​22 мая православные чествуют Николу Вешнего. По преданию, именно 9 мая (22 по новому стилю) 1087 года мощи святителя Николая были «перенесены» из малоазийского города Миры Ликийские в итальянский «Барград», т.е. Бари. Хотя уже тогда было понятно, что это было никакое не перенесение, а банальная кража (подробнее здесь), это не помешало установлению на Руси особого праздника в память об этом событии уже спустя пять лет, в 1092 году. В древнерусских текстах перенесение мощей трактовалось как направленное Божьим промыслом событие с целью обезопасить святыню от «агарян», т.е. турок-сельджуков. Город Бари, незадолго до этого захваченный норманнами, описывался как город «восточный», православный, а его жители – смелыми и благочестивыми исполнителями воли Бога и самого святителя Николая.

Для древнерусского православного сознания было характерно представление, что христианские святыни Запада – это чаще всего вывезенные нечестивым путем святыни православного Востока. Разграбление Константинополя в 1204 году сделало это представление настолько живучим, что оно встречается во всех текстах, прямо или косвенно повествующих о святынях католической Европы, вплоть до XVIII века. Совершать паломничество на Запад также избегали – нечего делать в «неправедных» землях. Редкое исключение – это как раз паломничество в «Барград» к Николе Чудотворцу.

Одно из наиболее ранних задокументированных паломничеств совершил преп. Варлаам Улейминский в 1457 – 1460 гг. По житийному преданию, в Бари ему явился сам св. Николай. Святой велел паломнику купить его икону, вернуться с ней на Русь и поселиться там, где он укажет. В мае 1460 года Варлаам вернулся в Углич с иконой святителя, после чего отправился в Ростов. Пройдя 12 км, он решил передохнуть: повесил икону между веток какой-то сосны и уснул. А когда проснулся, не смог ее оттуда снять. В недоумении Варлаам снова уснул и увидел во сне св. Николая, велевшего поселиться на этом самом месте. Икона, кстати, прославилась как чудотворная, а в 1464 году вокруг кельи Варлаама началось строительство Николо-Улейминского монастыря, ставшего духовным центром Ярославского края.

#on_this_day #saints #Русь

​Джованни Коломбини: «почти юродивый» из Сиены

Один из самых известных монашеских орденов Европы – это Орден иезуитов, основанный в XVI веке испанцем Игнатием Лойолой. Он приобрел огромную известность и неоднозначную репутацию. Однако существовал еще один орден с практически идентичным названием – Орден иезуатов. Его история также связана с крайне харизматичным человеком, который, по мнению исследователя юродства Сергея Иванова, больше всех походил на классического «блаженного похаба». Это итальянец Джованни Коломбини (ок. 1304 – 1367).

В его жизни, как и в жизни св. Франциска, был определенный переломный момент, до которого он был типичным представителем богатой семьи, а после – пережил духовный кризис и отрекся от прежнего себя. Катализатором перерождения стало прочитанное им житие св. Марии Египетской, покровительницы блудниц и кающихся. Нам сейчас трудно представить, как один текст может совершить такой переворот в душе человека. Однако это происходило в середине XIV века, и очевидное влияние на умы оказывала и эпидемия Черной смерти – вспомните флагеллантов и феномен danse macabre. Джованни раздал имущество монастырям и госпиталям и ухаживал за больными в собственном доме. А затем начал ходить по улицам Сиены с группой единомышленников, призывая прославлять Имя Иисусово.

Джованни был экстравагантным даже по меркам итальянской духовности. Безумный взгляд, нагота, горячий темперамент и обжигающие речи, после которых даже самый благопристойный клирик мог начать вести себя как ненормальный. Нагота стала отличительным признаком Джованни и испытанием веры для желавших присоединиться к нему. С товарищами он обошел всю Тоскану, но затем все же вновь вернулся в Сиену и занялся благотворительностью и призрением убогих. Он соблюдал строгую аскезу, целовал раны прокаженным, исцелял прикосновениями – в его житии, написанным флорентинцем Фео Белькари в XV веке, представлен практически полный набор «топосов», соответствующих его реальному образу.

