Что делать-то Ч.2
После поста «Как теперь жить?» было много сообщений и комментариев от людей, живущих не в Украине, с вопросом: ну так как же конкретно? Было выдвинуто и множество личных ответов на такой вопрос. Попробую суммировать.
Очевидно, что если вы поняли из-за этой войны что-то новое — в свете этого нового открытия нужно пересмотреть всю свою жизнь и деятельность.
Если даже вы ещё не сформулировали своё понимание, попробуйте такое упражнение. Посмотрите на всё, что вы говорите и делаете, и задайте каждому слову и занятию вопрос: это приближает к войне или к миру? это способствует вражде или сотрудничеству? Если слова и занятия оказались «нейтральными», подумайте, как можно пересмотреть процесс так, чтобы вложение было всё-таки в сторону ненасилия и сотрудничества. Сейчас у нас есть вполне конкретная война, вокруг которой мы можем выстроить рассуждение так, чтобы оно было не слишком абстрактным. Конкретные примеры всегда проще для восприятия, чем космического уровня миссии. Примеры ответов, которые мне приходили (в моём обобщении):
⁃ Распространять идеи ННО (ненасильственного общения).
⁃ Воспитывать своих детей или чужих, если вы воспитатель или няня, в идеях честности, помощи ближнему, ненасильственного решения проблем с помощью диалога.
⁃ Посвящать свои исследования тем проблемам, которые вы видите как действующие силы случившееся катастрофы: от изучения работы пропаганды и методов борьбы с ней до психологии насилия.
⁃ Информировать о том, что происходит, тех, кто плохо ориентируется в реальности: не можете переубедить в чём-то — просто рассказывайте, что здесь происходит. Отсылки к реальным историям людей рано или поздно накопятся и сформируют представление о реальности, которую пытаются скрыть.
⁃ Читать лекции об истории антивоенного искусства и истории пацифизма.
⁃ Вышивать, рисовать и сочинять стихи со словом «мир».
Прострочите идеей мира и отказа от насилия ткань своей жизни. Но не с целью «не оказаться неправым». Всё это должно в итоге кому-то помочь: попробуйте простроить план, как ваше дело может привести к изменениям в мире хотя бы в масштабах одного человека. Нет смысла распространять идеи ненасильственного общения там, где все и так любят Маршалла Розенберга — это нужно там, где люди решают конфликты без уважения к потребностям друг друга. Нет смысла втирать за антивоенное искусство тем, кто и так против войны — это поможет тем, кто не сформировал свою позицию или ещё очень юн. «Мирная» вышивка не повлияет на либеральных галеристов — но может заставить задуматься модниц, которые её купили. Нужно быть очень внимательным к тому, является ли ваша деятельность полезной кому-то — или это «virtue signaling», направленный только на создание вашего имиджа среди «своих». (О том, как «распространение позитива» превращает идею осознанности в практику невежественности, уже писала).
Ну и конечно, всегда нужна любая помощь, которую вы можете себе вообразить, людям, которые сейчас находятся в трудной ситуации или пережили её. И она будет нужна ещё долго. Про помощь деньгами украинским волонтерам всё понятно, про возможность персонально помочь беженцам — тоже не мне вам рассказывать.
В ближайшие 10 лет проблема терапии комплексного посттравматического стрессового расстройства детей, гражданских взрослых и военных будет настолько острой, а специалистов по этой теме настолько мало, что если вы помогающий специалист и решите посвятить ближайшие несколько лет обучению в этом направлении, чтобы потом помогать здесь — я уверена, вы не «опоздаете».
Если вы уже принадлежите к профессиональному сообществу по этой теме — оказывайте специалистам из Украины помощь в повышении квалификации: рядовому психотерапевту неимоверно сложно справляться с клиентами, у которых в анамнезе одновременно утрата близкого, ранение и опыт сексуализированного насилия — а таких людей очень много. После окончания войны привозить сюда европейских спецов по работе с травмой — must.
[Продолжение в следующем посте]
#киев
После поста «Как теперь жить?» было много сообщений и комментариев от людей, живущих не в Украине, с вопросом: ну так как же конкретно? Было выдвинуто и множество личных ответов на такой вопрос. Попробую суммировать.
Очевидно, что если вы поняли из-за этой войны что-то новое — в свете этого нового открытия нужно пересмотреть всю свою жизнь и деятельность.
Если даже вы ещё не сформулировали своё понимание, попробуйте такое упражнение. Посмотрите на всё, что вы говорите и делаете, и задайте каждому слову и занятию вопрос: это приближает к войне или к миру? это способствует вражде или сотрудничеству? Если слова и занятия оказались «нейтральными», подумайте, как можно пересмотреть процесс так, чтобы вложение было всё-таки в сторону ненасилия и сотрудничества. Сейчас у нас есть вполне конкретная война, вокруг которой мы можем выстроить рассуждение так, чтобы оно было не слишком абстрактным. Конкретные примеры всегда проще для восприятия, чем космического уровня миссии. Примеры ответов, которые мне приходили (в моём обобщении):
⁃ Распространять идеи ННО (ненасильственного общения).
⁃ Воспитывать своих детей или чужих, если вы воспитатель или няня, в идеях честности, помощи ближнему, ненасильственного решения проблем с помощью диалога.
⁃ Посвящать свои исследования тем проблемам, которые вы видите как действующие силы случившееся катастрофы: от изучения работы пропаганды и методов борьбы с ней до психологии насилия.
⁃ Информировать о том, что происходит, тех, кто плохо ориентируется в реальности: не можете переубедить в чём-то — просто рассказывайте, что здесь происходит. Отсылки к реальным историям людей рано или поздно накопятся и сформируют представление о реальности, которую пытаются скрыть.
⁃ Читать лекции об истории антивоенного искусства и истории пацифизма.
⁃ Вышивать, рисовать и сочинять стихи со словом «мир».
Прострочите идеей мира и отказа от насилия ткань своей жизни. Но не с целью «не оказаться неправым». Всё это должно в итоге кому-то помочь: попробуйте простроить план, как ваше дело может привести к изменениям в мире хотя бы в масштабах одного человека. Нет смысла распространять идеи ненасильственного общения там, где все и так любят Маршалла Розенберга — это нужно там, где люди решают конфликты без уважения к потребностям друг друга. Нет смысла втирать за антивоенное искусство тем, кто и так против войны — это поможет тем, кто не сформировал свою позицию или ещё очень юн. «Мирная» вышивка не повлияет на либеральных галеристов — но может заставить задуматься модниц, которые её купили. Нужно быть очень внимательным к тому, является ли ваша деятельность полезной кому-то — или это «virtue signaling», направленный только на создание вашего имиджа среди «своих». (О том, как «распространение позитива» превращает идею осознанности в практику невежественности, уже писала).
Ну и конечно, всегда нужна любая помощь, которую вы можете себе вообразить, людям, которые сейчас находятся в трудной ситуации или пережили её. И она будет нужна ещё долго. Про помощь деньгами украинским волонтерам всё понятно, про возможность персонально помочь беженцам — тоже не мне вам рассказывать.
В ближайшие 10 лет проблема терапии комплексного посттравматического стрессового расстройства детей, гражданских взрослых и военных будет настолько острой, а специалистов по этой теме настолько мало, что если вы помогающий специалист и решите посвятить ближайшие несколько лет обучению в этом направлении, чтобы потом помогать здесь — я уверена, вы не «опоздаете».
Если вы уже принадлежите к профессиональному сообществу по этой теме — оказывайте специалистам из Украины помощь в повышении квалификации: рядовому психотерапевту неимоверно сложно справляться с клиентами, у которых в анамнезе одновременно утрата близкого, ранение и опыт сексуализированного насилия — а таких людей очень много. После окончания войны привозить сюда европейских спецов по работе с травмой — must.
[Продолжение в следующем посте]
#киев
Что делать-то Ч.3
Если у вас совсем нет идей — помогайте тем, кто уже помогает сам: донатом или информационной поддержкой. Репостите местных артистов, которые пытаются осмыслить свой военный опыт картинками. Да, капля в море. Но море состоит из капель. Не робей, капля! В общем, направление мысли такое.
Разумеется, всегда остаётся безмерно важным писать/звонить всем вашим украинским друзьям и родственникам, спрашивать «как ты?» и предлагать любую помощь, которую только можно оказать. Иногда помочь никак нельзя, но сообщения о том, что вы помните, беспокоитесь, что вы мысленно с нами, что вы против войны и в ужасе о того, что она происходит и ничего не можете сделать — это моральная поддержка, и это тоже помощь. Знаете, немного легче от того, что охота за твоей жизнью — это долбанутая прихоть люминиевых дедов с воспалением конспирологии, но те, кого ты знаешь, поддерживают тебя, любят и вообще. Нарисуйте своего друга, расскажите в соцсети его историю и скажите, что восхищаетесь его мужеством.
Многие люди начинали мне свои сообщения со слов «я долго боялась написать». Прекращайте бояться. Страх сковывает. Поддерживайте живых людей, а не идеи одержимых войной некромантов. Любовь и забота не только помогают другим — они придают вашей жизни смысл.
Да, есть риск, что вам ответят что-то гадкое. Но, во-первых, он в любой коммуникации есть. А во-вторых, у людей есть такое свойство: мы орём и материмся когда нам больно. И знаете что? Вы взрослые, и вы способны выдержать негативные эмоции другого человека. Правда-правда. Недобрый ответ вас точно не убьёт, это же не ракета.
А вот страх и муки совести съедают душу. Пересмотреть свою жизнь через призму того безобразия, что сейчас происходит, и постараться сделать хоть небольшой добрый к другому поступок — может быть, и не залог вечной жизни, но залог живости души до последнего вашего дня.
#киев
Если у вас совсем нет идей — помогайте тем, кто уже помогает сам: донатом или информационной поддержкой. Репостите местных артистов, которые пытаются осмыслить свой военный опыт картинками. Да, капля в море. Но море состоит из капель. Не робей, капля! В общем, направление мысли такое.
Разумеется, всегда остаётся безмерно важным писать/звонить всем вашим украинским друзьям и родственникам, спрашивать «как ты?» и предлагать любую помощь, которую только можно оказать. Иногда помочь никак нельзя, но сообщения о том, что вы помните, беспокоитесь, что вы мысленно с нами, что вы против войны и в ужасе о того, что она происходит и ничего не можете сделать — это моральная поддержка, и это тоже помощь. Знаете, немного легче от того, что охота за твоей жизнью — это долбанутая прихоть люминиевых дедов с воспалением конспирологии, но те, кого ты знаешь, поддерживают тебя, любят и вообще. Нарисуйте своего друга, расскажите в соцсети его историю и скажите, что восхищаетесь его мужеством.
Многие люди начинали мне свои сообщения со слов «я долго боялась написать». Прекращайте бояться. Страх сковывает. Поддерживайте живых людей, а не идеи одержимых войной некромантов. Любовь и забота не только помогают другим — они придают вашей жизни смысл.
Да, есть риск, что вам ответят что-то гадкое. Но, во-первых, он в любой коммуникации есть. А во-вторых, у людей есть такое свойство: мы орём и материмся когда нам больно. И знаете что? Вы взрослые, и вы способны выдержать негативные эмоции другого человека. Правда-правда. Недобрый ответ вас точно не убьёт, это же не ракета.
А вот страх и муки совести съедают душу. Пересмотреть свою жизнь через призму того безобразия, что сейчас происходит, и постараться сделать хоть небольшой добрый к другому поступок — может быть, и не залог вечной жизни, но залог живости души до последнего вашего дня.
#киев
Телевизор VS Сострадание 1: фантастика
День сорок девятый. Сегодня снова очень холодно. Ветер рвёт подоконники, но грохот железа не похож на взрывы, и потому не трогает меня. На вопрос «как дела?» я всё чаще начинаю отвечать просто: «война». Что таить? Все мои мысли, разговоры и исследования теперь только о войне. Я уже поняла, что никакого «возвращения к нормальной жизни» не будет. Моё «нормально» — теперь война. Возвращение невозможно. Наша ежедневность — это война. Мои дела — война. Моя жизнь — война. Всё война. Как вам такая «новая нормальность»?
Ровно семь недель русские воюют с украинцами, десятки тысяч людей уже погибли в этой войне — но всех ещё не посчитали, так как война не окончена. Бомбят город с удивительно благозвучным названием: Мир-го-род. Снова обстреливают Харьков, рушатся и горят дома. Мне иногда писали читатели Харькова: где вы сейчас? уехали? остаётесь? вдруг не ответят… 44 дня Мариуполь ровняют с землёй вместе с домами и жителями. В моем районе в Киеве восемь раз за первые четыре недели падали с неба русские орудия войны различных наименований. Городка Волновахи буквально больше нет — поле руин, и всё. А сколько ещё сёл с хатами, городами, курицами вытоптано гусеницами танков?
«Ровно семь недель русские воюют с украинцами, десятки тысяч людей уже погибли в этой войне». Пялюсь в экран. Звучит, как аннотация к дешевенькой социальной фантастике! Сначала я не верила, что будет война: звучит, как фантастика. Потом — не верила, что она началась. Даже не верила, что это правда война, пока на нас чуть не упал сбитый самолёт (он упал дальше перед домом нашего друга: обломок самолёта и каша из пилота, мы видели).
