У всех есть возможность сказать свое последнее слово — хотя не всегда тот, кто его произносит или пишет, знает, что именно оно окажется последним. В рубрике «Последние слова» мы очищаем последние слова от налета времени и даем вам возможность посмотреть на них отвлеченно.

Сегодня — последние слова романа «Доктор Живаго» Бориса Пастернака.

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

Счастье сложно описать, трудно уловить, невозможно однозначно определить. Оно может быть совсем неприглядным, неожиданным и странным для окружающим, а иногда над самыми счастливыми минутами мрачно нависают тени грядущих трагедий.

Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев на торжественном параде 7 ноября 1982 года.

Фото: РГАКФД

#в_поисках_счастья

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

​​Отче наш, иже еси на небесех

Иногда извилистые дороги уводят в небо. В новом эпизоде «Расходящихся троп» Егор Сенников оказывается в небе над Испанией, проносится через ночной Смоленск, смотрит на темный Париж.

Мне нравится думать, что это апокриф. Слишком литературно, слишком красиво, слишком умышленно. И в то же время правдоподобно.

Над всей Испанией темная ночь. В небе идет воздушный бой. За штурвалом бомбардировщика «Юнкерс-52» — пилот Всеволод Марченко. Его визави — советский летчик Иван Ерёменко; управляет своим истребителем-бипланом И-15. Испанцы прозвали этот советский самолет «Чато» — курносым. Название вроде ироничное, но на самом деле это знак уважения: И-15 были рабочей лошадкой республиканской авиации, участвовал в выполнении самых удивительных задач.

В сторону лирику.

Воздушный бой — это серьезно.

У «белого» Марченко за спиной не одна проигранная война. «Белые» сражались за проигранное дело постоянно, пока не рассыпались, не сгорели, не растаяли. Интересно, вели ли они дружеский подсчет проигранных битв?

В Испании Марченко впервые воюет на стороне, которая победит, но этого он никогда не узнает. Он воевал в Мировую, сражался при Колчаке в Гражданскую, а затем перебрался в Испанию. Воевать за франкистов — его осознанный выбор; ради этого он бежит из-под ареста и через Францию добирается до сил мятежного генерала.

Сентябрьской ночью он устремляется в небо, чтобы уже никогда не вернуться.

Советский капитан Ерёменко моложе Марченко на 20 лет. Но они во многом схожи: оба в армии почти с 17 лет, всю жизнь посвятили служению. Его боевое крещение — испанское небо. Здесь он становится асом. Одерживает воздушные победы — личные и групповые.

Вспышка в ночи. «Юнкерс» подбит. Марченко проиграл свой последний бой. Он устремился вниз, к испанской земле — его тело там, после мытарств, найдет свой вечный покой.

Ночь.

Ерёменко пройдет всю Отечественную войну, станет генералом авиации — и будет стремительно вытолкан на пенсию уже при Хрущеве.

Ночь и в Париже. Спят казаки, работающие зазывалами в русских ресторанах. Спят русские рабочие фабрики «Рено». Спит бывший кадет и бывший эсер. Спит советский полпред и вчерашний чекист. Спит «Мисс Россия» по версии эмигрантской газеты — манекенщица Ирина Ильина. И лишь на всемирной выставке уставились друг на друга немецкий орел и мухинская «Рабочий и колхозница», как знак неизбежных перемен. Как символ того, что ночь уже скоро вступит в свои права. А пока — световые развлечения на всемирной выставке.

Августовская ночь в Смоленске. Здесь не спят два молодых писателя, два друга — Александр Твардовский и Адриан Македонов. На последнего уже не один месяц идет государственный накат. «Коллеги» по писательскому цеху льют на него ведра помоев. «Кулацкий подголосок». «Враг народа». «Двурушническая физиономия». Македонов — смоленский критик и писатель, который почти 10 лет помогал выдвинуться Твардовскому, поддерживал его начинания. Твардовский этого не забыл — и срывается из Москвы, бьется за него. Называет его своим другом на суде. В Москве ползут слухи, что теперь возьмутся и за Твардовского, ведь он защищает «агента троцкистско-авербаховской банды».

На столе бутылки. Накурено. Дым режет глаза — до слез.

Македонов, конечно, сядет. Твардовский не будет сдаваться. Друга вытащит при первой возможности — в 1946 году.

Октябрьская ночь в Минске. Здесь без устали стреляют. Все пропахло порохом, кровью и серой. Убьют больше сотни человек, тела потом увезут в Куропаты. Осенняя ночь в Каннах. Легкий привкус морской соли. Набоков заканчивает писать свой последний русский роман. Ночь в Ленинграде. Громкий стук в дверь разносится по квартире в доме Придворного конюшенного ведомства на канале Грибоедова. Николай Олейников все понимает. Весь литераторский дом затих, ожидая развязки.

Ночь 1937 года шагает по планете.

На бумаге выводятся строчки:

Не разнять меня с жизнью: ей снится
Убивать и сейчас же ласкать,
Чтобы в уши, в глаза и в глазницы
Флорентийская била тоска.

Аминь.

#сенников

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

Drive. Original Motion Picture Soundtrack — 2011, 5/5

С высокой долей вероятности мы уже нашим детям не сможем объяснить, почему фильм Николаса Виндинга Рёфна “Drive” 2011 года стал для нас таким важным, почему он расползся на мемы, почему герой Райна Гослинга стал иконой. Что ж, давайте попробуем объяснить это самим себе для начала.

Начало 2010-х годов. Время наивного мимолётного мирового оптимизма. Только что, буквально вчера всех пугали новой мировой депрессией, казалось, что кризис 2008 года обвалит мир, но ничего этого не случилось (кризис 2008 года оказался злее и хитрее своей великой бабушки 1929 года). Стив Джобс успел презентовать iPad — вот так теперь мы будем читать газеты. Американские спецназовцы убили Бен Ладена, и, кажется, что великой страшилке начала века «мировому терроризму» тоже пришёл конец. В России царит «модернизация», а участники «Стратегии-31» отделываются штрафами в 500 рублей. Слово «хипстер» входит в мировой обиход, но, наверное, только у нас превращается в чуть ли не политическую идеологию. Что касается политики непосредственно, то журнал Time в конце 2011-го признаёт человеком года протестующего. Под это определение попали и афинские анархисты, и арабские революционеры, «оккупанты» Уолл-Стрит и «рассерженные горожане» с московской Болотной. В те годы действительно верили, что социальные сети и координация через них изменят мир до неузнаваемости…

И на таком историческом фоне выходит безупречный нуар ни о чём. Мы ничего не знаем о герое Райна Гослинга, биографии всех остальных персонажей набросаны контурно. Фильм начинается с напряжённой погони, которая вдруг взрывается долгими кадрами с молчаливым героем и треком Nightcall французского проекта Kavinsky. В этот момент фильм моментально в себя влюблял, саундтрек очаровывал.

Все десятые потом спорили о некой новой мужественности, и одним из её символов стал герой Гослинга. Молчаливый, смелый, умеющий любить, спасающий даже бывшего своей подруги и ничего не требующий взамен. Real Hero. Днём он — скромный сосед, который катает тебя с ребёнком на машине, вечером — да, впрочем, неинтересно.

Продюсер саундтрека Клифф Мартинес придумал очень точное решение, соответствующее картинке фильма, снятой как в восьмидесятых, но без единой ретро-приметы. Так, на пластинке — парад лучшей поп-электроники, которая пережёвывала достижения великого десятилетия — Electric Youth и Chromatics, а ещё — виртуозный синтезаторный эмбиент в исполнении самого Мартинеса.

И тут уж так сложилось, что если ты молодым смотрел Drive, слушал музыку из него и очаровывался тем хрустящим под ногами майора мировым оптимизмом, то фильм был обречён на великую славу у отдельно взятого поколения.

И весь этот текст писался только ради того, чтобы напомнить в июне 2024 года, что оптимистичные эпохи в истории тоже случаются, и мы их переживали. И не нужно этот опыт сбрасывать со счетов.

#альбомы_кенотафа #простаков

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

​​Сергей Простаков возвращается к бесконечной саге «Подшивка к личному делу» и выходит на финишную прямую, где вспомнит несколько медиа, которые вдохновили его на журналистскую карьеру. Сегодня — «Лента».

Привычка читать новости в интернете возникла не сразу. Поворотной точкой, когда именно в сети я начал узнавать о происходящем в мире, стала Грузинская война 2008 года.

