Два года назад я писала про Яхину так:

Я прочитала две книги Гузели Яхиной: сначала, давно, «Дети мои». И вот сегодня «Зулейха поднимает глаза». Мне говорили наперебой: Яхина, она же! Она же! Какой язык! Какой текст! Новый Гоголь явился!
Я этого не видела. Мне она казалась обычным, ну, неплохим современным автором. С хорошими находками, но не более. Я даже была на ее лекции, она интереснее рассказывала о своей книге, чем ту интересно было читать. В «Детях» она переусложнила язык, и он потерял гибкость. Побочные персонажи тоже побледнели и потеряли свою живость и красоту.
Но «Зулейха»! Она показывает полноту жизни не через одну только Зулейху, но через красного комиссара - пылкого, преданного делу, благородного человека, который вынужден делать грязное дело, который сам себя уговаривает, что так нужно, который меняет запасы мяса для офицерского состава на кашу для осуждённых и так далее. Через доктора, профессора, не выдержавшего перемен власти, разрухи и нестабильности мира, ушедшего в мир собственных фантазий, руки которого, однако, зорче глаз. Через Упыриху, сильную и злую свекровь Зулейхи, которая в голодные, ещё царские годы, понимая, что всех не выкормит, вынуждена была выбирать между своими детьми.
У Зулейхи очень хороший язык, и я понимаю теперь, почему Яхину хвалят. Заслужено.
Впрочем, воспарит ли автор выше, или соберёт все огрехи второй книги, покажет третья книга, «Эшелон на Самарканд», которая вот недавно вышла.

#проза

И вот недавно я прочитала третью. Что же, она нашла свой стиль, окончательно его утвердила. Ее герои - это хорошие люди в тяжелых испытаниях (я сама такое очень люблю). Конечно, самые лучшие моменты у нее получаются тогда, когда она находит какое-то историческое свидетельство и описывает его, сама очень сильно впечатлившись им. (Вошь в "Эшелоне", кровавые пальцы в "Зулейхе"). Конечно, все книги между собой похожи, но это не минус в данном случае, потому что в истории России так много ужасных страниц, и хорошо, что кто-то может рассказать их вот так: уважительно, спокойно. В первых двух она выписывала всполохами зло, и даже пыталась назначить туда группу людей (чего нельзя делать в таких исторических романах), но, полагаю, уже тогда поняла тупиковость этого хода и от этого отказалась.
Она взошла сейчас на хороший уровень и окончательно определилась с темой творчества: она пересказывает нашу историю языком сострадания. И это хорошо, когда есть такой автор.
Пусть и много одинакового.

#проза

Акунин (по крайней мере, в первых книгах) - неплохой беллетрист.
Но чаще всего он берет один источник за основной, и очень много заимствует, практически слово в слово. Например, Хитровку в романе "Любовник смерти" он списал у Гиляровского, "Москва и москвичи". А вот роман "Последний из Романов" списан с мемуаров великого князя Александра Михайловича.

Мемуары:
Эбелинг — первый лейтенант на крейсере «Рында». В день нашего отплытия он дал честной слово моей матери что не будет спускать с меня глаз во время нашего пребывания в таких современных «Вавилонах», как Париж, Гонг-Конг или Шанхай.
Его голубые глаза и «открытое» лицо вызвали доверие в моей матери, но оказалось, что те же самые его свойства были причиною более, чем радушного приема во всех странах, у берегов которых бросала якорь «Рында»!
— Не забывайте, что я дал слово Ее Императорскому Высочеству не опускать с вас глаз, — говорил он мне, заказывая пятую рюмку коньяку с содовой; — поэтому вы должны быть около меня, куда я бы ни шел и что бы я ни делал.

Акунин:
В первом же порту, Варне, Эндлунг разрядился павлином – в белый костюм, алую жилетку, звездчатый галстук, широченную панаму – и отправился в непотребный дом, ну и его высочество, тогда еще совсем мальчика, потащил с собой.
Я попробовал вмешаться, а лейтенант мне: «Я обещал Екатерине Иоанновне, что глаз с его высочества не спущу, куда я, туда и он». Я ему говорю: «Нет, господин лейтенант, ее высочество сказали: куда он, туда и вы».
А Эндлунг: «Это, Афанасий Степаныч, казуистика. Главное – мы будем неразлучны, как Аяксы».


