советское начальство.
Проблемы начались в Перестройку, когда экологические движения стали мощной политической силой, уверенно оперирующей инструментами зарождавшегося публичного демократического процесса. В одном труднодоступном сборнике Яницкий описывает как подняв на флаг благоприятную окружающую среду горожане смогли заставить московские власти принять решение о строительстве дорогостоящего Лефортовского тоннеля. Настолько это всё стало серьёзно.
Теоретические интересы Яницкого лежали в плоскости исследования глобальных социобиотехнологических, критике биологицистской гегемонии и симпатизирующих реминисценций к теории ноосферы Вернадского. Это чисто российский теоретический структуралистский букет, который разительно отличается от того, как эволюционировала зарубежная теория - в сторону левой критики и плоских онтологий.
Одна во всём этом проблема - для российского социологического ландшафта эта сфера интересов Яницкого оказалась маргинальной. И по сути дела исчерпывалась изысканиями Яницкого. В Большой советской энциклопедии есть статья об энвайронментальной социологии, но в реальности это направление развивалось в нашей стране очень ограниченно. И сейчас, со смертью Яницкого, не очень понятно продолжает ли своё развитие. Во всяком случае ярких фигур продолжающих традицию на горизонте не видно. Хотя как минимум теоретический задел весьма интересен, а уж полевого материала можно набрать на целую диссертацию всего за день внимательного чтения новостей. Но нет.
#экологиягорода #историяидей #социологиягорода
Хотя впервые термин “экофеминизм” был употреблен только в 1974 году, уже в конце XIX-начале XX веков женщины участвовали в экологических движениях и привлекали внимание к проблеме деградации городской среды, которая была вызвана шумовым загрязнением, загрязнением воздуха, неудовлетворительными санитарными условиями и другими опасностями для здоровья человека. Вот несколько важных имен, о которых вы вряд ли слышали:
Эллен Своллоу Ричардс – первая американка, получившая научную степень по химии, может вполне считаться одной из основательниц экологического феминизма. Ее исследования помогли выявить причины загрязнения водоёмов и ошибки в очистке сточных вод. В результате в штате Массачусетс были введены первые в Америке стандарты качества воды, а город Лоуэлл получил первые современные установки для очистки сточных вод. С 1887 по 1897 год Ричардс была официальным аналитиком штата по вопросам водных ресурсов.
Джейн Аддамс – основательница благотворительного общественного центра Халл-хаус в Чикаго, ставшего центром исследований и обучения, а также местом для комфортного проживания. На территории центра было организовано все необходимое для нуждающихся женщин и их семей от бани и детских ясель до музыкальной школы и театра. Аддамс также возглавила «мусорные войны» – в 1894 году она стала первой женщиной, назначенной санитарным инспектором одного из округов Чикаго. При содействии женского клуба Халл-хауса в течение года она направила более 1000 жалоб в городской совет о нарушениях, а организация регулярного вывоза мусора снизила смертность и заболеваемость.
Элис Хэмилтон – докторка медицины, работавшая волонтеркой в Халл-хаусе. Из работы в общественном центре вырос ее интерес к профессиональным заболеваниям – взаимодействуя с бедными рабочими, она видела, какие пагубные последствия на их здоровье оказывают условия труда. Элис изучала использовавшиеся в промышленности токсичные вещества, и результаты её исследований произвели форменную революцию в гигиене труда. Они стали основой для изменения системы здравоохранения, требований законодательства и практики его применения в части защиты здоровья рабочих. Только за время Первой мировой войны она обследовала 41 завод, выявила 2400 случаев профессиональных отравлений, 53 из них со смертельным исходом.
Беатрис Уэбб – британская социологиня, которая вместе со своим кузеном Чарльзом Бутом исследовала положение рабочего класса. Уэбб активно выступала против несправедливости, от которой страдали женщины, и в 1908 году стала одной из основательниц Фабианской женской группы, созданной «для изучения экономического положения женщин и отстаивания их требований о равенстве с мужчинами в личной экономической независимости, которую должен обеспечить социализм». Женская группа требовала признания личных и экономических выгод, которые многие другие женщины получат от возможности заниматься наемным трудом. В целях “улучшения общества” она также стала одной из основательниц Лондонской школы экономики и политических наук – одного из самых престижных университетов мира.
И еще одна профсоюзная деятельница Роза Шнейдерман приложила немало усилий в борьбе за безопасные условия труда после пожара на фабрике “Трайангл” в 1911 году, где погибли 146 рабочих, большинство из которых – молодые еврейские женщины-иммигрантки. Она баллотировалась в Сенат США и в своей электоральной программе призывала к строительству некоммерческого жилья для рабочих, развитию школ, национализации энергетических компаний и всеобщему государственному страхованию здоровья и от безработицы. Будучи еврейкой она также принимала активное участие в спасении еврейских беженок и беженцев из Европы в 1930-40-х и расселении их в Америке.
#викадеркач #womenpower #историяидей
Эллен Своллоу Ричардс – первая американка, получившая научную степень по химии, может вполне считаться одной из основательниц экологического феминизма. Ее исследования помогли выявить причины загрязнения водоёмов и ошибки в очистке сточных вод. В результате в штате Массачусетс были введены первые в Америке стандарты качества воды, а город Лоуэлл получил первые современные установки для очистки сточных вод. С 1887 по 1897 год Ричардс была официальным аналитиком штата по вопросам водных ресурсов.
Джейн Аддамс – основательница благотворительного общественного центра Халл-хаус в Чикаго, ставшего центром исследований и обучения, а также местом для комфортного проживания. На территории центра было организовано все необходимое для нуждающихся женщин и их семей от бани и детских ясель до музыкальной школы и театра. Аддамс также возглавила «мусорные войны» – в 1894 году она стала первой женщиной, назначенной санитарным инспектором одного из округов Чикаго. При содействии женского клуба Халл-хауса в течение года она направила более 1000 жалоб в городской совет о нарушениях, а организация регулярного вывоза мусора снизила смертность и заболеваемость.
