Комбинация — Московская прописка (1991) 5/5
«Я играю на балалайке — это самый русский инструмент».
Настаиваю: альбом «Московская прописка» — одно из главных концептуальных высказываний в российской постсоветской культуре. Почему? Здесь соблюдено удивительное единство формы, содержания и идеи, это удивительно цельная вещь, внутренний сюжет которой был усвоен миллионами людей.
Начиная с названия — одного из ключевых понятий как советской, так и постсоветской эпох — мы оказываемся в мире, где рушатся старые понятия, а новые облекаются в плоть прямо на наших глазах. «Не могу так больше жить и я даю вам слово, что готова полюбить мужика любого», — поет героиня голосом Алены Апиной — и из этого отчаяния начинается путешествие в поисках счастья. «Пусть в кошельках у нас не густо, но хлебом славится моя земля. Едим салат с морской капустой, ведь в магазинах нету ничего». И вот впервые обозначен новый маршрут, которым нужно к идти к счастью.
Первым делом нужна московская прописка — это фундамент любой комбинации на пути к успеху. Для этого можно и нужно идти на жертвы, потому что дальше ставки только растут. Можно поддаться соблазну и связать себя с главным героем 1991 года — с бухгалтером, милым бухгалтером. Но девушка, которая ценит себя, должна метить выше — и так возникает расплывчатый американец, который увезет с собой в сказочную страну. Там можно «плакать и смеяться», садясь в «мерседес», там нет балалаек, и только там простая русская девчонка, никогда не бывавшая за границей, может купаться в роскоши. Не забывая, впрочем, о любви к России: «Мама, мама! Russia, Russia with love, you will make me baby, it’s alright».
Иногда группа снимает маску и напрямую обращается к слушателю: «Вот наконец настал тот час — и "Комбинация" опять поет для вас!», «Пятеро саратовских девчонок покорить задумали совок». Затем маски возвращаются. И всё начинается с начала.
Что еще слушать у «Комбинации»:
Ход конём (1988) — 4/5
Два кусочека колбаски (1993) — 3/5
Русские девочки. Новая версия (1990) — 3/5
#альбомы_кенотафа #сенников
«Я играю на балалайке — это самый русский инструмент».
Настаиваю: альбом «Московская прописка» — одно из главных концептуальных высказываний в российской постсоветской культуре. Почему? Здесь соблюдено удивительное единство формы, содержания и идеи, это удивительно цельная вещь, внутренний сюжет которой был усвоен миллионами людей.
Начиная с названия — одного из ключевых понятий как советской, так и постсоветской эпох — мы оказываемся в мире, где рушатся старые понятия, а новые облекаются в плоть прямо на наших глазах. «Не могу так больше жить и я даю вам слово, что готова полюбить мужика любого», — поет героиня голосом Алены Апиной — и из этого отчаяния начинается путешествие в поисках счастья. «Пусть в кошельках у нас не густо, но хлебом славится моя земля. Едим салат с морской капустой, ведь в магазинах нету ничего». И вот впервые обозначен новый маршрут, которым нужно к идти к счастью.
Первым делом нужна московская прописка — это фундамент любой комбинации на пути к успеху. Для этого можно и нужно идти на жертвы, потому что дальше ставки только растут. Можно поддаться соблазну и связать себя с главным героем 1991 года — с бухгалтером, милым бухгалтером. Но девушка, которая ценит себя, должна метить выше — и так возникает расплывчатый американец, который увезет с собой в сказочную страну. Там можно «плакать и смеяться», садясь в «мерседес», там нет балалаек, и только там простая русская девчонка, никогда не бывавшая за границей, может купаться в роскоши. Не забывая, впрочем, о любви к России: «Мама, мама! Russia, Russia with love, you will make me baby, it’s alright».
Иногда группа снимает маску и напрямую обращается к слушателю: «Вот наконец настал тот час — и "Комбинация" опять поет для вас!», «Пятеро саратовских девчонок покорить задумали совок». Затем маски возвращаются. И всё начинается с начала.
Что еще слушать у «Комбинации»:
Ход конём (1988) — 4/5
Два кусочека колбаски (1993) — 3/5
Русские девочки. Новая версия (1990) — 3/5
#альбомы_кенотафа #сенников
Фабрика звёзд-2 // Компиляция — 2003 5/5
В своё время меня впечатлила идея великого Андрея Валерьевича Бухарина о «немецком фильтре» в нашей поп-культуре. Актуальные достижения мировой музыки к нам за «железный занавес» поступали долгое время не напрямую, а через ГДР/ФРГ. Синти-поп мы усвоили через Alphaville, Сандру и Modern Talking; даже мода непосредственно на Depeche Mode заимствована у немцев. Куда там Nine Inch Nailes или, тем более, Swans: на русском Rammstein — синоним индастриала. Диско — это Boney M и Dschinghis Khan, а никакая не Донна Саммер. Список можно продолжать очень долго.
А теперь о «Фабрике звёзд». Если вы забыли, как было устроено это реалити-шоу в начале нулевых (моднейший телевизионный жанр эпохи), сейчас напомню: в центре всегда стоял продюсер. Тогда под этим словом скрывался и администратор, и музыкальный идеолог поп-артистов. Первой «Фабрикой звёзд» руководил народный продюсер Игорь Матвиенко. Из примечательных его выпускников отметим, прежде всего, «Фабрику» — женскую группу, которая была попыткой переложить эстетические открытия «Любэ» на язык всё более гламуризирующихся нулевых.
А вот «Фабрика звёзд» весной 2003 года досталась Максиму Фадееву. Он в нашей культуре и был своеобразным фильтром. Люди, имевшие доступ к первоисточникам, и его, и, скажем, советских подпольных рок-музыкантов всегда обвиняли в плагиате и наглых заимствованиях. Я поздравляю этих обвинителей в том, что они могли слушать The Cure в 1987 году и от того же Бухарина в «ОМ» узнать про Portishead. Вся культура развивается через открытия и трансферы, через кальки и переводы — плясать от оригинальности, не учитывающей контекст, глупо. Фадеев занял очень важное место в нашей поп-культуре — между продвинутой аудиторией и, как сейчас принято выражаться, глубинным народом. Актуальные для тех времён трип-хоп, IDM, нью-эйдж, техно-рейв, поп-панк и иже с ними он спрямлял до звучания, которое будет привычно слушателям «Русского радио». Без его участия эта музыка не дошла бы до нашего массового слушателя. (Тут есть вопрос, конечно: можно ли её считать именно той музыкой? Будем считать, что можно. Наивная перерисовка африканским художником Рафаэля не меняет содержание «Мадонны с младенцем».)
Итоговый сборник фадеевской «Фабрики звёзд-2» — это уже спрямлённый самим Фадеевым Фадеев, музыка для тех, кто считал Линду слишком «наркоманской музыкой». И тем не менее, ни до, ни после «Фабрика звёзд» не выглядела и не звучала столь стильно и актуально. Про первую «Фабрику» мы сказали, а что вспомним про третью? С четвёртой два Игоря — Крутой и Николаев, странный дуэт для этого мероприятия — попытались с Тимати и «Бандой» оседлать набиравшую обороты и не схлынувшую до сих пор волну популярности хип-хопа. А про остальные, по сути, и сказать нечего. Ах да, выпускница то ли шестой, то ли седьмой «Фабрики» Анастасия Приходько представляла Россию и пела на украинском языке на московском «Евровидении» 2009 года.
Мои безусловные фавориты на указанной компиляции — «Корабли» Юлии Савичевой и «Лондон-Париж» Иракли. В обеих много от не оправдавшихся надежд моей юности. Самая народная песня — «Шоколадный заяц» покойного Пьера Нарцисса, известного кроме неё своими геополитическими прогнозами. А Лена Темникова и Полина Гагарина в принципе с «Фабрикой звёзд» не ассоциируются — большие оказались певицы, с судьбой.
Что ещё слушать у Максима Фадеева:
Максим Фадеев — «Танцуй на битом стекле», 1991, 4/5
Линда — «Песни тибетских лам», 1994, 5/5
#альбомы_кенотафа #простаков
В своё время меня впечатлила идея великого Андрея Валерьевича Бухарина о «немецком фильтре» в нашей поп-культуре. Актуальные достижения мировой музыки к нам за «железный занавес» поступали долгое время не напрямую, а через ГДР/ФРГ. Синти-поп мы усвоили через Alphaville, Сандру и Modern Talking; даже мода непосредственно на Depeche Mode заимствована у немцев. Куда там Nine Inch Nailes или, тем более, Swans: на русском Rammstein — синоним индастриала. Диско — это Boney M и Dschinghis Khan, а никакая не Донна Саммер. Список можно продолжать очень долго.
А теперь о «Фабрике звёзд». Если вы забыли, как было устроено это реалити-шоу в начале нулевых (моднейший телевизионный жанр эпохи), сейчас напомню: в центре всегда стоял продюсер. Тогда под этим словом скрывался и администратор, и музыкальный идеолог поп-артистов. Первой «Фабрикой звёзд» руководил народный продюсер Игорь Матвиенко. Из примечательных его выпускников отметим, прежде всего, «Фабрику» — женскую группу, которая была попыткой переложить эстетические открытия «Любэ» на язык всё более гламуризирующихся нулевых.
А вот «Фабрика звёзд» весной 2003 года досталась Максиму Фадееву. Он в нашей культуре и был своеобразным фильтром. Люди, имевшие доступ к первоисточникам, и его, и, скажем, советских подпольных рок-музыкантов всегда обвиняли в плагиате и наглых заимствованиях. Я поздравляю этих обвинителей в том, что они могли слушать The Cure в 1987 году и от того же Бухарина в «ОМ» узнать про Portishead. Вся культура развивается через открытия и трансферы, через кальки и переводы — плясать от оригинальности, не учитывающей контекст, глупо. Фадеев занял очень важное место в нашей поп-культуре — между продвинутой аудиторией и, как сейчас принято выражаться, глубинным народом. Актуальные для тех времён трип-хоп, IDM, нью-эйдж, техно-рейв, поп-панк и иже с ними он спрямлял до звучания, которое будет привычно слушателям «Русского радио». Без его участия эта музыка не дошла бы до нашего массового слушателя. (Тут есть вопрос, конечно: можно ли её считать именно той музыкой? Будем считать, что можно. Наивная перерисовка африканским художником Рафаэля не меняет содержание «Мадонны с младенцем».)
Итоговый сборник фадеевской «Фабрики звёзд-2» — это уже спрямлённый самим Фадеевым Фадеев, музыка для тех, кто считал Линду слишком «наркоманской музыкой». И тем не менее, ни до, ни после «Фабрика звёзд» не выглядела и не звучала столь стильно и актуально. Про первую «Фабрику» мы сказали, а что вспомним про третью? С четвёртой два Игоря — Крутой и Николаев, странный дуэт для этого мероприятия — попытались с Тимати и «Бандой» оседлать набиравшую обороты и не схлынувшую до сих пор волну популярности хип-хопа. А про остальные, по сути, и сказать нечего. Ах да, выпускница то ли шестой, то ли седьмой «Фабрики» Анастасия Приходько представляла Россию и пела на украинском языке на московском «Евровидении» 2009 года.
Мои безусловные фавориты на указанной компиляции — «Корабли» Юлии Савичевой и «Лондон-Париж» Иракли. В обеих много от не оправдавшихся надежд моей юности. Самая народная песня — «Шоколадный заяц» покойного Пьера Нарцисса, известного кроме неё своими геополитическими прогнозами. А Лена Темникова и Полина Гагарина в принципе с «Фабрикой звёзд» не ассоциируются — большие оказались певицы, с судьбой.
Что ещё слушать у Максима Фадеева:
Максим Фадеев — «Танцуй на битом стекле», 1991, 4/5
Линда — «Песни тибетских лам», 1994, 5/5
#альбомы_кенотафа #простаков
Kylesa — Spiral Shadow (2010) 5/5
Когда размышляешь о музыке, на которой ты вырос·ла, которая на тебя повлияла и сформировала тебя как личность, легко и приятно обращаться к общепризнанной классике, скажем, синти-попа или панк-рока: тут даже не нужно особо никому ничего объяснять или доказывать. Об альбомах же, не так далеко отстоящих от нас во времени, говорить почему-то сложнее. Будто сам факт, что следующая за названием пластинки в дискографии в скобочках цифра, обозначающая год релиза и начинающаяся с 19…, а не 20…, придаёт записи солидности, что ли. Не говорю уж о том, что 2010-й многим из нас кажется вчерашним днём. Меж тем, несложно проделать простое упражнение: для 2010-го, что отстоит от нас на 14 лет, столь же далёким был 1996-й, и думается, что мало кто тогда осмелился бы оспорить культовый статус Antichrist Superstar Мэрилина Мэнсона, именного альбома Ричарда Дэвида Джеймса, в миру известного как Aphex Twin, или Murder Ballads Ника Кейва и его The Bad Seeds.
Так вот, вышедший в 2010-м пятый студийный альбом саваннской сладж-метал группы Kylesa под заглавием Spiral Shadow — классика. Причём мгновенная, то есть та, о которой сказать так можно было (и хотелось) едва ли не сразу, как в наушниках раздавалось вступление от барабанщиков Карла Макгинли и Тайлера Ньюберри — в каждом канале ритм задавала одна из двух установок. Ну а потом к ним подрубались бас Кори Бархорста и, главное, гитары и вокал основателей и единственных бессменных участников Kylesa Филипа Коупа и Лоры Плезантс. И всё — эту сель, в которой угадывалась школа харкдор-панка и любовь к психоделическому року и постметалу, уже было не остановить: музыка бурлила и тащила за собой. Это была буквально та музыка, которая не только сбежала, но ограбила по пути банк.
Летом 2014 года состоялись первые и пока единственные выступления Kylesa в России (да и вообще, наверное: в 2016-м группа объявила о приостановке деятельности, что в силу разных причин в тот момент казалось равнозначным заявлению о роспуске), и для многих их посетивших, включая автора этих строк, то был один из важнейших и крутейших концертов в жизни. На сцене, помимо двух барабанных установок, поместился ещё и терменвокс, и в раскалённом от июльского зноя душном зале магия Spiral Shadow лилась не в наушники, но со сцены. Музыка обещала, что лучшее будущее ещё возможно. “Pictures of my youth ask if I've become what I wanted to”, — орал Коуп первую строчку Don’t Look Back, а зал подхватывал за Лорой: “Keep moving, don't look back. Keep moving, don't look back”. Так получилось, что pictures of my youth — это в том числе Kylesa, поэтому, вопреки обозначенному мотто, мне хочется оглядываться на тот вечер и помнить его.
Что ещё слушать у Kylesa:
Static Tensions (2009) 4,5/5
Ultraviolet (2013) 4/5
#альбомы_кенотафа #сарханянц
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Когда размышляешь о музыке, на которой ты вырос·ла, которая на тебя повлияла и сформировала тебя как личность, легко и приятно обращаться к общепризнанной классике, скажем, синти-попа или панк-рока: тут даже не нужно особо никому ничего объяснять или доказывать. Об альбомах же, не так далеко отстоящих от нас во времени, говорить почему-то сложнее. Будто сам факт, что следующая за названием пластинки в дискографии в скобочках цифра, обозначающая год релиза и начинающаяся с 19…, а не 20…, придаёт записи солидности, что ли. Не говорю уж о том, что 2010-й многим из нас кажется вчерашним днём. Меж тем, несложно проделать простое упражнение: для 2010-го, что отстоит от нас на 14 лет, столь же далёким был 1996-й, и думается, что мало кто тогда осмелился бы оспорить культовый статус Antichrist Superstar Мэрилина Мэнсона, именного альбома Ричарда Дэвида Джеймса, в миру известного как Aphex Twin, или Murder Ballads Ника Кейва и его The Bad Seeds.