Я вспоминаю, как в 2000 году проводила всё лето у дяди в загородном доме, присматривая за его годовалым сыном, моим братом. На втором этаже над лакированной деревянной лестницей высились полные книжные шкафы, и я книгу за книгой поглощала всё, что попадалось под руку, юркнув в глубокое тёмно-зелёное бархатное кресло с высокой спинкой под сгибающимися веером листьями большой пальмы в плетеной кадке. Утопая в кресле, я исчезала в историях пришельцев, космических государств и антиутопий в альтернативных мирах. Там обязательно была какая-то особая искажающая правду пропаганда, вооруженные диктаторы, марши несправедливых карателей и уничтожаемая общность, которая считается захватчиками низшей, но на деле обладающая чувствами, разумом и культурой. Все антиутопии такого рода обычно вызывают осуждение тиранов и несправедливых войн и сочувствие к мирным жителям и помогающим друг другу преследуемым героям. Может быть, не все их читали в детстве?
Кто бы мог подумать, что через двадцать лет я буду одним из побочных персонажей такой антиутопии — с всесильной пропагандой, молчаливым (или кровожадным?) большинством, военным вторжением и жестоким уничтожением мирных жителей и их домов! Но к 33 году жизни ясно, что всё, что только можно вообразить, может стать правдой.
[Продолжение в следующем посте]
#киев
День сорок девятый. Сегодня снова очень холодно. Ветер рвёт подоконники, но грохот железа не похож на взрывы, и потому не трогает меня. На вопрос «как дела?» я всё чаще начинаю отвечать просто: «война». Что таить? Все мои мысли, разговоры и исследования теперь только о войне. Я уже поняла, что никакого «возвращения к нормальной жизни» не будет. Моё «нормально» — теперь война. Возвращение невозможно. Наша ежедневность — это война. Мои дела — война. Моя жизнь — война. Всё война. Как вам такая «новая нормальность»?
Ровно семь недель русские воюют с украинцами, десятки тысяч людей уже погибли в этой войне — но всех ещё не посчитали, так как война не окончена. Бомбят город с удивительно благозвучным названием: Мир-го-род. Снова обстреливают Харьков, рушатся и горят дома. Мне иногда писали читатели Харькова: где вы сейчас? уехали? остаётесь? вдруг не ответят… 44 дня Мариуполь ровняют с землёй вместе с домами и жителями. В моем районе в Киеве восемь раз за первые четыре недели падали с неба русские орудия войны различных наименований. Городка Волновахи буквально больше нет — поле руин, и всё. А сколько ещё сёл с хатами, городами, курицами вытоптано гусеницами танков?
«Ровно семь недель русские воюют с украинцами, десятки тысяч людей уже погибли в этой войне». Пялюсь в экран. Звучит, как аннотация к дешевенькой социальной фантастике! Сначала я не верила, что будет война: звучит, как фантастика. Потом — не верила, что она началась. Даже не верила, что это правда война, пока на нас чуть не упал сбитый самолёт (он упал дальше перед домом нашего друга: обломок самолёта и каша из пилота, мы видели).
Я вспоминаю, как в 2000 году проводила всё лето у дяди в загородном доме, присматривая за его годовалым сыном, моим братом. На втором этаже над лакированной деревянной лестницей высились полные книжные шкафы, и я книгу за книгой поглощала всё, что попадалось под руку, юркнув в глубокое тёмно-зелёное бархатное кресло с высокой спинкой под сгибающимися веером листьями большой пальмы в плетеной кадке. Утопая в кресле, я исчезала в историях пришельцев, космических государств и антиутопий в альтернативных мирах. Там обязательно была какая-то особая искажающая правду пропаганда, вооруженные диктаторы, марши несправедливых карателей и уничтожаемая общность, которая считается захватчиками низшей, но на деле обладающая чувствами, разумом и культурой. Все антиутопии такого рода обычно вызывают осуждение тиранов и несправедливых войн и сочувствие к мирным жителям и помогающим друг другу преследуемым героям. Может быть, не все их читали в детстве?
Кто бы мог подумать, что через двадцать лет я буду одним из побочных персонажей такой антиутопии — с всесильной пропагандой, молчаливым (или кровожадным?) большинством, военным вторжением и жестоким уничтожением мирных жителей и их домов! Но к 33 году жизни ясно, что всё, что только можно вообразить, может стать правдой.
[Продолжение в следующем посте]
#киев
Телевизор VS Сострадание 2: переубеждать ли?
Сегодня думаю о тех, кто в России: об осуждающих войны, которые боятся; о сомневающихся, которые тонут в выяснениях. Не очень думаю о тех, кто поддерживает войну с кровожадностью и желанием видеть наши мертвые головы на штыках своих офицеров, марширующих на параде — таких, мне кажется, мало. Больше тех, кто в принципе не может отличить нос от пальца и вечно поддерживают какую-то ерунду, не осознавая до конца, что происходит, предпочитая бездумную жизнь. Думаю о тех, кто пишет мне «я не могу говорить со своим папой/мамой/бабушкой/дедушкой — мы поссорились, мы больше не общаемся, потому что я не могу их переубедить». Может быть, переубеждать их и не нужно, нужно что-то другое?
Когда мы с вами говорим «переубедить», то подразумеваем сложный процесс воспитания критического мышления, умения работать с источниками и разбираться в особенностях работы медиа и тонкостях международной политики. Для всего этого уже поздно (хотя в целом никогда не поздно). Чтобы получить такого рода образованность, нужно стараться и хотеть её получить.
А когда пропаганда говорит «убедить» — она имеет в виду «вбить в голову», минуя критическое мышление. Как она этого добивается? Простотой сообщений. Большим количеством бомбардировок простыми сообщениями. Ну и конечно, отсутствием альтернатив. Потребляющий пропаганду не думает — он как бы уже знает нечто (как в школе, помню, учительница в ответ на мою заминку «я думаю», сказала: надо не думать, надо знать — и совершенно не поняла, почему я считаю наоборот). Откуда знает? Хм, ну это же очевидно, интуиции, догадался, все так говорят, всем известно, так сказали — choose your weapon. На самом деле здесь работают не размышления, а «эффект шедевра»: мы склонны считать более гениальным художником того, картины которого видим чаще других, мы склонны считать правильным мнение, которое слышим часто.
[Продолжение в следующем посте]
#травкина_осознанность
Сегодня думаю о тех, кто в России: об осуждающих войны, которые боятся; о сомневающихся, которые тонут в выяснениях. Не очень думаю о тех, кто поддерживает войну с кровожадностью и желанием видеть наши мертвые головы на штыках своих офицеров, марширующих на параде — таких, мне кажется, мало. Больше тех, кто в принципе не может отличить нос от пальца и вечно поддерживают какую-то ерунду, не осознавая до конца, что происходит, предпочитая бездумную жизнь. Думаю о тех, кто пишет мне «я не могу говорить со своим папой/мамой/бабушкой/дедушкой — мы поссорились, мы больше не общаемся, потому что я не могу их переубедить». Может быть, переубеждать их и не нужно, нужно что-то другое?
Когда мы с вами говорим «переубедить», то подразумеваем сложный процесс воспитания критического мышления, умения работать с источниками и разбираться в особенностях работы медиа и тонкостях международной политики. Для всего этого уже поздно (хотя в целом никогда не поздно). Чтобы получить такого рода образованность, нужно стараться и хотеть её получить.
А когда пропаганда говорит «убедить» — она имеет в виду «вбить в голову», минуя критическое мышление. Как она этого добивается? Простотой сообщений. Большим количеством бомбардировок простыми сообщениями. Ну и конечно, отсутствием альтернатив. Потребляющий пропаганду не думает — он как бы уже знает нечто (как в школе, помню, учительница в ответ на мою заминку «я думаю», сказала: надо не думать, надо знать — и совершенно не поняла, почему я считаю наоборот). Откуда знает? Хм, ну это же очевидно, интуиции, догадался, все так говорят, всем известно, так сказали — choose your weapon. На самом деле здесь работают не размышления, а «эффект шедевра»: мы склонны считать более гениальным художником того, картины которого видим чаще других, мы склонны считать правильным мнение, которое слышим часто.
[Продолжение в следующем посте]
#травкина_осознанность
Телевизор VS Сострадание 3: общая реальность и эмпатия
Однажды в начале войны кто-то сказал: я бы хотел, чтобы каждый раз, когда у нас падают бомбы, у всех россиян начинал звенеть тревогой смартфон — просто чтобы они знали, как часто здесь мы подвергаемся опасности и боимся смерти. Это хорошая идея, но вовсе не про наказание — а про разделение общей реальности. Именно этого не хватает тем, кто насмотрелись телевизора. Но я смею предположить, что раз у них есть дети или внуки гуманисты рядом, то может быть, с их способностью сочувствовать реальным людям, а не концепциям всё-таки не всё кончено(?).
Из всех этих размышлений у меня родилась простая идея для тех, кто всё ещё общается со своими родственниками, которые отрицают и сомневаются. Не спорьте с ними, не переубеждайте их, не пускайтесь в исторические аналогии. Это — концепции, бездушная ловушка для нетренированного ума. Просто присылайте им новости о взрывах, обстрелах, фотографии, видео, рассказывайте истории реальных людей, интервью с волонтерами, с журналистами. Ой, смотри, что произошло в Украине! Ой, вот опять русская ракета упала в украинский дом. Смотри, этот человек помогает жертвам бомбёжек. Конечно, вы не можете заставить их всё читать и смотреть. Но в потоке шума вы хотя бы можете создать тоненький писк правды — сигнал.
То же самое и о поведении в соцсетях. Проблема в огромном потоке информации, которая ничего не доносит и ничего не меняет, это — шум. Создавать сигнал страшно, понимаю, у всех свои основания бояться. Поэтому мне кажется самым разумным и хитрым делиться блогами обычных людей из Украины, которые рассказывают о реальности войны. Главное-то тут что? Не свою позицию выразить — а сделать так, чтобы украинцы, рассказывающие правду, становились более видимыми. Вы можете взять вообще довоенный пост и перепостить его с подписью о том, что вот классный чувак, у которого в блоге стоит почитать последние посты о сегодняшней ситуации. Если истории людей, которые живут здесь, узнают как можно больше ваших друзей — это отличный и безопасный вклад в усиление голоса пострадавших в вашем инфопространстве. Это важный вклад в объединение наших реальностей.
Я думаю, если обеспечить регулярный приток образа реальности, которая у нас здесь есть, она со временем поселится в психике отрицающих или сомневающихся людей, как альтернатива. Причем поселится не на концептуальном уровне, а на эмоциональном и висцеральном — что гораздо глубже, чем холодные игры интеллекта. Я не думаю, что работа с концепциями может быть достаточно оперативной, чтобы что-то изменить прямо сейчас. Но в какой-то момент, когда посеянная так эмоциональная, образная, висцеральная реальность прорастет в психике большого количества людей — может быть, они смогут осознать, что происходит в реальности, а не в мире паранойяльного бреда пропаганды.
Важно понимать о том, что в таком процессе важно эмоциональное поощрение. Если в разговоре с вами такой человек проявит однажды признаки какого-то сожаления, сочувствия, возмущения, осуждения — пусть со своими какими-то объяснениями, с которыми вы не согласны — его нужно поощрить теплом, согласием, хорошей оценкой его нравственных качеств, а не выкриком «Ага! Значит, ты признаешь, что всё это была ложь!». Так мы воспитываем нравственность в детях: поощряем их добрые поступки — ведь всем хочется прежде всего быть хорошими и чтобы их любили. Конечно победой человечности будет, если они признают эту реальность и согласятся с тем, что война — это ужасно, особенно в таких масштабах. Но сначала к ним должна вернуться способность эмпатировать другим живым существам и их страданиям. А без вашей эмпатии друг к другу это невозможно.
[Продолжение в следующем посте]
#травкина_осознанность #травкина_отношения
Однажды в начале войны кто-то сказал: я бы хотел, чтобы каждый раз, когда у нас падают бомбы, у всех россиян начинал звенеть тревогой смартфон — просто чтобы они знали, как часто здесь мы подвергаемся опасности и боимся смерти. Это хорошая идея, но вовсе не про наказание — а про разделение общей реальности. Именно этого не хватает тем, кто насмотрелись телевизора. Но я смею предположить, что раз у них есть дети или внуки гуманисты рядом, то может быть, с их способностью сочувствовать реальным людям, а не концепциям всё-таки не всё кончено(?).
Из всех этих размышлений у меня родилась простая идея для тех, кто всё ещё общается со своими родственниками, которые отрицают и сомневаются. Не спорьте с ними, не переубеждайте их, не пускайтесь в исторические аналогии. Это — концепции, бездушная ловушка для нетренированного ума. Просто присылайте им новости о взрывах, обстрелах, фотографии, видео, рассказывайте истории реальных людей, интервью с волонтерами, с журналистами. Ой, смотри, что произошло в Украине! Ой, вот опять русская ракета упала в украинский дом. Смотри, этот человек помогает жертвам бомбёжек. Конечно, вы не можете заставить их всё читать и смотреть. Но в потоке шума вы хотя бы можете создать тоненький писк правды — сигнал.
То же самое и о поведении в соцсетях. Проблема в огромном потоке информации, которая ничего не доносит и ничего не меняет, это — шум. Создавать сигнал страшно, понимаю, у всех свои основания бояться. Поэтому мне кажется самым разумным и хитрым делиться блогами обычных людей из Украины, которые рассказывают о реальности войны. Главное-то тут что? Не свою позицию выразить — а сделать так, чтобы украинцы, рассказывающие правду, становились более видимыми. Вы можете взять вообще довоенный пост и перепостить его с подписью о том, что вот классный чувак, у которого в блоге стоит почитать последние посты о сегодняшней ситуации. Если истории людей, которые живут здесь, узнают как можно больше ваших друзей — это отличный и безопасный вклад в усиление голоса пострадавших в вашем инфопространстве. Это важный вклад в объединение наших реальностей.