Элис Хэмилтон – докторка медицины, работавшая волонтеркой в Халл-хаусе. Из работы в общественном центре вырос ее интерес к профессиональным заболеваниям – взаимодействуя с бедными рабочими, она видела, какие пагубные последствия на их здоровье оказывают условия труда. Элис изучала использовавшиеся в промышленности токсичные вещества, и результаты её исследований произвели форменную революцию в гигиене труда. Они стали основой для изменения системы здравоохранения, требований законодательства и практики его применения в части защиты здоровья рабочих. Только за время Первой мировой войны она обследовала 41 завод, выявила 2400 случаев профессиональных отравлений, 53 из них со смертельным исходом.
Беатрис Уэбб – британская социологиня, которая вместе со своим кузеном Чарльзом Бутом исследовала положение рабочего класса. Уэбб активно выступала против несправедливости, от которой страдали женщины, и в 1908 году стала одной из основательниц Фабианской женской группы, созданной «для изучения экономического положения женщин и отстаивания их требований о равенстве с мужчинами в личной экономической независимости, которую должен обеспечить социализм». Женская группа требовала признания личных и экономических выгод, которые многие другие женщины получат от возможности заниматься наемным трудом. В целях “улучшения общества” она также стала одной из основательниц Лондонской школы экономики и политических наук – одного из самых престижных университетов мира.
И еще одна профсоюзная деятельница Роза Шнейдерман приложила немало усилий в борьбе за безопасные условия труда после пожара на фабрике “Трайангл” в 1911 году, где погибли 146 рабочих, большинство из которых – молодые еврейские женщины-иммигрантки. Она баллотировалась в Сенат США и в своей электоральной программе призывала к строительству некоммерческого жилья для рабочих, развитию школ, национализации энергетических компаний и всеобщему государственному страхованию здоровья и от безработицы. Будучи еврейкой она также принимала активное участие в спасении еврейских беженок и беженцев из Европы в 1930-40-х и расселении их в Америке.
#викадеркач #womenpower #историяидей
В этом году уже в третий раз я вёл курс "Урбанистика и социология города: история идей". Студенты со всей России принимали участие в курсе. Мы встречались каждую неделю и обсуждали городскую теорию - от социологии Чикагской школы до социологии природных фактов Колина Джеролмака, от Анри Лефевра до культурного плана Гранд Рапидс. В общем, оттягивались как могли.
Завершает курс отчётная конференция, которая начнётся завтра в день когда горят костры рябин в 11:00 по Москве. На конференции студенты курса будут рассказывать про туристический код Красноярска, звуковые ландшафты, применение технологии зелёных каркасов, портреты цифровых помощников, идеальный контакт проектировщиков разного уровня и конечно же про забейки.
Если вы хотите принять участие в конференции в качестве слушателя - регистрируйтесь по ссылке. Я вам пришлю ссылку на зум где-то за час до начала мероприятия.
#образование #всякаяурбанистика #историяидей
Завершает курс отчётная конференция, которая начнётся завтра в день когда горят костры рябин в 11:00 по Москве. На конференции студенты курса будут рассказывать про туристический код Красноярска, звуковые ландшафты, применение технологии зелёных каркасов, портреты цифровых помощников, идеальный контакт проектировщиков разного уровня и конечно же про забейки.
Если вы хотите принять участие в конференции в качестве слушателя - регистрируйтесь по ссылке. Я вам пришлю ссылку на зум где-то за час до начала мероприятия.
#образование #всякаяурбанистика #историяидей
Google Docs
Отчётная конференция курса "Урбанистика и социология города: история идей"
Вы можете оставить здесь свой имейл, с тем чтобы на него пришла ссылка на зум отчётной конференции. Отчётная конференция состоится 3 сентября в день когда горят костры рябин в 11:00 по Москве.
С этой субботы начинаю свой курс "Введение в урбанистику" в МГПУ. По этому случаю копаюсь в определениях города, потому как это собственно краеугольное понятие для курса и к нему нужно будет постоянно возвращаться.
Понятное дело, что если идти этимологическим путем, то русское слово "город" означает что-то огороженное. То есть поселение с крепостными стенами для защиты жителей от всяческих напастей. Но этимология это ложный путь, потому как мало ли от чего что произошло и мало ли сколько слов для названия поселений у кого есть. Вон у англичан есть town и city, а для нас всё одно - город.
Но допустим, мы находимся внутри научного языка и представляем себе что город - это некий универсальный концепт, который значит одно и то же вне зависимости от географии. Нечто, что обладает характеристикой the urban. И вот когда этот самый urban начинается - большой вопрос.
Например, можно взять дискуссию вокруг Чатал-Хююка. Это довольно крупное неолитическое поселение основанное в середине 7 тысячелетия до нашей эры. Раскопки показывают, что там было сконцентрировано много похожих глинобитных домиков вокруг узеньких улочек, было какое-то отличающееся от всех помещение, которое могло быть храмом (а могло и не быть). Народу там жило до 10 000 человек, что поболее некоторых российских городов. И встаёт вопрос - это уже the urban или еще не the urban?
Сторонники идеи того, что Чатал-Хююк это древнейший город утверждают, что конечно же это город Сами посудите, дома не временные, есть скорее всего ритуальный комплекс, народу сконцентрировано уйма. Даже стрит-арт какой-то наблюдается. Чем не город? Самый что ни на есть the urban!
Но тут возникает противоположное рассуждение, связанное не с внешними признаками города, а с духом того, что такое the urban. Сторонники того, что Чатал-Хююк это не город говорят что вообще-то самое главное в городе это разделение труда. Город это в первую очередь ремесленники. А ремесленных мастерских в Чатал-Хююке нет. Все как в старые добрые первобытные времена самостоятельно изготавливали все орудия труда. А анализ сажи на ребрах жителей показал, что даже гендерного разделения труда особо не было. Никакого the urban.
Мне ближе вторая точка зрения, потому как она заземлена не в ощущениях и впечатлениях, но предлагает четкий маркер того, что такое город. Другой вопрос, что этот маркер в современном мире расширяет город до практически глобального масштаба. При таком трактовании любое, даже самое захудалое село Костромской области будет носить свойства the urban. Ну да почему бы и нет, в глобализированном мире мы все в каком-то смысле живём в одном большом городе.
