Проект Платформы и НЕЗЫГАРЯ
#СоциологияAsIs

Энтони Гидденс: как структура определяет социальное действие

На извечный вопрос: «Кто виноват?», - есть понятные версии ответов. Либо виноват ты сам, либо среда - субъект или структура (которую часто называют плохими словами «менталитет», «культурный код» и тп). А поскольку в наше время вопрос вины обострился, полезно проверить, как эти крайности пыталась примирить социология.

Здесь на помощь приходит социолог-англосакс барон Энтони Гидденс (кстати, еще жив). В своей теории структурации предлагает компромисс: люди, с одной стороны, своими действиями создают социальную структуру, с другой, в самом акте создания себя же ею ограничивают и нормируют - через традицию, институты, моральные коды и тд. За счет повторения одних и тех же практик появляется «онтологический комфорт» - уверенность, что мир безопасен и понятен. Центр ответственности в распадается: мое действие идет по невидимому рисунку и каждым своим повторением усиливает эффект колеи. Гидденс назвал этот эффект «каузальной петлей». Чем больше мы усложняем структуру, делаем ее проработанной, тем сильнее переживает шоковые воздействия. Поэтому менее структурированные общества более адаптивны.

Простой пример (уже наш): власть через контроль над медиа начинает формировать общественную идеологию, что приводит к закреплению комфортной картины мира, которая начинает восприниматься в качестве реальной самой властью. В итоге элита теряет свободу управления повесткой - она сама не свободна от картины мира, которую приняла в качестве генеральной модели. Гидденс остроумно замечает, что группы наиболее влиятельного класса оказываются наиболее сильно приверженными господствующим идеологиям, в то время как субкультуры локализуются, «закрываются» посредством скептицизма в отношении «официальных» или господствующих точек зрения об обществе.

Структура - не только правила, но еще и ресурсы. Правила сдерживают, ресурсы - дают возможность изменений. Чем больше ресурсов, тем меньше воздействие правил. Возьмем пример мобилизации. Она оказывается социальным шоком. Часто население пытается сохранить онтологический комфорт внутри прежней структуры, цепляясь за старые практики, часть — выскочить за ее пределы. Люди меняют образ жизни, выезжают за рубеж, основывают там сообщества со своим привычками, языковым кодом, мифом, социальными ритуалами. Они формируют новую структуру, которая определяет и упорядочивает, рутинизирует их жизнь. Выбитые из привычной колеи люди через повторение практик закрепляют новую реальность.

Любое наше действие по демонтажу старой структуры будет синхронно создавать новую. Никакого зазора между ними, в котором мы можем почувствовать себя свободными, нет. Тотальность структуры мощнее любого тоталитаризма власти, не только потому что он невидим, но потому что нами и создан.

*Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. М.: Академический Проект, 2005. 528 с.

Ведущая рубрики - Дубинина Дарья, аналитик ЦСП «Платформа»

#СоциологияAsIs

Серая зона социологических опросов. Почему снижается показатель response rate — достижимость респондентов? 
Сейчас наблюдается тенденция к снижению доли людей, дающих согласие на участие в опросах. Этот показатель принято называть response rate или достижимостью. Негативная тенденция вызывает беспокойство: ставится под сомнение качество опросов, достоверность знания. Ключевой вопрос: можно ли утверждать, что позиции отказников примерно равны позициям тех, кто принял участие в исследовании? 

Какова ситуация сейчас?
Сейчас в среднем для телефонных опросов отклик людей на предложение заполнить анкету не превышает 15%. Однако процент может варьироваться в зависимости от тематик опросов и методик расчета. Например, мы можем принимать за отказников всех, кто не согласился участвовать в опросе (бросил трубку) или только тех, кто а) относится к нужной социологам группе (это удалось выяснить в начале анкеты) и б) отказался от участия при ее дальнейшем заполнении. Во втором случае количество откликов будет больше - в оптимальном варианте 12-13% против 1-2% в первой группе. Кроме того, есть область особо чувствительных тем (например, здоровье или отношение к СВО), в которых показатель response rate также сокращается. 