Так вот, вышедший в 2010-м пятый студийный альбом саваннской сладж-метал группы Kylesa под заглавием Spiral Shadow — классика. Причём мгновенная, то есть та, о которой сказать так можно было (и хотелось) едва ли не сразу, как в наушниках раздавалось вступление от барабанщиков Карла Макгинли и Тайлера Ньюберри — в каждом канале ритм задавала одна из двух установок. Ну а потом к ним подрубались бас Кори Бархорста и, главное, гитары и вокал основателей и единственных бессменных участников Kylesa Филипа Коупа и Лоры Плезантс. И всё — эту сель, в которой угадывалась школа харкдор-панка и любовь к психоделическому року и постметалу, уже было не остановить: музыка бурлила и тащила за собой. Это была буквально та музыка, которая не только сбежала, но ограбила по пути банк.
Летом 2014 года состоялись первые и пока единственные выступления Kylesa в России (да и вообще, наверное: в 2016-м группа объявила о приостановке деятельности, что в силу разных причин в тот момент казалось равнозначным заявлению о роспуске), и для многих их посетивших, включая автора этих строк, то был один из важнейших и крутейших концертов в жизни. На сцене, помимо двух барабанных установок, поместился ещё и терменвокс, и в раскалённом от июльского зноя душном зале магия Spiral Shadow лилась не в наушники, но со сцены. Музыка обещала, что лучшее будущее ещё возможно. “Pictures of my youth ask if I've become what I wanted to”, — орал Коуп первую строчку Don’t Look Back, а зал подхватывал за Лорой: “Keep moving, don't look back. Keep moving, don't look back”. Так получилось, что pictures of my youth — это в том числе Kylesa, поэтому, вопреки обозначенному мотто, мне хочется оглядываться на тот вечер и помнить его.
Что ещё слушать у Kylesa:
Static Tensions (2009) 4,5/5
Ultraviolet (2013) 4/5
#альбомы_кенотафа #сарханянц
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Linkin Park — Meteora, 2003 5/5
Как-то запрещённый и признанный иноагентом Борис Гребенщиков, рассказывая о контексте создания материала для «Русского альбома» в начале 1990-х, замечал, что, живя за «железным занавесом» в Ленинграде, он его почти не чувствовал. И хотя дефицит актуальных пластинок, музыкальных журналов и тем более видео присутствовал, БГ ощущал себя живущим в большом мире без границ. А потом он стал ездить с концертами по провинциальным ДК и осознал, что если что-то сейчас актуально в Москве или Ленинграде, то до Астрахани это докатится через три года и ещё в непонятно каком виде.
Наша страна всегда была огромной, а ещё на протяжении долгого времени у неё были проблемы в коммуникациях с внешним миром. Поколения русских людей искусственно были выключены из актуальной культуры. Конечно, были счастливчики, которые слушали The Smiths в 1985 году, но вот двадцатилетний Дмитрий Медведев слушал давно моральной устаревший Deep Purple. И это он жил в Ленинграде, что говорить о более дальних регионах. И только с конца 1980-х этот разрыв между актуальной музыкой и плейлистом основной массы населения стал стремительно схлопываться. Кто-то вместе со сверстниками на Западе слушал альбом Violator, кто-то убегал из дома из-за смерти Кобейна, кто-то рыдал над Zombie. Но только повсеместный интернет окончательно создаст условия для снятия этого разрыва.
Для меня первой музыкой, которую я слушал одновременно с ровесниками во всём мире, стал Linkin Park и их второй альбом Meteora. Он вышел в марте 2003-го, а его CD я впервые послушал через пару-тройку месяцев: муж старшей сестры подсунул нам его с братом. Мой личный «железный занавес» рухнул. Триумф Meteora был таким оглушительным, что я до сих пор воспринимаю Hybrid Theory вторым альбомом группы.
В среде мрачных пятнадцатилетних подростков, к которой, конечно же, принадлежал и я, Linkin Park смогли отодвинуть Rammstein в качестве музыки, которая объясняла изнанку мира. Главным чартом популярности рок-групп тогда были точки продажи пиратского мерча на Центральном рынке города Курска. Бесконечным «Арии» и «Королю и Шуту» пришлось потесниться после выхода Meteora. Чаще всего продавались балахоны с фотографией группы, но кому-то удавалось урвать очень редкую кофту с обложкой альбома.
То были самые большие счастливчики. Обложка с граффитчиком в респираторе стала сугубым культом. Переписывались какие угодно кассеты и диски, но вот Meteora хотелось иметь именно с оригинальной обложкой. А ещё логотип группы было очень легко рисовать на заборах и асфальте, чем я и окружающие занимались с активностью, достойной лучшего применения.
В начале 2004 года всё на том же Центральном рынке на прилавки выкинули Live in Texas — живой концерт группы по мотивам Meteora. Событие было не менее важным, чем выход студийного альбома. Впервые в разговорах о музыке появились сравнительные обсуждения студийного и живого исполнения песен. Ещё добавьте к этому помещённый ближе к концу Meteora инструментал Session, который учил воспринимать рок-музыку без вокала вообще. Тем более воспринимать рок-музыку, где солирующим инструментом стал диджейский пульт с создаваемыми на нём скрэтчами.
В этом смысле Linkin Park, возможно, сыграл огромную роль для примирения в сознании моих сверстников рока и рэпа. От нечего делать подростки выдумали это противостояние, но вот явился Linkin Park и диалектически его снял своим синтезом речитатива и ревущих гитар. Не исключено, что именно от их песен тянется ниточка к тому, что в конце десятых рэп у нас стал окончательно новым роком (конечно, всё было не так односложно, но без влияний LP точно не обошлось в наших палестинах).
И, конечно же, Numb. Когда наконец-то российский кинематограф пережуёт уже 1980-е и 1990-е и начнёт снимать сериалы про начало 2000-х, наше начало 2000-х, то, конечно, финал Meteora — один из основных претендентов на «Пыяла» и «Седую ночь» в тех грядущих саундтреках.
Слушать ещё у Linkin Park:
Hybrid Theory (1999) — 5/5
Minutes to Midnight (2007) — 3,5/5
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Как-то запрещённый и признанный иноагентом Борис Гребенщиков, рассказывая о контексте создания материала для «Русского альбома» в начале 1990-х, замечал, что, живя за «железным занавесом» в Ленинграде, он его почти не чувствовал. И хотя дефицит актуальных пластинок, музыкальных журналов и тем более видео присутствовал, БГ ощущал себя живущим в большом мире без границ. А потом он стал ездить с концертами по провинциальным ДК и осознал, что если что-то сейчас актуально в Москве или Ленинграде, то до Астрахани это докатится через три года и ещё в непонятно каком виде.
Наша страна всегда была огромной, а ещё на протяжении долгого времени у неё были проблемы в коммуникациях с внешним миром. Поколения русских людей искусственно были выключены из актуальной культуры. Конечно, были счастливчики, которые слушали The Smiths в 1985 году, но вот двадцатилетний Дмитрий Медведев слушал давно моральной устаревший Deep Purple. И это он жил в Ленинграде, что говорить о более дальних регионах. И только с конца 1980-х этот разрыв между актуальной музыкой и плейлистом основной массы населения стал стремительно схлопываться. Кто-то вместе со сверстниками на Западе слушал альбом Violator, кто-то убегал из дома из-за смерти Кобейна, кто-то рыдал над Zombie. Но только повсеместный интернет окончательно создаст условия для снятия этого разрыва.
Для меня первой музыкой, которую я слушал одновременно с ровесниками во всём мире, стал Linkin Park и их второй альбом Meteora. Он вышел в марте 2003-го, а его CD я впервые послушал через пару-тройку месяцев: муж старшей сестры подсунул нам его с братом. Мой личный «железный занавес» рухнул. Триумф Meteora был таким оглушительным, что я до сих пор воспринимаю Hybrid Theory вторым альбомом группы.
В среде мрачных пятнадцатилетних подростков, к которой, конечно же, принадлежал и я, Linkin Park смогли отодвинуть Rammstein в качестве музыки, которая объясняла изнанку мира. Главным чартом популярности рок-групп тогда были точки продажи пиратского мерча на Центральном рынке города Курска. Бесконечным «Арии» и «Королю и Шуту» пришлось потесниться после выхода Meteora. Чаще всего продавались балахоны с фотографией группы, но кому-то удавалось урвать очень редкую кофту с обложкой альбома.
То были самые большие счастливчики. Обложка с граффитчиком в респираторе стала сугубым культом. Переписывались какие угодно кассеты и диски, но вот Meteora хотелось иметь именно с оригинальной обложкой. А ещё логотип группы было очень легко рисовать на заборах и асфальте, чем я и окружающие занимались с активностью, достойной лучшего применения.
В начале 2004 года всё на том же Центральном рынке на прилавки выкинули Live in Texas — живой концерт группы по мотивам Meteora. Событие было не менее важным, чем выход студийного альбома. Впервые в разговорах о музыке появились сравнительные обсуждения студийного и живого исполнения песен. Ещё добавьте к этому помещённый ближе к концу Meteora инструментал Session, который учил воспринимать рок-музыку без вокала вообще. Тем более воспринимать рок-музыку, где солирующим инструментом стал диджейский пульт с создаваемыми на нём скрэтчами.
В этом смысле Linkin Park, возможно, сыграл огромную роль для примирения в сознании моих сверстников рока и рэпа. От нечего делать подростки выдумали это противостояние, но вот явился Linkin Park и диалектически его снял своим синтезом речитатива и ревущих гитар. Не исключено, что именно от их песен тянется ниточка к тому, что в конце десятых рэп у нас стал окончательно новым роком (конечно, всё было не так односложно, но без влияний LP точно не обошлось в наших палестинах).
И, конечно же, Numb. Когда наконец-то российский кинематограф пережуёт уже 1980-е и 1990-е и начнёт снимать сериалы про начало 2000-х, наше начало 2000-х, то, конечно, финал Meteora — один из основных претендентов на «Пыяла» и «Седую ночь» в тех грядущих саундтреках.
Слушать ещё у Linkin Park:
Hybrid Theory (1999) — 5/5
Minutes to Midnight (2007) — 3,5/5
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Your Demise — Cold Chillin’ (2013), 4/5
Конец нулевых – начало десятых я провёл на заборе у клуба Plan B на Достоевской возле театра Российской Армии, учась пить водку с яблочным соком и разговаривать с иностранцами. В моде был хардкор, что удачно совпало с моим пубертатом и желанием стать частью какого-нибудь движа — этот, на самом деле, чисто антропологический интерес, ещё до моды быть проклятым обоими лагерями, засветит мою много раз сломанную голову в отчётах о «вражеских концертах» и на «нацивоч», и на «афаскам».
Но теперь лето 2012 в Москве — конечно, меня, известного политического активиста и участника протестов, волнует реальная политика и такая же реальная музыка. Время слушать настоящий, то есть трушный хардкор. Субкультурные разборки уже неинтересны, у реально крутых хардкорщиков в моде чёрный деним, вэнсы олдскул, пятипанельки, околомерчевые шмотки «Дроп Дед» и прочая эстетика suicide girls. Что бы ни говорили в движе про солидарность, то есть юнити, именно эти атрибуты исчерпывающе определяют твою трушность, без каковой рискуешь быть обосранным в ивентах концертов вконтакте — позорно. Понятное дело, у меня этих атрибутов нет ни одного, и даже херовенькой татуировки.
Your Demise — довольно базовая группа из лондонского пригорода, с первым вокалистом Джорджем Нобелем YD играли и выглядели позлее, со вторым, Эдом Макреем, — попопсовее; смена вокалиста сопровождалась похожей на выдуманную историей о том, что Нобель, который был «по крестам», то есть straight edge — проще говоря, навязчиво не пил и не курил, — отпиздил за эти грехи одногруппников. Нобель вообще был похож на парня с завода, а Макрей — на трушного модника из «мотокафе» «Энтузиаст».
И вот Эд Макрей с командой приехали в Москву, где их ждали такие же модники только что со страниц паблика «харкдор свэг» вк. YD собрали полный зал в пару сотен человек, отработали очередь на автографы. А хардкор-модники после фото в обнимку с вокалистом в основном говорили о том, какие же нетрушные эти ребята из лондонского пригорода, продавшиеся за шмотки и начавшие играть коммерцию. Дискурс, конечно, был переводным с прогрессивных западных форумов.
Альбом Cold Chillin’ через год — это истеричный ответ обиженного на весь движ модника Эда Макрея, который делал реально хорошую коммерческую музыку, но вместо празднования солдаутов много сидел в интернете и читал про себя гадости. Он просит: bitch, don’t kill my vibe; признаётся: I’ll let you all know: you drag me down; жалуется: sick of this world, that cares too much; откровенничает: perfectionist to my work - some won’t believe; I’m not from the bottom, but my mind is there. И шлёт проклятия финальной песней — после сбывающегося пока обещания (this is the last song I’ll ever write) речитативом выдаёт:
You got two options in life: do what you love or hate what you do;
I fucking picked both. So nail me to a cross with my middle finger high
As a fuck you to all of you - I did it, and I didn't sell my soul.
Нобель после распада YD собрал оригинальный состав, успешно откатал пару туров со старым материалом и теперь ведёт жизнь нормального работяги: пьёт пивко, гоняет за «Арсенал» и иногда ездит в Азию попинать ногами грушу. Что происходит с Макреем, я не знаю, но почему-то искренне за него переживаю, хотя где-то слышал, что он работает чуть ли не в fashion-индустрии. Его альбомы мне по-прежнему нравятся меньше трушных Нобелевских, но следить за его историей мне надо было внимательнее.
Что ещё слушать у Your Demise:
Blood Stays on the Blade (2008) — 4,5/5
Ignorance Never Dies (2009) — 4,5/5
#альбомы_кенотафа #гафаров
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Конец нулевых – начало десятых я провёл на заборе у клуба Plan B на Достоевской возле театра Российской Армии, учась пить водку с яблочным соком и разговаривать с иностранцами. В моде был хардкор, что удачно совпало с моим пубертатом и желанием стать частью какого-нибудь движа — этот, на самом деле, чисто антропологический интерес, ещё до моды быть проклятым обоими лагерями, засветит мою много раз сломанную голову в отчётах о «вражеских концертах» и на «нацивоч», и на «афаскам».
Но теперь лето 2012 в Москве — конечно, меня, известного политического активиста и участника протестов, волнует реальная политика и такая же реальная музыка. Время слушать настоящий, то есть трушный хардкор. Субкультурные разборки уже неинтересны, у реально крутых хардкорщиков в моде чёрный деним, вэнсы олдскул, пятипанельки, околомерчевые шмотки «Дроп Дед» и прочая эстетика suicide girls. Что бы ни говорили в движе про солидарность, то есть юнити, именно эти атрибуты исчерпывающе определяют твою трушность, без каковой рискуешь быть обосранным в ивентах концертов вконтакте — позорно. Понятное дело, у меня этих атрибутов нет ни одного, и даже херовенькой татуировки.
Your Demise — довольно базовая группа из лондонского пригорода, с первым вокалистом Джорджем Нобелем YD играли и выглядели позлее, со вторым, Эдом Макреем, — попопсовее; смена вокалиста сопровождалась похожей на выдуманную историей о том, что Нобель, который был «по крестам», то есть straight edge — проще говоря, навязчиво не пил и не курил, — отпиздил за эти грехи одногруппников. Нобель вообще был похож на парня с завода, а Макрей — на трушного модника из «мотокафе» «Энтузиаст».