#историяидей #городвтеории #образование
Понятное дело, что если идти этимологическим путем, то русское слово "город" означает что-то огороженное. То есть поселение с крепостными стенами для защиты жителей от всяческих напастей. Но этимология это ложный путь, потому как мало ли от чего что произошло и мало ли сколько слов для названия поселений у кого есть. Вон у англичан есть town и city, а для нас всё одно - город.
Но допустим, мы находимся внутри научного языка и представляем себе что город - это некий универсальный концепт, который значит одно и то же вне зависимости от географии. Нечто, что обладает характеристикой the urban. И вот когда этот самый urban начинается - большой вопрос.
Например, можно взять дискуссию вокруг Чатал-Хююка. Это довольно крупное неолитическое поселение основанное в середине 7 тысячелетия до нашей эры. Раскопки показывают, что там было сконцентрировано много похожих глинобитных домиков вокруг узеньких улочек, было какое-то отличающееся от всех помещение, которое могло быть храмом (а могло и не быть). Народу там жило до 10 000 человек, что поболее некоторых российских городов. И встаёт вопрос - это уже the urban или еще не the urban?
Сторонники идеи того, что Чатал-Хююк это древнейший город утверждают, что конечно же это город Сами посудите, дома не временные, есть скорее всего ритуальный комплекс, народу сконцентрировано уйма. Даже стрит-арт какой-то наблюдается. Чем не город? Самый что ни на есть the urban!
Но тут возникает противоположное рассуждение, связанное не с внешними признаками города, а с духом того, что такое the urban. Сторонники того, что Чатал-Хююк это не город говорят что вообще-то самое главное в городе это разделение труда. Город это в первую очередь ремесленники. А ремесленных мастерских в Чатал-Хююке нет. Все как в старые добрые первобытные времена самостоятельно изготавливали все орудия труда. А анализ сажи на ребрах жителей показал, что даже гендерного разделения труда особо не было. Никакого the urban.
Мне ближе вторая точка зрения, потому как она заземлена не в ощущениях и впечатлениях, но предлагает четкий маркер того, что такое город. Другой вопрос, что этот маркер в современном мире расширяет город до практически глобального масштаба. При таком трактовании любое, даже самое захудалое село Костромской области будет носить свойства the urban. Ну да почему бы и нет, в глобализированном мире мы все в каком-то смысле живём в одном большом городе.
#историяидей #городвтеории #образование
А вот на картинке фрагменты Forma Urbis Romae. Или Мраморного плана Рима. Он был создан в годы правления императора Септимия Севера и украшал стену Храма Мира, который по совместительству являлся кадастровой палатой Рима. Потом Храм Мира снесли и стена была использована для строительства базилики Косьмы и Дамиана, а мраморные плиты, на которых был вытесан план частично были разбиты, а частично вообще перемолоты для изготовления извести. Одно слово - варварство.
А ведь план был весьма примечательным - размером 18 на 13 метров он в масштабе 1:240 изображал Рим в довольно, впрочем, противоречивых границах. Есть даже версия, что это было что вроде карты Росреестра в монументальном формате, но это вряд ли - границы плана были заданы размером мраморных плит, а не географическими или административными границами.
Очень интересно, как был план устроен. Любая карта кроме спутниковой отображает то важное, сорасположение чего мы хотим знать. И Мраморный план Рима не исключение. Это действительно карта Urbis, т.е. камней из которых состоит город по Исидору Севильскому. Проще говоря - зданий.
Удивительно, но несмотря на то, что на плане детально откартографированы в своих границах жилые здания (инсулы), храмы, термы (страшно представить сколько усилий и расчётов для этого требовалось в те времена), на этом плане нет никаких других объектов, кроме зданий. Нет даже реки Тибр, хотя казалось бы - заметный природный объект. Но нет, сказано Urbis - значит Urbis.
Зато особо значимые объекты типа Театрума Помпея или Колизея были даже подписаны, чтобы не ошибиться. Т.е. в каком-то смысле это отображение пространственной иерархии Рима. С помощью Мраморного плана Септимий Север показывал что по настоящему важно в городе, а что нет. Карты часто становятся политическими инструментами и эта карта - не исключение.
Отдельно показательно, что далеко не у всех улиц в Риме были названия. Ну или хотя бы достаточно значимые названия, чтобы их стоило упоминать на этой карте Via Sacra там разумеется была упомянута, но у десятков других улиц и улочек никаких названий не было указано. Что в том числе позволяет нам спекулировать на тему того, что этих названий и не было и в городе ориентировались по статуям и микросвятилищам посвященным различным genius loci - духам мест типа нифм и прочих волшебных созданий.
#историяидей #географиягорода #всякаяурбанистика
А ведь план был весьма примечательным - размером 18 на 13 метров он в масштабе 1:240 изображал Рим в довольно, впрочем, противоречивых границах. Есть даже версия, что это было что вроде карты Росреестра в монументальном формате, но это вряд ли - границы плана были заданы размером мраморных плит, а не географическими или административными границами.
Очень интересно, как был план устроен. Любая карта кроме спутниковой отображает то важное, сорасположение чего мы хотим знать. И Мраморный план Рима не исключение. Это действительно карта Urbis, т.е. камней из которых состоит город по Исидору Севильскому. Проще говоря - зданий.
Удивительно, но несмотря на то, что на плане детально откартографированы в своих границах жилые здания (инсулы), храмы, термы (страшно представить сколько усилий и расчётов для этого требовалось в те времена), на этом плане нет никаких других объектов, кроме зданий. Нет даже реки Тибр, хотя казалось бы - заметный природный объект. Но нет, сказано Urbis - значит Urbis.
Зато особо значимые объекты типа Театрума Помпея или Колизея были даже подписаны, чтобы не ошибиться. Т.е. в каком-то смысле это отображение пространственной иерархии Рима. С помощью Мраморного плана Септимий Север показывал что по настоящему важно в городе, а что нет. Карты часто становятся политическими инструментами и эта карта - не исключение.
