Философ Жиль Делез представлял себе киберпространство с точки зрения его материальных эффектов и урбанизации. Такое антиутопическое видение подхватили многие градостроители, управленцы, бизнесмены и все остальные, кто имеет хоть какое-то отношение к технологиям, – будущее за рематериализацией кибернетики и реурбанизацией киберпространства! А название этому всему – умный город (УГ).
Сторонники концепции УГ считают, что повсеместное использование интерактивных технологий в городской среде, домашнем хозяйстве и в качестве личных устройств горожан оптимизирует модели потребления, а вместе с тем еще и повысит качество жизни. Но в ответ УГ получил массу критики. Три основных аргумента против такой модели управления: УГ не сочетается с неформальным характером города, защищает корпоративные интересы, воспроизводит социальное и городское неравенство.
Вторя уже классическому аргументу Джейн Джекобс, что город не может быть спланирован сверху, а его неформальность и является главной и определяющей чертой города, Саския Сассен, Ричард Сеннет и Адам Гринфилд утверждают, что технологии УГ, наоборот, носят антиурбанизированный характер и фактически воспроизводят модернистское подчинение городской жизни, а все эти умные сенсоры будут использоваться для управления горожанами, а не вовлечения их в диалог.
Вторая линия критики связана с тем, что УГ подчиняет город интересам транснациональных корпораций. “Ставить потребности горожан на первое место – это не только способ строить более справедливые города, но и способ создавать более совершенные технологии, причем делать это быстрее и экономнее”, – примерно так сторонники УГ сдвигают акцент с базового принципа “сначала люди” на более либеральное – “сначала люди, потому что это хорошо для технологий”. Но даже это не опаснее того банального факта, что персональные данные могут быть украдены и использованы для сторонних целей, а это уже посягательство на индивидуальные свободы.
Наконец, Роберт Холландс утверждает, что УГ учитывает потребности высокомобильной профессиональной рабочей силы и наносит ущерб менее обеспеченным группам населения. Пока УГ подпитывает джентрификацию и символическое потребление, требуется рабочая сила, которая будет обслуживать и обеспечивать повседневные базовые операции УГ.
Так, по мнению сразу нескольких авторов, УГ может стать пространственным воплощением общества контроля, подталкивать к выполнению одних действий и запрещать другие посредством изменения конфигурации информационных и урбанистических сред. Будучи встроенной в кибернетику второго порядка, концепция УГ может иметь неоднозначные последствия для будущего городского планирования, заменяя его кибернетическим управлением, а мы можем наблюдать коллапс концепции урбанизма и городского управления в принципе.
#городскиеполитики #цифровойгород #социокибернетика #викадеркач
Сторонники концепции УГ считают, что повсеместное использование интерактивных технологий в городской среде, домашнем хозяйстве и в качестве личных устройств горожан оптимизирует модели потребления, а вместе с тем еще и повысит качество жизни. Но в ответ УГ получил массу критики. Три основных аргумента против такой модели управления: УГ не сочетается с неформальным характером города, защищает корпоративные интересы, воспроизводит социальное и городское неравенство.
Вторя уже классическому аргументу Джейн Джекобс, что город не может быть спланирован сверху, а его неформальность и является главной и определяющей чертой города, Саския Сассен, Ричард Сеннет и Адам Гринфилд утверждают, что технологии УГ, наоборот, носят антиурбанизированный характер и фактически воспроизводят модернистское подчинение городской жизни, а все эти умные сенсоры будут использоваться для управления горожанами, а не вовлечения их в диалог.
Вторая линия критики связана с тем, что УГ подчиняет город интересам транснациональных корпораций. “Ставить потребности горожан на первое место – это не только способ строить более справедливые города, но и способ создавать более совершенные технологии, причем делать это быстрее и экономнее”, – примерно так сторонники УГ сдвигают акцент с базового принципа “сначала люди” на более либеральное – “сначала люди, потому что это хорошо для технологий”. Но даже это не опаснее того банального факта, что персональные данные могут быть украдены и использованы для сторонних целей, а это уже посягательство на индивидуальные свободы.
Наконец, Роберт Холландс утверждает, что УГ учитывает потребности высокомобильной профессиональной рабочей силы и наносит ущерб менее обеспеченным группам населения. Пока УГ подпитывает джентрификацию и символическое потребление, требуется рабочая сила, которая будет обслуживать и обеспечивать повседневные базовые операции УГ.
Так, по мнению сразу нескольких авторов, УГ может стать пространственным воплощением общества контроля, подталкивать к выполнению одних действий и запрещать другие посредством изменения конфигурации информационных и урбанистических сред. Будучи встроенной в кибернетику второго порядка, концепция УГ может иметь неоднозначные последствия для будущего городского планирования, заменяя его кибернетическим управлением, а мы можем наблюдать коллапс концепции урбанизма и городского управления в принципе.
#городскиеполитики #цифровойгород #социокибернетика #викадеркач
В ходе стремительной урбанизации человечество столкнулось с массой проблем: нехватка ресурсов, трудности в управлении отходами, нанесение вреда окружающей среде, заторы на дорогах, ветшающая инфраструктура, социальные проблемы и множество других. Однако, чтобы городское население не увязло в кризисе, нужны инновационные подходы в управлении городами. В попытке решить все эти коварные проблемы была предложена концепция “умного города” (УГ).
Зачастую исследователи освещают технологические стороны УГ, оставляя без внимания политику и управление. Хотя, по мнению авторов статьи Smart City as Urban Innovation: Focusing on Management, Policy, and Context, внедрение технологий само по себе не является целью, гораздо важнее – разумное использование этих технологий.
УГ подразумевает умную экономику, умное управление, умную мобильность, умную окружающую среду, умных людей и умную жизнь, и только оттого, каким образом государственный сектор будет распоряжаться технологиями, зависит возможное повышение качества жизни горожан.
Например, отдельные аспекты УГ могут противоречить друг другу – повышение транспортной доступности может нанести вред экологии, а улучшение качества воздуха, наоборот, может привести к снижению доступности. Задача политиков и городских управленцев нетривиальна – найти решение этой проблемы.
Рематериализация киберпространства может повысить эффективность городского управления. При любой попытке навести порядок на какой-либо территории мы сталкиваемся с тем, что сделать это не так уж просто – за нее отвечает сразу несколько департаментов различных уровней власти, которые не взаимодействуют между собой. УГ же может упростить координацию между политическими институциями как внутри одной малой пространственной единицы, так и на более крупном масштабе.
Но в то же время важность физического никуда не денется, и власти придется осуществлять управление гибридным городом – материальным и виртуальным. Отдельные группы продолжат собираться в определенных местах: предприниматели – в финансовых районах, рабочие – в промышленных, хипстеры – в культурных центрах. Такая концентрация неизбежно приведет к разрыву в доходах, а вместе с тем – инфраструктурному и цифровому разрыву.
Кроме того, общее старение населения также бросает вызов новому городскому управлению, поскольку более молодое и технологически подкованное поколение, очевидно, выиграет от инноваций гораздо больше, чем все остальные.
Таким образом, сами по себе технологии не гарантируют успеха УГ, а вот инновации в управлении могут сделать город более пригодным для жизни. Подход УГ не должен сводиться лишь к замене физических сервисов, а должен гармонично соединять материальный и виртуальный мир, и лишь тогда он будет обладать потенциалом изменить нашу городскою повседневность.
#городскиеполитики #цифровойгород #социокибернетика #викадеркач
Зачастую исследователи освещают технологические стороны УГ, оставляя без внимания политику и управление. Хотя, по мнению авторов статьи Smart City as Urban Innovation: Focusing on Management, Policy, and Context, внедрение технологий само по себе не является целью, гораздо важнее – разумное использование этих технологий.
УГ подразумевает умную экономику, умное управление, умную мобильность, умную окружающую среду, умных людей и умную жизнь, и только оттого, каким образом государственный сектор будет распоряжаться технологиями, зависит возможное повышение качества жизни горожан.
Например, отдельные аспекты УГ могут противоречить друг другу – повышение транспортной доступности может нанести вред экологии, а улучшение качества воздуха, наоборот, может привести к снижению доступности. Задача политиков и городских управленцев нетривиальна – найти решение этой проблемы.
Рематериализация киберпространства может повысить эффективность городского управления. При любой попытке навести порядок на какой-либо территории мы сталкиваемся с тем, что сделать это не так уж просто – за нее отвечает сразу несколько департаментов различных уровней власти, которые не взаимодействуют между собой. УГ же может упростить координацию между политическими институциями как внутри одной малой пространственной единицы, так и на более крупном масштабе.
Но в то же время важность физического никуда не денется, и власти придется осуществлять управление гибридным городом – материальным и виртуальным. Отдельные группы продолжат собираться в определенных местах: предприниматели – в финансовых районах, рабочие – в промышленных, хипстеры – в культурных центрах. Такая концентрация неизбежно приведет к разрыву в доходах, а вместе с тем – инфраструктурному и цифровому разрыву.
Кроме того, общее старение населения также бросает вызов новому городскому управлению, поскольку более молодое и технологически подкованное поколение, очевидно, выиграет от инноваций гораздо больше, чем все остальные.
