7.
Оборзевший голубь улетает с зоны,
Отмотал полсрока, вышел по удо.
Оказалась лебедь чёрною вороной,
Не свилось с оторвой у него гнездо.
Пусть молотят языки где-то там на воле,
Что на зоне все равно, голубь ли, петух,
Только голубь избежал петушиной роли,
Клювом чаечьим забил претендентов двух.
Домотались до него: «Голубок-голуба,
Одиноко на тюрьме, ты же бел и чист...»
Одному он выбил глаз, а другому зубы.
Мама-чайка ох не зря была феминист.
Вот приехал голубь в свой Гелиополис,
Магомет с батяней вмиг накрыли стол.
Ну, понятно, чачей быстро упоролись,
И в ночи на пруд он к лебеди пошёл.
– Что же ты, подруга, как жила три года?
Как болтала по воде жопой без меня? –
И задвинул твари
вглубь мочеотвода,
Ярость чайки с нежностью отца соединя.
– Не ищи меня ты вновь - больше не поймаешь,
Буду жить как партизан в скалах и лесах,
Если высидишь сынка, если воспитаешь,
Назови его Борзой Ветер-в-Небесах.
Пусть он пялит всё вокруг, и ворон, и чаек,
Всех голубок, лебедей, уток и орлиц,
Пусть сомнений и стыда, грусти не встречает,
Пусть зовут его царём орды здешних птиц.
Оборзевший голубь улетает с зоны,
Отмотал полсрока, вышел по удо.
Оказалась лебедь чёрною вороной,
Не свилось с оторвой у него гнездо.
Пусть молотят языки где-то там на воле,
Что на зоне все равно, голубь ли, петух,
Только голубь избежал петушиной роли,
Клювом чаечьим забил претендентов двух.
Домотались до него: «Голубок-голуба,
Одиноко на тюрьме, ты же бел и чист...»
Одному он выбил глаз, а другому зубы.
Мама-чайка ох не зря была феминист.
Вот приехал голубь в свой Гелиополис,
Магомет с батяней вмиг накрыли стол.
Ну, понятно, чачей быстро упоролись,
И в ночи на пруд он к лебеди пошёл.
– Что же ты, подруга, как жила три года?
Как болтала по воде жопой без меня? –
И задвинул твари
вглубь мочеотвода,
Ярость чайки с нежностью отца соединя.
– Не ищи меня ты вновь - больше не поймаешь,
Буду жить как партизан в скалах и лесах,
Если высидишь сынка, если воспитаешь,
Назови его Борзой Ветер-в-Небесах.
Пусть он пялит всё вокруг, и ворон, и чаек,
Всех голубок, лебедей, уток и орлиц,
Пусть сомнений и стыда, грусти не встречает,
Пусть зовут его царём орды здешних птиц.
Девочку припевочку встретил я на пляже,
Говорю: фотограф я, модный шо пиздец,
Говорю, пошли со мной, красоту уважу,
Дам тебе пять тыщ рублей. - Ну, пошли, отец.
Вот пришли, фотограф (я) тихо безобразит,
Нипеля слюнявит, обнажил кукан.
Дева вдруг как вскрикнет:
«Стой, куда? не влазит
Это мотовило ни в один стакан!»
— Не вопи, хорошая. Я поставлю музыку -
С насморочным голосом модного певца,
Или эту, как ее, Айлиш толстопузую,
Чтобы всхлипывали вы вместе слегонца.
Билли Айлиш, я и ты - вместе с Билли Айлишью,
Это, в рот ее ногой, очень хорошо!
А не любишь на троих - позову товарища,
Он тебя своим шнурком рассмешит ещё!
Говорю: фотограф я, модный шо пиздец,
Говорю, пошли со мной, красоту уважу,
Дам тебе пять тыщ рублей. - Ну, пошли, отец.
Вот пришли, фотограф (я) тихо безобразит,
Нипеля слюнявит, обнажил кукан.
Дева вдруг как вскрикнет:
«Стой, куда? не влазит
Это мотовило ни в один стакан!»