Я думаю, если обеспечить регулярный приток образа реальности, которая у нас здесь есть, она со временем поселится в психике отрицающих или сомневающихся людей, как альтернатива. Причем поселится не на концептуальном уровне, а на эмоциональном и висцеральном — что гораздо глубже, чем холодные игры интеллекта. Я не думаю, что работа с концепциями может быть достаточно оперативной, чтобы что-то изменить прямо сейчас. Но в какой-то момент, когда посеянная так эмоциональная, образная, висцеральная реальность прорастет в психике большого количества людей — может быть, они смогут осознать, что происходит в реальности, а не в мире паранойяльного бреда пропаганды.
Важно понимать о том, что в таком процессе важно эмоциональное поощрение. Если в разговоре с вами такой человек проявит однажды признаки какого-то сожаления, сочувствия, возмущения, осуждения — пусть со своими какими-то объяснениями, с которыми вы не согласны — его нужно поощрить теплом, согласием, хорошей оценкой его нравственных качеств, а не выкриком «Ага! Значит, ты признаешь, что всё это была ложь!». Так мы воспитываем нравственность в детях: поощряем их добрые поступки — ведь всем хочется прежде всего быть хорошими и чтобы их любили. Конечно победой человечности будет, если они признают эту реальность и согласятся с тем, что война — это ужасно, особенно в таких масштабах. Но сначала к ним должна вернуться способность эмпатировать другим живым существам и их страданиям. А без вашей эмпатии друг к другу это невозможно.
[Продолжение в следующем посте]
#травкина_осознанность #травкина_отношения
Телевизор VS Сострадание 4: человечность важнее мнений
Война России в Украине — это уже свершившаяся, не отменяемая трагедия для обеих стран. Эта трагедия не исчезнет больше никогда, даже когда война будет окончена. Ничто не будет «как прежде», если вы только не бесчувственный чурбан или человек с эмоциональным интеллектом уровнем богомола. Плоды этой трагедии в будущем окажутся ещё горше её цветов, которые распускаются для нас пламенем взрывов. Будут десятки тысяч похорон, вёдра слёз и вой матерей хуже сегодняшнего ветра. Будет отвращение и ненависть одних. Будет вина и унижение других и озлобление третьих. Опустошение. Годы ночных кошмаров и панических атак. Растянутый на тысячи тысячи километров траур и горе.
Вкушать такие плоды и не отравиться окончательно смогут только люди с прозревшей совестью, которые отставят в сторону политические рассуждения и скажут: война (была) ужасна, её не должно (было) быть, всё моё существо против. Может показаться, что путь к этому идет через политические споры и критическое мышление, но мне кажется, что не всегда. Путь к этому также может идти мимо всех политических споров через сострадание к другим живым существам.
Мы все люди, мы все боимся боли и смерти, все хотим счастья для наших близких. Это — наша общая духовная земля. Чем больше людей получат гражданство этой земли духовной, тем вероятнее, что мы сможем рано или поздно очистить нашу землю от зарослей ядовитого сорняка зла, которые развели здесь захаванные алчностью, страхом, жаждой власти и гордыней слепцы, глупцы и лжецы.
#травкина_осознанность #травкина_отношения
Война России в Украине — это уже свершившаяся, не отменяемая трагедия для обеих стран. Эта трагедия не исчезнет больше никогда, даже когда война будет окончена. Ничто не будет «как прежде», если вы только не бесчувственный чурбан или человек с эмоциональным интеллектом уровнем богомола. Плоды этой трагедии в будущем окажутся ещё горше её цветов, которые распускаются для нас пламенем взрывов. Будут десятки тысяч похорон, вёдра слёз и вой матерей хуже сегодняшнего ветра. Будет отвращение и ненависть одних. Будет вина и унижение других и озлобление третьих. Опустошение. Годы ночных кошмаров и панических атак. Растянутый на тысячи тысячи километров траур и горе.
Вкушать такие плоды и не отравиться окончательно смогут только люди с прозревшей совестью, которые отставят в сторону политические рассуждения и скажут: война (была) ужасна, её не должно (было) быть, всё моё существо против. Может показаться, что путь к этому идет через политические споры и критическое мышление, но мне кажется, что не всегда. Путь к этому также может идти мимо всех политических споров через сострадание к другим живым существам.
Мы все люди, мы все боимся боли и смерти, все хотим счастья для наших близких. Это — наша общая духовная земля. Чем больше людей получат гражданство этой земли духовной, тем вероятнее, что мы сможем рано или поздно очистить нашу землю от зарослей ядовитого сорняка зла, которые развели здесь захаванные алчностью, страхом, жаждой власти и гордыней слепцы, глупцы и лжецы.
#травкина_осознанность #травкина_отношения
50 дней войны: детство
День пятидесятый. Война длится 50 дней — это 1200 часов. Если вычесть из этого ежедневный восьмичасовой ночной сон, получится 800 часов. Половину из этого времени, а то и больше, я потратила на изучение военной стратегии, экономической аналитики, международных выступлений лидеров многих стран на трёх языках. Это как если бы я в течение пяти лет ходила на пары по международным отношениям два раза в неделю. За это же дадут сертификат? Мы тут шутим так: война могла бы быть очень интересным опытом, если бы не война.
Когда воздушная тревога прекратилась, мы вывалились на улицу. Наконец солнце греет, чувствую себя на улице в жёлтой куртке пирожком, на котором запекается яичный белок с вкусным блеском. Ветер дует со всех сторон сразу, и как только я открываю рот, в нём оказывается или песок или мои собственные размётанные волосы. Я давлюсь новостями о войне: ну сколько ракет ещё можно силой впихнуть мне в горло? Меня тошнит.
А в Киеве тем временем начинается самый красивый период, на мой вкус: распушаются белой пеной кусты вишень на фоне ядрёно-голубого моря неба; и если забраться в них, то голову кружит сладкий запах первых цветов и гул слетевшихся пчёл и шмелей. Кусты сирени выпустили конусы фиолетовых завязей, похожих на связки яйцеклеток рыбы. Выскочили на лысых ветках каштана закрытые зелёные куколки бутонов — там потом будет парашют листа и белые (или редко — розовые) цветущие свечки. Бледно-зелёные, как жасминовые свечи, по землям Украины разбросаны тела солдат. Если всё ещё долго не закончится и их всех не заберут, то этих на полях вырастет трава и будет шуршать над ними невозмутимой вечностью.
Когда я думаю о конце войны, я не думаю о голубях и детках в белых платьях, своей работе или путешествиях. Я думаю о толпах воющих по обе стороны границы женщинах, которые бесконечной черной массой шествуют по земле, оплакивая своих близких. Столько горя! Низачем.
Пока ждала круассан, видела высокого плечистого молодого мужчину с бородкой в подчеркивающей рельефные мышцы серой водолазке. Он стоял, задумчиво глядя куда-то в пустоту, и прижимался губами к лобику своего крошечного младенчика, которого прижимал к груди обеими руками. Он был так занят своим пребыванием, что я без стеснения рассматривала его лицо: кустистые брови «домиком», складки на лбу от какого-то застывшего недоумения, которое, может быть, и запустило процесс размышлений, и большие распахнутые внутрь его психики прозрачные глаза. Несколько минут он так слегка покачивался, не отрывая губ от своего ребенка, пока не пришла мать и они не начали собираться уходить. Интересно, как влияет на отношение людей к войне наличие маленьких детей и прочной любовной связи с ними?
Женщины, когда у них рождается ребенок, испытывают сильное влияние окситоцина — гормона привязанности (особенно его стимулируют естественные роды и кормление грудью). Это делает более спокойными, стрессоустойчивыми и заставляют чувствовать привязанность к младенцу (конечно, так работает не у всех, есть множество индивидуальных вариаций). Но у мужчин изменение гормонального фона само по себе не возникает: только если отец проводит в физическом контакте с ребенком много времени (хотя бы пару часов в день) регулярно на протяжении первых шести месяцев младенца, это влияет на его организм. Вовлечённые отцы, во-первых, тоже становятся более стрессоустойчивыми и тепло привязанными к младенцу за счет окситоцина; а во-вторых, у них снижается средний уровень тестостерона, делая их, по сути, мягче и более готовыми к сотрудничеству. Родилась идея: подсовывайте мужчинам младенцев — тогда они будут меньше пыжиться и воевать!
#киев #травкина_мозг #обомне
День пятидесятый. Война длится 50 дней — это 1200 часов. Если вычесть из этого ежедневный восьмичасовой ночной сон, получится 800 часов. Половину из этого времени, а то и больше, я потратила на изучение военной стратегии, экономической аналитики, международных выступлений лидеров многих стран на трёх языках. Это как если бы я в течение пяти лет ходила на пары по международным отношениям два раза в неделю. За это же дадут сертификат? Мы тут шутим так: война могла бы быть очень интересным опытом, если бы не война.
Когда воздушная тревога прекратилась, мы вывалились на улицу. Наконец солнце греет, чувствую себя на улице в жёлтой куртке пирожком, на котором запекается яичный белок с вкусным блеском. Ветер дует со всех сторон сразу, и как только я открываю рот, в нём оказывается или песок или мои собственные размётанные волосы. Я давлюсь новостями о войне: ну сколько ракет ещё можно силой впихнуть мне в горло? Меня тошнит.
А в Киеве тем временем начинается самый красивый период, на мой вкус: распушаются белой пеной кусты вишень на фоне ядрёно-голубого моря неба; и если забраться в них, то голову кружит сладкий запах первых цветов и гул слетевшихся пчёл и шмелей. Кусты сирени выпустили конусы фиолетовых завязей, похожих на связки яйцеклеток рыбы. Выскочили на лысых ветках каштана закрытые зелёные куколки бутонов — там потом будет парашют листа и белые (или редко — розовые) цветущие свечки. Бледно-зелёные, как жасминовые свечи, по землям Украины разбросаны тела солдат. Если всё ещё долго не закончится и их всех не заберут, то этих на полях вырастет трава и будет шуршать над ними невозмутимой вечностью.
Когда я думаю о конце войны, я не думаю о голубях и детках в белых платьях, своей работе или путешествиях. Я думаю о толпах воющих по обе стороны границы женщинах, которые бесконечной черной массой шествуют по земле, оплакивая своих близких. Столько горя! Низачем.
Пока ждала круассан, видела высокого плечистого молодого мужчину с бородкой в подчеркивающей рельефные мышцы серой водолазке. Он стоял, задумчиво глядя куда-то в пустоту, и прижимался губами к лобику своего крошечного младенчика, которого прижимал к груди обеими руками. Он был так занят своим пребыванием, что я без стеснения рассматривала его лицо: кустистые брови «домиком», складки на лбу от какого-то застывшего недоумения, которое, может быть, и запустило процесс размышлений, и большие распахнутые внутрь его психики прозрачные глаза. Несколько минут он так слегка покачивался, не отрывая губ от своего ребенка, пока не пришла мать и они не начали собираться уходить. Интересно, как влияет на отношение людей к войне наличие маленьких детей и прочной любовной связи с ними?
Женщины, когда у них рождается ребенок, испытывают сильное влияние окситоцина — гормона привязанности (особенно его стимулируют естественные роды и кормление грудью). Это делает более спокойными, стрессоустойчивыми и заставляют чувствовать привязанность к младенцу (конечно, так работает не у всех, есть множество индивидуальных вариаций). Но у мужчин изменение гормонального фона само по себе не возникает: только если отец проводит в физическом контакте с ребенком много времени (хотя бы пару часов в день) регулярно на протяжении первых шести месяцев младенца, это влияет на его организм. Вовлечённые отцы, во-первых, тоже становятся более стрессоустойчивыми и тепло привязанными к младенцу за счет окситоцина; а во-вторых, у них снижается средний уровень тестостерона, делая их, по сути, мягче и более готовыми к сотрудничеству. Родилась идея: подсовывайте мужчинам младенцев — тогда они будут меньше пыжиться и воевать!
#киев #травкина_мозг #обомне
50 дней войны: испытание веры в закон
Полсотни дней войны. Белёсая луна на розовом небе похожа на забытый ребёнком на тарелке легко обсосанный мятный леденец. На мою руку садится комар. Работает воздушная тревога.
Помню, как я приехала в деревню в какой-то своей прабабке. Воспитанная по методике Гиппенрейтер — активное слушание, проговаривание эмоций, решение конфликтов только за «столом переговоров», я уже в четыре года была самостоятельная и свободолюбивая. Что-то там я её не послушала: смотрела, как папа на крыше поднимает черепицу, не отошла от греха подальше, как она попросила. Она долго гонялась за мной по двору с пучком свежей крапивы, а потом исхлестала меня ключами жалами по ногам. Я сидела в комнате, в исступлении расчесывая зудящие от потока слез бедра и переживала то, что сейчас назвала бы унижением.
Это не было так уж больно: если бы я искололась крапивой сама, это не было бы такой бедой. Как оскорбление я переживала нарушение целостности своей личности, эту авторитарную попытку силовым образом изменить мою волю где-либо стоять — и последующее насилие над моим телом, совершенное только по той причине, что она была больше и сильнее. Таких эпизодов в моем детстве было очень мало, поэтому я запомнила их все. Каждый из них глубоко возмущал меня и не вызывал страха, потому что мои «значимые взрослые» всегда решали разногласия со мной уважительным способом, и я знала, что происходящее насилие — это не норма. Становясь старше, я говорила «со мной так нельзя», а затем — «вы не имеете права». И уже не стоящие за мной значимые взрослые придавали мне сил, а ощущение, что есть некий закон, который не могут, боятся нарушить взрослые — и который меня защищает.