Отличительной чертой католичества является то, что рано или поздно практически все формы религиозности приобретают вид упорядоченной организации. Несмотря на свой непристойный вид и провокационные выходки, так напоминающие оные юродивых, Джованни также пошел по этому пути. В 1367 году, незадолго до смерти, он добился от папы Урбана V признания и утверждения его братства в качестве Ордена иезуатов. Свое имя они получили благодаря фразе «Слава Иисусу Христу», которую Джованни и его последователи выкрикивали на улицах и площадях. 31 июля того же года он скончался. Позднее Джованни был канонизирован, а 31 июля стал днем его памяти. Символично, что в этот же день вспоминают и Игнатия Лойолу.

На фото – «Распятие» кисти Перуджино с изображением Джованни Коломбини (фигура справа на заднем плане).

#longread #saints #Italy

​Via Michaelitica: «меч» архангела, охраняющий Средиземноморье

Архангел Михаил – фигура исключительная не только для средневековой Европы, но и для всего средиземноморского мира. Широкое почитание в иудаизме, исламе, католичестве и православии делает его образ своеобразным мостом между культурами и религиями Средиземноморья. Этот мост существует не только в качестве некой умозрительной конструкции. Я говорю о т.н. Via Michaelitica – линии, вдоль которой расположены главные святилища, посвященные Архангелу. Эта линия протянулась от Ирландии на северо-западе до Святой Земли на юго-востоке, объединив попутно Англию, Францию, Италию и Грецию. О некоторых из них пойдет речь ниже.

Скеллиг-Майкл (ирл. «Скала Михаила») – маленький остров неподалеку от юго-западного побережья Ирландии. Он был необитаем до конца VI века, когда там был основан одноименный мужской монастырь августинского толка. Из-за труднодоступности острова там никогда не было много монахов. Это, однако, не мешало викингам неоднократно предпринимать свои грабительские рейды. Кстати, на острове снимали некоторые сцены для новых «Звездных войн».

Следующее святилище расположено на скалистом острове Сент-Майклс-Маунт, что недалеко от Корнуолла (Англия). Попасть на остров с материка можно только во время отлива по специально вымощенной по дну залива каменной дороге. С XI века здесь существовал бенедиктинский монастырь: король Эдуард Исповедник даровал остров монахам из нормандского аббатства Мон-Сен-Мишель. Поэтому Сент-Майклс-Маунт считается почти братом-близнецом нормандской святыни, которая также посвящена Архангелу.

На северо-западе Италии находится аббатство Сакра-ди-Сан-Микеле. Еще в римские времена здесь стоял укрепленный лагерь, а позднее лангобарды возвели крепость для обороны от франков. Монастырь начали строить в X веке, и уже довольно скоро он стал важным пунктом паломнического маршрута на пути в Рим и к главной святыне, посвященной архангелу Михаилу – Монте-Гаргано. Расположенное в пещере святилище ведет свою историю с рубежа V – VI веков и связано с именем св. Лаврентия Майорано, епископа города Сипонто (ныне Манфредония на севере Апулии). Согласно легенде, архангел трижды явился ему в видениях, после которых епископ построил церковь у входа в пещеру. Благодать этого места привлекала паломников со всей Европы.

Еще одна обитель находится на греческом острове Сими и носит название монастыря Панормитис. Он был построен на месте бывшего языческого храма и известен своей чудотворной иконой архангела Михаила. Согласно местной легенде, одна крестьянка нашла ее в бухте и отнесла домой, но на следующий день она исчезла и появилась на прежнем месте. Трижды крестьянка относила икону домой, и трижды она исчезала, пока сам Михаил не повелел ей оставить икону в покое (чем-то напоминает аналогичную легенду Монте-Гаргано, да?). Вокруг иконы затем и возник монастырь.

#culture #saints

​К середине XVII века Россию стали рассматривать как главную надежду православных народов Востока, томившихся под властью османского султана. Данный взгляд формировался как пророчествами о царе-освободителе Константинополя, так и священными реликвиями, которые привозили с собой в Россию греческие иерархи. Реликвии заняли едва ли не центральное место в истории связей России и христианского Востока в тот период – и все благодаря особой любви к ним русского царя Алексея Михайловича (1645 – 1676).