Таким образом, сами по себе технологии не гарантируют успеха УГ, а вот инновации в управлении могут сделать город более пригодным для жизни. Подход УГ не должен сводиться лишь к замене физических сервисов, а должен гармонично соединять материальный и виртуальный мир, и лишь тогда он будет обладать потенциалом изменить нашу городскою повседневность.
#городскиеполитики #цифровойгород #социокибернетика #викадеркач
Зачастую в основе транспортного планирования лежит “мужской” взгляд на распорядок дня: в приоритете поездки из пригородных районов в центры городов в часы-пик. Такая модель исключает присутствие в городе женщин, занятых неоплачиваемой работой по дому, которая сказывается в том числе и на их транспортных потребностях.
При этом во всем мире мужчины чаще передвигаются на личном автомобиле, в то время как женщины пользуются общественным транспортом. Но гендерные различия обнаруживаются не только в выборе транспортных средств, но и в маршрутах передвижения. Если мужской маршрут достаточно прост: утром – на работу в центр, вечером – домой за город, то женский значительно сложнее.
По утрам женщины чаще отвозят детей в школу или детский сад, днем – могут сопровождать пожилых родственников в больницу, а вечером – заехать за продуктами. Тяжелее приходится женщинам из бедных слоев населения: в отсутствии доступного общественного транспорта, они вынуждены совершать все свои перемещения пешком, что отнимает существенно больше времени и к тому же сужает радиус поиска оплачиваемой работы.
Кэролайн Перес в книге “Невидимые женщины” описывает кейс шведского города Карлскуга, где власти решили перестроить всю свою городскую политику исходя из принципа равенства полов и задумались – а является ли уборка снега гендерно-нейтральной? Прежде снег убирали сначала на крупных магистралях и только потом – на тротуарах и велодорожках. По новым правилам график уборки был изменен таким образом, чтобы в первую очередь учитывались потребности пешеходов и пассажиров общественного транспорта, ведь автомобилю ехать по не убранной дороге проще, чем пробираться по заснеженному тротуару с тяжелыми пакетами продуктов, а вдобавок толкать детскую или инвалидную коляску.
Новые правила не только не потребовали дополнительных расходов, но даже сократили их. В условиях снегопада и гололеда пешеходы получали в три раза больше травм, нежели автомобилисты, причем большинство пострадавших составляли именно женщины, которые, помимо всего прочего, получали более серьезные травмы, чем мужчины.
Травмы для государства – это дополнительные расходы на лечение. До изменений суммарные расходы на лечение травм, полученных в зимний сезон в результате падения, оценивались в 36 млн шведских крон и в два раза превышали расходы на уборку тротуаров. Спустя пару лет все шведские города изменили порядок уборки снега вслед за Карлскугом. После изменений количество травм, а с ним и расходов, сократилось вполовину.
Конечно, прежний порядок уборки снега не имел такой цели – навредить женщинам, но он является подтверждением того факта, что женщины недостаточно представлены ни в транспортном планировании, ни в городской политике, ведь прошлые регламенты были введены скорее всего мужчинами, которые основывались на собственном опыте и исходили из своих же потребностей.
#womenpower #устойчиваямобильность #visionbeyondzero #викадеркач
При этом во всем мире мужчины чаще передвигаются на личном автомобиле, в то время как женщины пользуются общественным транспортом. Но гендерные различия обнаруживаются не только в выборе транспортных средств, но и в маршрутах передвижения. Если мужской маршрут достаточно прост: утром – на работу в центр, вечером – домой за город, то женский значительно сложнее.
По утрам женщины чаще отвозят детей в школу или детский сад, днем – могут сопровождать пожилых родственников в больницу, а вечером – заехать за продуктами. Тяжелее приходится женщинам из бедных слоев населения: в отсутствии доступного общественного транспорта, они вынуждены совершать все свои перемещения пешком, что отнимает существенно больше времени и к тому же сужает радиус поиска оплачиваемой работы.
Кэролайн Перес в книге “Невидимые женщины” описывает кейс шведского города Карлскуга, где власти решили перестроить всю свою городскую политику исходя из принципа равенства полов и задумались – а является ли уборка снега гендерно-нейтральной? Прежде снег убирали сначала на крупных магистралях и только потом – на тротуарах и велодорожках. По новым правилам график уборки был изменен таким образом, чтобы в первую очередь учитывались потребности пешеходов и пассажиров общественного транспорта, ведь автомобилю ехать по не убранной дороге проще, чем пробираться по заснеженному тротуару с тяжелыми пакетами продуктов, а вдобавок толкать детскую или инвалидную коляску.
Новые правила не только не потребовали дополнительных расходов, но даже сократили их. В условиях снегопада и гололеда пешеходы получали в три раза больше травм, нежели автомобилисты, причем большинство пострадавших составляли именно женщины, которые, помимо всего прочего, получали более серьезные травмы, чем мужчины.
Травмы для государства – это дополнительные расходы на лечение. До изменений суммарные расходы на лечение травм, полученных в зимний сезон в результате падения, оценивались в 36 млн шведских крон и в два раза превышали расходы на уборку тротуаров. Спустя пару лет все шведские города изменили порядок уборки снега вслед за Карлскугом. После изменений количество травм, а с ним и расходов, сократилось вполовину.
Конечно, прежний порядок уборки снега не имел такой цели – навредить женщинам, но он является подтверждением того факта, что женщины недостаточно представлены ни в транспортном планировании, ни в городской политике, ведь прошлые регламенты были введены скорее всего мужчинами, которые основывались на собственном опыте и исходили из своих же потребностей.
#womenpower #устойчиваямобильность #visionbeyondzero #викадеркач
Исследовательница Тови Фенстер в статье The Right to the Gendered City: Different Formations of Belonging in Everyday Life бросает вызов Лефевру. Его право на город включает в себя два ключевых аспекта: 1) использование городского пространства в повседневной жизни и 2) участие в производстве этого самого пространства. Но его определение не затрагивает вопросы власти, контроля и идентичности, а значит этнические, национальные, культурные и гендерные отношения выносятся за скобки.
Лефевр явно говорит о публичных пространствах, в которых горожане создают “произведение” – самовыражаются, создают творческий продукт. Однако феминистки считают, что сама по себе “публичность” – преимущественное право белых представителей среднего и высшего классов, гетеросексуальных мужчин, в то время как некоторые городские женщины как в западной, так и незападной культуре не могут пользоваться публичными пространствами, особенно в одиночку, а в некоторых культурах они вообще не могут выходить на улицу одни. Многих женщин в реализации своего права на город останавливает банальный страх, и он может усиливаться с другими идентичностями, как национальность, семейное положение, возраст, сексуальная ориентация и пр.
Если Лефевр разделяет частное и публичное, то Фенстер считает это ошибкой. По ее мнению, дискуссия вокруг права на использование публичных пространств и права на участие должна начинаться с масштаба домохозяйства, поскольку рассказы многих женщин демонстрируют тот факт, что даже в их частной жизни им отказывают в праве на использование. Порядок и обустройство дома без женского участия может вызвать дискомфорт и отсутствие чувства принадлежности у женщины, усиливать ее изоляцию.
Какие же места тогда позволяют реализовывать право на использование? По Фенстер, право на город реализуется, только когда люди разных этничностей, национальностей и гендерных идентичностей могут проживать и использовать одни и те же городские пространства. При этом чем больше у людей выбора, тем сильнее их чувство принадлежности. Сейчас же по мере увеличения масштаба включение женщин становится более затруднительным – они могут выбирать район, где хотят жить, но в контексте дизайна городских пространств говорить уже сложнее. Во многих случаях с привлечением “публики” женщины, people of colour, представители рабочего класса и бедняки, как правило, участвуют и представляют свои интересы существенно меньше, чем специалисты из среднего класса и мужчины. Однако именно способность организовывать пространство в соответствии со своими потребностями — это то, что помогает присваивать себе пространство и заставляет чувствовать себя более вовлеченным.
#викадеркач #womenpower #правонагород #городвтеории
Лефевр явно говорит о публичных пространствах, в которых горожане создают “произведение” – самовыражаются, создают творческий продукт. Однако феминистки считают, что сама по себе “публичность” – преимущественное право белых представителей среднего и высшего классов, гетеросексуальных мужчин, в то время как некоторые городские женщины как в западной, так и незападной культуре не могут пользоваться публичными пространствами, особенно в одиночку, а в некоторых культурах они вообще не могут выходить на улицу одни. Многих женщин в реализации своего права на город останавливает банальный страх, и он может усиливаться с другими идентичностями, как национальность, семейное положение, возраст, сексуальная ориентация и пр.
Если Лефевр разделяет частное и публичное, то Фенстер считает это ошибкой. По ее мнению, дискуссия вокруг права на использование публичных пространств и права на участие должна начинаться с масштаба домохозяйства, поскольку рассказы многих женщин демонстрируют тот факт, что даже в их частной жизни им отказывают в праве на использование. Порядок и обустройство дома без женского участия может вызвать дискомфорт и отсутствие чувства принадлежности у женщины, усиливать ее изоляцию.