Война — это предельное нарушение человеческих законов. Я долго думала, как сформулировать, как правильно назвать базовую эмоциональную реакцию, которую я чувствую на протяжение всей войны. Страх приходит и уходит, гнев приходит и уходит. Но возмущение остаётся. Потому что все мы знаем, что совершается преступление. Все мы знаем, что «с нами так нельзя» и «вы не имеете права». Но нет ничего, что обеспечивает это «нельзя» и наши «права»: только выдуманные обществом законы, которые соблюдает большинство. Запрет на убийство, табу на причинение вреда детям — всё оказывается всего лишь «общественным договором», подкрепленным почти что религиозной верой в то, что «нельзя совершать грех». И когда приходит плевавший на Бога грешник, на него не оказывается управы, и гром не поражает его, и кусты безмолвствуют и не возгораются. Это тяжелое испытание веры в какой-либо закон.
А ещё прилетели аисты. Они вьют гнезда.
#киев
Полсотни дней войны. Белёсая луна на розовом небе похожа на забытый ребёнком на тарелке легко обсосанный мятный леденец. На мою руку садится комар. Работает воздушная тревога.
Помню, как я приехала в деревню в какой-то своей прабабке. Воспитанная по методике Гиппенрейтер — активное слушание, проговаривание эмоций, решение конфликтов только за «столом переговоров», я уже в четыре года была самостоятельная и свободолюбивая. Что-то там я её не послушала: смотрела, как папа на крыше поднимает черепицу, не отошла от греха подальше, как она попросила. Она долго гонялась за мной по двору с пучком свежей крапивы, а потом исхлестала меня ключами жалами по ногам. Я сидела в комнате, в исступлении расчесывая зудящие от потока слез бедра и переживала то, что сейчас назвала бы унижением.
Это не было так уж больно: если бы я искололась крапивой сама, это не было бы такой бедой. Как оскорбление я переживала нарушение целостности своей личности, эту авторитарную попытку силовым образом изменить мою волю где-либо стоять — и последующее насилие над моим телом, совершенное только по той причине, что она была больше и сильнее. Таких эпизодов в моем детстве было очень мало, поэтому я запомнила их все. Каждый из них глубоко возмущал меня и не вызывал страха, потому что мои «значимые взрослые» всегда решали разногласия со мной уважительным способом, и я знала, что происходящее насилие — это не норма. Становясь старше, я говорила «со мной так нельзя», а затем — «вы не имеете права». И уже не стоящие за мной значимые взрослые придавали мне сил, а ощущение, что есть некий закон, который не могут, боятся нарушить взрослые — и который меня защищает.
Война — это предельное нарушение человеческих законов. Я долго думала, как сформулировать, как правильно назвать базовую эмоциональную реакцию, которую я чувствую на протяжение всей войны. Страх приходит и уходит, гнев приходит и уходит. Но возмущение остаётся. Потому что все мы знаем, что совершается преступление. Все мы знаем, что «с нами так нельзя» и «вы не имеете права». Но нет ничего, что обеспечивает это «нельзя» и наши «права»: только выдуманные обществом законы, которые соблюдает большинство. Запрет на убийство, табу на причинение вреда детям — всё оказывается всего лишь «общественным договором», подкрепленным почти что религиозной верой в то, что «нельзя совершать грех». И когда приходит плевавший на Бога грешник, на него не оказывается управы, и гром не поражает его, и кусты безмолвствуют и не возгораются. Это тяжелое испытание веры в какой-либо закон.
А ещё прилетели аисты. Они вьют гнезда.
#киев
51
День пятьдесят первый. Гуляла в футболке. Шмель жопой врезался мне в нос. Заебала война.
Заебали её организаторы, первые лица и исполнители.
И те, кому она кажется нормальной идеей — заебали бы, если бы я их знала.
Вкрай заебали русские ракеты.
Заебало целыми днями слушать о войне.
В новостях война.
Захлопнешь ноут, посмотришь по сторонам — а тут, представляете, всё равно война!
Выйдешь на улицу, думаешь, хоть рядом с людьми побуду, забуду о войне. Но нет: бабцы обсуждают, куда попали ракеты, деды — почему советская армия такая отстойная, женщины обсуждают убежавших от войны заграницу, мужчины — кто где служит, подростки смотрят в тиктоке юморески о жизни в военной Украине.
Ладно. Берешь какао, идёшь на лавочку, садишься в одиночестве. И что вы думаете? Повiтряна тревога (тоже заебала страшно). Идёшь домой.
Я дома, в тишине: Война, ну хоть тут можно оставить меня в покое?
Война:
…
…
А ПОСЛУШАЙ-КА ТЫ ВЗРЫВЫ ПВО!!!
Заебала война.
Заебало думать о том, что пока не время думать о будущем.
Заебало отвечать на все свои идеи «главное сейчас не погибнуть, а там посмотрим».
Заебало писать о своих заебавших уже даже меня саму ощущениях.
Заебали даже мысли о войне.
Даже слово это в печёнках у меня уже сидит.
Даже слово «заебало» меня уже так заебало, если бы вы только знали.
Заебала война.
День пятьдесят первый. Гуляла в футболке. Шмель жопой врезался мне в нос. Заебала война.
Заебали её организаторы, первые лица и исполнители.
И те, кому она кажется нормальной идеей — заебали бы, если бы я их знала.
Вкрай заебали русские ракеты.
Заебало целыми днями слушать о войне.
В новостях война.
Захлопнешь ноут, посмотришь по сторонам — а тут, представляете, всё равно война!
Выйдешь на улицу, думаешь, хоть рядом с людьми побуду, забуду о войне. Но нет: бабцы обсуждают, куда попали ракеты, деды — почему советская армия такая отстойная, женщины обсуждают убежавших от войны заграницу, мужчины — кто где служит, подростки смотрят в тиктоке юморески о жизни в военной Украине.
Ладно. Берешь какао, идёшь на лавочку, садишься в одиночестве. И что вы думаете? Повiтряна тревога (тоже заебала страшно). Идёшь домой.
Я дома, в тишине: Война, ну хоть тут можно оставить меня в покое?
Война:
…
…
А ПОСЛУШАЙ-КА ТЫ ВЗРЫВЫ ПВО!!!
Заебала война.
Заебало думать о том, что пока не время думать о будущем.
Заебало отвечать на все свои идеи «главное сейчас не погибнуть, а там посмотрим».
Заебало писать о своих заебавших уже даже меня саму ощущениях.
Заебали даже мысли о войне.
Даже слово это в печёнках у меня уже сидит.
Даже слово «заебало» меня уже так заебало, если бы вы только знали.
Заебала война.
P.S. Если вы чувствуете непреодолимое желание сраться у меня в комментах, откройте, пожалуйста, прежде эту статью о ненасильственном общении, сделайте над собой усилие и попытайтесь формулировать свои эмоции согласно Маршалу Розенбергу. У вас, может быть, сразу не получится, но вы пишите "попробую ННО" и я вас поправлю, если что (а может быть, нам тут помогут специалисты по ННО, они тут точно есть). Давайте-давайте, надо учиться. Кто, если не мы? Войны в комментах сами себя не остановят. Касается всех.
А то только мы все расслабились и начали делиться, что нас заебало, как началось безобразие. Куда это годится? Я для кого тут 50 дней подряд пишу, не жалея букыв?
А то только мы все расслабились и начали делиться, что нас заебало, как началось безобразие. Куда это годится? Я для кого тут 50 дней подряд пишу, не жалея букыв?
Wikipedia
Ненасильственное общение
социальная концепция
Человек Шредингера Ч.1
День пятьдесят второй. Всё расцветает. На Киев и Харьков продолжают лететь российские ракеты, но единственный взрыв, который я сегодня видела — взрыв густой массы кустов жёлтыми цветами. Это форзиция — растение, которое притащил из Китае шотландский ботаник о основатель Королевского садоводческого общества. Мне нравится смотреть на мир глазами естественнонаучников: в нём все мы — голые обезьяны, государственные флаги — просто крашенный полиэтилентерефталат, а китайский куст спокойно переезжает из Великобритании в Украину безо всякого паспорта.
Всё расцветает. Вишни как будто наряжены свадебные платья. Но смотреть на цветы печально: бутоны раскрылись — и сразу попали на похороны. Тысячи деревьев цветут для тех, кто уже погиб, и для тех, кто погибнет ещё. Тысячи погребальных деревьев — для наших могил, куда насильно, жестоко и массово заталкивают тех, кто ещё только учится читать; тех, кто наработался и хотел пожить немного «для себя»; тех, кто решились зачать и выносить своих первых детей; тех, кто планировал летом отпуск; тех, кто любил латте на кокосовом; тех, кто собрался засеять поле; тех, кто наконец достроил хату и тех, кто только начал учиться на программиста. Они думали, что их ждёт новый день, но им приготовили смерть. И вовсе не в равном бою, а подлой смертоносной ракетой, снарядом или авибомбой: нажал кнопку — и можно пить чаёк. Пригляделась, это не свадебные платья. Вишни стоят, наряженные в белые саваны.
Не могу сегодня слышать слова «это закончится» и «мы молимся за вас»: как будто бы зрители собрались на моих похоронах, молятся и ждут, когда всё закончится, чтобы пойти пить чай. А я лежу в гробу и кричу: «Я живая! Я живая и хочу жить! Спасите меня!». Но они молятся себе под нос: и это пройдёт. Пройдёт, конечно. Но со мной или всё же без меня?! «Хор безмолвствует».
Мы все хотим жить. Но ценность жизни — это вечная «проблема вагонетки». Когда мы говорим «жизнь священна», мы верим своим словам, обращенным ко всем вообще. Но когда мы действуем, то наша собственная жизнь оказывается священнее других. Это вполне согласуется с нашей биологией, но не согласуется с нашим самомнением будто человек «выше» животного. Мы спорим, зол ли человек по природе или сущность его — добро, забывая, что добра и зла в природе нет, это абстракции, который мы используем для мысленных моделей и классификаций. Единственная реально существующая биологическая природа человека — это стремление к радости и страх страдания, свойственная и амёбе и примату.
[продолжение в следующем посте]
#киев #травкина_мозг #травкина_осознанность
День пятьдесят второй. Всё расцветает. На Киев и Харьков продолжают лететь российские ракеты, но единственный взрыв, который я сегодня видела — взрыв густой массы кустов жёлтыми цветами. Это форзиция — растение, которое притащил из Китае шотландский ботаник о основатель Королевского садоводческого общества. Мне нравится смотреть на мир глазами естественнонаучников: в нём все мы — голые обезьяны, государственные флаги — просто крашенный полиэтилентерефталат, а китайский куст спокойно переезжает из Великобритании в Украину безо всякого паспорта.
Всё расцветает. Вишни как будто наряжены свадебные платья. Но смотреть на цветы печально: бутоны раскрылись — и сразу попали на похороны. Тысячи деревьев цветут для тех, кто уже погиб, и для тех, кто погибнет ещё. Тысячи погребальных деревьев — для наших могил, куда насильно, жестоко и массово заталкивают тех, кто ещё только учится читать; тех, кто наработался и хотел пожить немного «для себя»; тех, кто решились зачать и выносить своих первых детей; тех, кто планировал летом отпуск; тех, кто любил латте на кокосовом; тех, кто собрался засеять поле; тех, кто наконец достроил хату и тех, кто только начал учиться на программиста. Они думали, что их ждёт новый день, но им приготовили смерть. И вовсе не в равном бою, а подлой смертоносной ракетой, снарядом или авибомбой: нажал кнопку — и можно пить чаёк. Пригляделась, это не свадебные платья. Вишни стоят, наряженные в белые саваны.
Не могу сегодня слышать слова «это закончится» и «мы молимся за вас»: как будто бы зрители собрались на моих похоронах, молятся и ждут, когда всё закончится, чтобы пойти пить чай. А я лежу в гробу и кричу: «Я живая! Я живая и хочу жить! Спасите меня!». Но они молятся себе под нос: и это пройдёт. Пройдёт, конечно. Но со мной или всё же без меня?! «Хор безмолвствует».
Мы все хотим жить. Но ценность жизни — это вечная «проблема вагонетки». Когда мы говорим «жизнь священна», мы верим своим словам, обращенным ко всем вообще. Но когда мы действуем, то наша собственная жизнь оказывается священнее других. Это вполне согласуется с нашей биологией, но не согласуется с нашим самомнением будто человек «выше» животного. Мы спорим, зол ли человек по природе или сущность его — добро, забывая, что добра и зла в природе нет, это абстракции, который мы используем для мысленных моделей и классификаций. Единственная реально существующая биологическая природа человека — это стремление к радости и страх страдания, свойственная и амёбе и примату.
[продолжение в следующем посте]
#киев #травкина_мозг #травкина_осознанность
Человек Шредингера Ч.2
Я стою на философском распутье. Сегодняшняя ситуация — момент турбулентности, трансформации для всего мира, для очень многих стран, для разных мировоззренческих систем, для сообществ и для психики отдельных людей. Чем дальше идет эта война, тем выше энтропия в мире, тем выше число состояний и процессов в каждой системе. А чем сложнее система, тем выше возникновения у сложной системы новых непредвиденных свойств (эмерджентность). Рост хаоса в конечном итоге приводит к возникновением спонтанных порядков, которых никто не планировал (и часто даже не прогнозировал).