Государь интересовался и теми из них, что находились в других европейских городах. Так, своим послам в Венецию Ивану Чемоданову и Алексею Посникову царь дал наказ осмотреть «казенные и оружейные палаты», в которых хранились византийские святыни, вывезенные после Четвертого крестового похода. К слову, именно венецианцы в конце XV века сформулировали идею «византийского наследия» русского князя Ивана III, дабы склонить его к антитурецкому союзу. Тогда не вышло. А теперь уже сам русский царь примерял на себя образ «Нового Константина».

Незадолго до отправления посольства в Венецию, в 1655 году в Россию из Ватопедского монастыря (Афон) был доставлен Крест Константина – одна из величайших святынь христианства. Считалось, что он принес основателю Нового Рима победу над Максенцием в битве у Мульвийского моста (312 г.). Это был дар на время в связи с войной с Речью Посполитой, которая обставлялась как борьба за православную веру. Крест должен был возвратиться на Афон – но этого не случилось: русский царь пожелал оставить столь прославленную реликвию у себя. Архимандриту монастыря пришлось с этим смириться и довольствоваться «царской милостыней» в размере 1 000 рублей.

Эти и другие святыни (напр. глава Иоанна Златоуста, иконы Богоматери Иверская и Влахернская), которые шли непрерывным потоком с Востока, делали Россию особым сакральным пространством, подлинной «Святой Русью», возглавляемой «Новым Константином» в лице Алексея Михайловича. Могущественная держава, осененная благодатью святых реликвий, готовилась встать на защиту православия против Османской империи. И в 1686 году, уже при царях Петре и Иване, Россия наконец присоединяется к антитурецкой коалиции.

На фото: конный портрет Алексея Михайловича, 1670-е – 1680-е гг.

#history #saints #Русь

Любопытной чертой многих изображений апостола Андрея являются его волосы: густые, взъерошенные, в некоторых случаях – даже стоящие дыбом. Это видно на мозаиках и фресках из разных уголков христианской ойкумены (Рим, Равенна, Кипр, Македония, Русь). Особенно выделяется мозаика из равеннской церкви Сан-Витале (илл. 1). Сразу возникает ассоциация с чем-то огненным, с «горением духа», которым были объяты ветхозаветные пророки. Немецкая исследовательница Р. Пиллингер утверждает, что это неслучайно: подобная прическа буквально несет в себе идею огня, которая возникла на заре христианства и, в частности, содержится в некоторых апокрифах и папирусных фрагментах на коптском языке. Один из них описывает разговор Иисуса и Андрея, и первый обращается к нему со словами: «Приблизься ко мне, Андрей; имя твое – огонь; благословен ты среди людей». Другой фрагмент – это анонимная гомилия (разновидность проповеди), где об апостоле написано так: «Андрей, брат Петра, был огненным пламенем более, чем все апостолы; и если он приходил в город проповедовать, а они не слушались и не принимали его послания, он так гневался, что призывал огонь с неба и сжигал их…».

#art #saints

​Жизнь прославленной итальянской святой, визионерки, Учителя Церкви и писательницы Екатерины Сиенской (1347–1380), с одной стороны, укладывается в парадигму ее эпохи, с другой – представляет собой один из уникальных случаев для всей средневековой истории. Дочь сиенского красильщика, а впоследствии монахиня доминиканского третьего ордена стала активным участником международных событий последней трети XIV века, а именно – Авиньонского пленения, Великого западного раскола и конфликтов папы римского с итальянскими городами. Она считала своим долгом требовать от папы Григория XI вернуться в Рим, призывать очистить Церковь от недостойных пастырей и организовать крестовый поход, уговаривать французского короля Карла V не поддерживать авиньонских пап. Такая социальная активность базировалась на ее мистических духовных переживаниях и нравственном авторитете, что позволяет исследователям описывать ее через термин «социальная мистика». Между тем и сама личность Екатерины была незаурядной, так что вскоре после принятия пострига в 1364 году вокруг нее стал формироваться кружок ее почитателей. Они называли друг друга «семьей», famiglia, а Екатерину считали своей mamma, «мамочкой». Любопытно, что в этом же русле семейной фамильярности она обращается в письмах к римским папам babbo, «папочка». Ее богатое эпистолярное наследие насчитывает более 380 писем, адресатами которых были как влиятельные особы, так и монахи, горожане и ремесленники.

