​Современные города заполонили торговцы кофе всех сортов и видов. Несмотря на то, что именно кофейные точки появились на просторах бывшего СССР сравнительно недавно, традиция распивания горячих напитков на улице была очень популярна еще до революции. Только национальным русским напитком тогда был сбитень, описанный еще в Домострое.

При царе кофе пили только представители среднего и высшего класса, чай был любимым напитком и у дворян, и у крестьян, но употреблялся обычно дома либо в трактирах. А вот сбитень, иногда называемый взвар, стал идеальным напитком для уличной торговли. Сбитенщику были рады и извозчики, и ярморочные торговцы, и любой прохожий, желающий согреться в мороз. Горячий сбитень бодрил, содержал легкоусвояемые калории и отлично согревал зимой, в холодном виде его тоже можно было употреблять летом.

Что же это напиток? Это некий русский аналог глинтвейна, но чаще безалкогольный (хотя в трактирах его могли делать и на вине). Классический же сбитень был повседневным напитком, и делался на основе меда. Для приготовления использовали две емкости: в одной настаивали мед или патоку, в другой пряности. Кстати, сосуд для настаивания, называемый баклагой потом стал прообразом чайного самовара. Далее все это смешивали вместе (сбивали), отсюда и пошло название. Рецепты сбитня были самые разные, часто вместо пряностей добавляли душистые травы. Вне рабочего времени простой народ любил также заварной сбитень с легким содержанием алкоголя, так как из меда вначале делали сусло, а потом уже добавляли к нему прочие приправы – своеобразный аналог современного кофе с коньяком, ликером или того же глинтвейна.

Сбитенщика на улице можно было узнать по специальному сосуду вроде гигантского чайника с носиком, который он носил на плече. Одноразовых стаканчиков, конечно, тогда не знали, обычно напиток разливали в глиняные кружки. Напиток был сладким и крепким сам по себе, но иногда к нему покупали у других торговцев сопутствующие угощения вроде печатных пряников, баранок или кренделей.
#российскаяимперия #историябыта #историяеды

​Сегодня нам многое известно о пользе полноценного восьмичасового сна, а необходимость подыматься на работу к 6-8 часам утра многими воспринимается как тяжкая повинность. Причиной стала и смена ритма жизни, и повсеместная электрификация, и появление разнообразного досуга в вечернее время. А вот еще 250 лет назад в Российской империи ранний утренний подъем и ранний же отход ко сну был нормой для всех слоев населения, кроме разве что высшей аристократии.

Так, российская императрица Екатерина II всю жизнь вставала в 4-5 часов утра, независимо от того, как она провела предыдущий вечер и ночь. В отличие от ленивых предшественников, Екатерина активно вникала во все дела, потому с утра применяла множество способов поскорей проснуться. С самого утра ее ожидал определенный ритуал пробуждения – умывание кубиками льда, а затем энергетическая заправка кофеином. Например, из описания литератора Сумарокова (современника царицы) мы знаем, что «По окончании краткого утреннего устройства она вступала в кабинет, куда приносили ей Левантийский кофе, весьма крепкий; клали фунт на пять чашек, и оный кушала с густыми сливками. Ежедневное это питие все находили вредным, кофешенки, лакеи добавляли воды в остаток, после их истопники ещё переваривали, и тогда только оказывался вкус обыкновенного кофея».

Кстати, такой режим для ее современников не считался чем-то уж из ряда вон выходящим. У офицеров было принято являться к полкам к 5-6 часам, чиновники приходили в присутствие к 7 утра, правда, и заканчивалась служба к полудню. Весь режим был выстроен так, чтобы закончить основные дела к середине дня, а визиты, обеды-ужины, семейные чаепития и прочие прелести неформального общения перенести на вторую половину дня.

У высшего сословия понежиться в постели подольше дозволялось лишь высшей аристократии, старикам, больным да девицам на выданье, дабы сохранить свежий цвет лица. У купцов тоже было не принято, чтобы хозяйка или ее дочери долго залеживалась в постели, хозяин же с самого утра также занимался делами, да и утренние церковные службы они старались не пропускать. Мастеровые, городские мещане, приказчики и ученики-подмастерья также придерживались этого распорядка.

Правда, вечерний досуг у сословий отличался, если после наступления темноты купцы и мещане оставались дома и рано укладывались спать, то у городских дворян в сезон жизнь только начиналась. Можно сказать, что в этом смысле современный городской обыватель живет, как русский аристократ )) . #российскаяимперия #историябыта

​Празднование православной Пасхи всегда занимало особое место в жизни русского народа, особенно в крестьянской среде. Это и главный христианский праздник, и выход из двухмесячного Великого поста – еще 250 лет назад в бедной на события и занятой постоянным трудом жизни селян это было главным событием года.

Казалось бы, праздник весны и радости, но еще в XVIII веке каждый год после праздничной недели в деревнях появлялось столько покойников и больных, что на это даже обратил внимание Ломоносов в своем трактате «О сохранении и размножении российского народа».

Все дело в том, что широкая русская душа и склонность к обрядовости провоцировали неадекватное пищевое поведение. Поститься - так с максимальной суровостью, разговляться – так с размахом. Это сейчас современному постящемуся пытается угодить каждый магазин и ресторан, предлагая такое количество питательных блюд и продуктов, употребляя которые без проблем можно пережить пару месяцев без яиц, молока и мяса. У крестьян же эпохи Ломоносова вариантов было немного: пустые щи с хлебом, «мура» или «тюря» из смеси лука, кваса и сухарей (название вполне соответствовало вкусовым качествам), рыба, да какая-нибудь квашеная капуста, дожившая с прошлого года – вот и весь рацион.

Естественно, что после такого предписываемой традицией скудости Пасхальная неделя превращалась в настоящую кулинарную вакханалию. На стол ставилось все самое вкусное, жирное, стол ломился от «запрещенки» предыдущих двух месяцев (вспомните современное традиционное новогоднее застолье, для которого чуть не за месяц заготовляется все самое лучшее). А для крестьян первые дни Пасхи были еще и законным поводом отдохнуть и оттянуться, многие и мясо-то пробовали только в этот праздник, да еще на Рождество. Потому ели и пили в три горла все, у кого было, что положить на стол. Ломоносов писал: «Как с привязу спущенные собаки … рвут, ломят, валят, опровергают, терзают. Там разбросаны разных мяс раздробленные части, разбитая посуда, текут пролитые напитки, там лежат без памяти отягченные объядением и пьянством, там валяются обнаженные и блудом утомленные недавние строгие постники. О истинное христианское пощение и празднество! ... Между тем бедный желудок, привыкнув чрез долгое время к пищам малопитательным, вдруг принужден принимать тучные и сильные брашна в сжавшиеся и ослабевшие проходы и, не имея требуемого довольства жизненных соков, несваренные ядения по жилам посылает, они спираются, пресекается течение крови, и душа в отворенные тогда райские двери из тесноты тела прямо улетает.»

Ломоносов не просто ругал народные нравы, а доказывал, что трудно придумать более неудачное время для такого поста, чем начало весны. На большей части российской территории в это время еще нет ни зелени, ни свежих плодов, ни грибов, ни ягод, а рыба (единственный источник белка) активно впитывает все нечистоты, которые сливаются в реки при таянье снегов.