Почему люди отказываются от прохождения опросов и что можно исправить?

Первое. Усталость. С ростом рынка возникает профицит опросов, повышается интенсивность телефонных обзвонов, которые воспринимаются как спам. Особенно проблематично собирать данные на малых территориях: там  не осталось людей, которые не прошли через процедуру опросов, многие – неоднократно. Можно сокращать длину опросника, упрощать сами вопросы в нем, подходить к составлению анкеты с креативом. Например, создавать анкету как сюжетную композицию, чтобы повышать заинтересованность респондента по мере прохождения.

Второе. Базовая настороженность, недоверие к телефонным опросам. В традиционных российских представлениях звонящий с неизвестного номера обязательно мошенник. А в опросах на политические темы возникает опасение, что речь идет о контроле и проверке лояльности. Этот вопрос базового доверия невозможно решить на уровне опросной отрасли. 

Третье. Люди не верят в ценность своего мнения и возможность влияния. Уровень дистантности власти в России очень высок.  В преамбуле к анкете можно говорить о возможностях конкретных изменений, осязаемых.

Четвертое. Недоверие к социологическим опросам: сомнение в объективности цифр и фактов, как следствие, нежелание участвовать в их легализации. Делу может помочь социологический ликбез, но сама отрасль осуществить его на массовом уровне не в состоянии. 

Означает ли недостижимость, что качество опроса низкое?

Здесь есть некоторая развилка. С одной стороны, есть ситуации, когда достижимость разных групп опрашиваемых оказывается неравномерной. Есть люди, которые из-за своих взглядов реже отвечают на вопросы. Например, несогласные, оппозиционно настроенные люди игнорируют опросы из-за недоверия государству и боязни последствий. В таком случае аудитория становится неоднородной: происходит сдвиг в сторону лояльно настроенных граждан. 

Однако если в целях исследования корректно охватываются все нужные аудитории людей, то есть смещения в сторону какой-то одной группы несущественно, качество опроса не страдает. В таком случае вполне можно выдвигать гипотезы, говорить о тенденциях и зависимостях между показателями. А процент достижимости может быть занижен ввиду методологических, технических проблем или ошибок в работе интервьюера.

Коллеги, Russian Field, СоциоДиггер, САЕАС Фокус, Низгораев, поддержите наш проект репостом.

Ведущая рубрики - Дубинина Дарья, аналитик ЦСП «Платформа»

#СоциологияAsIs

Совместный проект Платформы, низгораева, Russian Field, САЕАС ФОКУСА

Измерение счастья – технология или социологическая авантюра?  
 
С точки зрения здравого смысла попытка измерить уровень счастья общества выглядит авантюрой. По крайней мере, в значении слова «счастье», которое придает ему русский язык – сильного, перегретого состояния в момент наибольшей полноты жизни человека. Человек не может быть счастлив непрерывно и равномерно,  24/7. Если это случается, возникает подозрение в употреблении наркотиков  или какой-то сектантской экзальтации. Можно сказать: «Я счастлив», имея в виду длительный  период жизни. Однако такие фразы чаще связаны с особыми моментами (условный медовый месяц), а не постоянным фоном.
 
Мы даже не знаем толком, как определить счастье. Это эмоция, чувство, состояние сознания? И  вместе с тем, социология предпринимает постоянные попытки признать счастье как постоянный атрибут общественной среды. На этой основе построены многочисленные национальные  «индексы счастья». Так, в последнем докладе World Happiness Report самыми счастливыми людьми названы жители Финляндии, русские – на 70-м месте. А ведь были когда-то жители одной империи. Но ВЦИОМ делает встречный ход. По его данным, 83% жителей России считают себя счастливыми, а за последние 30 лет индекс счастья в России вырос в 11 раз.
 
Возникает подозрение: что-то в этой процедуре не так. И здесь социологи  начинают объяснять, что в их понимании счастье – это следствие наличия социальных благ, сервисов. А все это можно измерить. Человек редуцируется к набору материальных факторов, которые детерминируют его психику, обязывают быть счастливым. Этим грешат не только правительства и бюджетные организации, но и личная практика. Например, так построен процесс имитации счастья в социальных сетях: изображать себя на пляже со скрещенными ногами и коктейлем в руке. Происходит сведение внутреннего состояния к набору внешних атрибутов, ВВП ли это или хороший алкоголь.  
 
Впрочем, в последнее время появились семантические компромиссы. Так, представитель ВЦИОМа объяснил, что русское «счастье» и английское «happiness» по наполнению – не одно и то же. Англосаксы понимают здесь спокойное позитивное состояние души, не обремененное тревогами и переживаниями. Коротко оно передается фразой «мне норм»; своем индексе ВЦИОМ исходит из островного понимания.
 
А вот другой известный социолог в своем тг-канале предложил китайский вариант оценки счастья через такое решение: «О счастье напрямую спрашивать не нужно. А нужно спросить себя о пяти проявлениях счастья и шести упущениях в счастья». Ну и далее – вполне конфуцианский разбор.
 
Мне же представляется, что лучше просто отказаться от желания все измерить и не морочить людям голову (ошибка вообще думать, что дело социологии – это калькуляция). К счастью, счастье, даже его дериватив «довольство», неизмеримы. Для этого люди живут слишком сложной и нестабильной жизнью: строят планы, которые редко сбываются, переносят болезни и потери, неожиданно схватывают удачу, принимают спонтанные решения. Сомнительно даже, может ли респондент зафиксировать состояние счастья в этом психическом потоке. Но при этом ему может быть внутренне приятно сказать анкетеру: «Да, я, конечно, счастлив». Ведь казаться счастливым лучше, чем наоборот.
 
Автор рубрики – Алексей Фирсов, социолог, генеральный директор ЦСП «Платформа»

#СоциологияAsIs

Партнеры рубрики: Russian Field, СоциоДиггер, САЕАС Фокус, Низгораев.

Стоимость жизни как социологическая категория 

Сама постановка вопроса создает подозрение в цинизме. С моральной точки зрения жизнь человека бесценна и не является рыночным товаром. Попытка мыслить о ней в денежном эквиваленте встречает психологическое сопротивление. Если жизнь не поддается измерению, то зачем вешать ценник?

При этом процедура такой оценки неизбежно происходит. Её проводят страховые компании, частные военные корпорации, законодатели, экономисты. Фактически фундаментальный вопрос распадается на несколько. Какова средняя цена, за которую человек готов рисковать своей жизнью – например, идти добровольцем на фронт из материальных соображений? Какая сумма воспринимается обществом приличной, чтобы компенсировать смерть человека на производстве по вине компании? Какой ориентир задают страховщики, чтобы предложить сделку по страхованию жизни? И так далее. 

Если создать таблицу, сопоставляющую подходы различных социальных и культурных групп, мы получим полезный материал. Стоимость человеческой жизни может быть одним из показателей оценки качества жизни (не единственным!). Чем выше стоимость жизни, тем больше ценится человек, тем больше развито общество. Сразу отметим, что не стоит абсолютизировать показатель. Оценка может не учитывать исторический путь страны, культурные, в том числе, религиозные отличия, а также зависеть от половозрастных, географических и статусных особенностей человека.

Но все-таки, если жизнь человека – не товар, то как рассчитывать стоимость? 
Поскольку единой формулы расчета нет, оценка варьируется в зависимости от подхода. 

Стоимость жизни может оцениваться по размеру человеческого капитала (знаний, навыков, активности на рынке труда, уровня доходов). Поэтому при оценке ущерба от смерти человека рассчитываются выгоды общества, которые оно может приобрести, если сохранит жизнь или здоровье человека с определенным набором социально-экономических характеристик.

Такой подход кажется неполноценным, так как фокусируется лишь на трудовой деятельности человека. Компромиссным кажется подход субъективной оценки стоимости жизни, то есть готовности платить за повышение качества жизни. Такая оценка зачастую служит ориентиром для страховых компаний: позволяет рассчитывать стоимость услуг и справедливый размер выплат для клиентов. Например, по оценкам Сбербанка , мужчины оценивают свою жизнь в 1,5 раза дороже, чем женщины. Та же тенденция (оценивать свою жизнь дороже) свойственна для молодых людей с высшим образованием. Коллеги из Финансового университета усредняют показатель: для россиян справедливый размер компенсации в связи с гибелью человека равен примерно 5,2 млн руб. Однако самим исследователям кажется, что цифра должна быть примерно в 10 раз больше.

