​​В свежем номере журнала Urban Economics вышла статья Фабиана Экерта, Мэдс Хейлесена и Конора Уэлша The return to big-city experience: Evidence from refugees in Denmark. Статья развивает тему того, каким образом миграция влияет на уровень заработной платы мигранта.

В основе исследования лежит естественный эксперимент, сложившийся в Дании с 1986 по 1998 годы. Суть его заключалась в том, что страна приняла свыше 80 000 беженцев. При этом, что характерно, эти беженцы не выбирали где им жить - в Копенгагене (единственном крупном городе Дании) или в малых городках. Это позволило более точно учесть при анализе динамики заработных плат роль размера территории и диверсифицированности её экономики.

Достаточно очевидным результатом стало то, что в Копенгагене экономические возможности беженцев заметно выше, чем на малых территориях. Так в Копенгагене у беженцев заработная плата росла на 35% быстрее с каждым годом опыта проживания. Всего разница в зарплатах между теми у кого был нулевой опыт проживания в большом городе и двадцатилетний опыт проживания составила примерно 17%. Также выяснилось, что по сути дела два года проживания и работы в большом городе сказывается на заработной плате примерно как получения высшего образования. И в случае с вынужденными мигрантами уровень образования играл не столь значительную роль, сколько срок проживания в Копенгагене.

Результаты исследования ставят вопрос о том, каким образом необходимо строить программы принятия беженцев, поскольку существующий в Дании режим распределения беженцев по разным населённым пунктам страны показал, что это создаёт условия неравенства. Те, кому повезло оказаться в Копенгагене обладают большими экономическими возможностями и перспективами, чем те, кто оказался на малых территориях. Исходя из этого знания странам стоит обратить внимание на то, каким образом они принимают беженцев и какие экономические условия для них создают.

#неравенство #беженцы #городскиеполитики #экономикагорода

Сегодня внезапно сложил полномочия мэр Красноярска Сергей Ерёмин. Вроде как пошёл на повышение и станет заместителем губернатора по развитию муниципалитетов. Но есть сомнения, что это прям повышение-повышение, всё-таки новая должность заметно менее публичная.

А именно с публичностью у мэра Ерёмина было всё очень хорошо. Было видно, что за его социальными сетями стоит живой человек, причём человек увлечённый своей работой. Не чуждый ни самоиронии, ни возвышенных стремлений.

Первый раз я увидел Красноярск незадолго до назначения Сергея Ерёмина и, собственно, наблюдал всю его деятельность на посту мэра в реальном времени. И это действительно впечатляющая деятельность - Красноярск обзавёлся ярким самостоятельным стилем благоустройства, знаковыми общественными пространствами. Было заметно, что всё что касается благоустройства - любимая стихия мэра Ерёмина. Еще, конечно, городские праздники, но с ними, за вычетом В Центре Мира задалось чуть меньше.

Очень жаль, что в мэрии пока не просматривается фигуры с той же харизмой и видением, что у Сергея Ерёмина. В этом, в сущности, и проблема системы назначения градоначальников. Во-первых, я уверен, что на выборах Сергей Еремин легко бы победил и пошёл на второй срок. Во-вторых, система выборов мэра могла бы породить новых конкурентных лидеров. Т.е. была бы заметно более устойчива. Сейчас же мы гадаем кого назначат и с высокой долей вероятности будем не очень довольны результатом, потому как новым лидерам неоткуда взяться. С мэром Ерёминым нам очень повезло, а следующее назначение вряд ли будет сопоставимо.

#енисейскаясибирь #всякаяурбанистика #городскиеполитики

​​Беда пришла откуда не ждали. Госдума в первом чтении приняла поправки в закон о рекламе. Новая редакция закона подразумевает создание Единого оператора цифровых рекламных конструкций и объявлений в РФ. Вроде как эти поправки направлены на то, чтобы бороться с Авито, Циан и другими сайтами объявлений, но на деле всё гораздо хуже.

Дело в том, что этот самый Единый оператор берёт на себя функции регулирования размещения рекламных конструкций в том числе в городе и на зданиях. И в том числе на объектах культурного наследия. Будучи федеральным оператором, он не подчиняется муниципальному и региональному законодательству об ограничении размещения рекламы. Т.е. ему ничего не стоит разместить билборд или бегущую строку на памятнике истории и культуры. Не говоря уже о любом другом здании, причём не спрашивая мнения жителей и местных властей.

Ну и вишенка на торте - муниципалитеты лишаются доходов с размещения рекламы в городе. Ну, потому что, а зачем им какие-то деньги. Не положено.