— Не вопи, хорошая. Я поставлю музыку -
С насморочным голосом модного певца,
Или эту, как ее, Айлиш толстопузую,
Чтобы всхлипывали вы вместе слегонца.
Билли Айлиш, я и ты - вместе с Билли Айлишью,
Это, в рот ее ногой, очень хорошо!
А не любишь на троих - позову товарища,
Он тебя своим шнурком рассмешит ещё!
Вот стою в лесу я,
В кровь кусаю губы:
Тунберг или Соболь,
Грета или Люба?
Был бы я Бонджови,
Разразился б песней:
Эта посвежее,
Та поинтересней.
Моника, София,
Анжелина, где вы?
Почему такие
У эпохи девы?
Где вы, Чичолина,
Мэрилин, Негода?
Нахуй мне протесты?
Хули мне природа?
Шо ж ты с нами робишь,
Гнусная эпоха?
На Любовь подрочишь -
Мерзко, душно, плохо,
А встряхнешь на Греты
Бешеные фотки -
Позитива нету,
Одурь как от водки,
Одурь и похмелье,
И в душе Чернобыль.
Гнусная эпоха
Блядской Греты Соболь.
В кровь кусаю губы:
Тунберг или Соболь,
Грета или Люба?
Был бы я Бонджови,
Разразился б песней:
Эта посвежее,
Та поинтересней.
Моника, София,
Анжелина, где вы?
Почему такие
У эпохи девы?
Где вы, Чичолина,
Мэрилин, Негода?
Нахуй мне протесты?
Хули мне природа?
Шо ж ты с нами робишь,
Гнусная эпоха?
На Любовь подрочишь -
Мерзко, душно, плохо,
А встряхнешь на Греты
Бешеные фотки -
Позитива нету,
Одурь как от водки,
Одурь и похмелье,
И в душе Чернобыль.
Гнусная эпоха
Блядской Греты Соболь.
Мы все глядимся в Пучдемоны,
Двуногих тварей афедроны
Для нас орудие одно
(И больно, ссука,и смешно,
А мать грозит тебе в окно).
Двуногих тварей афедроны
Для нас орудие одно
(И больно, ссука,и смешно,
А мать грозит тебе в окно).
СЛУЧАЙ В ХЕРСОНЕСЕ
«Дай-ка брошу бутылку, - подумал еблан, -
В эту старую, сука, цистерну!»
И швырнул и разбил, тупорылый баран,
Тяжко выдохнув: «Жизнь эфемерна!»
Голубел небосвод, зеленела трава,
Чайки шастали по поднебесью,
Средь старинных развалин бухала братва,
Сладко пьётся портвейн в Херсонесе!
Но внезапно осколки взлетели со дна
Со зловещим пронзительным звоном,
Обнаружив, как много всосалось вина
В глотки штопаным всяким гандонам.
Из осколков сложился то ль с нимбом святой,
То ль пришелец в подобье скафандра,
И сказал: – Заебли вы своей простотой,
Натяну ща вам глаз на сисяндры.
Ты, мудлан, кто бросал, подойди-ка сюда.
Нахуя ты братву подставляешь?
Вот тебе, бля, сегодня конкретно пизда.
Помолись, если можешь и знаешь,
Магомету, Озирису, Будде, Христу,
И Гермесу молись Трисмегисту.
Без молитв человек - словно с хуем во рту
Умирает грешно и нечисто.
Никогда не молился? Вот ёб твою мать -
Тут же храмы кругом и святыни!
Ладно, гнида, не буду тебя убивать,
Просто йобну стеклом тебе в дыню.
«Дай-ка брошу бутылку, - подумал еблан, -
В эту старую, сука, цистерну!»
И швырнул и разбил, тупорылый баран,
Тяжко выдохнув: «Жизнь эфемерна!»
Голубел небосвод, зеленела трава,
Чайки шастали по поднебесью,
Средь старинных развалин бухала братва,
Сладко пьётся портвейн в Херсонесе!
Но внезапно осколки взлетели со дна
Со зловещим пронзительным звоном,
Обнаружив, как много всосалось вина
В глотки штопаным всяким гандонам.