Конечно, ее деятельность не могла не вызывать непонимания и подозрений. Средневековье косо смотрело на активных женщин в принципе, даже на королев и аристократок. Однако Екатерина бесспорно вписывалась в позднесредневековый тренд роста духовной активности мирян и более широкий феномен женской мистики. Уникальность состоит в том, что эти две линии в ее деятельности пересеклись, что, к сожалению, не принесло ожидаемых результатов. Она скончалась 29 апреля 1380 года от крайнего истощения, вызванного в том числе бесплодными попытками вернуть Церковь к прежнему высокому идеалу, а итальянские города – к миру и взаимной любви.

На фото: картина сиенского художника Джироламо ди Бенвенуто «Кончина св. Екатерины Сиенской», 1500 – 1510 гг.

#saints #Italy #on_this_day

​Исключительно важную роль в христианизации германских народов континентальной Европы сыграли выходцы с Британских островов. Уже в VI–VII веках св. Колумбан и его ученики основали множество монастырей в землях нынешней Франции, Швейцарии и Бельгии. В первой половине VIII века германцам проповедовали свв. Виллиброрд и Бонифаций. Последний за свои выдающиеся миссионерские заслуги был прозван «апостолом всех немцев». Одной из сподвижниц великого Бонифация была его родственница Леоба (710–782) – ученая монахиня, возглавившая женскую общину в немецком городке Таубербишофсхайм. Вместе с ней в Германию по просьбе Бонифация прибыло несколько десятков монахинь, чей благочестивый образ жизни должен был послужить «мягкой силой» в деле христианизации саксов. При этом Леоба отнюдь не оказалась в тени своего наставника: ее образованность, обширные познания в Священном Писании и заработанный духовный авторитет позволяли ей на равных общаться с франкскими епископами и даже королевскими особами. Особую приязнь к ней питала королева Хильдегарда, вторая жена Карла Великого. О высоком статусе Леобы красноречиво говорит тот факт, что ей было позволено посещать Фульдский монастырь, где был похоронен св. Бонифаций – честь, которой не была удостоена ни одна женщина ни до, ни после нее. По общепризнанному мнению, деятельность Леобы не только внесла огромный вклад в просвещение германских народов, но и заложила традиции женского ученого монашества в их землях. Вполне возможно, без Леобы не было бы ни Хросвиты Гандерсгеймской, ни Хильдегарды Бингенской, ни Геррады Ландсбергской.

На фото – статуя Леобы в небольшом немецком городе Шорнсхайм.

#saints #culture #Germany

В конце этого года вышла совместная с моим научным руководителем статья по мотивам моей магистерской диссертации. Да не где-нибудь, а в сборнике «Средневековая Русь» под редакцией многомудрого Антона Анатольевича Горского! С момента защиты диссертации до публикации прошло два с половиной года, но думаю, итоговый результат оправдал такое долгое ожидание. В статье сравниваются агиографические образы прп. Сергия и св. Франциска как идеалов соответственно русской православной и итальянской католической традиций, объединенных, тем не менее, общим византийским происхождением. Это было интересное исследование, которое позволило глубже осознать сходства и различия между идеалами святости и шире – двумя культурами, их породившими. Текст прикрепляю для ознакомления, enjoy!

#saints #culture #publications

Портативный орган является иконографическим атрибутом св. Цецилии Римской, жившей и принявшей мученичество в первой трети III в. Она также считается святой покровительницей церковной музыки. Памятный день – 22 ноября, как в католической, так и в православной традиции.

Фото – изображение св. Цецилии на центральной панели Алтаря св. Варфоломея (ок. 1505). Старая пинакотека, Мюнхен.