И вот Эд Макрей с командой приехали в Москву, где их ждали такие же модники только что со страниц паблика «харкдор свэг» вк. YD собрали полный зал в пару сотен человек, отработали очередь на автографы. А хардкор-модники после фото в обнимку с вокалистом в основном говорили о том, какие же нетрушные эти ребята из лондонского пригорода, продавшиеся за шмотки и начавшие играть коммерцию. Дискурс, конечно, был переводным с прогрессивных западных форумов.
Альбом Cold Chillin’ через год — это истеричный ответ обиженного на весь движ модника Эда Макрея, который делал реально хорошую коммерческую музыку, но вместо празднования солдаутов много сидел в интернете и читал про себя гадости. Он просит: bitch, don’t kill my vibe; признаётся: I’ll let you all know: you drag me down; жалуется: sick of this world, that cares too much; откровенничает: perfectionist to my work - some won’t believe; I’m not from the bottom, but my mind is there. И шлёт проклятия финальной песней — после сбывающегося пока обещания (this is the last song I’ll ever write) речитативом выдаёт:
You got two options in life: do what you love or hate what you do;
I fucking picked both. So nail me to a cross with my middle finger high
As a fuck you to all of you - I did it, and I didn't sell my soul.
Нобель после распада YD собрал оригинальный состав, успешно откатал пару туров со старым материалом и теперь ведёт жизнь нормального работяги: пьёт пивко, гоняет за «Арсенал» и иногда ездит в Азию попинать ногами грушу. Что происходит с Макреем, я не знаю, но почему-то искренне за него переживаю, хотя где-то слышал, что он работает чуть ли не в fashion-индустрии. Его альбомы мне по-прежнему нравятся меньше трушных Нобелевских, но следить за его историей мне надо было внимательнее.
Что ещё слушать у Your Demise:
Blood Stays on the Blade (2008) — 4,5/5
Ignorance Never Dies (2009) — 4,5/5
#альбомы_кенотафа #гафаров
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Демо — «Солнышко», 1999, 5/5
Март 1999 года. Включен телевизор на второй кнопке — РТР, будущая «Россия». Только что прошли пятичасовые новости, в них, наверное, рассказывалось об обострении вокруг Югославии и преодолении последствий дефолта. Мы с сестрой ждём окончания выпуска — в это время по РТР показывали клипы. За окном синие весенние сумерки, пухнущий от тающего снега чернозём. Мы ждали Алсу или Иванушек International, но вместо них начинается футуристический клип, выдержанный в холодных синих, зелёных и серых цветах. Люди неопределённого пола танцуют на фоне городских построек неопределённого назначения. Красивая вокалистка в куртке из искусственного меха и с очками вместо диадемы поднимается в стеклянном лифте прямиком в будущее, в наступающее третье тысячелетие. Музыка — освежающий ураган, который сносит с ног. Слова тут же запоминаются: «Солнышко в руках, и венок из звёзд в небесах. И с других планет все видят нас. Мне так хорошо с тобой мечтать об этом».
Да, это группа «Демо». И заглавная песня с их первого альбома «Солнышко» — супер-хит богатейшего на них 1999 года.
Сейчас мы проживаем, наверное, четвёртую или пятую итерацию поп-музыки на русском языке в нашей истории после 1991 года — самую неясную. Ещё же недавно карьера исполнителей выглядела так — успешный паблик во «ВКонтакте», выступление на фестивале «Боль» или «Пикнике "Афиши"», вирусный клип на YouTube, мемы в Twitter, приглашение в «Вечерний Ургант». Но за двадцать лет до финала этой модели, которую мы ещё толком не оплакали, была другая, немного подзабытая — продюсерская. Тогда на Руси было много продюсеров — они были средним между администраторами и художественными руководителями. Продюсеры придумывали идеи групп и певцов, а уже под них искали исполнителей во всех смыслах этого слова.
Именно это и сделали некие Вадим Поляков-Мидлер и Дмитрий Постовалов, которые придумали проект, вдохновившись успехом «Руки вверх!» и спрямив в звучании достижения «Русского размера» в деле продвижения в широкие народные массы рейв-культуры. Нашли 17-летнюю студентку МГИМО Сашу Звереву, сняли клип, занесли кому надо на телевидение кассету. В этой истории вообще ничего особенного — такие продюсерские проекты в те годы рождались каждую неделю.
Но с «Демо» случилась магия. «Солнышко» и ещё отмечающая юбилей Христа «2000 лет» стали гимнами нашей встречи нового века и тысячелетия — как тогда говорили, миллениума. А это было непросто. 1999 год — это серебряный век русского рока в лучшей форме с Земфирой*, «Сплином», «Мумий Троллем», а ещё с «Михеем и Джуманджи», «Гостями из будущего», да и вторым местом Алсу на «Евровидении». «Демо», если их и не опережали и укладывали на лопатки, то очевидно вписывалась в общий поток, становились его символом.
История сделала очередной круг, и модные журналы и их читатели стали продвигать идею, что теперь музыку на русском языке слушать не стыдно. А там и «Брат-2» с «мочить в сортире» подтянутся. Спустя ещё несколько лет музыку на русском языке посреди мира нефтегазового розового гламура, «фабрик звёзд» и доступного в интернете формата mp3 снова станет слушать стыдно. И так эти качели будут продолжаться до нынешних времён. Впрочем, основные герои 1999 года все превратности истории переживут, большинство звёзд русского миллениума, несмотря на разные приключения, всё ещё в топе.
А вот «Демо» сдулись быстро. Нет, проект существует в каком-нибудь десятом составе уже четверть века, люди в клубах всё так же приходят на «Солнышко» и «2000 лет». Ничего в этом плохого нет. Просто тогда в 1999-м Провидение на «Демо» возложило миссию, которую они выполнили лучше всех: спеть оптимистичные гимны русской надежды на новый век. Спасибо им за это. Нам же остаётся мужественно вглядываться в нашу темноту. Рано или поздно абсолютно по-штраусовски в кубриковском космосе взойдёт новое «Солнышко». И мы его сразу узнаем.
Что ещё слушать у «Демо»:
ничего
*иноагент
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Март 1999 года. Включен телевизор на второй кнопке — РТР, будущая «Россия». Только что прошли пятичасовые новости, в них, наверное, рассказывалось об обострении вокруг Югославии и преодолении последствий дефолта. Мы с сестрой ждём окончания выпуска — в это время по РТР показывали клипы. За окном синие весенние сумерки, пухнущий от тающего снега чернозём. Мы ждали Алсу или Иванушек International, но вместо них начинается футуристический клип, выдержанный в холодных синих, зелёных и серых цветах. Люди неопределённого пола танцуют на фоне городских построек неопределённого назначения. Красивая вокалистка в куртке из искусственного меха и с очками вместо диадемы поднимается в стеклянном лифте прямиком в будущее, в наступающее третье тысячелетие. Музыка — освежающий ураган, который сносит с ног. Слова тут же запоминаются: «Солнышко в руках, и венок из звёзд в небесах. И с других планет все видят нас. Мне так хорошо с тобой мечтать об этом».
Да, это группа «Демо». И заглавная песня с их первого альбома «Солнышко» — супер-хит богатейшего на них 1999 года.
Сейчас мы проживаем, наверное, четвёртую или пятую итерацию поп-музыки на русском языке в нашей истории после 1991 года — самую неясную. Ещё же недавно карьера исполнителей выглядела так — успешный паблик во «ВКонтакте», выступление на фестивале «Боль» или «Пикнике "Афиши"», вирусный клип на YouTube, мемы в Twitter, приглашение в «Вечерний Ургант». Но за двадцать лет до финала этой модели, которую мы ещё толком не оплакали, была другая, немного подзабытая — продюсерская. Тогда на Руси было много продюсеров — они были средним между администраторами и художественными руководителями. Продюсеры придумывали идеи групп и певцов, а уже под них искали исполнителей во всех смыслах этого слова.
Именно это и сделали некие Вадим Поляков-Мидлер и Дмитрий Постовалов, которые придумали проект, вдохновившись успехом «Руки вверх!» и спрямив в звучании достижения «Русского размера» в деле продвижения в широкие народные массы рейв-культуры. Нашли 17-летнюю студентку МГИМО Сашу Звереву, сняли клип, занесли кому надо на телевидение кассету. В этой истории вообще ничего особенного — такие продюсерские проекты в те годы рождались каждую неделю.
Но с «Демо» случилась магия. «Солнышко» и ещё отмечающая юбилей Христа «2000 лет» стали гимнами нашей встречи нового века и тысячелетия — как тогда говорили, миллениума. А это было непросто. 1999 год — это серебряный век русского рока в лучшей форме с Земфирой*, «Сплином», «Мумий Троллем», а ещё с «Михеем и Джуманджи», «Гостями из будущего», да и вторым местом Алсу на «Евровидении». «Демо», если их и не опережали и укладывали на лопатки, то очевидно вписывалась в общий поток, становились его символом.
История сделала очередной круг, и модные журналы и их читатели стали продвигать идею, что теперь музыку на русском языке слушать не стыдно. А там и «Брат-2» с «мочить в сортире» подтянутся. Спустя ещё несколько лет музыку на русском языке посреди мира нефтегазового розового гламура, «фабрик звёзд» и доступного в интернете формата mp3 снова станет слушать стыдно. И так эти качели будут продолжаться до нынешних времён. Впрочем, основные герои 1999 года все превратности истории переживут, большинство звёзд русского миллениума, несмотря на разные приключения, всё ещё в топе.
А вот «Демо» сдулись быстро. Нет, проект существует в каком-нибудь десятом составе уже четверть века, люди в клубах всё так же приходят на «Солнышко» и «2000 лет». Ничего в этом плохого нет. Просто тогда в 1999-м Провидение на «Демо» возложило миссию, которую они выполнили лучше всех: спеть оптимистичные гимны русской надежды на новый век. Спасибо им за это. Нам же остаётся мужественно вглядываться в нашу темноту. Рано или поздно абсолютно по-штраусовски в кубриковском космосе взойдёт новое «Солнышко». И мы его сразу узнаем.
Что ещё слушать у «Демо»:
ничего
*иноагент
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Republika — Nowe Sytuacje (1983), 5/5
Сибирь ворвалась в наши сердца.
И Антарктида запечатала наши уста.
Не ищите больше теплых зон на картах.
Ледники должны победить нас.
Разбитной польский панк и нью-вейв из начала 1980-х годов. «Новые ситуациииии, новые ориентациииии», — надрывается Гжегож Цеховский. Дебютный альбом польской группы, записанный во время военного положения в Польше, когда в стране шли репрессии, активисты «Солидарности» получали приговоры, а руководство страны пыталось одновременно подавить все возможные беспорядки и избежать внешней интервенции, риск которой был немаленьким. Действительно новая ситуация.
Альбом, впрочем, вышел за пару недель до окончания военного положения. Исторический контекст в нем слышен и читается, но берет он слушателя все же не этим, а той напористостью, энергичностью, с которой ревут гитары польских панков. Абсурдистские стихи Гжегожа Цеховского делают это высказывание еще более мощным.
Цеховский был визионером и стремился сделать все, чтобы группа выделялась в ряду прочих. Черно-белая обложка альбома, черная одежда участников группа, статичность во время выступлений (кажется, не обошлось без влияния Kraftwerk). «Новая ситуация» стала моментальным хитом, ее тут же переиздали англичане, снабдив новым названием «1984» — без особой фантазии, но зато на совсем новую аудиторию.
«Новая ситуация» — это полёт мысли человека в экстремальной ситуации. Его бросает от размышлений об империализме («…мой империализм тебя съест… мой империализм тебя съееееест»), к фантазиям о заморозках и Арктике, от смерти, приходящей в бикини на пляж, к ненависти к уравниловке. Его трясет от одной мысли, что все будет идти по плану («Будет план на сто лет, будет план на сто лет…»).
В чем же спасение? В галлюцинациях и безумии.
Мы лунатики. Все больше лунатиков среди нас.
Что еще слушать у Republika:
1991 (1991) — 4/5
Ostatnia płyta (Последний альбом) (2002) — 3/5
Masakra (Резня) (1998) – 4/5
#альбомы_кенотафа #сенников
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Сибирь ворвалась в наши сердца.
И Антарктида запечатала наши уста.
Не ищите больше теплых зон на картах.
Ледники должны победить нас.
Разбитной польский панк и нью-вейв из начала 1980-х годов. «Новые ситуациииии, новые ориентациииии», — надрывается Гжегож Цеховский. Дебютный альбом польской группы, записанный во время военного положения в Польше, когда в стране шли репрессии, активисты «Солидарности» получали приговоры, а руководство страны пыталось одновременно подавить все возможные беспорядки и избежать внешней интервенции, риск которой был немаленьким. Действительно новая ситуация.
Альбом, впрочем, вышел за пару недель до окончания военного положения. Исторический контекст в нем слышен и читается, но берет он слушателя все же не этим, а той напористостью, энергичностью, с которой ревут гитары польских панков. Абсурдистские стихи Гжегожа Цеховского делают это высказывание еще более мощным.
Цеховский был визионером и стремился сделать все, чтобы группа выделялась в ряду прочих. Черно-белая обложка альбома, черная одежда участников группа, статичность во время выступлений (кажется, не обошлось без влияния Kraftwerk). «Новая ситуация» стала моментальным хитом, ее тут же переиздали англичане, снабдив новым названием «1984» — без особой фантазии, но зато на совсем новую аудиторию.
«Новая ситуация» — это полёт мысли человека в экстремальной ситуации. Его бросает от размышлений об империализме («…мой империализм тебя съест… мой империализм тебя съееееест»), к фантазиям о заморозках и Арктике, от смерти, приходящей в бикини на пляж, к ненависти к уравниловке. Его трясет от одной мысли, что все будет идти по плану («Будет план на сто лет, будет план на сто лет…»).
В чем же спасение? В галлюцинациях и безумии.
Мы лунатики. Все больше лунатиков среди нас.
Что еще слушать у Republika:
1991 (1991) — 4/5
Ostatnia płyta (Последний альбом) (2002) — 3/5
Masakra (Резня) (1998) – 4/5
#альбомы_кенотафа #сенников
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Nautilus Pompilius — «Чужая земля», 1992, 5/5
У этого альбома судьба особенная. Над ним как будто нависают глыбины эпох в истории группы и страны. С одной стороны — перестроечный канон с «Разлукой», «Князем тишины» и «Наугад», с другой — альбомы, песни из которых стали основой саундтрека балабановского «Брата»: «Титаник», «Крылья», «Яблокитай». Наверняка «Чужую землю» не задумывали такой, но другим альбом, записанный зимой 1991–1992 годов, быть просто не мог. В «Чужой земле» сосредоточенно ощущение во времени, когда оттепель в равной степени может обернуться заморозками и паводками, когда сумерки могут перейти и в ночь, и в рассвет.
Если копаться внимательно в дискографиях отечественных и западных групп той эпохи, то бросается в глаза разница восприятия окончания Холодной войны. В Германии — Scorpions с Wind of Change, а в Британии — Pet Shop Boys с Go West. Такое ощущение, что европейцев куда больше пугали ядерной войной в детстве, чем советских граждан, — радости и оптимизма в этих песнях столько, что сейчас их невозможно слушать без улыбки. А вот советские рокеры ответили своим сверстникам беспросветным мрачняком. Ветер перемен заставил Шевчука спеть о предчувствии гражданской войны. В случае «Русского альбома» БГ* апокалиптик-фолк будет самым точным жанровым определением. Кинчев прямолинейно рубил с плеча «Шабашом» и «Смутными днями». Не мы такие, жизнь такая.
Но «Чужая земля» тут стоит особняком. Она одновременно и не похожа на стандартное высказывание о переменах, происходивших в стране, и как будто вбирает все их. Особенность альбома, гениально угаданная автором текстов группы Ильёй Кормильцевым, — переизбыток мистики и мифов в песнях, ведь любая эпоха всегда начинается со сказаний и легенд.
