Ирина БАХТИНА | Блеск и нищета корпоративных брендов
660 subscribers
152 photos
3 videos
221 links
От Executive Equities к Corporate Equities и обратно. Люди, которые создают сильные бренды, и люди, которые их разрушают.

Содержание канала представляет собой сугубо личную точку зрения автора.

Обратная связь: @CorpEquitiesBot
Download Telegram
Горечью и негодованием встретила британская общественность решение сэра Джеймса Дайсона, инженера-изобретателя, промышленного дизайнера и основателя #Dyson, некогда выступавшего за #Brexit, перенести головной офис своей компании из графства Уилтшир в Сингапур.

Короля пылесосов, ударившегося в разработку своей версии беспилотных автомобилей, обвинили в погоне за краткосрочными выгодами, «предательстве общественных интересов» (едва не пригрозив лишить рыцарского звания) и напомнили ему, что самый свежий опрос глав международных корпораций, опубликованный #Forbes, показал, что лучшим местом для ведения бизнеса на этой планете остаются земли Её Величества (несмотря на приближение выхода из ЕС и на то, что налог на прибыль в Сингапуре всё-таки 17% против 19% британских).

В числе причин, повлиявших на решение Джеймса Дайсона сменить юрисдикцию, называют измотавшую его 5-летнюю тяжбу с производителями пылесосов с мешками для сбора пыли в ЕС (Германии), а также неуступчивость домашних регуляторов, так и не позовливших ему тестировать беспилотники на заброшенных аэродромах #RoyalAirForce.
Forwarded from @corpequities
С нескрываемым аппетитом изучаю всякого рода “тренды года” вокруг взаимоотношений простого (“маленького”) человека и непростого большого бизнеса. Всё чаще эти взаимоотношения уже не про примитивное взаимодействие покупателя — продавца (“дайте мне то, что я прошу (или, скорее, не прошу), но по приемлемой цене и с приемлемым качеством, и избавьте меня от дальнейших подробностей” и примерно такая же “осмысленная” обратная реакция), а про абсолютно взрослое взаимодействие равноправных носителей гражданских прав, свобод — и гражданской ответственности, конечно. Чего стоит только заявление американских миллениалов о том, что “самую большую угрозу миру представляет большой бизнес”.

Похоже, именно поэтому каждый из восьми глобальных трендов, задающих тон эволюции т.н. “потребительского поведения” в 2019 году, по сути, следует читать не как рецепт запрашиваемого у бизнеса готового решения, а скорее как анамнез весьма тягостных и местами токсичных отношений (в этом смысле государственный бизнес совсем не исключение), в которых человек (давайте уж действительно перестанем именовать всех, кому продавали, продаем или только мечтаем продавать, исключительно “потребителями”) (а) понял, что он совсем не одинок перед лицом “больших и сильных”, а максимальная проницаемость информационной среды сегодня успешно уравнивает в процессе общения и больших, и малых; (б) осознал, что и у “больших и сильных” нет готовых решений перед лицом суровой непредсказуемой реальности (более того, готовые решения вчерашнего дня совершенно не годятся для светлого завтра); (в) поверил в свои силы для того, чтобы эти решения предложить.

1. Недоверие и подозрительность рядовых граждан к заявлениям и действиям брендов и корпораций ("по умолчанию"). Ровно так же, как бренды продолжат охотиться за деталями частной жизни своих покупателей, граждане будут со всё большим рвением перепроверять факты и цифры, характеризующие процессы получения сырья и поставок, ингредиентный состав продуктов, а также влияние брендов на культуру, окружающую среду и жизнь местных сообществ.

Трендсеттерами здесь уже называют бренды DeBeers, Walmart, Carrefour, добровольно внедряющие системы прослеживаемости в своих системах поставок на основе технологий блокчейн, а также Rekoop, предлагающий покупателям выявлять аутентичность готовой продукции при помощи цифровых меток, интегрированных непосредственно в сырьё.

2. Выход темы экологичности (и – шире – устойчивого развития) из нишевых, часто премиальных сегментов рынка на уровень генерального направления маркетинга ("mainstream"). “Потребление с пониженным воздействием на окружающую среду” (одним из проявлений которого уже назвали веганство) продолжит нацеливаться на энергию растений и положительный углеродный след и “анти-упаковку” в пищевых, косметических и фармацевтических продуктах, а также в использование переработанных материалов в брендах модной одежды и обуви.

