Из «Речей Высокого»

У малых песчинок,
у малых волн
мудрости мало;
не все мудрецы, —
глупых и умных
поровну в мире.

Следует мужу
в меру быть умным,
не мудрствуя много;
лучше живётся
тем людям, чьи знанья
не слишком обширны.

Следует мужу
в меру быть умным,
не мудрствуя много;
ибо редка
радость в сердцах,
если разум велик.

Следует мужу
в меру быть умным,
не мудрствуя много;
тот, кто удел свой
не знает вперёд,
всего беззаботней.

{перевод с древнеисландского
Андрея Корсуна}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Очередной пример беспощадного нейминга.

Говорят, какие-то чуваки сделали робота-домработника, но, поскольку не читали Булычёва, назвали его вовсе не Поля, а — Loki.

Дивно.

#уцарямидасаослиныеуши

В связи с производственной необходимостью прильнула к «Германской мифологии» Гримма, которую люблю нежно, хоть есть материалы и поактуальней, само собой. Люблю за лингвистическую дотошность, с одной стороны (это во времена-то без цифровых баз данных), а с другой, за готовность на этом изобильно-подробном фоне предложить простые и изящные объяснения чего угодно.

Почему у Локи матроним вместо патронима? Да это во имя аллитерации, ребят.

Где доказательства того, что Тюр — бог очень древний, древнее всех этих эддических асов? Так вот же у него единственного собственная именная руна в футарке, даже у Одина такой нет, хотя он эти руны и раздобыл, но если хотите — держите стопицот обстоятельных страниц про этимологию имени.

Вообще эта книга уже несколько лет как — впервые! наконец-то! — вышла на русском, и это переводческий подвиг Дмитрия Колчигина, потому что он перевёл не только огромный немецкий текст, но и все цитаты на других языках. Однако я, хоть и рыдаю над греческими буковками, всё ещё пользуюсь оригинальным изданием — слишком дорожу этой книжищей, вспоминая, как тыщу лет назад пёрла её из Германии.

Мои библиофильские горы не поместились в багаж целиком, и Гриммов кирпич в славной компании прочих филологических трудов ехал в моей «дамской сумочке», больше похожей на ковровую сумку Мэри Поппинс — и объёмами и содержимым. Я была юна и трепетна и очень переживала, что суровые сотрудники аэропорта отберут у меня все эти драгоценные тома, чтобы самолёт не упал)) Но эти дядьки только сочувственно так покивали и пропустили, конечно, чего уж. А у меня потом отвалилось плечо от веса этой «филологической сумочки». Ну штош, охота пуще неволи.

Приснилось сегодня, что в Старшей Эдде вдруг попались мне такие строки:

Книг не читай
Слишком много
Ведь в книгах —
фатальность.

И я так радостно офигела во сне: типа как же я раньше их не замечала, и как же сейчас будет круто сверить перевод с оригиналом и узнать, какое слово там используется на месте «фатальности» — вот тогда-то я и постигну наконец концепт судьбы у древних германцев.

Не нашла, проснулась.
Эх.

#уцарямидасаослиныеуши

Я не слыхал рассказов Оссиана,
Не пробовал старинного вина;
Зачем же мне мерещится поляна,
Шотландии кровавая луна?

И перекличка ворона и арфы
Мне чудится в зловещей тишине;
И ветром развеваемые шарфы
Дружинников мелькают при луне!

Я получил блаженное наследство —
Чужих певцов блуждающие сны;
Своё родство и скучное соседство
Мы презирать заведомо вольны.

И не одно сокровище, быть может,
Минуя внуков, к правнукам уйдёт;
И снова скальд чужую песню сложит
И, как свою, её произнесёт.

Осип Мандельштам

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

В своих нордических штудиях и коммуникациях по поводу встретилась с утверждением, мол, Юнг в «Символах трансформации» писал, что в древности Одина изображали в виде кентавра (sic!). Ссылки на страницу, разумеется, никакой, типа, хотите — сами проверяйте, писал такое Юнг или нет.