Теперь обозначим несколько гипотез. Что еще может влиять на субъективную оценку стоимости жизни, кроме ресурсов, которыми обладает человек или которые были вложены в него? 

Культурный контекст – есть общества, которые культивируют ценность индивидуального, и есть – коллективного. В первом случае стоимость жизни возрастает. Россия относится ко второй группе. Вообще признание жизни самоценностью свойственно далеко не каждой культурной группе: в античности или средние века смеялись бы над этой версией. Для древнего грека, например, доблесть существенно выше физического бытия. 
Горизонт планирования будущего. Чем дальше горизонт, тем выше оценка, поскольку ожидания создают дополнительную ценность. 
Плотность социальных связей. Это еще Дюркгейм отметил: в католических сообществах процент самоубийств существенно ниже, чем в протестантских. Он объяснял это не особенностями веры, а тем, что католики живут в более тесных сообществах. 

Определить место России в этой системе координат – задача будущих исследований. 

Текст подготовили Дарья Дубинина, Алексей Фирсов

Итак, Дмитрий Рогозин (социолог-деконструктор, как мы его называем), пишет о том, что пора подвергнуть тему сексуальности социологическому анализу. Область эта лишилась табуированности, которая сдерживала исследователей в прошлые десятилетия, – поясняет автор. Кроме того, смежные дисциплины, типа психологов, ее уже отработали. А значит, ее надо передавать на новый уровень.

Подойти к снаряду Рогозин предлагает через изучение сексуального опыта людей в возрасте 50+. И действительно, если получить релевантный продукт для этой группы, с более молодыми будет проще. Но в этой же группе прийдется встретиться с высокими внутренними барьерами: закрытость здесь будет выше.

Фундаментальная проблема социологических исследований сегодня состоит в том, что ее полевая часть в значительной мере построена на высказываниях людей, иными словами, на том, что люди сами говорят о себе. А люди часто говорят не то, что думают, думают не то, что в реальности делают, их мотивы смешаны и непроявлены, внутренняя рефлексия носит случайный характер. Ссылаясь на свой полевой опыт, Рогозин считает задачу решаемой.

Мы тут с коллегами-социологами объединились и теперь будем вести совместную рубрику аж на 5 каналов. На все рекомендуем подписаться, читать и комментировать:

Платформа (идейный вдохновитель рубрики)
Низгораев
СЕАС Фокус
СоциоДиггер

О чем будем писать?

О социологических концепциях и методах, новых открытиях и классических теориях, проблемах нашего предмета исследования и стереотипах.

Ищите тексты по тегу #СоциологияAsIs

Последний - репостим ниже и приглашаем к обсуждению ⤵️

Рубрика Платформа #Рекомендует

Наш партнёр по проекту #СоциологияAsIs Дмитрий Рогозин в честь 20-летнего юбилея памяти Геннадия Семёновича Батыгина, доктора философских наук, профессора, сооснователя и первого декана факультета социологии Шанинки, рассказал о готовящемся цикле мероприятий, созданного силами его учеников и коллег.

1 июня в 18:00 состоится вечер памяти в библиотеке Шанинки.

В «Социологическом журнале», основателем которого является Батыгин, они поделятся воспоминаниями о своём наставнике и преподавателе.

Также выйдет журнал «Пути России», где Г.С.Батыгину будет уделено особое внимание, и книга Ольги Соколовской, посвящённая размышлениям социологов о нем.