В общем, проблема довольно серьёзная, касающаяся многих сфер - и рекламы, и IT и урбанистики. Поэтому, пока не поздно, нужно писать на до 13 августа 2022 года в профильный комитет Госдумы - Комитет по экономической политике - письма с предложениями поправок в законопроект. Нас в первую очередь, разумеется, волнуют те пункты, которые касаются облика города. Это часть 13 статья 20.2 проекта закона, которая при заключении договоров с Единым оператором отменяет действие части 3.1 статьи 19 федерального закона о рекламе 2006 года. Нужно требовать исключения части 13 статьи 20.2 из нового закона о рекламе.

Прошу максимально распространить этот материал, у нас еще есть шанс спасти наши города и наше архитектурное наследие от неуместных рекламных конструкций.

#обликгорода #всякаяурбанистика #городскиеполитики #городскаясреда

Если вы помните, нам и нашему архитектурно-историческому наследию грозит новый закон о рекламе. Коллеги из сообщества операторов рекламы сделали шаблон обращения, который можно рассылать в различные инстанции. А именно в Комитет госдумы по экономической политике, депутатам госдумы от вашего города или региона, губернатору вашего региона, мэру вашего города, депутатам законодательного собрания региона, депутатам городского совета, наконец в приёмную президента. В общем, всюду, во все возможные политические инстанции.

Борьба с наиболее вредными положениями нового закона о рекламе отнюдь не обречённая. На первых слушаниях по этому законопроекту 70% депутатов госдумы проголосовали за него, но почти 30% против. Единодушия в рядах депутатов нет, а значит можно побороться за то, чтобы наиболее вредные положения были исключены из окончательной редакции закона.

#городскиеполитики #городскаясреда #обликгорода

​​Продолжая разговор про науку о городах, хочу остановиться на роли университетов в городском и региональном развитии. Есть две традиционные роли университетов - образование и научная деятельность. Университеты аккумулируют, производят и транслируют знания. В университетах люди получают образование, которое по идее должно повышать их положение на рынке труда. Ну или становиться пропуском в определённые сферы на рынке труда.

С этими двумя традиционными функциями связан наиболее очевидный импакт университета на городское и региональное развитие. Университеты собирают вокруг себя молодёжь, которая обладает определёнными требованиями к городской среде. Там где размещается университет появляются кофейни, бары, ботейоны и всё такое прочее, что отвечает требованиям молодёжи. Молодёжь получает образование и поэтому на рынке труда в регионе присутствия университета больше шансов найти квалифицированные кадры, что по идее приводит к большей капитализации территории. Но это не точно, предприятия на территории также должны адаптироваться под более высоко квалифицированный персонал.

Также университет занимается наукой. Это не только важный сегмент рынка труда для высококвалифицированных специалистов, но и важный ресурс для локальной экономики. В идеале теоретические и прикладные разработки идут рука об руку и присутствие университета ассоциировано с высокотехнологичными и наукоёмкими производствами. И речь далеко не только об эффекте от технических наук. Гуманитарные разработки также могут результировать в виде новых индустрий, в первую очередь креативных.

Но есть еще третья роль университета. Она гораздо менее "автоматически", нежели первые две, влияет на территориальное развитие, поскольку требует создания специальных институтов. Это роль политического консультанта по городскому и региональному развитию. Университет может включаться в управление территориальным развитием, разрабатывать научно-обоснованные стратегии и программы, помогать вести доказательную политику (evidence-based policy).

Третья роль университета - дело сложное. Во-первых, городским и региональным чиновникам и политикам нужно верить, в то, что может существовать доказательная политика. Это довольно сложно, потому как многим чиновникам и политикам зачастую кажется, что управление развитием территорий - это что-то про сильную политическую волю и решительность, а не про глубокий анализ и реалистичное отношение к возможностям и рискам. Во-вторых, это требует от университета смены регистра деятельности. Академические исследования могут себе позволить некоторую эфемерность и избыточность, в то время как прикладные подчиняются жёсткой временной логике и строгому запросу на прагматику. В-третьих, сама по себе доказательная политика требует политической преемственности. Городские режимы могут сменяться, но доказательная база-то остаётся прежней. И если мы идём по пути доказательной политики нам необходимо серьёзно относиться к рискам популистских решений.

В общем, университет для города и региона может быть крайне полезной штукой. Но этой штукой нужно уметь пользоваться, причём как изнутри университета, так и снаружи. Обращаясь к российским реалиям можно сказать, что исполняющих все три роли университетов не так много. Но они есть, например Петрозаводский государственный университет. Тем не менее, большинству университетов еще далеко до того, чтобы сполна отыгрывать третью роль. Как, впрочем, к тетьей роли не готовы большая часть городских и региональных администраций.