Здесь интересным выглядит опыт бренда Lia, представившего на рынок полностью свободные от пластика и биоразлагаемые тесты для беременности, а также брендов модной обуви Allbirds из запатентованного материала на основе сахарного тростника и одежды и аксессуаров Zvnder, производство которых позволяет избежать жестокости по отношению к животным.

(Продолжение следует).
Forwarded from @corpequities
3. Дальнейшее формирование целостного, всестороннего подхода к охране и восстановлению здоровья. Какофония современной жизни продолжит заставлять покупателей убежища в тишине и сне — двух главных двигателях сохранения психологического благополучия в 2019-м, границы которого будут определяться уже не только стенами кухни и спальни, но и условиями рабочих мест и служебных командировок.

Примерами передовиков среди брендов здесь могут служить бренды воды NapaHills, обогащенной винными антиоксидантами, ухода за волосами BioRenew от P&G и умной системы освещения SixSenses, способствующей восстановлению биологического ритма сна в отелях после долгих или частых смен часовых поясов.

4. Растущая роль эргономичности товаров и услуг и максимальной автоматизации пользовательского опыта взаимодействия с ними. Этот тренд продиктован неудобствами, связанными с получением того или иного продукта в собственность, в сравнении с мгновенными выгодами от пользования им в режиме доступа, а также стремлением свести к нулю любые соприкосновения с торговым персоналом в процессе покупки либо консультации.

Законодателями мод здесь выступают китайская экосистема медицинского обслуживания в режиме одного окна, основанная на искусственном интеллекте PingAng, уже сегодня способная выдавать диагнозы менее чем за 1 минуту и обслуживающая 3 миллиона пользователей, а также бренды Hema — сеть футуристических супермаркетов #Alibaba, доставка свежих продуктов из которых занимает не более 30 минут, или Prime Wardrobe от #Amazon,позволяющий примерять и носить купленную одежду и обувь в течение недели с момента покупки.

(Продолжение следует).
Forwarded from @corpequities
​​Продолжу о трендах, характеризующих развитие и тональность отношений «маленького человека» и «большого плохого бизнеса».

ТРЕНД N5

2019-й уже называют годом осознанной защиты данных, поскольку объем хранящихся онлайн биометрических, генетических, медицинских и поведенческих данных весьма деликатного свойства растёт экспоненциально.

Два предшествующих года были отмечены целым рядом скандалов, связанных с намеренным (санкционированным теми, кто имел законный доступ) или ненамеренным (ошибочным либо хакерским) сливом персональных данных клиентов больших брендов третьим сторонам — от поставленной на широкую ногу продажи недостаточно обезличенных наборов данных пользователей #Facebook консалтинговым агентствам, обслуживающим политические заказы в ряде стран мира, до рандомной утечки деликатной информации в результате того, что #AmazonAlexa приняла неразборчивые голоса в супружеской спальне за команду отправить электронное письмо с предварительно записанным диалогом в офис одного из супругов.

Активисты и эксперты по кибербезопасности полагают, что в погоне за упрощением своих устройств и бесконечным расширением их функционала, контролируемого #ИИ, авторы #AppleHomePod, #GoogleHome, #AmazonEcho (продажи которого в прошлом году, по словам #Amazon, насчитывали десятки миллионов устройств) предпочитают закрывать глаза на то, что, по сути, подталкивают своих пользователей выгружать огромные массивы весьма чувствительных данных в облачные хранилища посредством домашнего вайфая. А производителей высокоточных домашних приборов — от систем отопления, освещения, водоподготовки или охранной сигнализации до датчиков задымления или влажности — делать их совместимыми с устройствами, активируемыми голосом, подстраивая под себя дизайнерскую мысль целых индустрий, включая индустрию профессионального дистанционного взлома систем хранения и передачи данных. Сохранится ли оффлайн-ниша на рынке домашних и бытовых приборов для тех, кто не готов поддерживать беседу с умной кофе-машиной или делиться наблюдениями с любознательным домашним кинотеатром?