«Монгольская степь» — стремительный, как конница Чингисхана, гимн распутице и неопределённости. Апокрифические «Прогулки по воде» уместно бы звучали на упомянутом «Русском альбоме» рядом с «Никитой Рязанским». «Иван Человеков» знакомил оглядывающегося по сторонам ошарашенного постсоветского человека с Эпиктетом и Марком Аврелием за четверть века до переводных мод на неостоицизм. Из смешных знаков эпохи тут практически юнгерианский «уход в лес» — «На берегу тихой реки», записанный специально под «Ламбаду».
Удивляться приходится только тому, что заглавная песня не стала визитной карточкой для мрачных и угрюмых музыкантов Nautilus Pompilius, кочевавших между Свердловском, ставшим Екатеринбургом, и Ленинградом, ставшим Санкт-Петербургом. Для меня она самая любимая на альбоме. Именно её я включал в наушниках в те тоскливые первые годы студенчества в Москве, когда ездил ночными плацкартами к родителям и обратно. Песня о том, что прошлого уже нет, настоящее убого, от будущего ничего хорошего не ждёшь, и всё-таки, всё-таки «шины шепчут в ночи утешительный бред». И ничего важнее этого посреди дороги в темноте быть не может.
Что ещё слушать у Nautilus Pompilius:
«Разлука», 1986 — 5/5
«Наугад», 1990 — 5/5
«Акустика», 1996 — 5/5
*иноагент
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
У этого альбома судьба особенная. Над ним как будто нависают глыбины эпох в истории группы и страны. С одной стороны — перестроечный канон с «Разлукой», «Князем тишины» и «Наугад», с другой — альбомы, песни из которых стали основой саундтрека балабановского «Брата»: «Титаник», «Крылья», «Яблокитай». Наверняка «Чужую землю» не задумывали такой, но другим альбом, записанный зимой 1991–1992 годов, быть просто не мог. В «Чужой земле» сосредоточенно ощущение во времени, когда оттепель в равной степени может обернуться заморозками и паводками, когда сумерки могут перейти и в ночь, и в рассвет.
Если копаться внимательно в дискографиях отечественных и западных групп той эпохи, то бросается в глаза разница восприятия окончания Холодной войны. В Германии — Scorpions с Wind of Change, а в Британии — Pet Shop Boys с Go West. Такое ощущение, что европейцев куда больше пугали ядерной войной в детстве, чем советских граждан, — радости и оптимизма в этих песнях столько, что сейчас их невозможно слушать без улыбки. А вот советские рокеры ответили своим сверстникам беспросветным мрачняком. Ветер перемен заставил Шевчука спеть о предчувствии гражданской войны. В случае «Русского альбома» БГ* апокалиптик-фолк будет самым точным жанровым определением. Кинчев прямолинейно рубил с плеча «Шабашом» и «Смутными днями». Не мы такие, жизнь такая.
Но «Чужая земля» тут стоит особняком. Она одновременно и не похожа на стандартное высказывание о переменах, происходивших в стране, и как будто вбирает все их. Особенность альбома, гениально угаданная автором текстов группы Ильёй Кормильцевым, — переизбыток мистики и мифов в песнях, ведь любая эпоха всегда начинается со сказаний и легенд.
«Монгольская степь» — стремительный, как конница Чингисхана, гимн распутице и неопределённости. Апокрифические «Прогулки по воде» уместно бы звучали на упомянутом «Русском альбоме» рядом с «Никитой Рязанским». «Иван Человеков» знакомил оглядывающегося по сторонам ошарашенного постсоветского человека с Эпиктетом и Марком Аврелием за четверть века до переводных мод на неостоицизм. Из смешных знаков эпохи тут практически юнгерианский «уход в лес» — «На берегу тихой реки», записанный специально под «Ламбаду».
Удивляться приходится только тому, что заглавная песня не стала визитной карточкой для мрачных и угрюмых музыкантов Nautilus Pompilius, кочевавших между Свердловском, ставшим Екатеринбургом, и Ленинградом, ставшим Санкт-Петербургом. Для меня она самая любимая на альбоме. Именно её я включал в наушниках в те тоскливые первые годы студенчества в Москве, когда ездил ночными плацкартами к родителям и обратно. Песня о том, что прошлого уже нет, настоящее убого, от будущего ничего хорошего не ждёшь, и всё-таки, всё-таки «шины шепчут в ночи утешительный бред». И ничего важнее этого посреди дороги в темноте быть не может.
Что ещё слушать у Nautilus Pompilius:
«Разлука», 1986 — 5/5
«Наугад», 1990 — 5/5
«Акустика», 1996 — 5/5
*иноагент
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
The Streets — Original Pirate Material, 2002, 6/5
Если вы никогда не выходили из дома навстречу погожему весеннему деньку под трек Turn the Page британского музыканта Майка Скиннера, известного по проекту под не самым притязательным (но в этой непритязательности и вся соль) названием The Streets, то еще не поздно начать. В каком-то смысле это чит-код, как выпить кофе после пробежки, ведь альбом, который упомянутый трек открывает, и без того насыщает непобедимым жизнелюбием, так что слушать его полагалось бы в минуты тягостных раздумий. Но ничего не поделать, Original Pirate Material для меня неразрывно связан с победой над зимой, пьянящей вспышкой удалой радости.
That's it, turn the page on the day, walk away
'Cause there's sense in what I say, I'm forty-fifth generation Roman
Альбом вышел в 2002-м, когда британский хип-хоп под названием grime толком даже не оформился — классический лонгплей в этом жанре, Boy In Da Corner артиста Dizzee Rascal, выйдет только спустя год. Все слушали Эминема и никому не было дела до баек бирмингемского гопника в тенниске «Фред Перри» с торчащим воротником. Скиннер докладывал о самой обычной жизни самого обычного британского паренька — ну, выпил пива с чипсами, вышел из паба, подрался с кем-то, провел ночь со случайной девушкой, чуть не влюбился, сходил на футбол, на метро денег не осталось, домой вернулся за полночь.
Простые истории рассказаны под странный аккомпанемент электронной музыки, которая была бы почти танцевальной, если бы не была такой дерганой, — называется 2-step, или speed garage. Ломаные темпы сопровождают меланхолическое, слегка ироничное повествование, что создает удивительный эффект неполного совпадения, легкой погрешности — и это делает альбом абсолютным шедевром еще и по части музыки. Никакой ударной доли в прямую бочку, никакого дуболомного флоу, только расслабленный, непринужденный стиль, отдающий аристократической ленцой.
Kronenbourg, double doves and herbs
Actions speak louder than words
Get fucked up, sat on the kerb, street geezers.
У Майка Скиннера не нашлось подражателей, он не породил собственную школу, но так и остался, возможно, самым гениальным рэп-музыкантом Британии. Разразившийся благодаря успеху артиста Skepta мировой интерес к грайму никак его не затронул. Уже первым альбомом он поднялся на недосягаемую высоту, играючи создал классику. Гай Ричи говорил, что мужчинам надобно отвоевывать право наряжаться, что надевать костюм — это как облачаться в доспехи. Примерно то же чувство сообщает и Original Pirate Material, а еще — головокружительное ощущение, будто снарядился на какую-то авантюру, хотя на самом деле просто вышел из дома в погожий весенний денек.
Geezers need excitement
If their lives don't provide 'em this, they incite violence
Common sense, simple common sense
Что еще слушать у The Streets:
A Grand Don’t Come For Free, 2004 — 5/5
Everything Is Borrowed, 2008 — 4/5
Computers And Blues, 2011 — 4/5
#альбомы_кенотафа #сперанский
Если вы никогда не выходили из дома навстречу погожему весеннему деньку под трек Turn the Page британского музыканта Майка Скиннера, известного по проекту под не самым притязательным (но в этой непритязательности и вся соль) названием The Streets, то еще не поздно начать. В каком-то смысле это чит-код, как выпить кофе после пробежки, ведь альбом, который упомянутый трек открывает, и без того насыщает непобедимым жизнелюбием, так что слушать его полагалось бы в минуты тягостных раздумий. Но ничего не поделать, Original Pirate Material для меня неразрывно связан с победой над зимой, пьянящей вспышкой удалой радости.
That's it, turn the page on the day, walk away
'Cause there's sense in what I say, I'm forty-fifth generation Roman
Альбом вышел в 2002-м, когда британский хип-хоп под названием grime толком даже не оформился — классический лонгплей в этом жанре, Boy In Da Corner артиста Dizzee Rascal, выйдет только спустя год. Все слушали Эминема и никому не было дела до баек бирмингемского гопника в тенниске «Фред Перри» с торчащим воротником. Скиннер докладывал о самой обычной жизни самого обычного британского паренька — ну, выпил пива с чипсами, вышел из паба, подрался с кем-то, провел ночь со случайной девушкой, чуть не влюбился, сходил на футбол, на метро денег не осталось, домой вернулся за полночь.
Простые истории рассказаны под странный аккомпанемент электронной музыки, которая была бы почти танцевальной, если бы не была такой дерганой, — называется 2-step, или speed garage. Ломаные темпы сопровождают меланхолическое, слегка ироничное повествование, что создает удивительный эффект неполного совпадения, легкой погрешности — и это делает альбом абсолютным шедевром еще и по части музыки. Никакой ударной доли в прямую бочку, никакого дуболомного флоу, только расслабленный, непринужденный стиль, отдающий аристократической ленцой.
Kronenbourg, double doves and herbs
Actions speak louder than words
Get fucked up, sat on the kerb, street geezers.
У Майка Скиннера не нашлось подражателей, он не породил собственную школу, но так и остался, возможно, самым гениальным рэп-музыкантом Британии. Разразившийся благодаря успеху артиста Skepta мировой интерес к грайму никак его не затронул. Уже первым альбомом он поднялся на недосягаемую высоту, играючи создал классику. Гай Ричи говорил, что мужчинам надобно отвоевывать право наряжаться, что надевать костюм — это как облачаться в доспехи. Примерно то же чувство сообщает и Original Pirate Material, а еще — головокружительное ощущение, будто снарядился на какую-то авантюру, хотя на самом деле просто вышел из дома в погожий весенний денек.
Geezers need excitement
If their lives don't provide 'em this, they incite violence
Common sense, simple common sense
Что еще слушать у The Streets:
A Grand Don’t Come For Free, 2004 — 5/5
Everything Is Borrowed, 2008 — 4/5
Computers And Blues, 2011 — 4/5
#альбомы_кенотафа #сперанский
Сергей Простаков продолжает свою автофикшн-эпопею «Подшивка к личному делу», в которой вспоминает СМИ, медиа, шоу, которые сформировали его как личность. Сегодня — журнал Rolling Stone.
О нём я впервые узнал в каком-то американском фильме о золотом веке рок-н-ролла. Герой ехал с хиппи на какой-нибудь Вудсток и читал Rolling Stone. Название запомнилось — было очень похоже на название группы. Подумалось: странно, что в одно и то же время два проекта назвали настолько похоже.
И вот уже 11 класс. Я учусь в Лицее-интернате №1 города Курска и живу в общежитии. Там же учился, но в 10 классе, парень по имени Максим. Он был прошаренным в истории рок-музыки, у него в комнате висел огромный плакат с Кобейном. И вот однажды он принёс журнал Rolling Stone — оказывается, он с недавних пор издаётся в России. Сам я тогда журнал не покупал, но прочитал все выпуски, имевшиеся у Максима. Из того периода чтения запомнились, прежде всего, колонка с той самой интерпретацией Дугиным песни «Зеленоглазое такси» и колонка Сергея Шнурова о том, что он не понимает, зачем заниматься экстремальным спортом россиянам, когда достаточно на улице просто порамсить с любым милиционером.
А потом я поступил в Москву в Высшую школу экономики и стал покупать Rolling Stone выпуск за выпуском вплоть до 2013 года, до самого закрытия. Из бумажных изданий так долго и так регулярно я читал только Rolling Stone.
Но сказать, что это была любовь, я не могу. Возможно, я был очарован первым периодом существования журнала, когда он писал преимущественно про рок-музыку. А потом главным редактором стал Александр Кондуков (со всем уважением), и чтение журнала стало пыткой. В нём было где-то две трети переводных материалов про подзабытых патриархов Голливуда, недовольных состоянием современной культуры, и интервью каких-то американских певичек типа Кеши, которых сейчас никто не помнит и не знает, а тогда их выносили на обложку. Я открывал журнал и не понимал, про кого всё это и для кого.
Но всё равно продолжал его покупать, месяц за месяцем. Потому что надеялся, что наконец-то там появится материал про кого-то мне интересного. Может быть, даже и переводной, но хотя бы про группу Interpol. Но, конечно, нет.
Главной же причиной продолжать покупать журнал стала рубрика с рецензиями на альбомы в конце. Далеко не все из них я тут же бросался слушать, но для меня это был на протяжении лет восьми главный источник новостей о релизах. Ну и, конечно, рубрика «Зал славы. Лучшие альбомы всех времён и народов», в которой авторы журнала писали рецензии на уже ставшие классикой пластинки, а Виктор Меламед делал к ним иллюстрации. Вот те небольшие статейки стали для меня настоящей школой музыкального вкуса. Но музыка — это музыка. Ещё я по тем рецензиями учился писать. До сих пор формулировки оттуда встречаются в моих текстах — ничего не могу с собой поделать. Отдельно из авторов рубрики я выделял Андрея Валерьевича Бухарина — вот им отобранные альбомы моментально становились моими любимыми.
Пройдя девять кругов ада российской медийки, я решил участвовать в «Кенотафе» ради рубрики #альбомы_кенотафа, ведь в «нормальных медиа» мне так и не довелось поделиться с вами своим мнением о любимых альбомах.
В позднем Rolling Stone я отдельно выделял Евгения Левковича, который на каком-то этапе стал писать статьи об оппозиционной российской политике. От него я, например, впервые узнал о деятельности будущих живых и мёртвых фигурантов реестра террористов и экстремистов, изучал подробности дела БОРН и тактической задумки «Стратегии-31». И меня это так увлекало, я начал этим деятельно интересоваться. Вот теперь понятно, кто мне поломал жизнь…
…Но не будем о грустном. Год назад я увидел, что Кондуков опубликовал огромный лонгрид про «Король и Шут». И подумалось мне: стоило ли годами ставить на обложки Леди Гагу, Рианну, Кейти Перри и прочих Бейонсе, чтобы в итоге всё равно писать про народного кумира Горшка?
#простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
О нём я впервые узнал в каком-то американском фильме о золотом веке рок-н-ролла. Герой ехал с хиппи на какой-нибудь Вудсток и читал Rolling Stone. Название запомнилось — было очень похоже на название группы. Подумалось: странно, что в одно и то же время два проекта назвали настолько похоже.
И вот уже 11 класс. Я учусь в Лицее-интернате №1 города Курска и живу в общежитии. Там же учился, но в 10 классе, парень по имени Максим. Он был прошаренным в истории рок-музыки, у него в комнате висел огромный плакат с Кобейном. И вот однажды он принёс журнал Rolling Stone — оказывается, он с недавних пор издаётся в России. Сам я тогда журнал не покупал, но прочитал все выпуски, имевшиеся у Максима. Из того периода чтения запомнились, прежде всего, колонка с той самой интерпретацией Дугиным песни «Зеленоглазое такси» и колонка Сергея Шнурова о том, что он не понимает, зачем заниматься экстремальным спортом россиянам, когда достаточно на улице просто порамсить с любым милиционером.
А потом я поступил в Москву в Высшую школу экономики и стал покупать Rolling Stone выпуск за выпуском вплоть до 2013 года, до самого закрытия. Из бумажных изданий так долго и так регулярно я читал только Rolling Stone.