Из осколков сложился то ль с нимбом святой,
То ль пришелец в подобье скафандра,
И сказал: – Заебли вы своей простотой,
Натяну ща вам глаз на сисяндры.
Ты, мудлан, кто бросал, подойди-ка сюда.
Нахуя ты братву подставляешь?
Вот тебе, бля, сегодня конкретно пизда.
Помолись, если можешь и знаешь,
Магомету, Озирису, Будде, Христу,
И Гермесу молись Трисмегисту.
Без молитв человек - словно с хуем во рту
Умирает грешно и нечисто.
Никогда не молился? Вот ёб твою мать -
Тут же храмы кругом и святыни!
Ладно, гнида, не буду тебя убивать,
Просто йобну стеклом тебе в дыню.
ЛЕТОВЛЕТОЛЕТА
Жук Летов и кузнечик Башлачев,
Поэт из Барнаула с финкой в сраке,
В Ростове рэпер Хаски запрещен,
Россия, Лета, всё опять во мраке.
Серебреннников, «Лето» в ЭССЭСЭР,
Серебряков скрипит как пилорама
В дурацком сериале РТР.
Опять грядёт зима, и это драма.
Зимой оно в берлоге хорошо,
Когда сопишь, медведице присунув,
А если кто партнера не нашел,
Тогда айда все слушать, как с трибуны
Который год оратор нас зовет
Скакать майдан и строить
баррикады.
Куда поскачешь, бедный мой народ?
Везде вранье и конченные гады.
Шепнул знакомый мне политикан:
Сметут режим до лета, ждем полгода.
На смену косоруким мудакам
Опять идут безрукие уроды.
Январь, 2019
Жук Летов и кузнечик Башлачев,
Поэт из Барнаула с финкой в сраке,
В Ростове рэпер Хаски запрещен,
Россия, Лета, всё опять во мраке.
Серебреннников, «Лето» в ЭССЭСЭР,
Серебряков скрипит как пилорама
В дурацком сериале РТР.
Опять грядёт зима, и это драма.
Зимой оно в берлоге хорошо,
Когда сопишь, медведице присунув,
А если кто партнера не нашел,
Тогда айда все слушать, как с трибуны
Который год оратор нас зовет
Скакать майдан и строить
баррикады.
Куда поскачешь, бедный мой народ?
Везде вранье и конченные гады.
Шепнул знакомый мне политикан:
Сметут режим до лета, ждем полгода.
На смену косоруким мудакам
Опять идут безрукие уроды.
Январь, 2019
МЫС ЛУКУЛЛ
Бухал я как лошадь на мысе Лукулл,
Ну прям-таки как Буцефал,
Но третий «Джек Дэниэлс» не потянул,
С полутора литров упал.
Печально подмигивал звёздами Крым.
Свернувшийся как эмбрион,
Лежал на песке я, недугом томим,
Но всё же довольный как слон.
И снилось мне всё, что в родимом краю,
Среди белоногих берёз,
Я сорок синичек держу на хую,
Прямёхонек, бодр и тверёз.
Бухал я как лошадь на мысе Лукулл,
Ну прям-таки как Буцефал,
Но третий «Джек Дэниэлс» не потянул,
С полутора литров упал.
Печально подмигивал звёздами Крым.
Свернувшийся как эмбрион,
Лежал на песке я, недугом томим,
Но всё же довольный как слон.
И снилось мне всё, что в родимом краю,
Среди белоногих берёз,
Я сорок синичек держу на хую,
Прямёхонек, бодр и тверёз.
Нет, я, друзья, не Михалков -
Другой, неведомый избранник,
Иных цепей, иных оков,
Иной эпохи горький данник.
Тем более не Горький я,
Совсем не Пушкин и не Горький,
А говорящая свинья
На человеческой помойке.
(Мы все писатели теперь,
Кто Инстаграм имеет бойкий,
Лишь были б бамперы и дойки.
Но есть писатель Рома Зверь,
«Мой путь» - он книгу озаглавил,
Свой путь звезды он в ней представил,
И лучше выдумать не мог.
Я не читал - свидетель бог.)