#saints #art #Germany

Связь св. Цецилии с музыкой основывается на одном фрагменте из ее жития. Согласно ему, девушка была выдана замуж за знатного римлянина. Когда на свадьбе вокруг нее играли музыкальные инструменты (лат. cantantibus organis), она в сердце своем пела песню одному лишь Богу, моля сохранить ее тело и душу от поругания и не дать сбиться с пути непорочности:
«Cantantibus organis, Cecilia virgo in corde suo soli Domino decantabat dicens: fiat Domine cor meum et corpus meum inmaculatum ut non confundar»

Двойственность перевода первых двух слов (и «инструменты», и «органы»), видимо, позволила «закрепить» за св. Цецилией как атрибут в виде портатива, так и покровительство над всей церковной музыкой.

На фото — витраж с изображением святой из Большого зала Московской консерватории.

#saints #music

Рассказ о сне Гунзона представлен в одной из версий жития аббата Гуго Клюнийского, который был канонизирован в 1120 г. Текст содержится в рукописи конца XII века из Национальной библиотеки Франции, шифр Ms Lat. 17716. На f. 43r можно увидеть миниатюры, посвященные этому сюжету (илл. 1): на первой святые показывают спящему монаху пропорции будущей церкви с помощью веревок (илл. 2), на второй – Гунзон рассказывает о своем сне аббату (илл. 3).

Почему этот рассказ был включен в житие? Считается, что этому способствовали обстоятельства, связанные с возведением новой базилики. Строительство потребовало огромных затрат, и несмотря на помощь венценосных особ вроде кастильского короля Альфонсо VI и Генриха I Плантагенета, уже в начале XII в. аббатство Клюни столкнулось с финансовым кризисом. Ему сопутствовал и кризис духовный: многие упрекали клюнийских монахов и аббатов в отходе от первоначальных идеалов аскетизма. Громче всех возвращение к аскезе и простоте проповедовал Бернар Клервоский, лидер «нового» цистерцианского монашества. Полемика развернулась в 1120-х гг. и т. о. совпадает со временем написания житий аббата Гуго и разработкой предания о «сне Гунзона».

Вероятно, предание должно было демонстрировать идею, что новая церковь угодна Богу и его святым. Последние, как пишет автор жития, даже пообещали аббату свою помощь в материальном обеспечении строительства – от него требовалось только следовать божественной воле. И это воспринималось достаточно убедительно, если учесть, какое важное место сны занимали в христианской мистике, впитавшей неоплатонические идеи. Ученые монахи и клирики зачитывались не только ветхозаветным рассказом о сне Иакова, но и цицероновским «Сном Сципиона» и в особенности позднеантичным комментарием на него Макробия. Во многих других агиографических сочинениях сны отмечают важнейшие события в жизни будущего святого, двигающие его на правильный путь. Все это сделало «сон Гунзона» важной идеологической составляющей не только образа аббата Гуго, но и всего клюнийского монашества.

#France #saints #miniatures

В Средние века мощам святых не только поклонялись – их еще и крали. Для описания этого даже существовал специальный термин: furta sacra, или «благочестивая кража». Наиболее известны кражи мощей св. Марка венецианцами или свт. Николая барийцами. Но этим занимались не только ушлые морские торговцы, но и монахи. Особенно острой эта необходимость была в IX–XI веках, когда пост-каролингская Европа представляла собой лоскутное феодальное одеяло, терзаемое набегами викингов, арабов и венгров. Мелкие кастеляны враждовали между собой и с монастырями за власть и ресурсы, главным из которых была земля. Монастыри в таких условиях рассматривали святые реликвии как способ обрести не только небесное, но и земное покровительство. Временами кастеляны и крупные феодалы все же задумывались о спасении своих душ и искали помощи тех, кто мог отмолить их грехи. Они могли делать вклады в монастыри и обеспечивать защиту братии в обмен на поминовение, а сила такого поминовения зависела от наличия в том или ином монастыре мощей. Таким образом, как пишет Патрик Гири в книге Furta Sacra: Thefts of Relics in the Central Middle Ages, обладание останками популярного святого могло означать разницу между исчезновением монастыря и его выживанием. И нередко монахи под давлением внешних обстоятельств решались на «благочестивую кражу», которая в позднейшей агиографической литературе описывалась как богоугодное дело.