Но сказать, что это была любовь, я не могу. Возможно, я был очарован первым периодом существования журнала, когда он писал преимущественно про рок-музыку. А потом главным редактором стал Александр Кондуков (со всем уважением), и чтение журнала стало пыткой. В нём было где-то две трети переводных материалов про подзабытых патриархов Голливуда, недовольных состоянием современной культуры, и интервью каких-то американских певичек типа Кеши, которых сейчас никто не помнит и не знает, а тогда их выносили на обложку. Я открывал журнал и не понимал, про кого всё это и для кого.
Но всё равно продолжал его покупать, месяц за месяцем. Потому что надеялся, что наконец-то там появится материал про кого-то мне интересного. Может быть, даже и переводной, но хотя бы про группу Interpol. Но, конечно, нет.
Главной же причиной продолжать покупать журнал стала рубрика с рецензиями на альбомы в конце. Далеко не все из них я тут же бросался слушать, но для меня это был на протяжении лет восьми главный источник новостей о релизах. Ну и, конечно, рубрика «Зал славы. Лучшие альбомы всех времён и народов», в которой авторы журнала писали рецензии на уже ставшие классикой пластинки, а Виктор Меламед делал к ним иллюстрации. Вот те небольшие статейки стали для меня настоящей школой музыкального вкуса. Но музыка — это музыка. Ещё я по тем рецензиями учился писать. До сих пор формулировки оттуда встречаются в моих текстах — ничего не могу с собой поделать. Отдельно из авторов рубрики я выделял Андрея Валерьевича Бухарина — вот им отобранные альбомы моментально становились моими любимыми.
Пройдя девять кругов ада российской медийки, я решил участвовать в «Кенотафе» ради рубрики #альбомы_кенотафа, ведь в «нормальных медиа» мне так и не довелось поделиться с вами своим мнением о любимых альбомах.
В позднем Rolling Stone я отдельно выделял Евгения Левковича, который на каком-то этапе стал писать статьи об оппозиционной российской политике. От него я, например, впервые узнал о деятельности будущих живых и мёртвых фигурантов реестра террористов и экстремистов, изучал подробности дела БОРН и тактической задумки «Стратегии-31». И меня это так увлекало, я начал этим деятельно интересоваться. Вот теперь понятно, кто мне поломал жизнь…
…Но не будем о грустном. Год назад я увидел, что Кондуков опубликовал огромный лонгрид про «Король и Шут». И подумалось мне: стоило ли годами ставить на обложки Леди Гагу, Рианну, Кейти Перри и прочих Бейонсе, чтобы в итоге всё равно писать про народного кумира Горшка?
#простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
The Crow: Original Motion Picture Soundtrack
Летом выходит новая экранизация «Ворона» — готического комикс-хита Джеймса О’Барра о рок-музыканте, вернувшемся с того света, чтобы жестоко отомстить за убийство любимой девушки. Своего главного героя О’Барр срисовал с иконы готик-рока Питера Мёрфи, однако культовый статус «Ворону» сотворило не это и даже не первая экранизация 1994 года как таковая, но две связанных с фильмом Алекса Пройаса вещи. Во-первых, на съёмках трагически погиб исполнитель главной роли Брэндон Ли: револьвер, из которого в него стреляли в одной из последних сцен — а все трюки сын легендарного мастера восточных боевых искусств, разумеется, исполнял сам, — оказался заряжен не холостыми, и актёра буквально застрелили на площадке за пару дней до окончания постановки. А во-вторых, у «Ворона» Пройаса просто роскошнейший саундтрек.
The Cure и Violent Femmes, Pantera и The Jesus and Mary Chain, Stone Temple Pilots и Rage Against the Machine, Трент Резнор перепевает песню Joy Division, а Генри Роллинз — Алана Веги, прямо в фильм встроены выступления Medicine и My Life with the Thrill Kill Kult (часть действия происходит в клубе), звучат готик-рок и гранж, рэп и электроклэш, индастриал и шугейз, блюз… Да, спустя 30 лет сам «Ворон» выглядит наивной и простоватой картиной, но сборник с песнями, которые звучат в продолжение этих часа и сорока минут, великолепен от первой до последней секунды — так, что не хочется выключать титры.
#альбомы_кенотафа #сарханянц
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Летом выходит новая экранизация «Ворона» — готического комикс-хита Джеймса О’Барра о рок-музыканте, вернувшемся с того света, чтобы жестоко отомстить за убийство любимой девушки. Своего главного героя О’Барр срисовал с иконы готик-рока Питера Мёрфи, однако культовый статус «Ворону» сотворило не это и даже не первая экранизация 1994 года как таковая, но две связанных с фильмом Алекса Пройаса вещи. Во-первых, на съёмках трагически погиб исполнитель главной роли Брэндон Ли: револьвер, из которого в него стреляли в одной из последних сцен — а все трюки сын легендарного мастера восточных боевых искусств, разумеется, исполнял сам, — оказался заряжен не холостыми, и актёра буквально застрелили на площадке за пару дней до окончания постановки. А во-вторых, у «Ворона» Пройаса просто роскошнейший саундтрек.
The Cure и Violent Femmes, Pantera и The Jesus and Mary Chain, Stone Temple Pilots и Rage Against the Machine, Трент Резнор перепевает песню Joy Division, а Генри Роллинз — Алана Веги, прямо в фильм встроены выступления Medicine и My Life with the Thrill Kill Kult (часть действия происходит в клубе), звучат готик-рок и гранж, рэп и электроклэш, индастриал и шугейз, блюз… Да, спустя 30 лет сам «Ворон» выглядит наивной и простоватой картиной, но сборник с песнями, которые звучат в продолжение этих часа и сорока минут, великолепен от первой до последней секунды — так, что не хочется выключать титры.
#альбомы_кенотафа #сарханянц
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
АукцЫон — Птица, 1993, 5/5
А война, ну, что война?
Так заведено.
7 и 14 июня 1956 года с полигона Капустин Яр на ракете Р-1Е в космос отправлялись собаки Козявка и Альбина. Полеты были благополучны, животные выжили и вернулись. Врачи оба раза отмечали, что у собак была индивидуальная реакция на стресс. У одной в каждом из полетов был учащенный пульс, а у другой — более редкий. В остальном все было хорошо.
Седьмой, седьмой, отвечай, седьмой, я тебя не слышу,
Почему молчишь?
На стресс и исторические времена все реагируют по-разному. Многие замирают, пораженные трагическими событиями. Или думают лишь о том, как выжить в годину перемен. Или погибают. А на кого-то в этот момент снисходит Божья благодать, и они создают свои самые важные работы. В грозовой первый год Первой мировой и обрушения старого мира Франц Кафка написал «Процесс». Сент-Экзюпери, перебравшись в 1940 году из оккупированной Франции в Нью-Йорк, пишет «Маленького принца». Группа «АукцЫон» в первый день августовского путча в 1991 году начинает создавать то, что позднее составит альбом «Птица», а закончит это делать за несколько дней до путча в октябре 1993 года.
О, зона!
Ожидает напряжённо
Родниковая.
Мир горит. Ну горит и ладно, а жизнь идёт. Такое ощущение от «Птицы» было всегда у меня — и это тот случай, когда оно ничего не стоит. Альбомы «АукцЫона» таковы, что у каждого в голове складывается свой образ и текст. Иногда пристаешь к одному берегу, порой — к другому. Подчас здесь становится страшно, как в конце песни «Глаза». А потом весело.
Прятаться поздно, не прятаться поздно.
С днем рождения!
Но чаще здесь неизъяснимо грустно и больно; печаль светлая. Как будто тебя в детстве поцеловали перед сном в макушку — а ты в этот же момент остро ощутил, что этот момент больше никогда в жизни не повторится. И стало больно.
Что ещё слушать у «АукцЫона»:
Как я стал предателем (1989) — 5/5
Девушки поют (2007) — 3/5
Жопа (1990) — 4/5
#альбомы_кенотафа #сенников
А война, ну, что война?
Так заведено.
7 и 14 июня 1956 года с полигона Капустин Яр на ракете Р-1Е в космос отправлялись собаки Козявка и Альбина. Полеты были благополучны, животные выжили и вернулись. Врачи оба раза отмечали, что у собак была индивидуальная реакция на стресс. У одной в каждом из полетов был учащенный пульс, а у другой — более редкий. В остальном все было хорошо.
Седьмой, седьмой, отвечай, седьмой, я тебя не слышу,
Почему молчишь?
На стресс и исторические времена все реагируют по-разному. Многие замирают, пораженные трагическими событиями. Или думают лишь о том, как выжить в годину перемен. Или погибают. А на кого-то в этот момент снисходит Божья благодать, и они создают свои самые важные работы. В грозовой первый год Первой мировой и обрушения старого мира Франц Кафка написал «Процесс». Сент-Экзюпери, перебравшись в 1940 году из оккупированной Франции в Нью-Йорк, пишет «Маленького принца». Группа «АукцЫон» в первый день августовского путча в 1991 году начинает создавать то, что позднее составит альбом «Птица», а закончит это делать за несколько дней до путча в октябре 1993 года.
О, зона!
Ожидает напряжённо
Родниковая.
Мир горит. Ну горит и ладно, а жизнь идёт. Такое ощущение от «Птицы» было всегда у меня — и это тот случай, когда оно ничего не стоит. Альбомы «АукцЫона» таковы, что у каждого в голове складывается свой образ и текст. Иногда пристаешь к одному берегу, порой — к другому. Подчас здесь становится страшно, как в конце песни «Глаза». А потом весело.
Прятаться поздно, не прятаться поздно.
С днем рождения!
Но чаще здесь неизъяснимо грустно и больно; печаль светлая. Как будто тебя в детстве поцеловали перед сном в макушку — а ты в этот же момент остро ощутил, что этот момент больше никогда в жизни не повторится. И стало больно.
Что ещё слушать у «АукцЫона»:
Как я стал предателем (1989) — 5/5
Девушки поют (2007) — 3/5
Жопа (1990) — 4/5
#альбомы_кенотафа #сенников
Laibach — Opus Dei (1987) — 5/5
Интересно, как будет по-словенски «зиганул»?
В наши дни, когда читаешь иных музыкальных критиков, сложно отделаться от мысли, что чувство юмора — поколенческая штука. Сейчас бы группа Laibach заведомо была невозможна по обе стороны линии соприкосновения. Нашлись бы те, кто принял сценический образ музыкантов за чистую монету, но ещё больше было бы тех, кого музыканты оскорбили. Впрочем, последних всегда было много, и поездка Laibach в Пхеньян в 2015 году стала поводом для не одной глубокомысленной колонки о том, что нельзя подыгрывать тоталитарному режиму и ехать туда, где творится ад.
Но пока до этого далеко. Мы с вами в Югославии восьмидесятых годов прошлого века. В начале десятилетия умер Иосип Броз Тито, к власти в Белграде приходят его наследники. И первое время кажется, что всё идёт по-прежнему, то есть по особому югославскому сценарию: страна научилась во времена Холодной войны держаться наособицу, быть партнёром для Запада и Востока, а заодно вести собственную успешную игру. Внутри же страны годами тянулось подобие управляемой «оттепели», не переходящей дозволенных границ. До поры до времени.
Музыканты из Laibach, живя в самой северной югославской республике Словения, на самом перекрёстке между германским, славянским и романским миром, между коммунизмом и капитализмом, между итальянским фашизмом, немецким нацизмом и коммунистическим тоталитаризмом, остро ощущали их диалектическую природу. Вектор группы: тоталитаризм — не эксцесс XX века, а антропологическое правило, его можно встретить и разоблачить везде. Но вместо воинствующего белого пальто они надели нацистский китель, на месте рун блистали супрематические кресты Малевича. Остроумное и глубокое решение.
Спустя много лет в другой части Европы в таком же запрещённом фильме «Капитан Волкогонов бежал» Натальи Меркуловой и Алексея Чупова о нашем 1937 годе целые кварталы Петербурга расписали Малевичем и Лисицким, а не Бродским и Герасимовым. Ну и правильно: русский авангард в деле строительство тоталитаризма поучаствовал уж точно не меньше.
В словенскую щель железного занавеса рано задули ветра больших перемен. И уже в 1986 году Laibach подписал британский лейбл Mute, где уже выпускали свои альбомы Depeche Mode и Einstürzende Neubauten. И в эту компанию экзотические словенцы вписались идеально.
Opus Dei 1987 года — эталон стиля группы. Единственное, что реально может человек противопоставить своему неумению жить с осознанной свободой, — это ирония. Во всяком случае, можно и нужно выстёбывать любую доктрину, которая требует к себе исключительно серьёзного отношения. Opus Dei тут до сих пор непревзойдённый образец искусства. В нём индастриал скрещивается чуть ли не со стендапом. Мастерская находка группы — каверы на актуальные поп-хиты. И если кавер на Life is Life известен, возможно, лучше оригинала, то вот версию One Vision группы Queen нужно ещё на пластинке постараться найти. Ещё один остроумный ход: у любого беззубого поп-хита всегда есть мрачная тёмная сторона. Как у любого благого начинания.
Собственно, с тех пор Laibach к своему творчеству не добавили ничего принципиально нового. Всё та же ирония, всё то же остроумие, вдумчивая отстранённость и вненаходимость на протяжении десятилетий. И это во времена, когда происходят геноциды, сохраняется гендерное и расовое неравенство, строится цифровой ГУЛАГ, происходит потепление климата, растёт число политзеков, и никто не донатит на благие дела. Почему Laibach до сих пор внятно не сформулировали своей концепции?!
Что ещё слушать у Laibach:
Let It Be (1988) — 4/5
Wat (2000) — 5/5
Spectre (2014) — 5/5
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Интересно, как будет по-словенски «зиганул»?
В наши дни, когда читаешь иных музыкальных критиков, сложно отделаться от мысли, что чувство юмора — поколенческая штука. Сейчас бы группа Laibach заведомо была невозможна по обе стороны линии соприкосновения. Нашлись бы те, кто принял сценический образ музыкантов за чистую монету, но ещё больше было бы тех, кого музыканты оскорбили. Впрочем, последних всегда было много, и поездка Laibach в Пхеньян в 2015 году стала поводом для не одной глубокомысленной колонки о том, что нельзя подыгрывать тоталитарному режиму и ехать туда, где творится ад.
Но пока до этого далеко. Мы с вами в Югославии восьмидесятых годов прошлого века. В начале десятилетия умер Иосип Броз Тито, к власти в Белграде приходят его наследники. И первое время кажется, что всё идёт по-прежнему, то есть по особому югославскому сценарию: страна научилась во времена Холодной войны держаться наособицу, быть партнёром для Запада и Востока, а заодно вести собственную успешную игру. Внутри же страны годами тянулось подобие управляемой «оттепели», не переходящей дозволенных границ. До поры до времени.
Музыканты из Laibach, живя в самой северной югославской республике Словения, на самом перекрёстке между германским, славянским и романским миром, между коммунизмом и капитализмом, между итальянским фашизмом, немецким нацизмом и коммунистическим тоталитаризмом, остро ощущали их диалектическую природу. Вектор группы: тоталитаризм — не эксцесс XX века, а антропологическое правило, его можно встретить и разоблачить везде. Но вместо воинствующего белого пальто они надели нацистский китель, на месте рун блистали супрематические кресты Малевича. Остроумное и глубокое решение.
Спустя много лет в другой части Европы в таком же запрещённом фильме «Капитан Волкогонов бежал» Натальи Меркуловой и Алексея Чупова о нашем 1937 годе целые кварталы Петербурга расписали Малевичем и Лисицким, а не Бродским и Герасимовым. Ну и правильно: русский авангард в деле строительство тоталитаризма поучаствовал уж точно не меньше.