#СоциологияAsIs

Коллеги из САЕАС «Фокус» вновь поднимают мучительный для социологов вопрос: растет число отказов при проведении телефонных интервью. Люди не хотят отвечать на вопросы социологических служб. Из-за чего им все сложнее зарабатывать деньги. Несправедливо. К тому же клиенты – как не уверяют их в обратном – получают результаты со все более смещенной выборкой в сторону той группы, которая еще готова общаться с интервьюерами. А это люди с особым психологическим складом. Базовая проблема роста отказников – невозможность толком объяснить, почему человек должен тратить время на процедуру, смысл которой ему неясен. Если такой аргумент удается найти и очень четко сформулировать в самом начале, опрос начинает идти.

Так или иначе, мы будем дрейфовать в сторону панельных опросов, когда респонденты получают гонорар за ответы. Здесь есть риски избыточной профессионализации, но по сумме плюсов и минусов этот вариант честнее и понятней. Но еще важнее избавляться от ощущения, что социология и опросы – это нечто почти тождественное. Понимание взаимосвязей различных социальных атрибутов и их носителей – то, чем занимается эта профессия. Рождаются ключевые выводы из процесса мышления, для которого опросы – один из видов сырья.
Но в аспекте диагностирования проблемы материал коллег очень точен.

Также проблему неответов поднимали наши партнёры: низгораев и Russian Field.

#СоциологияAsIs

Продолжим нашу рубрику ярким текстом известного социолога Дмитрия Рогозина (РАНХиГС) об идентичности в профессии.

Самые яростные споры, непреходящие обиды, зудящие раздражения в кругу социологов раз за разом возникают вокруг предметной области. Социологи – это мы, не они. Они – шарлатаны, горлопаны, недоучки. Мы знаем, какой может быть социология. Тут возможны приставки – полевой, прикладной, теоретической или академической, – не суть. Важнее то, что те другие, не мы, самый бестактным образом претендуют на нашу социологию, пытаются что-то сказать, заявить своё право. А право у них нет никакого, поскольку они – не мы. Возьмем опросные региональные компании, усердно и прилежно выполняющие заказы внешних субъектов, определяющих свою профессиональную идентичность через качественное исполнение того, что от них требуют.

– Мы – полевые социологи, – пытаются сказать там, где получается, дозволительно, где дают сказать.

– Какие же вы социологи? На что вы опираетесь, на заказчиков? Какую теорию вы развиваете?

– Нам и не нужна теория, наша социология прикладная!

– Прикладывайте прикладное к прикладному и не замахивайтесь на социологию.

Это я весьма мягко диалог реконструировал. Пожёстче будет с обеих сторон, со слюнями, кулаками, искаженными раздражением лицами. Исключений нет.

Или перейдем к профессору, вещающему с кафедры, автору научных статей и книжек:

– Начнем с того, что социология не имеет никакого отношения к опросам общественного мнения. Только в русском языке можно сформулировать сочетание "социологический опрос", ни на каком другом языке этого сделать не получится.

И в ответ слышится, с раздражением, прищуром, избыточным слюноотделением:

– Социологии ты толком не знаешь, я имею в виду знание предметных концепций или теорий среднего уровня, не знаешь нашего ремесла. Так что прекрати обычный трёп и учи матчасть. Не суйся в предметную область, в которой ничего не смыслишь.

– Примитивный ты господин, видящий только то, что стандартно для либералов, никакой субъектности ни в ком, кроме либералов не понимающий. Мямля ты, а не учёный.

И в сторону, уже другим, своим:

– Типичный манипулятор и псевдосоциолог. Интересно, что этот малоизвестный ранее персонаж появился очень вовремя. Чего с ним говорить, банить и делать своё дело, социологическое.

О чём бы ни затевали разговор отечественные социологи, в конце видим перепалку о том, кто есть социолог. Никто не задумается о предмете, не определит границы познания. Социология – это то, чем мы занимаемся, а кто не с нами, тот не социолог. Вот и весь расклад отечественной предметной дислексии, или расстройства определения своих занятий. Последние установливаются как признаки предельной всеобщности, которая перекидывается с предмета на объект, затем на субъект знания:

– То, чем я знаимаюсь, с кем занимаюсь, определяет мою профессиональную идентичность. Это и есть настоящая социология.