Отдельно показательно, что далеко не у всех улиц в Риме были названия. Ну или хотя бы достаточно значимые названия, чтобы их стоило упоминать на этой карте Via Sacra там разумеется была упомянута, но у десятков других улиц и улочек никаких названий не было указано. Что в том числе позволяет нам спекулировать на тему того, что этих названий и не было и в городе ориентировались по статуям и микросвятилищам посвященным различным genius loci - духам мест типа нифм и прочих волшебных созданий.
#историяидей #географиягорода #всякаяурбанистика
В курсе лекций по истории инженерии Вячеслав Глазычев озвучивает очень важный тезис. Суть его в том, что к началу нашей эры в первую очередь в Римской Империи сложился привычный нам технологический комплекс организации города и городской среды, который за последующие две тысячи лет особо не менялся. Были водопроводы, многоквартирные дома, квартальная сетка улиц, общественные пространства, общепит, учреждения культуры. И, разумеется, бюрократические и демократические инструменты для управления всей этой благодатью.
И действительно, до начала XX века точно никаких революционных преобразований в городах не происходило. Даже массовое преобразование городов под личный транспорт в первой половине XX века - это отголосок давнего римского конфликта между транспортом и пешеходами в городах, который во времена Империи разрешался в пользу пешеходов (повозкам разрешалось ездить по улицам только по ночам).
Действительно новое, пожалуй, началось с эпохи цифровизации и развития Е-коммерса. Это первое за две тысячи лет явление, на которое нельзя сказать "Да ну, это уже было в Римской Империи". Е-коммерс подразумевает принципиально новое функционирование городской среды - пункты доставки, дарксторы, огромные логистические склады, отсутствие контакта продавца и покупателя. Это всё как будто бы меняет привычный городской ландшафт. И поэтому, например, европейские города сопротивляются экспансии дарксторов, особенно в центральных районах города.
Есть разные цифры, которые говорят, что доля онлайн-покупок тем меньше, чем более развита экономика страны. И в развитых странах она составляет не более 10%. В России в 2022 году она составила 15% от ритейла в целом и 30% от непродовольственного ритейла. И продолжает расти. И большой вопрос, является ли это прогрессом, или же, как увлечение автомобилизацией сто лет назад - ошибкой, за которую дорого придётся заплатить в долгосрочной перспективе.
#всякаяурбанистика #историяидей #городскаясреда
И действительно, до начала XX века точно никаких революционных преобразований в городах не происходило. Даже массовое преобразование городов под личный транспорт в первой половине XX века - это отголосок давнего римского конфликта между транспортом и пешеходами в городах, который во времена Империи разрешался в пользу пешеходов (повозкам разрешалось ездить по улицам только по ночам).
Действительно новое, пожалуй, началось с эпохи цифровизации и развития Е-коммерса. Это первое за две тысячи лет явление, на которое нельзя сказать "Да ну, это уже было в Римской Империи". Е-коммерс подразумевает принципиально новое функционирование городской среды - пункты доставки, дарксторы, огромные логистические склады, отсутствие контакта продавца и покупателя. Это всё как будто бы меняет привычный городской ландшафт. И поэтому, например, европейские города сопротивляются экспансии дарксторов, особенно в центральных районах города.
Есть разные цифры, которые говорят, что доля онлайн-покупок тем меньше, чем более развита экономика страны. И в развитых странах она составляет не более 10%. В России в 2022 году она составила 15% от ритейла в целом и 30% от непродовольственного ритейла. И продолжает расти. И большой вопрос, является ли это прогрессом, или же, как увлечение автомобилизацией сто лет назад - ошибкой, за которую дорого придётся заплатить в долгосрочной перспективе.
#всякаяурбанистика #историяидей #городскаясреда
Стартовала конференция "Метрополисы: множественная урбанистика и её языки описания" В ТюмГУ.
#forscience #историяидей
#forscience #историяидей
В журнале "Экоурбанист" вышла моя статья про князя Петра Кропоткина, ученого-географа и теоретика анархизма. В ней я рассказываю о том, как его учение о кооперации в природе повлияло на появление идеи городов-садов и нового физикализма и как наоборот не повезло его идеям на отечественной почве.
https://ecourbanist.ru/city-planning/pyotr-kropotkin-teoretik-goroda-sada/
#историяидей #всякаяурбанистика #урбанизмнапочитать
https://ecourbanist.ru/city-planning/pyotr-kropotkin-teoretik-goroda-sada/
#историяидей #всякаяурбанистика #урбанизмнапочитать
Telegram
Экоурбанист
Канал о проектировании городской природы и природоподобных решениях в городе. Совместный проект Гильдии ЛАИН и научного центра SUNLAB.
Журнал Экоурбанист https://ecourbanist.ru
Сотрудничество:
[email protected]
@OlgaMaximova_Ecourbanist
Журнал Экоурбанист https://ecourbanist.ru
Сотрудничество:
[email protected]
@OlgaMaximova_Ecourbanist
Готовлю статью про инвайронментального социолога Олега Яницкого. В статью очень сбоку войдёт, поэтому опишу здесь один его теоретический концепт. Это концепт социально-экологического метаболизма в городе. Идея довольно простая - город превращает не-социальный субстрат в социальный, в результате чего происходит изменение его социально-функциональной структуры и среды обитания.
Если упрощать, то идея в том, что в городе все проблемы бытуют на социальном уровне. Нет каких-то специфических проблем, которые бы мы могли отфиксировать вне социальной проблематизации. Скажем, снижение биоразнообразия, ухудшение качества воды и воздуха, опустынивание почв - это всё на первый взгляд экологические проблемы.
Но нет.
Если у нас нет сообщества, которое бы разделяло проблему того, что из-за уборки листьев в районах Москвы исчезают птицы - это проблемы считай что и не было бы. За счёт механизма социально-экологического метаболизма эта проблема поднимается на социальный уровень и тогда становится объектом обсуждения. Разные способы решения этой проблемы оспариваются разными общественными движениями и политическими структурами, разворачивается социальный конфликт, разрешение которого тоже будет социальным.
Казалось бы - зачем нам такие умственные операции в эпоху плоских онтологий? Давайте откажемся от социологии социального и не будем городить лишних теоретических концептов. Я бы согласился, но на мой взгляд ценность этого концепта - в его прозрачности для тех, кто не знаком с последними достижениями социальных наук и не готов принимать постгуманистическую парадигму.