В словенскую щель железного занавеса рано задули ветра больших перемен. И уже в 1986 году Laibach подписал британский лейбл Mute, где уже выпускали свои альбомы Depeche Mode и Einstürzende Neubauten. И в эту компанию экзотические словенцы вписались идеально.
Opus Dei 1987 года — эталон стиля группы. Единственное, что реально может человек противопоставить своему неумению жить с осознанной свободой, — это ирония. Во всяком случае, можно и нужно выстёбывать любую доктрину, которая требует к себе исключительно серьёзного отношения. Opus Dei тут до сих пор непревзойдённый образец искусства. В нём индастриал скрещивается чуть ли не со стендапом. Мастерская находка группы — каверы на актуальные поп-хиты. И если кавер на Life is Life известен, возможно, лучше оригинала, то вот версию One Vision группы Queen нужно ещё на пластинке постараться найти. Ещё один остроумный ход: у любого беззубого поп-хита всегда есть мрачная тёмная сторона. Как у любого благого начинания.
Собственно, с тех пор Laibach к своему творчеству не добавили ничего принципиально нового. Всё та же ирония, всё то же остроумие, вдумчивая отстранённость и вненаходимость на протяжении десятилетий. И это во времена, когда происходят геноциды, сохраняется гендерное и расовое неравенство, строится цифровой ГУЛАГ, происходит потепление климата, растёт число политзеков, и никто не донатит на благие дела. Почему Laibach до сих пор внятно не сформулировали своей концепции?!
Что ещё слушать у Laibach:
Let It Be (1988) — 4/5
Wat (2000) — 5/5
Spectre (2014) — 5/5
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
«Тараканы!» — «Страх и ненависть», 2002 5/5
Поп-панк претендует на статус худшей музыки в мире, а русский поп-панк — сущность, находящаяся за гранью добра и зла.
Но пятый альбом «Тараканов» стоит в этом жанре особняком. На нём Дмитрий Спирин уже повзрослел — как-никак, десять лет назад десятый класс, но ещё не потерял окончательно задора и самоиронии.
Как любой панк-альбом, особенно вдохновленный пережёвыванием стилистических открытий ранних Ramones, «Страх и ненависть» — быстрая и автоматная очередь, выпущенная прямо в цель.
По этим песням в нужной дозировке разлиты ярость и неймдропинг, социальная критика и экзистенциальные терзания, приметы времени и поклоны классике, философские изыскания и стёб (что-то подобное в 2018 году получилось у Монеточки на «Раскрасках для взрослых»). Для устоявшегося в 2002 году лайнапа фестиваля «Нашествия» эти песни звучали абсолютно нездешне.
«Тараканы!» эталонно высказались о школе, пополнив канон песен для выпускного вечера в средней школе. 500 дней после детства вся жизнь изнемогает от скрытого в ней многообразия возможностей: вот он на фото — десятый «А». Но лирический герой уже знает, что скоро всех жизнь возьмёт в оборот. Правды ради, надо сказать, что «Пилот» что-то такое же пытался сформулировать в песне «В подвенечном». Но там, где у Кнабенгофа неизбывная тоска, свойственная завершению любой большой эпохи в жизни, у Спирина — репинский «Крестный ход в Курской губернии», полотно о пореформенной России: менты, наркоманы, инвалиды Первой чеченской.
«Русский рок» — идеальное постмодернистское высказывание. Когда послушаете оригинал, очень рекомендую регги-переосмысление этой песни с альбома «Тараканов» Unplugged Unlimited 2008 года. На «Страхе и ненависти» воспитанный на западной музыке с Горбушки Спирин зло иронизировал над желанием ровесников следовать за лауреатами фестиваля Ленинградского рок-клуба-85, а не за героями «Прошу, убей меня!». Спустя шесть лет Спирин выносит приговор уже таким, как он: «Но рано или поздно, поздно или рано Юлианыч всё равно поборет Нирвану, Юлианыч всё равно поборет Оэзис, Юлианыч поборет Рэд Хот Чилли Пепперс». Cейчас Спирин превратился уже в бледную тень даже не Шевчука времён «Маршей несогласных», а Михаила Борзыкина той же легендарной эпохи. Тут есть над чем подумать.
Ещё хорошо состарился кавер на «Ва-Банк» «Сашенька». Организуйте, пожалуйста, разговор Александра Скляра и Дмитрия Спирина о судьбе о панк-рока в России. Как не получится? А что случилось? Но вообще, это ещё один довод, доказывающий правоту Мао Цзэдуна образца 1949 года: слишком рано делать выводы.
Их мы делать и не будем. Просто в очередной раз грустно улыбнёмся тому, какой прекрасной эпохой в нашей музыке были несколько блистательных лет между дефолтом и вторым сроком.
Что ещё слушать у «Тараканов»:
«Попкорм (Мы научили мир сосать)» — 4/5, 1998
«Властелин вселенной» — 3,5/5, 2006
«Бой до дыр» — 4/5, 2009
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Поп-панк претендует на статус худшей музыки в мире, а русский поп-панк — сущность, находящаяся за гранью добра и зла.
Но пятый альбом «Тараканов» стоит в этом жанре особняком. На нём Дмитрий Спирин уже повзрослел — как-никак, десять лет назад десятый класс, но ещё не потерял окончательно задора и самоиронии.
Как любой панк-альбом, особенно вдохновленный пережёвыванием стилистических открытий ранних Ramones, «Страх и ненависть» — быстрая и автоматная очередь, выпущенная прямо в цель.
По этим песням в нужной дозировке разлиты ярость и неймдропинг, социальная критика и экзистенциальные терзания, приметы времени и поклоны классике, философские изыскания и стёб (что-то подобное в 2018 году получилось у Монеточки на «Раскрасках для взрослых»). Для устоявшегося в 2002 году лайнапа фестиваля «Нашествия» эти песни звучали абсолютно нездешне.
«Тараканы!» эталонно высказались о школе, пополнив канон песен для выпускного вечера в средней школе. 500 дней после детства вся жизнь изнемогает от скрытого в ней многообразия возможностей: вот он на фото — десятый «А». Но лирический герой уже знает, что скоро всех жизнь возьмёт в оборот. Правды ради, надо сказать, что «Пилот» что-то такое же пытался сформулировать в песне «В подвенечном». Но там, где у Кнабенгофа неизбывная тоска, свойственная завершению любой большой эпохи в жизни, у Спирина — репинский «Крестный ход в Курской губернии», полотно о пореформенной России: менты, наркоманы, инвалиды Первой чеченской.
«Русский рок» — идеальное постмодернистское высказывание. Когда послушаете оригинал, очень рекомендую регги-переосмысление этой песни с альбома «Тараканов» Unplugged Unlimited 2008 года. На «Страхе и ненависти» воспитанный на западной музыке с Горбушки Спирин зло иронизировал над желанием ровесников следовать за лауреатами фестиваля Ленинградского рок-клуба-85, а не за героями «Прошу, убей меня!». Спустя шесть лет Спирин выносит приговор уже таким, как он: «Но рано или поздно, поздно или рано Юлианыч всё равно поборет Нирвану, Юлианыч всё равно поборет Оэзис, Юлианыч поборет Рэд Хот Чилли Пепперс». Cейчас Спирин превратился уже в бледную тень даже не Шевчука времён «Маршей несогласных», а Михаила Борзыкина той же легендарной эпохи. Тут есть над чем подумать.
Ещё хорошо состарился кавер на «Ва-Банк» «Сашенька». Организуйте, пожалуйста, разговор Александра Скляра и Дмитрия Спирина о судьбе о панк-рока в России. Как не получится? А что случилось? Но вообще, это ещё один довод, доказывающий правоту Мао Цзэдуна образца 1949 года: слишком рано делать выводы.
Их мы делать и не будем. Просто в очередной раз грустно улыбнёмся тому, какой прекрасной эпохой в нашей музыке были несколько блистательных лет между дефолтом и вторым сроком.
Что ещё слушать у «Тараканов»:
«Попкорм (Мы научили мир сосать)» — 4/5, 1998
«Властелин вселенной» — 3,5/5, 2006
«Бой до дыр» — 4/5, 2009
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Drive. Original Motion Picture Soundtrack — 2011, 5/5
С высокой долей вероятности мы уже нашим детям не сможем объяснить, почему фильм Николаса Виндинга Рёфна “Drive” 2011 года стал для нас таким важным, почему он расползся на мемы, почему герой Райна Гослинга стал иконой. Что ж, давайте попробуем объяснить это самим себе для начала.
Начало 2010-х годов. Время наивного мимолётного мирового оптимизма. Только что, буквально вчера всех пугали новой мировой депрессией, казалось, что кризис 2008 года обвалит мир, но ничего этого не случилось (кризис 2008 года оказался злее и хитрее своей великой бабушки 1929 года). Стив Джобс успел презентовать iPad — вот так теперь мы будем читать газеты. Американские спецназовцы убили Бен Ладена, и, кажется, что великой страшилке начала века «мировому терроризму» тоже пришёл конец. В России царит «модернизация», а участники «Стратегии-31» отделываются штрафами в 500 рублей. Слово «хипстер» входит в мировой обиход, но, наверное, только у нас превращается в чуть ли не политическую идеологию. Что касается политики непосредственно, то журнал Time в конце 2011-го признаёт человеком года протестующего. Под это определение попали и афинские анархисты, и арабские революционеры, «оккупанты» Уолл-Стрит и «рассерженные горожане» с московской Болотной. В те годы действительно верили, что социальные сети и координация через них изменят мир до неузнаваемости…
И на таком историческом фоне выходит безупречный нуар ни о чём. Мы ничего не знаем о герое Райна Гослинга, биографии всех остальных персонажей набросаны контурно. Фильм начинается с напряжённой погони, которая вдруг взрывается долгими кадрами с молчаливым героем и треком Nightcall французского проекта Kavinsky. В этот момент фильм моментально в себя влюблял, саундтрек очаровывал.
Все десятые потом спорили о некой новой мужественности, и одним из её символов стал герой Гослинга. Молчаливый, смелый, умеющий любить, спасающий даже бывшего своей подруги и ничего не требующий взамен. Real Hero. Днём он — скромный сосед, который катает тебя с ребёнком на машине, вечером — да, впрочем, неинтересно.
Продюсер саундтрека Клифф Мартинес придумал очень точное решение, соответствующее картинке фильма, снятой как в восьмидесятых, но без единой ретро-приметы. Так, на пластинке — парад лучшей поп-электроники, которая пережёвывала достижения великого десятилетия — Electric Youth и Chromatics, а ещё — виртуозный синтезаторный эмбиент в исполнении самого Мартинеса.
И тут уж так сложилось, что если ты молодым смотрел Drive, слушал музыку из него и очаровывался тем хрустящим под ногами майора мировым оптимизмом, то фильм был обречён на великую славу у отдельно взятого поколения.
И весь этот текст писался только ради того, чтобы напомнить в июне 2024 года, что оптимистичные эпохи в истории тоже случаются, и мы их переживали. И не нужно этот опыт сбрасывать со счетов.
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
С высокой долей вероятности мы уже нашим детям не сможем объяснить, почему фильм Николаса Виндинга Рёфна “Drive” 2011 года стал для нас таким важным, почему он расползся на мемы, почему герой Райна Гослинга стал иконой. Что ж, давайте попробуем объяснить это самим себе для начала.
Начало 2010-х годов. Время наивного мимолётного мирового оптимизма. Только что, буквально вчера всех пугали новой мировой депрессией, казалось, что кризис 2008 года обвалит мир, но ничего этого не случилось (кризис 2008 года оказался злее и хитрее своей великой бабушки 1929 года). Стив Джобс успел презентовать iPad — вот так теперь мы будем читать газеты. Американские спецназовцы убили Бен Ладена, и, кажется, что великой страшилке начала века «мировому терроризму» тоже пришёл конец. В России царит «модернизация», а участники «Стратегии-31» отделываются штрафами в 500 рублей. Слово «хипстер» входит в мировой обиход, но, наверное, только у нас превращается в чуть ли не политическую идеологию. Что касается политики непосредственно, то журнал Time в конце 2011-го признаёт человеком года протестующего. Под это определение попали и афинские анархисты, и арабские революционеры, «оккупанты» Уолл-Стрит и «рассерженные горожане» с московской Болотной. В те годы действительно верили, что социальные сети и координация через них изменят мир до неузнаваемости…
И на таком историческом фоне выходит безупречный нуар ни о чём. Мы ничего не знаем о герое Райна Гослинга, биографии всех остальных персонажей набросаны контурно. Фильм начинается с напряжённой погони, которая вдруг взрывается долгими кадрами с молчаливым героем и треком Nightcall французского проекта Kavinsky. В этот момент фильм моментально в себя влюблял, саундтрек очаровывал.
Все десятые потом спорили о некой новой мужественности, и одним из её символов стал герой Гослинга. Молчаливый, смелый, умеющий любить, спасающий даже бывшего своей подруги и ничего не требующий взамен. Real Hero. Днём он — скромный сосед, который катает тебя с ребёнком на машине, вечером — да, впрочем, неинтересно.
Продюсер саундтрека Клифф Мартинес придумал очень точное решение, соответствующее картинке фильма, снятой как в восьмидесятых, но без единой ретро-приметы. Так, на пластинке — парад лучшей поп-электроники, которая пережёвывала достижения великого десятилетия — Electric Youth и Chromatics, а ещё — виртуозный синтезаторный эмбиент в исполнении самого Мартинеса.
И тут уж так сложилось, что если ты молодым смотрел Drive, слушал музыку из него и очаровывался тем хрустящим под ногами майора мировым оптимизмом, то фильм был обречён на великую славу у отдельно взятого поколения.
И весь этот текст писался только ради того, чтобы напомнить в июне 2024 года, что оптимистичные эпохи в истории тоже случаются, и мы их переживали. И не нужно этот опыт сбрасывать со счетов.
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Михей и Джуманджи — Сука Любовь (1999) — 5/5
Бывают альбомы великие, бывают культовые, случаются незаслуженно забытые, есть и открытые заново. А ещё бывают неповторимые. И единственный альбом «Михея и Джуманджи», сольного проекта Сергея Крутикова, из таких. Ему до сих пор в нашей поп-культуре нет альтернативы.
Уроженец донецкой Макеевки Михей оказался за десятилетия единственным по-настоящему успешным переводчиком гигантской афро-американской ритмической музыкальной традиции на русский язык. Задача была и остаётся нетривиальной. В стране, где в песнях ценят прежде всего слова и мелодию, любые попытки привить фанк и соул раз за разом обрекались на провал. Успеха тут достиг только хип-хоп, и то потому что его удалось провести по разряду где анекдота, где частушки, где высокой поэзии — в России, как известно, поэт больше, чем поэт. А вот Михею удалось за свою короткую жизнь не только деятельно поучаствовать во взращивании русского рэпа, но и записать идеальный соул- и фанк-альбом. Сам Михей особо не скрывал, что его на этот сольник вдохновил британец Jamiroquai, но нужно признать: у Михея был куда более масштабный творческий вызов, с которым он блестяще справился.
Как бывает сплошь и рядом, на альбом Михея вдохновила длительная безответная любовь. И лучшие песни с пластинки — про неё: «Сука Любовь», «Достоин», «Плачет по тебе». Но визитной карточкой стала «Туда» — дуэт Михея с Инной Стил. Эта песня о поисках предназначения с запоминающимся эзотерическим сэмплом крутилась в великий 1999 год не реже «Ариведерчи» или «Солнышко». Но спустя годы именно «Суку Любовь» всё ещё можно услышать на вечеринках. Хотя и вся пластинка нисколько не потеряла в свежести звучания — ну, не было потом таких, ну или рядились они во что-то другое.