Он даже подавал идею перенести пост на более адекватное время и на эту тему даже собрать вселенский собор, так как время поста скопировано у греков, у которых как раз в начале весны климат позволяет нормально питаться. А если уж это невозможно, то советовал церковному начальству больше внимания уделять просвещению "сверх того, ученьем вкорените всем в мысли что богу приятнее, когда имеем в сердце чистую совесть, нежели в желудке цынготную рыбу, что посты учреждены не для самоубивства вредными пищами, но для воздержания от излишества». #российскаяимперия #историяеды

Всех православных читателей поздравляю со Светлым Христовым Воскресеньем и желаю не переусердствовать за праздничным столом.

​Многие знают картину Перова «Крестный ход на Пасхе» 1861 года. На ней нет ни одного трезвого персонажа, начиная от пьяного в стельку мужичка, несущего одну из икон вверх ногами, до слегка употребившего попа и некоей молодой бабы с образом, спьяну устремившейся в другую сторону от процессии. За такое изображение исподнего народной религиозности на художника обрушился целый шквал критики, хотя сам Перов утверждал, что ничего антирелигиозного в его картине нет, он всего лишь показал современные ему народные нравы и распустившихся слуг церкви.

Изображаемая на картине процессия была традиционной для сельской России – на Пасхальной неделе во многих селах служили молебны, во время которых священник ходил по домам с причтом и иконами. «Услуга» была добровольно-принудительной, чаще всего целью небогатых сельских священников была праздничная подработка. Отказаться было неудобно, да и страшно для суеверных крестьян, но и денег попу платить не хотелось. Проще всего было напоить священника с сопровождающими в надежде, что тот возьмет меньше, а так как молебны часто накладывались на традиционные пасхальные застолья, то напивались в итоге все.

В «Записках сельского священника» 1880-х годов Саратовской губернии находим красочное описание этого процесса непосредственно от его участника:

«В селах на св. Пасху служат молебны во всех домах прихожан; при этом носятся несколько икон, большей частью пять; мужики, носящие иконы, называются богоносцами. При крепостном праве иконы крестьяне носили «по обещанию», — чтоб Господь избавил, или за то, что избавил от какого-нибудь несчастия и болезни; а теперь, — когда стало возможно брать невест, где угодно, — иконы носят, преимущественно, холостые парни, и высматривают невест.
Я знал и прежде, что при пасхальном хождении, кроме поющих, за иконами ходит много и припевающих... В первый же дом мы явились: поп, дьякон, дьячок, пономарь, пятеро богоносцев, церковный сторож, дьяконица, дьячиха, пономарица, просвирня, четыре юнца — детей дьякона и дьячка и шесть старух-богомолок, итого 25 человек, а сзади целый обоз телег.
Крестьяне встречают священника с хлебом-солью, у ворот; хлеб этот во время молебна лежит на столе, потом он отдаётся причту. Для этого и идёт телега; на неё же кладутся и яйца, с которыми христосуются члены семейств с причтом. А так как собирают и хлебом и яйцами и бабьё, — дьяконица, дьячиха и пр., то и они тащат одну, или две телеги. Таким образом на каждый дом крестьянина делается целое нашествие.
В первый ещё дом все явились уже навеселе и чувствовалась только суетня и теснота; но дворов через 15–20, перепились все и далее ходить не было уже никакой возможности. Богоносцы шли впереди меня и, по очереди, успевали выпить до меня; а хвост мой, на просторе, имел возможность пить, сколько угодно, таким образом скоро перепились все до единого, кроме ребятишек и старух.
Войдя в дом я начинал петь, за мной вваливала вся толпа, но вваливала не затем, чтобы молиться, а всякий, наперерыв один перед другим, старался поскорее с хозяином и хозяйкой похристосоваться, схватить яйцо, грош и маленький, нарочито для этого случая испечённый, хлебец. Ввалит толпа, — и пойдёт шум, гам, возня, ссора!... Беда, если кто схватит что-нибудь не по чину, — пономарица, прежде дьяконицы, просвирня, прежде пономарицы, дьячков мальчишка, прежде дьяконова! Всякий старался только о том, чтобы поскорее схватить что-нибудь и не остаться без подачки, и больше не думал ни о чём; о благоговейном же служении тут не могло быть и речи, даже между членами причта, а хвост, — так, просто, потеха! Выносит, например, хозяйка хлебец, нужно бы, по чину, взять дьяконице, а дьячиха, откуда ни возьмись, да и схватит, — ну, и пошло писать! Тут помянутся все прародители, да и с детками!...
#деладуховные #историянравов #российскаяимперия

​У Чехова есть рассказ «Неосторожность» про отравившегося гражданина, который ночью на кухне случайно хлопнул керосину, перепутав его с водкой. Дело в общем-то житейское, любой читатель мог поставить себя на место незадачливого героя, пожелавшего втихаря ночью принять дозу алкогольного «снотворного».

Но на кухне конца позапрошлого века существовали и куда более опасные вещи, например, 70-100% уксусная эссенция, которую только-только начали массово производить и продавать. Стоила она дешевле обычного уксуса, и рачительные хозяйки все чаще покупали именно ее. Правда, многим такая экономия стоила здоровья и жизни, так как резко увеличилось количество отравлений, злосчастная эссенция часто фигурировала в полицейских отчетах. Электрического освещения на кухнях тогда не было, видно было плохо, да и прочитать этикетку в дореволюционной России могли не все. Чтобы избежать отравлений, была придумана необычная трехгранная бутылочка со специальными делениями для правильного разбавления – теперь даже самый пьяный и бестолковый человек мог наощупь отличить опасную жидкость.

Любопытно, что сразу после революции уксус снова стали разливать по обычным бутылкам (промышленность была национализирована, и было не до возни с необычными бутылками) и волна отравлений поднялась вновь. Но у спасительных треугольных бутылочек нашелся защитник, руководитель Московской станции скорой А. Пучков. Он изучил статистику случайных отравлений и добился-таки возвращения трехгранки, спася таким образом множество жизней. #российскаяимперия #историябыта

​Принято считать, что наши крестьянские предки были очень мудрыми людьми. С точки зрения искусства выживания это, безусловно, было так, но во многих вопросах часто формировались довольно диковатые на современный взгляд обычаи.

Вот, например, традиции выбора брачного партнера для детей. О чувствах или склонностях молодых в патриархальном мире, да еще и в условиях вечного балансирования на грани выживания речь не шла вообще. Хорошо, если родители подбирали нормальных женихов и невест по каким-то общим критериям совместимости (здоровье, адекватный характер, нормальная наследственность и т.д.), но часто ради сиюминутной выгоды родители составляли совсем неподходящие партии. Так, довольно часто женили мальчиков-подростков на взрослых, развитых девушках, а иногда и на взрослых, крепких бабах. Делалось это ради лишней работницы в доме, а иногда тут примешивался и похабный интерес свекра, который планировал заменить своего сына в постели невестки. Это явление было довольно распространенным и в семьях с вполне полноценными молодыми мужьями и называлось «снохачество» (можете представить, под какой пресс со стороны самого «мужа» и его родни попадала сама девушка независимо от того, соглашалась она или нет на такие отношения). Как правило, такие жены брались из бедных семей, где сам факт пристройства лишнего рта уже считался за счастье. Сельские же священники обычно спокойно за малую мзду венчали такие пары.

Вот что писал на эту тему Ломоносов в своем труде "О сохранении и размножении российского народа", который я уже упоминала тут: «В обычай вошло во многих российских пределах, а особливо по деревням, что малых ребят, к супружеской должности неспособных, женят на девках взрослых, и часто жена могла бы по летам быть матерью своего мужа. Сему, с натурою спорному поведению следуют худые обстоятельства: слезные приключения и рода человеческого приращению вредные душегубства. Первые после женитьбы лета проходят бесплодны, следовательно, такое супружество - не супружество и сверх того вредно размножению народа, затем что взрослая такая женщина, будучи за ровнею, могла бы родить несколько детей обществу. Мальчик, побуждаем будучи от задорной взрослой жены, усиливанием себя прежде времени портит и впредь в свою пору к детородию не будет довольно способен, а когда достигнет в мужеский возраст, то жена скоро выйдет из тех лет, в кои к детородию была способнее. Хотя ж она и в малолетство мужнее может обрюхатеть непозволенным образом, однако, боясь бесславия и от мужних родителей попреку и побоев, легко может поступить на детоубивство еще в своей утробе. Довольно есть и таких примеров, что, гнушаясь малым и глупым мужишком, спознавается жена с другим и, чтоб за него выйти, мужа своего отравливает или инако убивает, а после изобличена предается казни. Итак, сими непорядками еще нерожденные умирают и погибают повинные и неповинные… Хотя ж по деревням и показывают причины, что женят малых ребят для работниц, однако все пустошь, затем что ежели кто семью малую, а много пашен или скота имеет, тот наймуй работников, прими третьщиков или половинщиков, или продай излишнее другому» .

Ломоносов писал свой труд в середине XVIII века, ближе к нашим дням эта традиция, к счастью, стала понемногу уходить, хотя даже сто лет спустя некоторые баре могли наказывать провинившихся крестьянок или дворовых девок выдачей замуж за малолетних парней-«замухрышек». А вот традиция снохачества сохранялась во многих российских деревнях вплоть до слома коренных устоев крестьянской патриархальной жизни в начале XX века.
#российскаяимперия #историябрака

​В XIX веке русский театр в большом городе, особенно в столице – это не столько про искусство, сколько про ярмарку тщеславия. Для высших классов это была возможность «на других посмотреть и себя показать», а также приличное место, где дамы высшего круга могли лицезреть, так сказать, конкуренток из мира полусвета (а мужчины легально и в подробностях оценить не только прелести актрис, но и специально выведенных «в свет» кокоток своих приятелей). В театре того времени существовала неписаная сегрегация, согласно которой каждый чин, каждое титулованное семейство могли занимать лишь определенные места, соответствующие их статусу. Галерка же доставалась небогатым истинным любителям музыки, для некоторых из них даже такой скромный билет мог стоить нескольких дней тяжелого труда. Эту до боли знакомую современникам ситуацию прекрасно изобразил г-н Крестовский в своих «Петербургских Трущобах»:

Большой театр был полон... Все ярусы лож представляли непрерывную пеструю шпалеру женских головок и нарядов. Если бы наблюдатель захотел проследить по выражениям этих лиц те чувства, которые пробуждают в этих душах звуки итальянской оперы, то увидел бы он слишком большую разницу между низом и верхом огромной залы.

В бенуаре и бельэтаже – выставка пышных куафюр, открытых плеч, блестящих нарядов… Одни физиономии блещут бесцеремонным, гордо-самоуверенным нахальством – это оперная принадлежность самых модных, гремящих камелий. Здесь господствует слишком большая открытость бюста, рук, плеч и спины. Здесь из каждой безделки, из каждого бриллиантика, ленты, кружевной оборки так и выглядывают убитые на них и нетрудно доставшиеся тысячи.

Другие физиономии носят характер элегантной скромности и невозмутимого достоинства римских матрон; они так и стремятся изобразить, будто наслаждаются звуками, но – увы! – внимательный глаз наблюдателя непременно подметил бы, что наслаждение это не истинно сердечное, а деланное, фальшивое, сочиненное, ибо так уже надлежит, так «принято», что хотя бы мы и ничего, кроме страусовой польки, в музыке не смыслили, но, находясь в числе абонентов итальянской оперы, обязаны изображать наслаждение мотивами Россини и Мейербера. Эти физиономии принадлежат Дианам большого света и представительницам золотых мешков.

Переведите свой бинокль ярусом выше – и вы явно придете к заключению, что женские личики как бы говорят своими взглядами: «И мы тоже абонированы в итальянской опере, потому что и мы тоже принадлежим к порядочному обществу». Это – ярус блаженного самообольщения и бюрократически-превосходительных самолюбий. Наряды, что есть мочи, стремятся подражать бельэтажу и уравняться с ним.

Подымайте бинокль выше и выше – и глаза ваши проследят сознательное внимание к музыке, сознательное наслаждение ею. Ложи переполнены зрителями, глаза и шеи тянутся к сцене, в куафюрах отсутствие пышности, в нарядах господство черного и серого цветов; на физиономиях все менее и менее написано дутых претензий – вы начинаете мириться с оперой, вы приходите к мысли, что здесь не исключительно только выставка волос, бюстов, нарядов и косметик…

Но закиньте совсем свою голову, чтобы узреть тропические страны горных мест, где самой судьбой предназначено быть блаженному раю, – и, Боже мой, какой искренний, увлекательный, юношески пылкий восторг прочтете вы на лицах этих студентов, кадетов, бедненьких чиновников, гувернанток, учениц консерватории! Вы увидите уже ясно, что не внизу, а вверху помещаются истинные дилетанты и настоящие, искренние ценители музыки, и тем смешнее, тем жалче покажутся вам роскошно-комфортабельные нижние ярусы."
#российскаяимперия

​Среди любителей «старых добрых времен» бытует мнение, что раньше предки питались экологически чистой едой без консервантов и красителей, пользовались экологически чистой косметикой и носили исключительно натуральные ткани. Благодаря современным технологиям производители действительно могут теперь «накормить тысячи людей пятью хлебами и двумя рыбами», подмешав туда всякого (правда, с ущербом для вкуса и качества). Однако современные добавки не идут ни в какое сравнение с методами фальсификации еды и бытовых товаров еще столетней давности.

Вот что писал по этому поводу журнал «Женская жизнь» начала XX века:
«Департамент Земледелия произвел недавно целое исследование о фальсификации вина в Poccии и собрал рецепты искусственной их выделки. Оказывается, что красное виноградное вино составляется из спирта, краски и танаина. В пиве хмель заменяется бычьей желчью, алоэ и д. д. Молоко фальсифицируется таким образом: сливки снимают, а взамен их прибавляйте лошадиные мозги или эмульсию конопли и сладкого миндаля. К очень вредным способам относится подделка молока мелом. В России, как показывает исследование, повсеместно распространено разбавление молока простой и нередко загрязненной водой. Так называемый пчелиный мед фабрикуется из крахмального сиропа, пряники - из испорченной муки с добавлением хлористого олова…Сосиски получаются из теста, окрашенного анилиновой краской, с прибавлением 25 % мяса…В варениях фрукты заменяются овощами, а фруктовое желе делается из желатина, большинство же имеющихся в продаже конфект подкрашивается анилиновой краской. Для придания ярко-зеленого цвета соленым огурцам и сухому горошку, торговцы подкрашивают их ярью-медянкой. Эту чрезвычайно ядовитую краску в необработанном виде, вероятно, наблюдал каждый на стенках нелуженой медной посуды… Коровье масло выводится из употребления и обыкновенно продается масло маргариновое, приготовленное из костей и сала животных. Оно, при надлежащем санитарном надзоре, безвредно, но встречаются заводчики, употребляющие для производства маргарина кости и сало палых собак и лошадей, и такое масло является опасным для здоровья. Из взятых в 1912 году в Петрограде проб „свежего" масла только 36,5 % оказались доброкачественными…

Фальсификация и тому подобная эксплуатация потребителей приняла такие небывалые размеры, что в Финляндии сложилась даже сказка: «Четыре молодые мухи искали себе какого-нибудь пропитания на завтрак. Одна из них нашла банку с вареньем. С жадностью она набросилась на варенье и... с нею сделались сильнейшие колики. Варенье было фальсифицированное. Бедняжка в страшных мучениях испустила дух. Вторая муха решила воздержаться от всяких лакомств. Она удовольствовалась крошками хлеба. Но, увы! - хлеб был с спорыньей, и отравленная муха невинно погибла. Третья муха хотела утолить жажду из стакана пива, но и она поплатилась за свою неосторожность: она, точно сраженная громом, упала мертвой вследствие отравления. Осталась четвертая муха в полном одиночестве. В отчаянии она решила проститься с этим миром, полным всяких ловушек против мух. Случайно она заметила кусочек липкой бумаги, на которой красовалась зловещая надпись: „Смерть мухам“. Разочарованная муха кинулась па бумагу и стала впитывать в себя яд с мужеством, достойным стоиков. Но — о чудо! — смерть не приходила. Даже напротив того - муха заметно поправилась. Фальсифицированная бумага не убивала мух...»

Интересно, что во времена Петра I с фальсификаторами особо не церемонились: «за держание мертвечины и нездоровых харчей» на первый раз ушлые торговцы подлежали порке кнутом, на второй же – подлежали отправке на каторгу или даже казни. Со временем российское законодательство либерализировалось, и торговцы фальсификатом отвечали уже не своей шкурой, а максимум, кошельком, да и то чаще в тех случаях, если попадали под показательные рейды или продавали мутную продукцию не тем людям. Некоторые бренды продукции даже делали себя имя и продажи всего лишь гарантией хорошего качества и отсутствием в составе всякой дряни, тем самым отстраняясь от конкурентов. #историяеды #российскаяимперия

​Начало Первой мировой войны и массовая мобилизация в августе 1914 года спровоцировала массовый взрыв «народного патриотизма», тем более что немцев простой народ недолюбливал и раньше. А так как многие «патриоты» были не слишком образованными и не разбирались в иностранцах, то доставалось от них не только врагам, но и союзникам.

Например, Георгий Жуков (в 1914 году еще не маршал, а молодой московский скорняк-подмастерье) писал в своих «Воспоминаниях и размышлениях»: "Начало Первой мировой войны запомнилось мне погромом иностранных магазинов в Москве. Агентами охранки и черносотенцами под прикрытием патриотических лозунгов был организован погром немецких и австрийских фирм. В это были вовлечены многие, стремившиеся попросту чем-либо поживиться. Но так как эти люди не могли прочесть вывески на иностранных языках, то заодно громили и другие иностранные фирмы - французские, английские."

Или вот небольшой очерк из газеты «Петроградские ведомости», изданной в августе 1914 г: «Оскорбительный звук немецкой речи. Перед Обуховской больницей задержано уличное движение, на тротуарах замершая толпа, а посредине улицы суетятся одетые в белые халаты фельдшера и сестры милосердия, снуют сиделки и санитары. …Все с благоговейным сочувствием глядят на страждущих героев, не произнося ни слова; только какая-то немка тараторит по-немецки, объясняя семилетнему сыну каждое движение санитаров. Эта немецкая речь оскорбительно звучит в этом месте… Не могу произнести ни слова и лишь укоризненно гляжу на немку.
Она поняла мой взгляд и заволновалась:
— Komm, komm, Kinderchen! Ити, ити, теточка! — потащила она сына.
В толпе раздались по ее адресу недружелюбные возгласы.
Час спустя иду по пустынной улице с пожилой француженкой, оживленно беседуя по-французски, вдруг за спиной слышу возглас:
— Марш в Берлин лопотать по-немецки! а здесь не смей: здесь Рассея!
Оглядываюсь и вижу группу рабочих с крестами ратников. Сперва у меня вызывает улыбку это недоразумение, затем мне становится обидно,— но, вспомнив свои чувства перед Обуховской больницей при звуках немецкой речи, я начинаю ясно представлять себе ощущения этих не знающих иностранных языков людей и объясняю им, что мы говорим по-французски, так как моя спутница — француженка, не говорящая по-русски. Все смущены своей ошибкой, но вот какой-то разбитной парень нашелся и рявкнул во все горло:
— Vive la France!
#российскаяимперия #историяпропаганды

​Что может быть приятней утренней чашечки горячего кофе! В начале XX века этот напиток появлялся на столе у всех, кто хотел прикоснуться к «барскому» образу жизни. Развитие международной торговли способствовало тому, что кофе к началу прошлого века уже не был экзотикой, но все же, в отличие от чая, оставался напитком для «чистой публики». Спрос порождает предложение, и лавки страны наводнило огромное количество эрзацев и подделок. Если кофеман хотел сэкономить и приобретал кофе не в дорогих магазинах колониальных товаров, оберегающих свою репутацию, а искал варианты подешевле, то он вполне мог напороться на какую-нибудь дрянь.

В хозяйственном отделе журнала «Женская жизнь» начала прошлого века, который я уже цитировала в рассказе о том, как в российской империи подделывали популярные продукты питания особое внимание уделялось методам подделки кофе:

«Кофе молотый фальсифицируется весьма разнообразно: добавлением дубовых желудей, пастернака, дубильной коры, древесных опилок и даже жареной лошадиной печени. Искусственные же кофейные бобы приготавливаются из пластичной, желтоватой и cеро-зеленоватой глины, которой придают известную форму, а потом сушат. На кофе натуральное и искусственное наводят блеск и потребитель, привыкший к блестящему виду кофе, не берет хорошего натурального, но не имеющего блеска.

Вот пример: одна московская фирма выписала кофе хорошего качества прямо из Ост-Индии, чтобы не переплачивать немцам за посредничество и иметь чистый, доброкачественный товар. Товар прибыль в Москву через Одессу и был предложен более мелким торговцам. Последние смотрели товар, нюхали и, решив, что товар «вида не имеет», ушли. Тогда фирма решила придать кофе вид, но так как в Москве не имеется приспособлений для этого, то придумали простой способ. Кофе рассыпали в мешки так, чтобы они были не полные, прибавили туда свинцовые пломбы, и служащие принялись трясти их. Это помогло: кофе натерся «получил вид» и был распродан.»
#историяеды #российскаяимперия

​Если б какой-нибудь предприимчивый делец стал путешественником во времени и попал бы в Москву или Петроград лета 1917 года, он смог бы быстро заработать денег, всего лишь пролистнув газетные объявления.
Что же лучше всего продавалось в больших городах Российской империи 1917 года, во время войны, дефицита привычных вещей и политической нестабильности? Газетные объявления из популярных изданий той поры наглядно демонстрируют потребительские боли этого времени:

• Лидируют, конечно же, справки разной степени липовости об отсрочке или даже о непригодности к службе в армии – в 1917 году всепатриотический пыл во всех слоях населения слегка поугас;
• Инструкции по созданию дефицитных продуктов своими руками, от обуви до домашней утвари - уже через год эти знания очень пригодятся;
• Товары, заменяющие резко пропавшие из продажи продукты, например, мясо;
• Все, что связано с производством подпольного спиртного во время сухого закона;
• Пропагандистские поп-брошюрки «Немецкие зверства», «Немецкие шпионы» и т.д, заменявшие предкам разоблачающие YouTube-каналы;
• Детские развлекалки, прежде всего поделки из бумаги на злобу дня - игрушечные солдатики, дрейдноуты, санитарные повозки и т.д. В эти суматошные времена многие родители наверняка ворчали, что самим было бы неплохо сидеть дома и клеить самолетики, а не ходить на митинги или доставать заменители сахара, не зная, что всего лишь через полгода уготовила им история. #российскаяимперия

​Доход с продаж алкоголя в Российской империи всегда составлял солидную часть бюджета. Однако и взыскивать эти деньги тоже нужно было уметь, долгое время государству проще всего было использовать для этой цели предприимчивых третьих лиц. Дольше всего продержалась система винных откупов – государство передавало право сбора налога на веселящие напитки частным лицам-откупщикам, которые в обмен за это платили государству определенную сумму.

Откупщики всегда были людьми, мягко говоря, небедными. В середине XIX века откупные деньги составляли почти 40% госбюджета, при заводской цене водки в 40-45 коп. за ведро (ок. 12 л) откупщик продавал это же самое ведро уже за 3-4 рубля – можете представить, какие суммы оседали в карманах таких предпринимателей. Но денег никогда много не бывает, потому откупщики неустанно следили за своими доходами. В 40-х годах XIX каждый город с уездом представлял собой питейный округ, право заниматься этим делом можно было купить с торгов. Откупщики имели возможность играться с ценами на пиво, мед, и так называемое «вино» (так называли тогда не более привычное нам виноградное, а скорей, очищенную водку крепостью в 36-38 градусов), и цены на спиртное в разных регионах могли отличаться. Чтобы хитрые потребители, не желавшие переплачивать за алкоголь, не возили его мелким оптом из «дешевого» района в «дорогой» (как сейчас поступают с сигаретами на границе с ЕС), на границах откупов рыскали откупные стражники. Процесс досмотра очень красочно описан в записках сельского священника:

"На возвратном пути из города домой, нам пришлось проезжать в одном месте, поздно вечером, через лес... Въезжаем мы в лес, и вдруг из кустов выскакивают четыре человека с дубинами и копьями.
— «Стой!» — закричали все разом, — и один бросился держать лошадей, а другой ухватился за кучера. Мы испугались до беспамятства.
— Вино есть у вас? Кто вы?
— Я священник, говорю я, вина у меня нет.
— Попы пьют больше нашего. Слезай!
Жена моя, не помня себя, уцепилась за меня. Они начали хозяйничать: всё перешвыряли, перемяли, искололи «щупами», перепортили нашу одежду, — всё, что было при нас, и сказали: «вина нет, ступайте!»
Оказалось, что это были кордонные, как их звали тогда. Это значило, что в следующем уезде был другой винный откуп, а это были стражники, чтобы из того откупа, где вино дешевле, не перевозили в другой.
Вспоминая этот случай, всегда говорю я: дай Господи многая лета батюшке-Государю, уничтожившему этот откупленный разбой!"

Александр II, реформировавший многое в империи, действительно не мог оставить систему откупов – дикие наценки на спиртное приводили к постоянным бунтам, государство недополучало прибыль, а про чиновников, сидевшие на откупах, современники писали: «Получать жалованье из откупа считается теперь для чиновника не взяткою, а безгрешной добавкой к жалованью.» . В 1863 году откупа были отменены и заменены акцизами.
#российскаяимперия #историябыта

Интересно посмотреть, как менялось отношение к монашеству в Российском государстве. Так, уход в монастырь в Московском царстве был довольно привычным делом. С одной стороны монахи считались святыми людьми, стоящими намного ближе к вечному спасению, нежели мирские, с другой же пострижение часто использовалось для разных социальных нужд. Монашеская келья была традиционным приютом для великих княгинь и цариц-вдов, вдовых боярынь. В монастырь можно было заточить при живом муже постылую жену, что проделывали как цари (например, Василий III) так и высшая аристократия. Наконец, монастырь ожидал и многих царевен, и разного рода бесприданниц и «невостребованных» девиц – ведь выйти замуж шанса у них почти не было. Принять постриг перед смертью старались даже цари и великие князья, считавшие, что новый статус зачтется им на небесах.
Пострижение использовалось и как наказание, и как метод изоляции опасного человека. Самый яркий пример - Федор Романов, родоначальник царской династии, был насильно пострижен вместе с женой Борисом Годуновым, дабы устранить политического конкурента.

Многие люди и сами принимали такое решение – монастырь мог стать социальным лифтом для грамотных и умных, но незнатных и небогатых людей, многим он давал возможность начать другую жизнь. Например, будущий патриарх Никон родился в семье простого крестьянина без каких- либо перспектив, но благодаря пострижению смог сделать выдающуюся церковную карьеру и управлять огромным государством. Наконец, в монастыри нередко шли и простые верующие люди, желавшие спокойствия и тихой мирной жизни, либо уставшие от постоянных потрясений тех времен.

Особое положение монастырей давало им возможность накапливать немалые богатства – они пользовались различными льготами, цари и богатые люди жертвовали им немалые суммы и земли. Наконец, монастыри владели огромным количеством крепостных – под конец XVII века в их владении находилось почти 130 тыс. крестьянских дворов.

Конец монастырской вольнице положил Петр I, решивший растрясти монастырские кубышки на свои военно-флотские нужды. Монастыри и обилие подданных-монахов давно раздражали молодого царя, который всех в государстве пытался приставить к полезному делу. Крестьяне должны были добывать хлеб и поставлять солдат, дворяне – служить, прочие заниматься ремеслами и торговлей. От монахов же, с его точки зрения, проку не было никакого. Делиться своими доходами они особо не желали, а из возносимых или молитв сапог для солдат не сошьешь и пушек не отольешь. К тому же более-менее грамотные и мобильные монахи идеально подходили для переноса кликушеских «предсказаний» о конце света и распространения смуты.

Для начала царь ликвидировал патриаршество, по сути, сделав высших церковных иерархов госчиновниками. Затем повел наступление на монашеские вольности, заведя Монастырский приказ (министерство) – именно оно теперь должно было распоряжаться монастырскими деньгами и ресурсами.

Доходы монастырей теперь попадали в казну, из них дозволялось тратить лишь по 10 рублей в год на содержание каждого монаха или монахини, плюс приобретать для них дрова и хлеб по установленной норме. А чтобы сократить количество таких «тунеядцев», царь велел выгнать из монастырей всех непостриженных приживалов, которые раньше могли вольно жить на монастырских хлебах, а также запретил постригать женщин моложе 40 лет. Особо пострадали от такого раскулачивания богатые монастыри, царь велел их излишние доходы передавать в более бедные и убогие обители, а также устраивать на эти средства богадельни.

Со временем церковные земли стали раздаваться служилым людям, а их прежние экономические привилегии, а вместе с тем и возможность влияния на жизнь страны были утрачены. Поменялись и социальные реалии времени – монастырь больше не был единственным выходом для множества людей, да и романтичный флер монашества слегка потускнел. #российскаяимперия #московскоецарство #деладуховные

​Cуровость жизни простого человека в Российской империи частично компенсировалась активной благотворительностью на социальные нужды – это было и почетно, и выгодно, и вполне соответствовало ценностям многих русских предпринимателей. Самыми крупными жертвователями были купцы и состоятельные мещане. С социальной помощью в империи было так себе, потому возможностей для благотворительности было хоть отбавляй (тем более, что за благодеяния в особо крупных масштабах можно было получить потомственное дворянство). Кто побогаче, строил и брал на содержание больницы и богадельни, меценаты попроще помогали адресно людям, попавшим в тяжелое положение или жертвовал на какие-нибудь приюты для самых уязвимых категорий вроде калек, подкидышей и сирот. Русский человек всегда помнил, от каких двух вещей в их стране нельзя зарекаться, поэтому много и охотно помогали также нищим и заключенным.

Встречались и довольно экзотичные способы вспомоществования ближним. Например, писатель и инженер-химик Б. Пантелеймонов в своих воспоминаниях рассказывал, как богатый лавочник, дядя одного из его сокурсников имел обыкновение массово приглашать к себе на именины студентов, где закармливал их до отвала. «Недостаточные», то есть, бедные студенты из простых семей тогда были одной из самых уязвимых категорий общества (вспомним Раскольникова) – после оплаты за обучение денег оставалось в обрез, а заработки на переводах или уроках позволяли только-только не помереть с голоду, так что даже один такой сытный ужин помогал продержаться.

Как и сегодня, были также и жертвователи, не желающие раздавать деньги неимущим просто так, но лишь на какую-то конкретную цель. Часто такая благотворительность совмещалась, согласно давней русской традиции, еще и с поминовением усопших родственников. Так, очень популярно было помогать «ночлежникам» - людям, не имевшим постоянной крыши над головой. Столичные ночлежные дома принимали к себе и нищих, бродяг и прочих обитателей городского дна, и новоприбывших в столицу искателей «места» с тощими кошельками, и временно впавших в нужду людей всякого сословия. Не всем из этой публики была по карману стандартная такса в 5 копеек (место на ночь плюс скромный ужин), потому каждый вечер на соседних с ночлежками улицах не было проходу от нищих, просящих «на ночлег». А. Бахтиаров в своем очерке о столичных пролетариях конца XIX века отмечает : «Случается, что в какой-нибудь счастливый день все ночлежники впускаются в приют бесплатно. Это бывает тогда, когда какой-нибудь благодетель внесет за них деньги: «на помин усопшей рабы Божией такой- то». При этом обозначается имя покойницы или покойника. В этом случае на стенах ночлежного дома вывешивается объявление «ночлег даровой-на помин рабы Божией N». Ложась спать, ночлежник не раз скажет: «помяни, Господи, душу усопшей рабы Твоей...» Пожертвования принимаются и натурой. Кто присылает чаю, кто булок и проч.- в пользу ночлежников. Все пожертвования вписываются в шнуровую книгу, с неизбежной припиской: «на помин раба Божьяго».» #российскаяимперия #историябыта

​Русские дворяне «Золотого века» Екатерины Великой знали толк в понтах. Дорогущие наряды, обилие бриллиантов и тысячные карточные долги считались вполне обычным делом для родовитого человека, как и обилие челяди.

В Москве и Санкт-Петербурге дворянину появиться без свиты рабов было просто неприлично. Обязательным минимумом был так называемый «букет»: «…так называли трех людей, которые становились сзади: лакей выездной в ливрее, по цветам герба, напудренный, с пучком и в треугольной шляпе; гайдук высокого роста, в красной одежде, и арап в куртке и шароварах ливрейных цветов, опоясанный турецкою шалью и с белою чалмой на голове. Кроме того, пред каретой бежали два скорохода, тоже в ливреях и в высоких шапках. Так выезжали только в торжественных случаях, когда нужен был парад, а когда ездили запросто, то скороходов не брали, на запятках был только лакей да арап, и ездили не в шесть лошадей, а только в четыре, но тоже в шорах, и это значило ехать запросто" (Д. Благово, «Рассказы бабушки»). На балу тех времен также неприлично было появиться без соответствующей свиты: «На каждом празднике – целая стая слуг различных наций: здесь были негры в желтых куртках с белыми тюрбанами на головах, русские одеты были в кафтаны, подпоясанные пестрыми кушаками, на головах высокие гренадерские шапки; все они или бегали и метались как угорелые, или стояли как столбы до тех пор, пока их громко не позовут; между ними были карлики и гайдуки чуть не саженного роста, и почти у каждого барина за спиной стоял шут, забавлявший общество своими дурачествами и по временам отпускающий и самые злые остроты насчет самого барина и его гостей.» (М. Пыляев, «Старая Москва»).

Свободные от службы, многие богатые дворяне часто пускались в разнообразные выдумки и устраивали из своей жизни целые представления. М. Пыляев пишет: «Большой почет в старое время вселяли к себе все богачи-помещики. Дома таких господ кишели прислужниками, приставленными к разным должностям. Например, у богатого помещика Головина их было около трехсот …Отправляясь зимою в Москву, он был всегда сопровождаем чрезвычайно пышным поездом, в котором находилось до 70 лошадей и около 20 различных экипажей. Впереди всего везли чудотворную икону Владимирской Божией Матери в золоченой карете, с утвержденным внутри фонарем, в сопровождении крестов и священника. Затем следовал барин с барыней в особенных шестиместных фаэтонах, запряженных парадным цугом в восемь лошадей. Дочери ехали в четырехместных каретах в шесть лошадей; молодые господа – в открытых колясках или санях, в четыре лошади.… Барские барыни и сенные девицы ехали в бричках и кибитках. Канцелярия, гардероб, буфет, кухня были отправляемы в особых фурах. Двадцать богато одетых верховых егерей оберегали этот затейливый поезд. При жене этого помещика находились безотлучно пара уродливых карликов и ученый гуслист, ловкий, видный и красивый мужчина, природный черкес, вывезенный из Кавказа.»

Отчего же у дворян была охота и возможность содержать такую прорву народа? Все дело в дешевизне тогдашнего быта, за исключением покупных предметов роскоши. Тот же Д. Благово пишет: «Людей в домах держали тогда премножество…едва ли в больших домах бывало не по двести человек прислуги, ежели не более. Теперь и самой-то не верится, куда такое множество народа держать, а тогда так было принято, и ведь казалось же, что иначе и быть не могло. Это, я думаю, потому, что все было свое: и хлеб, и живность, и все припасы, все привозилось из деревень; всего заготовляли помногу, стало быть, и содержание стоило недорого.»

Время и реформы «сверху» сделало русских дворян более культурными и образованными, уже поколение Пушкина даже подумать не могло о том, чтоб водить с собой на балы «дур и дураков». Однако среди провинциального дворянства традиция сохранять обширную дворню и разного рода «чесальщиц пяток» кое-где сохранилась вплоть до освобождения крестьян в 1861, когда люди, наконец, перестали быть бесплатным ресурсом. #российскаяимперия

​Чем мог развлечь приличную девушку мужчина средней руки начала XX века помимо чинных прогулок и стихов под луной? Подсластить знакомство можно было в кондитерских и кафе, приличных для барышни, духовную пищу обеспечивал синематограф, а для самых активных в начале века в Российской империи повсюду открывались скейтинг-ринги - специальные площадки для катания на роликах.

Это был вполне легальный и приличный способ сойтись поближе с барышней – тут и близкий телесный контакт, недопустимый в иных условиях по правилам приличия, и возможность показать свою ловкость, и яркие, захватывающие дух впечатления… К тому же скейтинг-ринг тех времен был вовсе не спортплощадкой для выделывающих трюки подростков, а настоящим заведением для отдыха. На поле хозяйничали «маршалы поля» - наблюдатели и инструкторы в одном лице (в Санкт-Петербурге их доход вместе с чаевыми от состоятельных клиентов мог доходить до 1000 рублей в месяц!) Ролики можно было получить на входе и легко надеть или снять, как и коньки, а после катаний можно было отдохнуть в очень приличных условиях, а в некоторых заведениях даже и с шиком. Например, в одном из первых таких столичных заведений ‘American Roller Ring’ сам роликовый трек – сердце заведения был окаймлен широким, красиво украшенным холлом с фонтаном и тропическими растениями, где были оборудованы так называемыми кабинеты в греческом стиле. Накатавшиеся граждане могли передохнуть там на легких плетеных креслах, заказав по желанию закуски, прохладительные напитки или что-нибудь покрепче.

Крупные скейтинг-ринги привлекали не только катающуюся молодежь, но и более солидных людей, которые предпочитали сидеть в «кабинетах» и решать там свои вопросы. Какому-нибудь генералу или высшему сановнику посещение этой Мекки для роллеров было не совсем приличным, но зато там можно было встретить крупных купцов и разного рода деловых людей – обстановка располагала.

Столичную моду очень быстро перенимали другие города империи, вот например, что пишет Валентин Катаев в своих воспоминаниях о скейтинг-ринге Одессы и о той атмосфере, которая там витала:

«…Но это оказалась не только детская забава. Почти одновременно с детьми ею завладели взрослые господа и дамы, превратившие катание на роликовых коньках в некое вечернее, даже ночное развлечение вроде кафешантана. Появилось новое, самое модное слово «скетинг-ринг», в понимании нашем, мальчиков и девочек, звучавшее как-то даже не совсем прилично, даже порочно.
Скетинг-ринг представлял собою асфальтовый каток в специальном закрытом помещении, у входа в который вечером зажигались гелиотроповые электрические фонари и на жаркую улицу вылетали зазывающие звуки матчиша, в которых тоже чудилось нечто порочное.
Туда ходили молодые богатые господа и дамы с роликовыми коньками в руках, иные подкатывали на лихачах, и мы, мальчики, смутно догадывались, что дело тут не только в катании на роликовых коньках.
Разумеется, я ни разу в жизни не был в скетинг-ринге и не видел, что там делается. По слухам, там мужчины и женщины танцевали на роликах вальс, прижимаясь друг к другу, а позже, ближе к полуночи, откалывали «ой-ра, ой-ра!» и кекуок, а вокруг асфальтовой площадки, за деревянными барьерами с бархатным валиком, возвышались столики, покрытые крахмальными скатертями, возле которых на специальных подставках блестели запотевшие серебряные ведра с битым льдом, откуда выглядывали золотые горлышки шампанского «редерер».

Ни от этих ли заведений пошло выражение «подкатить к барышне»?...
#историябыта #российскаяимперия

Современный офисный работник может радоваться новогодним праздникам на законных основаниях. Предпраздничная беготня сменяется чередой застолий, салатов, утренников и практически всегда остается время для расслабления. А вот служащие дореволюционных времен далеко не всегда могли позволить себе провести это время на диване или в узком семейном кругу. К простым праздничным радостям примешивалась целая куча формальностей и обязательств, самыми утомительными из которых были визиты.

Вот как иронически описал эту повинность Чехов в рассказе с говорящим названием «Новогодняя пытка»: «Вы облачаетесь во фрачную пару, нацепляете на шею Станислава, если таковой у вас имеется, прыскаете платок духами, закручиваете штопором усы — и всё это с такими злобными, порывистыми движениями, как будто одеваете не себя самого, а своего злейшего врага. — А, чёрррт подери! — бормочете вы сквозь зубы. — Нет покоя ни в будни, ни в праздники! На старости лет мычешься, как ссобака! Почтальоны живут покойнее! Возле вас стоит ваша, с позволения сказать, подруга жизни, Верочка, и егозит: — Ишь что выдумал: визитов не делать! Я согласна, визиты — глупость, предрассудок, их не следует делать, но если ты осмелишься остаться дома, то, клянусь, я уйду, уйду... навеки уйду! Сию же минуту уезжай! Вот тебе списочек... У всех побывай, кто здесь записан! …»

Причем в этом рассказе Чехов описывает так называемые «дружеские», то есть неофициальные или полуофициальные визиты к родне и более-менее знакомым людям. В Российской империи, пронизанной духом чинопочитания, крупные праздники типа Пасхи или Нового года были еще и обязательным поводом для выражения почтения начальству.

Хорошо изображено это в воспоминаниях философа и адвоката В. Танеева: «Несколько раз в год чиновники хозяйственного отделения являлись к нам в дом поздравить отца... Они приезжали на нескольких извозчиках с делопроизводителем во главе. Извозчики занимали значительную часть площади, на которой стоял наш дом. Чиновники наполняли у нас всю небольшую залу. Они были в мундирах и с треугольными шляпами в руках. Они не смели садиться. Делопроизводитель выстраивал их в ряд, и они ждали, когда отец выйдет из кабинета. Он выходил одетый, красивый, величественный. Руки он им не подавал. Всем говорил “ты”, кроме делопроизводителя, да и за делопроизводителя я не могу ручаться. Делопроизводитель представлял чиновников и поздравлял от имени всех. Чиновники вторили ему, мычали несколько слов хором. Представление и поздравление продолжалось две-три минуты. Иногда отец говорил чиновникам краткую речь, из содержания которой они могли усмотреть, что они должны “стараться”. Отец удалял их торжественным поклоном и жестом правой руки и скрывался в кабинете. Они кланялись, теснились в передней и уезжали опять попарно на своих извозчиках». Отказаться от таких визитов, в отличие от современных корпоративов было немыслимо – это считалось неуважением и могло серьезно подпортить служебные перспективы.
#российскаяимперия #историябыта

​Современную экоповестку относительно бытового пластика уже успели почувствовать на себе даже жители многих стран СНГ. Эпоху стирки и бережного хранения пакетов сменила вакханалия потребления копеечных кулечков и наматывания пластиковых метров в овощных отделах «про запас» - и вот теперь пластиковая тара снова становится платной.

