Русский research
17.5K subscribers
344 photos
21 videos
11 files
944 links
О науке и образовании - вид изнутри.

!Рекламы и платного размещения нет!

Чат: @trueresearch_chat
Связь с автором: @RResearcherBot
Download Telegram
выбирайте с умом
Учителя: кто будет работать?

Помимо зарплат есть и другая красноречивая статистика о средней школе — возрастной состав учителей. Данные доступны на сайте Росстата и удобно представлены вот здесь. Для примера привожу распределение по возрастам учителей математики и физики (в сумме) и просто всех учителей России.

Как видно, все заверения о небывалой популярности педагогического образования и работе выпускников "по специальности" разбиваются о факты. На входе в профессию в два раза меньше молодёжи, чем необходимо для поддержания нынешней численности учительского корпуса (сравните 160 тысяч учителей 50-54 лет и менее 80 тысяч учителей 20-24 лет или 25-29 лет). У учителей физики этот разрыв достигает трёх раз.

Объяснить провал низкой рождаемостью в девяностые и нулевые не получается. Просто жители России в возрасте 20-40 лет примерно вдвое реже выбирают профессию учителя, чем 50- и 60-летние. Возможно, их отталкивает зарплата на уровне кассира в супермаркете, бюрократия и бесправие, но это не точно.
Жизненный цикл элитной школы

Пост в канале Наука и университеты о создании "передовых школ" напоминает нам о феномене так называемого элитного школьного образования. Выскажу несколько тезисов о хороших школах и их судьбе.

Первое и очевидное: качество образования определяется в первую очередь личностью учителя и талантом учеников. Чуть менее важны адекватное количество аудиторных часов и не слишком переполненные классы. Всё остальное, включая модный ремонт, интерактивную доску, метод проектного обучения и даже содержание ЕГЭ, — глубоко вторично, если не брать в расчёт крайности.

Второе. Дети с разным уровнем способностей никак не "усредняются" при обучении в одном классе: вопреки распространённому мифу, более слабые и медленные не подтягиваются за более сообразительными. Для этого нет никакого механизма, исключая утопические дружные занятия за гаражами в рамках шефства отличников над двоечниками. Как правило, учитель на уроке ориентируется на средне-слабого ученика из класса. Это не подходит ни двоечникам, ни отличникам; фактически для их обучения нужны не просто разные скорости изложения, а принципиально разные подходы к преподаванию. Реализовать их в индивидуальном порядке при работе "по 6 уроков на 30-35 человек каждый день" попросту невозможно.

Третье. Как следствие, нет ничего плохого в том, что более сообразительные дети хотят тратить время уроков эффективнее. Другое дело, что при этом с оставшимися "обычными" детьми должен также кто-то заниматься, причём не менее качественно (но тут мы снова приходим к вопросу зарплат учителей). Разделение учащихся по уровню должно быть не проявлением социальной сегрегации, а средством повысить пользу от уроков для каждой из групп. Поэтому я считаю, что специализированные школы с конкурсным отбором учащихся — это хорошо и правильно, особенно если реальная специализация начинается только ближе к старшим классам. Массовая же школа должна быть не хуже, а именно другой по характеру и методике преподавания.

Для полной справедливости система поступления в профильные школы должна быть открытой: например, включать ежегодный доп.набор учеников по определённому экзамену (и возможность вылететь из неё). Без права на конкурсный отбор и исключение учащихся за неуспеваемость профильная школа теряет смысл практически полностью.

Теперь пара слов о жизненном цикле специализированных школ. Начинается всё, как правило, с благой цели и энтузиастов, заражающих энтузиазмом окружающих. Организуется школа, туда с надеждой идут талантливые преподаватели (возможно, знакомые основателей) и талантливые дети. Случаются первые достижения и школа развивается, зарабатывает себе имя. По мере роста репутации и известности о школе узнаёт местная элита начинает попытки пристроить в неё детей — это работники городской администрации и прокуратуры, бизнесмены и т.п. Что характерно, зачастую этого насильного добра не хотят и сами их дети.

Если школа находится под крылом крупного вуза или хотя бы не в муниципальном подчинении, то она может до какой-то степени игнорировать такие запросы. Эта ситуация более устойчива. Если же школе нечем отбиваться от звонков откуда надо, то детей элиты всё же приходится брать на обучение. Как правило, в качестве компенсации школа просит таких родителей "жертвовать" деньги в какой-либо фонд, позволяющий доплачивать (хорошим) учителям и удерживать их на работе. На этом этапе часто встаёт вопрос о формировании "гимназии в гимназии" или "лицея в лицее", чтобы обучать сильных отдельно от блатных. В таком виде учебное заведение тоже может существовать довольно стабильно.

В худшем сценарии бывшая профильная школа постепенно становится школой для элиты и теряет репутацию специализированной. По мере ослабления контингента учеников развиваются конфликты и уходят сильные учителя. К сожалению, на этапе что-то восстановить практически невозможно, разумнее начать заново.
Критическое мышление для начинающих и для профессионалов
В канал обратились представители профсоюза «Университетская солидарность» с просьбой рассказать об организации. В отличие от карманных профсоюзов, занимающихся только новогодними подарками и путевками в санатории, «Университетская солидарность» неоднократно добивалась конкретных решений по защите прав преподавателей, в том числе, отмены приказов и требований, которые ущемляли интересы ППС. Думаю, что настоящий профсоюз — дело важное, и поэтому предоставляю трибуну коллегам.

>>>

Профсоюз «Университетская солидарность» занимается защитой прав и интересов работников высшего образования (кроме сотрудников административных подразделений и руководителей выше уровня заведующего кафедрой).