После выпуска своего opus magnum Крутиков успел побыть звездой первого порядка: эфиры, интервью, концерты, фестивали. Из андеграунда через телеэкран… Великие эпохи в культуре подразумевают и своих мертвецов. Михей очень быстро сгорел, ушёл из этого мира в дни трагедии «Норд-Оста». Где-то тогда же начала захлопываться дверь и для русских надежд на XXI век. Пропустили надежды на бытовой комфорт, хорошие дороги. большие мировые форумы и высокие цены на нефть, а все остальные оставили за дверью.
Через десять лет в 2013 году вышел трибьют «Посвящение Михею». На нём Сергей Галанин, «Банд’Эрос», Баста, «Бумбокс», Иван Дорн, Змей из «Касты», Даша Суворова, Pianoбой, Ёлка, Ева Польна — российские и украинские исполнители объединились, чтобы записать пластинку памяти человеку, который по-настоящему связывал обе страны. В тот год времени для надежд тоже оставалось очень мало.
Что ещё слушать у Михея:
Bad Balance — «Город джунглей» (1998) — 5/5
Трибьют «Посвящение Михею» (2013) — 5/5
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Бывают альбомы великие, бывают культовые, случаются незаслуженно забытые, есть и открытые заново. А ещё бывают неповторимые. И единственный альбом «Михея и Джуманджи», сольного проекта Сергея Крутикова, из таких. Ему до сих пор в нашей поп-культуре нет альтернативы.
Уроженец донецкой Макеевки Михей оказался за десятилетия единственным по-настоящему успешным переводчиком гигантской афро-американской ритмической музыкальной традиции на русский язык. Задача была и остаётся нетривиальной. В стране, где в песнях ценят прежде всего слова и мелодию, любые попытки привить фанк и соул раз за разом обрекались на провал. Успеха тут достиг только хип-хоп, и то потому что его удалось провести по разряду где анекдота, где частушки, где высокой поэзии — в России, как известно, поэт больше, чем поэт. А вот Михею удалось за свою короткую жизнь не только деятельно поучаствовать во взращивании русского рэпа, но и записать идеальный соул- и фанк-альбом. Сам Михей особо не скрывал, что его на этот сольник вдохновил британец Jamiroquai, но нужно признать: у Михея был куда более масштабный творческий вызов, с которым он блестяще справился.
Как бывает сплошь и рядом, на альбом Михея вдохновила длительная безответная любовь. И лучшие песни с пластинки — про неё: «Сука Любовь», «Достоин», «Плачет по тебе». Но визитной карточкой стала «Туда» — дуэт Михея с Инной Стил. Эта песня о поисках предназначения с запоминающимся эзотерическим сэмплом крутилась в великий 1999 год не реже «Ариведерчи» или «Солнышко». Но спустя годы именно «Суку Любовь» всё ещё можно услышать на вечеринках. Хотя и вся пластинка нисколько не потеряла в свежести звучания — ну, не было потом таких, ну или рядились они во что-то другое.
После выпуска своего opus magnum Крутиков успел побыть звездой первого порядка: эфиры, интервью, концерты, фестивали. Из андеграунда через телеэкран… Великие эпохи в культуре подразумевают и своих мертвецов. Михей очень быстро сгорел, ушёл из этого мира в дни трагедии «Норд-Оста». Где-то тогда же начала захлопываться дверь и для русских надежд на XXI век. Пропустили надежды на бытовой комфорт, хорошие дороги. большие мировые форумы и высокие цены на нефть, а все остальные оставили за дверью.
Через десять лет в 2013 году вышел трибьют «Посвящение Михею». На нём Сергей Галанин, «Банд’Эрос», Баста, «Бумбокс», Иван Дорн, Змей из «Касты», Даша Суворова, Pianoбой, Ёлка, Ева Польна — российские и украинские исполнители объединились, чтобы записать пластинку памяти человеку, который по-настоящему связывал обе страны. В тот год времени для надежд тоже оставалось очень мало.
Что ещё слушать у Михея:
Bad Balance — «Город джунглей» (1998) — 5/5
Трибьют «Посвящение Михею» (2013) — 5/5
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Ленинград — Пуля (1999) 5/5
«О, Айседора, оставьте дома свой белый шарф».
Давно пора сказать об этом во всеуслышание: альбом «Пуля» у группы «Ленинград» — не просто лучший, но, по большому счету, единственный. Все, что было потом, можно называть по-разному: сборниками синглов, микстейпами, была даже радиопьеса с музыкальными номерами («Баборобот»). Все это было мило, временами интересно, что-то навсегда врезалось в память, а что-то немедленно ее покидало. Но альбомов не было — и, видимо, уже не появится.
«Пуля» — это классический петербургский гоп со смыком, метапародия на шансон, фантазии о том, чего не было, щедро приправленные голосом Игоря Вдовина. «Зенит» — еще не тот монстр, а раздолбайский питерский клуб, который вживается в роль российского «Тоттенхэма» — ходит где-то рядом с вершинами, но ничего не выигрывает. Айседора Дункан выезжает в последнюю поездку, на Фонтанку идут пить водку мужики, в буфете на раздаче работает Таня, на небе звезды и луна, папин пистолет, Летний сад закрыт. Разухабистая музыка, намеренно притворяющиеся примитивными слова, интеллигентное безумие и та легкая алкогольная приподнятость, которая настигает после ста грамм водки.
Вся эта легкость — игра, придуманная московскими и питерскими арт-тусовками, спродюсированная Леонидом Федоровым (который и был солистом «Ленинграда» на первом концерте группы в Москве) и умело разыгранная группой, которой, конечно, никто не предрекал грандиозной народной любви. Но судьба распорядилась иначе: в «Ленинграде» воцарился Сергей Шнуров, ставший на долгие годы одной из самых заметных российских поп-фигур. Он сумел превратить мнимый эстетический протест в огромные деньги — и сделал заработки главным критерием для оценки своего наследия. С годами смотреть на это стало скучно, как на «Зенит», распухший от денег и выигрывающий чемпионат за чемпионатом.
Свежесть, злость, ярость и талантливость «Пули», вышедшей в рубежном 1999 году, ощущается и сегодня. Всё, что было с «Ленинградом» после «Пули» — это как тишина в конце одноименного трека: выстрел прозвучал, пуля настигла героя. Незачем копаться в посмертной жизни. В той, где Шнуров останется в памяти как автор оды Евгению Пригожину и герой дисса Славы КПСС.
В конце концов, жизнь все расставляет по своим местам. Кому-то бежать от пули, кому-то окэшивать чеки.
Что еще слушать у «Ленинграда»?
Вы действительно хотите услышать ответ на этот вопрос?
#альбомы_кенотафа #сенников
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
«О, Айседора, оставьте дома свой белый шарф».
Давно пора сказать об этом во всеуслышание: альбом «Пуля» у группы «Ленинград» — не просто лучший, но, по большому счету, единственный. Все, что было потом, можно называть по-разному: сборниками синглов, микстейпами, была даже радиопьеса с музыкальными номерами («Баборобот»). Все это было мило, временами интересно, что-то навсегда врезалось в память, а что-то немедленно ее покидало. Но альбомов не было — и, видимо, уже не появится.
«Пуля» — это классический петербургский гоп со смыком, метапародия на шансон, фантазии о том, чего не было, щедро приправленные голосом Игоря Вдовина. «Зенит» — еще не тот монстр, а раздолбайский питерский клуб, который вживается в роль российского «Тоттенхэма» — ходит где-то рядом с вершинами, но ничего не выигрывает. Айседора Дункан выезжает в последнюю поездку, на Фонтанку идут пить водку мужики, в буфете на раздаче работает Таня, на небе звезды и луна, папин пистолет, Летний сад закрыт. Разухабистая музыка, намеренно притворяющиеся примитивными слова, интеллигентное безумие и та легкая алкогольная приподнятость, которая настигает после ста грамм водки.
Вся эта легкость — игра, придуманная московскими и питерскими арт-тусовками, спродюсированная Леонидом Федоровым (который и был солистом «Ленинграда» на первом концерте группы в Москве) и умело разыгранная группой, которой, конечно, никто не предрекал грандиозной народной любви. Но судьба распорядилась иначе: в «Ленинграде» воцарился Сергей Шнуров, ставший на долгие годы одной из самых заметных российских поп-фигур. Он сумел превратить мнимый эстетический протест в огромные деньги — и сделал заработки главным критерием для оценки своего наследия. С годами смотреть на это стало скучно, как на «Зенит», распухший от денег и выигрывающий чемпионат за чемпионатом.
Свежесть, злость, ярость и талантливость «Пули», вышедшей в рубежном 1999 году, ощущается и сегодня. Всё, что было с «Ленинградом» после «Пули» — это как тишина в конце одноименного трека: выстрел прозвучал, пуля настигла героя. Незачем копаться в посмертной жизни. В той, где Шнуров останется в памяти как автор оды Евгению Пригожину и герой дисса Славы КПСС.
В конце концов, жизнь все расставляет по своим местам. Кому-то бежать от пули, кому-то окэшивать чеки.
Что еще слушать у «Ленинграда»?
Вы действительно хотите услышать ответ на этот вопрос?
#альбомы_кенотафа #сенников
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Провода — Похолодало (2007), 5/5*
Середина нулевых скоро станет материалом бесконечной рефлексии, как уже давно стали восьмидесятые, девяностые, да и начало нулевых. Вбросим же cвою вязанку хвороста в этот разгорающийся костёр.
Не было более омерзительного времени с точки зрения отечественной массовой культуры, чем обозначенная эпоха. Не исключаю, что просто я вошёл в возраст, когда окружающий мир принято отрицать, но всё же и спустя два десятилетия невозможно отстраниться от того неуютного ощущения, которое тогда было разлито в мире. Для краткости остановимся на музыке. Воспеваемое многими, и в частности изданием «Кенотаф», время конца девяностых — начала нулевых к тому времени закончилось. Денег стало ощутимо больше — творческого порыва сильно меньше. Главные певцы эпохи — Филипп Киркоров и Сергей Шнуров. Последний умудрился коммерциализировать мат. По телевизору господствовали фабрики звёзд. В моду входил отечественный коммерческий R’n’B — и сегодня такой же тошнотворный, как и тогда. Русский рэп уже вовсю звучал из Siemens C65, но Василию Вакуленко пока далеко до Киркорова и Шнурова. От «Нашего радио» резко запахло нафталином. Из последних заметных его открытий — группа Lumen, которая до самого начала десятых отдувалась за весь русский рок. Любой человек моего поколения, стоило подняться ростку его вкуса, перескакивал на западную музыку. Мои ровесники выучили термин «инди-рок», под которым понималась россыпь исполнителей и музыкальных явлений. Из этих увлечений произрастёт позже вся наша музыка десятых, но пока до этого далеко, «Фабрику звёзд-7» выиграла украинка Анастасия Приходько.
Характерная примета эпохи — продюсер Леонид Бурлаков, открывший нам «Мумий Тролль» и Земфиру**, попытался в 2005 году проделать такой же трюк с самарской группой «Братья Грим», и у него ничего не вышло. «Ресницы» из нулевых сейчас звучат как «Букет» Александра Барыкина — песня замечательная, но восьмидесятые ассоциируются не с ней. Но, вероятно, впечатлившись примером Бурлакова, Дмитрий Гройсман, продюсер группы «Чайф», решил провернуть такой же трюк с группой «Провода».
Он оказался неудачным, потому что несвоевременным — вечная драма. Тому времени первых потребительских кредитов и массовых выездов за границу соответствовали «Про любовь, про тебя, про знакомые слова» и «У нас в клубе чиксы танцуют», ну, или Jealousy! Turning saints into the sea, а песни альбома «Похолодало» не соответствовали. Что там дальше было, неизвестно — может быть, даже всенародно осуждаемые наркотики. А жаль, появились бы эти песни лет на пять позже, да не через продюсерские ротации, а через паблик Motherland, наверняка история группы сложилась бы успешнее.
Такой 2007 год хочется вернуть. В рецензиях тех лет музыку группы часто обозначают как качественный русский рок — что это значит, ни тогда, ни сейчас объяснить невозможно. Сейчас же в этих песнях слышатся первые эксперименты с русским ревайвлом пост-панка, что характерно, одинаково вдохновлённым и Interpol, и «Кино». От посвящения Цою «Про "Кино"» мурашки бегут по коже — никакие трибьюты с этой песней сравниться и сейчас не могут. А несингловая вещь с альбома «Я ещё пока никого не убил» так и вообще спустя годы зазвучала гимном той эпохи. Заглавный трек был вдохновлён Дмитрием Быковым*** — в те годы он после «Пастернака» стал главным писателем. «Глубоко» — посвящение Лагутенко. «Родинка» — так уж и быть, русский рок в его эталонном изводе, см. название. Вторая вещь на альбоме, из-за которой его нужно помнить и слушать — «90-е». В ней схвачено всё то, что остаётся после кипения любой эпохи — тоска, безнадёжность, безвозвратность, светлая грусть, безответность памяти, ну, и тоска по не сбывшемуся. В общем-то вечная история, которая и к нулевым тоже относится.
Что ещё слушать у «Проводов»:
больше нечего
* — альбома нет на легальных стримингах
** — иноагент
*** — иноагент, считается РФ-властями террористом
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Середина нулевых скоро станет материалом бесконечной рефлексии, как уже давно стали восьмидесятые, девяностые, да и начало нулевых. Вбросим же cвою вязанку хвороста в этот разгорающийся костёр.
Не было более омерзительного времени с точки зрения отечественной массовой культуры, чем обозначенная эпоха. Не исключаю, что просто я вошёл в возраст, когда окружающий мир принято отрицать, но всё же и спустя два десятилетия невозможно отстраниться от того неуютного ощущения, которое тогда было разлито в мире. Для краткости остановимся на музыке. Воспеваемое многими, и в частности изданием «Кенотаф», время конца девяностых — начала нулевых к тому времени закончилось. Денег стало ощутимо больше — творческого порыва сильно меньше. Главные певцы эпохи — Филипп Киркоров и Сергей Шнуров. Последний умудрился коммерциализировать мат. По телевизору господствовали фабрики звёзд. В моду входил отечественный коммерческий R’n’B — и сегодня такой же тошнотворный, как и тогда. Русский рэп уже вовсю звучал из Siemens C65, но Василию Вакуленко пока далеко до Киркорова и Шнурова. От «Нашего радио» резко запахло нафталином. Из последних заметных его открытий — группа Lumen, которая до самого начала десятых отдувалась за весь русский рок. Любой человек моего поколения, стоило подняться ростку его вкуса, перескакивал на западную музыку. Мои ровесники выучили термин «инди-рок», под которым понималась россыпь исполнителей и музыкальных явлений. Из этих увлечений произрастёт позже вся наша музыка десятых, но пока до этого далеко, «Фабрику звёзд-7» выиграла украинка Анастасия Приходько.
Характерная примета эпохи — продюсер Леонид Бурлаков, открывший нам «Мумий Тролль» и Земфиру**, попытался в 2005 году проделать такой же трюк с самарской группой «Братья Грим», и у него ничего не вышло. «Ресницы» из нулевых сейчас звучат как «Букет» Александра Барыкина — песня замечательная, но восьмидесятые ассоциируются не с ней. Но, вероятно, впечатлившись примером Бурлакова, Дмитрий Гройсман, продюсер группы «Чайф», решил провернуть такой же трюк с группой «Провода».
Он оказался неудачным, потому что несвоевременным — вечная драма. Тому времени первых потребительских кредитов и массовых выездов за границу соответствовали «Про любовь, про тебя, про знакомые слова» и «У нас в клубе чиксы танцуют», ну, или Jealousy! Turning saints into the sea, а песни альбома «Похолодало» не соответствовали. Что там дальше было, неизвестно — может быть, даже всенародно осуждаемые наркотики. А жаль, появились бы эти песни лет на пять позже, да не через продюсерские ротации, а через паблик Motherland, наверняка история группы сложилась бы успешнее.