Какие же места тогда позволяют реализовывать право на использование? По Фенстер, право на город реализуется, только когда люди разных этничностей, национальностей и гендерных идентичностей могут проживать и использовать одни и те же городские пространства. При этом чем больше у людей выбора, тем сильнее их чувство принадлежности. Сейчас же по мере увеличения масштаба включение женщин становится более затруднительным – они могут выбирать район, где хотят жить, но в контексте дизайна городских пространств говорить уже сложнее. Во многих случаях с привлечением “публики” женщины, people of colour, представители рабочего класса и бедняки, как правило, участвуют и представляют свои интересы существенно меньше, чем специалисты из среднего класса и мужчины. Однако именно способность организовывать пространство в соответствии со своими потребностями — это то, что помогает присваивать себе пространство и заставляет чувствовать себя более вовлеченным.
#викадеркач #womenpower #правонагород #городвтеории
Базовые санитарные условия – это не только вопрос инфраструктуры, но и глобальная социальная проблема, проблема общественного страха и безопасности женщин, особенно в маргинализированных сообществах, где пытаются вести обычную городскую жизнь. Материальное отсутствие таких базовых компонентов, как крыша над головой, вода, санитария, из которых состоит обычный дом среднего класса, рассматривается исследовательницей Айоной Датта как предвестник гендерного насилия.
Многие отрицают тот факт, что интимное связано с городом, однако Айона, как и Тови Фенстер, считает, что деление на частное и публичное – зло. Криминализированные трущобы являются примером специфического пространства между частным и публичным – жители этих районов постоянно подвергаются насилию со стороны государства, страдают от изолированной городской среды и нарушения норм интимности и неприкосновенности частной жизни.
Материальные условия в трущобах определяют, как жители должны вести свою повседневную жизнь. Перес в книге “Невидимые женщины” отмечает, что только в Мумбаи на каждые 8000 жительниц трущоб приходится всего 6 санузлов. Женщины там вынуждены испражняться ночью на улице, потому что считают это менее опасным, чем идти до ближайшего туалета. Хотя дефекация на открытом пространстве не намного безопаснее: как минимум женщины рискуют подхватить ряд заболеваний, а еще хуже – стать жертвами насильников. Так, индийские женщины, справляющие нужду на улице, вдвое чаще подвергаются сексуальному насилию со стороны мужчин, не являющихся их партнерами, чем те, кто пользуется туалетом у себя дома.
Всего, по данным ЮНИСЕФ и ВОЗ, каждая третья женщина в мире не имеет доступа к безопасному туалету, а по данным организации WaterAid, в совокупности девочки и женщины ежегодно тратят 97 млрд часов на поиски безопасного места для удовлетворения естественной потребности.
При этом, по результатам исследования Йельского университета, экономия средств на строительстве общественных уборных – это лишь мнимая экономия. Исследование проводилось в южноафриканском городе Хайелитше, где нехватка туалетов стала причиной 635 попыток изнасилования, приведшим к затратам в размере $40 млн (тут и расходы на лечение, и судебные издержки, и затраты на тюремное содержание, и моральный ущерб). А вот увеличение количества туалетов вдвое обошлось в $12 млн, при этом среднее расстояние до туалета сократилось почти на половину и количество нападений снизилось на 30%.
Конечно, насилие не искоренить только путем увеличения количества туалетов – эта проблема выходит далеко за рамки дефицита инфраструктуры и касается более широких дебатов о гендерном/классовом/кастовом и других социальных неравенствах. Тем не менее эта мера положительно скажется на здоровье граждан, и прежде всего женщин, ведь бедные страны не единственные, кто сталкивается с проблемой нехватки уборных.
#викадеркач #womenpower #правонагород
Многие отрицают тот факт, что интимное связано с городом, однако Айона, как и Тови Фенстер, считает, что деление на частное и публичное – зло. Криминализированные трущобы являются примером специфического пространства между частным и публичным – жители этих районов постоянно подвергаются насилию со стороны государства, страдают от изолированной городской среды и нарушения норм интимности и неприкосновенности частной жизни.
Материальные условия в трущобах определяют, как жители должны вести свою повседневную жизнь. Перес в книге “Невидимые женщины” отмечает, что только в Мумбаи на каждые 8000 жительниц трущоб приходится всего 6 санузлов. Женщины там вынуждены испражняться ночью на улице, потому что считают это менее опасным, чем идти до ближайшего туалета. Хотя дефекация на открытом пространстве не намного безопаснее: как минимум женщины рискуют подхватить ряд заболеваний, а еще хуже – стать жертвами насильников. Так, индийские женщины, справляющие нужду на улице, вдвое чаще подвергаются сексуальному насилию со стороны мужчин, не являющихся их партнерами, чем те, кто пользуется туалетом у себя дома.
Всего, по данным ЮНИСЕФ и ВОЗ, каждая третья женщина в мире не имеет доступа к безопасному туалету, а по данным организации WaterAid, в совокупности девочки и женщины ежегодно тратят 97 млрд часов на поиски безопасного места для удовлетворения естественной потребности.
При этом, по результатам исследования Йельского университета, экономия средств на строительстве общественных уборных – это лишь мнимая экономия. Исследование проводилось в южноафриканском городе Хайелитше, где нехватка туалетов стала причиной 635 попыток изнасилования, приведшим к затратам в размере $40 млн (тут и расходы на лечение, и судебные издержки, и затраты на тюремное содержание, и моральный ущерб). А вот увеличение количества туалетов вдвое обошлось в $12 млн, при этом среднее расстояние до туалета сократилось почти на половину и количество нападений снизилось на 30%.
Конечно, насилие не искоренить только путем увеличения количества туалетов – эта проблема выходит далеко за рамки дефицита инфраструктуры и касается более широких дебатов о гендерном/классовом/кастовом и других социальных неравенствах. Тем не менее эта мера положительно скажется на здоровье граждан, и прежде всего женщин, ведь бедные страны не единственные, кто сталкивается с проблемой нехватки уборных.
#викадеркач #womenpower #правонагород
У независимого издательства Ad Marginem вышла книга Лесли Керн “Феминистский город. Полевое руководство для горожанок”. Название как будто обещает нам пошаговую инструкцию по присваиванию себе городского пространства, но вместо этого книга представляет скорее сборник эссе, основанных на исследованиях самой Керн, подробно описывающих опыт женщины в городе. И что особенно важно, и Керн постоянно это подчеркивает – этот опыт может существенно отличаться в зависимости от социальной роли женщины. У матери/активистки/незамужней женщины/девушки в компании подруг взаимодействие с городом происходит по-разному, не говоря уже об отличиях класса/расы/гендера/ориентации или ограничений по здоровью.
Но есть то, что всех этих женщин объединяет – это страх. Женщины гораздо чаще подвергаются насилию от знакомых в частных пространствах, но боятся общественных. Этот парадокс так и прозвали – “парадокс женского страха”. Отчасти это полученный результат исследователей, задающих неправильные вопросы, отчасти Керн винит патриархальные институты, которым выгодно уделять больше внимания преступлениям, совершенным в городском пространстве, и замалчивать “частные”, тем самым способствуя перенаправлению приоритетов женщин вовне, в сторону дома.
Вообще, феминистский качественный анализ обнаруживает массу противоречий – женщины боятся открытых и замкнутых пространств, ночи и дня, скоплений людей и безлюдных мест, ходить пешком и ездить на общественном транспорте. Уже исследования провели и, кажется, что нашли решение – в хорошо просматриваемых пространствах женщины будут чувствовать себя лучше. Но опять что-то не так – расширение дорожек и улучшение освещения не смогли повысить чувство безопасности у женщин.
Что тогда делать градостроителям? Как спроектировать город безопасный и комфортный для женщин? Всю книгу находишься в предвкушении, что сейчас узнаешь ответ на этот вопрос, но... Поддавшись “гендерному мейнстримингу” и пытаясь найти какое-то универсальное решение, европейские и американские политики и проектировщики делали города порой еще более небезопасными для маргинализированных групп населения или укореняли существующие гендерные роли.
“Сглаживание острых углов посредством городского проектирования не меняет в корне сам патриархат”, - наверное, одно из важных умозаключений этой книги. К чему нас будет призывать Керн, так это к использованию итерсекционального подхода везде, где это возможно. Бороться нужно не только с антропогенной городской средой, но также с общественными, культурными и экономическими элементами. И при принятии любого решения наибольшее внимание нужно уделять тому, как оно повлияет на различных членов общества.
#викадеркач #womenpower #правонагород
Но есть то, что всех этих женщин объединяет – это страх. Женщины гораздо чаще подвергаются насилию от знакомых в частных пространствах, но боятся общественных. Этот парадокс так и прозвали – “парадокс женского страха”. Отчасти это полученный результат исследователей, задающих неправильные вопросы, отчасти Керн винит патриархальные институты, которым выгодно уделять больше внимания преступлениям, совершенным в городском пространстве, и замалчивать “частные”, тем самым способствуя перенаправлению приоритетов женщин вовне, в сторону дома.