Основные нарушения прав, которые допускают вузы, — это несоблюдение трудовых прав профессорско-преподавательского состава в вопросах нагрузки (включая принуждение к переходу на часть ставки), нарушение режима труда и отдыха, навязывания срочных трудовых договоров, в том числе в противоречии с трудовым законодательством, непрозрачные конкурсные процедур. Также работники университетов страдают от необходимости работать с раздутой бюрократической документацией. «Выполнение» майских указов достигается статистическими манипуляциями, в то время как основная масса преподавателей и научных сотрудников получает зарплату на уровне средней по региону, а не заявленной двойной средней. Гарантированная часть заработной платы, как правило, неоправданно низка, а показатели «эффективных контрактов» недостижимы при добросовестной работе без жульничества.

Наш Профсоюз выступает за:

- ограничение учебной нагрузки преподавателя 520 часами в год, при этом аудиторная нагрузка должна составлять не более 180 часов;
- установление оклада доцента на уровне не менее 140% от средней зарплаты в регионе, повышение оплаты труда другим категориям работников, (обеспечивающих учебный процесс и научные исследования), которые не попали под майские указы;
- более равномерное распределение рабочего времени в течении дня, недели, семестра/модуля, учебного года; соблюдение требований трудового законодательства по продолжительности рабочего дня и минимальному времени отдыха между сменами;
- оплату сверхурочной работы в соответствии с нормами;
- оплачиваемые годичные отпуска после 10 лет непрерывной работы без дополнительных условий.

Мы призываем всех работников высшей школы присоединяться к нашему профсоюзу, приглашать своих коллег и создавать первичные организации. Мы оказываем необходимую юридическую поддержку членам профсоюза. У нас за плечами много позитивных конкретных результатов, когда нашим товарищам удалось добиться значимого повышения зарплат, прекращения практики заключения договоров менее чем на три года, включения в коллективный договор положений в интересах работников, ограничения произвола администраторов. Многолетний опыт профсоюзной борьбы показал, что даже маленькие, но вооруженные знанием законодательства и поддержкой товарищей коллективы, могут эффективно защищать свои права. Сегодня членство в профсоюзе — это единственная возможность повлиять на условия труда и побороться с произволом работодателя.

Преподаватели всех вузов - объединяйтесь!

https://t.iss.one/unisolidarity

<<<

Комментарий РR. Очевидно, что некоторые нарушения прав преподавателей допускаются не от хорошей жизни и не из-за произвола ректората. Например, невозможность гарантировать зарплату на уровне 200% от средней по региону, как того требуют майские указы, вызвана банальным недофинансированием и особенностями грантово-проектной системы (благодаря которой университет или научная организация, фактически, не может планировать свой бюджет). То же самое можно сказать и о сверхнагрузке, которая вызвана недофинансированием и нормой "1 ППС на 12 студентов".

Однако это не делает деятельность профсоюза бессмысленной. Активная борьба за права и даже выявление статистических манипуляций не даёт замести проблемы под ковёр и показывать в отчётах полное благоденствие. А само по себе официальное признание невыполнения майских указов и недофинансирования — это уже важный шаг в нужном направлении.
А что происходит?

Долгое отсутствие постов в канале связано, в первую очередь, с тем, что в сфере науки и образования наблюдается глобальное затишье. Отчасти это хорошо, потому что только в отсутствие постоянных административных потрясений и возможна нормальная продуктивная работа. Впору вспомнить старый тезис: если и мечтать о чём-то реальном, то было бы здорово просто зафиксировать хоть какие-то правила игры лет на пять-десять.

Да, конечно, по сей день тянутся старые скандальные истории. Да, возникают внезапные инициативы вроде изменения правил набора в бакалавриат и в аспирантуру — их уже и без меня прокомментировали коллеги по телеграму. По этой теме скажу одно: выглядит как типичное героическое решение выдуманных второстепенных проблем при невозможности решать проблемы реальные; надеюсь, что этот активизм зачахнет где-нибудь в недрах согласующих органов. Но в целом есть ощущение затишья.

При этом продолжают крутиться два контура, исполнительский и административный. В последнее время особенно интересно наблюдать, насколько независимы их проблемы и интересы. Ближе к земле обсуждают, как правило, стабильный круг вопросов: зарплаты, закупки, публикации и их качество, учебную нагрузку, деньги и гранты, правила приема в вузы, уровень абитуриентов и т.п. В административном контуре повестка скорее событийная: форумы, награждения, визиты и подписания соглашений (всё, как правило, оформляется в стилистике сезона: импортозамещение, БРИКС, устойчивое развитие, искусственный интеллект и т.п.). Возможно, это впечатление — следствие общения министерства с народом через пресс-релизы и новости, которые уже по своему формату предполагают конкретный инфоповод.

Так или иначе, проблемы из исполнительского контура попадают в административный контур нечасто, вызывая сильное взаимное недоумение. А чем более независимо функционируют контуры, тем более гладко всё выглядит (одни читают лекции и ведут исследования, другие — согласуют стратегии); когда начинают зацепляться — выясняется множество неприятных деталей. Те же внезапные новые правила приёма вызвали такую сильную реакцию университетов, что инициаторам приходится тихо сдавать назад. Другой пример — едва наметившееся окончание истории с Белым списком журналов и совсем незавершённый сюжет с отечественной системой наукометрии.

Обе инициативы не так уж первостепенны, но напрямую затрагивают интересы многих тысяч людей и двигаются с большим трудом. Куда проще обсуждать абстрактные ИОТ и роль ИИ в чём угодно. По этом контексту ясно, что зарплаты учителей или недофинансирование РНФ и фундаментальной науки в целом — темы заведомо провальные и невозможные для обсуждения, то есть подпадающие под пресловутую категорию "неконструктива".