#culture #saints

​В то же книге Гири приведена примечательная история о краже мощей св. Фиды монахами аквитанского монастыря в Конке. Эта святая приняла мученичество на рубеже III–IV веков в тринадцатилетнем возрасте, а ее мощи изначально пребывали в городе Ажан. Кража произошла в 865 или 866 году, а спустя некоторое время сложилось целое предание о «перенесении» (translatio) мощей. Монах Конка по имени Аринизд (Arinisdus) отправился в Ажан и присоединился к служителям местной церкви, где хранились мощи. Десять лет он терпеливо служил вместе со всеми, пока наконец его не назначили охранять церковную сокровищницу и гробницу св. Фиды. Оставшись ночью один, он выкрал мощи и вернулся с ними в Конк.

Агиографическое предание не объясняет причину, которая сподвигла монаха решиться на такое долгое и опасное приключение. Наиболее вероятной выглядит версия соперничества между Конком и соседним монастырем Фижак, чье местоположение было даже более выгодным, благодаря чему в середине IX века он быстро рос и развивался. Изначально монахи Конка неудачно попытались выкрасть мощи св. Винсента Сарагосского и его тезки, св. Винсента Ажанского. После двух неудач монахи обратили внимание на мощи св. Фиды. Судя по всему, нужда в мощах была действительно острой: стоял вопрос о выживании общины, привлечении паломников и обеспечении покровительства светских вкладчиков.

Ставка на «благочестивую кражу» однозначно сыграла. Уже через несколько десятилетий Конк стал главным местом культа св. Фиды, а к ее мощам шли поклониться многие страждущие. В народной среде стали распространяться рассказы о чудесах, которые в начале XI века были объединены Бернаром Анжерским в «Книгу чудес святой Фиды». К тому моменту монастырь в Конке стал влиятельным и богатым аббатством, расположенным на пути в Сантьяго-де-Компостелу, а в аббатской церкви на паломников взирала статуя-реликварий святой, покрытая золотом и драгоценными камнями.

#history #culture #saints

​Немного о «Книге чудес святой Фиды». Ее автор, Бернар Анжерский, был учеником епископа Фульберта, основоположника Шартрской школы. В какой-то момент до образованного схоластика дошли рассказы о чудесах, совершенных девочкой-мученицей. Поначалу он отнесся к ним довольно скептически: для образованного клирика они были не более чем простонародными баснями. Однако он заинтересовался и решил провести своего рода расследование. В 1013 году он совершил первое паломничество в Конк, а за последующее десятилетие совершил еще два, во время которых опрашивал местных жителей и свидетелей чудес святой. Результатом стала Liber miraculorum Sancte Fidis, а точнее, ее первые две книги: еще две были написаны позднее уже после смерти Бернара. Автор отправил свое произведение епископу Фульберту и сопроводил его письмом, в котором рассказал об истинности всех описанных им чудес. Из скептика Бернар стал горячим поклонником чудес святой Фиды и способствовал дальнейшему распространению ее культа.

На фото – начало письма Бернара Фульберту из Ms. Reg. lat. 467, f. 15r.

#saints #literature #France

Рассказы о чудесах помогают прочувствовать «нерв» народной жизни. Выше я упоминал, что X–XI века были трудным временем феодализации и нестабильности. В атмосфере развала центральной власти и засилья кастелянов, бывших по сути обыкновенными бандитами, крестьяне и монахи обращались к Богу и Его святым как к своей последней надежде. В «Книге чудес...» присутствует немало историй, в которых местный воин или феодал, злоупотребивший своей властью и притеснявший безоружных людей, получает по заслугам. В одной из них правитель замка Гай ослепляет Герберта, который помог бежать трем его пленникам. Благодаря святой Фиде Герберт вновь обретает зрение, а Гай умирает, источая страшное зловоние – верный знак, что его душа отправилась прямиком в ад. В другой некий Понса посягнул на земли монастыря – в него бьет молния и убивает на месте. В третьей кастелян Райнон захотел отобрать у монаха монастырских лошадей – его собственная лошадь сбросила его, так что он сломал шею. Эти истории объединяет мотив справедливого воздаяния тем, кто использовал свое могущество не для защиты, а для притеснения слабых и безоружных. Все это отголоски кризисного времени, зажатого между эпохой Каролингов и «ренессансом XII века».