Предметная дислексия наших социологов – это не черта характера, а профессиональное заболевание, связанное с тем, что все вменяемые различения заимствуются извне, а невменяемые доморощенные распространяются на всю совокупность знания, определять которое необходимости нет. Всё определено по праву участия. Думать тут нечего. Мы – социологи. Они – шарлатаны, горлопаны и недоучки.

(Ссылка на канал автора - https://t.iss.one/nizgoraev2)

#CоциологияAsIs

Партнеры рубрики: Платформа, Низгораев, СЕАС Фокус, Russian Field | Социология

Публичная социология постсоветского пространства за пределами РФ пока развита крайне слабо – российские исследователи интересуются этим направлением фрагментарно, собственные социологические службы ряда стран также крайне неохотно делятся информацией, их общее состояние также сильно различается по уровню. Но, как можем, компенсируем этот пробел. Недавно ЦСП «Платформа» вместе с агентством «ОнИн» выпустила серию докладов, посвященных отношению к новой волне миграции из России – Выпуск 1 и Выпуск 2.
 
Затем были опубликованы данные нашего партнера по рубрике #СоциологияAsIs международного сетевого объединения социологов-волонтеров САЕАС «Фокус», посвящённые образу лидеров сопредельных государств –  часть 1, часть 2, часть 3. 

📌 Публикуем диалог генерального директора ЦСП «Платформа» Алексея Фирсова с командой САЕАС «ФОКУС».

В продолжении истории социологии вина наших коллег по рубрике #СоциологияAsIs вы можете посмотреть наш выпуск беседы с
одним из крупнейших российских винных экспертов, основателем рейтинга «Top100Wines», обозревателем Forbes, Игорем Сердюком.

Партнеры рубрики: Платформа, Низгораев, СЕАС Фокус, Russian Field | Социология

Эксперт поделился ценными знаниями и мыслями о российском виноделии, культуре потребления и о том, где купить бутылку хорошего вина.

Цитаты Игоря Сердюка из беседы:

«В потребительском представлении слом произошел совсем недавно. Прежде российское вино воспринималось исключительно как дешевое, однако с некоторых пор заслужило премиальный статус»;

«Культовое пьянство – это серьезная многоуровневая тема. Общее праздничное настроение, связанное с потреблением алкоголя, безусловно, сплачивает социум, позволяет себя идентифицировать как некую общность. От ощущения торжества до ощущения боли похмелья, общая боль и общая радость»;

«Северная модель потребления, идея того, что не свойственно русскому народу, – это пропаганда водочного лобби. В нашей стране достаточно очагов древнего виноделия: побережье Черного моря, Крым, Северный Кавказ – в некоторых местах виноделие зародилось раньше, чем во Франции. В России в разные времена пили и делали вина, но нам вымарывают нашу историческую память».

📍Навигация по каналу Платформы

Добро пожаловать в канал ЦСП «Платформа»! Канал социологии, экспертных мнений и интеллектуальных трендов. Для удобства пользования и поиска всей необходимой информации мы сделали для Вас навигацию по хэштегам:

#исследования – все свежие исследования Платформы;

#БеседыНаПлатформе – проект по организации встреч аудиторий тг-каналов с экспертами в различных социальных областях;

#социология_повседневности – описание явлений жизненного мира;

#СоциологияAsIs – расширение знаний аудиторий о методах и концептах современной социологии;

#Диалоги – интервью с ведущими экспертами российского рынка;

#читая_другие_доклады – оценка мыслей и цифр докладов конкурентов;

#Рекомендует – наши полезные рекомендации по качественным тг-каналам и мероприятиям;

#НамРассказывают – отрывки из экспертных и глубинных интервью, фокус-групп, которых нет в публичном доступе;

#ЭкспертизаРАСО – рубрика, нацеленная на анализ новых коммуникационных практик;

#СобытиеДня – авторские колонки и заметки по самым значимым событиям в России и мире;

#анонс_событий – анонс мероприятий, в которых принимает участие ЦСП «Платфлома»;

#эксперты_платформы – эксклюзивными авторские колонки экспертов Платформы;

#СверкаПозиций – опросы внутри нашего телеграмм-канала;