Великий негр нам показал
Дворян ничтожных галерею,
Босяк - через базар-вокзал -
Народ без воли и идеи,
А я чего вам покажу?
Ты где, народ? вы где, элиты?
И я, художничек, сижу
На свалке, а не у корыта,
Жую не спелую ботву,
А батарейки и прокладки.
А впрочем, я как все живу,
Всё боле-менее в порядке,
Ем бутерброды, мну цветы,
Даю полезные советы,
Во рту огрызок сигареты,
Глаза бессмысленно пусты.
Но лишь божественная плоть
Прошелестит шелками мимо -
Амур, единый мой Господь,
Влечёт меня неудержимо
За ней, единственной, за той
Что в миг единый мир затмила -
И взгляд не брезжит пустотой,
А дышит злобой крокодила.
(О названный в Сатурна честь
Старейший в мире аллигатор,
Кем возродишься ты? Бог весть!
Монахом, птичкой ли пернатой,
Бандитом, модным ли хлыщом,
Иль новым Гитлером успешным?
Нет, будь профессором-врачом,
Дари надежду всем нам, грешным.)*
Так вот... О чем я? А, жила
Одна мамзель в московском гетто,
Она цветочницей была,
Флористкой, звали Виолетта.
Был у мамзели кавалер,
Который звал ее Витусей,
И мама в городе Тарусе,
И котик Крюгер, злобный хер.
Неблагодарнее кота
Никто не видывал на свете,
Драл руки-ноги Виолетте,
И вся в крови ходила та.
Его забить и придушить,
Грозил бойфренд неоднократно,
Но по причине непонятной
Кот продолжал борзеть и жить.
Был ли кастратом этот кот,
Или чесал зубами яйца
В тот самый злополучный год,
Ответить автор затрудняется.
А, точно, позже пострадал
За боевой и дикий норов,
Когда примчались вслед за скорой
В погонах серых господа.
(Но что-то забегаю, да.)
Жила на первом этаже
В квартире съемной Виолетта,
Уже лет пять наверно где-то,
И было грустно ей уже,
В Москве не видя перспективы,
Не продаваясь, не учась,
Придя с работы, с ног валясь,
Кемарить под хип-хоп мотивы,
Под крик подростков за окном,
Иль после сырников с вином
Дать уложить себя Виталию
(Простите, упустил детали я.
Витуся и Виталик, да,
Звучит как сказка, господа.)
Виталик был смешлив и весел,
Смартфоны продавал в «Связном»,
С маманей жил на Красной Пресне,
Не парясь ни о чем ином.
Когда Навальный в интернете
Его на митинг призывал -
Он шёл. С годами игры эти
Поднадоели. Перестал.
Он, в общем, был пацан нормальный,
И, повзрослев, шутил не раз:
«Нас всех перепахал Навальный,
Но не засеял, .......»
(Далее по ссылке)
https://vk.com/wall12123559_52042
Другой, неведомый избранник,
Иных цепей, иных оков,
Иной эпохи горький данник.
Тем более не Горький я,
Совсем не Пушкин и не Горький,
А говорящая свинья
На человеческой помойке.
(Мы все писатели теперь,
Кто Инстаграм имеет бойкий,
Лишь были б бамперы и дойки.
Но есть писатель Рома Зверь,
«Мой путь» - он книгу озаглавил,
Свой путь звезды он в ней представил,
И лучше выдумать не мог.
Я не читал - свидетель бог.)
Великий негр нам показал
Дворян ничтожных галерею,
Босяк - через базар-вокзал -
Народ без воли и идеи,
А я чего вам покажу?
Ты где, народ? вы где, элиты?
И я, художничек, сижу
На свалке, а не у корыта,
Жую не спелую ботву,
А батарейки и прокладки.
А впрочем, я как все живу,
Всё боле-менее в порядке,
Ем бутерброды, мну цветы,
Даю полезные советы,
Во рту огрызок сигареты,
Глаза бессмысленно пусты.
Но лишь божественная плоть
Прошелестит шелками мимо -
Амур, единый мой Господь,
Влечёт меня неудержимо
За ней, единственной, за той
Что в миг единый мир затмила -
И взгляд не брезжит пустотой,
А дышит злобой крокодила.