Естественно, изнутри сложно смотреть на систему глобально. Но рискну спросить подписчиков: а как вы думаете, что действительного важного сейчас происходит в научно-образовательной сфере? Плохого, хорошего, нейтрального? Какие нетривиальные тенденции наметились, какие законы приняты, что незаметно меняется?

***
Для затравки приведу такое наблюдение. В самом научном сообществе стремительно нормализуется бизнес-бюрократическая стратегия поведения учёного (к которой подталкивает организация науки в последние годы и на которой выросли сегодняшние молодые завлабы). Вал публикаций, рост показателей и постоянная грантово-заявочная гонка перестаёт восприниматься как навязанная рамка, а искренне рассматривается как признак эффективности и успешности. При этом желание спокойно заниматься исследованиями за нормальную зарплату воспринимается как блажь и глупая фантазия, оскорбительная для "вкалывающих за троих". То есть, норма сильно сдвинулась, это хорошо видно и по чату канала. Что тревожно: такие установки влияют и на подбор молодёжи, поскольку преференции получает самый коммуникативный и шустрый, а не самый талантливый.
Готовь три конверта (с)

Продолжим о нормализации безумия: обсудим текучку руководства, которая характерна именно для университетов. В комментариях ко вчерашнему посту эти мысли тоже мелькали, да и тема, конечно, избитая. Но не лишним будет и повторить, ведь дело не в самой текучке управленцев, а в том, что связанные с ней недобросовестные практики закрепляются как нормальные.

О чём конкретно речь? Коротко: если сегодня ректор с командой готовит проект развития на 3-5 лет (ПИШ, Приоритет, любой другой), то он может писать в нём буквально всё, на что хватит фантазии и словесных обоснований. За эти обещания вряд ли придётся отвечать, ведь с огромной вероятностью к концу проекта произойдёт одно из следующих событий:

(1) ректора снимут и назначат нового;
(2) уйдёт профильный замминистра и проект забудут (он будет тихо свёрнут);
(3) поменяются глобальные приоритеты (и проект будет тихо свёрнут в пользу других);
(4) в проекте резко изменятся правила.

То есть, возвращаясь к языку анекдотов, через эти 3-5 лет либо ишак сдохнет, либо падишах помрёт. Отвечать за прошлые обещания будет либо уже некому, либо не перед кем. Эта мысль особенно важна: на данный момент я не могу представить себе какого-либо варианта ответственности, пусть репутационной, ни за фантастические обещания в крупных проектах, ни, с другой стороны, за топорные формулировки их правил и KPI.

Естественно, этим положением вещей активно пользуются управленцы, постепенно обучаясь на примерах. Вместо здоровой культуры ответственного планирования формируется культура колядочно-визионерского менеджмента, главная задача которого — набрать как можно больше добра прямо сейчас с помощью величаний, песен и заклинаний с нужными формулировками. Сама по себе стратегия развития (как документ или как план действий) начинает играть роль скорее магического текста, который при выполнении остальных ритуалов должен принести богатство, но не имеет непосредственного отношения, собственно, к дальнейшей работе.

Постепенно несоответствие стратегии какому-либо реальному плану выносится за скобки и, при отсутствии внятной ответственности, сочинение такого рода планов и заявок становится жанром чисто литературным. А если все (хорошо, почти все) врут, то врать должен каждый, кто хочет надеяться на финансирование. Что в этом страшного, неужели переживать за совесть авторов? А то, что симуляция планирования не даёт заниматься реальной стратегией. Человеческие ресурсы ограничены, суррогаты съедают как ресурс управленцев, так и ресурс исполнителей. Положим, открывается новая специальность, проводится олимпиада, нанимаются сотрудники, организуется конференция — всё это требует много сил, но что из этого делается просто для закрытия показателей, а что действительно нужно и требует поддержки? А если "стратегических проектов" несколько, то как удачнее продать одно мероприятие в два-три сразу?

Иными словами, опасность даже не в том, что управленцы привыкают врать в обещаниях и считают это нормой. А в том, что разного рода конъюнктурные стратегии и дорожные карты подменяют собой реальные планы развития, которыми никто не занимается. Нормой становится не иметь этого самого настоящего плана развития. Правда, для составления не зависящей от конъюнктуры стратегии надо сформировать, как минимум, собственные устойчивые представления о научном и образовательном процессе, обладая достаточным опытом работы в разных ролях. Но это уже совсем другая история.
Управление: держаться подальше?

В комментариях упомянули ещё одну важную тенденцию. Сегодня многие по-настоящему талантливые лидеры в университетах (и не только) бегут с высших руководящих должностей или сразу не соглашаются их занимать. Они предпочитают быть где-то на периферии, но вкладываться в реальные проекты, а не строить потёмкинские деревни.

Зачастую такой управленец может возглавлять подразделение с формально низким уровнем в иерархии (лабораторию, отдел, центр, кафедру), но иметь при этом значительные ресурсы и большую свободу внутри вуза. Например, по той причине, что это подразделение производит половину науки в университете или приносит львиную долю внебюджетных доходов.

Что важно: отказ такого руководителя идти в ректорат — рациональное решение, а не следствие страха и не малодушия. Если здраво оценить реальные возможности по управлению университетом, с учётом зарегулированности, постоянной смены приоритетов и произвола с перестановкой ректоров, то вполне логично прийти к выводу о бутафорском характере этого управления. Возможно ли качественно администрировать текущие процессы? Да, конечно возможно, бюрократический хаос можно несколько обуздать. Реально ли разработать стратегию развития и воплощать её хотя бы лет десять? Крайне маловероятно: либо ишак сдохнет, либо падишах помрёт.

Иными словами, настоящий лидер в данном случае не то чтобы боится взять на себя ответственность за какие-то решения, а видит, что это попросту невозможно: либо тебя снимут (и ответственность перейдёт другому), либо твои решения будут непредсказуемым образом изменены или отменены в силу очередной смены стратегии.

Да, как и всегда, нужно оговориться: бывает так, что сильная команда управленцев качественно меняет университет. Хотя, с другой стороны, иногда мы оказываемся и здесь. Так или иначе, пока речь о системных эффектах, а не об исключениях и карманах эффективности.

Обратная сторона этой медали ещё интереснее. Когда умные и способные относятся к административной карьере прохладно, вперёд выходят не слишком рефлексирующие активисты. Некоторых людей привлекает статус и управление как таковое, безотносительно возможности или невозможности что-то изменить по существу. Именно эти люди с удовольствием поедут на форумы и школы управленцев (что вообще есть оксюморон, как мне кажется), а затем окажутся очень удобными кандидатами на высокие должности. И именно отсюда начнутся те самые нереалистичные обещания, пустые проекты и другая бурная деятельность, имеющая в основе только желание выслужиться.

Забавно, что продвижению особо рьяных управленцев может способствовать и механизм "выталкивания наверх". Бывает так, что подчинённым и просто окружающим коллегам очень досаждает и мешает работать некий бессмысленный активист, но формально уволить его особенно не за что: он всегда на виду у начальства, по горло занят и со всеми знаком. Единственным спасением является повышение этого деятеля: с кафедры — в деканат, с факультета — в ректорат, из ректората — в департамент министерства или в другой университет. Коллектив не просто поддержит решение, но и активно поспособствует карьерному росту, только бы избавиться от раздражителя.

И тут возникает классический вопрос: а что делать? С системной точки зрения — дать университетам больше самостоятельности, перестать менять стратегию каждый год и снизить накал активизма любого рода, который сейчас перегружает образовательную систему и забивает нормальную регулярную работу. Это увеличит шансы привлечь к управлению осмысленных лидеров, со своим мышлением и своей программой.

С личной точки зрения общего ответа, конечно же, быть не может. Кто-то решит согласиться на управленческую должность, не особо горя желанием руководить, но осознавая, что иначе придут пустые активисты. Это благородно, но не всегда оправданно. Кто-то выберет остаться на периферии до лучших времён. Пожалуй, при анализе таких решений важнее всего отделять желание чем-либо поуправлять от реальных способностей к этому, а настоящую эффективность работы — от количества времени, посвящённого заглядыванию в рот начальнику.
К вечным темам: объясняем на карточках (с)
Антисодержание
#телеграмное

Давно заметил корреляцию: чем точнее некий телеграм-канал следует стандартным SMM-правилам, тем более скучным он мне покажется. Ниже привожу очень субъективный список признаков. Интересно, насколько эти наблюдения близки подписчикам, и замечают ли они в принципе такие тонкости.

Итак, какие конкретно маркеры унылости я имею в виду:

1) Менеджеры. В профиле канала прописан менеджер по рекламе, а как связаться с автором (авторами) напрямую — непонятно. В особо запущенных случаях указываются менеджеры контента, у которых в профиле, в свою очередь, есть очень деловые фотографии, написано рабочее время и даты отпуска.

Да, делегировать — это полезно и эффективно, а указывать информацию о себе — современно и заботливо по отношению к собеседникам. Но почему-то и посты в таких каналах бывают как несолёная куриная грудка с брокколи на пару, то есть такие же никакие полезные и современные.

2) Рубрики. В канале неукоснительно ведутся регулярные рубрики и выходят поздравления с праздниками, в том числе непопулярными. Соблюдается баланс образовательного, развлекательного, исторического и новостного контента. Часто это означает, что автору особо нечего сказать, и он опирается на формальные схемы и поводы для выдумывания хоть какого-нибудь поста. Впрочем, этот признак не так критичен, рубрики бывают и хорошими.

Примерно в эту же категорию попадают дайджесты, каталогизация и другие формы вторичной переработки информации. Может ли это быть полезным? Может. Бывает ли полезно в реальности? Очень редко.

3) Натужный интерактив, розыгрыши, постоянные прямые просьбы о комментариях. Тот самый надоевший приём, когда каждый пост должен заканчиваться вопросами к подписчикам в духе "а как у вас?". Естественно, иногда вопросы уместны, особенно конкретно и по делу. А вообще, если пост интересен, и у читателя есть мысли или примеры, то он и сам догадается оставить комментарий без идиотских подсказок.

4) Личный контент и кружочки. Спорный пункт, но, как правило, органично добавить личную линию в тематический телеграм-канал не удаётся почти никому. Где-то в самом тупике этого пути лежит традиция сопровождать каждый пост своей студийной фотографией, и эта традиция заслуживает запрета на территории РФ и вообще всего мира гораздо в большей степени, чем сам Инстаграм, откуда эта зараза и пришла. Как читатель я вижу в этом, прежде всего, неуверенность автора: он ведёт то ли канал для друзей а-ля лента ВК, то ли тематический канал для широкой аудитории. Она как будто говорит мне: я понимаю, что в посте написана банальщина, но зато какой томный взгляд!

Удаётся ли кому-то гармонично вплетать личные новости и фоточки в основную линию? Да, но только тем, кто пишет искренне и не боится показаться неидеальным, а не шпарит по методичке.

5) Вёрстка цитат, эмодзи, разделители. Заметил, что их обильное использование для выделения самого важного, срочного, интересного и т.п. — верный признак пустоты. Самое интересное в телеграме, как правило, написано вообще как попало, простым текстом и в лучшем случае без грубых грамматических ошибок.