Довольно давно казалось, а теперь стало ясно, что точка невозврата после начала этой войны пройдена абсолютно для всех. Война пошла не по плану для всех: для начавших её, для участников и наблюдателей. И чем дальше — тем больше непредсказуемых последствий мы увидели (и сколько уже видим!). Очевидно, что после завершения всего этого убийственного процесса трансформации ни одна страна, близкая к территории или интересам конфликта, не сохранит своего довоенного статуса-кво. Украина — в тяжелейшем процессе умирания и родов одновременно. Россия вообще залезла с ногами в Большой адронный коллайдер, и скоро частицы в ней разгонятся настолько, что результат этой физической реакции сейчас невозможно предсказать (хотя можно красочно воображать).
Вся суть необратимости в том, что больше невозможно закончить процесс, как это возможно было, скажем, пятью неделями раньше. Законсервировать или вовсе «вернуть всё как было» не получится. Тут я призываю последних, кто держится за иллюзию «я проснусь и всё будет как раньше» скорее от неё избавиться: прошлое никогда не возвращалось из прошлого и тем более не стоит ждать его теперь. Оно не придёт, а вы состаритесь, ожидая.
Люди тоже сейчас находятся в какой-то квантовой зоне самоопределения, как кот Шредингера, который не может быть мёртвым и живым одновременно. Нельзя быть одновременно трусливым и храбрым, добродетельным и злодеем, бойцом и пацифистом. Когда мы откроем ящик, кот будет или живым — или мёртвым. Когда же мы откроем ящик? И что ждет каждого из нас, когда он будет открыт?
Будем ли мы живы или мёртвы? Окажемся ли мы правыми и восторжествуем или обнаружим свою ошибку? Я вижу, как люди уже сейчас мечутся, пытаясь зацепиться хотя бы за что-то в разрушающемся мире: но всё неопределённо для тех, кто ищет опору вовне. Только внутренняя опора, о которой я писала, как о совести (раз, два) — не подвластна турбулентности. С ней есть только одна проблемка: она требует от нас подвигов и самоотверженности. Способны ли мы на них?..
[продолжение в следующем посте]
#киев #травкина_мозг #травкина_осознанность
Я стою на философском распутье. Сегодняшняя ситуация — момент турбулентности, трансформации для всего мира, для очень многих стран, для разных мировоззренческих систем, для сообществ и для психики отдельных людей. Чем дальше идет эта война, тем выше энтропия в мире, тем выше число состояний и процессов в каждой системе. А чем сложнее система, тем выше возникновения у сложной системы новых непредвиденных свойств (эмерджентность). Рост хаоса в конечном итоге приводит к возникновением спонтанных порядков, которых никто не планировал (и часто даже не прогнозировал).
Довольно давно казалось, а теперь стало ясно, что точка невозврата после начала этой войны пройдена абсолютно для всех. Война пошла не по плану для всех: для начавших её, для участников и наблюдателей. И чем дальше — тем больше непредсказуемых последствий мы увидели (и сколько уже видим!). Очевидно, что после завершения всего этого убийственного процесса трансформации ни одна страна, близкая к территории или интересам конфликта, не сохранит своего довоенного статуса-кво. Украина — в тяжелейшем процессе умирания и родов одновременно. Россия вообще залезла с ногами в Большой адронный коллайдер, и скоро частицы в ней разгонятся настолько, что результат этой физической реакции сейчас невозможно предсказать (хотя можно красочно воображать).
Вся суть необратимости в том, что больше невозможно закончить процесс, как это возможно было, скажем, пятью неделями раньше. Законсервировать или вовсе «вернуть всё как было» не получится. Тут я призываю последних, кто держится за иллюзию «я проснусь и всё будет как раньше» скорее от неё избавиться: прошлое никогда не возвращалось из прошлого и тем более не стоит ждать его теперь. Оно не придёт, а вы состаритесь, ожидая.
Люди тоже сейчас находятся в какой-то квантовой зоне самоопределения, как кот Шредингера, который не может быть мёртвым и живым одновременно. Нельзя быть одновременно трусливым и храбрым, добродетельным и злодеем, бойцом и пацифистом. Когда мы откроем ящик, кот будет или живым — или мёртвым. Когда же мы откроем ящик? И что ждет каждого из нас, когда он будет открыт?
Будем ли мы живы или мёртвы? Окажемся ли мы правыми и восторжествуем или обнаружим свою ошибку? Я вижу, как люди уже сейчас мечутся, пытаясь зацепиться хотя бы за что-то в разрушающемся мире: но всё неопределённо для тех, кто ищет опору вовне. Только внутренняя опора, о которой я писала, как о совести (раз, два) — не подвластна турбулентности. С ней есть только одна проблемка: она требует от нас подвигов и самоотверженности. Способны ли мы на них?..
[продолжение в следующем посте]
#киев #травкина_мозг #травкина_осознанность
Человек Шредингера Ч.3
Я стою на философском распутье. Для меня ящик с котом откроется, чтобы ответить на вопросы:
⁃ если в мире, где бесконечно идут войны, где царит голод, где совершается насилие над телами и личностями, нас беспокоит что-то кроме того, что может остановить войны, голод и насилие — то как мы объясним себе, зачем живём?
⁃ если люди не способны на добро тогда, когда их поощряют ко злу; и если они совершают добро только когда, когда большинство считают это добром — то зачем нам ценности, если есть поощрение и наказание?
⁃ есть ли вообще смысл в философском обосновании и поиске биологических коррелятов свободы воли, если мы не видим проявлений свободной воли в нашей ежедневной жизни?
⁃ и главное: человек — это всё же только биологически определяемая амёба, которая стремится к пище и свету и избегает боли — или поиски в нас таких субтильных явлений как душа, совесть, нравственность всё-таки будут вознаграждены?
Это распутье я перейду вовсе не размышлениями и не спорами, а наблюдая за собой, за вами, за другими, за миром. Я узнаю это. «Увижу», как говаривал Дон Хуан, лол.
Что меня ждёт при разных исходах?
Если кот окажется жив, я продолжу заниматься тем же, чем раньше. Продолжу учить думать, развивать мышление, осваивать умение писать и раскрывать свои творческие силы. Я продолжу верить в необходимость просвещения и развития не просто критического, но системного мышления. Продолжу делиться своим опытом становления и практики, потому что живой кот означает, что мы способны делать свободный выбор, выращивать осознанность и менять паттерны своего поведения, используя, конечно, данные науки биологии, в том числе нейропластичность. Я продолжу верить, что самые высокие уровни развития личности связаны с принятием экзистенциальной ответственности за свою жизнь и поступки, достоинством и свободой.
Но если кот окажется мёртв, то я признаю, что была не права. Что нужно оставить отдельных людей в покое и заняться разработкой систем, которые помогут нам, как амебам, считать добро удовольствием, а зло — страданием, не обращаясь к мышлению или внутреннему компасу совести. Я присоединюсь к стану цифровых бихевиористов, к создателям алгоритмов и сторонникам «мягкой цифровой власти», буду изучать нейроимпланты и дизайн поведения. Если свободы совести нет, то ведь нельзя уничтожить или подать то, чего нет. Если все мы сбрасываем свою ответственность на историю, лозунги, других — значит, каждый отдельный человек не способен на личную ответственность и личный выбор. Значит, все мы должны жить в «ящике Скиннера», где задумка архитектора определяет, что мы считаем хорошим (поощрение) и плохим (наказание).
…как правило, в жизни всё сложнее, чем простота дуальных противоположностей. Я предвижу, что кот окажется «ни жив, ни мёртв» и, как и раньше, у меня будет «за» и «против» каждой из систем. Я продолжу творить что-то на периферии двух подходов. А всё ещё не написанная книга Роберта Сапольски о биологическом доказательстве отсутствия свободы воли будет отложена им в связи с гуманитарным шоком (может быть, он даже в ужасе бросит ноутбук в камин, наблюдая информационные артефакты этой войны).
И каждый человек будет до конца жизни гадать о себе: жив он всё-таки или, скорее, мёртв.
#киев #травкина_мозг #травкина_осознанность
Я стою на философском распутье. Для меня ящик с котом откроется, чтобы ответить на вопросы:
⁃ если в мире, где бесконечно идут войны, где царит голод, где совершается насилие над телами и личностями, нас беспокоит что-то кроме того, что может остановить войны, голод и насилие — то как мы объясним себе, зачем живём?
⁃ если люди не способны на добро тогда, когда их поощряют ко злу; и если они совершают добро только когда, когда большинство считают это добром — то зачем нам ценности, если есть поощрение и наказание?
⁃ есть ли вообще смысл в философском обосновании и поиске биологических коррелятов свободы воли, если мы не видим проявлений свободной воли в нашей ежедневной жизни?
⁃ и главное: человек — это всё же только биологически определяемая амёба, которая стремится к пище и свету и избегает боли — или поиски в нас таких субтильных явлений как душа, совесть, нравственность всё-таки будут вознаграждены?
Это распутье я перейду вовсе не размышлениями и не спорами, а наблюдая за собой, за вами, за другими, за миром. Я узнаю это. «Увижу», как говаривал Дон Хуан, лол.
Что меня ждёт при разных исходах?
Если кот окажется жив, я продолжу заниматься тем же, чем раньше. Продолжу учить думать, развивать мышление, осваивать умение писать и раскрывать свои творческие силы. Я продолжу верить в необходимость просвещения и развития не просто критического, но системного мышления. Продолжу делиться своим опытом становления и практики, потому что живой кот означает, что мы способны делать свободный выбор, выращивать осознанность и менять паттерны своего поведения, используя, конечно, данные науки биологии, в том числе нейропластичность. Я продолжу верить, что самые высокие уровни развития личности связаны с принятием экзистенциальной ответственности за свою жизнь и поступки, достоинством и свободой.
Но если кот окажется мёртв, то я признаю, что была не права. Что нужно оставить отдельных людей в покое и заняться разработкой систем, которые помогут нам, как амебам, считать добро удовольствием, а зло — страданием, не обращаясь к мышлению или внутреннему компасу совести. Я присоединюсь к стану цифровых бихевиористов, к создателям алгоритмов и сторонникам «мягкой цифровой власти», буду изучать нейроимпланты и дизайн поведения. Если свободы совести нет, то ведь нельзя уничтожить или подать то, чего нет. Если все мы сбрасываем свою ответственность на историю, лозунги, других — значит, каждый отдельный человек не способен на личную ответственность и личный выбор. Значит, все мы должны жить в «ящике Скиннера», где задумка архитектора определяет, что мы считаем хорошим (поощрение) и плохим (наказание).
…как правило, в жизни всё сложнее, чем простота дуальных противоположностей. Я предвижу, что кот окажется «ни жив, ни мёртв» и, как и раньше, у меня будет «за» и «против» каждой из систем. Я продолжу творить что-то на периферии двух подходов. А всё ещё не написанная книга Роберта Сапольски о биологическом доказательстве отсутствия свободы воли будет отложена им в связи с гуманитарным шоком (может быть, он даже в ужасе бросит ноутбук в камин, наблюдая информационные артефакты этой войны).
И каждый человек будет до конца жизни гадать о себе: жив он всё-таки или, скорее, мёртв.
#киев #травкина_мозг #травкина_осознанность
Дно Ч.1
День пятьдесят третий. Ночью шел дождь и ветер был свеж и влажен. Из-за близости Днепра в воздухе Киева мне всегда чудится что-то морское. Днём небо клубилось встопыренными, как табун лошадей, глубино-лиловыми, ослино-серыми и мышиного цвета облаками, из которых на горизонте падали вниз плотные тёмные струи ливней. Первая мысль: опять на нас пустили ракеты или это просто дождь? Просто дождь. Как хорошо. Небо — как море на картинах знаменитого армянского художника из Феодосии Ованнеса Айвазяна. Обычно его знают как Ивана Айвазовского, но мало кто знает, что его отец Геворк Айвазян долго жил на западе Украины и, как говорят, имел поместьице во Львове. Вот и я не знала. «Иван»!
К вечеру на небе поднялся свинцовый облачный шторм, и оранжевый вечерний свет придал мрачной картине осатанело весёлый вид. Именно так я иногда себя чувствую: мрачной, как рыцарь из тьмы туч; осатанело веселой, как блестящие пожаром заката доспехи; а сердце моё — тлеющий серый пепел. Сердце моё сотни раз поразили высокоточными ударами российских ракет с целью освободить меня от всяких признаков жизни — и вот остались только угли. Не волнуйтесь, они мёртвые на вид, но внутри тлеют алым, и следующий порыв свежего ветра раздует пламя снова. А вот мёртвые люди больше не встанут. Многие из них лежат и лежат на улицах оккупированных городов — как будто ждут чего-то. Погребения. Или страшного суда.
Почему-то мёртвые впечатляют зрителей больше, чем живые. Почему-то несколько сотен могил, рядками организованных, с крестиками и венками — впечатляют некоторых больше, чем свидетельства живых людей. Мы говорим: в нас стреляют, а не защищают! нас убивают, а не спасают! жилые районы Харькова — это не военные объекты (если только любовь к жизни, весеннему солнцу и прогулкам с детьми — не то самое оружие, от которого нас пытаются обезвредить). Но верят окончательно только мёртвым. А я не хочу умирать, чтобы меня услышали — хотя так, конечно, и дневник приобретёт добавочную стоимость. Поэтому, может быть, его и читают: здесь всё ещё есть интрига.