Фактически, этот концепт - ценное руководство к действию, которое сообщает нам необходимость создания общественных движений, политических коалиций. Всех тех социальных инструментов, которые помогают нам оказывать влияние на городской политических режим для достижения изменений. Вне этого мы обречены казаться городскими сумасшедшими, для которых и только для которых существуют те или иные городские проблемы.
#городвтеории #историяидей #социологиягорода
Если упрощать, то идея в том, что в городе все проблемы бытуют на социальном уровне. Нет каких-то специфических проблем, которые бы мы могли отфиксировать вне социальной проблематизации. Скажем, снижение биоразнообразия, ухудшение качества воды и воздуха, опустынивание почв - это всё на первый взгляд экологические проблемы.
Но нет.
Если у нас нет сообщества, которое бы разделяло проблему того, что из-за уборки листьев в районах Москвы исчезают птицы - это проблемы считай что и не было бы. За счёт механизма социально-экологического метаболизма эта проблема поднимается на социальный уровень и тогда становится объектом обсуждения. Разные способы решения этой проблемы оспариваются разными общественными движениями и политическими структурами, разворачивается социальный конфликт, разрешение которого тоже будет социальным.
Казалось бы - зачем нам такие умственные операции в эпоху плоских онтологий? Давайте откажемся от социологии социального и не будем городить лишних теоретических концептов. Я бы согласился, но на мой взгляд ценность этого концепта - в его прозрачности для тех, кто не знаком с последними достижениями социальных наук и не готов принимать постгуманистическую парадигму.
Фактически, этот концепт - ценное руководство к действию, которое сообщает нам необходимость создания общественных движений, политических коалиций. Всех тех социальных инструментов, которые помогают нам оказывать влияние на городской политических режим для достижения изменений. Вне этого мы обречены казаться городскими сумасшедшими, для которых и только для которых существуют те или иные городские проблемы.
#городвтеории #историяидей #социологиягорода
Весёлые новости приходят из-за рубежа. Еще не так давно было принято говорить о том, что вот дескать top-down подход в урбанистике это плохо, это барон Осман и модернизм. А вот bottom-up подход это хорошо, это право на город и Джейн Джекобс. Очевидно, что это предельные упрощения и размышление об урбанистике в логике вертикальной динамики не особо эвристично.
Тем не менее, находятся авторы, которые стараются думать в этой логике. И в ходе своего размышления они сталкиваются с тем, что вообще-то что top-down имеет свои плюсы, что bottom-up не идеален. В общем, сталкиваются со всеми последствиями не самой удачной дихотомии. И что же они решают? Нет, вовсе не отбросить не самую удачную логику, нет. Снять противоречие.
В общем, зарубежные коллеги додумались до top-up подхода. Это когда мы берём все хорошее от top-down и всё хорошее от bottom-up, а плохое не берём. Элементарно. Это нам по идее позволит и городом централизованно управлять и сообщества в городское развитие вовлекать. Все довольны, сплошные плюсы! Ну кроме меня, я не доволен и не знаю как перестать ехидничать по поводу этой новомодной идеи.
#историяидей #соучастие
Тем не менее, находятся авторы, которые стараются думать в этой логике. И в ходе своего размышления они сталкиваются с тем, что вообще-то что top-down имеет свои плюсы, что bottom-up не идеален. В общем, сталкиваются со всеми последствиями не самой удачной дихотомии. И что же они решают? Нет, вовсе не отбросить не самую удачную логику, нет. Снять противоречие.
В общем, зарубежные коллеги додумались до top-up подхода. Это когда мы берём все хорошее от top-down и всё хорошее от bottom-up, а плохое не берём. Элементарно. Это нам по идее позволит и городом централизованно управлять и сообщества в городское развитие вовлекать. Все довольны, сплошные плюсы! Ну кроме меня, я не доволен и не знаю как перестать ехидничать по поводу этой новомодной идеи.
#историяидей #соучастие
Вслед за коллежанками из "Нежного урбанизма” хотим рассказать об отличной теоретической статье Ирины Широбоковой “Женский опыт в городе: ревизия разделения общественного и частного в феминистской географии” про один из ключевых вопросов феминисткой критики – дихотомию публичного и частного.
С развитием промышленности разделение усилилось ввиду увеличения количества фабрик и отделения домашнего хозяйства от работы. При этом частное становилось экономически зависимым от публичного, что отделяло женщину от полноценного участия в общественной жизни.
Ирина приводит много интересных исторических примеров, как феминистское движение боролось за высвобождение женщин, переосмысляя городское планирование и архитектуру.
В частности в послереволюционные годы в Советском Союзе “женский вопрос” находился в центре общественной дискуссии. И пока американки были “заперты” в пригородах, советское государство освобождало женщину от работы по дому и уходу за детьми посредством внедрения прачечных, детских садов и других элементов социальной инфраструктуры. Изменению подверглась даже конфигурация жилого пространства: в домах-коммунах не было кухонь, потому что для этого была создана сеть столовых. Однако уже в сталинские годы участие женщин в политической жизни обернулось для них “тройным гендерным контрактом”, репрезентирующим традиционную роль женщины в воспитании детей, домашней уборке и занятости в производстве.
Тем не менее строгая дихотомия в наше время уже не так актуальна. Приватизация городского пространства, взаимопроникновение частного и публичного стерло эту границу. В домохозяйствах также возобновляются экономические практики – женщины оказывают бьюти-услуги или пекут тортики на заказ на дому и обеспечивают этим семью. Для бедных же слоев населения и афроамериканок оплачиваемая работа – это и есть домашняя работа. В то же время улицы трущоб оккупируются для жизни: уборка, готовка, глажка и другие домашние практики смешиваются с потоками проходящих мимо незнакомцев.
Ирина подчеркивает, что именно внимание к этим различиям является важным элементом деконструкции дихотомии – “важно разрушить разделение, но не стереть различия”. Процесс реорганизации общественного и частного должен быть максимально политизированным и обобществленным, что позволит производить более чувствительную архитектуру не только в отношении гендера, но и других форм дискриминации, вовлечь те социальные группы, которые оказались исключены из общественной жизни.