Юнг-то, конечно, ещё и не такое писал, но читать этот его опус в поисках внезапных кентавров у меня нет ни времени, ни желания, к тому же я не уверена, будут ли там данные о том, где ж такие изображения Одина встречались.

Я гуглила так и сяк, и хоть нашла попутно много всего интересного (читать не перечитать эти диссеры и статьи), кентавров пока не обнаружила.

Неужели придётся-таки читать Юнга? Это ведь он лет в 18-20 легко и весело заходит, а в моём почтенном возрасте это потребует некоторого самоотречения всё-таки.

Так что, на всякий случай спрошу: вам Один в виде кентавра не попадался часом? Ну вдруг.

Моей ошибкой было слегка прифигеть и искать «кентаврские» изображения Одина да гуглить Юнга по ключевым словам, сопротивляясь собссно чтению Юнга, вместо того, чтоб просто добыть себе уже удобный файл с «Символами трансформации» и автоматическим поиском найти там этих грешных кентавров, ну или не найти. Спасибо ув. Skeily Ramires за волшебный пендель. Вынесу щас из комментариев мои капитанские открытия и дополню их немношк.
↓ ↓ ↓

В общем, к чести Юнга вот прям на древние изображения Одина в виде кентавра он, вроде бы, всё-таки не ссылался.

«Символы трансформации» выходили на русском в 2007, и это был — сюрприз! — перевод с английского. В 2021 вышел новый перевод, но с какого языка, мне выяснить не удалось. На немецком, как всегда, в свободном доступе ничего толком нет, да и на английском мне попался только ознакомительный фрагмент. Поэтому привести цитату могу только из русского перевода 2007 года.

Там сказано вот что:

В образе Россельбарта («лошадиная борода») Один-Вотан является получеловеком-полуконём, то есть существом кентаврообразным. Одна древнегерманская загадка тоже указывает нам в очень милой форме на такое соединение коня с всадником: «Кто едет на праздничное собрание? Кто странствует по белому свету с тремя глазами, десятью ногами (заметим, что у Слейпнира восемь ног) и одним хвостом?».

Приводя эту загадку, видимо, в качестве «милого» обоснуя своему тезису, Юнг ссылается на книжку 1885 года немецкого филолога-классика Вильгельма Шварца, который — в отличие Юнга — ответственно цитирует непосредственный её источник, Сагу о Хервёр и Хейдреке, эпизод с загадками Гестумблинди (Одина), правда почему-то на латыни:

Quinam sunt illi duo
qui in conventus eunt
tres conjunctim
habent oculos
decem pedes,
et ambo caudam unam,
atque sic
regiones obeunt?

На русском есть несколько переводов, но загадка эта звучит практически идентично:

Кто эти двое?
У них десять ног,
три глаза
и один хвост.
(перевод Т.В. Топоровой)

или, например,

Что это за двое,
у которых десять ног,
три глаза
и один хвост?
(перевод Т. Ермолаева)

А вот и древнеисландский текст:

Hverir eru þeir tveir,
er tíu hafa fætr,
augu þrjú
ok einn hala?

Даже с моими скромными познаниями в истории языка я вижу в древнеисландском тексте числительные, и в частности числительное «два», которое есть и в русских переводах, и в латинском переводе Шварца, к которому и обращался Юнг.

И вот теперь у меня вопрос: это Юнг потерял числительное или оно потерялось по пути при переводе с немецкого на английский, а с английского на русский? Потому что в имеющемся в моём распоряжении тексте эти самые д в о е куда-то вдруг исчезают, и — ой! — мы можем читать эту загадку как загадку об одном — кентаврообразном, блин! — существе, о соединении коня и всадника в одно.

Кароч, если числительное «два» потерял сам Юнг, а не его переводчики, то у меня плохие, но неудивительные новости: Юнг опять, играя в интерпретации, просто аккуратненько упускает из виду моменты, которые не бьются с его идеями. Пара-пара-пам, фьють!

