В 2014 году в исследовании "Борьба за горожанина" мы с коллегами показали, что основной причиной миграции в России является миграция из-за работы. А основное ожидание от работы - это зарплата. Эти данные подтверждаются нашей работой с малыми городами. Уже писал, что проблема малого города не в том, что нет рабочих мест, рабочие места есть. Не хватает водителей автобусов, врачей, учителей. Если есть завод - не хватает рабочих и инженеров. Проблема в том, что эти рабочие места не обеспечены зарплатой, которая была бы существенной отличной от пособия по безработице, пенсии и гаражных заработков вроде сбора кедровых шишек и ягоды.
Достойной зарплатой, ради которой стоит работать считается порядка 80-100 тысяч рублей. При этом, что немаловажно, род занятий роли не играет. Нет такого понятия как престижная профессия. Мы общаемся с детьми и их родителями в малом городе и у них нет представления о том, куда было бы хорошо отдать ребёнка учиться или пойти учиться. Собственно, какая разница врач ты, нефтяник, маркетолог или водитель, главное чтобы была достойная зарплата. Единственное что фиксируется определённого - низкий статус физического труда у молодёжи. Стройка и другие варианты рабочей вахты - удел более старшего поколения.
При этом мы фиксируем нежелание молодёжи работать в вертикально организованных структурах. Молодой житель малого города скорее предпочтёт самозанятость, нежели работу в корпорации или в учреждении, где у тебя есть жёсткий график и начальство. Более старшее поколение зачастую совмещает работу, скажем, в музее или библиотеке, с параллельными источниками заработка в режиме самозанятости. Например, шьют игрушки или валяют из войлока какие-то декоративные изделия и продают их через инстаграм и на локальных "арбатах". Не факт, что этим удаётся дотягивать до 80-100 тысяч рублей в месяц, но это и не 20 000 рублей, предлагаемых в госучреждении.
На фоне всего этого кажется, что ключевым моментом появления прекрасной России будущего должен стать радикальный пересмотр зарплатной политики в стране. Причём на всех уровнях и во всех секторах. Что в свою очередь приведёт к желаемой диверсификации экономики и профессионализации сотрудников. Если зарабатывать достойную зарплату можно будет и соцработнику, и водителю троллейбуса и дворнику на любой территории, будь то большая или малая - мы будем жить в совсем другой стране.
#бедность #малыегорода #экономикагорода #человекиегоработа
Достойной зарплатой, ради которой стоит работать считается порядка 80-100 тысяч рублей. При этом, что немаловажно, род занятий роли не играет. Нет такого понятия как престижная профессия. Мы общаемся с детьми и их родителями в малом городе и у них нет представления о том, куда было бы хорошо отдать ребёнка учиться или пойти учиться. Собственно, какая разница врач ты, нефтяник, маркетолог или водитель, главное чтобы была достойная зарплата. Единственное что фиксируется определённого - низкий статус физического труда у молодёжи. Стройка и другие варианты рабочей вахты - удел более старшего поколения.
При этом мы фиксируем нежелание молодёжи работать в вертикально организованных структурах. Молодой житель малого города скорее предпочтёт самозанятость, нежели работу в корпорации или в учреждении, где у тебя есть жёсткий график и начальство. Более старшее поколение зачастую совмещает работу, скажем, в музее или библиотеке, с параллельными источниками заработка в режиме самозанятости. Например, шьют игрушки или валяют из войлока какие-то декоративные изделия и продают их через инстаграм и на локальных "арбатах". Не факт, что этим удаётся дотягивать до 80-100 тысяч рублей в месяц, но это и не 20 000 рублей, предлагаемых в госучреждении.
На фоне всего этого кажется, что ключевым моментом появления прекрасной России будущего должен стать радикальный пересмотр зарплатной политики в стране. Причём на всех уровнях и во всех секторах. Что в свою очередь приведёт к желаемой диверсификации экономики и профессионализации сотрудников. Если зарабатывать достойную зарплату можно будет и соцработнику, и водителю троллейбуса и дворнику на любой территории, будь то большая или малая - мы будем жить в совсем другой стране.
#бедность #малыегорода #экономикагорода #человекиегоработа
Для меня большая загадка кто и как в России покупает всю ту бесконечную недвижимость, которая возводится в наших городах. Кажется, что ответ кроется в ипотеке, но нет. Смотрим на ипотечную статистику и видим, что во Франции у 30% жителей есть ипотека, при среднем по Европе в 25%, в США у 65%. А в России - всего 6-8% ипотечников. Ну ладно, допустим это связано с тем, что у нас ипотека как институт возникла сравнительно недавно. Обратимся к другим цифрам. По состоянию на май 2022 года 30% сделок на недвижимость осуществлялось с привлечением ипотечного кредитования. Т.е. ипотека это не самый массовый сценарий покупки недвижимости. Самый массовый сценарий это когда люди берут откуда-то свои деньги и за них покупают квартиру.
Как это возможно при условии того, что только у 33% россиян согласно данным ВЦИОМ есть хоть какие-то сбережения. Хоть какие-то! Т.е. отложенные 100 тысяч рублей в виде подушки безопасности, например. А стало быть скорее всего существенных сбережений, которых может хватить на покупку квартиры нет почти ни у кого. Но нет, как-то покупают новые квартиры. Ну ладно, может быть у них была квартира в собственности, доставшаяся по наследству. И россияне эти доставшиеся по наследству квартиры продают и покупают новые. Опять не сходится - в собственности у нас находится 80% квартир, из них 48% - купленные квартиры и только 23% доставшиеся по наследству. Вряд ли эти 23% унаследованных квартир обеспечивают 70% покупок на рынке недвижимости. Да, и кстати эти 48% - это без учёта ипотеки. Купили за свои кровные.
Возникает парадоксальная ситуация - зарплаты низкие, сбережений нет, наследства нет, ипотека не особо популярна, а деньги на покупку квартир есть. И много. Если честно у меня пока нет никакого хорошего объяснения этому.
#бедность #всякаяурбанистика #недвижимость
Как это возможно при условии того, что только у 33% россиян согласно данным ВЦИОМ есть хоть какие-то сбережения. Хоть какие-то! Т.е. отложенные 100 тысяч рублей в виде подушки безопасности, например. А стало быть скорее всего существенных сбережений, которых может хватить на покупку квартиры нет почти ни у кого. Но нет, как-то покупают новые квартиры. Ну ладно, может быть у них была квартира в собственности, доставшаяся по наследству. И россияне эти доставшиеся по наследству квартиры продают и покупают новые. Опять не сходится - в собственности у нас находится 80% квартир, из них 48% - купленные квартиры и только 23% доставшиеся по наследству. Вряд ли эти 23% унаследованных квартир обеспечивают 70% покупок на рынке недвижимости. Да, и кстати эти 48% - это без учёта ипотеки. Купили за свои кровные.
Возникает парадоксальная ситуация - зарплаты низкие, сбережений нет, наследства нет, ипотека не особо популярна, а деньги на покупку квартир есть. И много. Если честно у меня пока нет никакого хорошего объяснения этому.
#бедность #всякаяурбанистика #недвижимость
Читаю статью Green Apartheid: Urban green infrastructure remains unequally distributed across income and race geographies in South Africa из журнала Landscape and Urban Planning. Авторы поднимают тему неравенства доступа к озеленению, а соответственно и к экосистемным услугам в городах Южной Африки.
Ключевая мысль статьи в том, что различные аспекты социального неравенства находят своё проявление в неравенстве экологическом. Так, вполне очевидно, что в богатых районах шанс найти парк заметно выше, чем в бедных районах. Чуть менее очевидно же то, что это работает и для расовых различий.
Авторы статьи выяснили, что в районах проживания белых на 11,7% выше число деревьев, на 8,9% выше в целом озеленение и жители живут в среднем на 700 метров ближе к паркам. Впрочем, это подчеркивается и экономическим неравенством - в районах проживания белых доходы населения выше в шесть раз в сравнении с районами проживания чёрного и индийского населения.
Таким образом, зеленая инфраструктура городов сохраняет и подчёркивает структуры неравенства сложившиеся в городах Южной Африки во времена Апартеида. И страновые и городские политики, направленные на преодоления последствий этого печального исторического периода оказываются неэффективными с точки зрения городской морфологии. Тем более свобода выбора места жительства тоже не помогает - связка уровня дохода и расовой принадлежности оказывается достаточно сильна, чтобы равенство доступа к зелёной инфраструктуре выстраивалось само.
Также авторы указывают, что подобное неравенство мы можем наблюдать и в других странах, в особенности в странах Глобального Юга. Экосистемные услуги, которые предоставляет нам городское озеленения оказываются своего рода предметом роскоши, доступным в большей степени богатому населению, в то время как более бедные и более дискриминируемые группы оказываются в какой-то степени их лишены.
Сам собой напрашивается сценарий работы в бедных районах. В первую очередь необходимо выравнивать доступ к деревьям и другим зелёным насаждениям и только во вторую очередь заниматься стройкой и благоустройством. Это будет наилучшим вкладом в борьбу с неравенством на уровне городских политик.
#бедность #глобальныйюг #экологиягорода
Ключевая мысль статьи в том, что различные аспекты социального неравенства находят своё проявление в неравенстве экологическом. Так, вполне очевидно, что в богатых районах шанс найти парк заметно выше, чем в бедных районах. Чуть менее очевидно же то, что это работает и для расовых различий.
Авторы статьи выяснили, что в районах проживания белых на 11,7% выше число деревьев, на 8,9% выше в целом озеленение и жители живут в среднем на 700 метров ближе к паркам. Впрочем, это подчеркивается и экономическим неравенством - в районах проживания белых доходы населения выше в шесть раз в сравнении с районами проживания чёрного и индийского населения.
Таким образом, зеленая инфраструктура городов сохраняет и подчёркивает структуры неравенства сложившиеся в городах Южной Африки во времена Апартеида. И страновые и городские политики, направленные на преодоления последствий этого печального исторического периода оказываются неэффективными с точки зрения городской морфологии. Тем более свобода выбора места жительства тоже не помогает - связка уровня дохода и расовой принадлежности оказывается достаточно сильна, чтобы равенство доступа к зелёной инфраструктуре выстраивалось само.
Также авторы указывают, что подобное неравенство мы можем наблюдать и в других странах, в особенности в странах Глобального Юга. Экосистемные услуги, которые предоставляет нам городское озеленения оказываются своего рода предметом роскоши, доступным в большей степени богатому населению, в то время как более бедные и более дискриминируемые группы оказываются в какой-то степени их лишены.
Сам собой напрашивается сценарий работы в бедных районах. В первую очередь необходимо выравнивать доступ к деревьям и другим зелёным насаждениям и только во вторую очередь заниматься стройкой и благоустройством. Это будет наилучшим вкладом в борьбу с неравенством на уровне городских политик.
#бедность #глобальныйюг #экологиягорода
Стейси Энн Харвуд в журнале Journal of American Planner Association написала статью Welcoming Immigrants An Agenda for Municipal Planning в которой она задалась вопросом, а как собственно городские планировщики в Америке участвуют в политике в отношении мигрантов.
Для того, чтобы ответить на этот вопрос она провела несколько десятков интервью с планировщиками, которые работают в городах, обозначающих себя как welcome-города для мигрантов. Результат оказался предсказуемым, но до него мы еще дойдём.
В чем идея welcome-городов для мигрантов? Она базируется на предположении, что мигрант для города это большое благо. Мигранты привозят с собой в принимающий город свои навыки, компетенции, рабочую силу, культурные особенности, традиции. Именно благодаря мигрантам города становятся разнообразными, а благодаря разнообразию движется экономика городов. Поэтому идея в том, чтобы мигрантам в городе было хорошо. Для этого надо развивать инструменты интеграции мигрантов.