(Пожалуй, в этом свете моя первая смс-переписка с электроотопительным котлом российского производителя «Интойс Оптима» в далёком уже 2012 году (котёл исправно докладывал о состоянии температуры в загородном доме и живо откликался на команды её изменить) представляется совершенно невинным и близким к идеальному упражнением — судя по скупости обмена данными.)

Похоже, что в 2019 году пользователи услуг и покупатели товаров будут всё охотнее откликаться на заботу больших брендов о снижении зависимости от устройств и приложений, связанных с передачей данных (в качестве примеров — надо признать, довольно робких, но всё-таки — приводятся встроенные в экранные устройства системы замера т.н. «цифрового благополучия» #GoogleWellbeing и #AppleScreenTime) и всё отчётливее осознавать точки пересечения с маркетинговыми ловушками, настроенными на сбор персональных данных, всё менее охотно раздавая подписи здесь и там в подтверждение факта согласия на их обработку.
​​Между тем, глубокоуважаемое креативное агентство #VerityLondon создало собственную пошаговую инструкцию для маркетологов, озаботившихся нащупать “Большой социальный смысл” у вверенных им брендов — как продуктовых, так и корпоративных.

Инструкция на 50 страницах, правда, почти наполовину посвящена тому, чтобы убедить ещё не вполне убеждённых в необходимости этого упражнения (казалось бы, к инструкциям прибегают обычно уже на более позднем этапе созревания), однако примечательна несколькими практическими примерами (не зря же case study в медицине переводится как “разбор клинических случаев”).

Примеры эти напоминают, что поиски дельной социальной миссии эффективнее всего начинать с самого себя (помню-помню, как обсуждала со своей командой, что проблема не столько в осознающих свою социальную роль брендах, сколько в осознающих свою социальную роль маркетологах) — и это легче даётся тем, чьё собственное детство было босоногим.

29-летний Уилл Адоаси, первый африканец, основавший в 2015-м году популярную марку часов #VitaeLondon (этот бренд, среди прочих, предпочитает визионер Брэнсон из #Virgin), почти не задумывался, куда девать свою “десятину”, — просто, памятуя о том, что его отец в Гане был первым в роду Адоаси, кто научился читать и писать, учредил программу содействия школьному образованию в Южной Африке, перераспределяя таким образом прибыль не то чтобы сверхпремиального бренда. Сам он не считает свой взнос — в масштабах глобальной индустрии роскошных часов, оборот которой оценивается в 35 млрд. долларов США в год, — сколько-нибудь значимым.

Другие способы обретения смысла адресованы тем, кому не посчастливилось провести годы становления в трущобах или хотя бы муниципальных учебных заведениях. Здесь и обращение к историческим архивам с попыткой реконструировать мышление отцов-основателей бренда или бизнеса (с общепринятыми уже реверансами к хрестоматийным личностям вроде лорда Левера и Джона Кэдбери и известной гипотезой о том, что сострадание и стремление улучшить условия жизни окружающих — неотъемлемая черта всякого истинного предпринимателя), и консультации с сотрудниками (такое упражнение в поиске высшего предназначения проделал, например, #IBM, поинтересовавшись у 80 000 работников, какие ценности, по их мнению, присущи организации и какие из них следует сохранить и приумножить как основу доверия к этому бренду), и консультации с внешними заинтересованными сторонами — партнёрами, клиентами, поставщиками, регуляторами, НКО (их ожидания относительно того, на каких из целей устойчивого развития (#SDGs) компании следует сосредоточиться в первую очередь, недавно исследовал #Росатом).
Заодно открыла для себя новый британский бренд в финансовом секторе.
Вообще, конечно, лучший, осязаемый способ постичь реальную культуру компании — лично посетить её офис или фабрику. Не с целью отдать дань смелому или утонченному дизайну и эргономике рабочих мест, конечно, а с целью посмотреть, как реальные люди, которых знаешь по форумам и конференциям, себя чувствуют на территории своего работодателя.

Помнится, одного посещения фабрики (и музея) мнув Баварских моторных заводов в североамериканском штате Южная Каролина хватило, чтобы уловить плохо скрытое раздражение довольно хорошо обычно реагирующего на военную дисциплину американского персонала европейскими порядками, неспешной, коллегиальной и обстоятельной культурой принятия решений. Очевидно ли это было на тот момент руководству #BMW, отделенному от своего хаба в США шестью, что ли, часовыми поясами на опережение, судить не берусь.

А в Москве давеча имела счастье в составе внушительного корпоративного десанта инспектировать штаб-квартиру глув корпорации #Google на Балчуге, во всех эйчаровских справочниках числящуюся (штаб-квартиру) как верх креатива, гуманизма и предел мечтаний миллениалов. Странное, доложу я вам, от этого нетривиального офиса ощущение. Такое, знаете, как будто большую, хорошо обставленную и напичканную бытовой техникой квартиру родители оставили подросткам на какое-то время и строго-настрого запретили в ней что-нибудь портить. К подросткам ходят экскурсии из любопытствующих соседей, но подростки на гостей не отвлекаются, сосредоточенно всматриваясь в цифровые отпечатки живых людей на огромных экранах и лишь изредка обеспокоенно напоминая дотошным экскурсантам о правилах поведения (Третьяковка, чистая Третьяковка). Комфортнейшее место для интровертов (как, впрочем, и любой большой рафинированный бизнес) и... для временных постояльцев.

NB Текст был совсем не об офисе. Текст был о корпоративной культуре. Которая может, как известно, считываться как «взрослый — взрослый», а может и как «родитель — ребёнок».
​​В развитие (или подкрепление) темы главных трендов года — в частности, тренда №1, связанного с ростом недоверия и подозрительности широкой общественности к заявлениям и действиям частного сектора, — известие о вступившей вчера в силу системе повальной прослеживаемости лекарственных препаратов и медицинских изделий в Европейском Союзе (European Medicines Verification System).

Система призвана обеспечить защиту 28 стран-членов Евросоюза (по состоянию на 2019 год) от контрафактной лекарственной и медицинской продукции путём нанесения на каждую из 18 млрд. упаковок такой продукции защитной наклейки и уникального кода, который должны сканировать сотрудники, принимающие и отпускающие рецептурные лекарственные средства в более чем 150 тысячах клиник, аптек, дистрибьюторских складов и т.п.

Правда, сомнения в необходимости такой радикальной «рентгенотерапии» для всей фармацевтической индустрии в ЕС были ещё на этапе одобрения проекта 8 лет назад: #TheEconomist напоминает, что уже тогда подделкой являлась лишь каждая 20-тысячная упаковка рецептурного средства, отпускаемого на территории ЕС, и по данным Европола, оснований полагать, что обстановка с тех пор сколько-нибудь ухудшилась, нет.

Недоброжелатели реформы убеждены, что Большая Фарма таким образом решает на территории довольно благополучного Евросоюза сугубо свои коммерческие задачи: предотвращает перетоки «серой» (т.е. законно произведённой, но непланово перещаемой) продукции из Восточной в Центральную и Западную Европу, поскольку цены на лекарственные препараты (как, впрочем, и на товары повседневного спроса) в странах-членах ЕС на различных меридианах могут отличаться существенно.

А мировые эксперты в сфере организационной психологии (та же Рейчел Ботсман, автор бестселлера Who Do You Trust?, например) и вовсе ставят под сомнение способность всевозможных систем прослеживаемости восстанавливать доверие к добросовестным производителям. «Доверие — оно о том, чтобы спокойно, уверенно принимать то, чего не знаешь. Доверие и полная открытость в этом смысле отнюдь не взаимозаменяемы. Если вы гонитесь за полной открытостью, значит, на то, чтобы сохранить доверие, вы давно махнули рукой», — рассуждала Ботсман в своём докладе на ежегодной конференции #CIPD в Манчестере).
Forwarded from Леся Рябцева
Начнём неделю с хорошего. Сделала подборку каналов о благотворительности и корпоративной социальной ответственности и прочем подобном. Половина о «внутрянке» сферы, канальчики небольшие, ламповые, оттого приятней о них писать, половина о конкретных фондах.

Фандрайзинг и печеньки
@FundraisingAndCookies
Канал действующего и экс-фандрайзеров WWF о том, как привлекать внимание, финансы и прочие ресурсы.

Блеск и нищета корпоративных брендов
@corpequities
Очень умный канал про корпоративную социальную деятельность с кейсами, советами, разбором ошибок и пр. Лонгриды от души.

#причини_добро
@prichinidobro
О новостях сектора, вакансии, исследования (много исследований), пиар и работа с медиа. На пальцах.

Дальше действовать будем мы
@act_next
Адресная помощь с подробными и проверенными (как уверяют создатели канала, а мы им верим) историями. Единственный известный мне телеграм-фонд.

Старость в радость
@starost_v_radost
Тот самый фонд помощи пожилым людям. Рассказывают истории своих подопечных, делятся новостями, иногда пишут и про эйджизм.

спид.центр
@aidscenter
Тот самый фонд. В канале анонсы материалов с сайта и новости пространства фонда, а там и театр, йога, групповая терапия, консультации врачей.

Если хотите начать разбираться — велкам, подписывайтесь.
Иностранцам, приехавшим работать в Россию и задающим вопрос, что почитать—посмотреть, чтобы постигнуть загадочную русскую душу, я искренне рекомендую «Фонтан» Юрия Мамина, фильм-анекдот позднего советского (глубоко перестроечного) периода. Полтора часа обостряющегося бытового апокалипсиса, вобравшие в себя весь сюр и трагикомизм нашей жизни, венчает глубоко символичная сцена: жители аварийного дома, отключённого посреди зимы от воды, тепла и света, — дома с дырой в крыше и трещинами по стенам, спешно покинутого даже подвальными кошками, — жгут посреди сугробов костры и водят хороводы.

— «Всю страну разворовали, вот вы-то — главное зло», — в изумлении шепчет главный инженер участка нечистому на руку прорабу. — «Вот из-за таких, как вы, всё и разваливается». — «Нет, это вы — главное зло, это из-за вас весь развал в доме. Из-за вас!» — замахивая рюмку облепиховой, спокойно отвечает тот. — «Ведь без ваших подпорок наш дом давно рухнул бы. Всё ж давно сгнило! И только из-за этого вашего дурацкого героизма он стоит. Потому что всё латаете, всё тащите на себе как верблюд упрямый. А начальство спокойно — на чёрных волгах ездит да на таких дураков, как ты, надеется. ...Так что не я виновник, а вы — главное зло».

Начальство — что в государственном, что в частном секторе — героизм ценит и героев охотно чествует. Спасая терпящих бедствие, подставляя натруженную спину под рушащиеся перекрытия, герои действительно уберегают систему от неминуемого коллапса, смягчая и облагораживая не только безысходность и трагизм ситуации, но и последующую ударную волну недоумения и гнева общественности. «Незаменимому» сотруднику, который гордится тем, что на нём всё держится и только он в состоянии управиться с огромным массивом цифр всякий раз, когда это требуется бизнесу, совершенно незачем менять статус кво и затевать автоматизацию очевидно непродуктивного и уязвимого процесса. А начальству удобно такого «незаменимого» поощрять, год за годом откладывая подписание капексов и опексов на недешёвый проект.

Очевидно, героизм включается не только и не столько в чрезвычайных ситуациях. Героизм вшит в саму ткань организационной культуры — и в последнее время, с тиражированием всякого рода программ развития лидерства и поиска высшего предназначения, а также добровольчества и социального активизма, швы эти становятся всё схематичнее и декоративнее. Подавляющее большинство «белых воротничков» формулируют смысл своей жизни в императивах «помочь другим» и «спасти мир», не стесняясь откровенно миссионерской тональности. Диагнозы всех, кого предстоит спасать, как водится, неутешительны и безапелляционны. Мир, у которого есть собственная программа будущего, героям, как правило, неинтересен.

Единственной известной мне организацией, с порога предупреждавшей, что героизм не поощряет, была екатеринбургская «Калина». «Там, где работают профессионалы, нет места героизму. Героизм — всегда следствие чьей-то безответственности, халатности и разгильдяйства» — со знанием дела говаривали прежние руководители ведущего российского предприятия по выпуску косметической продукции. Нерастраченную творческую энергию сотрудников владельцы «Калины» умело направляли в мирное, но довольно узкое русло внедрения рационализаторских предложений. Впрочем, и во все времена явных радетелей за интересы коллектива и социальную справедливость считалось целесообразнее убедить возглавить корпоративный десант в детский приют или дом престарелых с тем, чтобы их ищущая выброса энергия была потрачена на дела, далёкие от кабинетных революций.
Похоже, именно в этом сейчас можно заподозрить львиную долю корпоративных волонтёрских программ — лучшие кадры в едином порыве бросаются убирать мусор, строить детские площадки и навещать престарелых, в то время как основополагающие проблемы бизнеса, который они представляют (вред продукции для здоровья, выбросы парниковых газов или проблемные отходы, вполне себе легитимный уход от налогообложения), консервируются просветлёнными руководителями «в подарок» будущим поколениям. Об этом говорили на сессии первого дня #РИФ, посвящённой корпоративному волонтёрству.
«Уберизация» медиа индустрии не прошла, а стыдливый фиговый листок саморегулирования и «этических кодексов» так и не сумел прикрыть неприглядную практику.

https://t.iss.one/dddjournalism/3291
​​С темой регламентированного и нерегламентированного служебного героизма, не раз подробно исследовавшейся на этом канале, неразрывно связан ещё один важный тренд года (тренд №6) — всё более ощутимое стремление каждого быть Super Human, или Сверхчеловеком, — но, скорее, не в том образном смысле, который накануне вдохновил коллег по цеху из мнув отраслевого издания, а в смысле настоящей готовности работать над своей улучшенной версией для того, чтобы она заведомо отвечала требованиям завтрашнего дня.

Меня же в связке сверхчеловек — сверхбизнес (а по могуществу с корпорациями и правительствами, как известно, не в силах сравниться ни одна другая организационная форма) традиционно интересуют эффективные способы взаимодействия и результаты взаимовлияния.

142 тысячи лайков и 42 тысячи ретвитов набрала история о том, как юная соискательница простенькой роли редактора-корректора отказалась от предложения о работе от компании #WebApplicationsUK после того, как в течение 2-часового собеседования с руководством организации имела счастье испытать на себе целый ассортимент несколько театральных (на мой вкус) унижений типа заполнения тестов на сообразительность и креатив под давлением времени, оценок типа «ты вообще не достигатор, как я погляжу» и разорванных в клочья рукописей.

(Здесь, вероятно, следует отметить, что, по её собственным словам, девушка оказалась в процессе поиска работы практически сразу после разрыва достаточно токсичных отношений, и нависший над ней в ходе интервью СЕО технологической компании как-то скоррелировал с бывшим партнёром).

Думаю, лишним будет говорить о том, что в результате публикации бренд работодателя упомянутой компании-разработчика, штат которой, уверена, на 90% укомплектован миллениалами, если не дженсерами, был разрушен до основания. По опыту российского бизнеса (т.е. не понаслышке) мы знаем, что компаниям с «особенными» владельцами или топами платить за рабочую силу приходится существенно выше рынка — за моральный вред или эмоциальный износ, видимо.

Но вот куда хуже оказалось то, что к волне нарастающего в Твиттере «недоумения» присоединились клиенты #WebApplicationsUK — чуть более заметные и влиятельные, чем эта, организации из рекламного и медийного секторов. А это, по закону симметрии и под угрозой (пусть даже гипотетической) прекращения контракта — продавливание расценок на выполняемые работы ниже рынка. Утрата хрупкого бизнес-равновесия как цена каких-нибудь двух часов безграничного самоудовлетворения высшего должностного лица. (Потенциально ещё и какие-нибудь этические правила для всей отрасли относительно того, как максимально гуманно отбирать людей, и возможно, в конкурсе на гуманность процесса уверенную победу одержит «Полиграф 2.0»).

История была о сверхчеловеке — и, как выясняется, совсем не о демонстрации суперсилы перед лицом жестких обстоятельств, а о довольно хрупкой декларации собственного достоинства и нулевой терпимости к корпоративному стилю, живо напоминающему армейский.
Forwarded from @corpequities
Когда корпорация объявляет Project Zero, это значит, терпению окружающих пришёл конец и, дабы уберечься от далеко не превентивных ударов извне, приходится, пусть и нехотя, объявлять войну врагу внутреннему. «Ноль отходов на захоронение», «ноль производственных травм», «ноль потерь при транспортировке», «ноль домогательств на рабочем месте», «ноль жалоб на качество обслуживания», — у каждого боль своя, у многих — не единственная.

#Amazon, например, на днях полушепотом объявил войну контрафакту, — который, как выяснила онлайн-платформа #Inc., довольно неплохо обжился на бесконечных электронных стеллажах крупнейшего мирового ритейлера. После нескольких лет изматывающих судебных баталий с сотнями, если не тысячами добросовестных предпринимателей корпорация, оборот которой превышает 800 млрд. долларов США, похоже, дрогнула перед угрозой коллективного иска (тут следует отдать должное, такая перспектива помогла ускорить смену траектории развития не одной американской компании и даже индустрии). «Самый большой друг малого и среднего бизнеса во всём мире» позволит, наконец, владельцам и авторизованным поставщикам делистировать «клонов» успешных торговых марок, широко представленных на этой платформе.

Ничего себе — одолжение, скажет публика, не очень знакомая с театром военных действий в битве между B2B, B2b и B2C за обладание большими массивами данных. И ошибётся, конечно. Потому что, оказывается, для гигантского перепродавца, стремительно завладевающего электронным торговым пространством во всё ещё слабо и неровно регулируемой цифровой среде, такие очевидные и непреложные истины, как защита интеллектуальной собственности, совсем не очевидны и не непреложны.

Агентство исследований рынка #Gartner, взявшее на себя труд подробно изучить предложения под 321 брендом (капля в море, конечно, но для «клинического теста» достаточно), размещённые на Amazon.com третьими сторонами, сделало вывод о том, что не менее 30% из них заставили покупателей хотя бы раз пожаловаться на сайте на то, что это — подделка. Ну, а когда за дело взялся U.S. Government Accountability Office (аналог Счётной палаты в США), в результате тестовых закупок у пяти крупнейших платформ электронной коммерции, включая #Amazon, почти половина доставленных товаров оказались поддельными или ввезёнными в страну нелегально.

При этом недовольных покупателей практически нет: ритейлер незамедлительно возмещает понесенные расходы каждому, кто обращается с жалобой, даже не настаивая на возврате контрафактного товара. «Гарантия от А до Я» срабатывает безукоризненно. Недовольными остаются исключительно добропорядочные владельцы торговых марок и патентов на изобретения: получая 50 центов из каждого доллара, потраченного на онлайн-покупки в США, и генерируя существенную часть дохода на услугах по подключению и продвижению поставщиков самого разного калибра, гигантская платформа предпочитает при помощи алгоритмов уравнивать их в правах, делая исключения лишь для тех, кто вкладывает в маркетинг на Amazon.com миллионы (знакомо, не так ли?).

Сообщество разочарованных Безосом американских предпринимателей обвиняет его топ-менеджеров не только в подозрительном попустительстве расцвету недобросовестной конкуренции и подрыве их неокрепших бизнес-моделей. (Череда скандальных увольнений служащих #Amazon, продававших коммерческие данные и одних поставщиков другим и негласно менявших условия продвижения товаров в худшую или лучшую сторону за соответствующую мзду, широко освещалась в прошлом году в узко специализированной прессе).

Как только торговец, по умолчанию получающий доступ к практически исчерпывающему объему коммерческих данных поставщиков продукции и её потребителей, начинает производить собственные торговые марки, подозрения если не в его прямой заинтересованности подрывать доверие к чужим брендам, то, как минимум, в отсутствии мотивации такое доверие защищать начинают обретать почву.
Именно к такой этически противоречивой гибридной конструкции существования приходит сегодня подавляющее большинство предприятий сетевой торговли, в т.ч. и электронной.
Forwarded from @corpequities
​​#Guardian (“спасибо, что ты есть”, как пишут ему благодарные читатели — и не где-нибудь, а в Инстаграме) разразился накануне гневом праведным в адрес тяжеловесов “чёрной энергетики” — #BP, #Chevron и #ExxonMobil, которые (а вы сомневались?) тратят ни много, ни мало 200 млн долларов США ежегодно в борьбе с налогами на эту самую, углеродную энергетику.

И вроде ничего удивительного — то бишь, вполне ожидаемо от “большого плохого бизнеса”, да ещё в таком Богом забытом с момента создания (вот уж воистину) секторе, да ещё в корпорациях, две из которых — осколки небезызвестной #StandardOil, нефтяной империи старика Рокфеллера, то есть, по умолчанию, достойнейшие субъекты изысканий Томаса Джозефа Даннинга с его 300% прибыли, ради которых капитал готов рискнуть на всякое преступление.

И тем не менее, самым удручающим из последствий этой олдскульной лоббистской стратегии, которую иначе как стратегией отчаяния и агонии не назовёшь, является дальнейшая деградация доверия к бизнесу и эскалация повсеместных сомнений в здравом уме и твёрдой памяти его топ-менеджмента.

В самом деле: не самоубийственно ли сегодня, после Парижского соглашения 2015 года и всех последовавших бизнес-инициатив, с более чем холодным расчётом показывающих ежегодные убытки от климатических изменений практически для всех отраслей экономики, пытаться убеждать раздражённых регуляторов и сконфуженную общественность в том, что (а) никакого существенного изменения климата не происходит; (б) что если оно и происходит, адаптироваться к нему бессмысленно?

Единственное, чего “коллегам” из углеродного сектора удастся добиться подобными методами, — скорее всего, законодательного требования раскрывать целевое назначение всех корпоративных ассигнований на лоббизм и так называемую защиту деловых интересов.
Любопытным чтением, доложу я вам, оказался 500-страничный фолиант досточтимого Дэвида Грабера “Debt: The First 5,000 Years”, опубликованный в Нью-Йорке в 2011 году и с ходу названный “самой влиятельной книгой года” (радикальной, к тому же).

“Все мы большую часть времени ведём себя как истинные коммунисты. ... Все общественные системы, даже экономические — даже капитализм — построены на фундаменте реально существующего коммунизма,” — заключает автор, учёный-антрополог, преподающий в Университете Лондона.

По его мнению, практически каждый из нас автоматически переключается на коммунистический подход к делу (“от каждого по способностям, каждому по потребностям”), когда мы работаем над каким-либо общим проектом. Скажем, чиним протекающую водопроводную трубу и просим кого-то подать разводной ключ, не ожидая, что этот кто-то деловито поинтересуется, а что ему за это будет. Даже если все мы при этом работаем на #ExxonMobil, #BurgerKing или #GoldmanSachs.

Причиной тому — элементарная эффективность. Если вам действительно важно, чтобы какое-то дело было сделано, самый эффективный путь — очевидно, распределить задания по способностям и обеспечить людей тем, что им требуется, рассуждает Грабер.

Пожалуй, именно этой логике обязана одна из черт капитализма, которой капитализм обыкновенно стыдится: внутренние процессы большинства капиталистических компаний построены на совершенно коммунистических принципах. Они, правда, при этом не то чтобы слишком демократичны. “Чаще всего [корпорации] построены по армейскому принципу — как управленческие иерархии, в которых права и ответственность делегируются от вышестоящих нижестоящим”, напоминает Грабер.

Но чем больше задание требует импровизации, тем более демократичным становится взаимодействие. Это всегда понимают изобретатели, к этому часто приходят стартаперы, этот же принцип не так давно заново открыли для себя инженеры вычислительных машин.

Похоже, именно таким образом — переключаясь на методы грубого, но эффективного коммунизма — люди часто ведут себя в условиях серьёзных катастроф — будь то потоп, отключение энергоснабжения или экономический коллапс. В таких ситуациях, какими бы краткосрочными они ни были, иерархические и рыночные отношения становятся непозволительной роскошью.

Всякий, кто хотя бы раз пережил ЧС, наверняка обратил внимание на то, как незнакомые друг друг люди вдруг становятся сёстрами и братьями, и человеческое общество как будто рождается заново. Вот поэтому Дэвид Грабер настаивает на том, что речь не просто о коммунистическом взаимодействии. Он убеждён, что коммунизм есть основание всей человеческой склонности и способности устанавливать общественные связи. Он есть то, что делает возможным само существование общества.