#викадеркач #womenpower #историяидей
С развитием промышленности разделение усилилось ввиду увеличения количества фабрик и отделения домашнего хозяйства от работы. При этом частное становилось экономически зависимым от публичного, что отделяло женщину от полноценного участия в общественной жизни.
Ирина приводит много интересных исторических примеров, как феминистское движение боролось за высвобождение женщин, переосмысляя городское планирование и архитектуру.
В частности в послереволюционные годы в Советском Союзе “женский вопрос” находился в центре общественной дискуссии. И пока американки были “заперты” в пригородах, советское государство освобождало женщину от работы по дому и уходу за детьми посредством внедрения прачечных, детских садов и других элементов социальной инфраструктуры. Изменению подверглась даже конфигурация жилого пространства: в домах-коммунах не было кухонь, потому что для этого была создана сеть столовых. Однако уже в сталинские годы участие женщин в политической жизни обернулось для них “тройным гендерным контрактом”, репрезентирующим традиционную роль женщины в воспитании детей, домашней уборке и занятости в производстве.
Тем не менее строгая дихотомия в наше время уже не так актуальна. Приватизация городского пространства, взаимопроникновение частного и публичного стерло эту границу. В домохозяйствах также возобновляются экономические практики – женщины оказывают бьюти-услуги или пекут тортики на заказ на дому и обеспечивают этим семью. Для бедных же слоев населения и афроамериканок оплачиваемая работа – это и есть домашняя работа. В то же время улицы трущоб оккупируются для жизни: уборка, готовка, глажка и другие домашние практики смешиваются с потоками проходящих мимо незнакомцев.
Ирина подчеркивает, что именно внимание к этим различиям является важным элементом деконструкции дихотомии – “важно разрушить разделение, но не стереть различия”. Процесс реорганизации общественного и частного должен быть максимально политизированным и обобществленным, что позволит производить более чувствительную архитектуру не только в отношении гендера, но и других форм дискриминации, вовлечь те социальные группы, которые оказались исключены из общественной жизни.
#викадеркач #womenpower #историяидей
Одна из проблем фем-урбанистики – низкая репрезентация женщин. Они не всегда имели доступ к городскому планированию, но даже те женщины, которые внесли существенный вклад в развитие городов, остаются для многих невидимыми, поскольку были исключены из большей части истории и литературы.
О женщинах, которые играли ключевую роль в американском городском планировании пишет Сьюзен Вирка в книге Planning the Twentieth-century American City, глава The City Social Movement: Progressive Women Reformers and Early Social Planning.
Общеизвестны два направления градостроительства в XX веке – City Practical и City Beautiful. Но Сьюзен утверждает, что существовал и третий – City Social – движение, сторонни_цы которого были озабочены социальной и экономической несправедливостью, лежащей в основе городских проблем. Среди его участниц прогрессивные реформаторки Мэри Кингсбери Симхович, Флоренс Келли и Лилиан Уолд.
Центральный элемент практики City Social – это интеграция социальных услуг в городское планирование, которое должно быть основано на политике и активном участии общественных организаций. Исходя из этих принципов, Симхович основала Гринвич-хаус, первый благотворительный общественный центр в Нью-Йорке. В Доме предоставлялись образовательные и развлекательные услуги, медицинская помощь и уход за детьми. Там также была проведена серия новаторских социальных исследований по вопросам жилья, здравоохранения, образования и труда.
Симхович, Келли и Уолд верили, что нездоровые и антисанитарные жилищные условия являются прямым следствием неконтролируемых процессов урбанизации и индустриализации. Они помогли организовать сообщество иммигрнатов и добиться для них улучшения условий жизни и труда. В частности, наблюдая за женщинами в Гринвич- и Халл-Хаус, Келли занималась исследованием городских промышленных условий, особенно тому, как они сказываются на женщинах и детях. Она стала одной их тех реформатокрок, которые смогли добиться установления восьмичасового рабочего дня и запрета работы для детей в возрасте до 14 лет на фабриках.
Женщины также привлекали внимание к высокой плотности населения в Нью-Йорке, которая усиливала уровень бедности, смертности и стресса, а также увеличивала количество заторов, а вместе с ними и заболеваний. При этом они выступали против бессмысленного переселения из центральной части в пригороды, которые не имеют те же социальные преимущества, что и город. Симхович выступала за “сознательную субурбанизацию” – поддерживать семьи рабочих в пригородах услугами ухода за детьми, образования, здравоохранения и разнообразия досуга.
Девушки боролись за то, что социальное и физическое планирование должны быть тесно связаны друг с другом, однако не получили должного признания. Не только их исключили из истории градостроительства, в результате и их видение было проигнорировано традицией американского городского планирования.
Фото: Википедия
#викадеркач #womenpower #историяидей
О женщинах, которые играли ключевую роль в американском городском планировании пишет Сьюзен Вирка в книге Planning the Twentieth-century American City, глава The City Social Movement: Progressive Women Reformers and Early Social Planning.
Общеизвестны два направления градостроительства в XX веке – City Practical и City Beautiful. Но Сьюзен утверждает, что существовал и третий – City Social – движение, сторонни_цы которого были озабочены социальной и экономической несправедливостью, лежащей в основе городских проблем. Среди его участниц прогрессивные реформаторки Мэри Кингсбери Симхович, Флоренс Келли и Лилиан Уолд.
Центральный элемент практики City Social – это интеграция социальных услуг в городское планирование, которое должно быть основано на политике и активном участии общественных организаций. Исходя из этих принципов, Симхович основала Гринвич-хаус, первый благотворительный общественный центр в Нью-Йорке. В Доме предоставлялись образовательные и развлекательные услуги, медицинская помощь и уход за детьми. Там также была проведена серия новаторских социальных исследований по вопросам жилья, здравоохранения, образования и труда.
Симхович, Келли и Уолд верили, что нездоровые и антисанитарные жилищные условия являются прямым следствием неконтролируемых процессов урбанизации и индустриализации. Они помогли организовать сообщество иммигрнатов и добиться для них улучшения условий жизни и труда. В частности, наблюдая за женщинами в Гринвич- и Халл-Хаус, Келли занималась исследованием городских промышленных условий, особенно тому, как они сказываются на женщинах и детях. Она стала одной их тех реформатокрок, которые смогли добиться установления восьмичасового рабочего дня и запрета работы для детей в возрасте до 14 лет на фабриках.