(О названный в Сатурна честь
Старейший в мире аллигатор,
Кем возродишься ты? Бог весть!
Монахом, птичкой ли пернатой,
Бандитом, модным ли хлыщом,
Иль новым Гитлером успешным?
Нет, будь профессором-врачом,
Дари надежду всем нам, грешным.)*
Так вот... О чем я? А, жила
Одна мамзель в московском гетто,
Она цветочницей была,
Флористкой, звали Виолетта.
Был у мамзели кавалер,
Который звал ее Витусей,
И мама в городе Тарусе,
И котик Крюгер, злобный хер.
Неблагодарнее кота
Никто не видывал на свете,
Драл руки-ноги Виолетте,
И вся в крови ходила та.
Его забить и придушить,
Грозил бойфренд неоднократно,
Но по причине непонятной
Кот продолжал борзеть и жить.
Был ли кастратом этот кот,
Или чесал зубами яйца
В тот самый злополучный год,
Ответить автор затрудняется.
А, точно, позже пострадал
За боевой и дикий норов,
Когда примчались вслед за скорой
В погонах серых господа.
(Но что-то забегаю, да.)
Жила на первом этаже
В квартире съемной Виолетта,
Уже лет пять наверно где-то,
И было грустно ей уже,
В Москве не видя перспективы,
Не продаваясь, не учась,
Придя с работы, с ног валясь,
Кемарить под хип-хоп мотивы,
Под крик подростков за окном,
Иль после сырников с вином
Дать уложить себя Виталию
(Простите, упустил детали я.
Витуся и Виталик, да,
Звучит как сказка, господа.)
Виталик был смешлив и весел,
Смартфоны продавал в «Связном»,
С маманей жил на Красной Пресне,
Не парясь ни о чем ином.
Когда Навальный в интернете
Его на митинг призывал -
Он шёл. С годами игры эти
Поднадоели. Перестал.
Он, в общем, был пацан нормальный,
И, повзрослев, шутил не раз:
«Нас всех перепахал Навальный,
Но не засеял, .......»
(Далее по ссылке)
https://vk.com/wall12123559_52042
VK
Vadim Stepantsov
ПРО КОТА-ТЕРРОРИСТА И БАРЫШНЮ-ФЛОРИСТА
Нет, я, друзья, не Михалков -
Другой, неведомый избранник,
Иных цепей, иных оков,
Иной эпохи горький данник.
Тем более не Горький я,
Совсем не Пушкин и не Горький,
А говорящая свинья
На человеческой помойке.
(Мы все…
Нет, я, друзья, не Михалков -
Другой, неведомый избранник,
Иных цепей, иных оков,
Иной эпохи горький данник.
Тем более не Горький я,
Совсем не Пушкин и не Горький,
А говорящая свинья
На человеческой помойке.
(Мы все…
👍1
ВАМПИРСКАЯ САГА
(Мы из 90-х)
Заедали яблочными шкурками,
Самогон уже не влазил в хари.
Пахло писсуаром и окурками,
А точней, бычками в писсуаре.
Друг Вован присел на философию,
Всё втирал, что жизнь - лишь чья-то шутка,
Хохотал, подобно Мефистофелю,
И пердел бессовестно и жутко.
Туалет вокзальный, поезд дó дому
Ускакал без нас и мы застряли тут,
Но Вован к притону самогонному
Нас привёл, и дали нам по шкалику.
Дали нам бутылочку на променад
С жидкостью ядреною пахучею,
С неотмытой этикеткой «лимонад»,
Ну и яблок сунули по случаю.
Жахнули московские студентики,
К дизелю до дому не поспевшие,
И жевали яблоки осенние,
И дристали, словно потерпевшие,
Словно в вал девятый вдруг попавшие
На картине Айвазо-Вазовского,
Ничего практически не жравшие
С утречка общажного московского.
Тяжело дыша, мы вышли, студики,
Из сортира жуткого вокзального,
И прямой вопрос: - Ебаться будете? -
Девки прям у выхода задали нам.