[Продолжение в следующем посте]
#киев
День пятьдесят третий. Ночью шел дождь и ветер был свеж и влажен. Из-за близости Днепра в воздухе Киева мне всегда чудится что-то морское. Днём небо клубилось встопыренными, как табун лошадей, глубино-лиловыми, ослино-серыми и мышиного цвета облаками, из которых на горизонте падали вниз плотные тёмные струи ливней. Первая мысль: опять на нас пустили ракеты или это просто дождь? Просто дождь. Как хорошо. Небо — как море на картинах знаменитого армянского художника из Феодосии Ованнеса Айвазяна. Обычно его знают как Ивана Айвазовского, но мало кто знает, что его отец Геворк Айвазян долго жил на западе Украины и, как говорят, имел поместьице во Львове. Вот и я не знала. «Иван»!
К вечеру на небе поднялся свинцовый облачный шторм, и оранжевый вечерний свет придал мрачной картине осатанело весёлый вид. Именно так я иногда себя чувствую: мрачной, как рыцарь из тьмы туч; осатанело веселой, как блестящие пожаром заката доспехи; а сердце моё — тлеющий серый пепел. Сердце моё сотни раз поразили высокоточными ударами российских ракет с целью освободить меня от всяких признаков жизни — и вот остались только угли. Не волнуйтесь, они мёртвые на вид, но внутри тлеют алым, и следующий порыв свежего ветра раздует пламя снова. А вот мёртвые люди больше не встанут. Многие из них лежат и лежат на улицах оккупированных городов — как будто ждут чего-то. Погребения. Или страшного суда.
Почему-то мёртвые впечатляют зрителей больше, чем живые. Почему-то несколько сотен могил, рядками организованных, с крестиками и венками — впечатляют некоторых больше, чем свидетельства живых людей. Мы говорим: в нас стреляют, а не защищают! нас убивают, а не спасают! жилые районы Харькова — это не военные объекты (если только любовь к жизни, весеннему солнцу и прогулкам с детьми — не то самое оружие, от которого нас пытаются обезвредить). Но верят окончательно только мёртвым. А я не хочу умирать, чтобы меня услышали — хотя так, конечно, и дневник приобретёт добавочную стоимость. Поэтому, может быть, его и читают: здесь всё ещё есть интрига.
[Продолжение в следующем посте]
#киев
Дно Ч.2
Недавно я писала о том, что войны можно было бы заменить игрой правителей в какую-то менее кровавую игру: компьютерную стратегию, например, или шахматы. Но мои модели не учитывают потребность широких масс в щекотке нервов. Теперь ни казней преступников на площадях, ни сожжения ведьм, давненько не было обезглавливания королей — скукота и фрустрация, давайте что ли войну! У некоторых стран есть для удовлетворения этого запроса крупные компании для производства кино и сериалов. Но некоторые так и не научились снимать популярное у народа кино — и теперь вместо сериала про убийства предлагают смотреть это:
полномасштабная война: интенсивные военные действия России на территории 10 областей Украины;
тысячи разрушенных домов по всей стране, 11 миллионов покинутых из-за обстрелов жилищ;
4,5 миллионов испуганных беженцев (половина — дети);
десятки тысяч человеческих смертей.
Я чувствую себя персонажем из «Голодных игр». Как будто мы — зрелище, которое смотрят, чтобы получить заряд адреналина и уверенности в себе. Нас смотрят, как сериал, в котором жертвы существуют для эффектности красочных сцен, а главная цель, как и в любой военной драматургии — дать зрителю героический пафос героя-спасителя. Спрыснуть его грустную жизнь капелькой доблести, гордости за себя и такого недоступного в обычной жизни ощущения собственной безгрешной правоты.
Пожалуй, сегодня я достигла какого-то дна в размышлениях о «другой стороне». Я так долго и внимательно смотрела «их» пропаганду — кстати, тут у меня дежавю, потому что в универе я писала исследовательскую работу о советской и нацистской военной пропагандах времен Второй Мировой. Я изучала посты и комментарии ботов и не-ботов (печально одинаковых). Анализировала психологию и психопатологию этих состояний изменённого так сказать сознания. Наконец, я упёрлась носом в ил дна. Дно пахло, как фильмы «Дегенерация» из цикла «Дау» Хржановского и «Груз 200» Балабанова. Запах мне не понравился.
Я не могу больше тянуть носом эту тину. Во мне недостаточно цинизма, чтобы принять это положение вещей как норму, но во мне слишком много разочарования, чтобы искать ему оправдания и рисовать какой-то свет в конце тоннеля. В конце-концов, если не воображать чудес, то светиться в конце тоннеля могут только фары надвигающегося поезда. И он, как поётся, в огне.
Нет, мне хочется дышать свежим ветром, как будто нарисованным Айвазяном. И пусть он дует со стороны будущего! Тут, как и к любой мысли о будущем, я прибавляю: для начала надо выжить! А жить в Украине любят. Чего стоят два только факта:
1 У нас узаконили браки по Zoom. Пожениться можно в тот же день, в который подали заявление. Любовь во время войны и бэби-бум — после. Это жизнь.
2 Того самого петуха, который удержался на смелом кухонном шкафчике после взрыва жилого дома, сняли вместе со шкафчиком и отправили в музей как символ украинской героической стойкости. Это тоже жизнь.
P.S. Вынуждена разоблачить сенсационный фейк военного времени. Всю последнюю неделю в Киеве цвели вовсе не вишни, а абрикосы!
#киев
Недавно я писала о том, что войны можно было бы заменить игрой правителей в какую-то менее кровавую игру: компьютерную стратегию, например, или шахматы. Но мои модели не учитывают потребность широких масс в щекотке нервов. Теперь ни казней преступников на площадях, ни сожжения ведьм, давненько не было обезглавливания королей — скукота и фрустрация, давайте что ли войну! У некоторых стран есть для удовлетворения этого запроса крупные компании для производства кино и сериалов. Но некоторые так и не научились снимать популярное у народа кино — и теперь вместо сериала про убийства предлагают смотреть это:
полномасштабная война: интенсивные военные действия России на территории 10 областей Украины;
тысячи разрушенных домов по всей стране, 11 миллионов покинутых из-за обстрелов жилищ;
4,5 миллионов испуганных беженцев (половина — дети);
десятки тысяч человеческих смертей.
Я чувствую себя персонажем из «Голодных игр». Как будто мы — зрелище, которое смотрят, чтобы получить заряд адреналина и уверенности в себе. Нас смотрят, как сериал, в котором жертвы существуют для эффектности красочных сцен, а главная цель, как и в любой военной драматургии — дать зрителю героический пафос героя-спасителя. Спрыснуть его грустную жизнь капелькой доблести, гордости за себя и такого недоступного в обычной жизни ощущения собственной безгрешной правоты.
Пожалуй, сегодня я достигла какого-то дна в размышлениях о «другой стороне». Я так долго и внимательно смотрела «их» пропаганду — кстати, тут у меня дежавю, потому что в универе я писала исследовательскую работу о советской и нацистской военной пропагандах времен Второй Мировой. Я изучала посты и комментарии ботов и не-ботов (печально одинаковых). Анализировала психологию и психопатологию этих состояний изменённого так сказать сознания. Наконец, я упёрлась носом в ил дна. Дно пахло, как фильмы «Дегенерация» из цикла «Дау» Хржановского и «Груз 200» Балабанова. Запах мне не понравился.
Я не могу больше тянуть носом эту тину. Во мне недостаточно цинизма, чтобы принять это положение вещей как норму, но во мне слишком много разочарования, чтобы искать ему оправдания и рисовать какой-то свет в конце тоннеля. В конце-концов, если не воображать чудес, то светиться в конце тоннеля могут только фары надвигающегося поезда. И он, как поётся, в огне.
Нет, мне хочется дышать свежим ветром, как будто нарисованным Айвазяном. И пусть он дует со стороны будущего! Тут, как и к любой мысли о будущем, я прибавляю: для начала надо выжить! А жить в Украине любят. Чего стоят два только факта:
1 У нас узаконили браки по Zoom. Пожениться можно в тот же день, в который подали заявление. Любовь во время войны и бэби-бум — после. Это жизнь.
2 Того самого петуха, который удержался на смелом кухонном шкафчике после взрыва жилого дома, сняли вместе со шкафчиком и отправили в музей как символ украинской героической стойкости. Это тоже жизнь.
P.S. Вынуждена разоблачить сенсационный фейк военного времени. Всю последнюю неделю в Киеве цвели вовсе не вишни, а абрикосы!
#киев
Язык Ч.1
День пятьдесят четвертый. Как часто ваши дни начинаются с мыслей, не погиб ли кто-то из ваших друзей и близких? У меня — 7 дней в неделю на протяжении почти двух месяцев. Иногда до того, чтобы решить, стоит ли вообще произносить формулу «доброе утро», нужно отсмотреть новости по городам, а потом написать тем, кто там живёт, и дождаться ответа. Пока решишь, доброе ли было утро, уже начинается вечер — и новые плохие новости.
На улице сегодня холодно. Холод — одно из главных ощущений этой весны. Ёжатся и зябнут жители Киева, но нас согревает «правило двух стен» и возможность выйти на прогулку и купить кофе с собой, когда перестаёт работать воздушная тревога. Дрожат от холода жители городов, в которых давно нет электричества из-за ракетных обстрелов.
Одна знакомая провела в Буче все дни войны: электричества не было, сначала была зима, а потом — слишком холодный март и апрель, приходилось носить кучу кофт, свитера и дубленку. Мыться тоже было нечем (хорошо, когда было, что пить). И вот впервые им дали и электричество и воду, и она включила обогреватель, впервые помылась, надела халат и… почувствовала, что без тяжелой дублёнки на плечах чувствует себя небезопасно и голо. Я понимаю её. Мы все чувствуем себя небезопасно и голо. Нашу жизнь может прекратить всего один осколок, принесённый взрывной волной. Наши дома могут получить пулю в живот — так многие многоэтажные дома и стоят, с дырами в животе, откуда свисают кишки металлоконструкций и лоскуты интерьера жилых комнат.
Не исправимый никакой весной могильный холод окутывает погибшие жители Мариуполя, которых некому спрятать с улиц. Они лежат прямо на асфальте, и их заворачивают в одеяла, шторы и клетчатые пледы. Может быть чтобы они перестали мёрзнуть. Может быть, чтобы они смогли наконец отдохнуть от этой страшной войны. У меня тоже есть такой же клетчатый плед… «Спецоперация идёт по плану!». План в том, чтобы сделать нас всех холодными, тихими, безразличными к обвинениям и несправедливым нападениям, не сомневающимися в правомерности жестокостей и наказаний, чтобы добиться безжизненности запавших глаз, чтобы наши голоса навсегда умолкли? Такой план выполним, только если всех нас сделать мёртвыми. И поэтому он невыполним.
Весна холодная, война леденит душу — но сердце честного человека не по силам погасить никому, только ему одному. Только он сам может затушить его ложью, подлостью, безразличием, предательством. Каждый дурак может украсть у нас жизнь. Но никто не может украсть у нас смелость, достоинство, совесть и сострадательность. Только мы сами своими поступками и словами можем отречься от них. Горящее даже подо льдом всеобщей жестокости сердце может гореть, светить другим и греть других, пока жизнь есть в теле.
Думаю сегодня о языках. Чем большим количеством языков владеешь — тем больше миров доступны для мысленного путешествия. Например, я владею одновременно языком науки, языком искусства и искусствоведения и языком религии. Мир моих слов — а значит, и понятий — в три раза больше, чем если бы у меня был только один язык. Благодаря этим трем языкам я могу видеть явления, которые иначе были бы в «слепой зоне».
То же самое и с иностранными языками. Я, например, знаю 4. И каждый новый язык открывает новые миры смыслов. Благодаря французскому я могла расширить свой взгляд на искусствоведение, читая французов (на философию моих знаний уже не хватило, к сожалению). Мой препод по философии призывал: всегда читайте первоисточники (моё главное правило информационной гигиены, кстати) — и я даже учила древнегреческий, лол. Английский язык открыл мне историю США и их современный политический процесс, нейробиологические исследования, современную философию технологий. А сейчас украинский язык позволяет мне наряду с русским и английским следить за разными точками зрения на войну, а также открывать для себя украинскую точку зрения на саму себя, слышать голоса страны и иметь в голове целый украинский мир, недоступный другим языкам.
[продолжение в следующем посте]
#травкина_осознанность
День пятьдесят четвертый. Как часто ваши дни начинаются с мыслей, не погиб ли кто-то из ваших друзей и близких? У меня — 7 дней в неделю на протяжении почти двух месяцев. Иногда до того, чтобы решить, стоит ли вообще произносить формулу «доброе утро», нужно отсмотреть новости по городам, а потом написать тем, кто там живёт, и дождаться ответа. Пока решишь, доброе ли было утро, уже начинается вечер — и новые плохие новости.
На улице сегодня холодно. Холод — одно из главных ощущений этой весны. Ёжатся и зябнут жители Киева, но нас согревает «правило двух стен» и возможность выйти на прогулку и купить кофе с собой, когда перестаёт работать воздушная тревога. Дрожат от холода жители городов, в которых давно нет электричества из-за ракетных обстрелов.
Одна знакомая провела в Буче все дни войны: электричества не было, сначала была зима, а потом — слишком холодный март и апрель, приходилось носить кучу кофт, свитера и дубленку. Мыться тоже было нечем (хорошо, когда было, что пить). И вот впервые им дали и электричество и воду, и она включила обогреватель, впервые помылась, надела халат и… почувствовала, что без тяжелой дублёнки на плечах чувствует себя небезопасно и голо. Я понимаю её. Мы все чувствуем себя небезопасно и голо. Нашу жизнь может прекратить всего один осколок, принесённый взрывной волной. Наши дома могут получить пулю в живот — так многие многоэтажные дома и стоят, с дырами в животе, откуда свисают кишки металлоконструкций и лоскуты интерьера жилых комнат.