Женщины также привлекали внимание к высокой плотности населения в Нью-Йорке, которая усиливала уровень бедности, смертности и стресса, а также увеличивала количество заторов, а вместе с ними и заболеваний. При этом они выступали против бессмысленного переселения из центральной части в пригороды, которые не имеют те же социальные преимущества, что и город. Симхович выступала за “сознательную субурбанизацию” – поддерживать семьи рабочих в пригородах услугами ухода за детьми, образования, здравоохранения и разнообразия досуга.
Девушки боролись за то, что социальное и физическое планирование должны быть тесно связаны друг с другом, однако не получили должного признания. Не только их исключили из истории градостроительства, в результате и их видение было проигнорировано традицией американского городского планирования.
Фото: Википедия
#викадеркач #womenpower #историяидей
В статье Between Bios and Philia: inside the politics of lifeloving cities вышедшей в журнале Urban Georgaphy Эрин Лютер поднимает тему городов не-только-для-людей. Она исходит из концепции биофилии - особого способа отношения к живому в городе, который заключается в том, что встреча с живым в городе это самостоятельно важное переживание, вне каких-то еще контекстов.
Концепция биофилии в каком-то смысле противопоставлена концепции экосистемных услуг. Оценить насколько нам важно встретить в городской среде дрозда или бурундука очень сложно. Радость этой встречи по сути дела неквантифицируема. Но на качественном уровне мы можем её зафиксировать. Нам определённо интересна и приятна эта встреча.
Более того, далеко не вся городская жизнь имеет внятную экосистемную роль. Так, например, голуби с точки зрения городской экосистемы довольно бестолковы. Их отсутствие почти никак не сказалось бы на том, как функционирует городская зелень. Есть и более полезные птицы. Но парадокс голубя в том, что общение с ним доставляет многим людям биофилическое переживание. Так что мы скажем голубям "пусть живут".
Другой вопрос, что далеко не всякая встреча с живым существом в городе для нас радостна. Вряд ли кто-то обрадуется встрече с медведем. Или встрече своего померанского шпица с охотящимся койотом. Это нежелательные встречи, которые необходимо контролировать. Даже если мы прочно стоим на позиции того, что хотим приглашать природу обратно, медведя мы скорее всего звать не будем.
Поэтому Эрин Лютер говорит о важности UWO - urban wildlife organisations, организаций, работающих с городской дикой природой. Потому что несмотря на благостность концепции биофилии мы должны оставаться реалистами и понимать, что присутствие диких животных в городе требует серьезного менеджмента.
Начинается этот менеджмент на уровне городского планирования. Территории контакта с животными в городе должны быть заложены так, чтобы животные не стали жертвой биофилической экзотизации. Это должны быть комфортные как для людей, так и для животных биомы, в которых контакт не был бы опасен для людей и не нарушал бы привычной жизни животных. Зона обитания птиц, запроектированная рядом с взлётно-посадочной полосой - плохая идея.
Дальнейший менеджмент проявляется на уровне городского проектирования. Каждый конкретный парк может стать местом обитания самых различных видов и эти виды могут как находиться в гармонии друг с другом и человеком, так и конфликтовать. И этими конфликтами мы можем управлять с помощью проектных решений. И лучше это делать осознанно.
Наконец необходимы организации, которые регулируют популяции и ареалы птиц и животных. Всё еще, никто не ждёт медведя в центре города, поэтому должна быть специальная служба, которая может отловить медведя и вернуть его в естественную для него среду обитания. Нужно ли то же самое делать с лосем или оленем - хороший вопрос. И у этой организации должен быть обоснованный ответ на этот вопрос, заземлённый в дизайне городской среды и протоколах биофилии в городе.
Города не-только-для-людей - это определённо важный взгляд на города будущего. Как будто бы мы уже прошли тот этап когда город и природа противопоставляются друг другу. Но простым волевым решением мы не можем снять противоречия человеческого местообитания и интересов животных и птиц. Мы можем идти только путем постепенной и вдумчивой взаимной адаптации к условиям жизни друг друга и расширения возможностей комфортных межвидовых контактов.
#экологиягорода #природавгороде #историяидей
Концепция биофилии в каком-то смысле противопоставлена концепции экосистемных услуг. Оценить насколько нам важно встретить в городской среде дрозда или бурундука очень сложно. Радость этой встречи по сути дела неквантифицируема. Но на качественном уровне мы можем её зафиксировать. Нам определённо интересна и приятна эта встреча.
Более того, далеко не вся городская жизнь имеет внятную экосистемную роль. Так, например, голуби с точки зрения городской экосистемы довольно бестолковы. Их отсутствие почти никак не сказалось бы на том, как функционирует городская зелень. Есть и более полезные птицы. Но парадокс голубя в том, что общение с ним доставляет многим людям биофилическое переживание. Так что мы скажем голубям "пусть живут".
Другой вопрос, что далеко не всякая встреча с живым существом в городе для нас радостна. Вряд ли кто-то обрадуется встрече с медведем. Или встрече своего померанского шпица с охотящимся койотом. Это нежелательные встречи, которые необходимо контролировать. Даже если мы прочно стоим на позиции того, что хотим приглашать природу обратно, медведя мы скорее всего звать не будем.
Поэтому Эрин Лютер говорит о важности UWO - urban wildlife organisations, организаций, работающих с городской дикой природой. Потому что несмотря на благостность концепции биофилии мы должны оставаться реалистами и понимать, что присутствие диких животных в городе требует серьезного менеджмента.
Начинается этот менеджмент на уровне городского планирования. Территории контакта с животными в городе должны быть заложены так, чтобы животные не стали жертвой биофилической экзотизации. Это должны быть комфортные как для людей, так и для животных биомы, в которых контакт не был бы опасен для людей и не нарушал бы привычной жизни животных. Зона обитания птиц, запроектированная рядом с взлётно-посадочной полосой - плохая идея.