Утром 8 августа я прочитал в РБК, что на границе Грузии и Южной Осетии постреливают — я не придал значения, ведь там обстановка накалялась последние дни. Спустя каких-то шесть лет после окончания Второй Чеченской я почему-то думал, что все подобные накаливания завершатся договорняком. А вечером я смотрел по РБК видео, как российские танки ползли по горному пейзажу. Я обомлел, и в тот момент был готов поверить во что угодно, и очень жаль, что это чувство постоянно где-то растрачивал.

На РБК я задержался недолго. Очень скоро, как и большинство людей моего поколения, образа мыслей и занятий в 2009 году, я оказался как читатель посреди схватки «Газеты.Ру» и «Ленты.Ру».

Через годы собственной медийной карьеры понимаю: «Газета.Ру» была профессиональнее и солиднее. Но при этом меня сильно раздражала в те годы их постоянная критика властей. Скажем так, кроме самых ранних лет моих и путинизма я никогда сторонником действующей российской власти не был. Политические воззрения постоянно колебались, да, но дело тоже было не в них. Меня всегда пугала одномерность, желание всё быстро разложить по полочкам. И вот в «Газете.Ру» всегда в конце концов оказываются виноваты чиновники, менты, учителя. Я не верил, что мир устроен так (надо сейчас отметить, в конце нулевых я был чуточку умнее, чем в середине десятых). Другое дело, кто бы знал, что моя карьера по журналистской генеалогии будет восходить именно к «Газете.Ру».

Я сделал выбор в пользу «Ленты». Стиль их был легче, доктрины вначале особо не просматривалось. А ещё там появилась очень приятная рубрика с возможностью задать вопросы всяким знаменитостям. Например, Сергея Шнурова я спросил: «Когда весь этот бардак закончится?» — он ответил, что не знает. Потрясающий диалог.

«Ленту» я особенно любил за разделы «Кино» и «Музыка». Там я прочитаю осенью 2011 года, что New Order, музыкой которых я тогда безвылазно болел, объединились, чтобы дать два благотворительных концерта в Брюсселе и Париже. Эту же новость там же в «Ленте» прочитает и мой друг Лёха, который, хорошо зная меня, понимал, что я даже не подумаю помечтать о поездке на такой концерт. Поэтому он с другим моим знакомым подарил мне билет на парижский концерт New Order. Совершенно случайно именно тогда я решил сделать загранпаспорт только для того, чтобы был. В общем, Провидение очень хотело, чтобы осенью 2011 года я оказался за границей, в Париже, в Западной Европе. И проводником тут оказалась именно «Лента».

И тогда же она сама начала меняться. Там появились колонки. И это было во сто крат хуже, чем в «Газете.Ру». В последней хоть критиковали исключительно власти за какие-то решения, то есть по определению из более слабой позиции говорили с сильным. А в «Ленте» все авторы норовили выносить моральные суждения по абсолютно любому вопросу, от ройзмановских методов лечения наркомании до ношения сандалий с носками. Тон этот начинал раздражать. Я уже понял, что лучше всего за новостями следить в твиттере. Всё чаще я стал нажимать кнопку Follow на профилях журналистов и активистов.

Концерт New Order был в клубе «Батаклан». Спустя четыре года в московской ночи по трансляции ныне запрещённой, нежелательной и иностранноагентской «Медузы» я следил за расстрелом собравшихся там на концерт гостей. Мнения этой команды всегда бесили, но вот главная страница так и осталась непревзойдённой.

#простаков

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

Передвижника Василия Перова мы привыкли считать прямолинейным и подчас ироничным бичевателем общественно-политических и людских пороков. Этаким завсегдатаем запрещённого в России фейсбука. Но на этом полотне он достигает такой экзистенциальной и, не побоюсь этого слова, метафизической глубины, что прорывается куда-то в пространства осмысления реальности, неподвластные смертному.

Это «Последний кабак у заставы» 1868 года.

Сюжет картины для школьного сочинения. Отец с дочерью едут из города в деревню. Вероятно, сегодня они продали на рынке какое-то добро, и вот отец при деньгах решил зайти выпить в кабак, оставив на морозе дочь, лошадь да верного пса. И мы этого не видим, но понимаем, что будут пропиты все деньги, что дочь замёрзнет и будет искать отца, что крестьянскую собаку загрызут местные злые псы.

Ну уж нет. Перов-то сложнее.

От «Кабака» веет неиллюзорным холодом. И это при том, что картина подчёркнуто выполнена во вроде как тёплых оранжевых тонах, но это мёртвое тепло раннего зимнего заката — он несёт за собой бескрайнюю ночь. Бескрайность, беспредельность пространства — вообще главные герои этой картины. Вот тут кончается государственная администрация — посмотрите на этих двух орлов, а дальше начинается земля, до которой никакие коллежские асессоры, комиссары и технократы никогда не доберутся. Его здесь не видно, но огромное евразийское пространство от Балтики до Тихого океана здесь подчиняет себе всё.

Вокруг этих холодных просторов кабак и мир вокруг него остаются очагом жизни, противостоящим непролазному ужасу небытия. Чего уж, «последний», «кабак», «у заставы» можно и расшифровать как пир во время чумы или как поминальное торжество у врат смерти.

А это девичье лицо, растворяющееся в сумерках! В этом взгляде — понимание, мудрость, всепрощение. Спустя полвека Блок о чём-то таком напишет хрестоматийное: «И невозможное возможно, / Дорога долгая легка, / Когда блеснет в дали дорожной / Мгновенный взор из-под платка, /Когда звенит тоской острожной / Глухая песня ямщика!..».

Чтобы прочувствовать Перова сейчас, садитесь в машину в конце дня и выезжайте из вашего города, посёлка, деревни. В том месте, где они будут заканчиваться, вас пронзит на мгновение какой-то ток. Возможно, в этот момент вы на секунду заглянете в другое измерение. А может, призрак того крестьянина и его дочери пролетят сквозь вас. В эту секунду пересечения границы мы чувствуем себя единым со всем, прошлым, будущим, настоящим, началом, концом, вечностью.

#коврик_у_кенотафа #простаков

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

​​В ожидании капель дождя

Номер «Правды» с портретом героя. Фотография авантюриста в эмигрантской газете. Скоро все это смоет дождь, разорвут грозовые удары. В новом тексте из цикла «Расходящиеся тропы» Егор Сенников навещает мир перед катастрофой.

Во-вторых, надо немного пройтись; это всегда помогает успокоить нервы.

Он выходит на парижскую улицу. Ему слегка за 60, но он в хорошей форме: стрижка бобриком, прямая спина, строгий взгляд, морщины еще не изрезали все лицо. Дойдя до нужного адреса, мужчина быстро поднимается по лестнице, звонит в дверь к людям, к которым приходил домой много раз: это было в Санкт-Петербурге, значит было давно. Заметно нервничает; хозяева наливают ему кофе. Он внимательно смотрит на старых знакомых и говорит:

— Война начнется двадцатого августа.

Война! Нашел чем удивить. В этом месяце все дышит войной — от Халхин-Гола до Лондона. А внутри все равно неуверенное, тайное чувство: а вдруг пронесет? А вдруг…

На первой полосе «Правды» 30 августа 1939 года — фотографии двух героев. Сперва портрет Сергея Грицевца — он первый дважды герой СССР. Рядом портреты других отличившихся, следом фамилии, фамилии, фамилии… На последней странице контуры грядущей войны прорисованы четко: «военные приготовления Англии», «британский посол в Берлине вчера посетил Гитлера», «германские пароходы покидают американские порты»…

Майор Сергей Грицевец последний год провел на войне. Летал в Испании, провел под сотню боевых вылетов и одержал множество воздушных побед. Летом 1939 года его талант потребовался на другом конце света — Грицевца перебросили на Дальний Восток, где он сражался под Халхин-Голом.

Далекие раскаты грома. Они все ближе. В воздухе разлит запах озона.

Но грозы пилот не увидит. Майор Грицевец навсегда будет принадлежать межвоенной эпохе. В сентябре его перебросят поближе к польской границе: Вторая мировая уже началась, польское сопротивление сломлено, и немецкие войска продвигаются к Варшаве. За день до того, как по радио Молотов объявит, что «польские правящие круги обанкротились», и даст старт Польскому походу Советской армии, Грицевец погибнет. Трагическая ошибка военнослужащих белорусского аэропорта Болбасово. Самолет Грицевца заходил на посадку в тот же момент когда садился другой истребитель.

Столкновение.

Грохот.

Винтом самолета Грицевцу отрубило голову.

На столе в парижском кафе лежит газета. В ней фотография красивого молодого человека: у него тонкие усы, аккуратно уложенные волосы, приятная улыбка. Можно решить, что это берут интервью у кинозвезды. Пожилой русский парижанин, сидящий в кафе, берет газету в руки и начинает читать.

В июне 1939 года без десяти четыре часа пополудни в Лувр уверенной походкой вошел молодой человек лет тридцати. Он сразу же направился в 623-й зал, названный в честь барона Василия Васильевича Шлихтинга. Останавливается на минуту перед картиной Антуана Ватто «Безразличный».

На полотне изображен юноша в атласном синем костюме. Он то ли танцует, то ли марширует, стоя на фоне леса. Его не понять; действительно, безразличный.

Недолго думая, молодой человек снимает картину со стены и вместе с ней уходит из музея. Пока парижские газеты будут гудеть о самой громкой краже в Лувре со времен «Моны Лизы» и пытаться найти следы картины, восхищавшей Бодлера, молодой человек будет сидеть у себя дома и реставрировать картину.

В середине августа мужчина сам приходит в парижский Дворец правосудия вместе с картиной и сдается в руки полиции. Его зовут Серж Богуславский. Похищение полотна он объясняет желанием улучшить картину: дескать, музейщики плохо отреставрировали картину и он счел возможным переделать их работу. Парижская пресса вновь сходит с ума.

Пройдет еще немного времени и Богуславского приговорят к 5 годам тюрьмы. В заключении он проведет большую часть мировой войны.

Александр Федорович Керенский отложил газету. История Богуславского не отвлекла от мрачных раздумий. Он встает. Какое ужасное на душе беспокойство. Во-первых, надо зайти к Гиппиус и поделиться своими мыслями…

#сенников

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

Михей и Джуманджи — Сука Любовь (1999) — 5/5

Бывают альбомы великие, бывают культовые, случаются незаслуженно забытые, есть и открытые заново. А ещё бывают неповторимые. И единственный альбом «Михея и Джуманджи», сольного проекта Сергея Крутикова, из таких. Ему до сих пор в нашей поп-культуре нет альтернативы.

Уроженец донецкой Макеевки Михей оказался за десятилетия единственным по-настоящему успешным переводчиком гигантской афро-американской ритмической музыкальной традиции на русский язык. Задача была и остаётся нетривиальной. В стране, где в песнях ценят прежде всего слова и мелодию, любые попытки привить фанк и соул раз за разом обрекались на провал. Успеха тут достиг только хип-хоп, и то потому что его удалось провести по разряду где анекдота, где частушки, где высокой поэзии — в России, как известно, поэт больше, чем поэт. А вот Михею удалось за свою короткую жизнь не только деятельно поучаствовать во взращивании русского рэпа, но и записать идеальный соул- и фанк-альбом. Сам Михей особо не скрывал, что его на этот сольник вдохновил британец Jamiroquai, но нужно признать: у Михея был куда более масштабный творческий вызов, с которым он блестяще справился.

Как бывает сплошь и рядом, на альбом Михея вдохновила длительная безответная любовь. И лучшие песни с пластинки — про неё: «Сука Любовь», «Достоин», «Плачет по тебе». Но визитной карточкой стала «Туда» — дуэт Михея с Инной Стил. Эта песня о поисках предназначения с запоминающимся эзотерическим сэмплом крутилась в великий 1999 год не реже «Ариведерчи» или «Солнышко». Но спустя годы именно «Суку Любовь» всё ещё можно услышать на вечеринках. Хотя и вся пластинка нисколько не потеряла в свежести звучания — ну, не было потом таких, ну или рядились они во что-то другое.

После выпуска своего opus magnum Крутиков успел побыть звездой первого порядка: эфиры, интервью, концерты, фестивали. Из андеграунда через телеэкран… Великие эпохи в культуре подразумевают и своих мертвецов. Михей очень быстро сгорел, ушёл из этого мира в дни трагедии «Норд-Оста». Где-то тогда же начала захлопываться дверь и для русских надежд на XXI век. Пропустили надежды на бытовой комфорт, хорошие дороги. большие мировые форумы и высокие цены на нефть, а все остальные оставили за дверью.

Через десять лет в 2013 году вышел трибьют «Посвящение Михею». На нём Сергей Галанин, «Банд’Эрос», Баста, «Бумбокс», Иван Дорн, Змей из «Касты», Даша Суворова, Pianoбой, Ёлка, Ева Польна — российские и украинские исполнители объединились, чтобы записать пластинку памяти человеку, который по-настоящему связывал обе страны. В тот год времени для надежд тоже оставалось очень мало.

Что ещё слушать у Михея:
Bad Balance — «Город джунглей» (1998) — 5/5
Трибьют «Посвящение Михею» (2013) — 5/5

#альбомы_кенотафа #простаков

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

​​В одном из финальных эпизодов «Подшивки к личному делу» Сергей Простаков делает открытие — он находит издание, которое по-настоящему сформировало его профессиональную личность. Это — журнал «Афиша».

Я умудрялся годами игнорировать журнал «Афиша». Но всё живое найдёт себе дорогу  путём зерна.

Посреди лета 2011 года, когда я последний раз в жизни просто отдыхал, ожидая финального курса магистратуры и всего студенчества, в твиттере мой знакомый из Калуги по имени Дима спросил: «Кто в Москве, может купить мне номер "Афиши" про медиа?». Меня заинтересовала постановка вопроса: кажется, номера прессы, которые ты просил купить знакомых, чтобы они у тебя обязательно были, закончились вместе с Советском Союзом. Про существование «Афиши» я знал, но теперь запомнил. Уже осенью увидел книгу под брендом «Афиши», выпущенную как раз по мотивам выпуска об истории русских медиа. Ого, выпуск настолько крутой, что его издали книгой, — подумал я, не зная тогда, насколько мои будущие коллеги сидят на игле саморефлексии и размышлений о судьбах отрасли.

Книгу я тогда не купил. А вот «Афишу» стал покупать — не сплошь, но с завидной регулярностью. Мне нравилось, что выпуски были тематические. Мне нравилось, что редакция журнала обращала внимание на очень разные темы — для меня же это главное. Выпуски были толстые, но выходили раз в две недели, журнал отражал ту жизнь, посреди которой я жил и которой интересовался. Никаких переводных статей про подзабытых патриархов Голливуда.

Я прочитал от корки и до корки майский выпуск 2012 года про историю российского футбола с легендарным Романом Широковым на обложке — он вышел в канун чемпионата Европы по футболу в Польше и в Украине. А вторым был номер про историю русского интернета.

Из него я вынес мысль, которая не даёт мне покоя до сих пор. Аркадий Волож сказал, что в жизни человека может быть максимум только две очень хорошие идеи. Одну из них, «Яндекс», он уже воплотил в жизнь, второй хорошей идеей считал выход поисковика на турецкий рынок. Смутно представляю, что сейчас происходит с «Яндексом» в Турции, но вот я, Сергей Простаков, одну хорошую идею уже использовал, создав паблик «Русская интеллигенция» десять лет назад (саморазоблачение, если кто не знал), и до сих пор нахожусь в мучительном предвкушении второй идеи.

Как читатель я попал на период истории журнала, когда им занимались журналисты, перепаханные книгой Макнила и Маккейн «Прошу, убей меня!» об истории американского панк-рока. Кто не знает, книга состоит из грамотно разложенных по смыслам и периодам монологов нью-йоркских музыкантов и тусовщиков. Она имела подзаголовок «Подлинная история панк-рока, рассказанная им самим». И вот это «рассказанная им самим» стало паролем к эпохе. Наступало время монологов в интернет-журналистике, автофикшна в литературе. Но через монтаж монологов и интервью нашу реальность в начале 2010-х исследовала именно «Афиша».

Те выпуски журнала на меня как на журналиста повлияли в гораздо большей степени, чем я мог предположить. Мой журналистский карьерный, с позволения сказать, пик, мои opus magnum, подкасты «Шурави» и «Эпоха крайностей», они напрямую вышли из прочитанных в 2012 году номеров «Афиши» про футбол и интернет — я узнал, что так можно рассказывать про современность.

«Афишу» я буквально покупал до последнего номера на обложке, хотя журнал эпохи Трабуна был мне уже сильно менее интересен.

В феврале 2020 года совсем другой Дима вручил мне книжку про историю русских медиа, как раз тогда, когда моя карьера в них начала закатываться. Димой эта история началась, Димой и закончилась. Дмитрий — греческое имя, связанное с плодородием, что-то про зёрна, брошенные в добрую почву. Уже в 2021 году Александр Горбачёв, который непосредственно отвечал за те номера «Афиши», которые сформировали мой творческий метод, неожиданно похвалил мои подкасты. Так что — ничто не берётся из ниоткуда и не уходит в никуда.

#простаков

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

У всех есть возможность сказать свое последнее слово — хотя не всегда тот, кто его произносит или пишет, знает, что именно оно окажется последним. В рубрике «Последние слова» мы очищаем последние слова от налета времени и даем вам возможность посмотреть на них отвлеченно.

Сегодня — последние слова «Фауста» Гёте.

#последние_слова

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

​​Ленинград — Пуля (1999) 5/5

«О, Айседора, оставьте дома свой белый шарф».

Давно пора сказать об этом во всеуслышание: альбом «Пуля» у группы «Ленинград» — не просто лучший, но, по большому счету, единственный. Все, что было потом, можно называть по-разному: сборниками синглов, микстейпами, была даже радиопьеса с музыкальными номерами («Баборобот»). Все это было мило, временами интересно, что-то навсегда врезалось в память, а что-то немедленно ее покидало. Но альбомов не было — и, видимо, уже не появится.

«Пуля» — это классический петербургский гоп со смыком, метапародия на шансон, фантазии о том, чего не было, щедро приправленные голосом Игоря Вдовина. «Зенит» — еще не тот монстр, а раздолбайский питерский клуб, который вживается в роль российского «Тоттенхэма» — ходит где-то рядом с вершинами, но ничего не выигрывает. Айседора Дункан выезжает в последнюю поездку, на Фонтанку идут пить водку мужики, в буфете на раздаче работает Таня, на небе звезды и луна, папин пистолет, Летний сад закрыт. Разухабистая музыка, намеренно притворяющиеся примитивными слова, интеллигентное безумие и та легкая алкогольная приподнятость, которая настигает после ста грамм водки.

Вся эта легкость — игра, придуманная московскими и питерскими арт-тусовками, спродюсированная Леонидом Федоровым (который и был солистом «Ленинграда» на первом концерте группы в Москве) и умело разыгранная группой, которой, конечно, никто не предрекал грандиозной народной любви. Но судьба распорядилась иначе: в «Ленинграде» воцарился Сергей Шнуров, ставший на долгие годы одной из самых заметных российских поп-фигур. Он сумел превратить мнимый эстетический протест в огромные деньги — и сделал заработки главным критерием для оценки своего наследия. С годами смотреть на это стало скучно, как на «Зенит», распухший от денег и выигрывающий чемпионат за чемпионатом.

Свежесть, злость, ярость и талантливость «Пули», вышедшей в рубежном 1999 году, ощущается и сегодня. Всё, что было с «Ленинградом» после «Пули» — это как тишина в конце одноименного трека: выстрел прозвучал, пуля настигла героя. Незачем копаться в посмертной жизни. В той, где Шнуров останется в памяти как автор оды Евгению Пригожину и герой дисса Славы КПСС.

В конце концов, жизнь все расставляет по своим местам. Кому-то бежать от пули, кому-то окэшивать чеки.

Что еще слушать у «Ленинграда»?

Вы действительно хотите услышать ответ на этот вопрос?

#альбомы_кенотафа #сенников

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

​​Очередной опросник «Кенотафа»! Издание просит ответить своих друзей и кумиров на вопросы о книгах и чтении. На этот раз гостьей выпуска стала Ксюша Смыр — фотограф, автор подкаста «Где я?» про интуитивные прогулки и путешествия.

https://teletype.in/@thecenotaph/oprosnik-smyr

#опросник_кенотафа

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

​​Вот и последний выпуск «Подшивки к личному делу», в котором Сергей Простаков вспоминает о том, как решил стать журналистом после десятилетий потребления медиа в качестве простого читателя, слушателя и зрителя.

Весь 2011 год был необычным, наполненным предзнаменованиями и событиями, которые в моей жизни никогда не случались, — как ни крути, начиналась новая эпоха, целая эра в моей судьбе. Я уже вовсю читал твиттер — он стал моим главным медиа на годы вперёд. Как не в себя я политизировался. Когда наступила та осень, я томился от предвкушения чего-то большого, масштабного, завораживающего.

Оно и наступило.

Один мой знакомый как-то назвал Болотную нашим Аустерлицем — чрезвычайно лестное сравнение и для победителей, и для проигравших. И всё-таки те зимние месяцы были необычными, меняющими своё настроение от карнавала до политического триллера. Мне до сих пор трудно описать происходившее тогда и внутри, и вовне. Словно по щелчку мир стал ярче, в нём появилось больше цветов. Я стал жадно искать и потреблять любую информацию, объяснявшую мне, что происходит вокруг.

Пути этого поиска и осмысления продиктовал мне твиттер, в котором я узнал о существовании журналистских твиттеров.

Вот они завораживали больше всего. Эти ребята давали ссылки друг на друга, они находились в самой гуще событий на Болотной, к их мнению прислушивался сам Навальный*. А ещё при всей кажущейся серьёзности — они были простыми людьми. По пятницам их социальные сети наполнялись мутными фотографиями, снятыми на четвёртый iPhone в барах с завораживающими названиями «Джон Донн» и «Жан-Жак». А ещё именно они были в гуще Болотной, казалось, что именно они и двигали ту историю.

Через их твиттеры я узнал о существовании двух моднейших медиа именно той мимолётной эпохи — телеканала «Дождь»** и радио «Коммерсантъ FM».

Первый тогда работал без всяких пейволов — заходишь на сайт и включаешь. От происходящего на экране я млел. И розовый цвет, и ведущие, и узнаваемые корреспонденты — такие же как и я, молодые и амбициозные. Я натурально смотрел все эти «Дзядко 3» и Hard Day’s Night. Я медитировал на заставку Optimistic Сhannel и розовые полоски. Именно такое настроение и нужно было той мимолётной оптимистичной эпохе. А когда случилась Болотная, то ребята повесили на логотип канала белую ленту — такое приятное ощущение общего дела, «телевизор с нами».

Но у телевизора не проведёшь всё время, поэтому я слушал «Коммерсант FM», особенно утренние эфиры. Через лет пять я напишу в твиттере: «Кто не слушал колонки Кашина***, Кучера****, Эггерта***** на "Коммерсантъ FM" в 2012 году, тот не жил в 2012 году».

И вот однажды последней студенческой зимой, сидя в своей общаге на Можайском  шоссе, зависнув в твиттере, я вдруг понял, что могу стать таким же, в смысле — я хочу создавать медиа, а не потреблять. Никто мне не мешает. С этой простой мыслью я просуществовал, томясь от предчувствий и ожиданий, полгода. А потом на радио «Коммерсантъ FM» в своей очередной колонке Олег Кашин рассказал о Павле Пряникове и о его петанке, куда я и решил сходить в ближашие выходные…

Тут кончается моя история как потребителя медиа, и начинается моя журналистская история. «Подшивка к личному делу» собрана и поставлена на полку.

* — умер, но нужно писать, что при жизни считался террористом и экстремистом
** — иноагент, нежелательная организация
*** — иноагент
**** — иноагент
***** — иноагент

#простаков

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

Мы все этого ждали 104 дня — так сказал счётчик платформы YouTube.

Да, это новый стрим издания «Кенотаф».

Поговорим о сломе эпох; об ощущении того, что время вокруг тебя меняется; незыблемые вещи разрушаются; будущее уже наступило, но ему ещё не придумали названия. Это метафизика.

А эмпирика — наш 1999 год. Премьерская чехарда и альбом «Земфира», операция Преемник и журнал «Афиша», 200-летие Пушкина и бомбёжки Белграда, «Сибирский цирюльник» и вторжение в Дагестан, Путин и полное Солнечное затмение над Европой.

Обсуждают Сергей Простаков, Егор Сенников, Константин Сперанский.

Завтра тут 👉 https://www.youtube.com/watch?v=lUU4u5q2Sz4

И нужно подписываться на канал 👉 https://www.youtube.com/@thecenotaph23

#стрим_кенотафа