Проблемой утилизацией одноразовой упаковки человечество никогда особо не заморачивалось (почитайте, например, как к этому относились в Древнем Риме),
да и материалы были понатуральней, чем сейчас, но и про перевод сырья на кучу малоценного барахла тоже никто тогда не думал – платили бы деньги.

Так, например, вопрос мелкой сменной тары в дореволюционной столице Российской империи решался при помощи местных баб-мещанок, которые кустарным способом производили и затем продавали сотни корзин в день. Читаем у Бахтиарова в очерке пролетарской жизни столицы Российской империи:

«Корзинки дѣлаются изъ сосновой драни, которая щеплется изъ сосновыхъ бревенъ. Иная опытная масте¬рица, при помощи ножа, въ состояніи сдѣлать до 100 въ день. Такъ называемыя «овощныя корзинки» про¬даются копѣекъ по 80 за сотню. Нерѣдко случается видѣть, какъ охтянка на коро¬мыслѣ несетъ такіе громоздкіе вороха всякихъ корзинъ — овощныхъ, платяныхъ и т. д., что изъ-за нихъ не видать и самой торговки...
Проходя мимо «мелочныхъ» и «овощныхъ» лавокъ,
охтянка непремѣнно завернетъ, чтобы спросить, не надо-ли корзинъ.
— Корзиночекъ вамъ не требуется?
— Какъ-же! Давай, давай!..
— Какихъ вамъ?
— Овощныхъ десятка два...

Заходитъ охтянка и во фруктовые магазины - съ зер¬кальными окнами и приказчиками съ сытыми физіоно¬міями...
— Чего тебѣ, тетка?
— Корзиночекъ не угодно-ли?
— Гдѣ онѣ у тебя!
— А вотъ на панели.
— Принеси десятка три!..
— Много-ли тебѣ за нихъ?
— По копѣечкѣ за штуку...
Фрукты, ягоды и разныя лакомства укладываются въ корзинки, которыя цѣлыми сотнями устанавливаются на полкахъ магазина. Къ тому-же и покупатель, купивъ два—три фунта продукта, требуетъ непремѣнно, чтобы его покупку упа¬ковали въ корзинку...Придя домой, покупатель корзинку бросаетъ... Немудрено поэтому, что громадные склады сосновыхъ бревенъ расходуются на выдѣлку сосновой драни—для корзинокъ.»

Как видим, корзинки выполняли функцию если не кульков, то крутых «натуральных» пакетов, которыми состоятельные покупатели, не заморачивавшиеся зеленой повесткой так же легко разбрасывались, как и сегодня. #российскаяимперия #историябыта

​Рассматривая дореволюционные рекламные объявления, можно узнать много интересного о быте наших предков. Вот, например, реклама одесской гостиницы средней руки начала XX века содержит много интересной информации об уровне бытового комфорта, которого ожидал житель или гость крупного города Российской империи среднего или высшего класса 100 лет назад.

Как видим, список предоставляемых удобств вполне удовлетворил бы и современника, для полного счастья не хватает разве что wi-fi). Обратите внимание, как владельцы гостиницы подчеркивают наличие в ней электричества. На тот момент это было еще недешевым и не всем доступным удовольствием, номера с такими удобствами – это признак приличного заведения для небедных гостей.

Не будем забывать, что в это время в среде прогрессивной публики была очень сильна вера в силу технологий и триумф науки. Будущее нового XX века рисовалось в радужных красках, большие надежды возлагались не только на политические изменения, но и на технологическую революцию. На глазах людей, родившихся еще в каретно-свечные патриархальные времена появлялся новый мир с «самодвижущимися экипажами» и электрическими трамваями, опутанный телефонными сетями и освещенный яркими электрическими лампочками. Конечно, каждому хотелось прикоснуться к этому новому миру, и маркетологи тех времен учитывали это. В более дорогих и модных гостиницах гостям были доступны еще и собственные парикмахерские с новым оборудованием, почтовые отделения и даже телеграфные пункты.
#историябыта #российскаяимперия #украина

​Человек проводит во сне в среднем треть своей жизни. Но никогда еще сон простого человека не был таким комфортным, как сейчас. Даже не самые удобные по нынешним меркам спальные места вроде раскладных диванов с подушками, одеялами и простынями показались бы идеальным ложем для наших предков.

Как же спал народ в русских деревнях? Еще сто лет назад привычная нам кровать была только в семьях у самых состоятельных крестьян, да и то чаще всего в одном экземпляре. У большинства же крестьян не было никакой специальной мебели для сна. Обычно выбор места для сна зависел от положения человека в семейной иерархии. Так, самые теплые, удобные и «почетные места» были на печи – там обычно спали старики. Более молодые и не столь требовательные к удобству члены семьи (например, подростки или незамужние молодые девушки) обычно спали или прямо на полу на кошмах, тюфяках из соломы, лыка или овчинных подстилках, или на скамейках или сундуках. Для детей обычно предназначались полати – нечто вроде полок-клетушек, протянутых между потолком и печью. Место было теплым и защищенным от сквозняков, но и забраться туда надо было суметь.

Крестьянские семьи обычно были большими, под одной крышей проживало несколько поколений, чаще всего пожилые мать с отцом, их взрослые сыновья с женами и детьми, а также дочери, еще не вышедшие замуж. Единственное преимущество у женатых сыновей было в том, что им обычно выделялись нары или широкая лавка в углу, которую они могли завесить куском ткани – вот и вся романтика. Над проблемами некоторых современных молодых семей, вынужденных жить в одной квартире с родителями предки бы только посмеялись – в стандартной крестьянской избе таких уголков с занавесками могло быть от трех и более. Добавим сюда еще практически вечный фоновый плач маленьких детей в люльках, а в зимнее время еще и телят и ягнят, которых забирали в дом, чтобы не померзли - надо было очень уставать за день, чтобы засыпать в таких условиях. Неудивительно, что летом старались уйти из избы куда подальше – спать можно было также на улице или в хозяйственных пристройках, подложив под голову какой-нибудь куль или захватив с собой тулуп.

С постельным бельем у крестьян особых проблем тоже не было по причине отсутствия такового. Спать ложились в том, в чем ходили весь день, женщины часто даже не снимали платков. Во-первых, так было теплей и гигиеничней, во-вторых, суеверные крестьяне боялись умереть во сне и предстать перед Богом в непотребном виде. Полноценные кровати стали массово появляться в домах у крестьян только в XX веке, а вместе с ним и постельное белье и прочие блага цивилизации. Еще в 30-х годах многие крестьянские парни, призванные в армию, первый раз видели белые простыни только в казармах.

Если уж в крестьянской семье появлялась кровать, то она становилась не просто мебелью, а и статусной вещью, показателем благосостояния семьи и трудолюбия хозяйки. Она накрывалась красивым покрывалом, украшалась старательно взбитыми подушками и разными вышитыми салфеточками – такие кровати и сейчас можно застать в старых домах у бабушек. Боже сохрани было нарушить правил деревенского этикета и присесть на эту кровать в дневное время – и теперь мы знаем, почему. #историябыта #российскаяимперия #cccр