#forscience #территориальноеразвитие #городскиеполитики #городскиестратегии

​​Австралийцы очень ответственно подходят к исследованиям, посвященным социальной инклюзии и вопросам заботливого города. Так например Джером Рашель, Илан Вайзел, Еллен ван Холстейн, Нике Феритопоулос, Тесса де Ври, Селия Грин и Эллен Бикнелл в своей статье Feasibility and the care-full just city: Overlaps and contrasts in the views of
people with disability and local government officers on social inclusion, вышедшей недавно в журнале Cities показывают, как сочетаются концепции "заботы" и "делаемости".

Что за проблема с этими концептами? Проблема лежит в морально-этическом и управленческом полях. С одной стороны, когда мы говорим про заботу в городе мы вроде как приходим к моральным императивам. Все остановки общественного транспорта должны быть доступны для людей с инвалидностью. Все здания должны быть удобны для людей с инвалидностью. Все должны иметь равный доступ к городским медицинским сервисам. И так далее. И вроде бы если эти императивы не выполняются, до городские администраторы должны посыпать голову пеплом.

Но есть и другое измерение. Управленческое измерение "делаемости". Довольно странно нести ответственность за то, что что-то невозможно сделать. Поэтому с точки зрения моральной философии далеко не факт, что городским администрациям нужно стыдиться, что они например, не могут повлиять на федеральную систему здравоохранения. Или не могут повлиять на архитектуру зданий, построенных задолго до того, когда появилась идея инклюзии людей с различными типами инвалидности. Или не могут разрешить конфликт между потребностями людей с двигательной инвалидностью и людей с инвалидностью по зрению.

В общем, идея в том, что на управленческом уровне необходима всегда рефлексия "заботы" в контексте "делаемости". И это было бы самой лучшей формой ответственности за заботу в городе со стороны городских администраций. Но тут опять возникают нюансы. Чтобы их изучить авторы провели несколько масштабных воркшопов в методологии Group concept mapping с людьми с разными типами инвалидности, собрали 240 идей того, как можно сделать город Мельбурн более заботливым о людях с инвалидностью и предложили чиновникам оценить эти идеи с точки зрения делаемости.

Так выяснилось, что несмотря на важность для людей с инвалидностью таких вещей как равенство при найме на работу, равный доступ к здравоохранению, большее количество социального жилья, доступность зданий, единый инклюзивный дизайн для общественных пространств, снижение конфликтов между пешеходами и велосипедистами в общественных пространствах и .т.д, по многим из этих вопросов городские чиновники ничего сделать не могут. Даже если понимают значимость этой проблемы. Потому как понимают ограниченность своих компетенций и полномочий и не могут заходить в зону ведения государственных властей, девелоперов, профессиональных организаций.

Мораль истории довольно простая - всегда когда мы хотим от кого-то каких-то решительных действий, нам нужно сперва понять делаемы ли эти решительный действия тем, от кого мы их ждём. Возможно мы заблуждаемся и навешиваем на человека или структуру ответственность за то, за что они не могут отвечать. Пусть даже из самых лучших побуждений, этого лучше не делать.

#инклюзия #социологиягорода #городскиеполитики

​​Вернёмся в Рио-де-Жанейро. В статье Contentious Politics of the Slums: Understanding Different Outcomes of Community Resistance against Evictions in Rio de Janeiro Селина Миранн Сорбо и Эйнар Браатен развивают две модальности политики трущоб - "город против обитателей трущоб" и "обитатели трущоб против города".

В чём здесь идея? Идея в том, что трущобы, или как принято говорить у нас в Рио, фавелы - это очень важный элемент городской политики в глобальном масштабе. Примерно 30% городского населения планеты живёт в районах, которые по классификации ЮНЕСКО относятся к трущобам. При этом в наибольшей степени трущобы сосредоточены в городах Глобального Юга. В Рио население фавел составляет чуть больше 20%. Это очень большой процент, с ним невозможно не считаться и не разрабатывать на муниципальном уровне специальные политики по отношению к ним.

Так вышло, что для того, чтобы стать глобальным городом необходимо заниматься мегапроектами. А Рио очень хотел стать глобальным городом, поэтому начиная с 00-ых годов стал активно принимать у себя разного рода чемпионаты мира и прочие Олимпийские игры. Каждый мегапроект, подразумевающий прибытие гостей со всего мира, означает для города множество работ по улучшению среды. Строительство дорог, гостиниц, спортивных арен. Благоустройство парков и бульваров. И, разумеется, работу с трущобами.