#saints #literature #France

По пути в Конк Бернар Анжерский также посетил городок Орийяк. В местной церкви над алтарем он увидел золотой реликварий в виде статуи, в которой лежали мощи одного святого. Глядя на статую, Бернар с иронией спросил у своего спутника: «Брат, что ты думаешь об этом идоле? Разве Юпитер или Марс не сочли бы себя достойными такой статуи?». Скептическое отношение к подобным объектам, в которых ему виделись черты языческих идолов, проявится у Бернара и в Конке, когда он увидит статую св. Фиды.

В реликварии покоились мощи св. Геральда Аврилакского (ок. 855–909). Он был видным аристократом своего времени, служил аквитанскому герцогу Гийому Благочестивому (хотя от вассальной присяги ему отказывался), но внутренне всегда стремился к монашескому уединению и христианскому благочестию. Даже сражаясь в бою, он использовал плоскую сторону меча или его рукоять, чтобы не проливать христианскую кровь. Согласно житию, написанному небезызвестным аббатом Одо Клюнийским, он однажды испросил у местного епископа разрешения уйти в монастырь. Тот отказал ему со словами, что куда больше пользы миру он принесет в своем нынешнем статусе. В качестве исключения Геральду было позволено тайно принять постриг, после чего он сложил свой меч, стал блюсти целомудрие, совершил несколько паломничеств в Рим и основал монастырь в Орийяке, где и был похоронен. Его житийный образ – это образ одновременно «монаха в миру» и «доброго сеньора», симбиоз идей христианской добродетели и мирской справедливости, которую любой могущественный муж обязан сохранять на земле. И Геральд был одним из этих мужей, за что удостоился канонизации и широкого почитания в Центральной и Южной Франции уже начиная с X века.

#saints #history #France

​Прочитал интересный материал Ю.Е. Арнаутовой из сборника «Одиссей: человек в истории» (2023) о критериях истинности в средневековом благочестии и связанном с ним феномене pia fraus. «Благочестивый обман», предпринимаемый во славу Господа и во имя укрепления веры, был неотъемлемой частью религиозности Средневековья. Как и в случае с furta sacra, много практик связано с мощами, реликвиями, агиографией и в целом – с культом святых. Это и составление сборников чудес святых, рассказы о которых порой кажутся сказочными и нелепыми, и написание житий святых, о жизни которых практически не осталось сведений, и торговля частицами мощей, подлинность которых порой вызывала вопросы. Благодаря деятелям Реформации и философам Просвещения такой обман был объявлен одним из главных пороков Церкви, а верившие в его люди стали «легковерными простецами». Действительно, с современной точки зрения, наследующей рационализму Нового времени, трудно не впасть в искушение объяснить pia fraus именно таким образом: злые «церковники» дурят малообразованных людей ради материальной выгоды и власти над умами. И это было бы справедливо, если бы не несколько моментов, на которые обращает внимание автор статьи.

Во-первых, если говорить о чудесах, то подавляющее их большинство связаны с исцелением или избавлением от опасности в экстренной ситуации. «Жажда чуда», которую поздние мыслители считали ущербным качеством средневековых людей, Ю.Е. Арнаутова называет скорее «стратегией выживания», которая никак не означала легковерности или стремления быть обманутым. Во-вторых, критерии оценки истины были в Средневековье несколько иными, особенно в сфере религиозной жизни. Она оценивалась не столько опытом, сколько трансцендентно. И это не означает какой-то ущербности людей той эпохи – это просто другое мировосприятие. В этой картине мира культ святого обязательно предполагал наличие его чудотворных мощей, а наличие чудотворных мощей – наличие жития. А если о жизни святого осталось лишь краткая помета в мартирологе? В таком случае агиограф может использовать богатое житийное наследие прошлого, собственный литературный талант и знание Священного Писания, универсальные топосы святости, чтобы «сконструировать» образ святого, каким он должен быть по представлениям того времени. Можно ли это считать обманом? Люди Средневековья это обманом не считали, а это единственно важно для адекватной оценки. Наконец, клирики и монахи часто писали и проповедовали об опасности поклонения ложным реликвиям. Самый известный, но далеко не единственный пример – рассуждения Гвиберта Ножанского (ок. 1055–1124) о почитании якобы молочных зубов и пуповины Христа, которые, по его словам, не могли остаться на земле после Его Вознесения. И это писалось в XII веке, задолго до иронических новелл Боккаччо о торговле поддельными реликвиями.

