И ещё. В комментах возникла идея давать дронам, отправляемым подписчиками канала, имена собственные. Хорошая мысль. Первый, уже доехавший, я на правах автора канала и основного жертвователя нарёк Примусом (Первый по-латыни), для остальных собираю в комментах варианты имён и будем делать голосовалку. Они будут нанесены на машинки и предъявлены в подтверждающих видео. Сейчас надо наречь четверых «крестников».
Надо же, какое совпадение. Призрак Новороссии запостил у себя цитату из Переса-Реверте, из «Капитана Алатристе». А я сег с утра, в т.ч.чтобы сохранить хоть какой-то объём испанского чтения, как раз дочитывал его же про Сида Кампеадора, национального героя Испании и ключевую фигуру испанской Реконкисты (да, происходящее сейчас у нас я тоже называю Реконкистой). Вот финальный диалог Сида с пленником (в моём кривом переводе):
———
Пленник побледнел. Или, может быть, это была близкая молния, которая в этот момент вспыхнула в небе, сделав его лицо белым.
— Я Беренгер Ремонт, второй своего имени, граф Барселоны, Жироны, Аусоны и Вича — сказал он срывающимся от гнева голосом. Ты понимаешь?
— Понимаю.
— Я в анналах истории, как были мои дед и отец, и как будут мои дети и внуки ...Но ты в конечном итоге сгниешь на солнце после очередного боя, или будешь повешен и тебя съедят вороны, или умрёшь в цепях в подвалах замка ...кто ты и кем ты был — будет стерто с лица земли.
Граф сделал еще какой-то жест, но отвлекся. В тот момент Сид думал о Химене и девочках. Надеюсь, все трое в порядке, сказал он себе. В Сан-Педро-де-Карденья, вдали от дождя. В безопасности, у очага. Потом он подумал о Юсуфе Бенхуде аль-Мутамане, короле Сарагосы. О припасах и войсках — надо собрать к весне солдат, животных, повозки, еду, оружие. Каждая лошадь потребляет двадцать фунтов корма и ведро воды в день; каждый человек-два с половиной фунта продовольствия, вина, масла для заправки пищи, освещения и смазки оружия. Много было дел до конца зимы. К счастью, у него были Минайя, Ордоньес, Барбуэс и другие. Они были его настоящими братьями. Его семья. Он мог доверять всем. На мгновение ему было приятно видеть сверкающие на солнце шлемы и копья, группы нагруженных добычей всадников, пасущих скот, и веревки заключенных, на фоне пылающих полей и дыма пожаров.
— Слышишь, Руй Диас! Через несколько лет никто не вспомнит твоего печального имени!
Он снова кивнул. Дождь падал теперь сильнее, ударяя по его шлему, стекая густыми каплями по его лицу и бороде.
— Наверное, сир — сказал он. Наверное.
———
Короче, история учит, что героями становятся совсем не те, кто думает, что они герои.
———
Пленник побледнел. Или, может быть, это была близкая молния, которая в этот момент вспыхнула в небе, сделав его лицо белым.
— Я Беренгер Ремонт, второй своего имени, граф Барселоны, Жироны, Аусоны и Вича — сказал он срывающимся от гнева голосом. Ты понимаешь?
— Понимаю.
— Я в анналах истории, как были мои дед и отец, и как будут мои дети и внуки ...Но ты в конечном итоге сгниешь на солнце после очередного боя, или будешь повешен и тебя съедят вороны, или умрёшь в цепях в подвалах замка ...кто ты и кем ты был — будет стерто с лица земли.
Граф сделал еще какой-то жест, но отвлекся. В тот момент Сид думал о Химене и девочках. Надеюсь, все трое в порядке, сказал он себе. В Сан-Педро-де-Карденья, вдали от дождя. В безопасности, у очага. Потом он подумал о Юсуфе Бенхуде аль-Мутамане, короле Сарагосы. О припасах и войсках — надо собрать к весне солдат, животных, повозки, еду, оружие. Каждая лошадь потребляет двадцать фунтов корма и ведро воды в день; каждый человек-два с половиной фунта продовольствия, вина, масла для заправки пищи, освещения и смазки оружия. Много было дел до конца зимы. К счастью, у него были Минайя, Ордоньес, Барбуэс и другие. Они были его настоящими братьями. Его семья. Он мог доверять всем. На мгновение ему было приятно видеть сверкающие на солнце шлемы и копья, группы нагруженных добычей всадников, пасущих скот, и веревки заключенных, на фоне пылающих полей и дыма пожаров.
— Слышишь, Руй Диас! Через несколько лет никто не вспомнит твоего печального имени!
Он снова кивнул. Дождь падал теперь сильнее, ударяя по его шлему, стекая густыми каплями по его лицу и бороде.
— Наверное, сир — сказал он. Наверное.
———
Короче, история учит, что героями становятся совсем не те, кто думает, что они герои.
Сегодня впервые для себя поучаствую программе «Большая игра» на 1 канале — у Никонова и Саймса. Это другой формат, чем «Время покажет», куда я хожу обычно: меньше эмоций, нет фронтовых сводок, солидные дядьки с умным видом вещают за геополитику. Эх, не умела пёсья нога на блюде лежать, как говорила в таких случаях моя деревенская бабка; но надо и такое иногда.
Кстати, раз уж про геополитику, не могу упустить случая порекомендовать один канал, который ведёт мой знакомый, молодой автор из Москвы Даниил Шупеня. Канал называется «Ближние» и является взглядом на происходящее у наших ближайших соседей — не только Украины, к которой сейчас приковано всё внимание, но и Белоруссии, прибалтийских стран, на Кавказе, в Средней Азии, в признанных и непризнанных государствах. Подписчиков пока совсем мало, но тема-то важная. Должны же где-то появляться люди, понимающие или хотя бы стремящиеся понять что-то про отношения с соседями не только в духе сегодняшних МИДа и МГИМО. И не только из официального агитпропа.
https://t.iss.one/blizhnie
Кстати, раз уж про геополитику, не могу упустить случая порекомендовать один канал, который ведёт мой знакомый, молодой автор из Москвы Даниил Шупеня. Канал называется «Ближние» и является взглядом на происходящее у наших ближайших соседей — не только Украины, к которой сейчас приковано всё внимание, но и Белоруссии, прибалтийских стран, на Кавказе, в Средней Азии, в признанных и непризнанных государствах. Подписчиков пока совсем мало, но тема-то важная. Должны же где-то появляться люди, понимающие или хотя бы стремящиеся понять что-то про отношения с соседями не только в духе сегодняшних МИДа и МГИМО. И не только из официального агитпропа.
https://t.iss.one/blizhnie
Telegram
БЛИЖНИЕ 🐶🐱
Ближние это не только близкие нам по родству люди, но те, кто живут с нами бок о бок и делят жизненные трудности, те, кто не прошел мимо нуждающихся, а проявил сочувствие и помог. 🙏❤
Выступление Силуанова про необходимость «доктрины технологической безопасности» по аналогии с «доктриной продовольственной безопасности» — это, среди прочего, большой такой булыжник в огород к Мантурову. Ясно же, что Минпромторг в своём нынешнем виде такую доктрину породить не способен, он вообще, как бы это сказать, про другое — чукча не писатель и не читатель. А тему технологической безопасности и технологического суверенитета уже второй раз грызут разные великие люди — вот сначала Д.Н.Песков, а следом за ним теперь уже и целый министр финансов. Попробую тоже добавить свои пять копеек к вопросу, раз пошла такая пьянка. Напишу отдельным постом.
Наблюдая за дискуссией на ПМЭФ и вокруг него, в частности, о «технологическом суверенитете» и «технологической безопасности», хотел бы кое-что вспомнить.
Итак. На дворе 2010 год. Вокруг происходит медведевская модернизация, объявлено решение строить Сколково, дискуссии ведутся про то, как бы половчее слезть с «сырьевой иглы», и впервые начинает звучать слово «импортозамещение». С Западом отношения уже так себе после путинской Мюнхенской речи и войны 08.08.08., но президент Обама предлагает некую «перезагрузку» и даже дарит одноимённую кнопку. А президент Медведев активно развивает образ более «либерального» и «прозападного» лидера, для чего шлёт «сигналы» либерде и подобострастно улыбается Джобсу, показывающему ему новую модель айфона на совместном селфи. А что Чадаев? А я пишу тогда, в марте 2010, вот такой текст, который приведу целиком сейчас, чтобы оттолкнуться от него в своих последующих рассуждениях.
12.03.2010. История как ритм
Есть ли способ сделать модернизацию быстрой и ненасильственной? Мобилизовать бюрократию, бизнес, науку, все прочие разъеденные гедонизмом и коррупцией элитные группы? Да, есть. Всё, что для этого нужно сделать – объявить цели, сроки и предполагаемый характер войны, к которой готовится Россия.
Если же Россия не готовится ни к какой войне, а единственная цель всех этих широко разрекламированных модернизационных программ — «сделать так, чтобы простые люди жили лучше» — тогда дело швах. Тогда два пути: либо симуляция и «забалтывание» — либо насилие и репрессии.
Можно сколько угодно говорить, что больших войн в ядерную эру всё равно не будет, что теперь вместо войны – экономическая и технологическая конкуренция, тыкать «китайским», «малайским», «бразильским» и др. путями – всё это не сработает. Даже если подписываться на включение в экономическую/технологическую гонку, начать придётся с демонтажа большинства действующих у нас механизмов перераспределения благ – на которых, по сути, держится не только государственная система, но и сам социум. А значит, всё равно — в явной либо скрытой форме – гражданская война.
Сурков в интервью «Ведомостям» говорит, что сейчас они пытаются «в ручном режиме» создавать «спрос на инновации». В мировой экономике механизмы формирования спроса – гигантская по масштабам и капитализации инфраструктура, сопоставимая собственно с производством. «Инновационное общество» — это не когда изобретаются «гаджеты круче айфона». Это когда раз в год возникает тезис «теперь по-старому жить нельзя» — и сотни миллионов людей синхронно обновляют свой жизненный уклад, привычно тратя время, силы и деньги на переадаптацию к новым возможностям, даваемым технологиями.
Наш социум в его сегодняшнем киселеобразном состоянии ничего не хочет – кроме тихой, спокойной жизни на отшибе мировой истории. Чтобы в этом плане что-то изменилось, его необходимо заставить хотеть. Способов два: либо обещать, либо пугать. Но после двадцати лет игры в обещания первый способ практически можно списать как неэффективный. Впрочем, и пугалки, в эпоху перманентной моды на киноапокалипсисы, должны быть очень реалистичными и убедительными.
Современность – это не состояние, а темп. Невозможно вернуться в мировую историю, если ставить себе задачу «сделать у нас завтра как у них сегодня»: в этом самом «завтра» «у них» будет уже по-другому. Именно способность быстро, «на лету» меняться, выдерживать сумасшедший ритм непрерывной трансформации, в такт со временем и чуточку его опережая – обязательное условие присутствия в истории. Поэтому вместо того, чтобы думать, что именно мы хотим «построить», надо увеличивать саму нашу способность меняться. То есть увеличивать гибкость, эластичность, адаптивность системы; её способность к быстрой, синхронной перегруппировке под изменившиеся задачи.
Ставить ритм в «неритмичной стране» — уже само по себе насилие. Но иначе — провинция, загнивание и деградация. Бесконечное и неостановимое «строительство коммунизма». Причём уже даже не в одной отдельно взятой стране, а на одной отдельно взятой кремниевой полянке.
Итак. На дворе 2010 год. Вокруг происходит медведевская модернизация, объявлено решение строить Сколково, дискуссии ведутся про то, как бы половчее слезть с «сырьевой иглы», и впервые начинает звучать слово «импортозамещение». С Западом отношения уже так себе после путинской Мюнхенской речи и войны 08.08.08., но президент Обама предлагает некую «перезагрузку» и даже дарит одноимённую кнопку. А президент Медведев активно развивает образ более «либерального» и «прозападного» лидера, для чего шлёт «сигналы» либерде и подобострастно улыбается Джобсу, показывающему ему новую модель айфона на совместном селфи. А что Чадаев? А я пишу тогда, в марте 2010, вот такой текст, который приведу целиком сейчас, чтобы оттолкнуться от него в своих последующих рассуждениях.
12.03.2010. История как ритм
Есть ли способ сделать модернизацию быстрой и ненасильственной? Мобилизовать бюрократию, бизнес, науку, все прочие разъеденные гедонизмом и коррупцией элитные группы? Да, есть. Всё, что для этого нужно сделать – объявить цели, сроки и предполагаемый характер войны, к которой готовится Россия.
Если же Россия не готовится ни к какой войне, а единственная цель всех этих широко разрекламированных модернизационных программ — «сделать так, чтобы простые люди жили лучше» — тогда дело швах. Тогда два пути: либо симуляция и «забалтывание» — либо насилие и репрессии.
Можно сколько угодно говорить, что больших войн в ядерную эру всё равно не будет, что теперь вместо войны – экономическая и технологическая конкуренция, тыкать «китайским», «малайским», «бразильским» и др. путями – всё это не сработает. Даже если подписываться на включение в экономическую/технологическую гонку, начать придётся с демонтажа большинства действующих у нас механизмов перераспределения благ – на которых, по сути, держится не только государственная система, но и сам социум. А значит, всё равно — в явной либо скрытой форме – гражданская война.
Сурков в интервью «Ведомостям» говорит, что сейчас они пытаются «в ручном режиме» создавать «спрос на инновации». В мировой экономике механизмы формирования спроса – гигантская по масштабам и капитализации инфраструктура, сопоставимая собственно с производством. «Инновационное общество» — это не когда изобретаются «гаджеты круче айфона». Это когда раз в год возникает тезис «теперь по-старому жить нельзя» — и сотни миллионов людей синхронно обновляют свой жизненный уклад, привычно тратя время, силы и деньги на переадаптацию к новым возможностям, даваемым технологиями.
Наш социум в его сегодняшнем киселеобразном состоянии ничего не хочет – кроме тихой, спокойной жизни на отшибе мировой истории. Чтобы в этом плане что-то изменилось, его необходимо заставить хотеть. Способов два: либо обещать, либо пугать. Но после двадцати лет игры в обещания первый способ практически можно списать как неэффективный. Впрочем, и пугалки, в эпоху перманентной моды на киноапокалипсисы, должны быть очень реалистичными и убедительными.
Современность – это не состояние, а темп. Невозможно вернуться в мировую историю, если ставить себе задачу «сделать у нас завтра как у них сегодня»: в этом самом «завтра» «у них» будет уже по-другому. Именно способность быстро, «на лету» меняться, выдерживать сумасшедший ритм непрерывной трансформации, в такт со временем и чуточку его опережая – обязательное условие присутствия в истории. Поэтому вместо того, чтобы думать, что именно мы хотим «построить», надо увеличивать саму нашу способность меняться. То есть увеличивать гибкость, эластичность, адаптивность системы; её способность к быстрой, синхронной перегруппировке под изменившиеся задачи.
Ставить ритм в «неритмичной стране» — уже само по себе насилие. Но иначе — провинция, загнивание и деградация. Бесконечное и неостановимое «строительство коммунизма». Причём уже даже не в одной отдельно взятой стране, а на одной отдельно взятой кремниевой полянке.
Об орбитальном строении лохосферы (пробую сферный подход по Переслегину).
Орбита 1. Тебя нет на ПМЭФ, ты смотришь оттуда новости и картинки и думаешь: вот я лох.
Орбита 2. Ты заплатил деньги, почти миллион рублей, и попал на ПМЭФ, видишь там тех, кого позвали бесплатно, и думаешь: вот я лох.
Орбита 3. Тебя позвали бесплатно, ты встречаешь тех, кто заплатил, понимаешь, что ты бы не смог, и думаешь: вот я лох.
Орбита 4. Ты ходишь с беджиком (платным, бесплатным, неважно), но нигде не выступаешь, в программе тебя нет, и думаешь: вот я лох.
Орбита 5. Ты выступаешь, но не в основной деловой программе, а на стендовом мероприятии, и думаешь: вот я лох.
Орбита 6. Ты выступаешь в основной деловой программе, но сидишь не в панельном президиуме, а на первом ряду в зале, и думаешь: вот я лох.
Орбита 7. Ты выступаешь на панели, сидишь в президиуме, но у тебя на форуме нет своего стенда (60 млн руб) и думаешь: вот я лох.
Орбита 8. Ты выступаешь на панели, сидишь в президиуме, у тебя даже есть свой стенд, но на главную пленарку с Путиным тебя вдруг не оказалось в списках ФСО, и ты думаешь: вот я лох.
Строить орбиты можно и далее, но в итоге в центре всей лохосферы окажется один человек, и очень интересно, что думает он.
Орбита 1. Тебя нет на ПМЭФ, ты смотришь оттуда новости и картинки и думаешь: вот я лох.
Орбита 2. Ты заплатил деньги, почти миллион рублей, и попал на ПМЭФ, видишь там тех, кого позвали бесплатно, и думаешь: вот я лох.
Орбита 3. Тебя позвали бесплатно, ты встречаешь тех, кто заплатил, понимаешь, что ты бы не смог, и думаешь: вот я лох.
Орбита 4. Ты ходишь с беджиком (платным, бесплатным, неважно), но нигде не выступаешь, в программе тебя нет, и думаешь: вот я лох.
Орбита 5. Ты выступаешь, но не в основной деловой программе, а на стендовом мероприятии, и думаешь: вот я лох.
Орбита 6. Ты выступаешь в основной деловой программе, но сидишь не в панельном президиуме, а на первом ряду в зале, и думаешь: вот я лох.
Орбита 7. Ты выступаешь на панели, сидишь в президиуме, но у тебя на форуме нет своего стенда (60 млн руб) и думаешь: вот я лох.
Орбита 8. Ты выступаешь на панели, сидишь в президиуме, у тебя даже есть свой стенд, но на главную пленарку с Путиным тебя вдруг не оказалось в списках ФСО, и ты думаешь: вот я лох.
Строить орбиты можно и далее, но в итоге в центре всей лохосферы окажется один человек, и очень интересно, что думает он.
К чему я напомнил свой старый текст про ритм истории и подготовку к войне?
Давайте вспомним контекст предшествующих лет. Вот ты ЛПР в какой-нибудь важной госструктуре, например Аэрофлоте. Верхнее начальство ставит задачу авиапрому по отечественным самолётам. Но ты, прекрасно разбираясь в вопросе, понимаешь, что наши если что и сделают, то скорее всего какое-нибудь говно, которое плохо летает, часто ломается, имеет кучу недостатков по комфорту в сравнении с Боингами и Эйрбасами, да до кучи ещё и состоит на 80% из импортной комплектухи. И поэтому ты искренне считаешь, что тебя эта задача вообще не касается, потому что твой фронт работы — это конкуренция за пассажира на уровне больших международных авиакомпаний, и будешь делать всё, чтобы на твоих маршрутах летали исключительно Боинги и Аэробусы, а вот этот самопал надо спихнуть всяким там лоукостерам и чартерникам, если уж совсем никакой нет возможности от него избавиться, когда навяливают.
И так во всём. Тезис импортозамещения потому и утонул, что он никак не бился с картиной мира, в соответствии с которой весь этот нарратив про своё — такой пиар для надувания имперского величия, а на самом деле надо быть хотя бы не хуже других, а для этого пользоваться тем, что проверено, работает, и чем пользуются все и везде.
Он вообще вредный, этот тезис, я без шуток. Делать своё только чтоб было своё, в условиях крайне ограниченного страновыми рамками рынка сбыта, и при этом пытаться на равных конкурировать с компаниями, у которых рынок сбыта это весь мир — самоубийственная стратегия. Заплачку про слишком маленький рынок я слышу многократно уже не первый десяток лет, и в ней много сермяжной правды — «эффект масштаба» в экономике никто не отменял: чем больше объём серии, тем ниже себестоимость уникальной единицы продукта, так везде и всегда.
А как тогда?
В манифесте технологического суверенитета Пескова-Орешкина, повторяю, много всего сказано, но авторы явно демонстрируют небрежность в понимании того, как устроена гонка технологий в мире. Типовой путь, который проходит любая технология от перспективной разработки учёных до массового стандарта мирового уровня, состоит в том, что двигателем этой трансформации выступает компания, которая и превращает стадиально эту технологию из первого во второе. И эта компания существует в режиме непрерывной экспансии — строго говоря, почти на всём своём пути роста она глубоко убыточна и нуждается в кратно увеличивающемся объёме инвестиций, даже — и особенно — с того момента, когда начинает показывать операционную прибыль. По-настоящему отбивать вложения она начинает только тогда, когда пределы экспансии достигнуты, и своё место на рынке, причём глобальном, она уже заняла и прочно его удерживает. Идти путём постепенного реинвестирования прибыли — это с гарантией погибнуть: если технология окажется действительно перспективной, довольно быстро набегут большие игроки, скупят команду, перекупят или украдут патенты, организуют реверсивный инжиниринг (переизобретение заново), развернут гораздо более массовое производство и оставят тебя наедине с сомнительными лаврами первооткрывателя. Помню, как это было с технологией e-ink (электронных чернил): её придумали пара головастых инженеров из Киева, и их энергии хватило даже на то, чтобы купить по дешёвке заводик в Китае и начать производство и продажу коммерческих читалок. Но потом туда пришли большие — вплоть до Сони, довольно быстро наладили производство аналогов и, имея куда более широкие возможности по дистрибуции, забрали весь рынок себе. Понятно же, да, кто собрал основную прибыль?
Технологический суверенитет — фикция без умения выращивать у себя компании, способные к экспансии на внешние рынки. Импортозамещение — фикция без сквозной установки на рискоориентированный подход. НИОКРы — фикция без прикрученного к ним модуля коммерциализации технологий, предполагающего набор соответствующих условий для роста компаний сначала внутри, а потом и вне страны, в тч в условиях санкционных барьеров.
Давайте вспомним контекст предшествующих лет. Вот ты ЛПР в какой-нибудь важной госструктуре, например Аэрофлоте. Верхнее начальство ставит задачу авиапрому по отечественным самолётам. Но ты, прекрасно разбираясь в вопросе, понимаешь, что наши если что и сделают, то скорее всего какое-нибудь говно, которое плохо летает, часто ломается, имеет кучу недостатков по комфорту в сравнении с Боингами и Эйрбасами, да до кучи ещё и состоит на 80% из импортной комплектухи. И поэтому ты искренне считаешь, что тебя эта задача вообще не касается, потому что твой фронт работы — это конкуренция за пассажира на уровне больших международных авиакомпаний, и будешь делать всё, чтобы на твоих маршрутах летали исключительно Боинги и Аэробусы, а вот этот самопал надо спихнуть всяким там лоукостерам и чартерникам, если уж совсем никакой нет возможности от него избавиться, когда навяливают.
И так во всём. Тезис импортозамещения потому и утонул, что он никак не бился с картиной мира, в соответствии с которой весь этот нарратив про своё — такой пиар для надувания имперского величия, а на самом деле надо быть хотя бы не хуже других, а для этого пользоваться тем, что проверено, работает, и чем пользуются все и везде.
Он вообще вредный, этот тезис, я без шуток. Делать своё только чтоб было своё, в условиях крайне ограниченного страновыми рамками рынка сбыта, и при этом пытаться на равных конкурировать с компаниями, у которых рынок сбыта это весь мир — самоубийственная стратегия. Заплачку про слишком маленький рынок я слышу многократно уже не первый десяток лет, и в ней много сермяжной правды — «эффект масштаба» в экономике никто не отменял: чем больше объём серии, тем ниже себестоимость уникальной единицы продукта, так везде и всегда.
А как тогда?
В манифесте технологического суверенитета Пескова-Орешкина, повторяю, много всего сказано, но авторы явно демонстрируют небрежность в понимании того, как устроена гонка технологий в мире. Типовой путь, который проходит любая технология от перспективной разработки учёных до массового стандарта мирового уровня, состоит в том, что двигателем этой трансформации выступает компания, которая и превращает стадиально эту технологию из первого во второе. И эта компания существует в режиме непрерывной экспансии — строго говоря, почти на всём своём пути роста она глубоко убыточна и нуждается в кратно увеличивающемся объёме инвестиций, даже — и особенно — с того момента, когда начинает показывать операционную прибыль. По-настоящему отбивать вложения она начинает только тогда, когда пределы экспансии достигнуты, и своё место на рынке, причём глобальном, она уже заняла и прочно его удерживает. Идти путём постепенного реинвестирования прибыли — это с гарантией погибнуть: если технология окажется действительно перспективной, довольно быстро набегут большие игроки, скупят команду, перекупят или украдут патенты, организуют реверсивный инжиниринг (переизобретение заново), развернут гораздо более массовое производство и оставят тебя наедине с сомнительными лаврами первооткрывателя. Помню, как это было с технологией e-ink (электронных чернил): её придумали пара головастых инженеров из Киева, и их энергии хватило даже на то, чтобы купить по дешёвке заводик в Китае и начать производство и продажу коммерческих читалок. Но потом туда пришли большие — вплоть до Сони, довольно быстро наладили производство аналогов и, имея куда более широкие возможности по дистрибуции, забрали весь рынок себе. Понятно же, да, кто собрал основную прибыль?
Технологический суверенитет — фикция без умения выращивать у себя компании, способные к экспансии на внешние рынки. Импортозамещение — фикция без сквозной установки на рискоориентированный подход. НИОКРы — фикция без прикрученного к ним модуля коммерциализации технологий, предполагающего набор соответствующих условий для роста компаний сначала внутри, а потом и вне страны, в тч в условиях санкционных барьеров.
И самое главное: надо понимать, что санкционный занавес означает только одно — теперь во внешний мир надо смотреть не вполглаза, а наоборот — в оба, а лучше ещё и третьим тоже. Наш путь теперь — это строить «пиратскую республику», где разведка, в т.ч.технологическая, наука и бизнес должны работать как единый комплекс, и это означает неизбежный слом всех старых стереотипов по поводу каждой из сфер.
О. У Симоньян в диалоге с Путиным появилось слово «сингулярность». Я недавно объяснял, что такое «сингулярность» — это когда хочешь сказать «пиздец» и при этом одновременно выглядеть дохрена умным и продвинутым.
Как вам Симоньян в качестве ведущей пленарки с Путиным?
Anonymous Poll
17%
А что, норм, живенько
12%
Лучше всех, спрашивала именно то, что волнует народ
15%
По крайней мере, выучила имя-отчество Токаева
12%
Раздражала, говорила не по делу
5%
Иностранные журналистки раньше были посмелее
20%
Почему она в зелёном?
19%
Другой вариант
Что касается речи Путина, то выскажу своё мнение, как человек, который тоже когда-то писал ему речи. Не вполне понимаю, зачем смешивать форматы Послания федеральному собранию и выступления на ПМЭФ. От него ждали содержательного высказывания по ключевым противоречиям мировой политики и экономики и нашего взгляда на будущее, а он, сказав про это вскользь и крайне общими фразами, зарядил опять про социальные выплаты и льготную ипотеку. Такое ощущение, что просто куски из готовящегося либо отложенного послания взяли и копипастом включили в речь — чего добру пропадать. При том, что половина сидящих в зале — это разнообразные арабы, китайцы и бразильцы, которым всё это — зачем? В этом смысле у меня вопрос не столько к нему, сколько к спичрайту — не тот момент и уровень ответственности, чтобы гнать по накатанной.
Сейчас выложу, чего мне не хватило в путинском выступлении и как бы я его строил.
1. 30 лет американской гегемонии в мире закончились. Чем бы ни завершился нынешний конфликт, крупные и самостоятельные страны получили ясный образ того, как в отношении России были приведены в действие и тем самым вскрылись те приводные ремни, посредством которых и работала «однополярность» — и в ближайшие годы будут делать всё для того, чтобы обрезать их со своей стороны. Вопросы, которые ставим для себя мы — о технологическом, финансовом, цифровом и т.д. суверенитете — ставят для себя сейчас в каждой стране, которая претендует в XXI веке на хоть какую-то самостоятельную роль. Мировая торговля изменится: теперь, когда односторонние санкции и аресты активов были использованы как оружие, никто больше не поверит, что мир доллара, цифровых платформ и «британского права» — это «тихая гавань». Атаковав нас в ответ на СВО, они имели единственный шанс спасти эту инфраструктуру контроля — если бы сработал санкционный блицкриг. Но он провалился, а в борьбе на истощение шансов больше не у того, у кого есть айфоны и доллары, а у того, у кого есть еда, нефть и армия.
2. Учитывая этот факт, перед нами встают два вопроса: что будет происходить и что делать нам в этот переходный период распада старой системы, и каким мы хотим видеть и строить мир, который возникнет на месте Pax Americana. Особенно учитывая тот факт, что делать это придётся в борьбе — апологеты «конца истории» будут стоять на своём до последнего.
3. Глобализм стоял на трёх китах: долларе как мировой резервной валюте, армии США и НАТО как самой мощной и дорогостоящей военной машине в мире, и цифровой инфраструктуре как главной коммуникационной системе, управляемой из единого центра. В ближайшие годы будет происходить перевзвес по всем этим линиям: роль доллара упадёт, страны будут укреплять свою обороноспособность, выравнивая баланс, а цифровой и технологический суверенитет станет одним из ключевых приоритетов у всех — не только у нас.
4. Давая ответы на вопрос об образе будущего мира, мы также обязаны дать ответ и о будущем нашей собственной страны, её месте в этом мире. А также о том, что всё это значит для каждого человека. Как теперь жить, на что надеяться, к чему готовиться, чему учить детей, какие строить планы на будущее.
5. Что происходит сейчас? Происходит подготовка к столкновению новых мировых центров силы с остатками старого миропорядка. Россия выступила застрельщиком, и ожидаемо именно на неё сейчас валятся все шишки. Но уже сейчас ясно, что мы выстоим, у нас для этого достаточный запас прочности. И когда это станет очевидно всем, авантюры вроде американских бомбёжек Югославии, вторжения в Ирак, Ливию или Сирию станут более невозможными — мир поймёт, что в таких случаях американцам можно и нужно говорить «нет». Причём первыми это поймут в Европе, которая сейчас с зубовным скрежетом осознаёт тот факт, что прокси-война с Россией ведётся почти целиком за их счёт, более того, в ущерб их собственным жизненным интересам.
6. На что рассчитываем мы в этом противостоянии? Во-первых, на себя — мы не отступим: ни на Украине, ни в глобальной политике. Во-вторых, на силу и мудрость лидеров и народов незападного мира — которые приняли принципы открытости, сотрудничества и свободной торговли, и теперь не позволят их разрушить тем, кто их так долго провозглашал и продвигал, пока им это было выгодно. В-третьих, на историческую неизбежность — будущее принадлежит тем, кто развивается быстрее остального мира, а это сегодня совсем не Запад.
7. Наш опыт выживания и развития под санкциями, в условиях военного конфликта на границах и внешнего давления будет важен и полезен не только для нас. Те решения, которые мы примем, те технологии, которые разработаем и применим — во всех сферах, от обороны и безопасности до социальной политики и развития бизнеса — станут в дальнейшем готовым пакетом для любой из стран, желающих добиться не номинального, а полноценного суверенитета. И мы с радостью поделимся ими — чтобы сделать мир более свободным, справедливым, равноправным и в полном смысле многополярным. Давайте сделаем это вместе.
2. Учитывая этот факт, перед нами встают два вопроса: что будет происходить и что делать нам в этот переходный период распада старой системы, и каким мы хотим видеть и строить мир, который возникнет на месте Pax Americana. Особенно учитывая тот факт, что делать это придётся в борьбе — апологеты «конца истории» будут стоять на своём до последнего.
3. Глобализм стоял на трёх китах: долларе как мировой резервной валюте, армии США и НАТО как самой мощной и дорогостоящей военной машине в мире, и цифровой инфраструктуре как главной коммуникационной системе, управляемой из единого центра. В ближайшие годы будет происходить перевзвес по всем этим линиям: роль доллара упадёт, страны будут укреплять свою обороноспособность, выравнивая баланс, а цифровой и технологический суверенитет станет одним из ключевых приоритетов у всех — не только у нас.
4. Давая ответы на вопрос об образе будущего мира, мы также обязаны дать ответ и о будущем нашей собственной страны, её месте в этом мире. А также о том, что всё это значит для каждого человека. Как теперь жить, на что надеяться, к чему готовиться, чему учить детей, какие строить планы на будущее.
5. Что происходит сейчас? Происходит подготовка к столкновению новых мировых центров силы с остатками старого миропорядка. Россия выступила застрельщиком, и ожидаемо именно на неё сейчас валятся все шишки. Но уже сейчас ясно, что мы выстоим, у нас для этого достаточный запас прочности. И когда это станет очевидно всем, авантюры вроде американских бомбёжек Югославии, вторжения в Ирак, Ливию или Сирию станут более невозможными — мир поймёт, что в таких случаях американцам можно и нужно говорить «нет». Причём первыми это поймут в Европе, которая сейчас с зубовным скрежетом осознаёт тот факт, что прокси-война с Россией ведётся почти целиком за их счёт, более того, в ущерб их собственным жизненным интересам.
6. На что рассчитываем мы в этом противостоянии? Во-первых, на себя — мы не отступим: ни на Украине, ни в глобальной политике. Во-вторых, на силу и мудрость лидеров и народов незападного мира — которые приняли принципы открытости, сотрудничества и свободной торговли, и теперь не позволят их разрушить тем, кто их так долго провозглашал и продвигал, пока им это было выгодно. В-третьих, на историческую неизбежность — будущее принадлежит тем, кто развивается быстрее остального мира, а это сегодня совсем не Запад.
7. Наш опыт выживания и развития под санкциями, в условиях военного конфликта на границах и внешнего давления будет важен и полезен не только для нас. Те решения, которые мы примем, те технологии, которые разработаем и применим — во всех сферах, от обороны и безопасности до социальной политики и развития бизнеса — станут в дальнейшем готовым пакетом для любой из стран, желающих добиться не номинального, а полноценного суверенитета. И мы с радостью поделимся ими — чтобы сделать мир более свободным, справедливым, равноправным и в полном смысле многополярным. Давайте сделаем это вместе.
Выскажусь тоже. Мой персональный зрадометр зашкаливает — случилась первостатейная зрада, по всем параметрам. Я про Тайру. Как учил Клаузевиц, во время войны стороны в некоторых аспектах становятся ужасно похожи друг на друга, и это тот самый случай: волновая модель украинского образца "зрада-перемога" это теперь и наш крест тоже.
Потери на информационном фронте велики, но есть в некотором смысле и приобретения — тема, по крайней мере, вытеснила даже обстрелы Донецка и проблемы с организацией контрбатарейной борьбы, теперь вся возбуждённая общественность будет несколько дней искать и требовать наказания зрадников и не будет заниматься ничем другим. Как меня учил в своё время А.А.Чеснаков, ещё в бытность в АП: вот есть какой-то негативный тренд в повестке, и мы бессильны его переломить — надо срочно запустить зелёного зайчика, чтобы вся тусовка с улюлюканьем побежала его ловить, и забыла про то, где мы заведомо ничего не можем сделать.
Да, солнце встаёт на востоке, Волга впадает в Каспийское море, а боевой дух в Киеве держится не столько на вере в силу своего или натовского оружия, сколько в первую очередь на твёрдой, годами оттренированной привычке, что в крайнем случае с Москвой всегда всё можно порешать, а потом ещё её и кинуть, смачно и публично пошлёпав "русский мир" по губам татуированной тризубами крайней плотью. Мягкая, так сказать, сила.
Для меня это просто констатация того факта, что война, имея внешние признаки пограничного межстранового конфликта, в онтологическом смысле является, собственно, гражданской. И что единственный путь победы в ней — поменять кое-что в нашей собственной консерватории. И да, в порядке манифеста: лично мне на данную конкретную залипуху со зрадой — положить. И всем советую тоже не вестись. Sapienti sat.
Потери на информационном фронте велики, но есть в некотором смысле и приобретения — тема, по крайней мере, вытеснила даже обстрелы Донецка и проблемы с организацией контрбатарейной борьбы, теперь вся возбуждённая общественность будет несколько дней искать и требовать наказания зрадников и не будет заниматься ничем другим. Как меня учил в своё время А.А.Чеснаков, ещё в бытность в АП: вот есть какой-то негативный тренд в повестке, и мы бессильны его переломить — надо срочно запустить зелёного зайчика, чтобы вся тусовка с улюлюканьем побежала его ловить, и забыла про то, где мы заведомо ничего не можем сделать.
Да, солнце встаёт на востоке, Волга впадает в Каспийское море, а боевой дух в Киеве держится не столько на вере в силу своего или натовского оружия, сколько в первую очередь на твёрдой, годами оттренированной привычке, что в крайнем случае с Москвой всегда всё можно порешать, а потом ещё её и кинуть, смачно и публично пошлёпав "русский мир" по губам татуированной тризубами крайней плотью. Мягкая, так сказать, сила.
Для меня это просто констатация того факта, что война, имея внешние признаки пограничного межстранового конфликта, в онтологическом смысле является, собственно, гражданской. И что единственный путь победы в ней — поменять кое-что в нашей собственной консерватории. И да, в порядке манифеста: лично мне на данную конкретную залипуху со зрадой — положить. И всем советую тоже не вестись. Sapienti sat.
Попросили читатели расшифровать, что имеется в виду, когда я написал в предыдущем посте, что война является по форме пограничной, а по сути гражданской.
Давайте так. Есть устойчивая связка в сознании, именно в российском контексте: быть "заукраинцем" в той или иной степени == принадлежать к "лучшей части общества". И наоборот, топить за "русский мир" — означает автоматически списать самого себя в бомжарню. Именно поэтому львиная доля нашей богемы (наиболее тонко чувствующей такие вещи) оказалась в феврале-марте поголовно совестливо-стыдливо-рукопожатной. Именно поэтому мы видим с одной стороны консолидацию по поводу СВО — даже у меня на канале подписчики собрали уже более 2 млн руб на дроны для Донецка, а с другой — ворчание в кулуарах ПМЭФа среди людей, заплативших по миллиону за билет туда: "ну хорошо же сидели".
Давайте я даже обострю. После СВО наша внутренняя политика неизбежно столкнётся с совершенно другим типом протестника, чем был до. Это будет уже не хипсто-навальнист, выходящий на проспект Сахарова в розовых перьях со смузи в одной руке и айфоном в другой протестовать против коррупции, а ветеран боевых действий, может быть даже без руки или ноги, который будет говорить — вот, я проливал кровь за Россию, да что ж вы, гады, творите (список того, что именно творят гады, легко можно изложить вотпрямщас, оставляю на ваше усмотрение). И веса у его слов будет куда как больше, чем у той вчерашней плесени. А ещё, вместе с освобождёнными и интегрированными территориями, у нас в политике появятся освобождённые и интегрированные люди оттуда, отнюдь не обученные делать лицо кирпичом при каждом новом изгибе генеральной линии — а тут с одной Поклонской восемь лет не знают что делать, да и с Чалым еле-еле кое-как упромыслили.
Штатные охранители уже чуют угрозу, и превентивно качают демобилизацию — всё хорошо, всё нормально, мы побеждаем: лежи, страна огромная, лежи и не звезди. Потому что штатные охранители по базовому ДНК ничем не отличаются от совестливцев-рукопожатцев, кроме лишь того, что они в данный момент на службе; а так и тех и других из одной бочки разливали.
Всё это базируется на известно какой картине мира: происходящее — девиация, временный сбой в матрице, "деда чота перемкнуло", и рано или поздно всё опять станет в каком-то смысле как было. Лично моя ставка состоит в том, что как было уже не будет вообще никогда, хочет этого кто-то или нет. Но я хорошо понимаю тех, кто исходит из противоположного — благо давно и в некотором смысле профессионально умею думать как они.
"Режим — это все те, кому хорошо живётся при режиме". Но когда режим меняется, такие отваливаются в никуда, в помойку, целыми кусками. И они это чуют, им страшно, инстинкт самозащиты срабатывает. Но, как бы это сказать, время пришло.
Давайте так. Есть устойчивая связка в сознании, именно в российском контексте: быть "заукраинцем" в той или иной степени == принадлежать к "лучшей части общества". И наоборот, топить за "русский мир" — означает автоматически списать самого себя в бомжарню. Именно поэтому львиная доля нашей богемы (наиболее тонко чувствующей такие вещи) оказалась в феврале-марте поголовно совестливо-стыдливо-рукопожатной. Именно поэтому мы видим с одной стороны консолидацию по поводу СВО — даже у меня на канале подписчики собрали уже более 2 млн руб на дроны для Донецка, а с другой — ворчание в кулуарах ПМЭФа среди людей, заплативших по миллиону за билет туда: "ну хорошо же сидели".
Давайте я даже обострю. После СВО наша внутренняя политика неизбежно столкнётся с совершенно другим типом протестника, чем был до. Это будет уже не хипсто-навальнист, выходящий на проспект Сахарова в розовых перьях со смузи в одной руке и айфоном в другой протестовать против коррупции, а ветеран боевых действий, может быть даже без руки или ноги, который будет говорить — вот, я проливал кровь за Россию, да что ж вы, гады, творите (список того, что именно творят гады, легко можно изложить вотпрямщас, оставляю на ваше усмотрение). И веса у его слов будет куда как больше, чем у той вчерашней плесени. А ещё, вместе с освобождёнными и интегрированными территориями, у нас в политике появятся освобождённые и интегрированные люди оттуда, отнюдь не обученные делать лицо кирпичом при каждом новом изгибе генеральной линии — а тут с одной Поклонской восемь лет не знают что делать, да и с Чалым еле-еле кое-как упромыслили.
Штатные охранители уже чуют угрозу, и превентивно качают демобилизацию — всё хорошо, всё нормально, мы побеждаем: лежи, страна огромная, лежи и не звезди. Потому что штатные охранители по базовому ДНК ничем не отличаются от совестливцев-рукопожатцев, кроме лишь того, что они в данный момент на службе; а так и тех и других из одной бочки разливали.
Всё это базируется на известно какой картине мира: происходящее — девиация, временный сбой в матрице, "деда чота перемкнуло", и рано или поздно всё опять станет в каком-то смысле как было. Лично моя ставка состоит в том, что как было уже не будет вообще никогда, хочет этого кто-то или нет. Но я хорошо понимаю тех, кто исходит из противоположного — благо давно и в некотором смысле профессионально умею думать как они.
"Режим — это все те, кому хорошо живётся при режиме". Но когда режим меняется, такие отваливаются в никуда, в помойку, целыми кусками. И они это чуют, им страшно, инстинкт самозащиты срабатывает. Но, как бы это сказать, время пришло.
Давайте я попробую разложить, почему у нас сложился такой контекст, в котором быть «заукраинцем» == принадлежать к «лучшей части общества», а топить за «русский мир» == списывать себя в бомжарню, и «как это работает».
Начну издалека. Американский профессор-социолог Фасселл, в своей когда-то нашумевшей книжке «Класс», описывая социальную стратификацию американского общества 80-х (это важно, сейчас у них всё поменялось), обратил внимание на любопытный парадокс: почему-то для мужчины манифестировать себя геем — значит автоматически повысить свой неформальный социальный статус, а для женщины объявить себя лесбиянкой — значит его понизить. Геи, хоть и подвергались тогда ещё всякому там шеймингу, всё-таки воспринимались как своего рода богема, а вот лесбы — как никому не нужные, списанные в утиль страшные тётки, живущие друг с другом потому, что никакой мужик на них не позарится.
Любители исторической антропологии, комментируя это его наблюдение, обратили внимание, что некоторая своеобразная «элитарность» мужскому гомосексуализму была присуща во все времена и у всех народов — в отличие от женского. И связано это было с простой вещью: «мужское» всегда было как бы в дефиците — мужчины гибли в войнах, внутренних конфликтах, вообще меньше жили и т.д. Именно поэтому на «традиционном» мужчине лежал своеобразный освящённый традицией долг найти женщину (а то и не одну) и если не продолжить род, то хотя бы снизить градус неудовлетворённости в обществе — поэтому мужской гомосексуализм в обществе в целом всегда был зашкваром, а вот на женский смотрели сквозь пальцы. Но именно поэтому же, парадоксальным образом, он входил в круг «престижного потребления»: иметь на содержании в качестве «жены» не женщину, а мужчину — своего рода роскошь, «может себе позволить».
Теперь смотрите. Какое главное отличие Украины от России в постсоветский период истории? Основное такое: там уже как минимум дважды — в 2004 и в 2014 — менялась власть и даже «геополитический курс» под диктатом политической «улицы». В России такого не произошло ни разу. Политическая «улица» — это никакое не «большинство», и не «воля народа». Это воля пассионарного, организованного и мотивированного столичного меньшинства, дирижируемого элитными кланами — через деньги, медиа и «гуманитарное влияние» (машину НКО). Иными словами, это такое государство, где весь этот «элитариат» — денежный, политический, медийный и last but not least криминальный — имеет свою долю во власти, и сам себя осмысляет ни много ни мало как «гражданское общество». «Это не народ, это хуже народа — это лучшие люди города». То, что они часто идут прямо против интересов и чаяний большинства, их не просто не останавливает, даже наоборот — быдло голоса иметь не должно, сколько бы его ни было.
В этом смысле заукраинство — это в первую очередь представление о государстве, как существующем в интересах активного меньшинства, «лучших людей». Причём критерии, почему одни это лучшие люди, а другие хлам народ, среда определяет всегда сама промеж себя: для этого существует развитая этика «рукопожатности» и «приличности» с жесточайшим кэнселлингом отщепенцев. «Демократия» понимается, во-первых, как непрерывная и дорогостоящая пропагандистская кампания по навязыванию лапотному быдлу изначально чуждых ему взглядов на жизнь, а во-вторых, регулярная «сменяемость власти», понимаемая как сброс напряжения: цикл «пришёл во власть — проворовался — разоблачили — отстранён — несите следующего» и так до бесконечности. При этом возможность «не провороваться» исключена — поскольку государство по определению для своих, а не для быдла, любой, кто попытается вести себя не по шаблону — нарушитель конвенции.
Так что если у Хайдеггера Dasein понималось как «для-себя-бытие», то тут включается конструкт «для-себя-государство»: Daseinstaаt. То, как оно было на Украине, предполагалось как своего рода эталон и для России тоже — «прекрасная Россия будущего». А путинский период — это такое сворачивание с колеи: пришли, наворовались, а сменяться, твари, не хотят; и совесть нации тоже слушать не хотят, ибо возомнили.
Начну издалека. Американский профессор-социолог Фасселл, в своей когда-то нашумевшей книжке «Класс», описывая социальную стратификацию американского общества 80-х (это важно, сейчас у них всё поменялось), обратил внимание на любопытный парадокс: почему-то для мужчины манифестировать себя геем — значит автоматически повысить свой неформальный социальный статус, а для женщины объявить себя лесбиянкой — значит его понизить. Геи, хоть и подвергались тогда ещё всякому там шеймингу, всё-таки воспринимались как своего рода богема, а вот лесбы — как никому не нужные, списанные в утиль страшные тётки, живущие друг с другом потому, что никакой мужик на них не позарится.
Любители исторической антропологии, комментируя это его наблюдение, обратили внимание, что некоторая своеобразная «элитарность» мужскому гомосексуализму была присуща во все времена и у всех народов — в отличие от женского. И связано это было с простой вещью: «мужское» всегда было как бы в дефиците — мужчины гибли в войнах, внутренних конфликтах, вообще меньше жили и т.д. Именно поэтому на «традиционном» мужчине лежал своеобразный освящённый традицией долг найти женщину (а то и не одну) и если не продолжить род, то хотя бы снизить градус неудовлетворённости в обществе — поэтому мужской гомосексуализм в обществе в целом всегда был зашкваром, а вот на женский смотрели сквозь пальцы. Но именно поэтому же, парадоксальным образом, он входил в круг «престижного потребления»: иметь на содержании в качестве «жены» не женщину, а мужчину — своего рода роскошь, «может себе позволить».
Теперь смотрите. Какое главное отличие Украины от России в постсоветский период истории? Основное такое: там уже как минимум дважды — в 2004 и в 2014 — менялась власть и даже «геополитический курс» под диктатом политической «улицы». В России такого не произошло ни разу. Политическая «улица» — это никакое не «большинство», и не «воля народа». Это воля пассионарного, организованного и мотивированного столичного меньшинства, дирижируемого элитными кланами — через деньги, медиа и «гуманитарное влияние» (машину НКО). Иными словами, это такое государство, где весь этот «элитариат» — денежный, политический, медийный и last but not least криминальный — имеет свою долю во власти, и сам себя осмысляет ни много ни мало как «гражданское общество». «Это не народ, это хуже народа — это лучшие люди города». То, что они часто идут прямо против интересов и чаяний большинства, их не просто не останавливает, даже наоборот — быдло голоса иметь не должно, сколько бы его ни было.
В этом смысле заукраинство — это в первую очередь представление о государстве, как существующем в интересах активного меньшинства, «лучших людей». Причём критерии, почему одни это лучшие люди, а другие хлам народ, среда определяет всегда сама промеж себя: для этого существует развитая этика «рукопожатности» и «приличности» с жесточайшим кэнселлингом отщепенцев. «Демократия» понимается, во-первых, как непрерывная и дорогостоящая пропагандистская кампания по навязыванию лапотному быдлу изначально чуждых ему взглядов на жизнь, а во-вторых, регулярная «сменяемость власти», понимаемая как сброс напряжения: цикл «пришёл во власть — проворовался — разоблачили — отстранён — несите следующего» и так до бесконечности. При этом возможность «не провороваться» исключена — поскольку государство по определению для своих, а не для быдла, любой, кто попытается вести себя не по шаблону — нарушитель конвенции.
Так что если у Хайдеггера Dasein понималось как «для-себя-бытие», то тут включается конструкт «для-себя-государство»: Daseinstaаt. То, как оно было на Украине, предполагалось как своего рода эталон и для России тоже — «прекрасная Россия будущего». А путинский период — это такое сворачивание с колеи: пришли, наворовались, а сменяться, твари, не хотят; и совесть нации тоже слушать не хотят, ибо возомнили.
Интересно мне пишет один мой собеседник. Украинцу XXI века больше не нужны как таковые «бандера», мова и вышиванка — всё это может дать и Путин, даже с лихвой — вон, целый Медведчук про такое есть и ещё сколько-то любителей строить бандеростан на кремлёвские деньги. Там даже жирнее, и украсть можно больше. Но то, чего Путин не может дать — это возможность причаститься благодатью Священного Запада, то, за чем стоят в очереди и киевские, и московские заукраинцы. В этом смысле ключевая точка отсечения элитариата от невоцерковлённого лохариума — это привилегированный протокол доступа Туда: для богемы — «международное признание», для коммерсов — «зарубежные активы», для политиков — репутация «сторонников демократического развития», для хипсторов — «открытый мир», далее везде.
Но что касается украинцев в нынешней ситуации, единственный путь им попасть во врата рая — в качестве малого народа, угнетаемого и обижаемого империей, ибо они не геи (ну, некоторые…), не цветные, не страдающие от маскулинности женщины и т.д., короче, нет другого формата уйти на радугу, кроме как через всё те же бандеру-мову-вышиванку, но только теперь уже спасаемые всем миром от железного сапога путинского Мордора. Соответственно, для местных заукраинцев тоже нет другого формата получить заветный ключ, кроме как через исполнение арии Совести Нации, возвысившей голос против несправедливо обиженных своей империей, ролевая модель Житель-Не-По-Лжи (ЖНПЛ). Но важно понимать, что главное, ради чего всё это делается — не сама колядка, а то угощение, ради которого она поётся.
«Мон шер Гамлєт! Ходімо в кабінєт. Канхвету дам тобі я посмоктати. Канхвета очєнь класна, Тузік вкусний. (Клавдій гидотно плямка, ізображая вкусний нехуйовий Тузік) //Л.Подерв'янський//».
Для меня это сюжет скорее периферийный, но тоже важно держать его в памяти, для полноты контекста.
Но что касается украинцев в нынешней ситуации, единственный путь им попасть во врата рая — в качестве малого народа, угнетаемого и обижаемого империей, ибо они не геи (ну, некоторые…), не цветные, не страдающие от маскулинности женщины и т.д., короче, нет другого формата уйти на радугу, кроме как через всё те же бандеру-мову-вышиванку, но только теперь уже спасаемые всем миром от железного сапога путинского Мордора. Соответственно, для местных заукраинцев тоже нет другого формата получить заветный ключ, кроме как через исполнение арии Совести Нации, возвысившей голос против несправедливо обиженных своей империей, ролевая модель Житель-Не-По-Лжи (ЖНПЛ). Но важно понимать, что главное, ради чего всё это делается — не сама колядка, а то угощение, ради которого она поётся.
«Мон шер Гамлєт! Ходімо в кабінєт. Канхвету дам тобі я посмоктати. Канхвета очєнь класна, Тузік вкусний. (Клавдій гидотно плямка, ізображая вкусний нехуйовий Тузік) //Л.Подерв'янський//».
Для меня это сюжет скорее периферийный, но тоже важно держать его в памяти, для полноты контекста.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Друзья и подписчики не только пересылают деньги на дроны, но и отдают через меня свои домашние машины, как этот Фантом4, который уехал к Мурзу. Забавно: много-много лет назад я снимал на мобильник драку Мурза с Ваней Давыдовым у ЦДХ на Крымском Валу, видео даже где-то есть до сих пор в сети. А сейчас вот дроны ему шлю на передовую.