Не исправимый никакой весной могильный холод окутывает погибшие жители Мариуполя, которых некому спрятать с улиц. Они лежат прямо на асфальте, и их заворачивают в одеяла, шторы и клетчатые пледы. Может быть чтобы они перестали мёрзнуть. Может быть, чтобы они смогли наконец отдохнуть от этой страшной войны. У меня тоже есть такой же клетчатый плед… «Спецоперация идёт по плану!». План в том, чтобы сделать нас всех холодными, тихими, безразличными к обвинениям и несправедливым нападениям, не сомневающимися в правомерности жестокостей и наказаний, чтобы добиться безжизненности запавших глаз, чтобы наши голоса навсегда умолкли? Такой план выполним, только если всех нас сделать мёртвыми. И поэтому он невыполним.
Весна холодная, война леденит душу — но сердце честного человека не по силам погасить никому, только ему одному. Только он сам может затушить его ложью, подлостью, безразличием, предательством. Каждый дурак может украсть у нас жизнь. Но никто не может украсть у нас смелость, достоинство, совесть и сострадательность. Только мы сами своими поступками и словами можем отречься от них. Горящее даже подо льдом всеобщей жестокости сердце может гореть, светить другим и греть других, пока жизнь есть в теле.
Думаю сегодня о языках. Чем большим количеством языков владеешь — тем больше миров доступны для мысленного путешествия. Например, я владею одновременно языком науки, языком искусства и искусствоведения и языком религии. Мир моих слов — а значит, и понятий — в три раза больше, чем если бы у меня был только один язык. Благодаря этим трем языкам я могу видеть явления, которые иначе были бы в «слепой зоне».
То же самое и с иностранными языками. Я, например, знаю 4. И каждый новый язык открывает новые миры смыслов. Благодаря французскому я могла расширить свой взгляд на искусствоведение, читая французов (на философию моих знаний уже не хватило, к сожалению). Мой препод по философии призывал: всегда читайте первоисточники (моё главное правило информационной гигиены, кстати) — и я даже учила древнегреческий, лол. Английский язык открыл мне историю США и их современный политический процесс, нейробиологические исследования, современную философию технологий. А сейчас украинский язык позволяет мне наряду с русским и английским следить за разными точками зрения на войну, а также открывать для себя украинскую точку зрения на саму себя, слышать голоса страны и иметь в голове целый украинский мир, недоступный другим языкам.
[продолжение в следующем посте]
#травкина_осознанность
Язык Ч.2
Помните, я писала о важности изучения слов для свободы мышления? Существует такая цепочка: нет слова — нет понятия — нет инструмента для размышления о явлении — и явление становится слепым пятном. Именно этот приём психологической войны применяет Россия: если запретить, затереть, уничтожить слово «война», то пропадает и понятие «война» — а вместе с ним исчезают мысли о:
⁃ сущности войны (убийства, насилие, жестокость)
⁃ характер войны (наступательный, оборонительный, массовый, полномасштабный) и соответствующие средства. Видели ли вы, как выглядят кассетные бомбы, начиненные маленькими разлетающимися во все стороны снарядами?
⁃ Причины войны и правомерность ее обоснований
⁃ Последствия войны (смерти, разрушения, потери молодых людей)
Размышлять о происходящем без всего этого инструментария невозможно. Так что и сама война исчезает, истирается из сознания, становится неопределённым неоднозначным процессом.
Запрет слова «война» — это маркер куда более широкомасштабной войны: за дискурс и за описание мира. Понятие «военная спецоперация» обозначает действия, которые отличаются от широкомасштабной войны, которая здесь происходит, как локальностью целей, так и локальностью методов, повышенной скрытностью, скоростью. Этот термин уводит воображение в сторону разведовательных или диверсионных мероприятий: быстренько тихонько прибежали, хоп-хоп, чик-чик, и вернулись обратно, и никто почти и не заметил.
Получается, отношение к слову «война» — это рычаг переключения дискурса в общественном сознании. Если люди не говорят о войне друг другу, её как бы и нет.
Язык выполняет три функции:
⁃ Общение, коммуникация и передача информации
⁃ Познание и накопление знаний о мире
⁃ Сохранение и передача знания во времени (вперёд, конечно) и пространстве, которое помогает развиваться человечеству
Язык — это символическая сила, инструмент познания, самопознания и развития. Насилие же над языком всегда скрывает войну против познания и развития. Борьба за язык — это всегда борьба не за слова и буквы, а за смыслы. Я очень люблю русский язык, я на нём думаю. И мне больно наблюдать, как он с подачи вечных штабных гэбистов, бюрократических хозяйственников, просоленных квасом депутатов превращается в стилистически бедный, грамматически кудлатый, синтаксически переломанный канцелярит. Так ещё его теперь насилуют бесконечной ложью, изъятием слов и подменой понятий.
Если глаза — это зеркало души, то язык — это голос души. Нельзя посадить язык в клетку. Его природа — свобода, как природа мышления. Язык должен восстать. Он должен быть живым и его нельзя позволять убивать. Убийство языка — это убийство мышления.
Раньше я писала, что эта война — экзистенциальная. Но теперь она превратилась и в борьбу за человеческий язык как инструмент познания истины и передачи этого знания. В борьбу за свободу видеть, осознавать, понимать, правдиво и точно обозначать и передавать знание об увиденном и о понятом другим. Культура — это все формы и способы человеческого самовыражения и самопознания. Культура — это передача накопленных отдельным человеком и человечеством в целом мудрости и умений будущим поколениям для дальнейшего развития.
Выходит, борьба за то, чтобы называть войну войной — это борьба за культуру и за возможность развиваться и приближаться в своих поисках к истине.
Язык не может быть порабощён. Он взорвётся гейзером искренности, точности и юмора из-под коросты лжи и скудоумия.
Все языки должны быть свободными!
#травкина_осознанность
Помните, я писала о важности изучения слов для свободы мышления? Существует такая цепочка: нет слова — нет понятия — нет инструмента для размышления о явлении — и явление становится слепым пятном. Именно этот приём психологической войны применяет Россия: если запретить, затереть, уничтожить слово «война», то пропадает и понятие «война» — а вместе с ним исчезают мысли о:
⁃ сущности войны (убийства, насилие, жестокость)
⁃ характер войны (наступательный, оборонительный, массовый, полномасштабный) и соответствующие средства. Видели ли вы, как выглядят кассетные бомбы, начиненные маленькими разлетающимися во все стороны снарядами?
⁃ Причины войны и правомерность ее обоснований
⁃ Последствия войны (смерти, разрушения, потери молодых людей)
Размышлять о происходящем без всего этого инструментария невозможно. Так что и сама война исчезает, истирается из сознания, становится неопределённым неоднозначным процессом.
Запрет слова «война» — это маркер куда более широкомасштабной войны: за дискурс и за описание мира. Понятие «военная спецоперация» обозначает действия, которые отличаются от широкомасштабной войны, которая здесь происходит, как локальностью целей, так и локальностью методов, повышенной скрытностью, скоростью. Этот термин уводит воображение в сторону разведовательных или диверсионных мероприятий: быстренько тихонько прибежали, хоп-хоп, чик-чик, и вернулись обратно, и никто почти и не заметил.
Получается, отношение к слову «война» — это рычаг переключения дискурса в общественном сознании. Если люди не говорят о войне друг другу, её как бы и нет.
Язык выполняет три функции:
⁃ Общение, коммуникация и передача информации
⁃ Познание и накопление знаний о мире
⁃ Сохранение и передача знания во времени (вперёд, конечно) и пространстве, которое помогает развиваться человечеству
Язык — это символическая сила, инструмент познания, самопознания и развития. Насилие же над языком всегда скрывает войну против познания и развития. Борьба за язык — это всегда борьба не за слова и буквы, а за смыслы. Я очень люблю русский язык, я на нём думаю. И мне больно наблюдать, как он с подачи вечных штабных гэбистов, бюрократических хозяйственников, просоленных квасом депутатов превращается в стилистически бедный, грамматически кудлатый, синтаксически переломанный канцелярит. Так ещё его теперь насилуют бесконечной ложью, изъятием слов и подменой понятий.
Если глаза — это зеркало души, то язык — это голос души. Нельзя посадить язык в клетку. Его природа — свобода, как природа мышления. Язык должен восстать. Он должен быть живым и его нельзя позволять убивать. Убийство языка — это убийство мышления.
Раньше я писала, что эта война — экзистенциальная. Но теперь она превратилась и в борьбу за человеческий язык как инструмент познания истины и передачи этого знания. В борьбу за свободу видеть, осознавать, понимать, правдиво и точно обозначать и передавать знание об увиденном и о понятом другим. Культура — это все формы и способы человеческого самовыражения и самопознания. Культура — это передача накопленных отдельным человеком и человечеством в целом мудрости и умений будущим поколениям для дальнейшего развития.
Выходит, борьба за то, чтобы называть войну войной — это борьба за культуру и за возможность развиваться и приближаться в своих поисках к истине.
Язык не может быть порабощён. Он взорвётся гейзером искренности, точности и юмора из-под коросты лжи и скудоумия.
Все языки должны быть свободными!
#травкина_осознанность
Война внутри
День пятьдесят пятый. Сонный холодный день с дождём и мокрыми котами, которых я никак не могу застать на помойке, чтобы прикормить сосикой. Так и ношу весь день сосиску в кармане. Долго сидела на деревянной качеле, пялясь перед собой. Думаю о лете. Но стоит начать мечтать о лесах и реках, как в воображение врываются разорванные спрятанной миной весенние купальщики, летние грибники, осенние любители пикников. Мины в полях, мины в рощах. Мины дрейфуют по Чёрному морю. Война расползается по миру, как густые чернила.
В центре Киева есть два ботанических сада, в них зацвели магнолии — деревья с огромными розовыми и белыми цветами. Несколько лет назад я ходила в ботсад на посадку новых магнолий. Острые свечки бутонов и огромные цветки, как в раю. А мы каждый день открываем всё новые и новые ужасы войны. Нейронные связи мирной жизни рушатся, потому что знать и помнить всё о войне повышает вероятность выжить. Я не понимаю, как всё это влезает мне в голову.
Война вползает в мысли и захватывает даже мои сны. Вместо обычных моих ярких фантастических снов, полных глубоких символических образов — бесконечные серые коридоры, попытки договариваться с террористами, ощущение обмана, опасности и бесплодности слов. Я устала от этих снов. Я не могу не думать о войне: от её хода зависит моя жизнь и жизнь моих близких. Но мне страшно наблюдать за тем, как превращаюсь в войну. Я боюсь, что однажды в зеркале вместо своих глаз я увижу два темных безжизненных окопа. Война убивает не только тело. Война медленно подменяет живую беззаботность угрюмым цинизмом.
Я борюсь с войной цветами абрикосов, сосиской для котов и своей тетрадкой с упражнениями по українській мові. Надо придумать что-то помощнее.
#киев #обомне
День пятьдесят пятый. Сонный холодный день с дождём и мокрыми котами, которых я никак не могу застать на помойке, чтобы прикормить сосикой. Так и ношу весь день сосиску в кармане. Долго сидела на деревянной качеле, пялясь перед собой. Думаю о лете. Но стоит начать мечтать о лесах и реках, как в воображение врываются разорванные спрятанной миной весенние купальщики, летние грибники, осенние любители пикников. Мины в полях, мины в рощах. Мины дрейфуют по Чёрному морю. Война расползается по миру, как густые чернила.
В центре Киева есть два ботанических сада, в них зацвели магнолии — деревья с огромными розовыми и белыми цветами. Несколько лет назад я ходила в ботсад на посадку новых магнолий. Острые свечки бутонов и огромные цветки, как в раю. А мы каждый день открываем всё новые и новые ужасы войны. Нейронные связи мирной жизни рушатся, потому что знать и помнить всё о войне повышает вероятность выжить. Я не понимаю, как всё это влезает мне в голову.
Война вползает в мысли и захватывает даже мои сны. Вместо обычных моих ярких фантастических снов, полных глубоких символических образов — бесконечные серые коридоры, попытки договариваться с террористами, ощущение обмана, опасности и бесплодности слов. Я устала от этих снов. Я не могу не думать о войне: от её хода зависит моя жизнь и жизнь моих близких. Но мне страшно наблюдать за тем, как превращаюсь в войну. Я боюсь, что однажды в зеркале вместо своих глаз я увижу два темных безжизненных окопа. Война убивает не только тело. Война медленно подменяет живую беззаботность угрюмым цинизмом.
Я борюсь с войной цветами абрикосов, сосиской для котов и своей тетрадкой с упражнениями по українській мові. Надо придумать что-то помощнее.
#киев #обомне
План Ч.1
День пятьдесят шестой. Завоевание — это когда ты три дня ходишь с сосисками в кармане (перекладывая их на ночь обратно в холодильник), а затем наконец встречаешь кошку. Кошка чёрная с пепельным отливом. Она настороженно посмотрела на меня желтым глазом, пригнулась и надумала драпать, но я уже зашуршала ароматным пакетом. Первый кусок она взяла только с земли и отнесла есть под машину. Второй сжевала уже рядом со мной. А остальные съела из рук. Всё это время растопыренная шёрсть на ней дергалась, как будто бы она слышала каждый выстрел на восточном фронте. На самом деле потому, что начинался дождь. И на мои очки тоже капал дождь. Так мы и сидели под дождём. Розовая женщина и черная подрагивающая кошка, объединённые интересом к колбасным изделиям.
