Только ленивый сегодня не обсуждает доходы церковников, а батюшки на мерсах давно уже никого не удивляют. В пореформенной Российской империи картина была похожей на современную, большинство священников мечтали о богатом приходе, а в самом низу находились сельские батюшки, куда попадали многочисленные поповские дети, принявшие сан, но не сумевшие пристроиться на выгодное место. Многие из них имели хорошее семинарское гуманитарное образование и действительно были готовы бескорыстно улучшать нравы в тех медвежьих углах, куда их посылали. Но бедность и низкий культурный уровень сельской паствы очень быстро гасили этот пыл – так появлялись хитрые хозяйственные попы, достойные последователи знаменитого пушкинского героя из сказки о Балде.
Отличный пример такого превращения описан в «Записках сельского священника»: где двое честных, но бедных священника решили поучиться уму-разуму у старшего товарища из соседнего прихода:
«Дом отца Фаворского не отличался барской роскошью, но он не уступал хорошему купеческому деревенскому дому: тут были и амбары и амбарчики, и конюшни и конюшенки, и курятники и гусятники, и подвалы, и — всякая всячина, словом: дом его был полная чаша. Самого хозяина мы нашли на гумне. Хозяин подал нам руку, но не сошёл с места и зорко следил за рабочими. На гумне молотили на две кучи. В одной — человек 10 мужиков, в другой столько-же парней и девок. Мы постояли, посмотрели и спрашиваем: для чего молодые работают отдельно от старых?
— Это, други мои милые, женихи и невесты. У меня, кто задумает жениться, говори заранее и день отпаши мне, день откоси, день жни и день молоти. Без этого я и венчать не стану. Деньгами что с них возьмёшь, пять-шесть рублей только? А жить надо. Невесты: день сгребай сено, день жни и день молоти. Это уж ты там как знаешь, а работать иди. Порядок этот для всех у меня. А чтобы я видел, что они работают, а не жируют, — вот я отдельно их и ставлю от наёмных."
Неудивительно, что при такой практике попы для рядового сельского бедняка сливались с общим роем бар, кулаков, чиновников и прочих эксплуататоров, и отношение к ним было соответствующим.
#российскаяимперия #деладуховные
Отличный пример такого превращения описан в «Записках сельского священника»: где двое честных, но бедных священника решили поучиться уму-разуму у старшего товарища из соседнего прихода:
«Дом отца Фаворского не отличался барской роскошью, но он не уступал хорошему купеческому деревенскому дому: тут были и амбары и амбарчики, и конюшни и конюшенки, и курятники и гусятники, и подвалы, и — всякая всячина, словом: дом его был полная чаша. Самого хозяина мы нашли на гумне. Хозяин подал нам руку, но не сошёл с места и зорко следил за рабочими. На гумне молотили на две кучи. В одной — человек 10 мужиков, в другой столько-же парней и девок. Мы постояли, посмотрели и спрашиваем: для чего молодые работают отдельно от старых?
— Это, други мои милые, женихи и невесты. У меня, кто задумает жениться, говори заранее и день отпаши мне, день откоси, день жни и день молоти. Без этого я и венчать не стану. Деньгами что с них возьмёшь, пять-шесть рублей только? А жить надо. Невесты: день сгребай сено, день жни и день молоти. Это уж ты там как знаешь, а работать иди. Порядок этот для всех у меня. А чтобы я видел, что они работают, а не жируют, — вот я отдельно их и ставлю от наёмных."
Неудивительно, что при такой практике попы для рядового сельского бедняка сливались с общим роем бар, кулаков, чиновников и прочих эксплуататоров, и отношение к ним было соответствующим.
#российскаяимперия #деладуховные
Многие знают картину Перова «Крестный ход на Пасхе» 1861 года. На ней нет ни одного трезвого персонажа, начиная от пьяного в стельку мужичка, несущего одну из икон вверх ногами, до слегка употребившего попа и некоей молодой бабы с образом, спьяну устремившейся в другую сторону от процессии. За такое изображение исподнего народной религиозности на художника обрушился целый шквал критики, хотя сам Перов утверждал, что ничего антирелигиозного в его картине нет, он всего лишь показал современные ему народные нравы и распустившихся слуг церкви.
Изображаемая на картине процессия была традиционной для сельской России – на Пасхальной неделе во многих селах служили молебны, во время которых священник ходил по домам с причтом и иконами. «Услуга» была добровольно-принудительной, чаще всего целью небогатых сельских священников была праздничная подработка. Отказаться было неудобно, да и страшно для суеверных крестьян, но и денег попу платить не хотелось. Проще всего было напоить священника с сопровождающими в надежде, что тот возьмет меньше, а так как молебны часто накладывались на традиционные пасхальные застолья, то напивались в итоге все.
В «Записках сельского священника» 1880-х годов Саратовской губернии находим красочное описание этого процесса непосредственно от его участника:
«В селах на св. Пасху служат молебны во всех домах прихожан; при этом носятся несколько икон, большей частью пять; мужики, носящие иконы, называются богоносцами. При крепостном праве иконы крестьяне носили «по обещанию», — чтоб Господь избавил, или за то, что избавил от какого-нибудь несчастия и болезни; а теперь, — когда стало возможно брать невест, где угодно, — иконы носят, преимущественно, холостые парни, и высматривают невест.
Я знал и прежде, что при пасхальном хождении, кроме поющих, за иконами ходит много и припевающих... В первый же дом мы явились: поп, дьякон, дьячок, пономарь, пятеро богоносцев, церковный сторож, дьяконица, дьячиха, пономарица, просвирня, четыре юнца — детей дьякона и дьячка и шесть старух-богомолок, итого 25 человек, а сзади целый обоз телег.
Крестьяне встречают священника с хлебом-солью, у ворот; хлеб этот во время молебна лежит на столе, потом он отдаётся причту. Для этого и идёт телега; на неё же кладутся и яйца, с которыми христосуются члены семейств с причтом. А так как собирают и хлебом и яйцами и бабьё, — дьяконица, дьячиха и пр., то и они тащат одну, или две телеги. Таким образом на каждый дом крестьянина делается целое нашествие.
В первый ещё дом все явились уже навеселе и чувствовалась только суетня и теснота; но дворов через 15–20, перепились все и далее ходить не было уже никакой возможности. Богоносцы шли впереди меня и, по очереди, успевали выпить до меня; а хвост мой, на просторе, имел возможность пить, сколько угодно, таким образом скоро перепились все до единого, кроме ребятишек и старух.
Войдя в дом я начинал петь, за мной вваливала вся толпа, но вваливала не затем, чтобы молиться, а всякий, наперерыв один перед другим, старался поскорее с хозяином и хозяйкой похристосоваться, схватить яйцо, грош и маленький, нарочито для этого случая испечённый, хлебец. Ввалит толпа, — и пойдёт шум, гам, возня, ссора!... Беда, если кто схватит что-нибудь не по чину, — пономарица, прежде дьяконицы, просвирня, прежде пономарицы, дьячков мальчишка, прежде дьяконова! Всякий старался только о том, чтобы поскорее схватить что-нибудь и не остаться без подачки, и больше не думал ни о чём; о благоговейном же служении тут не могло быть и речи, даже между членами причта, а хвост, — так, просто, потеха! Выносит, например, хозяйка хлебец, нужно бы, по чину, взять дьяконице, а дьячиха, откуда ни возьмись, да и схватит, — ну, и пошло писать! Тут помянутся все прародители, да и с детками!...
#деладуховные #историянравов #российскаяимперия
Изображаемая на картине процессия была традиционной для сельской России – на Пасхальной неделе во многих селах служили молебны, во время которых священник ходил по домам с причтом и иконами. «Услуга» была добровольно-принудительной, чаще всего целью небогатых сельских священников была праздничная подработка. Отказаться было неудобно, да и страшно для суеверных крестьян, но и денег попу платить не хотелось. Проще всего было напоить священника с сопровождающими в надежде, что тот возьмет меньше, а так как молебны часто накладывались на традиционные пасхальные застолья, то напивались в итоге все.
В «Записках сельского священника» 1880-х годов Саратовской губернии находим красочное описание этого процесса непосредственно от его участника:
«В селах на св. Пасху служат молебны во всех домах прихожан; при этом носятся несколько икон, большей частью пять; мужики, носящие иконы, называются богоносцами. При крепостном праве иконы крестьяне носили «по обещанию», — чтоб Господь избавил, или за то, что избавил от какого-нибудь несчастия и болезни; а теперь, — когда стало возможно брать невест, где угодно, — иконы носят, преимущественно, холостые парни, и высматривают невест.
Я знал и прежде, что при пасхальном хождении, кроме поющих, за иконами ходит много и припевающих... В первый же дом мы явились: поп, дьякон, дьячок, пономарь, пятеро богоносцев, церковный сторож, дьяконица, дьячиха, пономарица, просвирня, четыре юнца — детей дьякона и дьячка и шесть старух-богомолок, итого 25 человек, а сзади целый обоз телег.
Крестьяне встречают священника с хлебом-солью, у ворот; хлеб этот во время молебна лежит на столе, потом он отдаётся причту. Для этого и идёт телега; на неё же кладутся и яйца, с которыми христосуются члены семейств с причтом. А так как собирают и хлебом и яйцами и бабьё, — дьяконица, дьячиха и пр., то и они тащат одну, или две телеги. Таким образом на каждый дом крестьянина делается целое нашествие.
В первый ещё дом все явились уже навеселе и чувствовалась только суетня и теснота; но дворов через 15–20, перепились все и далее ходить не было уже никакой возможности. Богоносцы шли впереди меня и, по очереди, успевали выпить до меня; а хвост мой, на просторе, имел возможность пить, сколько угодно, таким образом скоро перепились все до единого, кроме ребятишек и старух.
Войдя в дом я начинал петь, за мной вваливала вся толпа, но вваливала не затем, чтобы молиться, а всякий, наперерыв один перед другим, старался поскорее с хозяином и хозяйкой похристосоваться, схватить яйцо, грош и маленький, нарочито для этого случая испечённый, хлебец. Ввалит толпа, — и пойдёт шум, гам, возня, ссора!... Беда, если кто схватит что-нибудь не по чину, — пономарица, прежде дьяконицы, просвирня, прежде пономарицы, дьячков мальчишка, прежде дьяконова! Всякий старался только о том, чтобы поскорее схватить что-нибудь и не остаться без подачки, и больше не думал ни о чём; о благоговейном же служении тут не могло быть и речи, даже между членами причта, а хвост, — так, просто, потеха! Выносит, например, хозяйка хлебец, нужно бы, по чину, взять дьяконице, а дьячиха, откуда ни возьмись, да и схватит, — ну, и пошло писать! Тут помянутся все прародители, да и с детками!...
#деладуховные #историянравов #российскаяимперия
Интересно посмотреть, как менялось отношение к монашеству в Российском государстве. Так, уход в монастырь в Московском царстве был довольно привычным делом. С одной стороны монахи считались святыми людьми, стоящими намного ближе к вечному спасению, нежели мирские, с другой же пострижение часто использовалось для разных социальных нужд. Монашеская келья была традиционным приютом для великих княгинь и цариц-вдов, вдовых боярынь. В монастырь можно было заточить при живом муже постылую жену, что проделывали как цари (например, Василий III) так и высшая аристократия. Наконец, монастырь ожидал и многих царевен, и разного рода бесприданниц и «невостребованных» девиц – ведь выйти замуж шанса у них почти не было. Принять постриг перед смертью старались даже цари и великие князья, считавшие, что новый статус зачтется им на небесах.
Пострижение использовалось и как наказание, и как метод изоляции опасного человека. Самый яркий пример - Федор Романов, родоначальник царской династии, был насильно пострижен вместе с женой Борисом Годуновым, дабы устранить политического конкурента.
Многие люди и сами принимали такое решение – монастырь мог стать социальным лифтом для грамотных и умных, но незнатных и небогатых людей, многим он давал возможность начать другую жизнь. Например, будущий патриарх Никон родился в семье простого крестьянина без каких- либо перспектив, но благодаря пострижению смог сделать выдающуюся церковную карьеру и управлять огромным государством. Наконец, в монастыри нередко шли и простые верующие люди, желавшие спокойствия и тихой мирной жизни, либо уставшие от постоянных потрясений тех времен.
Особое положение монастырей давало им возможность накапливать немалые богатства – они пользовались различными льготами, цари и богатые люди жертвовали им немалые суммы и земли. Наконец, монастыри владели огромным количеством крепостных – под конец XVII века в их владении находилось почти 130 тыс. крестьянских дворов.
Конец монастырской вольнице положил Петр I, решивший растрясти монастырские кубышки на свои военно-флотские нужды. Монастыри и обилие подданных-монахов давно раздражали молодого царя, который всех в государстве пытался приставить к полезному делу. Крестьяне должны были добывать хлеб и поставлять солдат, дворяне – служить, прочие заниматься ремеслами и торговлей. От монахов же, с его точки зрения, проку не было никакого. Делиться своими доходами они особо не желали, а из возносимых или молитв сапог для солдат не сошьешь и пушек не отольешь. К тому же более-менее грамотные и мобильные монахи идеально подходили для переноса кликушеских «предсказаний» о конце света и распространения смуты.
Для начала царь ликвидировал патриаршество, по сути, сделав высших церковных иерархов госчиновниками. Затем повел наступление на монашеские вольности, заведя Монастырский приказ (министерство) – именно оно теперь должно было распоряжаться монастырскими деньгами и ресурсами.
Доходы монастырей теперь попадали в казну, из них дозволялось тратить лишь по 10 рублей в год на содержание каждого монаха или монахини, плюс приобретать для них дрова и хлеб по установленной норме. А чтобы сократить количество таких «тунеядцев», царь велел выгнать из монастырей всех непостриженных приживалов, которые раньше могли вольно жить на монастырских хлебах, а также запретил постригать женщин моложе 40 лет. Особо пострадали от такого раскулачивания богатые монастыри, царь велел их излишние доходы передавать в более бедные и убогие обители, а также устраивать на эти средства богадельни.
Со временем церковные земли стали раздаваться служилым людям, а их прежние экономические привилегии, а вместе с тем и возможность влияния на жизнь страны были утрачены. Поменялись и социальные реалии времени – монастырь больше не был единственным выходом для множества людей, да и романтичный флер монашества слегка потускнел. #российскаяимперия #московскоецарство #деладуховные
Пострижение использовалось и как наказание, и как метод изоляции опасного человека. Самый яркий пример - Федор Романов, родоначальник царской династии, был насильно пострижен вместе с женой Борисом Годуновым, дабы устранить политического конкурента.
Многие люди и сами принимали такое решение – монастырь мог стать социальным лифтом для грамотных и умных, но незнатных и небогатых людей, многим он давал возможность начать другую жизнь. Например, будущий патриарх Никон родился в семье простого крестьянина без каких- либо перспектив, но благодаря пострижению смог сделать выдающуюся церковную карьеру и управлять огромным государством. Наконец, в монастыри нередко шли и простые верующие люди, желавшие спокойствия и тихой мирной жизни, либо уставшие от постоянных потрясений тех времен.
Особое положение монастырей давало им возможность накапливать немалые богатства – они пользовались различными льготами, цари и богатые люди жертвовали им немалые суммы и земли. Наконец, монастыри владели огромным количеством крепостных – под конец XVII века в их владении находилось почти 130 тыс. крестьянских дворов.
Конец монастырской вольнице положил Петр I, решивший растрясти монастырские кубышки на свои военно-флотские нужды. Монастыри и обилие подданных-монахов давно раздражали молодого царя, который всех в государстве пытался приставить к полезному делу. Крестьяне должны были добывать хлеб и поставлять солдат, дворяне – служить, прочие заниматься ремеслами и торговлей. От монахов же, с его точки зрения, проку не было никакого. Делиться своими доходами они особо не желали, а из возносимых или молитв сапог для солдат не сошьешь и пушек не отольешь. К тому же более-менее грамотные и мобильные монахи идеально подходили для переноса кликушеских «предсказаний» о конце света и распространения смуты.
Для начала царь ликвидировал патриаршество, по сути, сделав высших церковных иерархов госчиновниками. Затем повел наступление на монашеские вольности, заведя Монастырский приказ (министерство) – именно оно теперь должно было распоряжаться монастырскими деньгами и ресурсами.
Доходы монастырей теперь попадали в казну, из них дозволялось тратить лишь по 10 рублей в год на содержание каждого монаха или монахини, плюс приобретать для них дрова и хлеб по установленной норме. А чтобы сократить количество таких «тунеядцев», царь велел выгнать из монастырей всех непостриженных приживалов, которые раньше могли вольно жить на монастырских хлебах, а также запретил постригать женщин моложе 40 лет. Особо пострадали от такого раскулачивания богатые монастыри, царь велел их излишние доходы передавать в более бедные и убогие обители, а также устраивать на эти средства богадельни.
Со временем церковные земли стали раздаваться служилым людям, а их прежние экономические привилегии, а вместе с тем и возможность влияния на жизнь страны были утрачены. Поменялись и социальные реалии времени – монастырь больше не был единственным выходом для множества людей, да и романтичный флер монашества слегка потускнел. #российскаяимперия #московскоецарство #деладуховные