Это не беда для художественного текста. Но заимствования у него настолько плотные и из одного произведения, что когда читаешь оригинал, возникает сильное чувство вторичности романов Акунина.
Потому что такие вставки, конечно, сильно проигрывают источнику. Потому что источник всегда более живой, и зачастую более сложный. Каковы, собственно, и великий князь, и Гиляровский.
(А еще у Акунина на "Весь мир театр " и далее сильно упало качество, настолько, что я не исключаю литературного негра в последних романах, возможно, на акунинском сюжете).

#проза #мемуары

Евгений Водолазкин - один из лучших современных писателей (дергается рука написать "российских", но нет, за "Лавра" - мировых).
Филолог, ученик самого Дмитрия Лихачева.
Смотреть видео с ним - отдельное удовольствие. Он умен, образован - но много кто умен и образован. Он последователен, добродушен, никогда не становится сверху, он смиренен и уважает людей, относится к ним с состраданием.
Здесь его дзен-канал - очень много интересного про историю и писательство говорит.
А вот его интервью со священником - посмотрите, христианство такого уровня осмысления в медийном поле возникает нечасто. И там много кроме этого, про средневековое сознание, про заимствование мифов, про бесконечность текстов до Гуттенберга, про кристаллизованность текстов Нового Времени, и новая бесконечность текста сейчас, когда есть Интернет.
#проза

"Эта живость, эта совершенная извращенность мальчика начала сказываться на восьмом году его жизни; тип рыцаря причудливых впечатлений, искателя и чудотворца, т.е. человека, взявшего из бесчисленного разнообразия ролей жизни самую опасную и трогательную — роль провидения, намечался в Грэе еще тогда, когда, приставив к стеке стул, чтобы достать картину, изображавшую распятие, он вынул гвозди из окровавленных рук Христа, т. е. попросту замазал их голубой краской, похищенной у маляра. В таком виде он находил картину более сносной. Увлеченный своеобразным занятием, он начал уже замазывать и ноги распятого, но был застигнут отцом. Старик снял мальчика со стула за уши и спросил:
— Зачем ты испортил картину?
— Я не испортил.
— Это работа знаменитого художника.
— Мне все равно, — сказал Грэй. — Я не могу допустить, чтобы при мне торчали из рук гвозди и текла кровь, Я этого не хочу."
Алые Паруса, А. Грин

"Над дверью в следующую комнату висела одна картина, довольно странная по своей форме, около двух с половиной аршин в длину и никак не более шести вершков в высоту. Она изображала Спасителя, только что снятого со креста.
...
— А на эту картину я люблю смотреть, — пробормотал, помолчав, Рогожин, точно опять забыв свой вопрос.
— На эту картину! — вскричал вдруг князь, под впечатлением внезапной мысли, — на эту картину! Да от этой картины у иного еще вера может пропасть!"
Идиот, Ф. Достоевский

(Что за картина на моем фото, не знаю. Щелкнула некогда в музее при одном испанском храме, а поиск по картинке ее не нашел).

#живопись #проза

Очень люблю мистическую прозу XIX века, эту праматерь всех наших современных хорроров и триллеров. У нас это конечно, был Гоголь, с его "Страшной местью", где "мертвые грызут мертвеца".

Испанцы тоже были по мистике, особенно религиозной, мастера. С присущей их прозе образностью.

Вот здесь лежит один из самых моих любимых рассказов - "Золотой браслет".
Речь идет о браслете на руке Богоматери Толедо, вот этой, на фото.
Смотрите, какой у рассказа чарующий язык!

"Он ее любил, любил той любовью, которая не знает ни границ, ни препятствий; любовью, в которой ищут радость, а находят лишь муки страдания; любовью, что подобна счастью и, однако, кажется, наполняет небеса во искупление грехов.

Она была своенравной, своенравной и сумасбродной, как все женщины в мире.

Он — суеверным, суеверным и отважным, как все мужчины его времени.

Оба были из Толедо и жили в том же городе, что был свидетелем их рождения.

Я как правдивый летописец не добавлю от себя ни единого слова, чтобы описать их подробнее."

#XIXвек #испания #проза

Все знают, что Сервантес пародировал плохие рыцарские романы.

Один из поздних образцов жанра — роман "Тирант Белый", написанный рыцарем Жуанотом Муарелем в 1490е годы на каталанском языке в Валенсии.
Я его прочитала.

