Заявление Кадырова по итогам «стрелки» с Керимовым в Москве из-за контроля над Wildberries все больше напоминает разводку Кремля, который таким образом столкнул два могущественных этнических клана и замкнул их друг на друге. Ну потому что если бы такой развязки тлеющего конфликта на Кавказе не было, то ее пришлось бы придумывать. Ведь все идет к тому, что султана надо отформатировать, потому что он уже вылезает за любые самые широкие рамки, а если так, то почему бы не сделать это руками дагестанцев. Ну то есть если бы мысль пошла в каком-то другом направлении, то это была бы не полутысячелетняя Империя.
В этом смысле заочный диалог Кадырова с Керимовым считывается как разговор дона Корлеоне с наркоторговцем Солоццо. Дону все время необходимо держать в голове, что за Солоццо стоит самья Татталья. Поэтому, когда Кадыров предупреждает, что объявит Керимову кровную месть, если тот не докажет, что он не верблюд (то есть не докажет, что не хотел убивать Кадырова), «Дон» не может не понимать, что Солоццо-Керимовым дело может не ограничиться, и неизбежно наступит день, когда семья Корлеоне-Кадыровых должна будет заплатить по всем счетам. Боюсь, что сигнал был послан не одному Керимову, а всей кремлевской Татталья. В существующем контексте угроза Керимову считывается как угроза Путину.
В этом же контексте еще более многообещающим выглядит заявление «по общим вопросам»: «Есть люди, которые старательно придают этому национальный окрас и заявляют, что зачинщиками конфликта якобы являются кадыровцы. Обращаюсь ко всем, кто раздувает данную тему. Если у кого-то есть претензии к кадыровцам, то пусть выражают их лично мне, поскольку я являюсь главным кадыровцем» (цитирую по «Важным историям»). На мой взгляд, это первая редакция новой декларации о суверенитете Чечни.
В этом смысле заочный диалог Кадырова с Керимовым считывается как разговор дона Корлеоне с наркоторговцем Солоццо. Дону все время необходимо держать в голове, что за Солоццо стоит самья Татталья. Поэтому, когда Кадыров предупреждает, что объявит Керимову кровную месть, если тот не докажет, что он не верблюд (то есть не докажет, что не хотел убивать Кадырова), «Дон» не может не понимать, что Солоццо-Керимовым дело может не ограничиться, и неизбежно наступит день, когда семья Корлеоне-Кадыровых должна будет заплатить по всем счетам. Боюсь, что сигнал был послан не одному Керимову, а всей кремлевской Татталья. В существующем контексте угроза Керимову считывается как угроза Путину.
В этом же контексте еще более многообещающим выглядит заявление «по общим вопросам»: «Есть люди, которые старательно придают этому национальный окрас и заявляют, что зачинщиками конфликта якобы являются кадыровцы. Обращаюсь ко всем, кто раздувает данную тему. Если у кого-то есть претензии к кадыровцам, то пусть выражают их лично мне, поскольку я являюсь главным кадыровцем» (цитирую по «Важным историям»). На мой взгляд, это первая редакция новой декларации о суверенитете Чечни.
Владимир Кара-Мурза написал очень интересную заметку о Борисе Немцове и выборе 1997 года. Там, собственно, одна важнейшая фраза, которая, на мой взгляд, может стать толчком и лейтмотивом для большой и небесполезной дискуссии (впрочем, тоже не очень новой – она велась интенсивно на рубеже 80-х – 90-х годов прошлого столетия) о том, что такое правильный исторический выбор для России и, главное, был ли он на самом деле.
Таких развилок, как в 1996-1997 годах (это один исторический лаг, неразрывно связанный с выбором «Семьи» в пользу отказа от института выборов как метода разрешения межэлитных конфликтов), можно насчитать великое множество – в одних 90-х их было штук пять-шесть. Но можно считать и более крупными мазками на отрезке столетия. Постановка вопроса при этом не изменится. И в этом случае поворотных точек на самом деле гораздо больше, чем кажется. Помимо очевидных 1916-1918, 1953-1956 и 1989-1991, я бы обратил внимание на 1905-1907 (без «неправильного» прохождения которых не было бы и выбора 1916-1918), 1927-1929 (когда отрицательно решилась судьба русского «китайского пути») и 1963-1965 (когда поражение «железного Шурика» (Шелепина) в Политбюро сделало безальтернативным «застой») и 1977-1979 (когда провал «косыгинских реформ» сделал безальтернативной «перестройку» и последующий развал СССР).
Не имея амбиций в формате поста в Телеграм содержательно развить дискуссию (но буду рад в ней поучаствовать, если она разовьется стихийно на стороне), я хотел бы оставить несколько комментариев по поводу развилок и выбора в целом:
1. Думаю, что выбор не всегда был неправильный, иначе нам бы не о чем было дискутировать – те, кто всегда делал неправильный выбор, как правило, не задерживались в истории на тысячелетие.
2. Как минимум трижды за последние сто лет выбор, на мой взгляд, был все-таки сделан правильный: в 1905-1907 в пользу конституционной монархии, в 1953-1956 в пользу частичного отказа от революционного террора и в 1986-1989 в пользу демократических реформ (предвижу все возражения (типа «дугинских»), но все «возражающие» сегодня без этих реформ сгнили бы на партсобраниях, прославляя мудрость ленинизма – кто не верит, пусть пересмотрит архивное видео Дугина, выложенное Кириллом Набутовым).
3. В тех случаях, когда делался очевидно «неправильный выбор», вроде выбора 1917-1921 годов, когда в России возникла интернационал-большевистская диктатура, 1999-2001 годов, когда в России возродилась национал-большевистская диктатура, этот неправильный выбор с точки зрения предшествующей исторической логики развития общества выглядел, между тем, как наиболее вероятный исход, в то время как альтернативные «хорошие» и «правильные» сценарии можно было отнести к разряду маловероятных или совсем невероятных.
4. В целом русская история поэтому во всей своей «неправильности» выглядит весьма логично и закончено. Если посмотреть на нее с высоты «птичьего полета», то выяснится, что путинизм скорее не эксцесс, а закономерный итог не только трагического XX века, но и всего гигантского исторического цикла, корнями своими упирающегося куда-то в Смутное время и заканчивающегося нашими днями.
5. Эта логичность русской истории не делает задачу переформатирования России невозможной, но делает ее более сложной. Речь идет не об исправлении трагических случайностей, а о преодолении глубоко укорененного тренда. Чтобы его переломить (изжить), его надо как минимум понять. Необъясненное не лечится.
6. Но есть и хорошая новость: похоже, тренд этот нами же себя и исчерпал. Допускаю, что честный взгляд на современность покажет, что у России просто нет физической возможности «жить как прежде». То есть все варианты сохранения «путинизма без Путина», которые сейчас исподволь обсуждаются самыми продвинутыми представителями правящих кланов, окажутся просто нежизнеспособными, и рабочим лозунгом для России XXI века останется лишь: «Изменение или смерть!».
Таких развилок, как в 1996-1997 годах (это один исторический лаг, неразрывно связанный с выбором «Семьи» в пользу отказа от института выборов как метода разрешения межэлитных конфликтов), можно насчитать великое множество – в одних 90-х их было штук пять-шесть. Но можно считать и более крупными мазками на отрезке столетия. Постановка вопроса при этом не изменится. И в этом случае поворотных точек на самом деле гораздо больше, чем кажется. Помимо очевидных 1916-1918, 1953-1956 и 1989-1991, я бы обратил внимание на 1905-1907 (без «неправильного» прохождения которых не было бы и выбора 1916-1918), 1927-1929 (когда отрицательно решилась судьба русского «китайского пути») и 1963-1965 (когда поражение «железного Шурика» (Шелепина) в Политбюро сделало безальтернативным «застой») и 1977-1979 (когда провал «косыгинских реформ» сделал безальтернативной «перестройку» и последующий развал СССР).
Не имея амбиций в формате поста в Телеграм содержательно развить дискуссию (но буду рад в ней поучаствовать, если она разовьется стихийно на стороне), я хотел бы оставить несколько комментариев по поводу развилок и выбора в целом:
1. Думаю, что выбор не всегда был неправильный, иначе нам бы не о чем было дискутировать – те, кто всегда делал неправильный выбор, как правило, не задерживались в истории на тысячелетие.
2. Как минимум трижды за последние сто лет выбор, на мой взгляд, был все-таки сделан правильный: в 1905-1907 в пользу конституционной монархии, в 1953-1956 в пользу частичного отказа от революционного террора и в 1986-1989 в пользу демократических реформ (предвижу все возражения (типа «дугинских»), но все «возражающие» сегодня без этих реформ сгнили бы на партсобраниях, прославляя мудрость ленинизма – кто не верит, пусть пересмотрит архивное видео Дугина, выложенное Кириллом Набутовым).
3. В тех случаях, когда делался очевидно «неправильный выбор», вроде выбора 1917-1921 годов, когда в России возникла интернационал-большевистская диктатура, 1999-2001 годов, когда в России возродилась национал-большевистская диктатура, этот неправильный выбор с точки зрения предшествующей исторической логики развития общества выглядел, между тем, как наиболее вероятный исход, в то время как альтернативные «хорошие» и «правильные» сценарии можно было отнести к разряду маловероятных или совсем невероятных.
4. В целом русская история поэтому во всей своей «неправильности» выглядит весьма логично и закончено. Если посмотреть на нее с высоты «птичьего полета», то выяснится, что путинизм скорее не эксцесс, а закономерный итог не только трагического XX века, но и всего гигантского исторического цикла, корнями своими упирающегося куда-то в Смутное время и заканчивающегося нашими днями.
5. Эта логичность русской истории не делает задачу переформатирования России невозможной, но делает ее более сложной. Речь идет не об исправлении трагических случайностей, а о преодолении глубоко укорененного тренда. Чтобы его переломить (изжить), его надо как минимум понять. Необъясненное не лечится.
6. Но есть и хорошая новость: похоже, тренд этот нами же себя и исчерпал. Допускаю, что честный взгляд на современность покажет, что у России просто нет физической возможности «жить как прежде». То есть все варианты сохранения «путинизма без Путина», которые сейчас исподволь обсуждаются самыми продвинутыми представителями правящих кланов, окажутся просто нежизнеспособными, и рабочим лозунгом для России XXI века останется лишь: «Изменение или смерть!».
Можно сколько угодно корчить из себя сверхдержаву, но факт остается фактом: Россия потеряла большой космос, превратившись из космического гиганта в космического карлика. Она уже даже не в задних рядах партера, а заперлась на галерку, пропустив вперед не только США, Евросоюз и Китай, но, похоже, уже и Индию с Японией. Приблизительно то же самое можно сказать о термоядерном синтезе, где когда-то за СССР было лидерство, о квантовых исчислениях, где лидерства никогда не было, но теперь уже и не предвидится, и о десятках других прорывных направлений технологической революции, за которой Россия наблюдает теперь из окопов Донбасса, приделывая крылышки с моторчиками к авиабомбам прошлого столетия. Мы чужие на этом празднике жизни, – сказали бы по этому поводу классики и были бы правы.
А как же, спросите вы, «Кинжалы», «Авангарды», «Сарматы» (ну, последние, - если все-таки взлетят), атомоходы, которые то погружаются под лёд, то лезут на лед, С-300, С-400 и С-500, которые худо-бедно, но хотя бы Кремль прикрывают, и, в конце концов, как те самые «Искандеры», которых не надо смешить? Все это как раз и создаёт у обывателя иллюзию, что Россия еще ого-го-го какая технологическая держава. Я не буду идти проторенным путем и высчитывать, сколько компонентов в каждом из этих чудес военной техники ворованные или выданные китайцами «под расписку» в долг. В конце концов, не важно - как, важно, что есть. Меня волнует другое: и «Кинжалы», и «Искандеры» при всем их «великолепии» (особенно легко демонстрируемом, когда речь идет о войнах с противником, либо никогда не имевшим, либо сознательно разрушившим собственную «оборону») являются прошлым веком – не в переносном, а в прямом смысле слова (поэтому безо всяких кавычек). Это все еще былое великолепие.
Путину повезло в том смысле, что он может позволить себе пару десятков лет оставаться технологическим рантье и паразитировать на советском технологическом капитале. Практически все так называемые «новые» разработки путинской оборонки относятся к разряду вытащенных из запасников, перелицованных или усовершенствованных идей и заготовок советского ВПК. Они обеспечивают Путину некоторое плато технологической стабильности на тот относительно короткий по меркам истории, но достаточно продолжительный по меркам конкретной человеческой жизни период, пока Запад и Китай (а, возможно, в будущем и Индия) переходят на новую технологическую орбиту. Это очень красивое топтание на месте с выжиманием последних капель масла из советского технологического жмыха, но никакого развития здесь нет и в помине. А это значит, что к моменту окончания перехода конкурентов на следующий уровень путинская карета «технологического суверенитета» превратится в тыкву. Это будет системный обвал, и поэтому то, что сейчас происходит с космосом, – это всего лишь тест-драйв для этой будущей тыквы, запряженной мышами с крысой-погонялой в качестве извозчика.