Общий вывод автора довольно прост и под ним подпишется любой историк: все было гораздо сложнее. Не стоит впадать в анахронизм или использовать радикальные обобщения при анализе сложных феноменов прошлого. Особенно если они затрагивают эмоциональные стороны человеческого бытия: тут в принципе нужна особая аккуратность.

На фото: реликварий с камнями из Святой земли и изображениями новозаветных сцен. Палестина, ок. VI–VII вв. Хранится в Музеях Ватикана.

#longread #culture #saints

В автобиографии «О моей жизни в трех книгах» (De vita sua Monodiarium libri tres) Гвиберт Ножанский рассказывает о поездках, предпринятых монахами пикардийского города Лан в 1112–1113 годах. С собой монахи взяли шкатулку со святыми реликвиями, в которой лежали частицы Животворящего Креста и губки, которой смочили уста распятого Христа, и фрагмент одежды и волос Девы Марии. Целью поездки был сбор пожертвований с благочестивых жителей, которые бы пошли на восстановление Лана и его собора Нотр-Дам после недавнего коммунального восстания. Монахи совершили несколько поездок по северу современной Франции, а в апреле 1113 года переправились через Ла-Манш и провели полгода в Англии. Во время плавания они наткнулись на пиратов, которых смогли отпугнуть силой святых реликвий. В английских городах и деревнях мощи явили множество чудес исцеления, о которых Гвиберт не рассказывает, но зато останавливается на более назидательных историях. В одной из них двое англичан стояли напротив церкви, куда привезли ланские мощи. Им хотелось выпить в таверне, но денег не было. Один из них вошел в церковь, наклонился к мощам и буквально всосал в рот несколько монет из пожертвований. Второму такой способ не пришелся по душе, но жажда выпивки заглушила глас совести: приятели развлекались в таверне до самого заката. После этого укравший монеты сел на лошадь, поскакал в направлении ближайшего дерева и там повесился. «Так и умер ужасной смертью, заплатив штраф за кощунственные губы», заканчивает историю Гвиберт.

Традиционная роль святых как защитников «своей» коммуны, сложившаяся в раннее Средневековье и усилившаяся в период феодальной раздробленности, на рубеже XI–XII вв. начала постепенно уступать место роли святых как универсальных целителей, чья сила не распространяется исключительно на членов локального сообщества. Однако Гвиберт в своем повествовании акцентирует внимание именно на традиционных проявлениях святой силы мощей – защита от врагов и «месть» за богохульство, а чудеса исцеления оставляет в стороне.

#stories #saints #France #England

Эдвард Мьюир в монографии «Civic Ritual in Renaissance Venice» пишет, что процесс обретения политической независимости Венеции был тесно связан с мощами святого Марка, и одной их кражей из Александрии в 827 году дело не завершилось. Полтора века спустя в 976 году старая базилика сгорела во время народного восстания. Из-за страха кражи только дож и несколько доверенных лиц знали о месте хранения мощей, и после восстания это знание было утрачено, как и сами мощи. Понадобилось еще 120 лет, прежде чем в 1094 году они были чудесным образом обретены вновь после трехдневного поста с участием всего населения Венеции и дожа Витале Фальера (1084–1095). Они были извлечены для всеобщего обозрения, а затем перенесены в новую крипту в новой базилике.

Во многом Венецианская республика была схожа с Папским государством. Мощи святых Петра и Марка, пребывавшие в Риме и Венеции соответственно, позволили ее правителям выстроить теократическую модель власти, в которой их полномочия и авторитет исходили не просто от Бога, но и через посредничество святых апостолов. Именно этим и папы, и дожи подкрепляли свои притязания на политическую автономию от имперской власти на Западе и Востоке.

#history #culture #saints #Italy