Прежде чем я встала и ушла, она трижды обошла меня и обтёрлась щеками и спиной. Кошки делают так, чтобы оставить свой запах (кошачьи феромоны в обилии выделяются в области усатых щёчек) на том, что считают своим и безопасным, а не чтобы поластиться — поэтому она почти с отвращением отвернула от моей руки свою шею. Ещё не время, подумала я. И всё же, она об меня потёрлась! Если ваше завоевание выглядит не так — пожалуйста, уходите.
Восемь недель. Война сломала наши планы на жизнь. Листала свой ежедневник — ярко-красная тетрадь формата А4. В ней я записывала свои ежедневные дела до войны. Один разворот — одна неделя. Почти ни одной свободной строчки или дня. А теперь в ежедневнике пустота. Пустые разлинованные дни, в которые не вмещается весь кошмар войны и потому они ослепли.
Первые же ракеты, которые приземлились в наш район, и первые танки, которые проехали рядом с домом мамы, стёрли почти всё. Мою намечавшуюся книгу, наш первый подкаст bojemoi (записали и смонтировали три выпуска до войны, а потом сидели и не могли понять, что вообще теперь можно сказать — так и забили), нон-фикшн книги моих клиентов, которые я помогала написать (надеюсь, что они смогут не сойти со своего пути даже без меня), вся моя работа с редактурой (наверное, уже никогда к ней не вернусь) и весь мой коучинг (если я ни жив ни мёртв, то разве я могу кому-то помочь?).
Но вскоре я, удивившись сама себе, почувствовала странную свободу на пороге возможной смерти. Вот я, голый человек, с которого облетела шелуха карьеры, привычек, трёх работ. Нет заработка, нет планов, нет профессии, нет названий. Это же, в общем-то по-своему интересно. Разве мы никогда не мечтали «начать жизнь заново» — но только уже с тем опытом, который есть? Отбрасывая обломки обязательств (и благодаря богов за то, что они познакомили меня с идеей финансовой подушки на черный день), можно снова вернуться в точку «0», где звучит вопрос «кем ты хочешь стать, когда вырастешь?».
Кстати, отступление: по-моему, это вопрос очень плохо сформулирован. Меня в детстве он вообще возмущал: что значит «кем стать»?! да я уже есть, мне не нужно становиться никем другим! Ну а во взрослом возрасте я понимаю, что это вопрос не профессиональный, а экзистенциальный: на него вернее ответить что-то типа «хочу стать хорошим честным человеком», а не «врачом». Правильно всё-таки задавать другие вопросы: чью жизнь ты хочешь изменить? какие проблемы хочешь решить? что тебе интересно делать больше всего? До войны я работала коучем, и в общем-то можно сказать, что мы с клиентами разбирали последствия именно этого неверно заданного и неверно понятого «кем ты хочешь стать» именно через другие, более корректные, вопросы.
Так вот. Сегодня в фейсбуке увидела пост: что бы вы сделали для себя, если бы у вас было неограниченно много денег? Я сразу вспомнила первые выпуски Симс, в которых я играла в школе. Подруга показала мне код для бесконечных финансов — и я, забытые обо всем, с упоением предалась строительству домов и дизайну интерьеров, сверяясь с книгой по истории архитектуры и дизайна помещений, чтобы получились интерьеры в разных стилях. Я так и не знаю, в чем суть самой игры, потому что до этого я так и не доходила. Только строительство, только хардкор!
[Продолжение в следующем посте]
#киев #обомне
День пятьдесят шестой. Завоевание — это когда ты три дня ходишь с сосисками в кармане (перекладывая их на ночь обратно в холодильник), а затем наконец встречаешь кошку. Кошка чёрная с пепельным отливом. Она настороженно посмотрела на меня желтым глазом, пригнулась и надумала драпать, но я уже зашуршала ароматным пакетом. Первый кусок она взяла только с земли и отнесла есть под машину. Второй сжевала уже рядом со мной. А остальные съела из рук. Всё это время растопыренная шёрсть на ней дергалась, как будто бы она слышала каждый выстрел на восточном фронте. На самом деле потому, что начинался дождь. И на мои очки тоже капал дождь. Так мы и сидели под дождём. Розовая женщина и черная подрагивающая кошка, объединённые интересом к колбасным изделиям.
Прежде чем я встала и ушла, она трижды обошла меня и обтёрлась щеками и спиной. Кошки делают так, чтобы оставить свой запах (кошачьи феромоны в обилии выделяются в области усатых щёчек) на том, что считают своим и безопасным, а не чтобы поластиться — поэтому она почти с отвращением отвернула от моей руки свою шею. Ещё не время, подумала я. И всё же, она об меня потёрлась! Если ваше завоевание выглядит не так — пожалуйста, уходите.
Восемь недель. Война сломала наши планы на жизнь. Листала свой ежедневник — ярко-красная тетрадь формата А4. В ней я записывала свои ежедневные дела до войны. Один разворот — одна неделя. Почти ни одной свободной строчки или дня. А теперь в ежедневнике пустота. Пустые разлинованные дни, в которые не вмещается весь кошмар войны и потому они ослепли.
Первые же ракеты, которые приземлились в наш район, и первые танки, которые проехали рядом с домом мамы, стёрли почти всё. Мою намечавшуюся книгу, наш первый подкаст bojemoi (записали и смонтировали три выпуска до войны, а потом сидели и не могли понять, что вообще теперь можно сказать — так и забили), нон-фикшн книги моих клиентов, которые я помогала написать (надеюсь, что они смогут не сойти со своего пути даже без меня), вся моя работа с редактурой (наверное, уже никогда к ней не вернусь) и весь мой коучинг (если я ни жив ни мёртв, то разве я могу кому-то помочь?).
Но вскоре я, удивившись сама себе, почувствовала странную свободу на пороге возможной смерти. Вот я, голый человек, с которого облетела шелуха карьеры, привычек, трёх работ. Нет заработка, нет планов, нет профессии, нет названий. Это же, в общем-то по-своему интересно. Разве мы никогда не мечтали «начать жизнь заново» — но только уже с тем опытом, который есть? Отбрасывая обломки обязательств (и благодаря богов за то, что они познакомили меня с идеей финансовой подушки на черный день), можно снова вернуться в точку «0», где звучит вопрос «кем ты хочешь стать, когда вырастешь?».
Кстати, отступление: по-моему, это вопрос очень плохо сформулирован. Меня в детстве он вообще возмущал: что значит «кем стать»?! да я уже есть, мне не нужно становиться никем другим! Ну а во взрослом возрасте я понимаю, что это вопрос не профессиональный, а экзистенциальный: на него вернее ответить что-то типа «хочу стать хорошим честным человеком», а не «врачом». Правильно всё-таки задавать другие вопросы: чью жизнь ты хочешь изменить? какие проблемы хочешь решить? что тебе интересно делать больше всего? До войны я работала коучем, и в общем-то можно сказать, что мы с клиентами разбирали последствия именно этого неверно заданного и неверно понятого «кем ты хочешь стать» именно через другие, более корректные, вопросы.
Так вот. Сегодня в фейсбуке увидела пост: что бы вы сделали для себя, если бы у вас было неограниченно много денег? Я сразу вспомнила первые выпуски Симс, в которых я играла в школе. Подруга показала мне код для бесконечных финансов — и я, забытые обо всем, с упоением предалась строительству домов и дизайну интерьеров, сверяясь с книгой по истории архитектуры и дизайна помещений, чтобы получились интерьеры в разных стилях. Я так и не знаю, в чем суть самой игры, потому что до этого я так и не доходила. Только строительство, только хардкор!
[Продолжение в следующем посте]
#киев #обомне
План Ч.2
По условиям выбирать благотворительность было нельзя — я-то знаю, вы бы тоже первым делом подумали, что все эти деньги нужно пустить на строительство разрушенных залпами артиллерии домов, развороченных танками дорог, взорванных детсадов и на самых лучших врачей и психотерапевтов, которые помогут вылечить наши физические и душевные травмы. Но потратить воображаемые деньги можно было только в своё удовольствие. Я решила ответить и вдруг меня прорвало. Настрочила ответ без запинки, залпом, и с каждой строчкой настроение моё поднималось всё выше. Вышло примерно следующее (приведу с расширенными объяснениями).
Жданов послушал и подытожил: sounds like a plan! Хм, и правда, подумала я. Пока у меня такой странный экзистенциальный отпуск, я могу работать над этим, как над планом. А деньги — дело такое, не проблемное. В мире их явно слишком много: люди не знают, куда девать и тратят на всякую ерунду. Главное — это идеи и люди, которые готовы трудиться, воплощая их в жизнь.
С начала войны прошло два месяца. Очень утомительно жить в мире, где в будущем у тебя только два варианта: погибнуть или остаться в живых — и больше никаких планов. Я так больше не хочу. Да, я знаю, что война и что в любой момент ракеты могут полететь на нас, как они летят, например, на Харьков. И, конечно, в этот момент я брошу все свои планы и убегу в общий коридор в одном носке — или куда там меня ещё занесёт злая судьба.
Но на случай, если я всё-таки останусь жива, я уже сделала расписание прогулок с сосисками с расчетом на то, что приручение кошки займет две недели. И я буду строить планы и дальше и мечтать, как будто «начиная с начала». Передо мной даже не все дороги — дорог больше нет, их повзрывали. Передо мной целое поле. И я могу сеять!
В сущности, разрушение мира, если смотреть на него с точки зрения систем, а не эмоций — лучшее время для экспериментов, ошибок, попыток и нового строительства. А волшебный код из Симс как-нибудь найдётся, кек.
P.S. У нас в комментах сформировалась очень терапевтическая и поддерживающая компания. Предлагаю вам сыграть в мечты о будущем. Расскажите, как бы вы ответили на эти вопросы, когда жизнь «начнется с начала», но в неё с собой можно взять весь сегодняшний опыт: чью жизнь вы хотели бы изменить? какие проблемы решить? что вам интересно делать больше всего?
#киев #обомне
По условиям выбирать благотворительность было нельзя — я-то знаю, вы бы тоже первым делом подумали, что все эти деньги нужно пустить на строительство разрушенных залпами артиллерии домов, развороченных танками дорог, взорванных детсадов и на самых лучших врачей и психотерапевтов, которые помогут вылечить наши физические и душевные травмы. Но потратить воображаемые деньги можно было только в своё удовольствие. Я решила ответить и вдруг меня прорвало. Настрочила ответ без запинки, залпом, и с каждой строчкой настроение моё поднималось всё выше. Вышло примерно следующее (приведу с расширенными объяснениями).
• Потусила бы пару лет в Стэнфорде, чтобы познакомиться с интересными учёными-человековедами, обменяться опытом и поучаствовать в их исследованиях. • Профинансировала бы нейропсихологические исследования по интересным мне темам (уже собираю список для себя) • Написала бы несколько важных для осмысления современных вызовов человечеству философски-научных книг. • Начала бы делать просветительский журнал, который бы популяризовал сложное мышление и мультикультурный подход к развитию без зауми и нафталина. При нём бы основала издательство, чтобы помочь интересным специалистам писать и продвигать книги, которые будут читать тысячи людей. • Собрала бы лабораторию исследования когнитивного возрастного развития, собрала бы туда междисциплинарную команду с задачей создавать многомерные модели воспитания и обучения. На ее основе мы создали бы программу детского и подросткового образования XXI века. А затем запустили бы первую экспериментальную школу. • Инвестировала бы в создание архитектуры цифровой демократии и профинансировала бы работу независимой лаборатории изучения взаимодействия психики и алгоритмов. • И при этом я бы ездила без ограничений по миру, чтобы собирать опыт самых интересных людей для последующей имплементации (и делать фоточки).Жданов послушал и подытожил: sounds like a plan! Хм, и правда, подумала я. Пока у меня такой странный экзистенциальный отпуск, я могу работать над этим, как над планом. А деньги — дело такое, не проблемное. В мире их явно слишком много: люди не знают, куда девать и тратят на всякую ерунду. Главное — это идеи и люди, которые готовы трудиться, воплощая их в жизнь.
С начала войны прошло два месяца. Очень утомительно жить в мире, где в будущем у тебя только два варианта: погибнуть или остаться в живых — и больше никаких планов. Я так больше не хочу. Да, я знаю, что война и что в любой момент ракеты могут полететь на нас, как они летят, например, на Харьков. И, конечно, в этот момент я брошу все свои планы и убегу в общий коридор в одном носке — или куда там меня ещё занесёт злая судьба.
Но на случай, если я всё-таки останусь жива, я уже сделала расписание прогулок с сосисками с расчетом на то, что приручение кошки займет две недели. И я буду строить планы и дальше и мечтать, как будто «начиная с начала». Передо мной даже не все дороги — дорог больше нет, их повзрывали. Передо мной целое поле. И я могу сеять!
В сущности, разрушение мира, если смотреть на него с точки зрения систем, а не эмоций — лучшее время для экспериментов, ошибок, попыток и нового строительства. А волшебный код из Симс как-нибудь найдётся, кек.
P.S. У нас в комментах сформировалась очень терапевтическая и поддерживающая компания. Предлагаю вам сыграть в мечты о будущем. Расскажите, как бы вы ответили на эти вопросы, когда жизнь «начнется с начала», но в неё с собой можно взять весь сегодняшний опыт: чью жизнь вы хотели бы изменить? какие проблемы решить? что вам интересно делать больше всего?
#киев #обомне