Все написанное выше относится к разряду «капитан очевидность», и для этого вообще не стоило бы марать Телеграм, если бы не одно забавное обстоятельство. Волноваться по поводу происходящего должны были бы не пацифисты-антифашисты, для которых превращение России в технологический раритет является скорее не проблемой, а способом ее решения, а тот самый русский deep state, который так озабочен судьбой своей «тысячелетней империи». Это для них существующий режим является главным препятствием к достижению своей мечты, это их лихие черти должны были бы мутить воду во пруду по поводу того, как путинские элиты крадут у империи будущее, отказывая ей в реальном развитии. Но молчат: видимо, прав был поэт – и даже в "палате номер шесть" настоящих буйных мало и не хватает вожаков.
А как же, спросите вы, «Кинжалы», «Авангарды», «Сарматы» (ну, последние, - если все-таки взлетят), атомоходы, которые то погружаются под лёд, то лезут на лед, С-300, С-400 и С-500, которые худо-бедно, но хотя бы Кремль прикрывают, и, в конце концов, как те самые «Искандеры», которых не надо смешить? Все это как раз и создаёт у обывателя иллюзию, что Россия еще ого-го-го какая технологическая держава. Я не буду идти проторенным путем и высчитывать, сколько компонентов в каждом из этих чудес военной техники ворованные или выданные китайцами «под расписку» в долг. В конце концов, не важно - как, важно, что есть. Меня волнует другое: и «Кинжалы», и «Искандеры» при всем их «великолепии» (особенно легко демонстрируемом, когда речь идет о войнах с противником, либо никогда не имевшим, либо сознательно разрушившим собственную «оборону») являются прошлым веком – не в переносном, а в прямом смысле слова (поэтому безо всяких кавычек). Это все еще былое великолепие.
Путину повезло в том смысле, что он может позволить себе пару десятков лет оставаться технологическим рантье и паразитировать на советском технологическом капитале. Практически все так называемые «новые» разработки путинской оборонки относятся к разряду вытащенных из запасников, перелицованных или усовершенствованных идей и заготовок советского ВПК. Они обеспечивают Путину некоторое плато технологической стабильности на тот относительно короткий по меркам истории, но достаточно продолжительный по меркам конкретной человеческой жизни период, пока Запад и Китай (а, возможно, в будущем и Индия) переходят на новую технологическую орбиту. Это очень красивое топтание на месте с выжиманием последних капель масла из советского технологического жмыха, но никакого развития здесь нет и в помине. А это значит, что к моменту окончания перехода конкурентов на следующий уровень путинская карета «технологического суверенитета» превратится в тыкву. Это будет системный обвал, и поэтому то, что сейчас происходит с космосом, – это всего лишь тест-драйв для этой будущей тыквы, запряженной мышами с крысой-погонялой в качестве извозчика.
Все написанное выше относится к разряду «капитан очевидность», и для этого вообще не стоило бы марать Телеграм, если бы не одно забавное обстоятельство. Волноваться по поводу происходящего должны были бы не пацифисты-антифашисты, для которых превращение России в технологический раритет является скорее не проблемой, а способом ее решения, а тот самый русский deep state, который так озабочен судьбой своей «тысячелетней империи». Это для них существующий режим является главным препятствием к достижению своей мечты, это их лихие черти должны были бы мутить воду во пруду по поводу того, как путинские элиты крадут у империи будущее, отказывая ей в реальном развитии. Но молчат: видимо, прав был поэт – и даже в "палате номер шесть" настоящих буйных мало и не хватает вожаков.
Агентство «Москва» сообщает: «Певец Shaman, в миру Ярослав Дронов, решил сделать брендом словосочетание «Я русский» и подал 2 заявки на регистрацию соответствующих товарных знаков. Под этим брендом, если его зарегистрируют, господин Дронов сможет производить и продавать водку, виски, ром и прочий алкоголь. Кроме того, в случае получения прав под ТЗ «Я русский» Shaman получит возможность торговать ладаном, всякой косметикой, различными секс-товарами, едой, организовывать шоу-программы и проводить концерты. А также заниматься огородничеством».
Россия умеет удивлять. На всю страну нашелся один русский, и тот - шаман.
Россия умеет удивлять. На всю страну нашелся один русский, и тот - шаман.
В условиях полного облысения новостной повестки, когда все происходящее лишь доказывает, что ничего вокруг не происходит, о чем еще можно посудачить на «Пастуховской кухне» как не об относительности справедливости и пределах ответственности. С утра, однако, я понял, что один из фрагментов дискуссии выпал, свалившись с нашего «кухонного стола» на пол, хотя в «сервировке» изначально он присутствовал среди вопросов. Это вопрос о пределах ответственности США за восстановление справедливости в общепланетарном масштабе.
Мы сегодня наблюдаем чудесную картину, когда все, кто справедливо или несправедливо считает себя жертвой, апеллируют к Америке как мировому шерифу и требуют применить силу, чтобы поставить на место обидчика, насильника, агрессора, разобраться по законам или по понятиям (смотря что у кого в меню). Сегодня у каждого есть свой «план Победы» - один у Зеленского, другой у Нетаньяху. Главное в этом плане то, что победить в конечном счете должна Америка, причем всех врагов сразу. Но есть ли у Америки реальный ресурс для того, чтобы одержать все эти победы? – вот в чем вопрос. И, видимо, этот вопрос подспудно является лейтмотивом внешнеполитической дискуссии в США не только в рамках нынешней президентской кампании, но и на все ближайшее десятилетие. Дилемма простая: побеждать зло или договариваться с ним и искать компромиссы. Вопрос сам по себе не новый, но каждый раз история дает на него почему-то разные ответы.
Сегодня Америка выглядит уставшей. Происходящее напоминает мне сцену из «Мастера и Маргариты», в которой толпа жильцов, осаждающая со всех сторон управляющего делами Босого, с криком «Не могу проживать в одной квартире с бандитом!» требует расселить нехорошую квартиру и отдать им комнату Берлиоза, а Босой остервенело огрызается, повторяя сквозь зубы: «Подавайте заявление!»
За справедливость всегда кто-то должен заплатить, за максимальную справедливость платится и максимальная цена…
https://youtu.be/p3AFDwI632U?si=H84do8UKSyMcffyA
Мы сегодня наблюдаем чудесную картину, когда все, кто справедливо или несправедливо считает себя жертвой, апеллируют к Америке как мировому шерифу и требуют применить силу, чтобы поставить на место обидчика, насильника, агрессора, разобраться по законам или по понятиям (смотря что у кого в меню). Сегодня у каждого есть свой «план Победы» - один у Зеленского, другой у Нетаньяху. Главное в этом плане то, что победить в конечном счете должна Америка, причем всех врагов сразу. Но есть ли у Америки реальный ресурс для того, чтобы одержать все эти победы? – вот в чем вопрос. И, видимо, этот вопрос подспудно является лейтмотивом внешнеполитической дискуссии в США не только в рамках нынешней президентской кампании, но и на все ближайшее десятилетие. Дилемма простая: побеждать зло или договариваться с ним и искать компромиссы. Вопрос сам по себе не новый, но каждый раз история дает на него почему-то разные ответы.
Сегодня Америка выглядит уставшей. Происходящее напоминает мне сцену из «Мастера и Маргариты», в которой толпа жильцов, осаждающая со всех сторон управляющего делами Босого, с криком «Не могу проживать в одной квартире с бандитом!» требует расселить нехорошую квартиру и отдать им комнату Берлиоза, а Босой остервенело огрызается, повторяя сквозь зубы: «Подавайте заявление!»
За справедливость всегда кто-то должен заплатить, за максимальную справедливость платится и максимальная цена…
https://youtu.be/p3AFDwI632U?si=H84do8UKSyMcffyA
YouTube
Стратегия США: Израиль и Украина. Польский Вопрос. План Победы Зеленского. Штази. Пастуховская Кухня
Восемьдесят восьмой выпуск передачи Владимира Пастухова, ведущий - Борис Пастухов
https://t.iss.one/v_pastukhov - Владимир Пастухов
https://t.iss.one/b_pastukhov - Борис Пастухов
https://t.iss.one/v_pastukhov - Владимир Пастухов
https://t.iss.one/b_pastukhov - Борис Пастухов
Как образно выразился «кошелек» новейшей православной ереси «свидетелей Путина» Константин Малофеев, для Кремля сегодня «Солнце» встает на Востоке». Но до сих пор по умолчанию считалось все-таки, что Восток – это хотя бы Китай (противно, но почетно). К тому, что солнце встает гораздо восточнее, – в Северной Корее, – и у него надо выпрашивать теперь не только оружие, но еще и солдат, большая часть населения России до последнего времени была не готова. А все идет именно к этому, и пропаганда плавно готовит обывателя к тому, что с «укронацистами» теперь будут сражаться корейские коммунисты.
Зря все-таки поднимали Россию с колен. Есть такие вещи, которые на коленях делать сподручнее…
Зря все-таки поднимали Россию с колен. Есть такие вещи, которые на коленях делать сподручнее…
Если думать о перспективе, то среди вопросов, касающихся внутриполитической ситуации в Украине, которые волнуют меня в первую очередь, как это ни покажется странным, не последнее место занимает вопрос о современной украинской идентичности. Он не так прост, как многим кажется. Для многих миллионов людей, разделенных войной на два враждебных лагеря, вопрос идентификации себя как русских или как украинцев – это больше вопрос добровольного выбора, чем предопределенность судьбы. Есть гигантская «серая зона», где лишь «благодаря» войне (и Путину с его кликой - в первую очередь) этот выбор стал окончательным и бесповоротным.
С расовой точки зрения найти различие между русскими и украинцами непросто. По крайней мере, все известные мне довоенные «любительские» системы ДНК-тестирования такого разграничения не проводили, относя и тех, и других к славянам Восточной Европы. Кое-что могла бы объяснить локализация ДНК-связей, но и там все непросто. У меня, родившегося и прожившего самую значительную часть своей жизни в Киеве, программа в качестве точки локализации ДНК-связей показывает центральную Россию, а у моей жены, москвички в нескольких поколениях, – Украину. Так что разграничение между русскими и украинцами все же в большей степени имеет культурный, чем расовый характер.
При этом такой важный культурный критерий как язык тоже не выглядит прочным фундаментом для формирования разделительной полосы. Я уже писал, что моя мама в силу разных драматических семейных обстоятельств до шести лет говорила только по-украински. В совершенстве русский она освоила уже в детдоме в России в годы войны, и в свои цветущие 92 года продолжает свободно говорить на украинском языке. Я сам, хотя и определяю себя как русский, родившись в Киеве, без напряжения естественным образом стал билингвом. У меня абсолютный пассивный украинский язык, а что касается активного – то он хоть и не так совершенен, как хотелось бы, но очевидно лучше, чем у Главкома Сырского.
И если я, более-менее свободно владеющий украинским языком, для кого Шевченко, Коцюбинский или Леся Украинка совсем не чужие (бабушка моей двоюродной сестры по матери была экономкой в доме Леси Украинки), выбрал для себя русскую идентичность, то есть тысячи и даже миллионы русскоговорящих украинцев, которые проделали обратный путь, выбрав для себя в итоге украинскую идентичность. Объективная реальность состоит в том, что в Украине есть миллионы людей, для которых русский язык и русская культура являются их естественной культурной средой, но которые считают себя украинцами, являются украинцами на самом деле и отстаивают свободу и независимость Украины с оружием в руках, отдавая за это свои жизни.
То, что мы сегодня называем украинским обществом, по сути является продуктом сложного взаимодействия двух больших культурных общин, в одинаковой степени являющихся «украинскими», но для одной из них украинский язык и культура является основным, а русский – дополнительным содержанием, а для другой – наоборот. Будущее украинской нации и украинского государства, на мой взгляд, в долгосрочной перспективе зависит от поддержания баланса в отношениях между этими общинами не в меньшей степени, чем от состояния дел на фронте. При этом русскоязычные украинцы в их нынешнем виде не имеют уже никакого отношения к русским в России в их нынешнем виде. Жители США, Канады, Австралии и Новой Зеландии говорят на английском, но это не делает их уже британцами.
Может быть, поэтому сегодня из всех моих претензий к команде Зеленского (пришедшей к власти на лозунгах восстановления «мира» между этими общинами) наиважнейшей является то, что она своей сегодняшней политикой этот баланс в существенной степени нарушила. Эта ошибка может иметь последствия для украинской государственности в перспективе гораздо более драматические, чем отдельные ошибки в гражданском управлении и даже в командовании армией.
С расовой точки зрения найти различие между русскими и украинцами непросто. По крайней мере, все известные мне довоенные «любительские» системы ДНК-тестирования такого разграничения не проводили, относя и тех, и других к славянам Восточной Европы. Кое-что могла бы объяснить локализация ДНК-связей, но и там все непросто. У меня, родившегося и прожившего самую значительную часть своей жизни в Киеве, программа в качестве точки локализации ДНК-связей показывает центральную Россию, а у моей жены, москвички в нескольких поколениях, – Украину. Так что разграничение между русскими и украинцами все же в большей степени имеет культурный, чем расовый характер.
При этом такой важный культурный критерий как язык тоже не выглядит прочным фундаментом для формирования разделительной полосы. Я уже писал, что моя мама в силу разных драматических семейных обстоятельств до шести лет говорила только по-украински. В совершенстве русский она освоила уже в детдоме в России в годы войны, и в свои цветущие 92 года продолжает свободно говорить на украинском языке. Я сам, хотя и определяю себя как русский, родившись в Киеве, без напряжения естественным образом стал билингвом. У меня абсолютный пассивный украинский язык, а что касается активного – то он хоть и не так совершенен, как хотелось бы, но очевидно лучше, чем у Главкома Сырского.
И если я, более-менее свободно владеющий украинским языком, для кого Шевченко, Коцюбинский или Леся Украинка совсем не чужие (бабушка моей двоюродной сестры по матери была экономкой в доме Леси Украинки), выбрал для себя русскую идентичность, то есть тысячи и даже миллионы русскоговорящих украинцев, которые проделали обратный путь, выбрав для себя в итоге украинскую идентичность. Объективная реальность состоит в том, что в Украине есть миллионы людей, для которых русский язык и русская культура являются их естественной культурной средой, но которые считают себя украинцами, являются украинцами на самом деле и отстаивают свободу и независимость Украины с оружием в руках, отдавая за это свои жизни.
То, что мы сегодня называем украинским обществом, по сути является продуктом сложного взаимодействия двух больших культурных общин, в одинаковой степени являющихся «украинскими», но для одной из них украинский язык и культура является основным, а русский – дополнительным содержанием, а для другой – наоборот. Будущее украинской нации и украинского государства, на мой взгляд, в долгосрочной перспективе зависит от поддержания баланса в отношениях между этими общинами не в меньшей степени, чем от состояния дел на фронте. При этом русскоязычные украинцы в их нынешнем виде не имеют уже никакого отношения к русским в России в их нынешнем виде. Жители США, Канады, Австралии и Новой Зеландии говорят на английском, но это не делает их уже британцами.
Может быть, поэтому сегодня из всех моих претензий к команде Зеленского (пришедшей к власти на лозунгах восстановления «мира» между этими общинами) наиважнейшей является то, что она своей сегодняшней политикой этот баланс в существенной степени нарушила. Эта ошибка может иметь последствия для украинской государственности в перспективе гораздо более драматические, чем отдельные ошибки в гражданском управлении и даже в командовании армией.
Экономя место и сокращая дистанцию, перейду прямо к сути: вопрос о готовности или неготовности Украины признать в какой-либо форме, временно или постоянно, отторжение Россией аннексированных территорий стал камнем преткновения в отношениях Зеленского с Западом, в то время как никем при этом не доказано, что такое признание может обеспечить и тем более гарантировать Украине мир и безопасность.
Зеленский оказался зажат между двух «стенок» - «внешней», где от него требуют сдачи позиций для «прекращения войны», и «внутренней» - партией войны, которая сегодня стала его единственной политической опорой и которая требует продолжения войны до поражения России, реального или мифического, символическим выражением которого считается возвращение к границам 1991 года.
Сейчас Зеленский пытается пройти между струй, как можно дольше сохраняя «стратегическую неопределенность» как по «территориальному вопросу», так и по вопросу любого возможного прямого контакта с Москвой на иных условиях, чем капитуляция Кремля вообще, поскольку такая «неопределенность» является залогом его политического выживания.
На самом деле никакой неопределенности нет, а есть талантливая антреприза. По моему мнению, - которое, конечно, субъективно и основано на догадках, - де-факто Зеленский давно ведет с союзниками торг о гарантиях в случае перемирия, но де-юре этот торг называется «планом победы», чтобы не спугнуть «партию войны». Это выглядит немного как дипломатическая шизофрения, но в условиях психоза войны такое поведение нормально.
Я не стал бы впутываться в эту историю (себе дороже), если бы не два обстоятельства. Во-первых, я считаю, что антреприза («да» и «нет» не говорю) не может продолжаться вечно, - у любого шоу есть антракт и финал, - и в тот момент, когда в зале включат свет, дискуссия в партере и на галерке пойдет с утроенной энергией, поэтому лучше провести ее заранее и организованно. Во-вторых, - и это самое главное, - вопрос о судьбе оккупированных территорий лишь косвенно связан, если вообще как-то связан, с вопросом о перемирии.
Как по мне, так никто не доказал еще, что для Путина целью войны является захват территорий, и что он готов прекратить огонь в обмен на признание его прав на эти территории, да и говорит он прямо противоположное. Для него эта война – за «советское наследие», то есть за повышение геополитического статуса России, за новый передел мира. Если он ее проиграет, то он, конечно, утрется и территориями разрушенного Донбасса, но только в том случае, если проиграет.
Установление контроля над территориями юго-восточной Украины не было причиной войны и тем более не является причиной, по которой Кремль будет готов ее прекратить. Он ее прекратит только в том случае, если его «танк» сядет днищем на противотанковый натовский ёж (то есть если реальная сила противодействия агрессии станет равна силе самой агрессии).
Территории Донбасса и окрестности - для Москвы не более чем отступное, позволяющее не допустить развития революционной ситуации в России вследствие тотального поражения (а недостижение реальных первоначальных целей войны – это и есть поражение для Путина, которое ему придется маскировать под победу) и возможность не применять ядерное оружие и другие суицидальные средства спасения своей власти.
Подводя итог, позволю себе сформулировать вывод следующим образом. Территориальные уступки не являются ни предлогом, ни способом, ни гарантией прекращения огня и заключения перемирия с Россией. Таковыми могут быть лишь внятные силовые контрмеры, которые убедительно продемонстрируют Путину, что достижение им первоначальных целей этой войны нереально. Тот, кто думает иначе, - наивный романтик. В этом смысле часть риторики «плана Победы» Зеленского я поддерживаю. Кулак у носа и ров с крокодилами – вот единственно работающая формула мира в Европе, пока в России сохраняется путинский режим. Но это ничего не говорит нам о судьбе оккупированных территории.
Зеленский оказался зажат между двух «стенок» - «внешней», где от него требуют сдачи позиций для «прекращения войны», и «внутренней» - партией войны, которая сегодня стала его единственной политической опорой и которая требует продолжения войны до поражения России, реального или мифического, символическим выражением которого считается возвращение к границам 1991 года.
Сейчас Зеленский пытается пройти между струй, как можно дольше сохраняя «стратегическую неопределенность» как по «территориальному вопросу», так и по вопросу любого возможного прямого контакта с Москвой на иных условиях, чем капитуляция Кремля вообще, поскольку такая «неопределенность» является залогом его политического выживания.
На самом деле никакой неопределенности нет, а есть талантливая антреприза. По моему мнению, - которое, конечно, субъективно и основано на догадках, - де-факто Зеленский давно ведет с союзниками торг о гарантиях в случае перемирия, но де-юре этот торг называется «планом победы», чтобы не спугнуть «партию войны». Это выглядит немного как дипломатическая шизофрения, но в условиях психоза войны такое поведение нормально.
Я не стал бы впутываться в эту историю (себе дороже), если бы не два обстоятельства. Во-первых, я считаю, что антреприза («да» и «нет» не говорю) не может продолжаться вечно, - у любого шоу есть антракт и финал, - и в тот момент, когда в зале включат свет, дискуссия в партере и на галерке пойдет с утроенной энергией, поэтому лучше провести ее заранее и организованно. Во-вторых, - и это самое главное, - вопрос о судьбе оккупированных территорий лишь косвенно связан, если вообще как-то связан, с вопросом о перемирии.
Как по мне, так никто не доказал еще, что для Путина целью войны является захват территорий, и что он готов прекратить огонь в обмен на признание его прав на эти территории, да и говорит он прямо противоположное. Для него эта война – за «советское наследие», то есть за повышение геополитического статуса России, за новый передел мира. Если он ее проиграет, то он, конечно, утрется и территориями разрушенного Донбасса, но только в том случае, если проиграет.
Установление контроля над территориями юго-восточной Украины не было причиной войны и тем более не является причиной, по которой Кремль будет готов ее прекратить. Он ее прекратит только в том случае, если его «танк» сядет днищем на противотанковый натовский ёж (то есть если реальная сила противодействия агрессии станет равна силе самой агрессии).
Территории Донбасса и окрестности - для Москвы не более чем отступное, позволяющее не допустить развития революционной ситуации в России вследствие тотального поражения (а недостижение реальных первоначальных целей войны – это и есть поражение для Путина, которое ему придется маскировать под победу) и возможность не применять ядерное оружие и другие суицидальные средства спасения своей власти.
Подводя итог, позволю себе сформулировать вывод следующим образом. Территориальные уступки не являются ни предлогом, ни способом, ни гарантией прекращения огня и заключения перемирия с Россией. Таковыми могут быть лишь внятные силовые контрмеры, которые убедительно продемонстрируют Путину, что достижение им первоначальных целей этой войны нереально. Тот, кто думает иначе, - наивный романтик. В этом смысле часть риторики «плана Победы» Зеленского я поддерживаю. Кулак у носа и ров с крокодилами – вот единственно работающая формула мира в Европе, пока в России сохраняется путинский режим. Но это ничего не говорит нам о судьбе оккупированных территории.
Должна ли Украина продолжать терять лучших людей и подрывать свою экономику в попытках «любой ценой» вернуть захваченные территории, если вопрос о гарантиях безопасности будет решен? Действительно ли это та историческая задача, которая «стоит мессы», к сожалению - заупокойной?
Иными словами, должна ли Украина при выполнении «обязательной программы» - двух ранее названных условий («кулак» и «ров»), - продолжать стремиться выполнить «программу максимум» (скорее всего, невыполнимую на данном отрезке истории, если Запад прямо не вступит в войну на стороне Украины – а он не вступит), включающую освобождение оккупированных территорий и нанесение стратегического поражения России?
Или же Украина может отложить решение этой исторической задачи «на потом» (либо вообще отказаться от ее решения в перспективе), сохранив людские и материальные ресурсы (простите - человеческие жизни и остатки экономической инфраструктуры), сосредоточившись на обустройстве «корневой Украины», которую все же удалось отстоять героическими усилиями всего украинского народа, хоть и ценой невероятных жертв?
По этому вопросу в украинском обществе нет сегодня единства. Эмоционально для народа, который вырос на довженковской «Земле», очень трудно принять этот кажущийся унизительным компромисс. Но постепенно растет число и тех, кто думает, что эта овчинка не стоит выделки собственной шкуры, а главное для Украины - в сохранении и приумножении того, что удалось сберечь.
В любом случае, украинское общество достойно того, чтобы вопрос был обсужден открыто во всех своих сложных деталях и обе стороны выслушали спокойно друг друга без обвинений в «зраде» и непатриотизме, придя осмысленно к разумному консенсусу, каким бы он ни был. Идея всеукраинского референдума в этой связи становится все более технологическим политическим решением.
Позволю и я себе внести лепту в эту дискуссию. Тот, кто знаком с моей публицистикой, знает, что я в этом вопросе достаточно последователен. В 2014 году я опубликовал книгу «Украинская революция и русская контрреволюция». Тогда многое трудно было предвидеть, но одной из основных идей книги был тезис о том, что попытки силой удержать Донбасс вступают в прямое противоречие с целями «революции достоинства».
Тогда я обосновывал это тем, что эти попытки ведут к полномаштабной войне, а война – не лучшее время для реализации идеалов свободы и демократии. Сегодня у меня аргументов добавилось. Все упирается в суть «революции достоинства», а она была вовсе не в деколонизации, а в европейском выборе украинского народа, что, как говорят в Одессе, две большие разницы. Можно успешно деколонизироваться и остаться все в той же Азиопе, в которой был прежде, но на правах суверенной ее части. Дело же тогда было не в этом.
Смысл выбора украинского народа тогда понимался как выбор иного цивилизационного пути, как выбор в пользу других ценностей и принципов. С высоты сегодняшнего дня можно констатировать, что, если это и был выбор большинства, то все равно явно не всех. Значительная часть украинского народа хотела вернуться в комфортный СССР. Именно по этой линии, а не по крови или языку шло основное разделение.
Проблема не в том, что в Крыму или в Донбассе жили «русские», а в том, что там большинство было за теми, кто хотел вернуться в традиционное советское прошлое. Пока Россия, по крайней мере, на словах, демонстрировала приверженность европейскому курсу, а Украина, наоборот, двигалась, особенно при Януковиче, в противоположном направлении, их все в Украине устраивало. Но, когда роли поменялись, их стало вдруг рвать на «историческую родину».
Юго-восток Украины – это украинская Вандея. И даже если ценой невероятных усилий и жертв Украина сейчас добьется возвращения контроля над этими территориями, вместе с ними она получит и все старые проблемы, которые отодвинут на десятилетия реализацию сделанного украинским народом выбора в пользу европейского пути развития. И да, это элемент гражданской войны, но с социальным, а не этническим подтекстом.
Иными словами, должна ли Украина при выполнении «обязательной программы» - двух ранее названных условий («кулак» и «ров»), - продолжать стремиться выполнить «программу максимум» (скорее всего, невыполнимую на данном отрезке истории, если Запад прямо не вступит в войну на стороне Украины – а он не вступит), включающую освобождение оккупированных территорий и нанесение стратегического поражения России?
Или же Украина может отложить решение этой исторической задачи «на потом» (либо вообще отказаться от ее решения в перспективе), сохранив людские и материальные ресурсы (простите - человеческие жизни и остатки экономической инфраструктуры), сосредоточившись на обустройстве «корневой Украины», которую все же удалось отстоять героическими усилиями всего украинского народа, хоть и ценой невероятных жертв?
По этому вопросу в украинском обществе нет сегодня единства. Эмоционально для народа, который вырос на довженковской «Земле», очень трудно принять этот кажущийся унизительным компромисс. Но постепенно растет число и тех, кто думает, что эта овчинка не стоит выделки собственной шкуры, а главное для Украины - в сохранении и приумножении того, что удалось сберечь.
В любом случае, украинское общество достойно того, чтобы вопрос был обсужден открыто во всех своих сложных деталях и обе стороны выслушали спокойно друг друга без обвинений в «зраде» и непатриотизме, придя осмысленно к разумному консенсусу, каким бы он ни был. Идея всеукраинского референдума в этой связи становится все более технологическим политическим решением.
Позволю и я себе внести лепту в эту дискуссию. Тот, кто знаком с моей публицистикой, знает, что я в этом вопросе достаточно последователен. В 2014 году я опубликовал книгу «Украинская революция и русская контрреволюция». Тогда многое трудно было предвидеть, но одной из основных идей книги был тезис о том, что попытки силой удержать Донбасс вступают в прямое противоречие с целями «революции достоинства».
Тогда я обосновывал это тем, что эти попытки ведут к полномаштабной войне, а война – не лучшее время для реализации идеалов свободы и демократии. Сегодня у меня аргументов добавилось. Все упирается в суть «революции достоинства», а она была вовсе не в деколонизации, а в европейском выборе украинского народа, что, как говорят в Одессе, две большие разницы. Можно успешно деколонизироваться и остаться все в той же Азиопе, в которой был прежде, но на правах суверенной ее части. Дело же тогда было не в этом.
Смысл выбора украинского народа тогда понимался как выбор иного цивилизационного пути, как выбор в пользу других ценностей и принципов. С высоты сегодняшнего дня можно констатировать, что, если это и был выбор большинства, то все равно явно не всех. Значительная часть украинского народа хотела вернуться в комфортный СССР. Именно по этой линии, а не по крови или языку шло основное разделение.
Проблема не в том, что в Крыму или в Донбассе жили «русские», а в том, что там большинство было за теми, кто хотел вернуться в традиционное советское прошлое. Пока Россия, по крайней мере, на словах, демонстрировала приверженность европейскому курсу, а Украина, наоборот, двигалась, особенно при Януковиче, в противоположном направлении, их все в Украине устраивало. Но, когда роли поменялись, их стало вдруг рвать на «историческую родину».
Юго-восток Украины – это украинская Вандея. И даже если ценой невероятных усилий и жертв Украина сейчас добьется возвращения контроля над этими территориями, вместе с ними она получит и все старые проблемы, которые отодвинут на десятилетия реализацию сделанного украинским народом выбора в пользу европейского пути развития. И да, это элемент гражданской войны, но с социальным, а не этническим подтекстом.
Конечно, сейчас в Казани на встрече с лидерами БРИКС Путин шику-блеску даст, всех доведет до исступления и будет водить Си с Моди за нос ловко, далее – по тексту. Но, сказав все это, придется сказать и другое. Россия пока не выглядит сильно изолированной. И это оказалось для Запада той самой новой объективной реальностью, которая дана ему в весьма неприятных ощущениях и которая будет теперь им переосмысляться вне зависимости от того, придет ли к власти в Америке Трамп или Харрис.
Я не ожидаю прорывных результатов от встречи в Казани, прежде всего потому, что мир в целом поставлен сейчас в режим ожидания (on hold), и никто ничего на себе рвать пока всерьез не намерен. И тем не менее в целом надо признать, что Россия этот дипломатический раунд если не выиграла, то и не проиграла. Основная цель западной политики в отношении России после начала агрессии против Украины не достигнута. Точнее, она достигнута лишь частично - Россия изолирована от Запада, и то местами. Что касается остального мира, то он либо проигнорировал призывы Запада, либо и вовсе, если речь идет о Китае, Индии, Турция, Иране, государствах Аравийского полустров и даже, прости Господи, о Северной Корее, решил воспользоваться ситуацией в своих геополитических и просто узкокорыстных экономических интересах.
И беда вовсе не в том, что Западу не удалось организовать эффективную экономическую блокаду России. Как раз в этом направлении сделано немало, чтобы подорвать в перспективе способность России полноценно развиваться. Главная проблема в том, что Россию не удалось изолировать морально. Глобальный Юг остался в целом глух к боли Украины и к ее жажде сатисфакции и восстановления справедливости. Москва не стала для этой части мира нерукопожатной - со всеми вытекающими из этого экономическими и политическими последствиями. Это единственный, но очень важный успех Москвы. Все остальные ее маниловские планы по переустройству мира можно проигнорировать как очередную русскую социальную утопию. Даже если они и сбудутся когда-то, то Россия будет в этом «переустроенном» мире на подпевках в лучшем случае у Китая, в худшем – у Северной Кореи.
Но и имеющийся результат нельзя интерпретировать как успех кремлевской дипломатии. Ей руку поднял рефери, которой она не била. Этот народный хурал собрался в Казани не потому, что Россия сильна, а потому, что Запад оказался слаб. Запад на третьем году войны неожиданно осознал, что достиг предела своих рисков и предела своих возможностей. К удивлению многих западных стратегов, мир действительно оказался многополярным, но сам по себе, а вовсе не потому, что этого захотел Путин. Просто Путин, как сломанные часы (застрявшие в XIX веке), случайно показал один раз правильное историческое время, и в итоге оказался на этом конкретном историческом отрезке противостояния в тренде, а Запад - не в тренде. И пусть это везение - чистая историческая случайность, но выводы делать придется. Думаю, вопрос о нанесении России быстрого стратегического поражения постепенно уходит в западной политической повестке на второй план. И, напротив, в Америке и Европе привыкают к мысли о том, что зима будет снова долгой. Предполагаю, что после американских выборов при любом их исходе нас ждут изменения в стратегических подходах.
А в чем же, спросите вы, неудача Путина, если все так хорошо-то? А в том, скажу я вам, что саммит в Казани напоминает мне обед в доме Карандышева (кстати, тоже дело было на Волге), куда распираемый тщеславем хозяин пригласил все сливки местного общества - Кнурова (Си), Вожеватова (Моди) и Паратова (Эрдогана). Однако, как мы помним, такие вечеринки добром для карандышевых не заканчиваются: гости там попляшут, поедят, а потом вдоволь посмеются и уедут с заморскими цыганами, еще и Огудалову (Украину) с собою прихватят, оставив хлебосольного жениха с Робинзоном допивать горькую. Россия чужая на этом празднике жизни, который сама же и устраивает.
Об этом в очередном выпуске "Пастуховской кухни":
https://youtu.be/_vYGUm_58AM?si=N3WKkvPMGjBMc1m2
Я не ожидаю прорывных результатов от встречи в Казани, прежде всего потому, что мир в целом поставлен сейчас в режим ожидания (on hold), и никто ничего на себе рвать пока всерьез не намерен. И тем не менее в целом надо признать, что Россия этот дипломатический раунд если не выиграла, то и не проиграла. Основная цель западной политики в отношении России после начала агрессии против Украины не достигнута. Точнее, она достигнута лишь частично - Россия изолирована от Запада, и то местами. Что касается остального мира, то он либо проигнорировал призывы Запада, либо и вовсе, если речь идет о Китае, Индии, Турция, Иране, государствах Аравийского полустров и даже, прости Господи, о Северной Корее, решил воспользоваться ситуацией в своих геополитических и просто узкокорыстных экономических интересах.
И беда вовсе не в том, что Западу не удалось организовать эффективную экономическую блокаду России. Как раз в этом направлении сделано немало, чтобы подорвать в перспективе способность России полноценно развиваться. Главная проблема в том, что Россию не удалось изолировать морально. Глобальный Юг остался в целом глух к боли Украины и к ее жажде сатисфакции и восстановления справедливости. Москва не стала для этой части мира нерукопожатной - со всеми вытекающими из этого экономическими и политическими последствиями. Это единственный, но очень важный успех Москвы. Все остальные ее маниловские планы по переустройству мира можно проигнорировать как очередную русскую социальную утопию. Даже если они и сбудутся когда-то, то Россия будет в этом «переустроенном» мире на подпевках в лучшем случае у Китая, в худшем – у Северной Кореи.
Но и имеющийся результат нельзя интерпретировать как успех кремлевской дипломатии. Ей руку поднял рефери, которой она не била. Этот народный хурал собрался в Казани не потому, что Россия сильна, а потому, что Запад оказался слаб. Запад на третьем году войны неожиданно осознал, что достиг предела своих рисков и предела своих возможностей. К удивлению многих западных стратегов, мир действительно оказался многополярным, но сам по себе, а вовсе не потому, что этого захотел Путин. Просто Путин, как сломанные часы (застрявшие в XIX веке), случайно показал один раз правильное историческое время, и в итоге оказался на этом конкретном историческом отрезке противостояния в тренде, а Запад - не в тренде. И пусть это везение - чистая историческая случайность, но выводы делать придется. Думаю, вопрос о нанесении России быстрого стратегического поражения постепенно уходит в западной политической повестке на второй план. И, напротив, в Америке и Европе привыкают к мысли о том, что зима будет снова долгой. Предполагаю, что после американских выборов при любом их исходе нас ждут изменения в стратегических подходах.
А в чем же, спросите вы, неудача Путина, если все так хорошо-то? А в том, скажу я вам, что саммит в Казани напоминает мне обед в доме Карандышева (кстати, тоже дело было на Волге), куда распираемый тщеславем хозяин пригласил все сливки местного общества - Кнурова (Си), Вожеватова (Моди) и Паратова (Эрдогана). Однако, как мы помним, такие вечеринки добром для карандышевых не заканчиваются: гости там попляшут, поедят, а потом вдоволь посмеются и уедут с заморскими цыганами, еще и Огудалову (Украину) с собою прихватят, оставив хлебосольного жениха с Робинзоном допивать горькую. Россия чужая на этом празднике жизни, который сама же и устраивает.
Об этом в очередном выпуске "Пастуховской кухни":
https://youtu.be/_vYGUm_58AM?si=N3WKkvPMGjBMc1m2
YouTube
Корейские войска в России, Многополярность у Путина, Коррупция в Украине. Пастуховская Кухня
Восемьдесят девятый выпуск передачи Владимира Пастухова, ведущий - Борис Пастухов
https://t.iss.one/v_pastukhov - Владимир Пастухов
https://t.iss.one/b_pastukhov - Борис Пастухов
https://t.iss.one/v_pastukhov - Владимир Пастухов
https://t.iss.one/b_pastukhov - Борис Пастухов
Для тех, кто лишь приглядывает за повседневной жизнью в России на излете третьего года войны, разрозненные новости о разного рода абсурдизмах смахивают на не очень удавшуюся экранизацию Хармса. То «Интердевочек» объявят виновными в развале СССР, то устроят гоненье на квадроберов (при том, что подавляющему большинству приходится объснять, кто это такие), то ополчатся на узкие брюки и стиляг, то предложат запретить пропаганду «чайлдфри» (при этом население, скорее всего, останется в убеждении, что это какая-то разновидность уже запрещенной пропаганды ЛГБТ, так как слова такого - «чайлдфри» - тоже отродясь не слыхивало). Избавлю читателя от других примеров – и так понятно, о чем речь.
Все это кажется какой-то какофонией глупости и рэндомным набором интеллектуально-нравственных извращений, прямо между собой никак не связанных. Но наметанный глаз ловко выуживает из этого случайного набора идиотизмов нить внутренней детерминированности системы, на которую нанизана цепочка из качественно разных стадий эволюция тоталитарного общества. Каждая отдельно взятая глупость – это артефакт; взятые вместе, они - явление, заслуживающее пристального изучения.
Высокая концентрация абсурда в современной русской жизни лишь свидетельствует о том, что посткоммунистическое неототалитарное государство достигло в своем развитии высшей и, как я надеюсь, последней стадии. Пройдя «репрессивную» стадию где-то между 2003-2013 годами, оно в течение следующих десяти лет оставалось «террористическим». Для фазы «террора», как я неоднократно указывал, характерно превалирование иррационального начала над рациональным. Террор в некотором смысле бесцелен и не направлен ни на какую конкретную страту общества, он подпитывается собственной энергией и развивается в соответствии со своей внутренней логикой, закатывая в свой рулон один пласт общества за другим.
Отличие террора от репрессий состоит в том, что террором практически нельзя управлять, его можно только направлять. Это история, которая развивается сама по себе, и поэтому так часто пожирает своих создателей. Но и направлять можно по-разному. До самого последнего момента у посткоммунистического террора была какая-никакая субъектность. Можно было с известной натяжкой сказать, что центром его броуновского движения является некая «черная дыра» путинского deep state, представляющего из себя причудливую смесь силовиков, бандитов (впрочем, в России это почти одно и то же), эффективных менеджеров и юродствующих идеологов (религиозных и светских)
Однако сейчас эта субъектность террора растворяется, он как бы становится бестелесным, и поэтому еще более всеобъемлющим и непонятным. В качестве двигателя этого террора на смену путинскому deep state приходит путинская deep mind. Иными словами, содержательным центром террора становится созданный системой миф, а не творцы этого мифа. Это, собственно говоря, и есть новая «мифологическая» стадия развития посткоммунистического неототалитаризма, когда внутрь уже давно террористической по своей сути системы перемещаются не люди, а идеи. Если раньше мы в основном наблюдали последствия иррациональных действий, то сейчас будем наблюдать последствия иррациональных мыслей.
Надо быть готовыми к тому, что мы вступаем (увы, не в первый раз) в суровую полосу истории России, где человеческая жизнь и судьба будут в существенной степени зависеть от чьей-то извращенной, часто со сложным сексуальным или суицидальным подтекстом, фантазии. При этом сами фантазии, имея формально своим источником конкретных носителей (бесполезных идиотов), на деле будут складываться в причудливые сочетания самых диких оргиастических видений, обладающих способностью к саморазвитию. И уже неважно, какая конкретно курица прокудахтала об узких брючках и какой именно петух прокукарекал про то, что великую империю сгубили обычные шлюхи, а важно то, что теперь на нашем «Скотном дворе» наступило время Кафки.
Все это кажется какой-то какофонией глупости и рэндомным набором интеллектуально-нравственных извращений, прямо между собой никак не связанных. Но наметанный глаз ловко выуживает из этого случайного набора идиотизмов нить внутренней детерминированности системы, на которую нанизана цепочка из качественно разных стадий эволюция тоталитарного общества. Каждая отдельно взятая глупость – это артефакт; взятые вместе, они - явление, заслуживающее пристального изучения.
Высокая концентрация абсурда в современной русской жизни лишь свидетельствует о том, что посткоммунистическое неототалитарное государство достигло в своем развитии высшей и, как я надеюсь, последней стадии. Пройдя «репрессивную» стадию где-то между 2003-2013 годами, оно в течение следующих десяти лет оставалось «террористическим». Для фазы «террора», как я неоднократно указывал, характерно превалирование иррационального начала над рациональным. Террор в некотором смысле бесцелен и не направлен ни на какую конкретную страту общества, он подпитывается собственной энергией и развивается в соответствии со своей внутренней логикой, закатывая в свой рулон один пласт общества за другим.
Отличие террора от репрессий состоит в том, что террором практически нельзя управлять, его можно только направлять. Это история, которая развивается сама по себе, и поэтому так часто пожирает своих создателей. Но и направлять можно по-разному. До самого последнего момента у посткоммунистического террора была какая-никакая субъектность. Можно было с известной натяжкой сказать, что центром его броуновского движения является некая «черная дыра» путинского deep state, представляющего из себя причудливую смесь силовиков, бандитов (впрочем, в России это почти одно и то же), эффективных менеджеров и юродствующих идеологов (религиозных и светских)
Однако сейчас эта субъектность террора растворяется, он как бы становится бестелесным, и поэтому еще более всеобъемлющим и непонятным. В качестве двигателя этого террора на смену путинскому deep state приходит путинская deep mind. Иными словами, содержательным центром террора становится созданный системой миф, а не творцы этого мифа. Это, собственно говоря, и есть новая «мифологическая» стадия развития посткоммунистического неототалитаризма, когда внутрь уже давно террористической по своей сути системы перемещаются не люди, а идеи. Если раньше мы в основном наблюдали последствия иррациональных действий, то сейчас будем наблюдать последствия иррациональных мыслей.
Надо быть готовыми к тому, что мы вступаем (увы, не в первый раз) в суровую полосу истории России, где человеческая жизнь и судьба будут в существенной степени зависеть от чьей-то извращенной, часто со сложным сексуальным или суицидальным подтекстом, фантазии. При этом сами фантазии, имея формально своим источником конкретных носителей (бесполезных идиотов), на деле будут складываться в причудливые сочетания самых диких оргиастических видений, обладающих способностью к саморазвитию. И уже неважно, какая конкретно курица прокудахтала об узких брючках и какой именно петух прокукарекал про то, что великую империю сгубили обычные шлюхи, а важно то, что теперь на нашем «Скотном дворе» наступило время Кафки.
Пройдет пару недель, и все топовые гости Казани соберутся в Бразилии. Но уже без Путина. И с этого момента все станет очень интересно. Они будут произносить буквально те же слова, но акценты при этом будут расставлены совершенно иначе. Ездят, присматриваются, взвешивают, кто больше предложит. Похоже, в мировой политике сейчас время «рынка покупателя». Продавцам глобальных идей и трендов приходится быть все более изобретательными. А в целом, какой саммит – такие и песни. И те, кто сегодня радостно притоптывают под «Калинку-малинку», уже через пару недель с удовольствием спляшут под «Ламбаду».
Повседневная повестка засасывает. Необходимость реагировать на сотни событий, которые либо не значат ничего, либо могут означать все, что угодно, замусоривает горизонт сознания, и ты сам волей-неволей теряешь ощущение перспективы, не видя за всеми этими событиями-деревьями настоящего исторического леса, отнюдь не такого дремучего и непроходимого, как многим кажется.
Возникает непреодолимое желание как-то упростить формулу, вычеркнуть из нее все эти лишние и повторяющиеся «событийные кольца», которые создают видимость сложности там, где есть довольно простое и линейное уравнение. Вот и я, проведя мысленно все необходимые исчисления по упрощению сегодняшней многоликой событийной реальности, неожиданно получил весьма примитивную исходную теорему, над решением которой Россия с переменным успехом бьется последние 500 лет своей истории: суверенитет = изоляция или интеграция?
Собственно, это и есть главный вопрос, по которому в русском обществе нет консенсуса и который лежит в основе всех поверхностных идейных конфликтов: могут ли русские сохранить себя как «русских», то есть как носителей особой, отличной от других культуры, уходящей корнями в свою собственную версию христианства (русское православие), отпочковавшуюся от византийского ствола и не совпадающую с многочисленными версиями, выросшими из «латинянского» ствола, не изолируясь от остального мира и прежде всего от его западного сегмента своего рода специальной защитной пленкой, которая создает для России особые парниковые условия развития?
Сегодняшним мейнстримом в России является позиция тех кругов, которые дают на сформулированный выше вопрос отрицательный ответ. С их точки зрения, без особых фильтров, которые ограждали бы Россию от экономической, политической и, главное, духовной внешней экспансии Россия сохранить свою культурную и тем более политическую идентичность не в состоянии. В настоящий момент главной угрозой считается влияние с Запада, а влиянием с Востока считается возможным пренебречь. Но со временем изоляционизм может стать всесторонним, так как его базовая идея универсальна – она состоит в отчуждении от мира. Война, в конечном счете, - это и есть такой фильтр, способ гарантированного отчуждения.
Интересно, что, если спросить в лоб современного русского изоляциониста, он за отчуждение или за кооперацию, то в большинстве случаев современные изоляционисты скажут, что они, безусловно, за кооперацию (как Путин, например), но на условиях «сохранения суверенитета». И вот эта последняя оговорка как раз и является маркером. Потому что интеграция «с сохранением суверенитета» - это и есть самый настоящий изоляционизм, но стыдливый, прикрывающийся фиговым листком псевдооткрытости. Потому что предполагается, что для защиты суверенитета нужен фильтр, а для обслуживания фильтра нужна война и далее по кругу.
Противоположный выбор состоит в том, что Россия может сохраниться в долгосрочной перспективе, только встроив себя в мировую экономическую и политическую систему безо всяких фильтров и научившись быть в достаточной степени конкурентоспособной, чтобы в этой мировой системе не раствориться, не стать ее донором и периферией. Парадоксальным образом такой выбор требует гораздо больше отваги и уверенности в себе, чем выбор в пользу изоляции. Тот, кто делает выбор в пользу изоляции, заборов и войны, на самом деле исходит из того, что Россия по-прежнему остается ботиком Петра, который может плавать только по заводи Плещеева озера. Те, кто призывают к интеграции, исходят из того, что у русской культуры достаточный запас прочности, чтобы плыть по-взрослому в открытой воде.
Выбор в пользу изоляционизма или в пользу интеграции является, на мой взгляд, одной из главных силовых линий идеологического противостояния в современной России, который не до конца осмыслен и который снова, как сорок лет назад, должен стать центром публичной дискуссии.
Возникает непреодолимое желание как-то упростить формулу, вычеркнуть из нее все эти лишние и повторяющиеся «событийные кольца», которые создают видимость сложности там, где есть довольно простое и линейное уравнение. Вот и я, проведя мысленно все необходимые исчисления по упрощению сегодняшней многоликой событийной реальности, неожиданно получил весьма примитивную исходную теорему, над решением которой Россия с переменным успехом бьется последние 500 лет своей истории: суверенитет = изоляция или интеграция?
Собственно, это и есть главный вопрос, по которому в русском обществе нет консенсуса и который лежит в основе всех поверхностных идейных конфликтов: могут ли русские сохранить себя как «русских», то есть как носителей особой, отличной от других культуры, уходящей корнями в свою собственную версию христианства (русское православие), отпочковавшуюся от византийского ствола и не совпадающую с многочисленными версиями, выросшими из «латинянского» ствола, не изолируясь от остального мира и прежде всего от его западного сегмента своего рода специальной защитной пленкой, которая создает для России особые парниковые условия развития?
Сегодняшним мейнстримом в России является позиция тех кругов, которые дают на сформулированный выше вопрос отрицательный ответ. С их точки зрения, без особых фильтров, которые ограждали бы Россию от экономической, политической и, главное, духовной внешней экспансии Россия сохранить свою культурную и тем более политическую идентичность не в состоянии. В настоящий момент главной угрозой считается влияние с Запада, а влиянием с Востока считается возможным пренебречь. Но со временем изоляционизм может стать всесторонним, так как его базовая идея универсальна – она состоит в отчуждении от мира. Война, в конечном счете, - это и есть такой фильтр, способ гарантированного отчуждения.
Интересно, что, если спросить в лоб современного русского изоляциониста, он за отчуждение или за кооперацию, то в большинстве случаев современные изоляционисты скажут, что они, безусловно, за кооперацию (как Путин, например), но на условиях «сохранения суверенитета». И вот эта последняя оговорка как раз и является маркером. Потому что интеграция «с сохранением суверенитета» - это и есть самый настоящий изоляционизм, но стыдливый, прикрывающийся фиговым листком псевдооткрытости. Потому что предполагается, что для защиты суверенитета нужен фильтр, а для обслуживания фильтра нужна война и далее по кругу.
Противоположный выбор состоит в том, что Россия может сохраниться в долгосрочной перспективе, только встроив себя в мировую экономическую и политическую систему безо всяких фильтров и научившись быть в достаточной степени конкурентоспособной, чтобы в этой мировой системе не раствориться, не стать ее донором и периферией. Парадоксальным образом такой выбор требует гораздо больше отваги и уверенности в себе, чем выбор в пользу изоляции. Тот, кто делает выбор в пользу изоляции, заборов и войны, на самом деле исходит из того, что Россия по-прежнему остается ботиком Петра, который может плавать только по заводи Плещеева озера. Те, кто призывают к интеграции, исходят из того, что у русской культуры достаточный запас прочности, чтобы плыть по-взрослому в открытой воде.
Выбор в пользу изоляционизма или в пользу интеграции является, на мой взгляд, одной из главных силовых линий идеологического противостояния в современной России, который не до конца осмыслен и который снова, как сорок лет назад, должен стать центром публичной дискуссии.
Если бы «Предателей» не было, их, наверное, пришлось бы выдумать. Так или иначе, перенос акцента с дня сегодняшнего на день вчерашний и даже позавчерашний имел один очень важный позитивный эффект. Спустя 30 лет, с дистанции, мы получили уникальную возможность, используя «дальнюю оптику», разглядеть гораздо больше нюансов пресловутых 90-х и их главного камня преткновения – приватизации, чем когда-либо раньше. В этом смысле дискуссия, безусловно, остается полезной.
Для меня таким нюансом стала двойственная природа отрицания приватизации, которое является, на мой взгляд, настолько важным моментом в историческом развитии посткоммунистической России, что может смело претендовать на роль «родовой травмы» эпохи. До развернувшейся по инициативе ФБК «дискуссии о профсоюзах» я, как и многие, видел преимущественно один пласт проблемы, который описывается ассоциативным рядом «несправедливость, жульничество, грабеж». В этом смысле мое базовое отношение к проблеме вряд ли существенно отличается от месседжа, заложенного в фильме «Предатели». Разница лишь в том, что тридцать лет спустя у меня появились другие приоритеты, и я не храню в своей душе так долго и трепетно старые векселя. Впрочем, я и идею репараций за колониальные обиды и унижения тоже не разделяю, так что в этом отношении – не показатель.
Но по итогам сегодняшней дискуссии на поверхность неожиданно всплыл иной, ранее не отрефлексированный мною ракурс проблемы. Оказалось, что в отношении к приватизации, - как тогда, в режиме реального времени, так и сейчас, постфактум, - невероятно силен левый, а иногда и просто левацкий подтекст, когда гайдаровско-чубайсовская приватизация отрицается не за то, как она была проведена, а в принципе, как идея. Для достаточно большого числа людей оказалось неприемлемым не то, что богатые и особенно сверхбогатые люди появились в России в результате нечестных манипуляций с государственной собственностью умершего государства, а то, что они появились в принципе. В некотором роде тот факт, что они появились очевидно «спорным» путем (а где это было иначе?), позволяло многие годы не замечать эту левацкую, в целом антикапиталистическую природу неприятия приватизации в России. В том числе, мне самому она тоже до последнего времени была не совсем ясна.
Это обстоятельство во многом проливает свет на причины, по которым тридцать лет спустя волна дискуссии по поводу приватизации и шире – вообще методов повторного внедрения в жизнь капитализма в России в 90-е - поднялась на такую девятибальную высоту. И произошло это в поколении и социальном слое, которых скорее можно обозначить как наследников бенефициаров этих процессов, чем их жертв. Дело в том, что эта вторичная волна отрицания лишь внешне похожа на первичную, которая действительно запитывалась в основном ненавистью к олигархам, обманувшим народ. Сейчас – это повод, а не причина. Причина в росте левых настроений в интеллигентской среде, которые сейчас проявляются гораздо более откровенно, чем в 90-е (тогда этому мешала боязнь быть проассоциированными с коммунистами и вообще с апологией советского режима). Интерес к приватизации сегодня носит явно выраженный антикапиталистический характер, и лишь мимикрирует под протест против «предателей».
Отсюда и гораздо более широкая поддержка ФБК, чем можно было бы предположить. Навальный - а это, безусловно, его последнее крупное политическое решение, а не самодеятельная инициатива «команды ФБК» - очень четко уловил смену трендов и завещал своей партии пересесть с крестьянской лошадки национализма на трактор, вспахивающий антикапиталистический дискурс. Это в некотором роде римейк «левого поворота» Ходорковского в варианте «двадцать лет спустя», и поэтому, как всякий исторический римейк, гораздо более радикальный, больше похожий на фарс, чем на трагедию. При этом не могу не отметить на полях, что мысль о «левом повороте», как правило, приходит лидерам российского протеста именно в тюрьме. Оставлю это замечание как указание на эмпирический факт, требующий в будущем своего теоретического обоснования.
Для меня таким нюансом стала двойственная природа отрицания приватизации, которое является, на мой взгляд, настолько важным моментом в историческом развитии посткоммунистической России, что может смело претендовать на роль «родовой травмы» эпохи. До развернувшейся по инициативе ФБК «дискуссии о профсоюзах» я, как и многие, видел преимущественно один пласт проблемы, который описывается ассоциативным рядом «несправедливость, жульничество, грабеж». В этом смысле мое базовое отношение к проблеме вряд ли существенно отличается от месседжа, заложенного в фильме «Предатели». Разница лишь в том, что тридцать лет спустя у меня появились другие приоритеты, и я не храню в своей душе так долго и трепетно старые векселя. Впрочем, я и идею репараций за колониальные обиды и унижения тоже не разделяю, так что в этом отношении – не показатель.
Но по итогам сегодняшней дискуссии на поверхность неожиданно всплыл иной, ранее не отрефлексированный мною ракурс проблемы. Оказалось, что в отношении к приватизации, - как тогда, в режиме реального времени, так и сейчас, постфактум, - невероятно силен левый, а иногда и просто левацкий подтекст, когда гайдаровско-чубайсовская приватизация отрицается не за то, как она была проведена, а в принципе, как идея. Для достаточно большого числа людей оказалось неприемлемым не то, что богатые и особенно сверхбогатые люди появились в России в результате нечестных манипуляций с государственной собственностью умершего государства, а то, что они появились в принципе. В некотором роде тот факт, что они появились очевидно «спорным» путем (а где это было иначе?), позволяло многие годы не замечать эту левацкую, в целом антикапиталистическую природу неприятия приватизации в России. В том числе, мне самому она тоже до последнего времени была не совсем ясна.
Это обстоятельство во многом проливает свет на причины, по которым тридцать лет спустя волна дискуссии по поводу приватизации и шире – вообще методов повторного внедрения в жизнь капитализма в России в 90-е - поднялась на такую девятибальную высоту. И произошло это в поколении и социальном слое, которых скорее можно обозначить как наследников бенефициаров этих процессов, чем их жертв. Дело в том, что эта вторичная волна отрицания лишь внешне похожа на первичную, которая действительно запитывалась в основном ненавистью к олигархам, обманувшим народ. Сейчас – это повод, а не причина. Причина в росте левых настроений в интеллигентской среде, которые сейчас проявляются гораздо более откровенно, чем в 90-е (тогда этому мешала боязнь быть проассоциированными с коммунистами и вообще с апологией советского режима). Интерес к приватизации сегодня носит явно выраженный антикапиталистический характер, и лишь мимикрирует под протест против «предателей».
Отсюда и гораздо более широкая поддержка ФБК, чем можно было бы предположить. Навальный - а это, безусловно, его последнее крупное политическое решение, а не самодеятельная инициатива «команды ФБК» - очень четко уловил смену трендов и завещал своей партии пересесть с крестьянской лошадки национализма на трактор, вспахивающий антикапиталистический дискурс. Это в некотором роде римейк «левого поворота» Ходорковского в варианте «двадцать лет спустя», и поэтому, как всякий исторический римейк, гораздо более радикальный, больше похожий на фарс, чем на трагедию. При этом не могу не отметить на полях, что мысль о «левом повороте», как правило, приходит лидерам российского протеста именно в тюрьме. Оставлю это замечание как указание на эмпирический факт, требующий в будущем своего теоретического обоснования.
В Украине существует мощнейший психологический блок на обсуждение любого варианта прекращения войны, кроме восстановления страны в границах 1991 года. Сознание украинцев загнано внутрь довольно странной дихотомии, происхождение которой мне до конца самому неясно: или возвращение всех оккупированных территорий (победа), или мир в обмен на территории (поражение).
Если собеседник не становится на позицию «война до полного и окончательного освобождения территорий», ему тут же в лоб летит клеймо, что он сторонник «мира в обмен на территории», а значит, пораженец, потому что никакого мира в обмен на территории быть не может, так как Путин никогда на этом не остановится и верить ему нельзя. Таким образом, единственно обсуждаемым вариантом остается «война до полной деоккупации территорий» и, если ты продолжаешь упорствовать и сомневаться в достижимости этой цели, то тебе в лоб снова летит клеймо, что ты хочешь втюхать и так уже со всех сторон обманутым украинцам «мир в обмен на территории», и дальше по кругу до бесконечности. Вырваться из этого замкнутого круга силлогизмов практически невозможно, так как никого в этом вопросе не волнует логика. И все-таки я рискну обратить внимание на некоторые логические цепочки.
Начну с формулы победы. Освобождение оккупированных территорий не равно победе и не означает прекращение войны. Если Россия в этот момент не испарится и не рассыплется на части, то она продолжит войну с утроенной энергией. То есть чтобы победить, надо идти до конца, то есть не только брать Москву (Наполеон взял, и что?), а двигать в Сибирь, так сказать, до самых до окраин, оккупировать самим огромные пространства, принимать капитуляцию второй (если не первой) по запасам ядерного оружия страны. «Ну такое», как говорят сами же украинцы. Главное тут то, что, если украинцы дойдут до своих границ и остановятся, то война от этого не остановится, потому что русские на этом не остановятся.
Вроде бы все просто в этом вопросе, но никто всерьез не воспринимает. Почему? Потому что есть непроизносимая вслух, но глубоко укорененная в сознании украинцев вера, что стоит им дойти до своих границ, как режим зашатается и рухнет, в России произойдет то ли революция, то ли переворот, после чего Россия развалится на части и будет демилитаризирована и да, – денацифицирована тоже, - доблестными союзническими войсками, которые в первую очередь отнимут у нее ядерное оружие. Конечно, и такое может случится. Но, честно сказать, для этого не нужно доходить до границ 1991 года. Оно либо произойдет, либо нет, как встреча девочки и динозавра. Я бы не стал закладываться на это, как на твердый фундамент в расчетах.
Теперь посмотрим на другую сторону и поговорим о формуле поражения. А кто вообще сказал, что мир можно обменять на территории? За пределами газетных болтунов, которые об этом пишут чаще корыстно, чем бескорыстно, в это и вправду никто не верит. Мир можно обменять только на гарантии безопасности (какие и от кого – очень большой вопрос), то есть на силу. А вот можно ли территории обменять на гарантии безопасности, то есть на поддержку сильных, а главное, нужно ли – это как раз тема для широкой дискуссии и торга. Но не с Россией, а с теми, кто эти гарантии безопасности может предоставить. То есть предмет спора сегодня немного другой. Во-первых, готовы ли союзники вообще предоставить эффективные гарантии безопасности Украине, а не такие, как в Будапештском соглашении? Во-вторых, если да, то необходимо ли в качестве цены за предоставление таких гарантий отказаться временно от такой задачи как возврат территорий, поскольку они не хотят быть втянутыми в войну здесь и сейчас?
У меня нет ответов на эти вопросы, но, по крайней мере, я понимаю, что это та постановка вопроса, которую имеет смысл обсуждать, вместо странного травматизирующего мифа о мире в обмен на территории.
Если собеседник не становится на позицию «война до полного и окончательного освобождения территорий», ему тут же в лоб летит клеймо, что он сторонник «мира в обмен на территории», а значит, пораженец, потому что никакого мира в обмен на территории быть не может, так как Путин никогда на этом не остановится и верить ему нельзя. Таким образом, единственно обсуждаемым вариантом остается «война до полной деоккупации территорий» и, если ты продолжаешь упорствовать и сомневаться в достижимости этой цели, то тебе в лоб снова летит клеймо, что ты хочешь втюхать и так уже со всех сторон обманутым украинцам «мир в обмен на территории», и дальше по кругу до бесконечности. Вырваться из этого замкнутого круга силлогизмов практически невозможно, так как никого в этом вопросе не волнует логика. И все-таки я рискну обратить внимание на некоторые логические цепочки.
Начну с формулы победы. Освобождение оккупированных территорий не равно победе и не означает прекращение войны. Если Россия в этот момент не испарится и не рассыплется на части, то она продолжит войну с утроенной энергией. То есть чтобы победить, надо идти до конца, то есть не только брать Москву (Наполеон взял, и что?), а двигать в Сибирь, так сказать, до самых до окраин, оккупировать самим огромные пространства, принимать капитуляцию второй (если не первой) по запасам ядерного оружия страны. «Ну такое», как говорят сами же украинцы. Главное тут то, что, если украинцы дойдут до своих границ и остановятся, то война от этого не остановится, потому что русские на этом не остановятся.
Вроде бы все просто в этом вопросе, но никто всерьез не воспринимает. Почему? Потому что есть непроизносимая вслух, но глубоко укорененная в сознании украинцев вера, что стоит им дойти до своих границ, как режим зашатается и рухнет, в России произойдет то ли революция, то ли переворот, после чего Россия развалится на части и будет демилитаризирована и да, – денацифицирована тоже, - доблестными союзническими войсками, которые в первую очередь отнимут у нее ядерное оружие. Конечно, и такое может случится. Но, честно сказать, для этого не нужно доходить до границ 1991 года. Оно либо произойдет, либо нет, как встреча девочки и динозавра. Я бы не стал закладываться на это, как на твердый фундамент в расчетах.
Теперь посмотрим на другую сторону и поговорим о формуле поражения. А кто вообще сказал, что мир можно обменять на территории? За пределами газетных болтунов, которые об этом пишут чаще корыстно, чем бескорыстно, в это и вправду никто не верит. Мир можно обменять только на гарантии безопасности (какие и от кого – очень большой вопрос), то есть на силу. А вот можно ли территории обменять на гарантии безопасности, то есть на поддержку сильных, а главное, нужно ли – это как раз тема для широкой дискуссии и торга. Но не с Россией, а с теми, кто эти гарантии безопасности может предоставить. То есть предмет спора сегодня немного другой. Во-первых, готовы ли союзники вообще предоставить эффективные гарантии безопасности Украине, а не такие, как в Будапештском соглашении? Во-вторых, если да, то необходимо ли в качестве цены за предоставление таких гарантий отказаться временно от такой задачи как возврат территорий, поскольку они не хотят быть втянутыми в войну здесь и сейчас?
У меня нет ответов на эти вопросы, но, по крайней мере, я понимаю, что это та постановка вопроса, которую имеет смысл обсуждать, вместо странного травматизирующего мифа о мире в обмен на территории.
Я долго колебался, стоит ли вывешивать в своем канале long-view с Катериной Гордеевой. В общем, его и так, к моему удивлению, посмотрело очень много людей. Два соображения оказались решающими. Во-первых, «подавление» Youtube в России, к сожалению, не позволяет многим людям самостоятельно найти информацию о программе, если о ней нет дополнительных сведений в других местах, в том числе и здесь. А во-вторых, - и это главное, - сам, посмотрев эту передачу со значительным опозданием, я понял, что должен отдать должное профессионализму Катерины Гордеевой и ее команды. Я не знаю, как это у нее получилось, потому что в мои планы не входило «раскрываться» перед камерой. Но каким-то неуловимым образом она убрала «эффект камеры», заставив меня сказать чуть больше того, что обычно я позволяю себе говорить. О чем-то я теперь сожалею, о чем-то - нет, что-то сказал бы сейчас иначе, а о чем-то не стал бы говорить вовсе. Однако дело сделано, и не мне теперь судить о том. А Катерине спасибо.
https://youtu.be/Yx7gOsd3qtQ?si=LpoEfYSlQf_11Jhz
https://youtu.be/Yx7gOsd3qtQ?si=LpoEfYSlQf_11Jhz
YouTube
Владимир Пастухов: «Будет смута – и кто-то перехватит» // «Скажи Гордеевой»
Записаться на бесплатную консультацию по переезду в Европу можно по промокоду «ГОРДЕЕВА» через группу в телеграмм https://t.iss.one/pereezdbusiness
Обходите интернет-цензуру с VPN Liberty — https://t.iss.one/vpn_liberty_bot?start=promo_gordeeva
При активации по…
Обходите интернет-цензуру с VPN Liberty — https://t.iss.one/vpn_liberty_bot?start=promo_gordeeva
При активации по…
Forwarded from Boris Pastukhov (Boris Pastukhov)
Среди непрерывной череды безрадостных новостей фактически единственным светлым моментом прошедшей недели стала для меня новость о росте штрафа Гуглу от российского суда.
Для пропустивших напомню: российский суд вынес Гуглу штраф с замечательным процентом, и на этой неделе общая сумма штрафа существенно превысила ВВП всей планеты. Такое не могло пройти незамеченным, и новость попала не только в российскую повестку, но и на главные страницы BBC, CNN и так далее.
Что же в этом хорошего? Очень много. Удивительным образом по мере проваливания российского государства в пучину сначала диктатуры, а потом все более открытых и агрессивных войн, слова о политической изоляции РФ никак не выливались на Западе в юридическую изоляцию страны. Западные суды все эти годы продолжали принимать решения российских судов, налоговых органов, МВД и так далее за легитимные решения суверенной страны, требуя от страдающей стороны в каждом конкретном случае доказывать их нелегитимность.
Фактически это позволяло государству через бесконечное количество своих «запасных» щупалец раздевать и портить жизнь своим врагам - будь то решениями судов в пользу частных (но «правильных») лиц, решениями прокуратуры, решениями банкротных управляющих или налоговых органов. Западные институции продолжали (и часто продолжают) делать вид, что все эти бумажки, цена которым известна любому в России, - настоящие документы, на основании которых можно решать судьбы в судах нормальных стран.
Долгое время было непонятно, что можно сделать «с этой стороны забора», чтобы закрыть эту огромную форточку, через которую российское государство дотягивается до уехавших граждан. Что ж, возможно, российские власти сами нашли такой метод: еще несколько судебных актов такого масштаба, и на решение этой проблемы на Западе свои лоббистские усилия и финансы кинут не отдельные иммигранты, а корпоративные гиганты мастштаба Google. В их успех верится гораздо больше.
Для пропустивших напомню: российский суд вынес Гуглу штраф с замечательным процентом, и на этой неделе общая сумма штрафа существенно превысила ВВП всей планеты. Такое не могло пройти незамеченным, и новость попала не только в российскую повестку, но и на главные страницы BBC, CNN и так далее.
Что же в этом хорошего? Очень много. Удивительным образом по мере проваливания российского государства в пучину сначала диктатуры, а потом все более открытых и агрессивных войн, слова о политической изоляции РФ никак не выливались на Западе в юридическую изоляцию страны. Западные суды все эти годы продолжали принимать решения российских судов, налоговых органов, МВД и так далее за легитимные решения суверенной страны, требуя от страдающей стороны в каждом конкретном случае доказывать их нелегитимность.
Фактически это позволяло государству через бесконечное количество своих «запасных» щупалец раздевать и портить жизнь своим врагам - будь то решениями судов в пользу частных (но «правильных») лиц, решениями прокуратуры, решениями банкротных управляющих или налоговых органов. Западные институции продолжали (и часто продолжают) делать вид, что все эти бумажки, цена которым известна любому в России, - настоящие документы, на основании которых можно решать судьбы в судах нормальных стран.
Долгое время было непонятно, что можно сделать «с этой стороны забора», чтобы закрыть эту огромную форточку, через которую российское государство дотягивается до уехавших граждан. Что ж, возможно, российские власти сами нашли такой метод: еще несколько судебных актов такого масштаба, и на решение этой проблемы на Западе свои лоббистские усилия и финансы кинут не отдельные иммигранты, а корпоративные гиганты мастштаба Google. В их успех верится гораздо больше.
Резкий крен в сторону изоляционизма в России – не от хорошей жизни и, тем более, изоляционизм не означает для России замыкания в себе. Напротив, изоляционизм парадоксальным образом гонит русских чуть ли не на край света в стремлении захватить, завоевать, заполнить собой как можно больше «серых зон», чтобы еще надежнее спрятаться за ними от «других».
Россия – это «убегающая цивилизация», которая на самом деле бежит от самой себя (своей неустроенности, незаконченности и половинчатости), но думает при этом, что бежит от других. В этом своем бессмысленном и беспощадном беге Россия то расширяется за горизонт возможного, то схлопывается до казалось бы невозможных пределов «черной дыры», но только для того, чтобы тут же взорваться новой попыткой «масштабирования черной дыры» и втянуть в себя все окружающие ее пространства.
Что ищет Россия в краю далеком? Что потеряла она в краю родном? Поэт полагал, что она ищет бури, как будто в чужой буре для нее только и есть покой, и был недалек от истины. Рискну предположить, что драйвером русского экспансионизма во многих случаях служит комплекс цивилизационной неполноценности (впрочем, это вполне состыкуется с представлениями психологов об истоках агрессии).
Русские не верят в то, что могут честно и на равных конкурировать с Западом (а теперь уже и с Востоком), играя по правилам. Они полагают, что «по правилам» выигрывают только те, кто их устанавливает, и поэтому любые правила, установленные не ими, считают для себя проигрышными. Отсюда это извечное стремление играть не по правилам, ломать «чужую игру» с помощью насилия – единственный вид спорта, в котором Россия чувствует себя уверенно.
И неважно, идет ли речь о баночках с мочой на Сочинской олимпиаде или о бомбардировке украинских городов в рамках большой геополитической игры с Западом. И, кстати, одно с другим как-то сущностно внутренне взаимосвязано. Просто если играешь все время не по правилам, то рано или поздно в моче появляется кровь.
Откуда эта неуверенность в себе у народа, вроде бы создавшего и сумевшего отстоять в суровых природных и исторических условиях свою самобытную культуру, развившуюся впоследствии до масштабов империи, и производившую на свет в периоды своего наивысшего подъема шедевры мировой литературы и искусства? В конечном счете – от внутреннего нестроения, возникшего вследствие того, что Россия так никогда и не смогла развить в себе полноценно такой важнейший компонент цивилизации как право.
Жизнь внутри самой России никогда не подчинялась правилам, если не считать таковыми законы джунглей. Русский человек из имеющегося у него социального опыта привычно делает только один вывод – правила существуют для дураков и слабаков. Это свое знание он экстраполирует на внешний мир, для которого у него на все про все есть только один рецепт – кулак и зуботычина. А если кулаком чего-то добиться не получается, то возникает единственное желание – отгородиться от всего этого мира как от чуждой и враждебной силы, а для этого создать вокруг себя следовую полосу, перепахав в крошево судьбы окружающих Россию народов.
Россия – это «убегающая цивилизация», которая на самом деле бежит от самой себя (своей неустроенности, незаконченности и половинчатости), но думает при этом, что бежит от других. В этом своем бессмысленном и беспощадном беге Россия то расширяется за горизонт возможного, то схлопывается до казалось бы невозможных пределов «черной дыры», но только для того, чтобы тут же взорваться новой попыткой «масштабирования черной дыры» и втянуть в себя все окружающие ее пространства.
Что ищет Россия в краю далеком? Что потеряла она в краю родном? Поэт полагал, что она ищет бури, как будто в чужой буре для нее только и есть покой, и был недалек от истины. Рискну предположить, что драйвером русского экспансионизма во многих случаях служит комплекс цивилизационной неполноценности (впрочем, это вполне состыкуется с представлениями психологов об истоках агрессии).
Русские не верят в то, что могут честно и на равных конкурировать с Западом (а теперь уже и с Востоком), играя по правилам. Они полагают, что «по правилам» выигрывают только те, кто их устанавливает, и поэтому любые правила, установленные не ими, считают для себя проигрышными. Отсюда это извечное стремление играть не по правилам, ломать «чужую игру» с помощью насилия – единственный вид спорта, в котором Россия чувствует себя уверенно.
И неважно, идет ли речь о баночках с мочой на Сочинской олимпиаде или о бомбардировке украинских городов в рамках большой геополитической игры с Западом. И, кстати, одно с другим как-то сущностно внутренне взаимосвязано. Просто если играешь все время не по правилам, то рано или поздно в моче появляется кровь.
Откуда эта неуверенность в себе у народа, вроде бы создавшего и сумевшего отстоять в суровых природных и исторических условиях свою самобытную культуру, развившуюся впоследствии до масштабов империи, и производившую на свет в периоды своего наивысшего подъема шедевры мировой литературы и искусства? В конечном счете – от внутреннего нестроения, возникшего вследствие того, что Россия так никогда и не смогла развить в себе полноценно такой важнейший компонент цивилизации как право.
Жизнь внутри самой России никогда не подчинялась правилам, если не считать таковыми законы джунглей. Русский человек из имеющегося у него социального опыта привычно делает только один вывод – правила существуют для дураков и слабаков. Это свое знание он экстраполирует на внешний мир, для которого у него на все про все есть только один рецепт – кулак и зуботычина. А если кулаком чего-то добиться не получается, то возникает единственное желание – отгородиться от всего этого мира как от чуждой и враждебной силы, а для этого создать вокруг себя следовую полосу, перепахав в крошево судьбы окружающих Россию народов.
Признавая непростое положение для Украины на фронтах, да и в тылу тоже, я бы не стал спешить с далеко идущими выводами, в том числе о неизбежной военной катастрофе Украины. Вот уж действительно все не так однозначно. Положение тяжелое, но на самом деле оно тяжелое для обеих сторон. Просто с помощью сложной системы политических, дипломатических и медийных призм сложности другой стороны (России) оказались окутаны «туманом войны».
Если в течение первых полутора лет войны украинская пропаганда была на недосягаемой высоте, то в следующие два года путинская контрпропаганда активно набирала очки и сейчас, на мой взгляд, находится на пике. Важнейшей частью этой пропаганды оказался путинский блеф, в котором он проявил себя круче, чем Челентано в известной комедии прошлого столетия.
Сейчас уже очень трудно сказать, что у Путина действительно хорошо, а что есть лишь видимость, созданная в результате проведения Кремлем специальной дезинформационной операции по введению Запада в заблуждение относительно устойчивости путинского режима. Главное, чего мы не знаем, – это цена тех побед, которые демонстрирует российская армия на Донбассе, и то, как долго будет Россия в состоянии платить эту цену. Я бы выделил сегодня как минимум три компонента, формирующих эту цену:
Мобилизация. С одной стороны, Россия два года избегает мобилизации, худо-бедно набирая пару сотен тысяч контрактников в год, что позволяет ей поддерживать группировку в боеспособном состоянии. С другой стороны, те, кто готов воевать добровольно даже за любые деньги, оказались тоже исчерпаемым ресурсом. Отсюда и корейцы. Их появление на фронте, что бы там ни говорили, не от хорошей жизни, и еще аукнется Путину в будущем.
Инфляция. Угроза макроэкономической нестабильности вдруг выскочила словно черт из табакерки и, ловко орудуя локтями, быстро пробирается в первые ряды угроз режиму. Усилиями Патрушева-младшего лозунг «масло вместо пушек», похоже, может снова стать актуальным. Если ничего не делать, то цены полетят в космос шустрее, чем корабли Маска. Если начать что-то делать с ценами, то, как показывает советский опыт, быстро исчезнет с полок магазинов сам предмет спора. Все это может развиться значительно быстрее, чем многим представляется.
Технологическая стагнация. Сегодня мы говорим о действенности санкций как о чем-то, нацеленном в отдаленное будущее (10-15 лет). Все понимают, что длительное нахождение в технологической изоляции приведёт к деградации российской промышленности. Но сложился консенсус относительно того, что «пока толстый сохнет, худой сдохнет». При этом Украина представляется худой, а Россия – толстой. Из этого делается вывод, что инерционно российская промышленность, пусть не без помощи Китая, Ирана и КНДР, будет способна обеспечивать нужды армии на должном уровне еще как минимум несколько лет. Но есть проблема узких технологических мест, где от наличия двух-трех ключевых технологий, какой-то пары станков, какой-то одной партии особо важных комплектующих зависит выполнение гособоронзаказа по самым чувствительным для армии позициям. Мы (ну, кроме разведок заинтересованных стран, конечно) пока не имеем четкого представления о том, как много у господина Чемезова сегодня этих самых узких мест.
Все эти неопределенности существенно затрудняют точную оценку того, насколько велика у Путина в данный момент мотивация к прекращению войны и насколько долго он может позволить себе «упираться» в вопросе об условиях такого перемирия, настаивая, например, на реинкарнации всех пунктов «Стамбульского соглашения», которое видится ему как вариация на тему «Минских соглашений».
Мы сейчас уверены, что у него на руках одни козыри, но он может оказаться просто шулером, красиво блефующим с полным комплектрм шестерок на руках.
Если в течение первых полутора лет войны украинская пропаганда была на недосягаемой высоте, то в следующие два года путинская контрпропаганда активно набирала очки и сейчас, на мой взгляд, находится на пике. Важнейшей частью этой пропаганды оказался путинский блеф, в котором он проявил себя круче, чем Челентано в известной комедии прошлого столетия.
Сейчас уже очень трудно сказать, что у Путина действительно хорошо, а что есть лишь видимость, созданная в результате проведения Кремлем специальной дезинформационной операции по введению Запада в заблуждение относительно устойчивости путинского режима. Главное, чего мы не знаем, – это цена тех побед, которые демонстрирует российская армия на Донбассе, и то, как долго будет Россия в состоянии платить эту цену. Я бы выделил сегодня как минимум три компонента, формирующих эту цену:
Мобилизация. С одной стороны, Россия два года избегает мобилизации, худо-бедно набирая пару сотен тысяч контрактников в год, что позволяет ей поддерживать группировку в боеспособном состоянии. С другой стороны, те, кто готов воевать добровольно даже за любые деньги, оказались тоже исчерпаемым ресурсом. Отсюда и корейцы. Их появление на фронте, что бы там ни говорили, не от хорошей жизни, и еще аукнется Путину в будущем.
Инфляция. Угроза макроэкономической нестабильности вдруг выскочила словно черт из табакерки и, ловко орудуя локтями, быстро пробирается в первые ряды угроз режиму. Усилиями Патрушева-младшего лозунг «масло вместо пушек», похоже, может снова стать актуальным. Если ничего не делать, то цены полетят в космос шустрее, чем корабли Маска. Если начать что-то делать с ценами, то, как показывает советский опыт, быстро исчезнет с полок магазинов сам предмет спора. Все это может развиться значительно быстрее, чем многим представляется.
Технологическая стагнация. Сегодня мы говорим о действенности санкций как о чем-то, нацеленном в отдаленное будущее (10-15 лет). Все понимают, что длительное нахождение в технологической изоляции приведёт к деградации российской промышленности. Но сложился консенсус относительно того, что «пока толстый сохнет, худой сдохнет». При этом Украина представляется худой, а Россия – толстой. Из этого делается вывод, что инерционно российская промышленность, пусть не без помощи Китая, Ирана и КНДР, будет способна обеспечивать нужды армии на должном уровне еще как минимум несколько лет. Но есть проблема узких технологических мест, где от наличия двух-трех ключевых технологий, какой-то пары станков, какой-то одной партии особо важных комплектующих зависит выполнение гособоронзаказа по самым чувствительным для армии позициям. Мы (ну, кроме разведок заинтересованных стран, конечно) пока не имеем четкого представления о том, как много у господина Чемезова сегодня этих самых узких мест.
Все эти неопределенности существенно затрудняют точную оценку того, насколько велика у Путина в данный момент мотивация к прекращению войны и насколько долго он может позволить себе «упираться» в вопросе об условиях такого перемирия, настаивая, например, на реинкарнации всех пунктов «Стамбульского соглашения», которое видится ему как вариация на тему «Минских соглашений».
Мы сейчас уверены, что у него на руках одни козыри, но он может оказаться просто шулером, красиво блефующим с полным комплектрм шестерок на руках.
Очень смешная история выходного дня. Интервью программе «Скажи Гордеевой» вытолкнуло меня из привычной медийной «среды обитания» в более широкие, а вместе с тем и в более плотные слои «инфосферы». Вместо привычной ко мне и привычной для меня аудитории в мои «нишевые» четверть миллиона я вдруг оказался на улицах «большого города» - «интернет-миллионника», где я так же уместен, как пингвин в Африке.
Одним из забавных следствий такой медийной экспансии стало дополнительное внимание к моей персоне со стороны аудитории, которая раньше не выделяла меня из общего ландшафта. А тут вдруг молодой человек, имя которого мне ничего не говорит, взялся буквально за несколько минут изложить содержание трех с половиной часового разговора в своей авторской программе с говорящим названием «Дичь» . «Дичью», собственно, был я, и молодой человек сервировал меня к Z-обеду как диковинное заморское блюдо.
Я и сам с большим интересом читаю обзоры Z-дискурса и премного благодарен тем самоотверженным людям, которые их составляют (моя особая признательность Елене Иваницкой, чья подвижническая деятельность на этом непростом поприще, уверен, еще будет оценена потомками). Но мы-то смотрим на Z-каналы как на дичь, а оказывается, что это «Дичь» внимательно смотрит на нас. Как там было в песенке «Коммуналка» у Васильева и Иващенко: «… на меня глядят два глаза».
Еще больше это смахивает на зоопарк, где нас пристально разглядывают из клетки. Вот мы ходим по этому зверинцу, рассматриваем диковинных представителей фауны, делаем какие-то заметки в своем блокнотике, а потом замечаем вдруг, что все это время фауна с неменьшим интересом изучает нас, делясь между собой впечатлениями: «Вы только посмотрите на эту безволосую карикатуру на истинного примата!»
Тем не менее, меня подкупила пусть и дозированная, но все же заметная искренность молодого человека. Глядя на его исполненное неподдельным презрением отвращение к этой «голой обезьяне» (душному либералу – ну, хоть кто-то признал во мне либерала), я вдруг как Бендер остро почувствовал, что уже видел где-то эти глаза – искренние и голодные. Нет, не на пересылке в Орловском централе, как в книге, а на комсомольских собраниях моей юности.
Надо же такому случиться, что как раз вчера коллега, – одна из выдающихся наших социологов, - рассказывала мне, что по всем замерам выходит, будто бы национал-патриотическая идеология особенно быстро распространяется в среде 20-30 летних. И вчера это выглядело пугающим трендом, но сегодня – уже нет. Ох уж эти глаза напротив! Они меня успокоили. В наше время обладатели таких же замечательных и искренних глаз тоже «молились строем» (коммунизму) - не помогло. И сейчас не поможет.
В такие моменты еще раз убеждаешься, что есть свои преимущества и у зрелого возраста. Мы такими, как они, уже были и знаем, каково это, а они такими, как мы, - еще нет, и поэтому опыт массового прозрения им незнаком. Все у них еще впереди.
Одним из забавных следствий такой медийной экспансии стало дополнительное внимание к моей персоне со стороны аудитории, которая раньше не выделяла меня из общего ландшафта. А тут вдруг молодой человек, имя которого мне ничего не говорит, взялся буквально за несколько минут изложить содержание трех с половиной часового разговора в своей авторской программе с говорящим названием «Дичь» . «Дичью», собственно, был я, и молодой человек сервировал меня к Z-обеду как диковинное заморское блюдо.
Я и сам с большим интересом читаю обзоры Z-дискурса и премного благодарен тем самоотверженным людям, которые их составляют (моя особая признательность Елене Иваницкой, чья подвижническая деятельность на этом непростом поприще, уверен, еще будет оценена потомками). Но мы-то смотрим на Z-каналы как на дичь, а оказывается, что это «Дичь» внимательно смотрит на нас. Как там было в песенке «Коммуналка» у Васильева и Иващенко: «… на меня глядят два глаза».
Еще больше это смахивает на зоопарк, где нас пристально разглядывают из клетки. Вот мы ходим по этому зверинцу, рассматриваем диковинных представителей фауны, делаем какие-то заметки в своем блокнотике, а потом замечаем вдруг, что все это время фауна с неменьшим интересом изучает нас, делясь между собой впечатлениями: «Вы только посмотрите на эту безволосую карикатуру на истинного примата!»
Тем не менее, меня подкупила пусть и дозированная, но все же заметная искренность молодого человека. Глядя на его исполненное неподдельным презрением отвращение к этой «голой обезьяне» (душному либералу – ну, хоть кто-то признал во мне либерала), я вдруг как Бендер остро почувствовал, что уже видел где-то эти глаза – искренние и голодные. Нет, не на пересылке в Орловском централе, как в книге, а на комсомольских собраниях моей юности.
Надо же такому случиться, что как раз вчера коллега, – одна из выдающихся наших социологов, - рассказывала мне, что по всем замерам выходит, будто бы национал-патриотическая идеология особенно быстро распространяется в среде 20-30 летних. И вчера это выглядело пугающим трендом, но сегодня – уже нет. Ох уж эти глаза напротив! Они меня успокоили. В наше время обладатели таких же замечательных и искренних глаз тоже «молились строем» (коммунизму) - не помогло. И сейчас не поможет.
В такие моменты еще раз убеждаешься, что есть свои преимущества и у зрелого возраста. Мы такими, как они, уже были и знаем, каково это, а они такими, как мы, - еще нет, и поэтому опыт массового прозрения им незнаком. Все у них еще впереди.
Ну что ж, сегодня, в день открытия регистрации блогеров-десятитысячников в России, самое время напомнить о «книге трудной судьбы» - «Война телеграмным стилем. 500 дней катастрофы». Вышла она в свет пару месяцев назад, но уже стала раритетом, но не по причине большого спроса, а потому, что редкая птица долетит до того магазина, где ее можно было бы купить. Однако в свете сегодняшних событий ни капли не жалею о затеянном и по-прежнему признателен всем, кто помог ей родиться. Сохранение архива телеграм для русской аудитории остается для меня спорной опцией, и поэтому кристаллизованная история рефлексии катастрофы, возможно, поможет кому-то в будущем обойти пару-тройку исторических мелей.
К сожалению, судьба книги показала, что главный читатель русскоязычной философской литературы в основном обитает в России, и его потерю не возмещает никакая эмигрантская среда. Она – паллиатив, но не спасение. Это же касается дискуссии и осмысления. Без возвращения (деоккупации) своего культурного пространства русская мысль рано или поздно увянет, как рано или поздно вянут срезанные цветы, в какой бы благоприятный и богатый питательный раствор их не помещали. В эмиграции можно хранить пламя, но нельзя разжечь костер. Как только книга теряет прямую связь с массовым читателем, она тут же превращается из культурного события в полиграфический артефакт.
В этой ситуации я глубоко признателен тем, кто помогает разными «козьими тропами» довести книгу до читателя. Отвечая на многочисленные вопросы знакомых и незнакомых мне людей, я собрал здесь адреса, по которым книгу можно пока найти. Она существует на данный момент в бумажной и электронной версиях:
Бумажная версия:
Сайт издательства:
https://kust.press/pastukhov-war-in-telegram
Интернет-магазин Rewind, доставка по всему миру кроме России:
https://rewindstore.eu/product/%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B0-%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%BD%D1%8B%D0%BC-%D1%81%D1%82%D0%B8%D0%BB%D0%B5%D0%BC-500-%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D0%B9-%D0%BA%D0%B0%D1%82%D0%B0%D1%81/
Интернет-магазин Echo Books, доставка по всему миру, включая Россию:
https://echo-books.com/shop/vojna-telegramnym-stilem-500-dnej-katastrofy-01-03-2022-23-07-2023/
Электронная версия:
Книжный клуб Бабук: https://babook.org/store/256-ebook
Интернет-магазин Smashwords, оплата только нероссийскими картами, формат EPUB: https://www.smashwords.com/books/view/1610110
Для пользователей, привыкших к Apple Books: https://books.apple.com/us/book/id6670271846 (может быть доступно не во всех странах)
Для тех, кто пользуется Телеграм для любой страны: https://t.iss.one/tribute/app?startapp=p65N
К сожалению, судьба книги показала, что главный читатель русскоязычной философской литературы в основном обитает в России, и его потерю не возмещает никакая эмигрантская среда. Она – паллиатив, но не спасение. Это же касается дискуссии и осмысления. Без возвращения (деоккупации) своего культурного пространства русская мысль рано или поздно увянет, как рано или поздно вянут срезанные цветы, в какой бы благоприятный и богатый питательный раствор их не помещали. В эмиграции можно хранить пламя, но нельзя разжечь костер. Как только книга теряет прямую связь с массовым читателем, она тут же превращается из культурного события в полиграфический артефакт.
В этой ситуации я глубоко признателен тем, кто помогает разными «козьими тропами» довести книгу до читателя. Отвечая на многочисленные вопросы знакомых и незнакомых мне людей, я собрал здесь адреса, по которым книгу можно пока найти. Она существует на данный момент в бумажной и электронной версиях:
Бумажная версия:
Сайт издательства:
https://kust.press/pastukhov-war-in-telegram
Интернет-магазин Rewind, доставка по всему миру кроме России:
https://rewindstore.eu/product/%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B0-%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%BD%D1%8B%D0%BC-%D1%81%D1%82%D0%B8%D0%BB%D0%B5%D0%BC-500-%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D0%B9-%D0%BA%D0%B0%D1%82%D0%B0%D1%81/
Интернет-магазин Echo Books, доставка по всему миру, включая Россию:
https://echo-books.com/shop/vojna-telegramnym-stilem-500-dnej-katastrofy-01-03-2022-23-07-2023/
Электронная версия:
Книжный клуб Бабук: https://babook.org/store/256-ebook
Интернет-магазин Smashwords, оплата только нероссийскими картами, формат EPUB: https://www.smashwords.com/books/view/1610110
Для пользователей, привыкших к Apple Books: https://books.apple.com/us/book/id6670271846 (может быть доступно не во всех странах)
Для тех, кто пользуется Телеграм для любой страны: https://t.iss.one/tribute/app?startapp=p65N
kust.press
Война телеграмным стилем