Вообще, феминистский качественный анализ обнаруживает массу противоречий – женщины боятся открытых и замкнутых пространств, ночи и дня, скоплений людей и безлюдных мест, ходить пешком и ездить на общественном транспорте. Уже исследования провели и, кажется, что нашли решение – в хорошо просматриваемых пространствах женщины будут чувствовать себя лучше. Но опять что-то не так – расширение дорожек и улучшение освещения не смогли повысить чувство безопасности у женщин.
Что тогда делать градостроителям? Как спроектировать город безопасный и комфортный для женщин? Всю книгу находишься в предвкушении, что сейчас узнаешь ответ на этот вопрос, но... Поддавшись “гендерному мейнстримингу” и пытаясь найти какое-то универсальное решение, европейские и американские политики и проектировщики делали города порой еще более небезопасными для маргинализированных групп населения или укореняли существующие гендерные роли.
“Сглаживание острых углов посредством городского проектирования не меняет в корне сам патриархат”, - наверное, одно из важных умозаключений этой книги. К чему нас будет призывать Керн, так это к использованию итерсекционального подхода везде, где это возможно. Бороться нужно не только с антропогенной городской средой, но также с общественными, культурными и экономическими элементами. И при принятии любого решения наибольшее внимание нужно уделять тому, как оно повлияет на различных членов общества.
#викадеркач #womenpower #правонагород
Туалетная тема по-прежнему является частично табуированной. Возможно, по этой причине мы не думаем об уборных, когда представляем себе общественное пространство, хотя потребность в них и доступ к ним являются важным и глубоко гендерированным вопросом. Почему это так?
Во-первых, сама по себе низкая доступность общественных туалетов является проблемой. (Мы уже писали, чем это оборачивается для женщин в Индии). Для предоставления этих пространств города зачастую полагаются на частные учреждения – супермаркеты, кафе и торговые центры. Чаще всего в них чисто и есть все необходимое, вплоть до пеленальных комнат, однако доступ к ним ограничен охраной, платным входом или кодовым замком. Маргинализованным группам населения могут попросту отказать в просьбе воспользоваться уборной из-за несоответствия внешнего вида или невозможности приобрести что-либо.
Однако даже наличие общественных туалетов не всегда решает проблему. Например, в Японии обеспеченность общественными уборными одна из самых высоких, но до недавнего времени ими пользовались меньше одного процента горожан, поскольку считали их небезопасными. Тогда местные власти в Токио придумали Tokyo Toilet Project, в рамках которого стали создавать туалеты, привлекающие своей архитектурой.
Окей, построили эстетичные туалеты, но тут мы сталкиваемся с очередями в женский туалет. Во-первых, потому что у женских туалетов пропускная способность ниже мужских (из-за равно отведенной под туалеты площади последние выигрывают, поскольку в них помещаются и писсуары, и кабинки). Во-вторых, из-за анатомических особенностей женщины ходят в туалет чаще и им требуется на это в 2,3 раза больше времени, чтобы полностью снять с себя одежду и/или заменить средства для менструации. Кроме того, женщины чаще мужчин ходят в туалет с детьми или сопровождают инвалидов и пожилых родственников.
Проблема решится, если просто увеличить количество женских туалетов? Нет. Маркируя уборные по гендерному признаку, мы рискуем подвергнуть опасности всех, кто не придерживается строгих гендерных норм, а также транс-персон, которые каждый день испытывают стресс при реализации своей естественной потребности и боятся подвергнуться харассменту и агрессии. Кроме того, некоторым транс-мужчинам тоже нужны специфические средства и удобства во время менструации.
Может быть, тогда все общественные туалеты сделать гендерно-нейтральными? Но тогда проблемы возникнут у горожан с религиозными ограничениями. Например, в случае необходимости мусульманки не смогут снять с себя одежду, поскольку не могут показывать свое тело и волосы, а иногда и лицо при посторонних мужчинах. Этот вопрос можно было бы решить, сделав все туалеты индивидуальными, но это очень затратно и неэффективно, и мы опять вернемся к длинным очередям, что нехорошо для людей с ограниченными возможностями здоровья.
Иначе говоря, единой таблетки нет, кроме как соблюдать баланс между всеми этими решениями, поскольку уборные нужны всем независимо от класса, гендера, религии и возможностей здоровья.
#викадеркач #womenpower #правонагород
Во-первых, сама по себе низкая доступность общественных туалетов является проблемой. (Мы уже писали, чем это оборачивается для женщин в Индии). Для предоставления этих пространств города зачастую полагаются на частные учреждения – супермаркеты, кафе и торговые центры. Чаще всего в них чисто и есть все необходимое, вплоть до пеленальных комнат, однако доступ к ним ограничен охраной, платным входом или кодовым замком. Маргинализованным группам населения могут попросту отказать в просьбе воспользоваться уборной из-за несоответствия внешнего вида или невозможности приобрести что-либо.
Однако даже наличие общественных туалетов не всегда решает проблему. Например, в Японии обеспеченность общественными уборными одна из самых высоких, но до недавнего времени ими пользовались меньше одного процента горожан, поскольку считали их небезопасными. Тогда местные власти в Токио придумали Tokyo Toilet Project, в рамках которого стали создавать туалеты, привлекающие своей архитектурой.
Окей, построили эстетичные туалеты, но тут мы сталкиваемся с очередями в женский туалет. Во-первых, потому что у женских туалетов пропускная способность ниже мужских (из-за равно отведенной под туалеты площади последние выигрывают, поскольку в них помещаются и писсуары, и кабинки). Во-вторых, из-за анатомических особенностей женщины ходят в туалет чаще и им требуется на это в 2,3 раза больше времени, чтобы полностью снять с себя одежду и/или заменить средства для менструации. Кроме того, женщины чаще мужчин ходят в туалет с детьми или сопровождают инвалидов и пожилых родственников.
Проблема решится, если просто увеличить количество женских туалетов? Нет. Маркируя уборные по гендерному признаку, мы рискуем подвергнуть опасности всех, кто не придерживается строгих гендерных норм, а также транс-персон, которые каждый день испытывают стресс при реализации своей естественной потребности и боятся подвергнуться харассменту и агрессии. Кроме того, некоторым транс-мужчинам тоже нужны специфические средства и удобства во время менструации.
Может быть, тогда все общественные туалеты сделать гендерно-нейтральными? Но тогда проблемы возникнут у горожан с религиозными ограничениями. Например, в случае необходимости мусульманки не смогут снять с себя одежду, поскольку не могут показывать свое тело и волосы, а иногда и лицо при посторонних мужчинах. Этот вопрос можно было бы решить, сделав все туалеты индивидуальными, но это очень затратно и неэффективно, и мы опять вернемся к длинным очередям, что нехорошо для людей с ограниченными возможностями здоровья.
Иначе говоря, единой таблетки нет, кроме как соблюдать баланс между всеми этими решениями, поскольку уборные нужны всем независимо от класса, гендера, религии и возможностей здоровья.
#викадеркач #womenpower #правонагород
Экофеминистки борются одновременно за права женщин и защиту природы. Казалось бы, как это связано? Но на самом деле природа, животные, социальные меньшинства и женщины подвергаются одному и тому же виду угнетения. Существует прямая связь между гендерным насилием и экологическими преступлениями. Сильные эксплуатируют слабых и совершают насилие над ними.
Это важно в городском контексте, поскольку женщины страдают от последствий изменения климата сильнее мужчин, особенно в городах. В первую очередь это связано с тем, что среди нищего населения женщины составляют большинство, поэтому их чаще можно встретить в бедных, экологически неблагоприятных районах, и у них нет ресурсов, чтобы переехать в другое место.
В патриархальном обществе у них также нет возможности противостоять климатическим изменениям. Например, во время землетрясений в Индии выживает больше мужчин, поскольку в жару они предпочитают спать вне помещения, чего не могут себе позволить женщины. В Шри-Ланке плаванию обучают мальчиков, поэтому в результате цунами в 2004 г. женщин погибло в 4 раза больше, чем мужчин. В Бангладеш женщины не могут покидать свой дом без сопровождения родственника мужского пола, поэтому в случае опасности они вынуждены просто сидеть и ждать помощи, если она вообще придет. Но они могут даже не узнать о приближающемся циклоне, поскольку оповещения об опасности транслируются в общественных местах (на рынках или мечетях), куда женщинам доступ закрыт.
Вместе с изменениями окружающей среды растет количество случаев гендерного насилия. Если женщина останется без крова из-за случившейся экологической катастрофы, она окажется в не менее опасных условиях на улице в городе, который также сохраняет и транслирует патриархальные нормы. Из-за этого во многих бедных странах, как Бангладеш, Кения и Эфиопия, детские браки (которые также являются актом гендерного насилия) используют для возмещения ущерба вследствие таких климатических катастроф.
Несмотря на все это, меры по борьбе с изменением климата по большей части не учитывают гендерные аспекты. Женщины находятся в авангарде уязвимости, но не при принятии решений. Они по-прежнему недопредставлены во власти. В 2020 году женщины возглавляли только 15% министерств экологического сектора во всем мире, хотя имеющиеся данные свидетельствуют о том, что смягчение гендерного равенства способствует выбору политики и финансирования, которые ведут к улучшению состояния окружающей среды.