Интеграция мигрантов это комплекс городских политик, направленный на то, чтобы создавать для мигрантов возможности жить и действовать в городе. Это и языковые курсы, и курсы повышения квалификации и включение детей мигрантов в систему образования. Это и разнообразные практики, направленные на знакомство мигрантов и не-мигрантов друг с другом для преодоления этнической и/или расовой напряженности и предрассудков. В общем, всё то, что помогает мигранту стать полноправным и равноправным членом принимающего общества, при этом сохранив свою культурную идентичность. Т.е. это ни в коем случае не ассимиляция, это именно интеграция.
Профессор Харвуд приводит примеры того, как welcome-города могут работать с интеграцией мигрантов на уровне городского планирования. Это гибкие правила организации жилых единиц внутри зданий, создание возможностей для проведения блошиных рынков и своп-мероприятий в общественных пространствах, разрешение осуществления деятельности микро-бизнесов на базе жилых единиц, ослабление ограничений на строительство религиозных сооружений, возможность отклонения от дизайн-кода в оформлении вывесок и декора зданий. Даже создание специальных пространств, где могут стоять мигранты предлагая себя в качестве разнорабочих. В общем, на уровне организации пространства Харвуд предлагает помогать мигрантам реализовывать мигрантские практики и сохранять свою культурную самобытность. Не говоря уже о возможности мигрантского представительства и участия в планировочном процессе вне зависимости от законного статуса.
Но как показали результаты исследования планировщики в welcome-городах не спешат реализовывать эти планировочные практики. Они скорее склонны считать, что правила, устанавливаемые на уровне городского планирования должны быть едины для всех, будь-то мигранты или не-мигранты и не должны адаптироваться под специфические мигрантские нужды. В общем, несмотря на прогрессивность отдельных городских политик в welcome-городах, городские планировщики представляют наиболее консервативный социальный институт.
#миграция #городскоепланирование #бедность #всякаяурбанистика
Для того, чтобы ответить на этот вопрос она провела несколько десятков интервью с планировщиками, которые работают в городах, обозначающих себя как welcome-города для мигрантов. Результат оказался предсказуемым, но до него мы еще дойдём.
В чем идея welcome-городов для мигрантов? Она базируется на предположении, что мигрант для города это большое благо. Мигранты привозят с собой в принимающий город свои навыки, компетенции, рабочую силу, культурные особенности, традиции. Именно благодаря мигрантам города становятся разнообразными, а благодаря разнообразию движется экономика городов. Поэтому идея в том, чтобы мигрантам в городе было хорошо. Для этого надо развивать инструменты интеграции мигрантов.
Интеграция мигрантов это комплекс городских политик, направленный на то, чтобы создавать для мигрантов возможности жить и действовать в городе. Это и языковые курсы, и курсы повышения квалификации и включение детей мигрантов в систему образования. Это и разнообразные практики, направленные на знакомство мигрантов и не-мигрантов друг с другом для преодоления этнической и/или расовой напряженности и предрассудков. В общем, всё то, что помогает мигранту стать полноправным и равноправным членом принимающего общества, при этом сохранив свою культурную идентичность. Т.е. это ни в коем случае не ассимиляция, это именно интеграция.
Профессор Харвуд приводит примеры того, как welcome-города могут работать с интеграцией мигрантов на уровне городского планирования. Это гибкие правила организации жилых единиц внутри зданий, создание возможностей для проведения блошиных рынков и своп-мероприятий в общественных пространствах, разрешение осуществления деятельности микро-бизнесов на базе жилых единиц, ослабление ограничений на строительство религиозных сооружений, возможность отклонения от дизайн-кода в оформлении вывесок и декора зданий. Даже создание специальных пространств, где могут стоять мигранты предлагая себя в качестве разнорабочих. В общем, на уровне организации пространства Харвуд предлагает помогать мигрантам реализовывать мигрантские практики и сохранять свою культурную самобытность. Не говоря уже о возможности мигрантского представительства и участия в планировочном процессе вне зависимости от законного статуса.
Но как показали результаты исследования планировщики в welcome-городах не спешат реализовывать эти планировочные практики. Они скорее склонны считать, что правила, устанавливаемые на уровне городского планирования должны быть едины для всех, будь-то мигранты или не-мигранты и не должны адаптироваться под специфические мигрантские нужды. В общем, несмотря на прогрессивность отдельных городских политик в welcome-городах, городские планировщики представляют наиболее консервативный социальный институт.
#миграция #городскоепланирование #бедность #всякаяурбанистика
23 октября в 17:30 в рамках специальных кинопоказов Ecocup и Центра толерантности пройдёт показ фильма "Дави" (Push), посвященного глобальному жилищному кризису и сопротивлению ему. Мне повезло посмотреть этот фильм заранее и могу сказать, что он более чем стоит просмотра.
Фильм построен вокруг Лейлани Фарха, эксперта ООН по доступному жилью. По ходу фильма мы смотрим, как Фарха путешествует по разным странам, общается с активистами, обычными жителями, муниципальными депутатами, бизнесменами, учёными и собирает общую картину мирового жилищного кризиса, чтобы в конце фильма объявить о создании международного движения THE SHIFT, которое призвано бороться с жилищным кризисом.
Очень хорошо показано как переплетены легальные и нелегальные капиталы вокруг офшорных компаний, как эти потоки капитала вторгаются в городскую среду и разрушают её на различных уровнях. Прямое выселение людей с помощью бандитов, опустевшие улицы инвестиционных кварталов на месте когда-то оживленных районов, невыносимое арендное бремя в 90% от заработной платы для рабочего класса, съезжающие местные сервисы, замещаемые сетевыми, повышение цен в местной пекарне - всё это прямое следствие того, что рынок недвижимости по всему миру перестал быть просто рынком, но стал значимой политической силой, с которой местным властям и активистам необходимо бороться, с тем чтобы горожане не оказались на улице и могли жить в терпимых условиях.
Профессор Саския Сассен в один момент фильма говорит, что мы живём в парадоксальное время. Раньше, если ты приехал в город и у тебя есть работа - ты мог себе позволить там жильё. Сейчас эти две вещи никак не связаны. С последние десятилетия стоимость недвижимости в Канаде выросла в четыре с лишним раза, а уровень заработной платы на несколько десятков процентов. И это в благополучной Канаде. Что происходит в менее просоциально настроенных странах типа Южной Кореи - и того хуже.
В высокой стоимости недвижимости заинтересованы международные финансовые организации, которые создают себе постоянно растущие активы. Что приводит к тому, что уже сейчас объём активов на рынке недвижимости в несколько раз превосходит ВВП всех стран мира вместе взятых. Очевидно, что в этой схеме что-то не так и если мы не хотим, чтобы в нашей районной пекарне на первом этаже росли цены, нам нужно что-то делать.
Лейлани Фарха создает международное движение THE SHIFT, которое призвано бороться за то, чтобы право на жилье было базовым правом не только декларативно и находило должную законодательную поддержку, за то чтобы муниципалитеты, входящие в движение, сдерживали финансовые организации через различные инструменты, например с помощью принудительного выкупа недвижимости, с тем, за то, чтобы жилье в городах было не роскошью, а базовой инфраструктурой человеческой жизни в городе.
#MAkeTheShift #бедность #неравенство #жилищноедвижение
Фильм построен вокруг Лейлани Фарха, эксперта ООН по доступному жилью. По ходу фильма мы смотрим, как Фарха путешествует по разным странам, общается с активистами, обычными жителями, муниципальными депутатами, бизнесменами, учёными и собирает общую картину мирового жилищного кризиса, чтобы в конце фильма объявить о создании международного движения THE SHIFT, которое призвано бороться с жилищным кризисом.
Очень хорошо показано как переплетены легальные и нелегальные капиталы вокруг офшорных компаний, как эти потоки капитала вторгаются в городскую среду и разрушают её на различных уровнях. Прямое выселение людей с помощью бандитов, опустевшие улицы инвестиционных кварталов на месте когда-то оживленных районов, невыносимое арендное бремя в 90% от заработной платы для рабочего класса, съезжающие местные сервисы, замещаемые сетевыми, повышение цен в местной пекарне - всё это прямое следствие того, что рынок недвижимости по всему миру перестал быть просто рынком, но стал значимой политической силой, с которой местным властям и активистам необходимо бороться, с тем чтобы горожане не оказались на улице и могли жить в терпимых условиях.
Профессор Саския Сассен в один момент фильма говорит, что мы живём в парадоксальное время. Раньше, если ты приехал в город и у тебя есть работа - ты мог себе позволить там жильё. Сейчас эти две вещи никак не связаны. С последние десятилетия стоимость недвижимости в Канаде выросла в четыре с лишним раза, а уровень заработной платы на несколько десятков процентов. И это в благополучной Канаде. Что происходит в менее просоциально настроенных странах типа Южной Кореи - и того хуже.
В высокой стоимости недвижимости заинтересованы международные финансовые организации, которые создают себе постоянно растущие активы. Что приводит к тому, что уже сейчас объём активов на рынке недвижимости в несколько раз превосходит ВВП всех стран мира вместе взятых. Очевидно, что в этой схеме что-то не так и если мы не хотим, чтобы в нашей районной пекарне на первом этаже росли цены, нам нужно что-то делать.
Лейлани Фарха создает международное движение THE SHIFT, которое призвано бороться за то, чтобы право на жилье было базовым правом не только декларативно и находило должную законодательную поддержку, за то чтобы муниципалитеты, входящие в движение, сдерживали финансовые организации через различные инструменты, например с помощью принудительного выкупа недвижимости, с тем, за то, чтобы жилье в городах было не роскошью, а базовой инфраструктурой человеческой жизни в городе.
#MAkeTheShift #бедность #неравенство #жилищноедвижение
www.jewish-museum.ru
Фильм «Дави»: кинопоказ и обсуждение
В фильме "Push" один из кейсов, который расследует Лейлани Фарха - пожар в 24-х этажной башне Гренфелл.
Итак, 14 июня 2017 года в башне Гренфелл что в Северном Кенсингтоне в результате короткого замыкания в холодильнике на 4 этаже вспыхнул пожар. Из-за особенностей облицовки и изоляции здания пожар стремительно распространялся вверх. В результате пожара погибло 72 человека, 70 были ранены, 223 отделались постравматическим стрессовым синдромом, который привёл впоследствии к 20 попыткам суицида, одна из которых оказалась доведённой до конца.
Это был самый масштабный в Великобритании пожар в жилой зоне со времен Второй Мировой Войны. И, разумеется, он имел серьёзные последствия. Полиция, прокуратура и коронеры вели свои расследования, в результате которых были приняты новые регламенты строительства социального жилья, а глава муниципального собрания и его заместитель ушли в отставку. Несколько близлежащий зданий остались без воды и отопления, из-за того, что у них была общая бойлерная с башней Гренфелл. Также эти дома пришлось расселять из-за угрозы обрушения здания.
По состоянию на 2022 год здание так и стоит непригодное для проживания и опасное для сноса. Общественность требует оставить здание и превратить его в мемориал жертвам пожара и рискам, которые за собой влечёт безалаберность строителей и контролирующих органов при возведении социального жилья.
Отдельная проблема, к которой привёл пожар в башне Гренфелл - удар по местному сообществу. Инструменты расселения, которые предлагали городские власти жителям башни и соседних домов не подразумевали переселения хотя бы в границах своего района. Некоторые жители жаловались, что им предлагали варианты переселения в Глазго или в Манчестер. Это как если бы у вас сгорела квартира в Москве и вам предлагали бы переселиться в Ижевск. Т.е. вроде как право на жильё соблюдено по форме, но по сути сплошное издевательство.
Для района с развитой локальной экономикой и плотным местным сообществом, в котором все друг друга знают как минимум в лицо такой сценарий оказался категорически неприемлемым. Поэтому жители района протестовали против предлагаемых форматов переселения и протесты частично оказались успешными. Значительную часть погорельцев переселили в постоянные квартиры не так далеко от башни Гренфелл, некоторые жители согласились на переселение хоть куда-то, а несколько семей так и продолжают жить во временном жилье, предоставленном муниципалитетом.
В этой истории важно, что только благодаря сплоченности местного сообщества и активным протестным действиям удалось добиться того, что местное сообщество сохранилось. Без гражданской активности и широкой общественной кампании этого бы не произошло и велик риск, что дело было бы замято, а сообщество развеяно по разным городам Великобритании. А это значит, что право на жилье очень уязвимо и требуется немало усилий с тем, чтобы оно реализовывалось в более полном и комплексном режиме, нежели просто право на квадратные метры жилплощади.
#жилищноедвижение #MakeTheShift #бедность #урбанистикакатастроф
Итак, 14 июня 2017 года в башне Гренфелл что в Северном Кенсингтоне в результате короткого замыкания в холодильнике на 4 этаже вспыхнул пожар. Из-за особенностей облицовки и изоляции здания пожар стремительно распространялся вверх. В результате пожара погибло 72 человека, 70 были ранены, 223 отделались постравматическим стрессовым синдромом, который привёл впоследствии к 20 попыткам суицида, одна из которых оказалась доведённой до конца.
Это был самый масштабный в Великобритании пожар в жилой зоне со времен Второй Мировой Войны. И, разумеется, он имел серьёзные последствия. Полиция, прокуратура и коронеры вели свои расследования, в результате которых были приняты новые регламенты строительства социального жилья, а глава муниципального собрания и его заместитель ушли в отставку. Несколько близлежащий зданий остались без воды и отопления, из-за того, что у них была общая бойлерная с башней Гренфелл. Также эти дома пришлось расселять из-за угрозы обрушения здания.
По состоянию на 2022 год здание так и стоит непригодное для проживания и опасное для сноса. Общественность требует оставить здание и превратить его в мемориал жертвам пожара и рискам, которые за собой влечёт безалаберность строителей и контролирующих органов при возведении социального жилья.
Отдельная проблема, к которой привёл пожар в башне Гренфелл - удар по местному сообществу. Инструменты расселения, которые предлагали городские власти жителям башни и соседних домов не подразумевали переселения хотя бы в границах своего района. Некоторые жители жаловались, что им предлагали варианты переселения в Глазго или в Манчестер. Это как если бы у вас сгорела квартира в Москве и вам предлагали бы переселиться в Ижевск. Т.е. вроде как право на жильё соблюдено по форме, но по сути сплошное издевательство.
Для района с развитой локальной экономикой и плотным местным сообществом, в котором все друг друга знают как минимум в лицо такой сценарий оказался категорически неприемлемым. Поэтому жители района протестовали против предлагаемых форматов переселения и протесты частично оказались успешными. Значительную часть погорельцев переселили в постоянные квартиры не так далеко от башни Гренфелл, некоторые жители согласились на переселение хоть куда-то, а несколько семей так и продолжают жить во временном жилье, предоставленном муниципалитетом.
В этой истории важно, что только благодаря сплоченности местного сообщества и активным протестным действиям удалось добиться того, что местное сообщество сохранилось. Без гражданской активности и широкой общественной кампании этого бы не произошло и велик риск, что дело было бы замято, а сообщество развеяно по разным городам Великобритании. А это значит, что право на жилье очень уязвимо и требуется немало усилий с тем, чтобы оно реализовывалось в более полном и комплексном режиме, нежели просто право на квадратные метры жилплощади.
#жилищноедвижение #MakeTheShift #бедность #урбанистикакатастроф
Статья Urbanizing Refuge: Interrogating Spaces of Displacement описывает лагеря беженцев как специфическую форму урбанизма. Это крайне сложная пространственная единица, которая бросает вызов как теоретикам, так и практикам. С одной стороны, мы имеем территорию, которая, хоть и располагается в черте города, однако находится в безгосударственном состоянии – исключена из политической жизни и существует вне рамок правового регулирования. С другой стороны, такие лагеря задумываются как временная мера, но, как показывает практика, многие беженцы вынуждены проводить там года, а иногда – жить целыми поколениями.
Только вот лагеря давно перестали быть пространством исключительно беженцев. В Ливане во временных палестинских убежищах стали проживать трудовые мигранты из соседних стран, а также бедное население, которое не может себе позволить другое жилье. По сути временные лагеря превратились в трущобы, и городские нищие и беженцы живут в схожих условиях. Но есть и два принципиальных различия между ними: во-первых, в отличие от беженцев, маргинализированные слои населения могут претендовать на какую-либо работу на законных основаниях (но не факт, что ее получат); а во-вторых, беженцы могут обратиться в гуманитарные организации за базовой помощью, в то время как ливанцы оказываются брошенными собственным государством. Таким образом, городская нищета, с одной стороны, должна подчиняться закону, а с другой – находится вне его, и точно так же она оказывается исключенной из поля зрения государственных институтов.
При такой конфигурации акторов город оказывается важным символическим и стратегическим пространством, в котором происходит борьба между различными социальными группами, а беженцы вынуждены строить свой “неформальный” город. Так, ливанскому правительству так и не удалось установить полный контроль над лагерями. Несмотря на полный запрет строительства капитальных и прочных строений (которые подразумевают постоянное, а не временное жилье), беженцы вели строительство скрытно и прибегали к различным неформальным практикам, вроде сговора с ливанской полицией и службой внутренней безопасности. В дополнение к этому, государство стремилось ограничить и экономическую деятельность тоже. Однако палестинские беженцы обходили и эти ограничения и развивали свой малый бизнес в лагерях. И хоть ливанское законодательство заканчивается на границах лагерей, в их пределах палестинцы могут владеть имуществом, строить, арендовать и наследовать его.
Можно ли в таком случае описывать жизнь беженцев только через термины исключения? Это не совсем так. Для беженцев пространство является символом и инструментом для достижения политических целей. Тем не менее отрицание того факта, что лагеря являются частью городского пространства, вредно для всего города в целом, поскольку вместе с беженцами за скобку выносятся и бедствующие слои населения, что также препятствует артикуляции их политических интересов и развитию периферии. Городские бедные оказываются еще более бесправными, чем беженцы, ведь если последние могут обратиться хотя бы за минимальной помощью к ООН, то бедняки предоставлены только самим себе.
#бедность #беженцы #городскиеполитики
Только вот лагеря давно перестали быть пространством исключительно беженцев. В Ливане во временных палестинских убежищах стали проживать трудовые мигранты из соседних стран, а также бедное население, которое не может себе позволить другое жилье. По сути временные лагеря превратились в трущобы, и городские нищие и беженцы живут в схожих условиях. Но есть и два принципиальных различия между ними: во-первых, в отличие от беженцев, маргинализированные слои населения могут претендовать на какую-либо работу на законных основаниях (но не факт, что ее получат); а во-вторых, беженцы могут обратиться в гуманитарные организации за базовой помощью, в то время как ливанцы оказываются брошенными собственным государством. Таким образом, городская нищета, с одной стороны, должна подчиняться закону, а с другой – находится вне его, и точно так же она оказывается исключенной из поля зрения государственных институтов.
При такой конфигурации акторов город оказывается важным символическим и стратегическим пространством, в котором происходит борьба между различными социальными группами, а беженцы вынуждены строить свой “неформальный” город. Так, ливанскому правительству так и не удалось установить полный контроль над лагерями. Несмотря на полный запрет строительства капитальных и прочных строений (которые подразумевают постоянное, а не временное жилье), беженцы вели строительство скрытно и прибегали к различным неформальным практикам, вроде сговора с ливанской полицией и службой внутренней безопасности. В дополнение к этому, государство стремилось ограничить и экономическую деятельность тоже. Однако палестинские беженцы обходили и эти ограничения и развивали свой малый бизнес в лагерях. И хоть ливанское законодательство заканчивается на границах лагерей, в их пределах палестинцы могут владеть имуществом, строить, арендовать и наследовать его.
Можно ли в таком случае описывать жизнь беженцев только через термины исключения? Это не совсем так. Для беженцев пространство является символом и инструментом для достижения политических целей. Тем не менее отрицание того факта, что лагеря являются частью городского пространства, вредно для всего города в целом, поскольку вместе с беженцами за скобку выносятся и бедствующие слои населения, что также препятствует артикуляции их политических интересов и развитию периферии. Городские бедные оказываются еще более бесправными, чем беженцы, ведь если последние могут обратиться хотя бы за минимальной помощью к ООН, то бедняки предоставлены только самим себе.
#бедность #беженцы #городскиеполитики
Недавно в International Journal of Urban and Regional Research вышла статья Лизы Берглунд, Жюли Ма, Тэм Перри и Патрисии Рэнчер Missing Older Adults in Gentrifying Downtown: Detroit's Rebrand for a Young and Talented Pool of Residents. Как следует из названия речь в статье идёт о Детройте.
Мы привыкли к тому, что Детройт ассоциируется с идеей опасности создания моногородов. Полвека упадка Детройта тому подтверждение. И еще лет десять назад Детройт был тем еще местечком, в котором разве что уличным художникам раздолье. Но за последнее время было предпринято множество инициатив, как государственных и муниципальных, так и инициатив частных фондов, с тем чтобы исправить эту ситуацию.
Для начала создавались предпосылки джентрификации городского центра. В даунтауне Детройта проводились фестивали, размещались арт-объекты, селились художники. Открывались Старбаксы и залы для йоги. В общем, всё как по учебнику. Следующим шагом развернулись программы, которые были направлены на привлечение в город, а в особенности в городской центр молодых специалистов. В программных текстах они буквально назывались жизненной энергией экономического возрождения Детройта.
И тут возникли наши исследовательницы, которые решили посмотреть как это вообще сочетается с демографическим профилем города и как отражается на страницах прессы, промо-сайтах девелоперов и в социальных сетях. Результат оказался довольно печальным. Несмотря на то, что в Детройте проживает свыше 26% процентов людей старше 55 лет они фигурировали только в 12% сообщений в прессе и соцсетях. В девелоперских материалах их вообще по сути дела не было. А если учесть, что в даунтауне Детройта процент жителей старшего возраста вообще 48%, то становится ясно, что в новых проектах людям 55+ совсем не рады.
Пресса, соцсети, девелоперские материалы демонстрировали жизнерадостную активность этих самых пресловутых молодых специалистов, которые весело проводили время буквально отражая концепцию развития городского центра Детройта "Город для молодых чтобы жить, работать и играть". Но вообще-то старшим тоже хочется жить, работать и играть.
Ситуацию хоть немного, но спасает детройтское издание Urban Aging News. Это специальное медиа, ориентированное на детройтчан старшего возраста. Там рассказывается о возможностях времяпрепровождения в городе, о доступных сценариях релокации из дорожающего даунтауна в другие места, в том числе внутри города, о новых нишах на рынке труда в меняющемся городе. Там есть специальная рубрика "Голоса Старших", в которой детройтчане 55+ делятся своими проблемами и взглядами на разворачивающуюся в городе джентрификацию.
Но приятное исключение только подтверждает правило. Медиапространство, создающееся вокруг возрождения Детройта вытесняет пожилых на периферию видения будущего города. И, разумеется, исследовательницы видят в этом большую несправедливость. Они пишут о том, что планировщикам, проектировщикам и девелоперам нужно быть внимательнее к опыту и голосу старших. Учитывать их мнение при реновации старых зданий и районов, признавать вклад старших в экономику наравне с молодыми специалистами, демонстрировать в промо-материалах активности людей старшего возраста и межпоколенческих семей. В общем, всеми возможными способами не забывать о том, что в 35 лет жизнь не заканчивается.
#джентрификация #социологиягорода #бедность #старшие
Мы привыкли к тому, что Детройт ассоциируется с идеей опасности создания моногородов. Полвека упадка Детройта тому подтверждение. И еще лет десять назад Детройт был тем еще местечком, в котором разве что уличным художникам раздолье. Но за последнее время было предпринято множество инициатив, как государственных и муниципальных, так и инициатив частных фондов, с тем чтобы исправить эту ситуацию.
Для начала создавались предпосылки джентрификации городского центра. В даунтауне Детройта проводились фестивали, размещались арт-объекты, селились художники. Открывались Старбаксы и залы для йоги. В общем, всё как по учебнику. Следующим шагом развернулись программы, которые были направлены на привлечение в город, а в особенности в городской центр молодых специалистов. В программных текстах они буквально назывались жизненной энергией экономического возрождения Детройта.
И тут возникли наши исследовательницы, которые решили посмотреть как это вообще сочетается с демографическим профилем города и как отражается на страницах прессы, промо-сайтах девелоперов и в социальных сетях. Результат оказался довольно печальным. Несмотря на то, что в Детройте проживает свыше 26% процентов людей старше 55 лет они фигурировали только в 12% сообщений в прессе и соцсетях. В девелоперских материалах их вообще по сути дела не было. А если учесть, что в даунтауне Детройта процент жителей старшего возраста вообще 48%, то становится ясно, что в новых проектах людям 55+ совсем не рады.
Пресса, соцсети, девелоперские материалы демонстрировали жизнерадостную активность этих самых пресловутых молодых специалистов, которые весело проводили время буквально отражая концепцию развития городского центра Детройта "Город для молодых чтобы жить, работать и играть". Но вообще-то старшим тоже хочется жить, работать и играть.
Ситуацию хоть немного, но спасает детройтское издание Urban Aging News. Это специальное медиа, ориентированное на детройтчан старшего возраста. Там рассказывается о возможностях времяпрепровождения в городе, о доступных сценариях релокации из дорожающего даунтауна в другие места, в том числе внутри города, о новых нишах на рынке труда в меняющемся городе. Там есть специальная рубрика "Голоса Старших", в которой детройтчане 55+ делятся своими проблемами и взглядами на разворачивающуюся в городе джентрификацию.
Но приятное исключение только подтверждает правило. Медиапространство, создающееся вокруг возрождения Детройта вытесняет пожилых на периферию видения будущего города. И, разумеется, исследовательницы видят в этом большую несправедливость. Они пишут о том, что планировщикам, проектировщикам и девелоперам нужно быть внимательнее к опыту и голосу старших. Учитывать их мнение при реновации старых зданий и районов, признавать вклад старших в экономику наравне с молодыми специалистами, демонстрировать в промо-материалах активности людей старшего возраста и межпоколенческих семей. В общем, всеми возможными способами не забывать о том, что в 35 лет жизнь не заканчивается.
#джентрификация #социологиягорода #бедность #старшие
Недавно в журнале Urban Geography вышла статья Юшу Дзу и Чандон Йе Urban renewal without gentrification: toward dual goals of neighborhood revitalization and community preservation?, в которой авторы сравнивают разные подходы к городским реновациям.
В фокусе внимания авторов находится город Гуаньчжоу, в котором они рассматривают сразу несколько районов претерпевших реновацию в разных режимах. Они рассматривают как проекты, реализованные в рамках традиционного китайского подхода к реновации, близкого к российскому - со сносом зданий и переселением жителей, так и проекты, реализуемые с 2019 года после принятия Land Administration Act. Этот закон примечателен тем, что в соответствии с ним большую роль в проектах начинает играть партисипация и консультации с горожанами и, как следствие, вместо традиционной реновации мы начинаем иметь дело с микропроектами по улучшению районов без переселения горожан.
Основной характеристикой для своего анализа авторы выбрали neighborhood attachment - чувство привязанности к своему району. Побочные характеристики это территориальный социальный капитал и общая оценка качества среды в районе. Довольно закономерно, что районы, в которых реализовывались микропроекты как правило не испытывают потерь в чувстве привязанности своих жителей к себе. Но довольно удивительно, что районы традиционной реновации испытывают сравнительно слабые потери - жители радуются улучшению условий проживания и это создает новую привязанность к району.
Что теряется при традиционной реновации, так это территориальный социальный капитал. Разрушаются привычные соседские связи и сети поддержки, из-за уплотнения увеличивается число жителей и обитатели таких районов уже не могут сказать, что знают всех своих соседей в лицо. Меняется социальный состав района и людям становится труднее находить общий язык друг с другом. От таких проектов однозначно выигрывают только рантье, поскольку стоимость их недвижимости растет и растет их экономическое благосостояние.
Что же касается микропроектов, то они ассоциированы с ростом территориального социального капитала. Через соучастие люди выстраивают по новому связи со своими соседями, из-за вовлеченности и успеха проекта вырастает межличностное доверие. Экономические изменения в таких районах не столь велики, социальный состав также не так чтобы сильно меняется, а значит снижается вероятность джентрификации.
Таким образом можно говорить о том, что в Китае смогли нащупать какие-то инструменты, которые бы помогали и улучшать жизнь в районах и при этом не вытеснять из этих районов уязвимые группы населения - мигрантов, бедных, женщин и т.д.
#глобальныймир #джентрификация #бедность #хреновация
В фокусе внимания авторов находится город Гуаньчжоу, в котором они рассматривают сразу несколько районов претерпевших реновацию в разных режимах. Они рассматривают как проекты, реализованные в рамках традиционного китайского подхода к реновации, близкого к российскому - со сносом зданий и переселением жителей, так и проекты, реализуемые с 2019 года после принятия Land Administration Act. Этот закон примечателен тем, что в соответствии с ним большую роль в проектах начинает играть партисипация и консультации с горожанами и, как следствие, вместо традиционной реновации мы начинаем иметь дело с микропроектами по улучшению районов без переселения горожан.