Обобщая, лично я, видимо, до сих пор воспринимаю ТГ как место для чистого содержания в минималистичной форме. А иногда мне пытаются продать что-то вместо содержания, то есть прикрыть его отсутствие красивой вёрсткой, удобной навигацией, сбалансированным контент-планом, привлекательными фотографиями и даже попыткой вызвать симпатию к автору. Вероятно, именно из-за этих случаев следование SMM-канону вызывает раздражение с самого начала.
Нет, все-таки нельзя измерять качество школьного образования только процентом неуспевающих, как это делает министр. Подписчики, работавшие или работающие в школе, утверждают, что зачастую оценки «тотально рисуются абсолютно по всем предметам». Причин этому явлению достаточно много. И школьная, и муниципальная администрации не хотят быть в «штрафниках» и получать нагоняи от вышестоящих инстанций. Показатель качества влияет на муниципальный рейтинг школы, поэтому понятно желание школьного руководства иметь побольше «хорошистов» и отличников и поменьше двоечников. Не будем забывать про давление родителей, которых чаще всего интересуют исключительно оценки своих детей. Отсюда и произрастают родительские жалобы на необъективность выставления оценок, и школьной администрации проще пойти навстречу родительским желаниям и не раздувать конфликт. Наконец, качество учебного процесса сильно страдает от перегруженности педагогов. Многие учителя сами понимают, что недодают на уроках, поэтому им проще выставить ученику условную «четверку», чем тратить свое время.
не забываем аккуратно оформлять раздел Acknowledgements, коллеги
Научная школа — это не лаборатория

К концу года всё чаще встречаются сводки об успехах молодёжных лабораторий, которых с 2018 года создано почти тысяча. Даже утверждается, что благодаря этим лабораториям "рабочими местами обеспечены более 9 тысяч исследователей".

В двух словах, деньги на науку — это хорошо, короткие деньги с лукавым посылом и искусственными требованиями — уже хуже.

Почему лукавым? Предоставленное финансирование (в среднем 16 млн. в год) достаточно либо для постепенного оснащения не самой богатой лаборатории и закупки расходников, либо для выплаты приемлемых зарплат сотрудникам (и то, надо ещё посмотреть на состав коллектива). Но не оба пункта одновременно. В разных отраслях науки будет разный баланс расходов, но в большинстве случаев такая лаборатория будет играть лишь роль одного из исполняемых грантов для её сотрудников.

В силу этого обстоятельства, а также в силу краткосрочности проекта, никто не будет кардинально менять тематику под новую лабораторию. Также маловероятно, что для неё отремонтируют и оборудуют помещение. Ну а если люди занимаются старыми делами на старом месте под новой вывеской, то называть это новой молодёжной лабораторией можно лишь, кхм, с некоторой натяжкой.

Переходя на язык грубых ноябрьских метафор, могу предположить две реальных модели молодёжной лаборатории: либо стая голубей, случайно пролетавших мимо и слетевшихся на выброшенный хлеб, либо свора собак, которая всегда следует за вожаком и теперь прибежала глодать новую кость. На время насытятся и те, и другие, но вряд ли это сильно изменит их образ жизни: первые разлетятся в разные стороны, а вторые побегут дальше.

В чём тогда конструктив? Начинать надо с целеполагания, то есть, с ответа на вопрос: а чего, собственно, мы хотим добиться? Если цель — развить некоторое новое научное направление (например, отстающее в России, но перспективное), то заниматься нужно в первую созданием научной школы. Поясню, что имеется в виду, и в чём отличие от административных единиц типа лаборатории или кафедры.

Научная школа — это сообщество учёных, как правило, с сильным лидером во главе, внутри которого обмен информацией и мнениями происходят на уровне первоначальных идей, а не на уровне результатов. При правильной организации труда (прежде всего, семинаров и просто общения в коллективе) это значительно повышает глубину и скорость проведения исследований. Такой уровень понимания достигается благодаря тому, что все члены школы владеют общим научным языком, решают близкие задачи и регулярно вникают в работу друг друга.

Само собой, нет чёткой инструкции по рождению научных школ, но прежде всего нужен достаточно сильный научный лидер, неформально заинтересованный в том, чтобы пахать целину. Само собой, нужны ресурсы и время, причём не три года, и даже не пять лет, а также гарантии продолжения финансирования при успешной работе.

То есть, это дорого и сложно. Но всё это окупается результатом: если научная школа создана и решаемые ей проблемы актуальны, она начинает воспроизводить сама себя. Её "выпускники", начиная от защитившихся студентов и аспирантов, будут продолжать развиваться в духе школы, даже если не полностью отдают себе в этом отчёт. Это субъективное наблюдение, но, как правило, самоидентификация учёного как специалиста в такой-то области (или интересующегося определённым кругом задач) связана именно с периодом интенсивного получения опыта в научной школе, а не с выполнением какого-либо гранта. Соответственно, даже если с административной точки зрения научная школа разделится или распадётся, то её тематика и её подходы продолжат жить ещё долгое время.

Иными словами, объявляя грант или создавая лабораторию по административным причинам, мы предлагаем учёным ненадолго уделить внимание определённому направлению исследований. Создавая научную школу, мы формируем сообщество, которое не может не думать о научных проблемах в рамках своей темы, и в дальнейшем будет уже само искать ресурсы для поиска ответов. И эта внутренняя мотивация, естественно, куда перспективнее на стратегических временных масштабах.
Отмечу и я пару очевидных тезисов о Конгрессе молодых учëных. Начну с приятного: любая возможность для открытого общения учёных со всей страны — несомненное благо. Люди должны иметь возможность обсуждать не только непосредственно профессиональные задачи, но и организацию науки и образования, проблемы и решения. Впрочем, об этом напишут и без меня.

Дальше менее приятное.

1) Если рассматривать КМУ как средство общения власти с народом, то главная проблема такого рода форумов — непредставительная выборка участников. Участники, грубо говоря, делятся на две крупных категории: самые успешные в науке и самые активные карьеристы-администраторы. Такую выборку обеспечивает механика отбора через квоты организаций, РНФ, местные СМУ и т.д. Плюс фильтр ФСО для отсева самых неблагонадёжных.

У этой выборки сильно сдвинут фокус интересов и список наиболее болезненных проблем. Банально, в среднем топ-5% молодых учёных или молодых администраторов получают нормальную зарплату. Соответственно, смещается и фокус во всех обсуждениях. Для примера было бы интересно узнать, какова средняя зарплата у учёных, побывавших на встрече с Путиным (учитывая зашкаливающее количество ректоров и проректоров среди, так сказать, молодёжи).

А ещё при такой выборке возникает интересное когнитивное искажение: подспудная мысль о том, что каждому нужно просто хорошо трудиться, и он будет таким же, как все эти успешные и обеспеченные ребята. Но это неправда, потому что при жёстко ограниченном ресурсе "новые" и более результативные деятели просто выгонят "старых" и менее результативных.

2) Близко лежит и проблема представления так называемых лучших практик, а точнее их масштабируемости. Какие бы идеи ни реализовывали Сколтех, Сириус, МФТИ или Курчатовский институт, транслировать их на страну чаще всего не имеет смысла. Региональный университет или институт РАН имеет на порядок меньший бюджет (особенно "неокрашенных" денег) и более слабый кадровый состав, вследствие чего не способен такие практики воспроизвести. Внешне перечисление успешных примеров создаёт красивую картинку и ощущение развития по всей стране, но по факту масштабирование при сохранении общего финансирования невозможно. Иными словами, легко давать советы с бюджетом 1 млрд. в год на любые побочные проекты.

3) Ещё один явный минус КМУ — это акселерация карьеристов. Конгресс даёт шанс произвести впечатление на солнцеликих руководителей департаментов или заместителей министра, чем и пользуются самые деловитые ребята. Как справедливо написали в чате Зоопарка, власть работает с той молодежью, которая сама хочет во власть и крутится рядом. К сожалению, в силу обозначенных недавно причин, это далеко не всегда та молодёжь, которая должна быть у руля.
Обиженный журналист против частной школы

Очень некрасивая история разворачивается в Ульяновске вокруг образовательного центра "Дети Да Винчи" (по факту — небольшой частной школы). Отец воспитанника и, по совместительству, влиятельный журналист Михаил Белый остался недоволен сбором денег за лето и, пользуясь связями и медиаресурсом, навлёк на центр волну проверок и клеветы. По ходу были использованы подлые пиар-методы, а реакция журналиста, на мой взгляд, вышла далеко за рамки адекватности. Подробное изложение событий можно найти здесь.

Вкратце, сын журналиста в течение года занимался в центре, ребёнок и родители были довольны. Затем школа объявила сбор денег за летние месяцы (для поддержания существования), но Михаил отказался их платить и стал предъявлять претензии: насчёт сбора, индексации платы, нового помещения школы и т.п. Школа дала объяснения по вопросам Белого и даже предоставила отчёт о том, куда идут деньги. Михаил платить отказался, перестал водить ребёнка в центр и устроил настоящее информационное мочилово школы. Хотя только что был доволен, как и десятки других родителей.

Вся гниль скандала в том, как Михаил распорядился медиаресурсом и как создал эффект шторма исключительно из себя самого. По-видимому, использовав ряд людей и СМИ втёмную. Во-первых, журналист обратился к знакомому депутату Борису Чернышову сразу с просьбой отправить запрос в Генпрокуратуру по поводу "нарушений" в образовательном центре. Во-вторых, когда проверка пришла, он написал под псевдонимом тенденциозную статью на Октагоне, взяв комментарий у самого себя как у пострадавшего родителя. В этом же материале есть очень подлая манипуляция патриотичностью и намёк на связь с Западом (с), который особенно смешно читать от многолетнего сотрудника Русской службы BBC.

Далее Михаил стал комментировать события в своём ТГ-канале Территория Русских, основное содержание которого — облизывание информационная поддержка губернатора Ульяновской области. Сейчас Михаил привлекает и других знакомых политиков и авторов ТГ-каналов, усиливающих информационное давление. К большому сожалению для себя отмечаю, что в этой игре сдержанно поучаствовал и канал "Наука и университеты", который ведёт отец героя, профессор Евгений Белый.

Если обратиться к содержанию претензий и понять, что же нашла прокуратура, становится смешно. Это мелкие недочёты по финансовой и административной части, которые найдутся у любой небольшой конторы, особенно если её развивает группа энтузиастов, ставящих на первое место содержание, а не бухгалтерию.

Да, школа не включила в договор сборы за летние месяцы, но предупреждала о них заранее (родители входили в положение, речь о 8500 руб/мес). Голословные заявления об угрозах не подтвердились, обвинения в растрате — тоже, школа готова отчитываться за деньги. Иезуитская претензия об "использовании подходов, характерных для общеобразовательных учреждений" — просто демагогия. Подходы использовать не запрещено, а большинство подобных центров именно так и работает: родители формально оставляют ребёнка на домашнем обучении, а на самом деле учат в частном центре, работающем по лицензии доп.образования. И это их личное дело. А ещё школа, расширяясь, не успела оформить лицензию на новое помещение, и это ошибка администрирования, но явно не преступление.

Что тут сказать. Средняя школа в регионах на всех парах летит к коллапсу. И одна из альтернатив для родителей в этих условиях, помимо выживших гимназий и лицеев, — это частные школы, которые неспроста растут по всей стране как грибы. Большинство из них делаются энтузиастами не ради сверхприбылей, а ради идеи и, зачастую, чтобы нормально выучить своих собственных детей. Душить такую инициативу в угоду обиженному журналисту — глупо и нерационально.

Редакции Октагона стоит задуматься, действительно ли однобокий материал Михаила Белого о самом себе соответствует стандартам журналистики. Впрочем, остальным СМИ и людям, вовлечённым в этот скандал, тоже стоит понять, действительно ли они хотят затоптать небольшую частную школу, в которой их знакомый не хотел сделать взнос за лето.
Платное — значит плохое?

Из-за дефицита учителей муниципальные школы зачастую неспособны дать даже базовые знания по многим предметам (возьмём хотя бы физику), не говоря уже о подготовке к сдаче ЕГЭ на высокий балл. Неравнодушные родители ищут альтернативы, поэтому рынок репетиторов и частных школ растёт как на дрожжах. Естественно, появляются услуги разного содержания и качества: здесь играют и прагматичные бизнесмены, и настоящие жулики, и идейные энтузиасты.

Типичным явлением стали центры семейного обучения, пример — тем самые "Дети Да Винчи" из Ульяновска, оказавшиеся в эпицентре искусственного скандала по инициативе журналиста Михаила Белого. По обсуждениям я понял, что статус таких центров требует пояснений: лучше всего справились подписчики канал "Наука и университеты" в комментариях к этому посту, привожу выжимку ниже.

В основе лежит перевод ребёнка на семейное обучение, который оформляют родители, беря полную ответственность за образование ребёнка на себя. Затем они имеют право давать это образование любыми способами: заниматься с ребёнком самостоятельно, нанимать репетиторов или скинуться с другими родителями на аренду помещения, в котором репетитор учит сразу нескольких детей. Часто решение об открытии центра ДПО принимается именно так: находится инициативная группа людей, которые не имеют целью получение сверхприбыли, а хотят просто нормально выучить своих детей.

По существу, такие центры являются более дешёвой альтернативой частным школам с лицензией и аккредитацией, обучение в которых стоит кратно дороже. Кто-то может посещать центр только для вечерних занятий на кружках, кто-то — приходить на полный день. Важно, что отсутствие "школьной" лицензии не влияет на законность работы центров семейного образования: никто не запрещает преподавать школьную программу в формате ДПО (как не запрещено это, например, репетиторам). В каком-то смысле это — действительно система, основанная на доверии, поскольку предъявить претензию к центру по своему баллу ЕГЭ невозможно. С другой стороны, а много ли школ могут такую ответственность нести, не перекладывая её на учащихся и их репетиторов?

Несмотря на это, в рамках наезда на центр "Дети Да Винчи" агрессивно используется стереотип о нечистоплотных и жадных частниках, которые обирают несчастных родителей. Я бы не хотел снова углубляться в подробности истории или отвечать на какие-то выпады, скажу только, что вся критика "Детей Да Винчи" дискредитируется в два счёта: сам инициатор, журналист Михаил Белый предпринимал усилия, чтобы оставить ребёнка в этой школе, а не забрать. Что касается формальной стороны, то, по моей информации, пришедшие в центр проверяющие действуют спокойно и не ведутся на скандал. Из обвинений в адрес центра не подтверждается буквально ничего, весь исходный конфликт сводится к бытовым прениям на тему "сдаём на занавески — имею право не сдавать", а так называемые угрозы даже стыдно приводить.

Сейчас история с "Детьми Да Винчи" постепенно приобретает характер клоунады. Благодаря медийному влиянию М. Белого к раздуванию пузыря привлечены сразу несколько депутатов, включая таких незыблемых моральнвх авторитетов как Виталий Милонов. Ждём появление Джигурды. Выглядит этот карнавал крайне непорядочно, поскольку крупные федеральные СМИ и федеральные политики вдруг решают весьма однобоко откомментировать события в маленькой школе в Ульяновске.

Среди высокопоставленных людей наиболее логичный поступок совершил сенатор и член КПРФ Айрат Гибатдинов: взял да и приехал в центр, чтобы поговорить с людьми и осмотреть всё на месте. Несмотря на репутацию критика и идеологические несогласия с концепцией частной школы, сенатор был вынужден честно признать, что никаких серьёзных нарушений не увидел.

Да, частные школы не могу быть панацеей и не выучат всех. Вероятно, наше образование в итоге расслоится на платное и бесплатное. Но сегодня ценен любой очаг адекватности, независимо от юридической формы. И будет очень жаль, если пустой скандал с "Детьми Да Винчи" будет использован как прецедент для закручивания гаек в области ДПО и семейного обучения.
ни один триллер не сравнится
Бежать можем, но куда - не знаем

Если кто пропустил, сегодня проходит конгресс Иннопрактики «Наука+бизнес», первая половина которой скомпоновала очень чёткий вывод сразу и с секций, и с пленара.

Очень много наконец говорили и про отсутствие реального квалифицированного заказчика в бизнесе на науку, и самого реального спроса на работу над прорывными разработками, хотя именно это и есть главный драйвер к лидерству, суверенитету и прочим терминам нашей общей цели.

Очень сильно почищенные институты развития есть, механизмов поддержки, как заметил Фурсенко, относительно наших размеров экономики больше, чем у многих стран, но спроса за рамками оперативных суверенных заплаток в сторону опережающих технологий и экспортных рынков нет.

Развитие квалифицированного заказчика и спроса на исследования сдерживает в том числе и ключевая ставка, но даже если продавить ЦБ на идущие со многих сторон идеи о дешёвом рефинансировании по приоритетным направлениям, то возникает вопрос, какие направления приоритетные.

Вариант о том, что они определены вроде как нацпроектами технологического лидерства (НПТЛ), при всей публичности конференции был на удивление разбит обратной связью весомых спикеров о том, как на самом деле НПТЛ собирались: наспех, срочно, с упущениями, а губернатор Самарской области вообще дал пример с тем, как по малотоннажной химии одно из направлений потерялось из-за ошибки в электронном бюджете.

Вообще, спикеры сессий как будто бы почувствовали над собой защитный зонтик негосударственного института развития, расслабились и начали говорить откровенно. Не все, не на всех сессиях, но куда больше, чем на других не только публичных, но и закрытых мероприятиях с таким уровнем участников. Даже вот рекомендуем посмотреть запись на сайте.

Но главный вывод, как показалось, прозвучал всё-таки кулуарно, хотя на него аккуратно заходили многие вплоть до пленара. Даже если НПТЛ выверить до деталей, стимулировать компании к прорывным разработкам и оказать всю поддержку, ключ к геополитическому лидерству на технологических крыльях лежит не в сумме всех направлений НПТЛ, а в нескольких небольших нишевых, но очень стратегических технологиях, за рамками которых прочие направления хоть и дадут стране экономическое и технологическое плечо, но не стратегический потенциал на нашем многополярном шарике (да, тут специализированный прикладной ИИ, особая генетика, термоядерка и прочие). И вот как срежиссировать скоростной выход на прикладной результат в этих нишевых стратегических, пока вопрос.

P.S. Спасибо Наталье Поповой на пленаре за упоминание бусидо про «нет цели - только путь». В нашем канале это прям сквозная тема.
От общежитий к лабораториям

Продолжая диалог с подрастающими каналами о науке и образовании, разовью простой житейский пост об общежитиях, пусть о них и многое написано за последние месяцы. Быть может, кто-то ещё не в курсе, но даже в общежитиях МГУ (включая то самое главное здание) дела обстоят так себе — не катастрофа, но местами с тараканами, плесенью и интерьерами полувековой давности. Интересующимся конкретно главным университетом страны советую почитать вот эту статью, написанную с душой, подробно и без лишнего нагнетания. Среди других университетов есть, конечно, и отдельные замечательные исключения, но в среднем по больнице ситуация с общежитиями удручающая.

Но можно отстраниться от частностей и констатировать, что мы имеем дело с глобальной проблемой устаревающей советской инфраструктуры, на которой до сих пор — как бы мы ни оценивали советский период и какие бы картинки ни рисовали на стратсессиях — работает и наша наука, и наше высшее образование. Возможно, снаружи непонятно, в какой степени сохраняется эта зависимость.

Да, есть банальные ремонты и мебель: например, трудно даже прикинуть, сколько стоит полный капитальный ремонт всех корпусов какого-нибудь университета средней руки — такой, чтобы лет двадцать не было стыдно за любой лестничный пролёт или туалет. Но это даже не главное, поскольку устаревание специфической научной инфраструктуры устроено куда сложнее. Может показаться, что покупка двух-трёх крупных приборов в лабораторию — это и есть обновление инфраструктуры. Но это не так, даже если новые приборы позволяют проводить все необходимые измерения.

Во-первых, проведение экспериментов зачастую накладывает неочевидные требование на всё здание и отдельные помещения: повышенная прочность перекрытий и отсутствие вибраций, особые линии электропитания, мощные вытяжки и контуры охлаждения, радиационная защита, стабилизация микроклимата, грузовые лифты и прочее, и прочее. В крупном исследовательском центре, объединяющем десятки лабораторий разной специализации, понадобится всё и сразу. Естественно, инфраструктура такого рода тоже может постепенно деградировать, и, главное, она крайне сложна для замены или реконструкции. В отличие от ремонта условного офиса, здесь нельзя применять стандартные строительные подходы "как в типовом ЖК эконом-класса", а нужны штучные инженерные решения.

Во-вторых, есть целый пласт второстепенных приборов, инструментов и приспособлений, полный набор которых, тем не менее, критичен для нормальной работы. Тут даже не возьмусь перечислять: тысячи вещей от механических креплений до осциллографов, от лабораторной посуды до микроскопов. Именно в этой нише могут встречаться самые устаревшие и самые кустарные артефакты. Язык не поворачивается назвать эти вещи звучным словом "инфраструктура", но в сумме они стоят недёшево и тоже требуют обновления. По-хорошему, все самоделки и советские реликвии нужно постепенно сдавать в музей, а на их место закупать современные инструменты.

Устаревание крупной вспомогательной инфраструктурой, конечно, кажется более важным. Она не является собственно научным оборудованием, не попадает под программу обновления приборной базы (и без того не самую щедрую) и не может ремонтироваться по грантам. Более того, от перекладки кабеля электропитания не появится мгновенного выхлопа в виде высокорейтинговых статей — просто ещё сколько-то лет можно будет продолжать работу без аварий и отключений. И, в отличие от мелких "нецелевых" научных расходов вроде мебели или инструмента, на которые можно наскрести по сусекам, здесь речь идёт как минимум о десятках и сотнях миллионов рублей, которые вряд ли лежат в кармане даже у очень хорошего завлаба.

И на данный момент мне кажется наиболее критичным даже не вопрос финансирования ремонта крупной инфраструктуры, а вопрос сохранения самих технологий таких сложных инженерных работ, которые не проводились, возможно, многие десятилетия. В этом смысле обстановка в комнатах ГЗ МГУ внушает больше оптимизма, ведь риск потери технологии укладки ламината пока представляется невысоким.