Дальнейший менеджмент проявляется на уровне городского проектирования. Каждый конкретный парк может стать местом обитания самых различных видов и эти виды могут как находиться в гармонии друг с другом и человеком, так и конфликтовать. И этими конфликтами мы можем управлять с помощью проектных решений. И лучше это делать осознанно.
Наконец необходимы организации, которые регулируют популяции и ареалы птиц и животных. Всё еще, никто не ждёт медведя в центре города, поэтому должна быть специальная служба, которая может отловить медведя и вернуть его в естественную для него среду обитания. Нужно ли то же самое делать с лосем или оленем - хороший вопрос. И у этой организации должен быть обоснованный ответ на этот вопрос, заземлённый в дизайне городской среды и протоколах биофилии в городе.
Города не-только-для-людей - это определённо важный взгляд на города будущего. Как будто бы мы уже прошли тот этап когда город и природа противопоставляются друг другу. Но простым волевым решением мы не можем снять противоречия человеческого местообитания и интересов животных и птиц. Мы можем идти только путем постепенной и вдумчивой взаимной адаптации к условиям жизни друг друга и расширения возможностей комфортных межвидовых контактов.
#экологиягорода #природавгороде #историяидей
Читаю в журнале Journal of Urban Management статью Хао Хана, Шен Чена, Кайкин Ли и Альфреда Тат-Кей Хо Topic evolution in urban studies: Tracking back and moving forward. Авторы провели исследования публикаций в 20 топовых журналах по городским исследованиям с 2001 по 2021 года. Всего исследованием было охвачено 29 511 публикаций.
Расцвет направления городских исследований пришёлся на 2010 год - с этого момента число публикаций растет экспоненционально. Важный фокус исследования - локации исследовательских центров, к которым принадлежат авторы публикаций. Так по объему публикаций безусловным лидером является Европа. Долгое время второе место удерживала Северная Америка, но в 2020 году её обогнала Азия. Меньше всего публикаций нам поставляет Африка и Латинская Америка.
В 2001-2006 годах ключевыми темами были геоинформационные системы, жилищная политика и жилищное строительство. В 2007-2011 задавали тон партисипация, урбанизация и вопросы планирования. В 2012-2016 годах на арену вышли джентрификация и образование в городе. В 2017-2021 годах стали доминировать смарт-сити и землепользование.
Если смотреть по регионам:
1. Южная Азия за эти годы перешла от обсуждения городского харда (землепользование, жилищное строительство) к более софтовым темам типа устойчивого развития и климатических исследований.
2. Китай эволюционировал от обсуждения урбанизации и городской динамики к дискуссии о социальном благополучии.
3. Латинская Америка плохо представлена до 2013 года и сейчас в основном обсуждает городскую экологию и расширение городов.
4. В Африке в основном изучают городское неравенство и зелёную инфраструктуру.
5. В Северной Азии фокусировались на землепользовании и регенеративном планировании, а теперь перешли к вопросам окружающей среды и социальной справедливости.
6. Европейцы увлекались социетальными вопросами и вопросами социально-экономической трансформации, сейчас же всё больше изучают зелёные пространства и экосистемные услуги.
7. В Северной Америке как и в Европе фокусировались на социально-экономических вопросах, теперь же больше уделяют внимание устойчивому развитию.
8. Исследователи Океании в начале века занимались вопросами землепользования и менеджмента природных ресурсов, теперь же больше внимания уделяют климатическим изменениям и устойчивому развитию.
Вот такая вот картина основных трендов урбанистической дискуссии в мире последних двадцати лет. Как видно есть выраженные региональные различия, при этом страны Глобального Севера склонны к относительному единству тематических направлений и их трансформации, в то время как регионы Глобального Юга в значительной мере отличаются друг от друга и детерминированы своими характерными для каждого региона путями развития городов.
#историяидей #forscience #глобальныймир #глобальныйюг #глобальныйсевер
Расцвет направления городских исследований пришёлся на 2010 год - с этого момента число публикаций растет экспоненционально. Важный фокус исследования - локации исследовательских центров, к которым принадлежат авторы публикаций. Так по объему публикаций безусловным лидером является Европа. Долгое время второе место удерживала Северная Америка, но в 2020 году её обогнала Азия. Меньше всего публикаций нам поставляет Африка и Латинская Америка.
В 2001-2006 годах ключевыми темами были геоинформационные системы, жилищная политика и жилищное строительство. В 2007-2011 задавали тон партисипация, урбанизация и вопросы планирования. В 2012-2016 годах на арену вышли джентрификация и образование в городе. В 2017-2021 годах стали доминировать смарт-сити и землепользование.
Если смотреть по регионам:
1. Южная Азия за эти годы перешла от обсуждения городского харда (землепользование, жилищное строительство) к более софтовым темам типа устойчивого развития и климатических исследований.
2. Китай эволюционировал от обсуждения урбанизации и городской динамики к дискуссии о социальном благополучии.
3. Латинская Америка плохо представлена до 2013 года и сейчас в основном обсуждает городскую экологию и расширение городов.
4. В Африке в основном изучают городское неравенство и зелёную инфраструктуру.
5. В Северной Азии фокусировались на землепользовании и регенеративном планировании, а теперь перешли к вопросам окружающей среды и социальной справедливости.
6. Европейцы увлекались социетальными вопросами и вопросами социально-экономической трансформации, сейчас же всё больше изучают зелёные пространства и экосистемные услуги.
7. В Северной Америке как и в Европе фокусировались на социально-экономических вопросах, теперь же больше уделяют внимание устойчивому развитию.
8. Исследователи Океании в начале века занимались вопросами землепользования и менеджмента природных ресурсов, теперь же больше внимания уделяют климатическим изменениям и устойчивому развитию.
Вот такая вот картина основных трендов урбанистической дискуссии в мире последних двадцати лет. Как видно есть выраженные региональные различия, при этом страны Глобального Севера склонны к относительному единству тематических направлений и их трансформации, в то время как регионы Глобального Юга в значительной мере отличаются друг от друга и детерминированы своими характерными для каждого региона путями развития городов.
#историяидей #forscience #глобальныймир #глобальныйюг #глобальныйсевер
