В недавнем посте о папах Львах я писал, что одним из первых последовательно отстаивать идею примата папы стал Лев I Великий. Начиная с раннего периода истории Церкви авторитет римского епископа признавался вместе с убеждением, что у него нет реального права вмешиваться в дела других епархий или самовольно пересматривать судебные решения поместных епископов. В III веке эту мысль отстаивал Киприан Карфагенский (ок. 200-210 – 258), используя при этом древнегреческое представление о тирании. На Карфагенском соборе 256 года при его председательстве было зафиксировано:

«Никто из нас не должен делать себя епископом епископов или тираническими (курсив мой – Т.Ш.) угрозами принуждать своих коллег к необходимости подчинения, потому что каждый епископ в силу свободы и власти имеет право своего собственного выбора, и как не может быть судим другим, так и сам не может судить другого; но будем же все ожидать суда Господа нашего Иисуса Христа, Который один только имеет власть поставить нас для управления Своей Церковью и судить о наших действиях» (Sententiae episcoporum // PL. 3. Col. 1054)

Церковь, как известно, впитала в себя огромное множество понятий и ключевых концепций, выработанных греко-римской цивилизацией в предшествующие века. Попробую раскрыть не самые очевидные из них в следующих постах.

#history #culture #Antiquity

Известно, что для понимания общественных и межличностных отношений в Античности фундаментальным является понятие «чести» (лат. honor), которую требовалось постоянно оберегать как мужчинам, так и женщинам. Майкл Геддис в одной из глав «Справочника по Поздней Античности»* утверждает, что эта культурная парадигма также может быть применима к христианской Церкви. Например, если речь заходит о ересях или богохульстве, которые угрожают или оскорбляют Церковь, это не должно остаться без ответа со стороны ревностных христиан – равно как и мужчина, движимый благородным гневом, не имел права не защищать честь себя или свой семьи (в том числе с оружием в руке) в ответ на унижение или оскорбление. Только ревнители веры защищали не столько свою честь и гордость, сколько – по их представлениям – честь и гордость Господа. Здесь можно заметить некоторое противоречие, ведь христианский аскетизм утверждал смирение как одну из главных добродетелей и предостерегал от гордыни, в которую мог впасть всякий, кто излишне ревностно относится к своему доброму имени или одержим «божественным гневом». Женская честь была прежде всего завязана на брачной верности и сексуальной нравственности. Поэтому нередко те же ереси, отступничество и богохульство могли осмысляться христианскими авторами и проповедниками в категориях женской измены: члены христианской общины «впадали в искушение», подстрекаемые «обольстителями»-ересиархами. В глазах клира община верующих имела скорее женские черты, и ее, как и женщину, необходимо было оберегать от искушений и наставлять на истинный путь.

* A companion to Late Antiquity, edit. by Philip Rousseau, 2009, pp. 512–525.

#culture #Antiquity #Church