Такой 2007 год хочется вернуть. В рецензиях тех лет музыку группы часто обозначают как качественный русский рок — что это значит, ни тогда, ни сейчас объяснить невозможно. Сейчас же в этих песнях слышатся первые эксперименты с русским ревайвлом пост-панка, что характерно, одинаково вдохновлённым и Interpol, и «Кино». От посвящения Цою «Про "Кино"» мурашки бегут по коже — никакие трибьюты с этой песней сравниться и сейчас не могут. А несингловая вещь с альбома «Я ещё пока никого не убил» так и вообще спустя годы зазвучала гимном той эпохи. Заглавный трек был вдохновлён Дмитрием Быковым*** — в те годы он после «Пастернака» стал главным писателем. «Глубоко» — посвящение Лагутенко. «Родинка» — так уж и быть, русский рок в его эталонном изводе, см. название. Вторая вещь на альбоме, из-за которой его нужно помнить и слушать — «90-е». В ней схвачено всё то, что остаётся после кипения любой эпохи — тоска, безнадёжность, безвозвратность, светлая грусть, безответность памяти, ну, и тоска по не сбывшемуся. В общем-то вечная история, которая и к нулевым тоже относится.
Что ещё слушать у «Проводов»:
больше нечего
* — альбома нет на легальных стримингах
** — иноагент
*** — иноагент, считается РФ-властями террористом
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Xiu Xiu — Women As Lovers (2008) 5/5
Как-то неловко объявлять себя потребителем музыки, которую делает Джейми Стюарт, 46-летний уроженец Калифорнии и бессменный лидер оголтелой группы Xiu Xiu, и с затрапезной физиономией о ней рассуждать. Она похожа на паническую атаку в супермаркете, нервный срыв на дискотеке, припадок на чужом дне рождения. В общем, на что-то такое, к чему современный потребитель музыки, хотя он и привык осторожно, а порой и истерически эстетизировать всякого рода девиации, никак не может быть готов. Джейми Стюарт вламывается прямо в ваш сейф-спейс и начинает там досаждать своими адскими всхлипами, тревожащими ужимками. Чтобы было наглядно, посмотрите хороший перфоманс художника Александра Бренера, где он абсолютно голый, с чулком на голове врывается на вернисаж в ЦДХ и орет: «Почему вы меня не взяли на эту выставку?!» Как раз длится две с половиной минуты — Xiu Xiu есть у нас дома.
Так получилось, что на их концертах я бывал чаще, чем на концертах каких-либо других групп. Я даже не буду говорить, сколько раз, хотя меня давно не приглашают на дни рождения и я не очень дорожу своей репутацией. Меня покорила скрежещущая, жуткая свалка звука, как будто тяжкое чудовище ворочается на огромной, старой кровати, а незримый наблюдатель за стеной то ли стонет, то ли причитает противным голосом, в котором особенно пугают нотки сладострастия. Ну а название вышедшего много позднее моего первого знакомства с творчеством г-на Стюарта альбома — Dear God, I Hate Myself — только уверило меня, что симпатии не случайны. Проблема слушателей Xiu Xiu в том, что совершенно некому прислать песни этой группы с сакраментальной подписью: «Мы или не мы?», хотя и очень хочется.
По нынешним временам писать о Xiu Xiu — все равно что пересказывать церемонию открытия Олимпиады в Париже. Рискну все же поговорить про альбом 2008 года Women As Lovers, и поскольку примерно каждый я ценю одинаково, этот я выбирал по обложке. Сайт Pitchfork красиво написал, что здесь голос Стюарта «дрожит, будто его обладатель на грани панической атаки». Еще тут есть дикий кавер на песню Queen и Дэвида Боуи Under Pressure, в котором участвует Майкл Джира. И еще строчка в треке Leash: God had made your sweetheart wrong / Born to suffer, born only to die. Вот, этого достаточно. Пять из пяти. Недавно переслушивал его, пока гулял по району у автовокзала. Странным образом эти написанные для модных подростков звуки прекрасно соответствовали самой неприглядной реальности. Так делает Линч, когда лирическую меланхолию поп-мелодий сочетает с ощущением подступающего ужаса.
Как герой первого романа Мисимы «Исповедь маски», герой песен Стюарта — завороженный красотой задохлик. Музыкальный журналист Борис Стародубцев в своем прекрасном тексте о Xiu Xiu пишет, что исполнитель, при всем своем выгодном с точки зрения современной конъюнктуры образе, считает себя «мэром Стесняндии» (как бы это странно ни звучало по-русски, в оригинале — mayor of shyberg). Shyness is nice, — так говорил Моррисси, ну а Стюарт — его прилежный ученик. Лидера The Smiths он называет Отцом (с большой буквы) и признается, что не снимал его плакат со стены в своей комнате до 32 лет. Xiu Xiu много и охотно перепевали The Smiths, на альбомах, например, есть песни Asleep и Hated For Loving (сплит с Parenthetical Girls, которые блистательно исполнили Handsome Devil).
В центре песен Xiu Xiu — всегда какой-нибудь травмированный изгой, страдающий от неизбывного одиночества и сексуальной фрустрации. И эти песни не облегчают участь, не помогают проработать травму, они проникают в душу, называют тебя по имени, осеняют, когда звучат. Как спичка во мраке освещает ничтожную область, да и ту — пока горит.
Что еще слушать у Xiu Xiu:
Dear God, I Hate Myself (2010) 5/5
Xiu Xiu Xiu Xiu Plays the Music of Twin Peaks (2016) 5/5
Fabulous Muscles (2006) 4/5
P. S. В оригинале рецензия К. Сперанского несколько больше. Ознакомиться с полным текстом можно на нашем Boosty.
#альбомы_кенотафа #cперанский
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Как-то неловко объявлять себя потребителем музыки, которую делает Джейми Стюарт, 46-летний уроженец Калифорнии и бессменный лидер оголтелой группы Xiu Xiu, и с затрапезной физиономией о ней рассуждать. Она похожа на паническую атаку в супермаркете, нервный срыв на дискотеке, припадок на чужом дне рождения. В общем, на что-то такое, к чему современный потребитель музыки, хотя он и привык осторожно, а порой и истерически эстетизировать всякого рода девиации, никак не может быть готов. Джейми Стюарт вламывается прямо в ваш сейф-спейс и начинает там досаждать своими адскими всхлипами, тревожащими ужимками. Чтобы было наглядно, посмотрите хороший перфоманс художника Александра Бренера, где он абсолютно голый, с чулком на голове врывается на вернисаж в ЦДХ и орет: «Почему вы меня не взяли на эту выставку?!» Как раз длится две с половиной минуты — Xiu Xiu есть у нас дома.
Так получилось, что на их концертах я бывал чаще, чем на концертах каких-либо других групп. Я даже не буду говорить, сколько раз, хотя меня давно не приглашают на дни рождения и я не очень дорожу своей репутацией. Меня покорила скрежещущая, жуткая свалка звука, как будто тяжкое чудовище ворочается на огромной, старой кровати, а незримый наблюдатель за стеной то ли стонет, то ли причитает противным голосом, в котором особенно пугают нотки сладострастия. Ну а название вышедшего много позднее моего первого знакомства с творчеством г-на Стюарта альбома — Dear God, I Hate Myself — только уверило меня, что симпатии не случайны. Проблема слушателей Xiu Xiu в том, что совершенно некому прислать песни этой группы с сакраментальной подписью: «Мы или не мы?», хотя и очень хочется.
По нынешним временам писать о Xiu Xiu — все равно что пересказывать церемонию открытия Олимпиады в Париже. Рискну все же поговорить про альбом 2008 года Women As Lovers, и поскольку примерно каждый я ценю одинаково, этот я выбирал по обложке. Сайт Pitchfork красиво написал, что здесь голос Стюарта «дрожит, будто его обладатель на грани панической атаки». Еще тут есть дикий кавер на песню Queen и Дэвида Боуи Under Pressure, в котором участвует Майкл Джира. И еще строчка в треке Leash: God had made your sweetheart wrong / Born to suffer, born only to die. Вот, этого достаточно. Пять из пяти. Недавно переслушивал его, пока гулял по району у автовокзала. Странным образом эти написанные для модных подростков звуки прекрасно соответствовали самой неприглядной реальности. Так делает Линч, когда лирическую меланхолию поп-мелодий сочетает с ощущением подступающего ужаса.
Как герой первого романа Мисимы «Исповедь маски», герой песен Стюарта — завороженный красотой задохлик. Музыкальный журналист Борис Стародубцев в своем прекрасном тексте о Xiu Xiu пишет, что исполнитель, при всем своем выгодном с точки зрения современной конъюнктуры образе, считает себя «мэром Стесняндии» (как бы это странно ни звучало по-русски, в оригинале — mayor of shyberg). Shyness is nice, — так говорил Моррисси, ну а Стюарт — его прилежный ученик. Лидера The Smiths он называет Отцом (с большой буквы) и признается, что не снимал его плакат со стены в своей комнате до 32 лет. Xiu Xiu много и охотно перепевали The Smiths, на альбомах, например, есть песни Asleep и Hated For Loving (сплит с Parenthetical Girls, которые блистательно исполнили Handsome Devil).
В центре песен Xiu Xiu — всегда какой-нибудь травмированный изгой, страдающий от неизбывного одиночества и сексуальной фрустрации. И эти песни не облегчают участь, не помогают проработать травму, они проникают в душу, называют тебя по имени, осеняют, когда звучат. Как спичка во мраке освещает ничтожную область, да и ту — пока горит.
Что еще слушать у Xiu Xiu:
Dear God, I Hate Myself (2010) 5/5
Xiu Xiu Xiu Xiu Plays the Music of Twin Peaks (2016) 5/5
Fabulous Muscles (2006) 4/5
P. S. В оригинале рецензия К. Сперанского несколько больше. Ознакомиться с полным текстом можно на нашем Boosty.
#альбомы_кенотафа #cперанский
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Самое большое простое число — «Мы не спали, мы снились» (2018) — 5/5
Группу СПБЧ я никогда не любил и сомневаюсь, что это получится сделать в обозримом будущем. Вопросы не к музыке и даже не к музыкантам. Просто мы с ядром поклонников группы сделаны слишком из разного теста. Они добрые, наивные, лёгкие — я мрачный, тяжёлый и, чего уж там греха таить, обозлённый. У меня нет нейронов в мозгу для восприятия этих песен.
Но их альбом 2018 года для меня стоит особняком. Дело в том, что я услышал его живьём — на последнем большом доковидном «Пикнике Афиши», том, на который приезжали The Cure. В Москве в тот день было дождливо. Кто-то ехал на бульвары в центр участвовать в очередных протестах по поводу выборов в Мосгордуму, кто-то — в сторону Коломенского на фестиваль. Но наверняка же были и те, кто собирался заскочить на бульвары проявить солидарность, а потом успеть в Коломенское, чтобы послушать модную музыку. И такое поведение было приметой того времени, которое рухнуло в нескончаемую катастрофу двадцатых.
И вот в то время музыка СПБЧ была символом жизни, которой оставалось томиться и гореть от силы несколько месяцев. Она о квартирах «в центре без бабушкиного ремонта», где стояло большое зеркало на старом паркете, а рядом высокий фикус. О креативных работах, до которых можно доехать на велосипеде. А если его нет, то такси совсем недорогое. Если пошёл дождь, то можно забежать в недавно открытую кофейню, взять латте (а про молоко пошлить совсем не хочется). Пока его пьёшь, то смотришь телеграм, который, конечно же, не получилось никому заблокировать. И так будет всегда.
Но теперь «Мы не спали, мы снились» звучит не светлой эпитафией, но мрачным пророчеством, которое в те беззаботные наши девятьсот тринадцатые было невозможно расслышать. Тут и лобовая «1999» о призраке войны и насилия, которое носилось и среди благодушных слушателей СПБЧ. Тут и обёрнутый в иронию приговор всем мечтам и ожиданиям десятых годов — «Провал» — так нам и надо, а нам всё мало. И «Комната» о чехарде в отношениях, которая сопутствует любому кануну больших потрясений.
Ну, а главный боевик с альбома «У нас есть всё» сейчас приобрёл совсем новое качество. Тогда я просто не мог понять, откуда взялся этот мрачный припев:
У нас есть всё, чтобы жить вечно.
У нас есть всё, хватит на всех.
И позади только страх и увечья,
А впереди — радость и смех.
Это какие страх и увечья мы пережили, чтобы с этими словами радоваться жизни в больших городах? А теперь понимаю: из будущего. Это песня о нашем будущем. И скорей бы оно наступило.
Что ещё слушать у СПБЧ:
Мы — огромное животное, и мы вас всех съедим (2016) — 4/5
Наверное, точно (2019) — 4/5
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Группу СПБЧ я никогда не любил и сомневаюсь, что это получится сделать в обозримом будущем. Вопросы не к музыке и даже не к музыкантам. Просто мы с ядром поклонников группы сделаны слишком из разного теста. Они добрые, наивные, лёгкие — я мрачный, тяжёлый и, чего уж там греха таить, обозлённый. У меня нет нейронов в мозгу для восприятия этих песен.
Но их альбом 2018 года для меня стоит особняком. Дело в том, что я услышал его живьём — на последнем большом доковидном «Пикнике Афиши», том, на который приезжали The Cure. В Москве в тот день было дождливо. Кто-то ехал на бульвары в центр участвовать в очередных протестах по поводу выборов в Мосгордуму, кто-то — в сторону Коломенского на фестиваль. Но наверняка же были и те, кто собирался заскочить на бульвары проявить солидарность, а потом успеть в Коломенское, чтобы послушать модную музыку. И такое поведение было приметой того времени, которое рухнуло в нескончаемую катастрофу двадцатых.
И вот в то время музыка СПБЧ была символом жизни, которой оставалось томиться и гореть от силы несколько месяцев. Она о квартирах «в центре без бабушкиного ремонта», где стояло большое зеркало на старом паркете, а рядом высокий фикус. О креативных работах, до которых можно доехать на велосипеде. А если его нет, то такси совсем недорогое. Если пошёл дождь, то можно забежать в недавно открытую кофейню, взять латте (а про молоко пошлить совсем не хочется). Пока его пьёшь, то смотришь телеграм, который, конечно же, не получилось никому заблокировать. И так будет всегда.
Но теперь «Мы не спали, мы снились» звучит не светлой эпитафией, но мрачным пророчеством, которое в те беззаботные наши девятьсот тринадцатые было невозможно расслышать. Тут и лобовая «1999» о призраке войны и насилия, которое носилось и среди благодушных слушателей СПБЧ. Тут и обёрнутый в иронию приговор всем мечтам и ожиданиям десятых годов — «Провал» — так нам и надо, а нам всё мало. И «Комната» о чехарде в отношениях, которая сопутствует любому кануну больших потрясений.
Ну, а главный боевик с альбома «У нас есть всё» сейчас приобрёл совсем новое качество. Тогда я просто не мог понять, откуда взялся этот мрачный припев:
У нас есть всё, чтобы жить вечно.
У нас есть всё, хватит на всех.
И позади только страх и увечья,
А впереди — радость и смех.
Это какие страх и увечья мы пережили, чтобы с этими словами радоваться жизни в больших городах? А теперь понимаю: из будущего. Это песня о нашем будущем. И скорей бы оно наступило.
Что ещё слушать у СПБЧ:
Мы — огромное животное, и мы вас всех съедим (2016) — 4/5
Наверное, точно (2019) — 4/5
#альбомы_кенотафа #простаков
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty