И, с высокой долей вероятности, применение инструментов измерения социальной дистанции может нам помочь работать как с брендингом территорий, так и с проектированием и управлением общественных пространств. Но если на уровне брендинга как раз важнее экзотизация территории, то на уровне работы с общественными пространствами важно снижение дистанции. А для того, чтобы эти цели закладывать в проекты, нужно эту самую дистанцию измерять, чтобы иметь KPI - что у нас снижается или что повышается.
#социологиягорода #всякаяурбанистика #развитиетерриторий #методология #чикагскаяшкола
#социологиягорода #всякаяурбанистика #развитиетерриторий #методология #чикагскаяшкола
Социологическое сообщество в очередной раз спорит о том, может ли исследователь иметь политическую позицию и как соотносятся политика и наука.
Спор вообще очень давний, и отдельно он интересен тем, что его участники могут менять свою позицию в нем в том числе посмертно.
Есть текст Ли Харви The Myths of Chicago School - Мифы о Чикагской школе - где он описывает на историографическом материале что Чикагская школа социологии была немного не так устроена как принято думать у современных социологов.
Один из мифов, о котором пишет Ли Харви - миф о том, что Чикагская школа социологии была идеологически заряженным центром, обучающим социальных реформаторов и под видом науки продвигающим свое видение общества и города.
Харви приводит в качестве аргумента истории о том, что Роберт Парк, один из ключевых профессоров школы, крайне эмоционально реагировал на студентов желающих менять мир к лучшему и говорил, что Чикаго страдает гораздо больше от lady reformers (не знаю как лучше перевести, по смыслу - богатых праздных женщин из высшего класса, занимающихся благотворительностью и борьбой за права человека), нежели от гангестров.
Так же он приводит рассказ о том, что когда после Чикагского бунта 1919 года в города формировалась комиссия по изучению причин возмущений чернокожего населения, Роберт Парк дистанцировался от этой работы и вообще выступал исключительно в роли научного консультанта своих студентов, которые изучали межрасовые отношения. И говорил, что изучать межрасовые отношения нужно с той же отрешенностью, с которой биологи препарируют майских жуков.
Также Харви приводит данные по диссертациям, которые защищались в Чикаго и показывает, что напрямую связанных с социальными реформами было не так много. Т.е. они конечно присутствовали, но ни в коем случае не составляли большинства.
В общем, можно сказать, что вроде как Чикагская школа социологии дистанцировалась от социального реформаторства. Но меня тут очень занимает вопрос того, насколько это дистанцирование было внешним оправданием (для общества), а насколько внутренним (для других ученых). Ведь возникли же Блумер и другие социологи, которые обвинили социологов Чикагской школы в социальном реформаторстве под видом науки и на практически весь двадцатый век закрепили за чикагцами имидж социальных инженеров-урбанистов. Возникли. Значит существовал некоторый спор, в рамках которого оправдания чикагцев оказались слабее. Научное сообщество на какое-то время не поверило Роберту Парку, что он и его ученики занимаются наукой. А наукой занимается, скажем, тот же Блумер.
Но вот вопрос - что же до внешнего оправдания? В конце концов внешним по отношению к науке людям совершенно не интересно разбираться в том, насколько Мид повлиял на Знанецкого и наоборот. В публичной сфере возникает утверждение, что наука об обществе и социальное реформаторство это взаимоисключающие явления. Возникает резонный вопрос - а нафига такая наука нужна, если она не может сделать нашу жизнь лучше? Если естественные науки совершенно органично пользуются оправданием, что науки о жизни делают нас здоровее и счастливее, то социология без социального реформаторства оказывается в достаточно шатком положении. Условно, ради новых более мощных компьютеров мы так и быть построим физикам Большой адронный коллайдер, пусть балуются. А социологам мы ради чего деньги даем?
Не знаю хорошего ответа на этот вопрос. Пойду дальше заниматься социальным реформаторством, я ж социолог.
#социологиягорода #чикагскаяшкола #гражданскаяинженерия #занауку
Спор вообще очень давний, и отдельно он интересен тем, что его участники могут менять свою позицию в нем в том числе посмертно.
Есть текст Ли Харви The Myths of Chicago School - Мифы о Чикагской школе - где он описывает на историографическом материале что Чикагская школа социологии была немного не так устроена как принято думать у современных социологов.
Один из мифов, о котором пишет Ли Харви - миф о том, что Чикагская школа социологии была идеологически заряженным центром, обучающим социальных реформаторов и под видом науки продвигающим свое видение общества и города.
Харви приводит в качестве аргумента истории о том, что Роберт Парк, один из ключевых профессоров школы, крайне эмоционально реагировал на студентов желающих менять мир к лучшему и говорил, что Чикаго страдает гораздо больше от lady reformers (не знаю как лучше перевести, по смыслу - богатых праздных женщин из высшего класса, занимающихся благотворительностью и борьбой за права человека), нежели от гангестров.
Так же он приводит рассказ о том, что когда после Чикагского бунта 1919 года в города формировалась комиссия по изучению причин возмущений чернокожего населения, Роберт Парк дистанцировался от этой работы и вообще выступал исключительно в роли научного консультанта своих студентов, которые изучали межрасовые отношения. И говорил, что изучать межрасовые отношения нужно с той же отрешенностью, с которой биологи препарируют майских жуков.
Также Харви приводит данные по диссертациям, которые защищались в Чикаго и показывает, что напрямую связанных с социальными реформами было не так много. Т.е. они конечно присутствовали, но ни в коем случае не составляли большинства.
В общем, можно сказать, что вроде как Чикагская школа социологии дистанцировалась от социального реформаторства. Но меня тут очень занимает вопрос того, насколько это дистанцирование было внешним оправданием (для общества), а насколько внутренним (для других ученых). Ведь возникли же Блумер и другие социологи, которые обвинили социологов Чикагской школы в социальном реформаторстве под видом науки и на практически весь двадцатый век закрепили за чикагцами имидж социальных инженеров-урбанистов. Возникли. Значит существовал некоторый спор, в рамках которого оправдания чикагцев оказались слабее. Научное сообщество на какое-то время не поверило Роберту Парку, что он и его ученики занимаются наукой. А наукой занимается, скажем, тот же Блумер.
Но вот вопрос - что же до внешнего оправдания? В конце концов внешним по отношению к науке людям совершенно не интересно разбираться в том, насколько Мид повлиял на Знанецкого и наоборот. В публичной сфере возникает утверждение, что наука об обществе и социальное реформаторство это взаимоисключающие явления. Возникает резонный вопрос - а нафига такая наука нужна, если она не может сделать нашу жизнь лучше? Если естественные науки совершенно органично пользуются оправданием, что науки о жизни делают нас здоровее и счастливее, то социология без социального реформаторства оказывается в достаточно шатком положении. Условно, ради новых более мощных компьютеров мы так и быть построим физикам Большой адронный коллайдер, пусть балуются. А социологам мы ради чего деньги даем?
Не знаю хорошего ответа на этот вопрос. Пойду дальше заниматься социальным реформаторством, я ж социолог.
#социологиягорода #чикагскаяшкола #гражданскаяинженерия #занауку
В Москве ни много, ни мало бойцы ОМОНа задерживают людей в Яме. Что это такое и почему надо возмущаться?
Тут нам поможет термин из чикагской социологии moral regions, моральный район или регион. Сами чикагцы в качестве синонима использовали французский термин milieu, который можно перевести чуть менее, чем как угодно. В общем, с адекватным русским аналогом страшная путаница, не будем туда лезть, вернемся ближе к Яме.
Так вот, чикагцы говорят, что в разных участках города работают разные moral regions - территориальные системы норм, правил и санкций. Условно, moral region центра города отличается от moral region окраины. И если в одном milieu какая-то практика может быть нарушением правил и влечь за собой санкции, то в другом milieu она может быть наоборот уместной.
Специальное в той части Москвы, в которой появилась Яма является то, что согласно неравномерно-районированной модели А.А. Высоковского это ядро городского пространства первого порядка, а стало быть имеет все шансы иметь ярко выраженный moral region. И имеет. Любой, кто когда-либо был в районе Чистых Прудов и Покровки-Маросейки знает, что это такой живой центр города, противовес некрополю Красной Площади. Это такое место, в котором не то чтобы не действует законодательство Российской Федерации об ограничении распития спиртных напитков на улице, но как бы его нарушение абсолютно уместно и органично. Возможно, на той же Красной Площади действительно неуместно пить коньяк из горла - уж больно там неуютно. А вот в Месте Где Пруды Закругляются или на Покровских Воротах не то чтобы нельзя не выпить, но обычно люди пьют. В этом плане Яма стала символом этой общественной конвенции, этого moral region. Местом легализованного, структурированного (в отличие от Чистопрудного бульвара) распития спиртных напитков на улице.
И как бы проблема в том, что разгоняя посетителей Ямы с ОМОНом власть нарушает очень серьезный общественный договор, вытесняет пьющих людей обратно в лукавые игры Чистых Прудов с неструктурированным, слегка подпольным, пьянством. Ну то есть, пить здесь меньше вряд ли станут, кому это надо. Но никакому ОМОНу не справится с объективными пространственным и процессами в городе. Чтобы побороть moral region этой территории Москвы нужна реновация похлещще османовской.
#алкоурбанизм #свободувсемнемедленно #социологиягорода #чикагскаяшкола
Тут нам поможет термин из чикагской социологии moral regions, моральный район или регион. Сами чикагцы в качестве синонима использовали французский термин milieu, который можно перевести чуть менее, чем как угодно. В общем, с адекватным русским аналогом страшная путаница, не будем туда лезть, вернемся ближе к Яме.
Так вот, чикагцы говорят, что в разных участках города работают разные moral regions - территориальные системы норм, правил и санкций. Условно, moral region центра города отличается от moral region окраины. И если в одном milieu какая-то практика может быть нарушением правил и влечь за собой санкции, то в другом milieu она может быть наоборот уместной.
Специальное в той части Москвы, в которой появилась Яма является то, что согласно неравномерно-районированной модели А.А. Высоковского это ядро городского пространства первого порядка, а стало быть имеет все шансы иметь ярко выраженный moral region. И имеет. Любой, кто когда-либо был в районе Чистых Прудов и Покровки-Маросейки знает, что это такой живой центр города, противовес некрополю Красной Площади. Это такое место, в котором не то чтобы не действует законодательство Российской Федерации об ограничении распития спиртных напитков на улице, но как бы его нарушение абсолютно уместно и органично. Возможно, на той же Красной Площади действительно неуместно пить коньяк из горла - уж больно там неуютно. А вот в Месте Где Пруды Закругляются или на Покровских Воротах не то чтобы нельзя не выпить, но обычно люди пьют. В этом плане Яма стала символом этой общественной конвенции, этого moral region. Местом легализованного, структурированного (в отличие от Чистопрудного бульвара) распития спиртных напитков на улице.
И как бы проблема в том, что разгоняя посетителей Ямы с ОМОНом власть нарушает очень серьезный общественный договор, вытесняет пьющих людей обратно в лукавые игры Чистых Прудов с неструктурированным, слегка подпольным, пьянством. Ну то есть, пить здесь меньше вряд ли станут, кому это надо. Но никакому ОМОНу не справится с объективными пространственным и процессами в городе. Чтобы побороть moral region этой территории Москвы нужна реновация похлещще османовской.
#алкоурбанизм #свободувсемнемедленно #социологиягорода #чикагскаяшкола
лизм порождает стремление к классовой сегрегации в пространстве города.
Обычно в таких случаях я говорю, что тот, кто строит стену, должен быть готов, что рано или поздно из-за неё полезут белые ходоки. Но даст Бог до строительства дела не дойдет. И ментальный Южный Берег либо привыкнет к своей центральности, либо мигрирует в другой район города.
#всякаяурбанистика #социологиягорода #белыеходоки #communismwillwin #красноярскглавный #чикагскаяшкола #енисейскаясибирь
Обычно в таких случаях я говорю, что тот, кто строит стену, должен быть готов, что рано или поздно из-за неё полезут белые ходоки. Но даст Бог до строительства дела не дойдет. И ментальный Южный Берег либо привыкнет к своей центральности, либо мигрирует в другой район города.
#всякаяурбанистика #социологиягорода #белыеходоки #communismwillwin #красноярскглавный #чикагскаяшкола #енисейскаясибирь
В 1919 году в Чикаго произошел знаменитый расовый бунт, благодаря которому социолог Чикагской школы Эмори Богардус придумал свою знаменитую шкалу социальной дистанции. И эта история может помочь нам понять что происходит сейчас в США.
Чикаго 1919 года - относительно свободный от расовой сегрегации город, черные избирались депутатами, специального регулирования сегрегации на законодательном уровне не было. В город возвращались черные ветераны Первой Мировой, уверенные, что теперь, после того как черные воевали наравне с белыми за свою страну - равноправие станет самом собой разумеющимся.
Одновременно с этим в Чикаго приезжали белые мигранты из Европы, в особенности ирландцы, а также переселенцы из сельской местности, неурожай в которых привел к массовой безработице и депривации сельского населения. Они занимали далеко не лучшие рабочие места, интегрировались в локальные криминальные структуры.
Напряжение между белыми и черными росло, значительная часть черного населения, вне зависимости от классовой принадлежности, концентрировалась в поясе доходных домов Саус Сайда. Большая часть профсоюзов были преимущественно белыми, в то время как тысячи рабочих на фабриках были черными.
Далее произошел инцидент на одном из пляжей - белый убил черного подростка. Затем белый полицейский отказался принять заявление на убийцу и вместо этого задержал черного свидетеля преступления. И с 27 июля по 3 августа в Чикаго всё было очень сложно - поджоги, убийства, попытки линчевания, разграбление магазинов. Причем как белыми так и черными.
Городские власти не прислушались к социологам из Чикагского университета и результатом Чикагского бунта стало введение сегрегационного законодательства в области использования городских пространств и девелопмента. Тем не менее, эта история позволила исследователям по новому взглянуть на природу подобного рода социальных взрывов.
Во-первых, теперь мы знаем что здесь смешаны расовые, этнические, экономические и политические аспекты. При этом смешаны многомерно - это не всегда конфликт между богатыми белыми и бедными черными. Это может быть конфликт между бедными ирландцами, которые считают, что все черные занимают их рабочие места и черными, которые уверены, что их ожидания гражданского равноправия не оправдались.
Во-вторых, эти конфликты начинаются в ситуациях неформального взаимодействия. Параллельно законам и кодифицированным правилам. В семье, в соседстве, на пляже, в автобусе, в магазине, на работе, в выборе места жительства. Нигде в законах Чикаго не было написано, что черные могут селиться только в Саус Сайде, но как само наличие межрасового конфликта вынуждало черных селиться компактно.
В-третьих, убийство на расовой почве и последующий бунт - это пиковая стадия множественных институализированных, но не формализованных конфликтов. Это не организованный мятеж или спланированные политическими боссами массовые беспорядки, это реализация нормативно закрепленного в Декларации независимости США права народа на восстание. Задачей которого является учреждение новых гарантий безопасности.
Зачем для этого жечь дома, переворачивать машины и грабить магазины? Это не совсем обязательная составляющая бунта, однако она важна, поскольку наглядно демонстрирует разрушительность и слабость существующей системы социальных гарантий.
Бунт возник не только из-за того, что белый полицейский убил чёрного. Он возник из-за того, что система здравоохранения США оказалась не готова к эпидемии Covis-19, из-за того, что малообеспеченное население оказалось фактически брошено государством, из-за того что бедные белые не получили от Трампа чего хотели, когда его выбирали, из-за того, что государство не решает проблем бездомности и интеграции мигрантов, а на фоне всего этого идут космические инвестиции в Space X, из-за того что для огромного количества людей затруднен доступ к школьному и высшему образованию.
Разумеется, такой порядок, усиливающий социальную дистанцию и закрепляющий неравенства нужно переучреждать, причём как можно скорее.
#blacklivesmatter #чикагскаяшкола #социологиягорода #ихнравы #коронавирус
Чикаго 1919 года - относительно свободный от расовой сегрегации город, черные избирались депутатами, специального регулирования сегрегации на законодательном уровне не было. В город возвращались черные ветераны Первой Мировой, уверенные, что теперь, после того как черные воевали наравне с белыми за свою страну - равноправие станет самом собой разумеющимся.
Одновременно с этим в Чикаго приезжали белые мигранты из Европы, в особенности ирландцы, а также переселенцы из сельской местности, неурожай в которых привел к массовой безработице и депривации сельского населения. Они занимали далеко не лучшие рабочие места, интегрировались в локальные криминальные структуры.
Напряжение между белыми и черными росло, значительная часть черного населения, вне зависимости от классовой принадлежности, концентрировалась в поясе доходных домов Саус Сайда. Большая часть профсоюзов были преимущественно белыми, в то время как тысячи рабочих на фабриках были черными.
Далее произошел инцидент на одном из пляжей - белый убил черного подростка. Затем белый полицейский отказался принять заявление на убийцу и вместо этого задержал черного свидетеля преступления. И с 27 июля по 3 августа в Чикаго всё было очень сложно - поджоги, убийства, попытки линчевания, разграбление магазинов. Причем как белыми так и черными.
Городские власти не прислушались к социологам из Чикагского университета и результатом Чикагского бунта стало введение сегрегационного законодательства в области использования городских пространств и девелопмента. Тем не менее, эта история позволила исследователям по новому взглянуть на природу подобного рода социальных взрывов.
Во-первых, теперь мы знаем что здесь смешаны расовые, этнические, экономические и политические аспекты. При этом смешаны многомерно - это не всегда конфликт между богатыми белыми и бедными черными. Это может быть конфликт между бедными ирландцами, которые считают, что все черные занимают их рабочие места и черными, которые уверены, что их ожидания гражданского равноправия не оправдались.
Во-вторых, эти конфликты начинаются в ситуациях неформального взаимодействия. Параллельно законам и кодифицированным правилам. В семье, в соседстве, на пляже, в автобусе, в магазине, на работе, в выборе места жительства. Нигде в законах Чикаго не было написано, что черные могут селиться только в Саус Сайде, но как само наличие межрасового конфликта вынуждало черных селиться компактно.
В-третьих, убийство на расовой почве и последующий бунт - это пиковая стадия множественных институализированных, но не формализованных конфликтов. Это не организованный мятеж или спланированные политическими боссами массовые беспорядки, это реализация нормативно закрепленного в Декларации независимости США права народа на восстание. Задачей которого является учреждение новых гарантий безопасности.
Зачем для этого жечь дома, переворачивать машины и грабить магазины? Это не совсем обязательная составляющая бунта, однако она важна, поскольку наглядно демонстрирует разрушительность и слабость существующей системы социальных гарантий.
Бунт возник не только из-за того, что белый полицейский убил чёрного. Он возник из-за того, что система здравоохранения США оказалась не готова к эпидемии Covis-19, из-за того, что малообеспеченное население оказалось фактически брошено государством, из-за того что бедные белые не получили от Трампа чего хотели, когда его выбирали, из-за того, что государство не решает проблем бездомности и интеграции мигрантов, а на фоне всего этого идут космические инвестиции в Space X, из-за того что для огромного количества людей затруднен доступ к школьному и высшему образованию.
Разумеется, такой порядок, усиливающий социальную дистанцию и закрепляющий неравенства нужно переучреждать, причём как можно скорее.
#blacklivesmatter #чикагскаяшкола #социологиягорода #ихнравы #коронавирус
В свежем номере журнала "Социологическое обозрение" вышла статья наших коллег из Группы исследований миграции и этничности "Места резидентной концентрации мигрантов в российских городах: есть ли паттерн?". Евгений Варшавер, Анна Рочева, Наталия Иванова и Майя Ермакова пытаются ответить на давно мучающий всех урбанистов вопрос - есть ли таки предпосылки для формирования гетто в этническом смысле этого слова в городах России? На материалах экспедиции в Котельники в Московской агломерации, Сортировку в Екатеринбурге и КрасТЭЦ в Красноярске коллеги показывают, что таки паттерн прослеживается.
Российский паттерн резидентной концентрации мигрантов — это застройка вокруг крупных рынков, возникших на городской периферии, в которой в результате разнообразия социальных процессов произошла частичная смена населения, и значительную часть нового населения составили мигранты — работники рынков, но также их родственники и знакомые, работаю-щие в других частях города. Параллельно — на рынках и в прилегающей застройке стала возникать мигрант-ская инфраструктура, а сам район — восприниматься горожанами как этнический и мигрантский.
Прочитать статью можно по ссылке - https://sociologica.hse.ru/2020-19-2/375368471.html?fbclid=IwAR3GOMTWj60bV9TEIZxLCplx6m8BZboVas5BFWsOrWYOMXw5rF0BuMFgWrM
#урбанизмнапочитать #чикагскаяшкола #ЦИМЭ #mercenter #социологиягорода
Российский паттерн резидентной концентрации мигрантов — это застройка вокруг крупных рынков, возникших на городской периферии, в которой в результате разнообразия социальных процессов произошла частичная смена населения, и значительную часть нового населения составили мигранты — работники рынков, но также их родственники и знакомые, работаю-щие в других частях города. Параллельно — на рынках и в прилегающей застройке стала возникать мигрант-ская инфраструктура, а сам район — восприниматься горожанами как этнический и мигрантский.
Прочитать статью можно по ссылке - https://sociologica.hse.ru/2020-19-2/375368471.html?fbclid=IwAR3GOMTWj60bV9TEIZxLCplx6m8BZboVas5BFWsOrWYOMXw5rF0BuMFgWrM
#урбанизмнапочитать #чикагскаяшкола #ЦИМЭ #mercenter #социологиягорода
sociologica.hse.ru
Места резидентной концентрации мигрантов в российских городах: есть ли паттерн? : Социологическое обозрение
Статья написана на материале исследования мест резидентной концентрации иноэтничных иностранных ми-грантов в российских городах. Исследование отталкивается от неопределенности в отношении того, склады-ваются ли такие места в России: существуют работы как…
Многие думают, что микрорайоны придумал Ле Корбюзье. Те, кто читал Глазычева считают, что микрорайоны придумал Кларенс Перри. Но на самом деле и это не так. Микрорайоны придумал Вильям Юджин Драммонд, которого Википедия описывает как "архитектора, работавшего в провинциальном стиле".
Конец XIX-начало XX века, растут индустриальные мегаполисы. Мировые конгрессы религий, светские гуманисты, филантропы и социальные реформаторы всех мастей трубят тревогу - новые условия человеческой обогащают промышленные элиты, но оставляют простых людей в беде. Ломаются привычные социальные связи, рушится привычная политическая субъектность, хаос и грязь мегаполисов толкают людей в петлю.
Идея городов-садов Говарда и Аберкромби пытается прорваться из мира платоновского эйдоса в реальность, но доходит до нашего бренного мира жалкой эманацией - пригородами-садами. Первый генеральный план Чикаго, более известный как The Plan пугает своей бесчеловечностью. Его называют "городом мест", а не городом людей.
И тут в начале 10ых годов архитектор-самоучка Вильям Юджин Драммонд предлагает свою концепцию Neighbourhood Unit. Unit - в значении "единица целого". Он говорит, что в современном большом городе необходимо восстанавливать, реконструировать социальные и политические отношения между людьми, а значит требуется принципиально новая организация пространства.
Взяв за основу концепцию социолога Чарльза Кули о "первичном круге социальных отношений" Драммонд говорит, что соседская единица - это та самая среда, где сохраняется и поддерживается первичный круг отношений - семейных, дружеских, соседских. Каждая соседская единица по Драммонду состоит из малоэтажных жилых домов, начальной школы, детской площадки и соседского центра.
Соседский центр по Драммонду - это "маленькая столица". Сосредоточие рекреационных, интеллектуальных и гражданских функций. Библиотека, клуб, спортивный комплекс, зал общих собраний. Соседские центры являются главным инструментом возвращения городским районам индивидуальности и, следующей за индивидуальностью, политической субъектности.
Объединенная вокруг "маленькой столицы" соседская единица становится базовым ядром городской ткани. На стыках соседских единиц возникают деловые центры, парки, площади, променады. Между единицами пролегают улицы и проспекты, а также городская железная дорога, с помощью которой жители перемещаются из резидентно-деловых районов в производственные районы.
Концепция Драммонда была очень популярна в Чикаго 10ых годов. Настолько, что в 20ые годы терминологию Драммонда позаимствовал отец-основатель Чикагской школы социологии Роберт Эзра Парк. Парк лихо транспонировал проектный залог в аналитический, утверждая что соседства (neighbourhoods) уже являются базовым ядром городской ткани.
А к 30ым годам, начитавшись социологов Чикагской школы, Кларенс Перри, видимо методом обратного инжиниринга изобрёл свой проект neighbourhood units. Который, впрочем, делал уже меньший акцент на политическую роль соседских центров. Впоследствии подход Перри был творчески переработан в СССР и появились всем нам известные микрорайоны.
#микраши #историяидей #социологиягорода #forscience #чикагскаяшкола
Конец XIX-начало XX века, растут индустриальные мегаполисы. Мировые конгрессы религий, светские гуманисты, филантропы и социальные реформаторы всех мастей трубят тревогу - новые условия человеческой обогащают промышленные элиты, но оставляют простых людей в беде. Ломаются привычные социальные связи, рушится привычная политическая субъектность, хаос и грязь мегаполисов толкают людей в петлю.
Идея городов-садов Говарда и Аберкромби пытается прорваться из мира платоновского эйдоса в реальность, но доходит до нашего бренного мира жалкой эманацией - пригородами-садами. Первый генеральный план Чикаго, более известный как The Plan пугает своей бесчеловечностью. Его называют "городом мест", а не городом людей.
И тут в начале 10ых годов архитектор-самоучка Вильям Юджин Драммонд предлагает свою концепцию Neighbourhood Unit. Unit - в значении "единица целого". Он говорит, что в современном большом городе необходимо восстанавливать, реконструировать социальные и политические отношения между людьми, а значит требуется принципиально новая организация пространства.
Взяв за основу концепцию социолога Чарльза Кули о "первичном круге социальных отношений" Драммонд говорит, что соседская единица - это та самая среда, где сохраняется и поддерживается первичный круг отношений - семейных, дружеских, соседских. Каждая соседская единица по Драммонду состоит из малоэтажных жилых домов, начальной школы, детской площадки и соседского центра.
Соседский центр по Драммонду - это "маленькая столица". Сосредоточие рекреационных, интеллектуальных и гражданских функций. Библиотека, клуб, спортивный комплекс, зал общих собраний. Соседские центры являются главным инструментом возвращения городским районам индивидуальности и, следующей за индивидуальностью, политической субъектности.
Объединенная вокруг "маленькой столицы" соседская единица становится базовым ядром городской ткани. На стыках соседских единиц возникают деловые центры, парки, площади, променады. Между единицами пролегают улицы и проспекты, а также городская железная дорога, с помощью которой жители перемещаются из резидентно-деловых районов в производственные районы.
Концепция Драммонда была очень популярна в Чикаго 10ых годов. Настолько, что в 20ые годы терминологию Драммонда позаимствовал отец-основатель Чикагской школы социологии Роберт Эзра Парк. Парк лихо транспонировал проектный залог в аналитический, утверждая что соседства (neighbourhoods) уже являются базовым ядром городской ткани.
А к 30ым годам, начитавшись социологов Чикагской школы, Кларенс Перри, видимо методом обратного инжиниринга изобрёл свой проект neighbourhood units. Который, впрочем, делал уже меньший акцент на политическую роль соседских центров. Впоследствии подход Перри был творчески переработан в СССР и появились всем нам известные микрорайоны.
#микраши #историяидей #социологиягорода #forscience #чикагскаяшкола
С фотографии на вас хмуро смотрит великий социолог Фредерик Ле Пле. Хмурится он потому, что, как это часто бывает с классиками науки, оказался не совсем прав. Но, обо всё по порядку.
Наверняка вы слышали утверждение о том, что индустриализация и урбанизация пагубно сказалась на институте семьи. Дескать раньше жили большими семьями, поддерживали друг друга, а потом внезапно случился XIX век и в больших городах стала преобладать нуклеарная семья. Это утверждение долгое время было общим местом социальных наук, глубоко проникло в учебники, теоретические построения и общественную дискуссию. Всё благодаря работам Ле Пле.
Социологи Чикагской школы развивали идеи Ле Пле, дескать патриархальная семья на малых территориях была основой социального порядка. А в больших городах этот порядок рушится и именно из-за нуклеарной семейной организации произрастает всё социальное зло и привычки всякие нехорошие - алкоголизм, внебрачное рождение детей, проституция, криминал, А нуклеарная семья - плоть от плоти индустриализации и урбанизации. Миграция из малых территорий в крупные города разрушает совместное проживание поколений, новый формат трудовых отношений снижает семейный капитал, нарастает атомизация и одиночество, старики на малых территориях и не могут получить помощь и заботу детей и внуков, когда она им так нужна. В целом, логично.
Однако, во второй половине XX века историки из Школы Анналов решили всё-таки проверить, как там было с патриархальной семьей до индустриальной революции. Оказалось, что всё гораздо сложнее. Скажем, Питер Ласлетт обнаружил, что в Европе XVII века наиболее распространенной формой семьи была как раз-таки нуклеарная. И женились довольно поздно. Последующие исследования показали, что мало того, что нуклеарная семья и поздние браки, так еще и жизнь домохозяйством из одного человека были крайне распространены в Западной Европе примерно всю дорогу от XVII века до Второй мировой войны.
Частично этот феномен объясняется низкой продолжительностью жизни. Чисто демографически было сложно поймать момент, когда три поколения патриархальной семьи живут под одной крышей. Частично с тем, что в брак вступали в тот момент, когда был скоплен капитал для строительства собственного дома. Частично с тем, что помимо прочего расширялись права женщин. А значит брачное поведение индивидуализировалось.
Дальше больше - выяснилось, что универсального паттерна семейного поведения в индустриальных городах нет. Где-то, как, например, во французской Канаде, несмотря на индустриализацию сохранялись патриархальные расширенные семьи. И более того, такой формат оказывал благотворное влияние на интеграцию мигрантов в принимающих городах. А с другой стороны, было обнаружено, что урбанизация начала снижать возраст вступления в брак мужчин, одновременно повышая их шансы на всю жизнь остаться одиночкой.
В общем, отношения формы семьи и урбанизации оказались гораздо более сложными, нежели утверждал Фредерик Ле Пле. Что ни капли не умаляет его заслуг - если бы не это утверждение, наука бы никогда не задумалась бы о том, что же может влиять на то сколько поколений живут под одной крышей и что же это значит.
Подробнее про эту историю можно прочитать в статье Пауля Пушманна и Арне Солли "Household and family during urbanization and industrialization: efforts to shed new light on an old debate"
#историяидей #социологиягорода #социальнаяполитика #чикагскаяшкола
Наверняка вы слышали утверждение о том, что индустриализация и урбанизация пагубно сказалась на институте семьи. Дескать раньше жили большими семьями, поддерживали друг друга, а потом внезапно случился XIX век и в больших городах стала преобладать нуклеарная семья. Это утверждение долгое время было общим местом социальных наук, глубоко проникло в учебники, теоретические построения и общественную дискуссию. Всё благодаря работам Ле Пле.
Социологи Чикагской школы развивали идеи Ле Пле, дескать патриархальная семья на малых территориях была основой социального порядка. А в больших городах этот порядок рушится и именно из-за нуклеарной семейной организации произрастает всё социальное зло и привычки всякие нехорошие - алкоголизм, внебрачное рождение детей, проституция, криминал, А нуклеарная семья - плоть от плоти индустриализации и урбанизации. Миграция из малых территорий в крупные города разрушает совместное проживание поколений, новый формат трудовых отношений снижает семейный капитал, нарастает атомизация и одиночество, старики на малых территориях и не могут получить помощь и заботу детей и внуков, когда она им так нужна. В целом, логично.
Однако, во второй половине XX века историки из Школы Анналов решили всё-таки проверить, как там было с патриархальной семьей до индустриальной революции. Оказалось, что всё гораздо сложнее. Скажем, Питер Ласлетт обнаружил, что в Европе XVII века наиболее распространенной формой семьи была как раз-таки нуклеарная. И женились довольно поздно. Последующие исследования показали, что мало того, что нуклеарная семья и поздние браки, так еще и жизнь домохозяйством из одного человека были крайне распространены в Западной Европе примерно всю дорогу от XVII века до Второй мировой войны.
Частично этот феномен объясняется низкой продолжительностью жизни. Чисто демографически было сложно поймать момент, когда три поколения патриархальной семьи живут под одной крышей. Частично с тем, что в брак вступали в тот момент, когда был скоплен капитал для строительства собственного дома. Частично с тем, что помимо прочего расширялись права женщин. А значит брачное поведение индивидуализировалось.
Дальше больше - выяснилось, что универсального паттерна семейного поведения в индустриальных городах нет. Где-то, как, например, во французской Канаде, несмотря на индустриализацию сохранялись патриархальные расширенные семьи. И более того, такой формат оказывал благотворное влияние на интеграцию мигрантов в принимающих городах. А с другой стороны, было обнаружено, что урбанизация начала снижать возраст вступления в брак мужчин, одновременно повышая их шансы на всю жизнь остаться одиночкой.
В общем, отношения формы семьи и урбанизации оказались гораздо более сложными, нежели утверждал Фредерик Ле Пле. Что ни капли не умаляет его заслуг - если бы не это утверждение, наука бы никогда не задумалась бы о том, что же может влиять на то сколько поколений живут под одной крышей и что же это значит.
Подробнее про эту историю можно прочитать в статье Пауля Пушманна и Арне Солли "Household and family during urbanization and industrialization: efforts to shed new light on an old debate"
#историяидей #социологиягорода #социальнаяполитика #чикагскаяшкола
Вчера читал лекцию "Социология Чикагской школы" в красноярском ИЦАЭ.
Еще со времён московского кухонного Чикагского клуба я много обсуждал с коллегами тексты Чикагской школы. Благо мой научный руководитель в магистратуре - Владимир Николаев - сделал не один блестящий перевод этих текстов. С тех пор, вот уже лет восемь я каждый год нахожу круг людей, с которыми мы говорим о Чикаго. Последние два года я это делаю в Свободном университете.
Но внезапно я обнаружил, что ни разу за все эти годы погружения в Чикагскую школу не читал о ней лекций, чтобы суммировать опыт всех обсуждений. Поэтому я очень благодарен ИЦАЭ за возможность это таки сделать.
Для меня Чикагская школа это в первую очередь поразительный факт из истории идей. История о том, как были сформулированы программные вопросы, идущие не от теории, а от полевых, по сути дела журналистских наблюдений Роберта Парка и его коллег о том, что происходит в The City - большом городе. Большая феноменологическая интуиция. И далее множество исследователей пошли отвечать на эти программные вопросы. Реальность попутно подкидывала новые вроде причин Chicago race riot или такси-дэнс холлов, на которые тоже пытались искать ответы. В общем, для меня Чикаго - это удивительно цельная интеллектуальная реальность. Что вдвойне удивительно - лишённая как таковой гранд-теории. Отвечая на житейские вопросы социологи чикагской школы подходили к большим объяснениям, но так и не подошли, потому что на самом деле больших объяснений и не должно быть.
Во-вторых, Чикагская школа для меня это праздник методологического анархизма. Любой источник данных хорош, если он помогает нам лучше понять город, раскрыть его свойства и качества. Пусть это будут заметки инспекторов по нравственности, эссе жён богачей, включённое наблюдение. Нет никакого универсального социологического метода для исследования города, да и не надо. Что угодно может приблизить нас к пониманию вечно динамичной, вечно ускользающей и трансформирующейся реальности The City.
В общем, читайте тексты Чикагской школы. Читайте с нами, читайте как мы, читайте больше и лучше нас!
#социологиягорода #урбанизмнапочитать #чикагскаяшкола #ицаэ
Еще со времён московского кухонного Чикагского клуба я много обсуждал с коллегами тексты Чикагской школы. Благо мой научный руководитель в магистратуре - Владимир Николаев - сделал не один блестящий перевод этих текстов. С тех пор, вот уже лет восемь я каждый год нахожу круг людей, с которыми мы говорим о Чикаго. Последние два года я это делаю в Свободном университете.
Но внезапно я обнаружил, что ни разу за все эти годы погружения в Чикагскую школу не читал о ней лекций, чтобы суммировать опыт всех обсуждений. Поэтому я очень благодарен ИЦАЭ за возможность это таки сделать.
Для меня Чикагская школа это в первую очередь поразительный факт из истории идей. История о том, как были сформулированы программные вопросы, идущие не от теории, а от полевых, по сути дела журналистских наблюдений Роберта Парка и его коллег о том, что происходит в The City - большом городе. Большая феноменологическая интуиция. И далее множество исследователей пошли отвечать на эти программные вопросы. Реальность попутно подкидывала новые вроде причин Chicago race riot или такси-дэнс холлов, на которые тоже пытались искать ответы. В общем, для меня Чикаго - это удивительно цельная интеллектуальная реальность. Что вдвойне удивительно - лишённая как таковой гранд-теории. Отвечая на житейские вопросы социологи чикагской школы подходили к большим объяснениям, но так и не подошли, потому что на самом деле больших объяснений и не должно быть.
Во-вторых, Чикагская школа для меня это праздник методологического анархизма. Любой источник данных хорош, если он помогает нам лучше понять город, раскрыть его свойства и качества. Пусть это будут заметки инспекторов по нравственности, эссе жён богачей, включённое наблюдение. Нет никакого универсального социологического метода для исследования города, да и не надо. Что угодно может приблизить нас к пониманию вечно динамичной, вечно ускользающей и трансформирующейся реальности The City.
В общем, читайте тексты Чикагской школы. Читайте с нами, читайте как мы, читайте больше и лучше нас!
#социологиягорода #урбанизмнапочитать #чикагскаяшкола #ицаэ
Сейчас выходит очень урбанистический сериал "Слово пацана: кровь на асфальте". В сериале рассказывается про так называемый "Казанский феномен" - молодежные группировки, которые делили "улицу" в Казани в 70ые-80ые годы.
Про феномен молодежных группировок выходило немало научных работ. Наверное самой первой масштабной работой, посвященной молодежным группировкам была работа социолога Чикагской школы Фредерика Трэшера "The Gang", или в переводе Владимира Николаева "Шайки". В этой работе Трэшер изучил представителей 1313 (!!!) группировок в Чикаго. И на этом основании имел сказать пару слов.
Молодежные группировки - результат стремительной урбанизации. Массового переселения жителей сёл и малых городов в большой город. Родители будущих членов шаек переезжая получают в большом городе низкий социальный статус. Работают на непрестижных работах, зарабатывают мало денег, не имеют уважения в обществе. Как следствие - они не могут обеспечить ни себе ни с своим детям доступ к благам большого города.
А блага большого города манят - кинотеатры, кабаре, рестораны, дорогие автомобили. На всё это нужны деньги или, в ситуации Казани 70ых, репутационные ресурсы в номенклатуре. Всего этого у вчерашних жителей малых городов и сёл нет. И всего этого страстно желают их дети. И тем более дети не хотят повторять опыт своих родителей.
Но при этом социальные институты большого города не спешат принимать молодеж из низкостатусных семей. Социальные лифты не рассчитаны на такие объемы новых претендентов на более высокое положение в обществе. В результате чего накапливается фрустрация. А еще в большей степени - потребность принадлежать к чему-то большему.
И ответом на это становятся молодежные группировки. Они выстраиваются в жёстких иерархических отношениях, в качестве ответа на фрустрацию выбирают путь грабежа, насилия и хулиганства. Особенно важным элементом становится насилие в отношении таких же группировок из соседних дворов или соседних районов.
Группировка даёт молодым людям чувство принадлежности, закрепляемое взаимным подначиванием к агрессивному поведению и лихим развлечениям, завязанным на насилии. Даёт чёткое разделение на "своих" и "чужих" и универсальный ответ на то, что делать, когда встречаешь "чужого". Ну и конечно же, животное территориальное поведение.
Не так давно во время моральной паники в связи с якобы появляющимися новыми молодежными группировками говорили о перспективах возрождения "Казанского феномена", но можно быть спокойным. Все исследования молодежных группировок указывают на то, что топливом для них являются именно урбаниты второго поколения. А сейчас мы не наблюдаем массовой миграции не готовых к городской жизни селян в большие города. Благодаря телевидению и интернету сейчас все в каком-то смысле жители большого города. Так что топтать асфальт, слава богам урбанизации, больше некому.
#социологиягорода #чикагскаяшкола #урбанизмнапосмотреть
Про феномен молодежных группировок выходило немало научных работ. Наверное самой первой масштабной работой, посвященной молодежным группировкам была работа социолога Чикагской школы Фредерика Трэшера "The Gang", или в переводе Владимира Николаева "Шайки". В этой работе Трэшер изучил представителей 1313 (!!!) группировок в Чикаго. И на этом основании имел сказать пару слов.
Молодежные группировки - результат стремительной урбанизации. Массового переселения жителей сёл и малых городов в большой город. Родители будущих членов шаек переезжая получают в большом городе низкий социальный статус. Работают на непрестижных работах, зарабатывают мало денег, не имеют уважения в обществе. Как следствие - они не могут обеспечить ни себе ни с своим детям доступ к благам большого города.
А блага большого города манят - кинотеатры, кабаре, рестораны, дорогие автомобили. На всё это нужны деньги или, в ситуации Казани 70ых, репутационные ресурсы в номенклатуре. Всего этого у вчерашних жителей малых городов и сёл нет. И всего этого страстно желают их дети. И тем более дети не хотят повторять опыт своих родителей.
Но при этом социальные институты большого города не спешат принимать молодеж из низкостатусных семей. Социальные лифты не рассчитаны на такие объемы новых претендентов на более высокое положение в обществе. В результате чего накапливается фрустрация. А еще в большей степени - потребность принадлежать к чему-то большему.
И ответом на это становятся молодежные группировки. Они выстраиваются в жёстких иерархических отношениях, в качестве ответа на фрустрацию выбирают путь грабежа, насилия и хулиганства. Особенно важным элементом становится насилие в отношении таких же группировок из соседних дворов или соседних районов.
Группировка даёт молодым людям чувство принадлежности, закрепляемое взаимным подначиванием к агрессивному поведению и лихим развлечениям, завязанным на насилии. Даёт чёткое разделение на "своих" и "чужих" и универсальный ответ на то, что делать, когда встречаешь "чужого". Ну и конечно же, животное территориальное поведение.
Не так давно во время моральной паники в связи с якобы появляющимися новыми молодежными группировками говорили о перспективах возрождения "Казанского феномена", но можно быть спокойным. Все исследования молодежных группировок указывают на то, что топливом для них являются именно урбаниты второго поколения. А сейчас мы не наблюдаем массовой миграции не готовых к городской жизни селян в большие города. Благодаря телевидению и интернету сейчас все в каком-то смысле жители большого города. Так что топтать асфальт, слава богам урбанизации, больше некому.
#социологиягорода #чикагскаяшкола #урбанизмнапосмотреть
«Вам говорили идти и порыться в библиотеке, накапливая тем самым кучу заметок и вбирая слой глубоко въевшейся
книжной пыли. Вам говорили выбирать проблемы там, где вы сможете найти заплесневелые штабеля рутинных записей, базирующихся на тривиальных формах, подготовленных усталыми бюрократами и заполненных смущенными претендентами на помощь, придирчивыми благодетелями или равнодушными клерками. Это называется “запачкать ваши руки в реальном исследовании”. Те, кто вам это советует, люди мудрые и почтенные; резоны, которые они приводят, очень ценны. Но нужна еще одна вещь: непосредственное наблюдение. Пойдите и посидите в холлах роскошных гостиниц и на порогах ночлежек; посидите на диванах. Золотого берега и на кроватях в трущобах; посидите в Концертном зале и на представлении бурлеска в “Звезде и Подвязке”. Короче говоря, джентльмены, идите и запачкайте ваши штаны реальным исследованием»
Так писал Роберт Парк о том, чем реально стоит заниматься настоящим социологам. Которых он считал то экологами человека, то суперрепортёрами.
У моего научного руководителя в магистратуре Владимира Николаева и его коллеги Дмитрия Ефременко вышла шикарная монография "Мыслители города ветров. Прагматистская социальная наука в Чикаго в первой половине XX века". Полный текст книги доступен на сайте ИНИОН.
В монографии рассказывается про ключевых социальных и политических мыслителей Чикаго начала XX века. Биографические очерки соседствуют с попытками краткого, но ёмкого описания того, чем эти мыслители были для своих наук. Причём эти очерки истории мысли зачастую парадоксальны с точки зрения устоявшихся канонов. Так, например, очерк о Луисе Вирте начинается с того, что мы из курсов по социологии города знаем его как автора "Урбанизм как образ жизни" и "Гетто", но сам Вирт был глубже, больше, шире и сложнее, чем эти представляющиеся классическими работы.
Очерк о Роберте Парке - это вообще исторический детектив. Говоря об этой фигуре невозможно разъять его биографию, его личный путь как исследователя, как социального реформатора, как преподавателя, как научного руководителя. И чтобы понять его во всём этом комплексе требуется совершенно особенный язык описания, язык не пытающийся вводить различения и границы там, где их нет. И этот язык работает в монографии.
В общем, надеюсь вы разделите со мной восторг от чтения этого текста. Горячо рекомендую всем, кто интересуется Чикагской школой и в целом социальной мыслью о городе. Такие классные публикации - взаправду редкость.
#чикагскаяшкола #социологиягорода
книжной пыли. Вам говорили выбирать проблемы там, где вы сможете найти заплесневелые штабеля рутинных записей, базирующихся на тривиальных формах, подготовленных усталыми бюрократами и заполненных смущенными претендентами на помощь, придирчивыми благодетелями или равнодушными клерками. Это называется “запачкать ваши руки в реальном исследовании”. Те, кто вам это советует, люди мудрые и почтенные; резоны, которые они приводят, очень ценны. Но нужна еще одна вещь: непосредственное наблюдение. Пойдите и посидите в холлах роскошных гостиниц и на порогах ночлежек; посидите на диванах. Золотого берега и на кроватях в трущобах; посидите в Концертном зале и на представлении бурлеска в “Звезде и Подвязке”. Короче говоря, джентльмены, идите и запачкайте ваши штаны реальным исследованием»
Так писал Роберт Парк о том, чем реально стоит заниматься настоящим социологам. Которых он считал то экологами человека, то суперрепортёрами.
У моего научного руководителя в магистратуре Владимира Николаева и его коллеги Дмитрия Ефременко вышла шикарная монография "Мыслители города ветров. Прагматистская социальная наука в Чикаго в первой половине XX века". Полный текст книги доступен на сайте ИНИОН.
В монографии рассказывается про ключевых социальных и политических мыслителей Чикаго начала XX века. Биографические очерки соседствуют с попытками краткого, но ёмкого описания того, чем эти мыслители были для своих наук. Причём эти очерки истории мысли зачастую парадоксальны с точки зрения устоявшихся канонов. Так, например, очерк о Луисе Вирте начинается с того, что мы из курсов по социологии города знаем его как автора "Урбанизм как образ жизни" и "Гетто", но сам Вирт был глубже, больше, шире и сложнее, чем эти представляющиеся классическими работы.
Очерк о Роберте Парке - это вообще исторический детектив. Говоря об этой фигуре невозможно разъять его биографию, его личный путь как исследователя, как социального реформатора, как преподавателя, как научного руководителя. И чтобы понять его во всём этом комплексе требуется совершенно особенный язык описания, язык не пытающийся вводить различения и границы там, где их нет. И этот язык работает в монографии.
В общем, надеюсь вы разделите со мной восторг от чтения этого текста. Горячо рекомендую всем, кто интересуется Чикагской школой и в целом социальной мыслью о городе. Такие классные публикации - взаправду редкость.
#чикагскаяшкола #социологиягорода
Дорогой товарищ Сергей Царев задал интересный вопрос - за что Чикагская школа может быть нелюбима современными левыми?
Попробую на на него ответить.
1. Неполиткорректность. Чикагская школа активно использует тот язык описания, который содержится в поле. Если говорят "негры", значит нужно использовать термин "негры". А еще для исследования негров хорошо иметь в исследовательской группе негра-социолога, потому что очевидно же, что негры будут охотнее общаться с негром. Тем более, что негр - это интуитивно понятная экологическая ниша в большом городе первой половины XX века. Всё просто и инструментально.
2. Экономика - не то чтобы базис. Процесс урбанизации, формирования сообществ и экологических ниш в большом городе не совсем экономический по своей природе. Главной движущей силой социальных изменений является миграция, как входящая в город, так и внутри городских районов. Некоторая экономическая первопричина тут есть, но она по сути дела только повод.
3. Открытое презрение к благотворительным организациям и организаторам сообществ. Роберт Парк очень жёстко проходился по движению организаторов сообществ и благотворительности, направленной на помощь бедным и мигрантам, говоря, что это всё баловство для жён богачей. Нормальные люди такими вещами не занимаются.
4. Социальное реформаторство в вертикальном режиме. Методологической позицией Чикагской школы было хоть и глубокое погружение в поле, но ни в коем случае не в active participatory режиме и никак не в режиме публичной социологии. Выйдя из поля чикагский социолог создавал знание, адресованное не изучаемым сообществам, а людям принимающим решения.
5. Полный игнор природы. Несмотря буквальное понимание экологии человека, отсылки к Дарвину и использование экологического аппарата для изучения города и городских сообществ, чикагцев совершенно не интересовала природа и взаимодействие природы и города. В их понимании в городе действуют городские процессы, на природе природные, между ними чёткая граница в виде городской черты.
6. Ностальгия по "старым добрым временам". В работах чикагцев отчётливо прослеживается идея того, что большие города это очень скверный феномен. Но из этого не следует реформаторской дезурбанизации, из этого следует ностальгия по малым территориям прошлого, чей патриархальный уклад был комфортен и благостен для человека.
7. Критика идеи социальных институтов. В большом городе отношения людей регулируются социальными институтами. А в силу того, что большой город это очень плохо, то значит социальные институты это тоже очень плохо. Для чикагцев оптимальным был режим санкций общественного мнения. Характерный для малых территорий. А институты с их холодными правилам - да черт бы с ними.
#чикагскаяшкола #социологиягорода
Попробую на на него ответить.
1. Неполиткорректность. Чикагская школа активно использует тот язык описания, который содержится в поле. Если говорят "негры", значит нужно использовать термин "негры". А еще для исследования негров хорошо иметь в исследовательской группе негра-социолога, потому что очевидно же, что негры будут охотнее общаться с негром. Тем более, что негр - это интуитивно понятная экологическая ниша в большом городе первой половины XX века. Всё просто и инструментально.
2. Экономика - не то чтобы базис. Процесс урбанизации, формирования сообществ и экологических ниш в большом городе не совсем экономический по своей природе. Главной движущей силой социальных изменений является миграция, как входящая в город, так и внутри городских районов. Некоторая экономическая первопричина тут есть, но она по сути дела только повод.
3. Открытое презрение к благотворительным организациям и организаторам сообществ. Роберт Парк очень жёстко проходился по движению организаторов сообществ и благотворительности, направленной на помощь бедным и мигрантам, говоря, что это всё баловство для жён богачей. Нормальные люди такими вещами не занимаются.
4. Социальное реформаторство в вертикальном режиме. Методологической позицией Чикагской школы было хоть и глубокое погружение в поле, но ни в коем случае не в active participatory режиме и никак не в режиме публичной социологии. Выйдя из поля чикагский социолог создавал знание, адресованное не изучаемым сообществам, а людям принимающим решения.
5. Полный игнор природы. Несмотря буквальное понимание экологии человека, отсылки к Дарвину и использование экологического аппарата для изучения города и городских сообществ, чикагцев совершенно не интересовала природа и взаимодействие природы и города. В их понимании в городе действуют городские процессы, на природе природные, между ними чёткая граница в виде городской черты.
6. Ностальгия по "старым добрым временам". В работах чикагцев отчётливо прослеживается идея того, что большие города это очень скверный феномен. Но из этого не следует реформаторской дезурбанизации, из этого следует ностальгия по малым территориям прошлого, чей патриархальный уклад был комфортен и благостен для человека.
7. Критика идеи социальных институтов. В большом городе отношения людей регулируются социальными институтами. А в силу того, что большой город это очень плохо, то значит социальные институты это тоже очень плохо. Для чикагцев оптимальным был режим санкций общественного мнения. Характерный для малых территорий. А институты с их холодными правилам - да черт бы с ними.
#чикагскаяшкола #социологиягорода
Вчера со студентами РАНХиГС обсуждали Чикагскую школу социологии. Это с давних пор мой любимый период истории науки о городе. И каждый раз когда я на том или ином курсе провожу занятие по Чикаго я всё время открываю что-то для меня новое в текстах, которые казалось бы уже сто раз читал. Чикагские истории ложатся на актуальные размышления и становятся их частью.
Чикагская школа вообще очень интересное явление. Во-первых, изначально факультет социологии в Чикагском университете создавался с заделом на социальное реформаторство. Во всяком случае так выдел это первый его руководитель Альбион Смолл. И надо сказать, что до Чикагского расового бунта 1919 года исследователи Чикагской школы активно участвовали в общественных дискуссиях. Зачастую они как социологи высказывали непопулярные мнения. Так, например, Уильям Томас спорил с городской комиссией по грехам (vice) о том, что в городе нужно разрешить "кварталы красных фонарей". За что (не без участия ФБР) поплатился академической карьерой. Но сам факт этой дискуссии в консервативном Чикаго - уже большой шаг для реформаторской науки.
Во-вторых, Чикагская школа прекрасна тем, что её главные идеологи Роберт Парк и Эрнст Бёрджесс отстаивали позицию того, что социология это естественная наука. На полном серьёзе. Не использовали слова из естественных наук в качестве метафор, как это любили делать социологи второй половины двадцатого века, но в Introduction to the science of sociology напрямую выводили социологию как естественную науку, изучающую закономерности human nature. И при этом они вполне себе признавали, что заниматься социологией в разрыве с биологией и этологией было бы неправильно, т.к. биологическое тоже детерминирует человеческое поведение.
В-третьих, Роберт Парк прекрасен в первую очередь не своими собственными исследованиями, но тем, что в работе The City сформулировал огромную программу исследований для школы и вместе со своими учениками долгие годы искал ответы на поставленные вопросы. Причем буквально - не очертил поле исследований, но сформулировал конкретные исследовательские вопросы для городской социологии. Если кто-нибудь провернёт такую же операцию в российской социологии города - с радостью включусь в процесс в качестве аспиранта.
В-четвертых, чикагцы были убеждёнными сторонниками качественных методов. Конечно, Фредерик Трэшер изучил и нанёс на карту города 1313 молодежных шаек, но это всё равно был качественник со сплошной выборкой, а никак не массовый опрос, никак не количественное исследований. Интервью, включенное наблюдение, работа с документами (например, рапортами инспекторов по нравственности о танцах в тэксидэнс холлах), экзотические методы, когда например Харви Зорбо просил жителей Золотого Берега в эпистолярном жанре рассказать ему про быт и нравы высшего общества. В общем, где только чикагцы не брали свои данные. Их принципиальна позиция - любые данные хороши. И бог с ней со строгой методологией.
В-пятых, Чикагская школа поднимает вопросы, которые актуальны и сейчас. Скажем, вопросы расизма и дискриминации по фактору этничности. Вопросы сегрегации и социальной дистанции. При этом поднимают без лишнего трепета в отношении исследуемых групп. Они всерьёз воспринимают этничность и те поведенческие паттерны, которые могут из этничности проистекать. Что в наши дни сочли бы неполиткорректным. Отдельная тема - сукцессия. Пока еще ни один исследователь не показывал сукцессию на примере российских городов, но я уверен, что эта тема еще ждёт своего Эрнста Бёрджесса.
В общем, читать и обсуждать Чикагскую школу это круто. Если хотите делать это со мной, то предлагаю вам записаться ко мне на курс "Теория урбанистики и социологии города", там мы обязательно погрузимся в удивительный мир чикагской социологии.
#тусг #чикагскаяшкола #социологиягорода #школагорода
Чикагская школа вообще очень интересное явление. Во-первых, изначально факультет социологии в Чикагском университете создавался с заделом на социальное реформаторство. Во всяком случае так выдел это первый его руководитель Альбион Смолл. И надо сказать, что до Чикагского расового бунта 1919 года исследователи Чикагской школы активно участвовали в общественных дискуссиях. Зачастую они как социологи высказывали непопулярные мнения. Так, например, Уильям Томас спорил с городской комиссией по грехам (vice) о том, что в городе нужно разрешить "кварталы красных фонарей". За что (не без участия ФБР) поплатился академической карьерой. Но сам факт этой дискуссии в консервативном Чикаго - уже большой шаг для реформаторской науки.
Во-вторых, Чикагская школа прекрасна тем, что её главные идеологи Роберт Парк и Эрнст Бёрджесс отстаивали позицию того, что социология это естественная наука. На полном серьёзе. Не использовали слова из естественных наук в качестве метафор, как это любили делать социологи второй половины двадцатого века, но в Introduction to the science of sociology напрямую выводили социологию как естественную науку, изучающую закономерности human nature. И при этом они вполне себе признавали, что заниматься социологией в разрыве с биологией и этологией было бы неправильно, т.к. биологическое тоже детерминирует человеческое поведение.
В-третьих, Роберт Парк прекрасен в первую очередь не своими собственными исследованиями, но тем, что в работе The City сформулировал огромную программу исследований для школы и вместе со своими учениками долгие годы искал ответы на поставленные вопросы. Причем буквально - не очертил поле исследований, но сформулировал конкретные исследовательские вопросы для городской социологии. Если кто-нибудь провернёт такую же операцию в российской социологии города - с радостью включусь в процесс в качестве аспиранта.
В-четвертых, чикагцы были убеждёнными сторонниками качественных методов. Конечно, Фредерик Трэшер изучил и нанёс на карту города 1313 молодежных шаек, но это всё равно был качественник со сплошной выборкой, а никак не массовый опрос, никак не количественное исследований. Интервью, включенное наблюдение, работа с документами (например, рапортами инспекторов по нравственности о танцах в тэксидэнс холлах), экзотические методы, когда например Харви Зорбо просил жителей Золотого Берега в эпистолярном жанре рассказать ему про быт и нравы высшего общества. В общем, где только чикагцы не брали свои данные. Их принципиальна позиция - любые данные хороши. И бог с ней со строгой методологией.
В-пятых, Чикагская школа поднимает вопросы, которые актуальны и сейчас. Скажем, вопросы расизма и дискриминации по фактору этничности. Вопросы сегрегации и социальной дистанции. При этом поднимают без лишнего трепета в отношении исследуемых групп. Они всерьёз воспринимают этничность и те поведенческие паттерны, которые могут из этничности проистекать. Что в наши дни сочли бы неполиткорректным. Отдельная тема - сукцессия. Пока еще ни один исследователь не показывал сукцессию на примере российских городов, но я уверен, что эта тема еще ждёт своего Эрнста Бёрджесса.
В общем, читать и обсуждать Чикагскую школу это круто. Если хотите делать это со мной, то предлагаю вам записаться ко мне на курс "Теория урбанистики и социологии города", там мы обязательно погрузимся в удивительный мир чикагской социологии.
#тусг #чикагскаяшкола #социологиягорода #школагорода