В случае с Рио работа с трущобами в первую очередь подразумевает выселение жителей фавел из центральных районов города в конвенционально организованное жилье на периферии. А также усиление полицейского присутствия нерасселённых фавелах, ужесточение наказания для тех, кто выходит на митинги и демонстрации, введение нового антитеррористического законодательства. В общем, закручивание гаек под предлогом того, что гости приедут, а у нас тут бардак, куда это годится.

Не удивительно, что подобного рода политика вызывает недовольство у жителей фавел. Поэтому формируется ответное движение, которое направлено на то, чтобы противостоять этому. Жители фавел самоорганизуются в борьбе за своё право на город. В первую очередь это право на город состоит из реализации права на место обитания, школьное образование и минимальное здравоохранение. Во вторую очередь оно состоит из права на осмысленное управление - уточнение статистики по населению и сервисам в фавелах, борьба за то, чтобы фавелы благоустраивались и получали доступ к городским благам, а не сносились бездумно. Наконец, просто повседневная гражданская борьба за "право на права".

В сочетании этих двух модальностей собственно и реализуется городская политика Рио-де-Жанейро. Где-то глобальный город побеждает, вынуждая жителей фавел собирать свои пожитки и переселяться на периферию, где-то голос жителей фавелы оказывается услышан и вместо сноса в фавеле появляется новая дорога, остановка общественного транспорта и благоустроенный парк. В общем, какого-то единого механизма нет, каждый кейс оспаривания права на город в Рио по своему уникален. Что говорит нам о том, что инструменты гражданского общества могут оказывать серьёзное влияние на градостроительную политику глобального города, буде они грамотно применены.

#бедность #всякаяурбанистика #городскиеполитики #глобальныймир

Михаил Лидин выпустил очень интересный фильм про Церковь последнего завета. Собственно, о чём в фильме речь? Речь о том, что вот есть довольно безобидная религиозная община в стиле нью-эйдж. Их верования такой лихой замес из христианства, буддизма, индийских практик, учения о Гайе и прочих современных и традиционных религиозных идей. В какой-то момент община построила своё эко-поселение недалеко от Абакана - Город Солнца и поселилась там, а также в близлежащих деревнях.

Как это часто бывает с религиозными общинами практикующими отказ от алкоголя и наркотиков и постулирующими высокое доверие к людям из представителей общины получались прекрасные ремесленники и бизнесмены. Например, замечательные парки "Сады Мечты" в Абакане и Красноярске созданы членами общины. Да, с урбанистикой у них тоже всё в порядке и организовывать пространства последователи Церкви последнего завета умеют очень хорошо и эстетично.

До 2020 года всё у общины складывалось неплохо. Жили, никого не трогали, отправляли свои последнезаветские ритуалы. В общем, были симпатичным экопоселением с налётом нетрадиционной религиозности. Но, судя по всему, им не повезло попасть в поле интересов ресурсодобывающих компаний. Территория, на которой они проживали, оказалась богата на интересные ископаемые. Первое время экоактивистам из общины удавалось отбивать поползновения ресурсодобывающих компаний. Но в 2020 году против общины начались активные силовые действия, руководители общины были арестованы и отданы под суд, в экопоселении начались бесконечные обыски и допросы.

Община продолжает жить, но находится под угрозой. Юридическое лицо общины скорее всего будет ликвидировано через суд. Образовательный процесс в школе заморожен. Администрация запрещает проводить религиозные праздники под предлогом коронавирусных ограничений. Расправа над общиной под предлогом борьбы с сектами - очень печальная ситуация. В конце концов люди имеют право верить во что угодно. Особенно если это что угодно делает из них добрых и умеющих доверять людей с чувством прекрасного и навыком организовывать пространства.

#всякаяурбанистика #городскиеполитики #городскаясреда

https://www.youtube.com/watch?v=54wFWhivirk&t=2266s&ab_channel=%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B8%D0%BB%D0%9B%D0%B8%D0%B4%D0%B8%D0%BD

​​Провожу свои беседы с урбанистами и часто в них задаю вопросы про политический спектр и важность политической позиции в урбанистической практике. Это представляется очень важным, потому как в развитых странах политический процесс является важнейшим драйвером городского развития. По сути дела, конструкция политической дискуссии определяет то, каким образом город будет меняться.

Помню в 2018 году я брал интервью у Ларса Штромгрена, одного из основателей движения Vision Zero в Швеции. Он рассказывал как примерно устроено продвижение идей нулевой смертности на дорогах. Если упрощать, то картина выглядит так - радикальные левые и анархисты выходят в масках с фаерами и красными флагами на шумные демонстрации. На этих демонстрациях они требуют принять самые решительные меры в отношении автомобилистов, потому что автомобилисты во всём виноваты. А проектировщиков вообще на фонарь, а то напроектировали такого, что люди умирают. Власти Швеции пугаются радикалов, но тут приходят умеренные левые из Vision Zero и говорят, да нет, что вы, не надо никого на фонарь, давайте лучше гармонизировать трафик вот так, так и так. Власти расслабленно выдыхают и идут гармонизировать трафик.

Это вовсе не значит, что все проблемы решаются через эскалацию конфликта радикальными левыми. Радикальные консерваторы тоже есть и они тоже могут играть значительную роль в политическом процессе, как это например было в Швеции в случае с велосипедными шлемами. Vision Zero показывал научные исследования, которые демонстрируют, что велосипедный шлем бесполезен в случае аварии и просто меняет тип травмы от которой человек всё равно умирает. Радикально настроенные родители кричали, что как там взрослые ездят вообще наплевать, а вот детям без шлемов мы ездить не дадим. И, в силу того, что для шведов во всём важен в первую очередь общественный консенсус, было принято решение об обязательном ношении велошлемов детьми до 16 лет.

И это очень интересная и показательная история. Решения в области урбанистики не могут быть только рациональными. В хороших городах они в первую очередь несут на себе отпечаток демократической культуры. Даже очень разумное решение, если оно не вызывает общественного консенсуса может принести больше вреда чем пользы. Впрочем, консенсусные решения могут быть ошибочными. Поэтому важна обратная связь, которая позволит по мере накопления информации об ошибке трансформировать консенсус. А для этого всего и нужна политика.

#городскиеполитики #всякаяурбанистика #visionzero

​Статья Urbanizing Refuge: Interrogating Spaces of Displacement описывает лагеря беженцев как специфическую форму урбанизма. Это крайне сложная пространственная единица, которая бросает вызов как теоретикам, так и практикам. С одной стороны, мы имеем территорию, которая, хоть и располагается в черте города, однако находится в безгосударственном состоянии – исключена из политической жизни и существует вне рамок правового регулирования. С другой стороны, такие лагеря задумываются как временная мера, но, как показывает практика, многие беженцы вынуждены проводить там года, а иногда – жить целыми поколениями.

Только вот лагеря давно перестали быть пространством исключительно беженцев. В Ливане во временных палестинских убежищах стали проживать трудовые мигранты из соседних стран, а также бедное население, которое не может себе позволить другое жилье. По сути временные лагеря превратились в трущобы, и городские нищие и беженцы живут в схожих условиях. Но есть и два принципиальных различия между ними: во-первых, в отличие от беженцев, маргинализированные слои населения могут претендовать на какую-либо работу на законных основаниях (но не факт, что ее получат); а во-вторых, беженцы могут обратиться в гуманитарные организации за базовой помощью, в то время как ливанцы оказываются брошенными собственным государством. Таким образом, городская нищета, с одной стороны, должна подчиняться закону, а с другой – находится вне его, и точно так же она оказывается исключенной из поля зрения государственных институтов.

При такой конфигурации акторов город оказывается важным символическим и стратегическим пространством, в котором происходит борьба между различными социальными группами, а беженцы вынуждены строить свой “неформальный” город. Так, ливанскому правительству так и не удалось установить полный контроль над лагерями. Несмотря на полный запрет строительства капитальных и прочных строений (которые подразумевают постоянное, а не временное жилье), беженцы вели строительство скрытно и прибегали к различным неформальным практикам, вроде сговора с ливанской полицией и службой внутренней безопасности. В дополнение к этому, государство стремилось ограничить и экономическую деятельность тоже. Однако палестинские беженцы обходили и эти ограничения и развивали свой малый бизнес в лагерях. И хоть ливанское законодательство заканчивается на границах лагерей, в их пределах палестинцы могут владеть имуществом, строить, арендовать и наследовать его.

Можно ли в таком случае описывать жизнь беженцев только через термины исключения? Это не совсем так. Для беженцев пространство является символом и инструментом для достижения политических целей. Тем не менее отрицание того факта, что лагеря являются частью городского пространства, вредно для всего города в целом, поскольку вместе с беженцами за скобку выносятся и бедствующие слои населения, что также препятствует артикуляции их политических интересов и развитию периферии. Городские бедные оказываются еще более бесправными, чем беженцы, ведь если последние могут обратиться хотя бы за минимальной помощью к ООН, то бедняки предоставлены только самим себе.

#бедность #беженцы #городскиеполитики