Ну а я, видимо, буду теперь разбираться с этим Россельбартом, потому что ни такого кеннинга Одина (знаю только Hrosshársgrani, но это про усы, а не про бороду), ни какого-то местного божества, ипостаси того же Одина, с таким именем, я с наскоку не назову (жди меня, Якоб!)

Интересно живу, чо!

Штош, любые филологические раскопки в немецких источниках неизменно приводят меня к текстам, набранным фрактурой, которые я традиционно читаю помедленнее, эхехе.

В комментарии мне на радость принесли ссылку на немецкое издание юнговского опуса, и выяснилось, что «двое» исчезли-таки в русском переводе Юнга, а у него самого и в английском переводе (я таки смогла его сама отыскать) всё по-честному.

Однако Одина в оригинале называют Drosselbart (наши переводчики потеряли не только числительное, но и букву «д»), а это, как мы все помним с детства, вовсе даже Дроздобород, а не какая-то там «лошадиная борода».

И вот тут начинается самое интересное, о чём я непременно расскажу, как только разберусь с фрактурой и прочим. Ну и посплю немного, канешн, а то пырюсь в трухлявые немецкие книШки в четыре утра, как-то не очень зожно это всё.

Иванова ночь

Мы выйдем в сад с тобою, скромной,
И будем странствовать одни.
Ты будешь за травою тёмной
Искать купальские огни,

Я буду ждать с глубокой верой
Чудес, желаемых тобой:
Пусть вспыхнет папоротник серый
Под встрепенувшейся рукой.

Ночь полыхнёт зелёным цветом, —
Ведь с нею вместе вспыхнешь ты,
Упоена в волшебстве этом
Двойной отравы красоты!

Я буду ждать, любуясь втайне,
Ночных желаний не будя.
Твоих девичьих очертаний —
Не бойся — не спугну, дитя!

Но если ночь, встряхнув ветвями,
Захочет в небе изнемочь,
Я загляну в тебя глазами,
Туманными, как эта ночь.

И будет миг, когда ты снидешь
Еще в иные небеса,
И в новых небесах увидишь
Лишь две звезды — мои глаза.

Миг! В этом небе глаз упорных
Ты вся отражена — смотри!
И под навес ветвей узорных
Проникло таинство зари.

Александр Блок

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

What I do in the shadows?

Одним глазом читаю монографию прусского солдата и военного историка «Конь и всадник» (1872), на которую ссылался Юнг. Пока выяснила, что автор очень любил лошадей и Бисмарка. Вот это да.

Другим глазом читаю монографию филолога про лошадей и древних арийцев (1903). Это она напечатана фрактурой.

Дроссельбарта всё ещё нигде нету, но я будто бы уже втянулась, занятные книжицы.

Параллельно дивлюсь тому, сколько странного юнгианцы накрутили вокруг сказки «Король Дроздобород». В одном таком исследовании даже обнаружился Один с конской бородой, но автор не объясняет, откуда он его взял, зато проводит аналогию между сказкой и историей сватовства Одина к Ринд, ну, спасибо, конечно.

Проверяю кеннинги Одина, ищу хоть какую-нибудь бороду, кроме «седой» и «длинной».

В этом поиске попалось, кстати, прелестноэ: мол, Хугин и Мунин — это не вороны Одина, а вовсе даже его просветлённые друганы, йогин и муни, а то что они какбэ вродебэ Мыслящий и Помнящий — так это всё поклёп и инсинуация, ну а Один — вообще женщина, пара-пара-пам, фьють!

#уцарямидасаослиныеуши

Пишу сейчас пост про этого грешного Дроссельбарта и смотрю, значит, выходные данные русского перевода «Символов трансформации».

Книга выходила дважды, в 2007 и в 2020, перевод один и тот же, с английского почему-то. У меня 2007-го, и вот там есть милейшая деталь.

Вышла-то книга в издательстве АСТ, но «подготовлена издательством Мидгард».

Ну разве не прелесть?

А готовили бы в Асгарде, ни числительные, ни буквы не теряли бы.

#уцарямидасаослиныеуши

Карл Густав Юнг и таинственная борода

В русском переводе «Символов трансформации» Юнга обнаружилось загадочное для меня утверждение, которое и привело к этому «расследованию века»:

В образе Россельбарта («лошадиная борода») Один-Вотан является получеловеком-полуконём, то есть существом кентаврообразным.

Вот цитата из английского издания:

In the form of Drosselbart (‘horse’s beard’) Wotan is half man, half horse.

А вот неповторимый юнговский оригинал:

Als Drosselbart (d.h. Pferdebart) ist Wotan halb Mensch, halb Pferd, also zentaurisch.

Переводчик на английский потерял «кентавра», но посыл ясен и без того, отечественный переводчик то ли потерял, то ли нарочно выпустил первую букву в имени Drosselbart.

Почему я предполагаю, что это могло быть нарочно? Ну, вдруг наш переводчик пошёл по тому же пути размышлений, что и я? Россельбарт меня смутил меньше, чем, собственно, кентавровость Одина, потому что по-немецки Ross — это конь, и тогда хотя бы ясно, почему «лошадиная борода», да и у Одина есть кеннинг Hrosshársgrani, который обычно переводят как «конские усы». А вот Дроссельбарт — это вообще-то Дроздобород, король из сказки братьев Гримм. В теории переводчик мог заподозрить опечатку и так «исправить» её, сделав Дроссельбарта Россельбартом.

Однако у Юнга-то он Дроздобород. И вот поди пойми, как это связано с Одином и тем, что он, блин, кентавр?

Юнг в том абзаце ссылается на ряд книг, к ним-то я и прильнула, благо все они очень старенькие и лежат в открытом доступе.
Параллельно спросила у человека с родным немецким, нет ли у этого имени тайных значений (нет) и поискала ещё что-нибудь про Дроссельбарта в контексте Одина (нашла, конечно, у юнгианца).

Ханс Дикманн, основатель Института Юнга в Берлине, поминает «Конскобородого Одина» в книге «Сказание и иносказание», не давая никаких ссылок (но и так понятно, у кого он его «покрал»), а вот сам Юнг всё-таки отправляет читателя «за исчерпывающей информацией по вопросу» к Максу Йенсу и его монографии «Конь и всадник» (1872). Ко всей целиком, да.

Макс Йенс не был ни психологом, ни филологом. Он был солдатом и военным историком и написал вдохновенную книгу про (со)существование коня и всадника в истории и культуре (а также в мифе и языке) Германии. Книга, на удивление, даже славная какая-то, потому что автор реально тащится от темы.

В разделе о богах-всадниках Йенс рассказывает, среди прочего, об Одине. И вот там-то я и нашла этого злосчастного Дроздоборода!

…на севере его прозвали Hrossharsgrani, т.е. Конебородый, это имя указывает на то, что когда-то Одина, скорее всего, представляли именно в образе коня, вот и в немецкой сказке «Король Дроздобород» (Drosselbart = Hrosselbart) нетрудно услышать отголоски подобного восприятия.

Йенс верно указывает кеннинг, но благодаря созвучию видит родство там, где его, по актуальным этимологическим данным, нет. Впрочем, эту параллель с Дроздобородом всё равно включили в современный «Краткий словарь немецких суеверий» (в 10 томах, между прочим, такая вот краткость): об неё периодически спотыкаются немецкие филологи и ругаются немного, конечно.

Однако Йенс, в отличие от Юнга, считал, что Один не был конём и мужиком одновременно, он был ими последовательно! Конь — первичное воплощение божества, связанного с погодой, сменой сезонов и смертью, а Один занял его место, когда антропоморфные формы богов пришли на смену зооморфным. Такая вот эволюция, никаких кентавров. Всё чётенько, как в армии.

Этой же мысли придерживаются некоторые другие учёные. Возможно, к тем древним временам зооморфизма и восходит кеннинг про конские усы или пусть даже бороду (так тоже переводят). Но о кеннингах не будем, а то ведь я только германист дипломированный, а исландист-то я мамкин. Может, это вообще всем давно известно.

Может, и мой «бородатый квест» давно уже кем-то пройден, ну так и ладно. Мне, по счастью, давно не нужно подтверждать «актуальность и новизну» своих весёлых исследований, кафедра-то воображаемая.

Главное, я знаю, откуда Юнг втащил в свой текст Дроздоборода, и думаю, это он всё-таки зря.

Не остывшая от зною,
Ночь июльская блистала…
И над тусклою землёю
Небо, полное грозою,
Всё в зарницах трепетало…

Словно тяжкие ресницы
Подымались над землёю,
И сквозь беглые зарницы
Чьи-то грозные зеницы
Загоралися порою…

Фёдор Тютчев

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Сейчас немного отвлекусь от нордического гиперфикса и расскажу про внезапный читательский — pardon my French — инсайт.

«Сороку на виселице» Эдуарда Веркина я прочла в начале весны, испытав двойственные чувства: она мне и понравилась, и не понравилась (тут должна быть шутейка про книжку Шрёдингера, но её нет). А ещё я задумалась, как же написать о ней в книжных итогах. Вернее даже: что мне там писать вообще?

И вот на той неделе о «Сороке» написала Даша Лебедева, и я ка-а-ак поняла! В качестве отзыва (а уж тем более рецензии) этот мой пост не имеет смысла, потому что он не про книгу, а про меня. И тем не менее, состоится презентация (с).

Сначала будет каминг-аут.
Я не люблю фантастику.
Не всю, а эту, знаете, научную — про физиков там и прочих учёных (даже про лингвистов), и космическую — о том, как кто-то бороздит глубины и осваивает планеты.
Да, я помню, что на аватарке этого канала — Малькольм Рейнольдс, капитан-штаны-в-обтяжку. И это, поверьте, ничему не противоречит на самом деле.

Я в восторге от того, что фантастика существует как жанр — прекрасный и притягательный, и что жанр этот не просто стал однажды самостоятельным и полноценным, а вырос в нечто огромное и очень разнообразное. В большую литературу вырос, по сути (не люблю, впрочем, деление литературы по размерам, сортам и рядам). И мне страшно нравится читать про фантастику, а вот саму её — не всю и не всегда.

Про науку, космос, технологии, особенно приправленные философией, не нравится. Мне очень быстро делается скучно. Настолько, что я буквально не помню ни одного автора по имени, хотя много раз честно пыталась читать — по совету друзей, возлюбленных и литобозревателей. Их рассказы в итоге оказывались для меня интереснее и увлекательнее тех книг, о которых они говорили.

И вот какая штука с «Сорокой на виселице».

Я очень люблю, как пишет Веркин. Он очень узнаваемый, и эта узнаваемость для меня всегда плюс. За это «Сорока» мне и понравилась. В принципе, если Веркин вдруг напишет инструкцию к холодильнику или, не знаю, учебник по окружающему миру для второго класса, я и это с радостью прочту.

Но «Сорока» — это ж такой научно-фантастический пастиш, где я в своей «невтемности» и нелюбви не могу считать ни одной аллюзии и разглядеть ни одного подмигивания читателю. Что довольно стрёмно, вроде бы. Однако. Тут вступает великая сила рецепции, и книга производит-таки на меня забавный — и я бы сказала, нужный, с учётом моего читательского опыта, — эффект именно за счёт своей пастишированности.

Для меня «Сорока» не про сюжет, не про героев, не про философскую подкладку и даже не про игру с читателем. Вернее, мы с текстом сыграли всё равно, просто в другую игру. Веркину удалось вызвать во мне моё же собственное, максимально концентрированное ощущение от «научной фантастики» вообще. И временная петля, в которую попадают герои, работает для меня как отсылка ко всем моим многочисленным попыткам в чтение такой литературы: разные книги, а как будто одна и та же, только персонажи переобуваются.
И ведь мне будто бы даже интересны герои, как они сделаны, мне даже хочется узнать, как развернётся сюжет и как раскроются (или нет) тайны, мне и стиль нравится, но мне скуШно. Не настолько, чтобы перестать читать. Не настолько, чтобы не смеяться шуткам и не ценить иронию. Но скуШно, скуШно. Но — «зачем всё это?».

Я писала про веркинского «снарка», что текст «водит» читателя, как леший по лесу, кружит, вводя в эдакое трансовое, изменённое состояние, приближая к героям и погружая в Чагинск, за пределами которого никакой истории не существует.

Вот и в «Сороке» Веркин будто бы нарочно создаёт универсальный научно-фантастический текст без конца и начала, запирая в нём меня, как запирает героев в космическом корабле, в «капсулах временной смерти», в научном институте, на Регене. Потому что нельзя вырваться за границы познаваемого космоса, за долбанный горизонт событий, за пределы смертного человеческого бытия, сохранив человечность и рассудок. Нельзя вырваться за границы жанра. В нём душно, но в космосе воздуха нет вообще.

«Сорока на виселице» — это роман про меня и научную фантастику, книга ощущений — ни больше, ни меньше.

Вообще мне довольно обидно, что мне скучно читать научную фантастику. Мне кажется, я многое упускаю из-за такого вот устройства собственного восприятия.

Мне ведь нравятся философские разгоны о будущем, даже долбанная проблема вагонетки, если она круто описана, нравятся попытки заглянуть на сотни лет вперёд, чтобы восхититься или ужаснуться. Но почему-то от космических кораблей разных прочих технологий, а ещё от попыток показать нечеловеческое именно в научно-фантастическом плане, я скучаю. Такая дурацкая голова.

В детстве я любила истории про Алису Селезнёву, но далеко не все. И по факту, самые любимые мои — это «Заграничная принцесса» и «Город без памяти». А всё почему? Да потому что в них обеих — типа Средневековье (хоть постановочное, хоть вынужденное, но).

И «Светлячок», великий и прекрасный, нравится мне потому, что космическое там — декорация, а история-то про другое совсем. И для меня это даже не вестерн, как задумывал Уидон, а вовсе рыцарский роман с разными чудесными допущениями или фэнтези, что, по сути, тоже утаскивает меня в Средние века (не такие уж они и средние, хехе:)

Но всё-таки жаль, что огромный пласт литературы и культуры от меня ускользает, и что сейчас, когда мне проще стало читать что-то чисто из филологического любопытства, мне попросту жаль времени на то, что приносит исключительно исследовательские радости, и совсем не трогает сердце.

Потому что, увы, увы, so many books, so little time, а надо ещё успеть сто раз перечитать «Похищение быка из Куальгне» или, не знаю там, «Сагу о людях с Песчаного Берега», да вот и Пушкина — тоже хорошо бы.

#уцарямидасаослиныеуши

Мы делим круглый стол у очага,
Локтей не упирая. Наши кисти
Спокойны. Я рисую слово «кисть».
Рука теряет имя и природу
Я вспоминаю руки для воды
И надо мною открывают воду.
Как будто не сплетались, а сплелись.
Но разве подлость наша не прелестна.
Мне жалко нас, зависимых, телесных.
Что вынесет отсюда эта кисть
Костяшками беспомощно белея?
О боже, дай родиться на земле и
С одним мужчиной проживая жизнь,
Рожать детей моих родимых пятен —
Я пальцем прикасаюсь указатель-
ным — и темечко в серебряной золе.
И мы опять бессмертны на земле.

Елена Жамбалова

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам