Между тем, глубокоуважаемое креативное агентство #VerityLondon создало собственную пошаговую инструкцию для маркетологов, озаботившихся нащупать “Большой социальный смысл” у вверенных им брендов — как продуктовых, так и корпоративных.
Инструкция на 50 страницах, правда, почти наполовину посвящена тому, чтобы убедить ещё не вполне убеждённых в необходимости этого упражнения (казалось бы, к инструкциям прибегают обычно уже на более позднем этапе созревания), однако примечательна несколькими практическими примерами (не зря же case study в медицине переводится как “разбор клинических случаев”).
Примеры эти напоминают, что поиски дельной социальной миссии эффективнее всего начинать с самого себя (помню-помню, как обсуждала со своей командой, что проблема не столько в осознающих свою социальную роль брендах, сколько в осознающих свою социальную роль маркетологах) — и это легче даётся тем, чьё собственное детство было босоногим.
29-летний Уилл Адоаси, первый африканец, основавший в 2015-м году популярную марку часов #VitaeLondon (этот бренд, среди прочих, предпочитает визионер Брэнсон из #Virgin), почти не задумывался, куда девать свою “десятину”, — просто, памятуя о том, что его отец в Гане был первым в роду Адоаси, кто научился читать и писать, учредил программу содействия школьному образованию в Южной Африке, перераспределяя таким образом прибыль не то чтобы сверхпремиального бренда. Сам он не считает свой взнос — в масштабах глобальной индустрии роскошных часов, оборот которой оценивается в 35 млрд. долларов США в год, — сколько-нибудь значимым.
Другие способы обретения смысла адресованы тем, кому не посчастливилось провести годы становления в трущобах или хотя бы муниципальных учебных заведениях. Здесь и обращение к историческим архивам с попыткой реконструировать мышление отцов-основателей бренда или бизнеса (с общепринятыми уже реверансами к хрестоматийным личностям вроде лорда Левера и Джона Кэдбери и известной гипотезой о том, что сострадание и стремление улучшить условия жизни окружающих — неотъемлемая черта всякого истинного предпринимателя), и консультации с сотрудниками (такое упражнение в поиске высшего предназначения проделал, например, #IBM, поинтересовавшись у 80 000 работников, какие ценности, по их мнению, присущи организации и какие из них следует сохранить и приумножить как основу доверия к этому бренду), и консультации с внешними заинтересованными сторонами — партнёрами, клиентами, поставщиками, регуляторами, НКО (их ожидания относительно того, на каких из целей устойчивого развития (#SDGs) компании следует сосредоточиться в первую очередь, недавно исследовал #Росатом).
Инструкция на 50 страницах, правда, почти наполовину посвящена тому, чтобы убедить ещё не вполне убеждённых в необходимости этого упражнения (казалось бы, к инструкциям прибегают обычно уже на более позднем этапе созревания), однако примечательна несколькими практическими примерами (не зря же case study в медицине переводится как “разбор клинических случаев”).
Примеры эти напоминают, что поиски дельной социальной миссии эффективнее всего начинать с самого себя (помню-помню, как обсуждала со своей командой, что проблема не столько в осознающих свою социальную роль брендах, сколько в осознающих свою социальную роль маркетологах) — и это легче даётся тем, чьё собственное детство было босоногим.
29-летний Уилл Адоаси, первый африканец, основавший в 2015-м году популярную марку часов #VitaeLondon (этот бренд, среди прочих, предпочитает визионер Брэнсон из #Virgin), почти не задумывался, куда девать свою “десятину”, — просто, памятуя о том, что его отец в Гане был первым в роду Адоаси, кто научился читать и писать, учредил программу содействия школьному образованию в Южной Африке, перераспределяя таким образом прибыль не то чтобы сверхпремиального бренда. Сам он не считает свой взнос — в масштабах глобальной индустрии роскошных часов, оборот которой оценивается в 35 млрд. долларов США в год, — сколько-нибудь значимым.
Другие способы обретения смысла адресованы тем, кому не посчастливилось провести годы становления в трущобах или хотя бы муниципальных учебных заведениях. Здесь и обращение к историческим архивам с попыткой реконструировать мышление отцов-основателей бренда или бизнеса (с общепринятыми уже реверансами к хрестоматийным личностям вроде лорда Левера и Джона Кэдбери и известной гипотезой о том, что сострадание и стремление улучшить условия жизни окружающих — неотъемлемая черта всякого истинного предпринимателя), и консультации с сотрудниками (такое упражнение в поиске высшего предназначения проделал, например, #IBM, поинтересовавшись у 80 000 работников, какие ценности, по их мнению, присущи организации и какие из них следует сохранить и приумножить как основу доверия к этому бренду), и консультации с внешними заинтересованными сторонами — партнёрами, клиентами, поставщиками, регуляторами, НКО (их ожидания относительно того, на каких из целей устойчивого развития (#SDGs) компании следует сосредоточиться в первую очередь, недавно исследовал #Росатом).
#Итоги2022 #ESG #RussianManagers
2. «Наши лучшие «мозги», оставаясь в российских ИТ-конторах, хотят такое же ESG, как было в #IBM»
«Двойная мораль» ряда транснациональных корпораций американского и европейского происхождения, внезапно открывшая изумлённой публике практически полное отсутствие иммунитета к государственному патернализму на той стороне, тем не менее, не смогла подорвать веры в значение ESG у российских адептов этой концепции.
Рейтинг социальной эффективности бизнеса, опубликованный #ВЦИОМ в конце уходящего года, показал, что 57% россиян не относят большинство российских корпораций к «социально ответственным» (а описание того, что это значит, в изложении опрошенных уже вполне себе охватывает и экологическую ответственность, и управленческую этику, и устойчивое развитие регионов присутствия). 91% респондентов подтверждают, что ждут от бизнеса «социальных проектов», а по факту и оставшиеся в стране профессионалы, и приходящие на стажировку выпускники университетов не готовы на своём рабочем месте встречаться с управленцами и корпоративной культурой, хотя бы отдалённо напоминающими «лихие 1990-е», даже за приличные деньги.
«Мы хотим такое же ESG, как было в #IBM», — говорят талантливые айтишники, оставшиеся на Родине и перешедшие в российские фирмы. А это значит, что просто «обронить» повестку ESG после массового исхода иностранных компаний уже не получится, на неё сформирован тот самый запрос, но только не «снизу» по цепочке, как в случае с downstream-клиентами на Западе, а практически «изнутри» — запрос, на который необходимо отвечать.
Чем только не отвечали передовики в течение года на этот запрос:
• пересмотром наборов корпоративных ценностей и систем управления корпоративной этикой (#Металлоинвест, #РУСАЛ),
• разработкой и актуализацией, часто с преодолением вполне понятного сопротивления, собственных стратегий ESG-трансформации и декарбонизации (#РУСАЛ, #Северсталь),
• гибким подходом к распределению ограниченных ресурсов (#PMI) и поиском альтернатив для внезапно «подвисших» проектов (продажа углеродных единиц от климатического проекта #БерёзкаГаза, предназначавшихся европейским клиентам, российской #Кофемании),
• внедрением процессов автоматизации сбора и обработки данных для формирования нефинансовой отчётности и управления проектами ESG-трансформации (проект “ESG Big Data” у #РУСАЛа, автоматизация отчёта об устойчивом развитии у #Северстали, автоматизированные системы управления волонтёрскими ресурсами у #UnitedRestaurants (ex-KFC) и #Росатома),
• а главное — усиленным пересмотром национальных и корпоративных методологий оценки ESG-зрелости бизнеса и разработкой и продвижением собственных методик и проектов национальных стандартов в этой сфере (большой пласт работы по пересмотру методологий в основе национальных #ESG-ренкингов и рейтингов проделан коллективом авторов — #X5, #Сбером, #En+, #ТПлюс, #РУСАЛом при непосредственном участии Вашей покорной слуги в рамках Национального #ESG-альянса).
Но, пожалуй, главным и давно назревшим движением 2022 года стало осознанное стремление российских корпораций всерьёз разобраться с ESG-эффективностью своих цепочек поставок (не только потому, что логистам и сбытовикам с марта по декабрь пришлось демонстрировать чудеса эквилибристики и адаптивности, разворачивая и закупки, и продажи с Запада на Восток, но и потому, что именно в этот момент открылись глаза на истинную мощь того, кто в цепочке поставок «снизу», в downstream, по отношению к тем, кто «сверху», в upstream), а также с истинной эффективностью, реальным и потенциальным воздействием социальных программ бизнеса на качество жизни в регионах ответственности.
В обоих вопросах тон задают компании горнометаллургического сектора (#Металлоинвест, #РУСАЛ, #Северсталь, #ОМК), опираясь, безусловно, на наработки #ВЭБа в части «зелёной» и «социальной» таксономий и #Сбера в части оценки устойчивости малого и среднего бизнеса.
2. «Наши лучшие «мозги», оставаясь в российских ИТ-конторах, хотят такое же ESG, как было в #IBM»
«Двойная мораль» ряда транснациональных корпораций американского и европейского происхождения, внезапно открывшая изумлённой публике практически полное отсутствие иммунитета к государственному патернализму на той стороне, тем не менее, не смогла подорвать веры в значение ESG у российских адептов этой концепции.
Рейтинг социальной эффективности бизнеса, опубликованный #ВЦИОМ в конце уходящего года, показал, что 57% россиян не относят большинство российских корпораций к «социально ответственным» (а описание того, что это значит, в изложении опрошенных уже вполне себе охватывает и экологическую ответственность, и управленческую этику, и устойчивое развитие регионов присутствия). 91% респондентов подтверждают, что ждут от бизнеса «социальных проектов», а по факту и оставшиеся в стране профессионалы, и приходящие на стажировку выпускники университетов не готовы на своём рабочем месте встречаться с управленцами и корпоративной культурой, хотя бы отдалённо напоминающими «лихие 1990-е», даже за приличные деньги.
«Мы хотим такое же ESG, как было в #IBM», — говорят талантливые айтишники, оставшиеся на Родине и перешедшие в российские фирмы. А это значит, что просто «обронить» повестку ESG после массового исхода иностранных компаний уже не получится, на неё сформирован тот самый запрос, но только не «снизу» по цепочке, как в случае с downstream-клиентами на Западе, а практически «изнутри» — запрос, на который необходимо отвечать.
Чем только не отвечали передовики в течение года на этот запрос:
• пересмотром наборов корпоративных ценностей и систем управления корпоративной этикой (#Металлоинвест, #РУСАЛ),
• разработкой и актуализацией, часто с преодолением вполне понятного сопротивления, собственных стратегий ESG-трансформации и декарбонизации (#РУСАЛ, #Северсталь),
• гибким подходом к распределению ограниченных ресурсов (#PMI) и поиском альтернатив для внезапно «подвисших» проектов (продажа углеродных единиц от климатического проекта #БерёзкаГаза, предназначавшихся европейским клиентам, российской #Кофемании),
• внедрением процессов автоматизации сбора и обработки данных для формирования нефинансовой отчётности и управления проектами ESG-трансформации (проект “ESG Big Data” у #РУСАЛа, автоматизация отчёта об устойчивом развитии у #Северстали, автоматизированные системы управления волонтёрскими ресурсами у #UnitedRestaurants (ex-KFC) и #Росатома),
• а главное — усиленным пересмотром национальных и корпоративных методологий оценки ESG-зрелости бизнеса и разработкой и продвижением собственных методик и проектов национальных стандартов в этой сфере (большой пласт работы по пересмотру методологий в основе национальных #ESG-ренкингов и рейтингов проделан коллективом авторов — #X5, #Сбером, #En+, #ТПлюс, #РУСАЛом при непосредственном участии Вашей покорной слуги в рамках Национального #ESG-альянса).
Но, пожалуй, главным и давно назревшим движением 2022 года стало осознанное стремление российских корпораций всерьёз разобраться с ESG-эффективностью своих цепочек поставок (не только потому, что логистам и сбытовикам с марта по декабрь пришлось демонстрировать чудеса эквилибристики и адаптивности, разворачивая и закупки, и продажи с Запада на Восток, но и потому, что именно в этот момент открылись глаза на истинную мощь того, кто в цепочке поставок «снизу», в downstream, по отношению к тем, кто «сверху», в upstream), а также с истинной эффективностью, реальным и потенциальным воздействием социальных программ бизнеса на качество жизни в регионах ответственности.
В обоих вопросах тон задают компании горнометаллургического сектора (#Металлоинвест, #РУСАЛ, #Северсталь, #ОМК), опираясь, безусловно, на наработки #ВЭБа в части «зелёной» и «социальной» таксономий и #Сбера в части оценки устойчивости малого и среднего бизнеса.