Что я вам могу сказать.
Этот тип литературы вечен: развлекательные, легкие, романтичные истории, местами очень фривольные, местами остросюжетные.
Я бы даже сказала, что это можно назвать литературой эскапизма.
Текст уводит от реальности в красивую сказку яростных страстей, благородных и кинематографичных (в XV веке, ага) поступков, золота и пурпура, любви и крови, крови и любви.

— Острейшая боль, которую испытывает моя душа, происходит оттого, что я люблю, но не знаю, буду ли любим. Среди всех страданий именно это меня больше всего приводит в отчаяние, и сердце мое стало холоднее льда, ибо нет у меня надежды добиться того, что я желаю, потому как фортуна никогда не бывает благосклонна к тем, кто любит истинной любовью. И вот теперь от одного лишь вида этой девицы я сражен и повержен на землю, не будучи в силах оказать ей ни малейшего сопротивления!

По части романа снят фильм "Византийская принцесса", про любовь (почему-то католической) византийской принцессы и благородного (но без титулов) рыцаря Тиранта.
Выглядело, как экранизация любовно-эротического романа в мягкой обложке и в рыцарско-византийском антураже, хотя все сюжетные, хм, ходы брались напрямую из книги.

Необходимо понимать, как сильно такие романы были популярны. Ими зачитывались. Их глотали — иногда за несколько дней. От них фанатели. Они выпускались длинными циклами. В конце части оставлялись крючки-заделы на следующие части.

Сервантес конкретно этот роман, кстати, оценил выше остальных, но все равно прошелся по нему в "Доне Кихоте".
Понимаю его.
Представляете, как сильно его инфополе было заполнено такими романами и как они ему надоели, что он решился писать на них пародию?

1. "Византийская принцесса" (Вконтакте, ютуб)
Текст романа (часть про принцессу)

#XVвек #кино #проза

О бедном корректоре замолвите слово
У меня достаточно много друзей, связанных с книгопечатанием, написанием и изданием книг, может быть, вам будет интересно, как работу корректора описывала чудесная книга-учебник "КРАТКІЯ СВѢДѢНІЯ ПО ТИПОГРАФСКОМУ ДѢЛУ", изданная в 1899 году.



Работы корректора никто не замѣчаетъ и не оцѣниваетъ, а работа эта трудная и, сравнительно, плохо оплачиваемая. Корректоръ можетъ исправить тысячу ошибокъ — никто его за это не похвалитъ: «это только его обязанность»; но Боже спаси пропустить въ цѣломъ листѣ (въ 50,000 буквъ) хотя бы одну буквенную опечатку! На голову корректора обрушатся непремѣнно самые нелестные эпитеты, въ родѣ: невѣжда, неучъ, безграмотный, никуда негодный корректоръ и проч.

Корректоръ выправляетъ не только буквенныя ошибки, но зачастую и слогъ автора.

Хорошій корректоръ долженъ быть не только безусловно грамотнымъ человѣкомъ, но также разносторонне образованнымъ и знающимъ, по крайней мѣрѣ, два новыхъ языка: французскій и нѣмецкій. Помимо отличнаго знанія правилъ грамматики и умѣнья писать безъ ошибокъ, корректоръ долженъ быть еще основательно знакомъ съ техникою типографскаго дѣла и обладать способностью и навыкомъ читать самыя связныя и неразборчивыя рукописи.

Грамотныхъ и образованныхъ корректоровъ много, но вполнѣ опытныхъ и знающихъ хорошо типографское дѣло — очень мало, а между тѣмъ только съ такими опытными корректорами и мыслимы хорошія, роскошныя изданія.

Недостаточно указать на корректурномъ оттискѣ пропуски, неточности и орѳографическія ошибки. Корректоръ долженъ отмѣтить также чисто техническіе промахи наборщика и метранпажа. <...>

Самые плохіе корректора — авторы. Они читаютъ и видятъ вовсе не то, что напечатано, а «на память», — то, что сложилось въ ихъ головѣ. Кромѣ того, почти всѣ авторы считаютъ себя безусловно грамотными и, придерживаясь своей собственной орѳографіи, заставляютъ слѣдовать ей и корректора. Въ этомъ случаѣ, конечно, корректору приходится подчиняться желанію и требованію автора; досадно, однако, что при этомъ страдаетъ репутація типографіи, такъ какъ читатели всѣ ошибки, происшедшія по винѣ автора, приписываютъ небрежности типографіи. Помимо сказаннаго, нужно еще замѣтить, что авторамъ можно посылать по пятисотъ корректуръ и все-таки каждый разъ они найдутъ нужнымъ что-либо измѣнить и добавить.



Кажется, за 125 лет, прошедших с выпуска этой книги, не так много и изменилось. 😁

#проза

Книга

Итальянская новелла Возрождения

известна нам большей степени по "Декамерону" Бокаччо (1350е).
Но такие шедевры не создаются в отрыве от среды, и этот жанр был распространен до Бокаччо и был потом распространен после, просуществовав более двухсот лет.

Одновременно с Бокаччо творили в этом жанре Франко Саккети и Сер Джованни Флорентиец (по его сюжету Шекспир писал потом "Венецианского купца").
Больше всего новеллисты отличались по месту жительства, формировались своего рода школы — флорентийские, сиенские, северяне.
Одним из мощных финальных аккордов было появление "Новеллино" Мазуччи (1476й).

Но это литераторы.
А среди власть предержащих новеллу написал... Лоренцо де Медичи Великолепный!
Легендарный герцог Флоренции, который значительно усилил свой род, так, что потом в нем были французские королевы и самая верхушка европейской знати.
Чаще герцоги слагали сонеты, но при дворе Лоренцо была очень развитая гуманистическая и интеллектуальная атмосфера.

Он написал новеллу о двух любовниках, ревнивом муже и блуднице, в целом, довольно типичную для жанра, но с интересными взглядами:

Поистине, это та пора <25 лет — прим. мое>, в которую женщину любить лучше всего, ибо, когда женщина моложе, ее нередко удерживают стыд и страх, а когда она переваливает за указанный возраст, то либо становится много благоразумнее, чем то требуется для подобного рода дел, либо же утрачивает часть природной пылкости и оказывается несколько холоднее, чем хотелось бы ее любовнику.
<...>
Сказать по правде, я считаю, что участь женщин гораздо хуже, нежели участь мужчин, ибо у последних есть перед женщинами одно великое преимущество: мужчина имеет возможность либо взять жену по своему вкусу, либо не жениться вовсе.

Целиком тут.

С удивительной стороны открывается хладнокровный и жесткий политик.

1. Бюст Лоренцо Великолепного, автор — пред. Андреа Вероккьо

#ренессанс #проза #XVвек

ПОХВАЛА ТЕНИ

Японский писатель Дзюнъитиро Танидзаки жил в конце XIX — первой половине ХХ веке и оставил замечательный трактат "Похвала тени". Он говорит об устройстве дома, об эстетике обычной жизни — посуды, стен, уборных, светильников, одежды.
И о полумраке, в котором существовали японцы прежних веков.

В наши дни появилась лакированная посуда белого цвета, но в старое время обычным цветом ее был черный, коричневый или же красный — цвет ряда наслоений «темноты», естественно родившийся из окружающего мрака. Когда смотришь при дневном свете на лакированные блестящие шкатулки с яркой золотой росписью либо на такие же настольные пюпитры для книг и этажерки — они кажутся безвкусными, лишенными спокойной солидности, иногда даже мещански пошлыми. Но попробуйте заменить окружающий их дневной свет темнотою, попробуйте направить на них не лучи солнца или электрических ламп, а слабый свет японского светильника «томё» либо свечи — и вся эта кажущаяся безвкусица спрячется куда-то глубоко на дно, вещь будет выглядеть строго и солидно.
...
Японские кушанья особенно требуют такой гармонии — их нельзя есть в светлой комнате и на белой посуде: их аппетитность от этого уменьшается наполовину. При одном взгляде на суп, приготовленный из красного мисо, который мы едим каждое утро, вам становится ясно, что в старину это мисо было изобретено в полутемных домах. Однажды я был приглашен на чайную церемонию, где нам подали суп из мисо. До того времени я ел этот суп, не обращая на него особенного внимания, но когда я увидел его поданным при слабом свете свечей в лакированных черных чашках, то этот густой суп цвета красной глины приобрел какую-то особенную глубину и очень аппетитный вид.


Интересно подумать: как выглядели вычурные барочные дворцы при свечах? А церкви? Какая тень, какая темнота царила на пирах, в банях, избах? Насколько по-другому это все воспринималось. Интересно, есть ли какая-то европейская "Похвала тени".

Как любопытно, он строит сравнения от противоположного: выстраивает свою культуру на фоне западной. При сравнении есть на что опереться, не только лишь на голую выдумку. Ты не сильно способен понять, каков ты, если нет других людей: нам всегда нужно мерило.

#проза #XXвек