Основной характеристикой для своего анализа авторы выбрали neighborhood attachment - чувство привязанности к своему району. Побочные характеристики это территориальный социальный капитал и общая оценка качества среды в районе. Довольно закономерно, что районы, в которых реализовывались микропроекты как правило не испытывают потерь в чувстве привязанности своих жителей к себе. Но довольно удивительно, что районы традиционной реновации испытывают сравнительно слабые потери - жители радуются улучшению условий проживания и это создает новую привязанность к району.
Что теряется при традиционной реновации, так это территориальный социальный капитал. Разрушаются привычные соседские связи и сети поддержки, из-за уплотнения увеличивается число жителей и обитатели таких районов уже не могут сказать, что знают всех своих соседей в лицо. Меняется социальный состав района и людям становится труднее находить общий язык друг с другом. От таких проектов однозначно выигрывают только рантье, поскольку стоимость их недвижимости растет и растет их экономическое благосостояние.
Что же касается микропроектов, то они ассоциированы с ростом территориального социального капитала. Через соучастие люди выстраивают по новому связи со своими соседями, из-за вовлеченности и успеха проекта вырастает межличностное доверие. Экономические изменения в таких районах не столь велики, социальный состав также не так чтобы сильно меняется, а значит снижается вероятность джентрификации.
Таким образом можно говорить о том, что в Китае смогли нащупать какие-то инструменты, которые бы помогали и улучшать жизнь в районах и при этом не вытеснять из этих районов уязвимые группы населения - мигрантов, бедных, женщин и т.д.
#глобальныймир #джентрификация #бедность #хреновация
Мне не очень нравится отечественная социология со всем этим громоздким и неуклюжим теоретизированием и постоянным размышлением о своем месте в мировой науке. Пора уже признать, что российская социология - типичная периферия мировой. Есть отдельные публикации, но значимых авторов или направлений мысли нет. В общем, ничуть не хуже молдавской или киргизской социологии.
Но это вовсе не значит, что отечественная социология не сделала ничего значимого в мировом масштабе. Например, отечественные социологи провернули САМОЕ ЭПИЧЕСКОЕ ГОРОДСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ В МИРЕ! Это, разумеется, "Таганрогский проект".
Началось все 1968 году, когда Коммунистической партии Советского союза понадобилось понять как бороться с несунами. Кто эти люди, которые расхищают социалистическую собственность, почему они это делают и т.д. К этому добавилась потребность в изучении коммуникативных контуров партийных органов и органов пропаганды. В качестве полигона для исследования решили выбрать самый типичный советский город. Коим и был признан Таганрог.
С 1968 по 1969 год отважные советские социологи провели в Таганроге 40 (!!!) исследований. Одних интервью у них набралось больше 10 000 штук!!! Разумеется, выяснилось, что коммуникативные контуры партийных органов работают абы как, а пропаганда вообще не работает, потому что 30% терминов в ней используемых советским гражданам не понятны. Разумеется, такого рода исследования решили больше не повторят и вообще забыть про них.
Тем не менее, были измерены 9 базовых элементов жизни горожан, которые присутствовали трех последующих волнах исследования: население и семья, занятость и безработица, оплата труда и доходы, социальная защита и социальная инфраструктура, потребление и его типология, жилищная и имущественная обеспеченность, здоровье, социокультурная трансформация и гендерная асимметрия.
Следующие этапы исследования проходили в 1978-79, 1988-1989 и 1993-94 годах. Какие-то исследования в Таганроге продолжаются до сих пор, но они уже не складываются в волны, поэтому можно говорить о том, что проект просуществовал 24 года, хотя есть утверждения, что он существует до сих пор. Столько никакой город у нас в мире никто не исследовал и не наблюдал столь масштабную историческую динамику ключевых параметров горожан. Очень жаль что на английском языке про проект невозможно найти материалов. Ведь тут вполне есть все поводы гордиться отечественной наукой на международном уровне.
#социологиягорода #forscience #бедность
Но это вовсе не значит, что отечественная социология не сделала ничего значимого в мировом масштабе. Например, отечественные социологи провернули САМОЕ ЭПИЧЕСКОЕ ГОРОДСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ В МИРЕ! Это, разумеется, "Таганрогский проект".
Началось все 1968 году, когда Коммунистической партии Советского союза понадобилось понять как бороться с несунами. Кто эти люди, которые расхищают социалистическую собственность, почему они это делают и т.д. К этому добавилась потребность в изучении коммуникативных контуров партийных органов и органов пропаганды. В качестве полигона для исследования решили выбрать самый типичный советский город. Коим и был признан Таганрог.
С 1968 по 1969 год отважные советские социологи провели в Таганроге 40 (!!!) исследований. Одних интервью у них набралось больше 10 000 штук!!! Разумеется, выяснилось, что коммуникативные контуры партийных органов работают абы как, а пропаганда вообще не работает, потому что 30% терминов в ней используемых советским гражданам не понятны. Разумеется, такого рода исследования решили больше не повторят и вообще забыть про них.
Тем не менее, были измерены 9 базовых элементов жизни горожан, которые присутствовали трех последующих волнах исследования: население и семья, занятость и безработица, оплата труда и доходы, социальная защита и социальная инфраструктура, потребление и его типология, жилищная и имущественная обеспеченность, здоровье, социокультурная трансформация и гендерная асимметрия.
Следующие этапы исследования проходили в 1978-79, 1988-1989 и 1993-94 годах. Какие-то исследования в Таганроге продолжаются до сих пор, но они уже не складываются в волны, поэтому можно говорить о том, что проект просуществовал 24 года, хотя есть утверждения, что он существует до сих пор. Столько никакой город у нас в мире никто не исследовал и не наблюдал столь масштабную историческую динамику ключевых параметров горожан. Очень жаль что на английском языке про проект невозможно найти материалов. Ведь тут вполне есть все поводы гордиться отечественной наукой на международном уровне.
#социологиягорода #forscience #бедность