#викадеркач #womenpower #экологиягорода
Это важно в городском контексте, поскольку женщины страдают от последствий изменения климата сильнее мужчин, особенно в городах. В первую очередь это связано с тем, что среди нищего населения женщины составляют большинство, поэтому их чаще можно встретить в бедных, экологически неблагоприятных районах, и у них нет ресурсов, чтобы переехать в другое место.
В патриархальном обществе у них также нет возможности противостоять климатическим изменениям. Например, во время землетрясений в Индии выживает больше мужчин, поскольку в жару они предпочитают спать вне помещения, чего не могут себе позволить женщины. В Шри-Ланке плаванию обучают мальчиков, поэтому в результате цунами в 2004 г. женщин погибло в 4 раза больше, чем мужчин. В Бангладеш женщины не могут покидать свой дом без сопровождения родственника мужского пола, поэтому в случае опасности они вынуждены просто сидеть и ждать помощи, если она вообще придет. Но они могут даже не узнать о приближающемся циклоне, поскольку оповещения об опасности транслируются в общественных местах (на рынках или мечетях), куда женщинам доступ закрыт.
Вместе с изменениями окружающей среды растет количество случаев гендерного насилия. Если женщина останется без крова из-за случившейся экологической катастрофы, она окажется в не менее опасных условиях на улице в городе, который также сохраняет и транслирует патриархальные нормы. Из-за этого во многих бедных странах, как Бангладеш, Кения и Эфиопия, детские браки (которые также являются актом гендерного насилия) используют для возмещения ущерба вследствие таких климатических катастроф.
Несмотря на все это, меры по борьбе с изменением климата по большей части не учитывают гендерные аспекты. Женщины находятся в авангарде уязвимости, но не при принятии решений. Они по-прежнему недопредставлены во власти. В 2020 году женщины возглавляли только 15% министерств экологического сектора во всем мире, хотя имеющиеся данные свидетельствуют о том, что смягчение гендерного равенства способствует выбору политики и финансирования, которые ведут к улучшению состояния окружающей среды.
#викадеркач #womenpower #экологиягорода
Гендерно-ролевые ограничения ведут к изменению повседневных женских привычек. Особенно остро на себе это ощущают женщины с маленькими детьми, которые вынуждены находиться в определенных местах и в определенное время для того, чтобы удовлетворить потребности своих малышей.
Это касается мобильности: женщины с детьми, у которых нет доступа к личному автомобилю, предпочитают передвигаться пешком, а не на общественном транспорте, что сильно ограничивает выбор услуг. Или же они вовсе откладывают запланированные дела до тех пор, пока не смогут воспользоваться автомобилем, который есть в семье.
Так называемое свободное время не освобождает женщин от ухода за ребенком. В качестве досуга женщины выбирают прогулку в парке, где есть игровая площадка для детей. Такие площадки одновременно являются местом для социального взаимодействия с другими родительницами, потому что зачастую у женщин нет другого времени для общения.
И даже по мере взросления ребенка родители в больших городах выражают обеспокоенность по поводу его безопасности ввиду больших расстояний и транспортных рисков, поэтому предпочитают сопровождать детей по пути в школу/спортивную секцию/другие кружки, тем самым затрачивая большое количество времени и энергии, которых у работающих родителей не так уж и много.
Нидерландская исследовательница Лии Карстен в статье Family Gentrifiers: Challenging the City as a Place Simultaneously to Build a Career and to Raise Children подчеркивает, что чем патриархальнее семья, тем вероятнее ее отход в пригород. Прогрессивные же родители предпочитают покупать квартиры в центре города, чтобы сократить время в пути до работы, школы и различных культурных центров. Однако это все равно не спасает нидерландок: в среднем у женщин с детьми младше школьного возраста количество трудовых часов меньше, чем у мужчин. Они вынуждены соглашаться на частичную занятость, чтобы успевать воспитывать детей, и сожалеют о том, что им не удается работать столько же, сколько их партнерам.
Сегодня родители могут воспользоваться услугами няни, заказать доставку продуктов и клининг, чтобы освободить время для более разнообразной социальной деятельности. Но даже расстояния и время могут быть не такой серьезной проблемой, как то, что рабочая смена начинается раньше, чем открывается детский сад.
В статье Access to School Daycare Services: Class, Family, Ethnicity and Space in Montreal’s Old and New Inner City канадские исследовательницы отмечают, что с последним чаще всего сталкиваются женщины из незащищенных слоев населения с доходом ниже среднего. График работы иммигранток в Канаде несовместим с часами работы государственных детских садов, поэтому они вынуждены прибегать к другим услугам по уходу за детьми и порой отдавать за это последние деньги. В случае, когда в семье два родителя, работать в разные смены.
Таким образом, проблему не решить, если смотреть на нее только с пространственной точки зрения. Чтобы помочь родителям и в первую очередь женщинам воспитывать детей в городе, нужно интегрировать между собой различные элементы, в том числе доступность, социалку и даже корпоративную политику.
#викадеркач #womenpower #детиздесь
Это касается мобильности: женщины с детьми, у которых нет доступа к личному автомобилю, предпочитают передвигаться пешком, а не на общественном транспорте, что сильно ограничивает выбор услуг. Или же они вовсе откладывают запланированные дела до тех пор, пока не смогут воспользоваться автомобилем, который есть в семье.
Так называемое свободное время не освобождает женщин от ухода за ребенком. В качестве досуга женщины выбирают прогулку в парке, где есть игровая площадка для детей. Такие площадки одновременно являются местом для социального взаимодействия с другими родительницами, потому что зачастую у женщин нет другого времени для общения.
И даже по мере взросления ребенка родители в больших городах выражают обеспокоенность по поводу его безопасности ввиду больших расстояний и транспортных рисков, поэтому предпочитают сопровождать детей по пути в школу/спортивную секцию/другие кружки, тем самым затрачивая большое количество времени и энергии, которых у работающих родителей не так уж и много.
Нидерландская исследовательница Лии Карстен в статье Family Gentrifiers: Challenging the City as a Place Simultaneously to Build a Career and to Raise Children подчеркивает, что чем патриархальнее семья, тем вероятнее ее отход в пригород. Прогрессивные же родители предпочитают покупать квартиры в центре города, чтобы сократить время в пути до работы, школы и различных культурных центров. Однако это все равно не спасает нидерландок: в среднем у женщин с детьми младше школьного возраста количество трудовых часов меньше, чем у мужчин. Они вынуждены соглашаться на частичную занятость, чтобы успевать воспитывать детей, и сожалеют о том, что им не удается работать столько же, сколько их партнерам.
Сегодня родители могут воспользоваться услугами няни, заказать доставку продуктов и клининг, чтобы освободить время для более разнообразной социальной деятельности. Но даже расстояния и время могут быть не такой серьезной проблемой, как то, что рабочая смена начинается раньше, чем открывается детский сад.
В статье Access to School Daycare Services: Class, Family, Ethnicity and Space in Montreal’s Old and New Inner City канадские исследовательницы отмечают, что с последним чаще всего сталкиваются женщины из незащищенных слоев населения с доходом ниже среднего. График работы иммигранток в Канаде несовместим с часами работы государственных детских садов, поэтому они вынуждены прибегать к другим услугам по уходу за детьми и порой отдавать за это последние деньги. В случае, когда в семье два родителя, работать в разные смены.
Таким образом, проблему не решить, если смотреть на нее только с пространственной точки зрения. Чтобы помочь родителям и в первую очередь женщинам воспитывать детей в городе, нужно интегрировать между собой различные элементы, в том числе доступность, социалку и даже корпоративную политику.
#викадеркач #womenpower #детиздесь
Хотя впервые термин “экофеминизм” был употреблен только в 1974 году, уже в конце XIX-начале XX веков женщины участвовали в экологических движениях и привлекали внимание к проблеме деградации городской среды, которая была вызвана шумовым загрязнением, загрязнением воздуха, неудовлетворительными санитарными условиями и другими опасностями для здоровья человека. Вот несколько важных имен, о которых вы вряд ли слышали:
Эллен Своллоу Ричардс – первая американка, получившая научную степень по химии, может вполне считаться одной из основательниц экологического феминизма. Ее исследования помогли выявить причины загрязнения водоёмов и ошибки в очистке сточных вод. В результате в штате Массачусетс были введены первые в Америке стандарты качества воды, а город Лоуэлл получил первые современные установки для очистки сточных вод. С 1887 по 1897 год Ричардс была официальным аналитиком штата по вопросам водных ресурсов.
Джейн Аддамс – основательница благотворительного общественного центра Халл-хаус в Чикаго, ставшего центром исследований и обучения, а также местом для комфортного проживания. На территории центра было организовано все необходимое для нуждающихся женщин и их семей от бани и детских ясель до музыкальной школы и театра. Аддамс также возглавила «мусорные войны» – в 1894 году она стала первой женщиной, назначенной санитарным инспектором одного из округов Чикаго. При содействии женского клуба Халл-хауса в течение года она направила более 1000 жалоб в городской совет о нарушениях, а организация регулярного вывоза мусора снизила смертность и заболеваемость.
Элис Хэмилтон – докторка медицины, работавшая волонтеркой в Халл-хаусе. Из работы в общественном центре вырос ее интерес к профессиональным заболеваниям – взаимодействуя с бедными рабочими, она видела, какие пагубные последствия на их здоровье оказывают условия труда. Элис изучала использовавшиеся в промышленности токсичные вещества, и результаты её исследований произвели форменную революцию в гигиене труда. Они стали основой для изменения системы здравоохранения, требований законодательства и практики его применения в части защиты здоровья рабочих. Только за время Первой мировой войны она обследовала 41 завод, выявила 2400 случаев профессиональных отравлений, 53 из них со смертельным исходом.
Беатрис Уэбб – британская социологиня, которая вместе со своим кузеном Чарльзом Бутом исследовала положение рабочего класса. Уэбб активно выступала против несправедливости, от которой страдали женщины, и в 1908 году стала одной из основательниц Фабианской женской группы, созданной «для изучения экономического положения женщин и отстаивания их требований о равенстве с мужчинами в личной экономической независимости, которую должен обеспечить социализм». Женская группа требовала признания личных и экономических выгод, которые многие другие женщины получат от возможности заниматься наемным трудом. В целях “улучшения общества” она также стала одной из основательниц Лондонской школы экономики и политических наук – одного из самых престижных университетов мира.
И еще одна профсоюзная деятельница Роза Шнейдерман приложила немало усилий в борьбе за безопасные условия труда после пожара на фабрике “Трайангл” в 1911 году, где погибли 146 рабочих, большинство из которых – молодые еврейские женщины-иммигрантки. Она баллотировалась в Сенат США и в своей электоральной программе призывала к строительству некоммерческого жилья для рабочих, развитию школ, национализации энергетических компаний и всеобщему государственному страхованию здоровья и от безработицы. Будучи еврейкой она также принимала активное участие в спасении еврейских беженок и беженцев из Европы в 1930-40-х и расселении их в Америке.
#викадеркач #womenpower #историяидей
Эллен Своллоу Ричардс – первая американка, получившая научную степень по химии, может вполне считаться одной из основательниц экологического феминизма. Ее исследования помогли выявить причины загрязнения водоёмов и ошибки в очистке сточных вод. В результате в штате Массачусетс были введены первые в Америке стандарты качества воды, а город Лоуэлл получил первые современные установки для очистки сточных вод. С 1887 по 1897 год Ричардс была официальным аналитиком штата по вопросам водных ресурсов.
Джейн Аддамс – основательница благотворительного общественного центра Халл-хаус в Чикаго, ставшего центром исследований и обучения, а также местом для комфортного проживания. На территории центра было организовано все необходимое для нуждающихся женщин и их семей от бани и детских ясель до музыкальной школы и театра. Аддамс также возглавила «мусорные войны» – в 1894 году она стала первой женщиной, назначенной санитарным инспектором одного из округов Чикаго. При содействии женского клуба Халл-хауса в течение года она направила более 1000 жалоб в городской совет о нарушениях, а организация регулярного вывоза мусора снизила смертность и заболеваемость.
Элис Хэмилтон – докторка медицины, работавшая волонтеркой в Халл-хаусе. Из работы в общественном центре вырос ее интерес к профессиональным заболеваниям – взаимодействуя с бедными рабочими, она видела, какие пагубные последствия на их здоровье оказывают условия труда. Элис изучала использовавшиеся в промышленности токсичные вещества, и результаты её исследований произвели форменную революцию в гигиене труда. Они стали основой для изменения системы здравоохранения, требований законодательства и практики его применения в части защиты здоровья рабочих. Только за время Первой мировой войны она обследовала 41 завод, выявила 2400 случаев профессиональных отравлений, 53 из них со смертельным исходом.
Беатрис Уэбб – британская социологиня, которая вместе со своим кузеном Чарльзом Бутом исследовала положение рабочего класса. Уэбб активно выступала против несправедливости, от которой страдали женщины, и в 1908 году стала одной из основательниц Фабианской женской группы, созданной «для изучения экономического положения женщин и отстаивания их требований о равенстве с мужчинами в личной экономической независимости, которую должен обеспечить социализм». Женская группа требовала признания личных и экономических выгод, которые многие другие женщины получат от возможности заниматься наемным трудом. В целях “улучшения общества” она также стала одной из основательниц Лондонской школы экономики и политических наук – одного из самых престижных университетов мира.
И еще одна профсоюзная деятельница Роза Шнейдерман приложила немало усилий в борьбе за безопасные условия труда после пожара на фабрике “Трайангл” в 1911 году, где погибли 146 рабочих, большинство из которых – молодые еврейские женщины-иммигрантки. Она баллотировалась в Сенат США и в своей электоральной программе призывала к строительству некоммерческого жилья для рабочих, развитию школ, национализации энергетических компаний и всеобщему государственному страхованию здоровья и от безработицы. Будучи еврейкой она также принимала активное участие в спасении еврейских беженок и беженцев из Европы в 1930-40-х и расселении их в Америке.
#викадеркач #womenpower #историяидей
Карен Конвей и Андреа Менклова уверены, что высокая пешеходная доступность позитивно влияет на исход родов. Этому посвящено одно из последних исследований You’ll never walk alone – The effects of walkability on pregnancy behaviors and outcomes.
Поскольку беременным женщинам в принципе важна физическая активность, но при этом чрезмерные физические нагрузки противопоказаны, ходьба для них – самая простая и распространенная форма упражнений.
Почти у половины всех женщин наблюдается чрезмерная прибавка в весе во время вынашивания ребенка, в то время как у 21% она недостаточная. Поэтому исследователи предполагали, что занятия ходьбой могут снизить риск макросомии плода и избыточного веса у беременных или, наоборот, рождения ребенка с недостаточным весом. Они также считали, что занятия ходьбой приводят к меньшему количеству преждевременных родов. И хотя в анализе прослеживалась положительная динамика, увы, результаты исследования оказались статистически незначимыми.
Однако, пешие прогулки все равно способствуют улучшению общего состояния здоровья материей. В частности девушки, практикующие ходьбу, реже страдают от гестационного диабета и гипертонии во время беременности.
При этом самые сильные связи прослеживаются в городах, в то время как в сельской местности никакого эффекта от ходьбы обнаружено не было, что в целом закономерно, поскольку в деревнях ходить особо некуда. Но это также является значимым поводом для городов развивать свои пешеходные маршруты и переориентироваться на пешеходов, поскольку это повышает “прогулочное” время у беременных женщин.
В целом улучшение пешеходной доступности в городах стимулирует горожан проводить больше времени на свежем воздухе, что тоже имеет положительный эффект на общее здоровье любого человека, а также способствует укреплению социальных связей – можно провести время с соседями или завести новые знакомства.
#викадеркач #womenpower #устойчиваямобильность
Поскольку беременным женщинам в принципе важна физическая активность, но при этом чрезмерные физические нагрузки противопоказаны, ходьба для них – самая простая и распространенная форма упражнений.
Почти у половины всех женщин наблюдается чрезмерная прибавка в весе во время вынашивания ребенка, в то время как у 21% она недостаточная. Поэтому исследователи предполагали, что занятия ходьбой могут снизить риск макросомии плода и избыточного веса у беременных или, наоборот, рождения ребенка с недостаточным весом. Они также считали, что занятия ходьбой приводят к меньшему количеству преждевременных родов. И хотя в анализе прослеживалась положительная динамика, увы, результаты исследования оказались статистически незначимыми.
Однако, пешие прогулки все равно способствуют улучшению общего состояния здоровья материей. В частности девушки, практикующие ходьбу, реже страдают от гестационного диабета и гипертонии во время беременности.
При этом самые сильные связи прослеживаются в городах, в то время как в сельской местности никакого эффекта от ходьбы обнаружено не было, что в целом закономерно, поскольку в деревнях ходить особо некуда. Но это также является значимым поводом для городов развивать свои пешеходные маршруты и переориентироваться на пешеходов, поскольку это повышает “прогулочное” время у беременных женщин.
В целом улучшение пешеходной доступности в городах стимулирует горожан проводить больше времени на свежем воздухе, что тоже имеет положительный эффект на общее здоровье любого человека, а также способствует укреплению социальных связей – можно провести время с соседями или завести новые знакомства.
#викадеркач #womenpower #устойчиваямобильность
Вслед за коллежанками из "Нежного урбанизма” хотим рассказать об отличной теоретической статье Ирины Широбоковой “Женский опыт в городе: ревизия разделения общественного и частного в феминистской географии” про один из ключевых вопросов феминисткой критики – дихотомию публичного и частного.
С развитием промышленности разделение усилилось ввиду увеличения количества фабрик и отделения домашнего хозяйства от работы. При этом частное становилось экономически зависимым от публичного, что отделяло женщину от полноценного участия в общественной жизни.
Ирина приводит много интересных исторических примеров, как феминистское движение боролось за высвобождение женщин, переосмысляя городское планирование и архитектуру.
В частности в послереволюционные годы в Советском Союзе “женский вопрос” находился в центре общественной дискуссии. И пока американки были “заперты” в пригородах, советское государство освобождало женщину от работы по дому и уходу за детьми посредством внедрения прачечных, детских садов и других элементов социальной инфраструктуры. Изменению подверглась даже конфигурация жилого пространства: в домах-коммунах не было кухонь, потому что для этого была создана сеть столовых. Однако уже в сталинские годы участие женщин в политической жизни обернулось для них “тройным гендерным контрактом”, репрезентирующим традиционную роль женщины в воспитании детей, домашней уборке и занятости в производстве.
Тем не менее строгая дихотомия в наше время уже не так актуальна. Приватизация городского пространства, взаимопроникновение частного и публичного стерло эту границу. В домохозяйствах также возобновляются экономические практики – женщины оказывают бьюти-услуги или пекут тортики на заказ на дому и обеспечивают этим семью. Для бедных же слоев населения и афроамериканок оплачиваемая работа – это и есть домашняя работа. В то же время улицы трущоб оккупируются для жизни: уборка, готовка, глажка и другие домашние практики смешиваются с потоками проходящих мимо незнакомцев.
Ирина подчеркивает, что именно внимание к этим различиям является важным элементом деконструкции дихотомии – “важно разрушить разделение, но не стереть различия”. Процесс реорганизации общественного и частного должен быть максимально политизированным и обобществленным, что позволит производить более чувствительную архитектуру не только в отношении гендера, но и других форм дискриминации, вовлечь те социальные группы, которые оказались исключены из общественной жизни.
#викадеркач #womenpower #историяидей
С развитием промышленности разделение усилилось ввиду увеличения количества фабрик и отделения домашнего хозяйства от работы. При этом частное становилось экономически зависимым от публичного, что отделяло женщину от полноценного участия в общественной жизни.
Ирина приводит много интересных исторических примеров, как феминистское движение боролось за высвобождение женщин, переосмысляя городское планирование и архитектуру.
В частности в послереволюционные годы в Советском Союзе “женский вопрос” находился в центре общественной дискуссии. И пока американки были “заперты” в пригородах, советское государство освобождало женщину от работы по дому и уходу за детьми посредством внедрения прачечных, детских садов и других элементов социальной инфраструктуры. Изменению подверглась даже конфигурация жилого пространства: в домах-коммунах не было кухонь, потому что для этого была создана сеть столовых. Однако уже в сталинские годы участие женщин в политической жизни обернулось для них “тройным гендерным контрактом”, репрезентирующим традиционную роль женщины в воспитании детей, домашней уборке и занятости в производстве.
Тем не менее строгая дихотомия в наше время уже не так актуальна. Приватизация городского пространства, взаимопроникновение частного и публичного стерло эту границу. В домохозяйствах также возобновляются экономические практики – женщины оказывают бьюти-услуги или пекут тортики на заказ на дому и обеспечивают этим семью. Для бедных же слоев населения и афроамериканок оплачиваемая работа – это и есть домашняя работа. В то же время улицы трущоб оккупируются для жизни: уборка, готовка, глажка и другие домашние практики смешиваются с потоками проходящих мимо незнакомцев.
Ирина подчеркивает, что именно внимание к этим различиям является важным элементом деконструкции дихотомии – “важно разрушить разделение, но не стереть различия”. Процесс реорганизации общественного и частного должен быть максимально политизированным и обобществленным, что позволит производить более чувствительную архитектуру не только в отношении гендера, но и других форм дискриминации, вовлечь те социальные группы, которые оказались исключены из общественной жизни.
#викадеркач #womenpower #историяидей
Всем привет! Я Вика Деркач, веду на этом канале феминистскую колонку, а еще я ищу работу!
Я политологиня по своему основному образованию, год назад закончила магистратуру по направлению «Урбанистика» в ИТМО в Санкт-Петербурге. Последний год я проработала в РЦК Самарской области, но сейчас чувствую силы и желание расти дальше.
Что я умею:
- писать в разных функциональных стилях, в публицистическом и академическом, короткие тексты и супер длинные;
- проводить социологические исследования (проводила их как самостоятельно, так и в составе исследовательской команды);
- соучастие (только закончила очередную программу повышения квалификации по вовлечению на Кафедре Глазычева вместе с Проектной группой 8);
- уверена, что справлюсь и с преподаванием и хотела бы себя в этом попробовать.
Кем я уже работала:
- специалисткой в РЦК Самарской области (уже знакома со всем фронтом работ региональных центров компетенций, также вела социальные сети и сайт организации, делала презенташки по мере необходимости);
- младшим научным сотрудником в РАНХиГС (проводила исследования и писала огромные тексты);
- ментором в Лаборатории устойчивого развития городов в Университете ИТМО (проверяла студенческие курсовые, готовила для них материалы и в целом была связующим звеном между студентами и преподавателем);
- ну и уже не первый год пишу тексты для этого канала!
Сейчас я нахожусь в Самаре. Если вы можете предложить дистанционную работу — супер, но варианты с переездом я тоже рассматриваю.
💌 Если у вас есть предложения по работе, напишите мне @viktoriaderkach. Я готова выслать вам свое резюме, портфолио и ответить на все вопросы.
Интересная работа и коллектив, где с уважением относятся к своим коллегам, найдитесь! 🙌🏻
#викадеркач
Я политологиня по своему основному образованию, год назад закончила магистратуру по направлению «Урбанистика» в ИТМО в Санкт-Петербурге. Последний год я проработала в РЦК Самарской области, но сейчас чувствую силы и желание расти дальше.
Что я умею:
- писать в разных функциональных стилях, в публицистическом и академическом, короткие тексты и супер длинные;
- проводить социологические исследования (проводила их как самостоятельно, так и в составе исследовательской команды);
- соучастие (только закончила очередную программу повышения квалификации по вовлечению на Кафедре Глазычева вместе с Проектной группой 8);
- уверена, что справлюсь и с преподаванием и хотела бы себя в этом попробовать.
Кем я уже работала:
- специалисткой в РЦК Самарской области (уже знакома со всем фронтом работ региональных центров компетенций, также вела социальные сети и сайт организации, делала презенташки по мере необходимости);
- младшим научным сотрудником в РАНХиГС (проводила исследования и писала огромные тексты);
- ментором в Лаборатории устойчивого развития городов в Университете ИТМО (проверяла студенческие курсовые, готовила для них материалы и в целом была связующим звеном между студентами и преподавателем);
- ну и уже не первый год пишу тексты для этого канала!
Сейчас я нахожусь в Самаре. Если вы можете предложить дистанционную работу — супер, но варианты с переездом я тоже рассматриваю.
💌 Если у вас есть предложения по работе, напишите мне @viktoriaderkach. Я готова выслать вам свое резюме, портфолио и ответить на все вопросы.
Интересная работа и коллектив, где с уважением относятся к своим коллегам, найдитесь! 🙌🏻
#викадеркач
Одна из проблем фем-урбанистики – низкая репрезентация женщин. Они не всегда имели доступ к городскому планированию, но даже те женщины, которые внесли существенный вклад в развитие городов, остаются для многих невидимыми, поскольку были исключены из большей части истории и литературы.
О женщинах, которые играли ключевую роль в американском городском планировании пишет Сьюзен Вирка в книге Planning the Twentieth-century American City, глава The City Social Movement: Progressive Women Reformers and Early Social Planning.
Общеизвестны два направления градостроительства в XX веке – City Practical и City Beautiful. Но Сьюзен утверждает, что существовал и третий – City Social – движение, сторонни_цы которого были озабочены социальной и экономической несправедливостью, лежащей в основе городских проблем. Среди его участниц прогрессивные реформаторки Мэри Кингсбери Симхович, Флоренс Келли и Лилиан Уолд.
Центральный элемент практики City Social – это интеграция социальных услуг в городское планирование, которое должно быть основано на политике и активном участии общественных организаций. Исходя из этих принципов, Симхович основала Гринвич-хаус, первый благотворительный общественный центр в Нью-Йорке. В Доме предоставлялись образовательные и развлекательные услуги, медицинская помощь и уход за детьми. Там также была проведена серия новаторских социальных исследований по вопросам жилья, здравоохранения, образования и труда.
Симхович, Келли и Уолд верили, что нездоровые и антисанитарные жилищные условия являются прямым следствием неконтролируемых процессов урбанизации и индустриализации. Они помогли организовать сообщество иммигрнатов и добиться для них улучшения условий жизни и труда. В частности, наблюдая за женщинами в Гринвич- и Халл-Хаус, Келли занималась исследованием городских промышленных условий, особенно тому, как они сказываются на женщинах и детях. Она стала одной их тех реформатокрок, которые смогли добиться установления восьмичасового рабочего дня и запрета работы для детей в возрасте до 14 лет на фабриках.
Женщины также привлекали внимание к высокой плотности населения в Нью-Йорке, которая усиливала уровень бедности, смертности и стресса, а также увеличивала количество заторов, а вместе с ними и заболеваний. При этом они выступали против бессмысленного переселения из центральной части в пригороды, которые не имеют те же социальные преимущества, что и город. Симхович выступала за “сознательную субурбанизацию” – поддерживать семьи рабочих в пригородах услугами ухода за детьми, образования, здравоохранения и разнообразия досуга.
Девушки боролись за то, что социальное и физическое планирование должны быть тесно связаны друг с другом, однако не получили должного признания. Не только их исключили из истории градостроительства, в результате и их видение было проигнорировано традицией американского городского планирования.
Фото: Википедия
#викадеркач #womenpower #историяидей
О женщинах, которые играли ключевую роль в американском городском планировании пишет Сьюзен Вирка в книге Planning the Twentieth-century American City, глава The City Social Movement: Progressive Women Reformers and Early Social Planning.
Общеизвестны два направления градостроительства в XX веке – City Practical и City Beautiful. Но Сьюзен утверждает, что существовал и третий – City Social – движение, сторонни_цы которого были озабочены социальной и экономической несправедливостью, лежащей в основе городских проблем. Среди его участниц прогрессивные реформаторки Мэри Кингсбери Симхович, Флоренс Келли и Лилиан Уолд.
Центральный элемент практики City Social – это интеграция социальных услуг в городское планирование, которое должно быть основано на политике и активном участии общественных организаций. Исходя из этих принципов, Симхович основала Гринвич-хаус, первый благотворительный общественный центр в Нью-Йорке. В Доме предоставлялись образовательные и развлекательные услуги, медицинская помощь и уход за детьми. Там также была проведена серия новаторских социальных исследований по вопросам жилья, здравоохранения, образования и труда.
Симхович, Келли и Уолд верили, что нездоровые и антисанитарные жилищные условия являются прямым следствием неконтролируемых процессов урбанизации и индустриализации. Они помогли организовать сообщество иммигрнатов и добиться для них улучшения условий жизни и труда. В частности, наблюдая за женщинами в Гринвич- и Халл-Хаус, Келли занималась исследованием городских промышленных условий, особенно тому, как они сказываются на женщинах и детях. Она стала одной их тех реформатокрок, которые смогли добиться установления восьмичасового рабочего дня и запрета работы для детей в возрасте до 14 лет на фабриках.
Женщины также привлекали внимание к высокой плотности населения в Нью-Йорке, которая усиливала уровень бедности, смертности и стресса, а также увеличивала количество заторов, а вместе с ними и заболеваний. При этом они выступали против бессмысленного переселения из центральной части в пригороды, которые не имеют те же социальные преимущества, что и город. Симхович выступала за “сознательную субурбанизацию” – поддерживать семьи рабочих в пригородах услугами ухода за детьми, образования, здравоохранения и разнообразия досуга.
Девушки боролись за то, что социальное и физическое планирование должны быть тесно связаны друг с другом, однако не получили должного признания. Не только их исключили из истории градостроительства, в результате и их видение было проигнорировано традицией американского городского планирования.
Фото: Википедия
#викадеркач #womenpower #историяидей
Парадоксально, но последствия вооруженных конфликтов могут затрагивать женщин даже больше, чем мужчин. Погибнуть, получить ранение или подвергнуться принудительному перемещению рискуют и мужчины, и женщины. Однако в условиях современных войн гражданские лица погибают чаще, а женщины страдают еще и от специфических, направленных именно на них, проявлений насилия.
В статье ‘Volviendo a Vivir’ (coming back to life): Urban trauma, activism and building emancipatory futures исследовательницы Соня Марци и Рэйчел Пейн рассказывают, как женщины Колумбии переживают свою травму после насильстенного перемещения в ходе гражданской войны. В настоящее время в Колумбии официально зарегистрировано более 9 млн жертв, из которых 4,7 млн – женщины, а более 7 млн человек являются насильственно перемещенными лицами, подавляющее большинство из которых переехали из сельской местности в города.
Города Колумбии разрастались на протяжении всех 60 лет конфликта, однако за все это время их инфраструктура так и не стала дружелюбной к бежен_кам. Вынужденно покинув свои родные села, в городах женщины столкнулись с расизмом, дискриминацией, бедностью, голодом и пренебрежением со стороны государства, их не хотят принимать на работу и сдавать им жилье. В городах им также приходится самостоятельно учиться тому, с чем они раньше в сельской местности никогда не сталкивались. Все это усугубляет травму от насильственного перемещения на новую территорию.
Даже переехав женщины все еще остаются незащищенными от насилия. Беднейшие городские районы, в которых часто оказываются бежен_ки, контролируются городскими вооруженными группировками, которые пользуются “отсутствием” на их территории государства и совершают насилие. Также женщины часто не приходят в госорганы за помощью, несмотря на существующий об этом закон, поскольку уже сталкивались с насилием и со стороны государственных вооруженных сил и знают, что оно может повториться. Из-за этого многие вынуждены совершать повторные перемещения и снова переживать полученную травму.
Обычно принято считать, что бежен_ки спасаются от войны, и отчасти это так, но многие упускают тот факт, что женщины вынуждены покинуть свои дома именно из-за мужского насилия. Даже при “хороших” побуждениях мужчины, наделенные властью, перестают понимать, где кончается помощь и начинается насилие. Они могут использовать свое служебное положение, чтобы принудить женщин к сексуальным отношениям в обмен на еду или другие средства первой необходимости.
Личные травмы от насильственного перемещения подтолкнули колумбийских женщин к развитию сообществ. Для многих все начинается с активизма в личной сфере: женщины обучаются новому, адаптируются к жизни в городе, и постепенно активизм выходит за пределы их домов. Они создают организации, где оказывают психологическую поддержку, обеспечивают едой, помогают обосноваться в городе и делятся личными историями. Так, небольшое сообщество постепенно становится общегородским движением, в котором принимают участие местные женщины-лидеры, НПО, исследователь_ницы, заявляющие о национальных проблемах и требующие государственной справедливости и преобразования города в соответствии со своими потребностями. Все это не только помогает пережить личный опыт насилия, противостоять гендерным нормам, но и осуществлять политические изменения от местного и городского масштаба до национального.
#викадеркач #womenpower #городскаятравма #социологиягорода #миграция
Фото: Juan Arredondo, National Geographic
В статье ‘Volviendo a Vivir’ (coming back to life): Urban trauma, activism and building emancipatory futures исследовательницы Соня Марци и Рэйчел Пейн рассказывают, как женщины Колумбии переживают свою травму после насильстенного перемещения в ходе гражданской войны. В настоящее время в Колумбии официально зарегистрировано более 9 млн жертв, из которых 4,7 млн – женщины, а более 7 млн человек являются насильственно перемещенными лицами, подавляющее большинство из которых переехали из сельской местности в города.
Города Колумбии разрастались на протяжении всех 60 лет конфликта, однако за все это время их инфраструктура так и не стала дружелюбной к бежен_кам. Вынужденно покинув свои родные села, в городах женщины столкнулись с расизмом, дискриминацией, бедностью, голодом и пренебрежением со стороны государства, их не хотят принимать на работу и сдавать им жилье. В городах им также приходится самостоятельно учиться тому, с чем они раньше в сельской местности никогда не сталкивались. Все это усугубляет травму от насильственного перемещения на новую территорию.
Даже переехав женщины все еще остаются незащищенными от насилия. Беднейшие городские районы, в которых часто оказываются бежен_ки, контролируются городскими вооруженными группировками, которые пользуются “отсутствием” на их территории государства и совершают насилие. Также женщины часто не приходят в госорганы за помощью, несмотря на существующий об этом закон, поскольку уже сталкивались с насилием и со стороны государственных вооруженных сил и знают, что оно может повториться. Из-за этого многие вынуждены совершать повторные перемещения и снова переживать полученную травму.
Обычно принято считать, что бежен_ки спасаются от войны, и отчасти это так, но многие упускают тот факт, что женщины вынуждены покинуть свои дома именно из-за мужского насилия. Даже при “хороших” побуждениях мужчины, наделенные властью, перестают понимать, где кончается помощь и начинается насилие. Они могут использовать свое служебное положение, чтобы принудить женщин к сексуальным отношениям в обмен на еду или другие средства первой необходимости.
Личные травмы от насильственного перемещения подтолкнули колумбийских женщин к развитию сообществ. Для многих все начинается с активизма в личной сфере: женщины обучаются новому, адаптируются к жизни в городе, и постепенно активизм выходит за пределы их домов. Они создают организации, где оказывают психологическую поддержку, обеспечивают едой, помогают обосноваться в городе и делятся личными историями. Так, небольшое сообщество постепенно становится общегородским движением, в котором принимают участие местные женщины-лидеры, НПО, исследователь_ницы, заявляющие о национальных проблемах и требующие государственной справедливости и преобразования города в соответствии со своими потребностями. Все это не только помогает пережить личный опыт насилия, противостоять гендерным нормам, но и осуществлять политические изменения от местного и городского масштаба до национального.
#викадеркач #womenpower #городскаятравма #социологиягорода #миграция
Фото: Juan Arredondo, National Geographic