Мы с Вованом взгляд на девок кинули,
Друг на друга посмотрели искоса,
Силы после дрищинга прикинули,
И пошли, как котики за вискасом.
Что сказать, девчонки были классные,
Ну а мы, от дрищинга безмозглые,
Срали на возможные опасности
И говна ваще не заподозрили.
Вот заходим в домик с палисадником,
В горницу проходим - там уж стол накрыт,
Да какой! И тортик шоколадный там,
Гусь, свинья и всюду горочки икры.
А в стране еды почти что не было,
Лишь окорочка да водка польская,
Мигом уплели гуся без хлеба мы,
И свинью погрызли с удовольствием.
- Мальчики, пивка, а, может, водочки?
- Водки и пивка, - Вован скомандовал. -
И засуетилися молодочки,
Замахали крылышками, ангелы.
Было две их изначально вроде бы,
А потом ещё вбежала парочка,
Общий тост сперва за дам мы подняли,
А потом отдельно: за Тамарочку,
За Ленка, Танюшку и Викусеньку,
А потом за них попарно выпили,
А потом остались девы в трусиках,
И уже не думалось о триппере,
А потом извивы непристойные,
Твёрдые соски, пупки, животики,
Возле наших лиц движенья знойные,
Ну и мы сидим, такие котики...
А потом набросились на нас они,
Кровь из нас хмельную, твари, выпили -
Вот вам, блять, свинина с ананасами!
Вот вам человечья ебля с триппером!
...Оклемался где-то я в ночи уже,
Понял вдруг, что превратился в нежить я,
Что Вована не спасут врачи уже,
Друга нет, и жизнь не будет прежнею.
Отдал я земной поклон приятелю
И пошёл из хаты в ночь кромешную.
Я упырь теперь, хвала Создателю,
Подставляй мне, дева, шейку грешную,
Буду я тебя кусать-посасывать,
Да не ссы, до смерти не замучаю.
Говоришь, кусай, но не вытаскивай?
Ах ты ж сколопендра злоебучая!
(Мы из 90-х)
Заедали яблочными шкурками,
Самогон уже не влазил в хари.
Пахло писсуаром и окурками,
А точней, бычками в писсуаре.
Друг Вован присел на философию,
Всё втирал, что жизнь - лишь чья-то шутка,
Хохотал, подобно Мефистофелю,
И пердел бессовестно и жутко.
Туалет вокзальный, поезд дó дому
Ускакал без нас и мы застряли тут,
Но Вован к притону самогонному
Нас привёл, и дали нам по шкалику.
Дали нам бутылочку на променад
С жидкостью ядреною пахучею,
С неотмытой этикеткой «лимонад»,
Ну и яблок сунули по случаю.
Жахнули московские студентики,
К дизелю до дому не поспевшие,
И жевали яблоки осенние,
И дристали, словно потерпевшие,
Словно в вал девятый вдруг попавшие
На картине Айвазо-Вазовского,
Ничего практически не жравшие
С утречка общажного московского.
Тяжело дыша, мы вышли, студики,
Из сортира жуткого вокзального,
И прямой вопрос: - Ебаться будете? -
Девки прям у выхода задали нам.
Мы с Вованом взгляд на девок кинули,
Друг на друга посмотрели искоса,
Силы после дрищинга прикинули,
И пошли, как котики за вискасом.
Что сказать, девчонки были классные,
Ну а мы, от дрищинга безмозглые,
Срали на возможные опасности
И говна ваще не заподозрили.
Вот заходим в домик с палисадником,
В горницу проходим - там уж стол накрыт,
Да какой! И тортик шоколадный там,
Гусь, свинья и всюду горочки икры.
А в стране еды почти что не было,
Лишь окорочка да водка польская,
Мигом уплели гуся без хлеба мы,
И свинью погрызли с удовольствием.
- Мальчики, пивка, а, может, водочки?
- Водки и пивка, - Вован скомандовал. -
И засуетилися молодочки,
Замахали крылышками, ангелы.
Было две их изначально вроде бы,
А потом ещё вбежала парочка,
Общий тост сперва за дам мы подняли,
А потом отдельно: за Тамарочку,
За Ленка, Танюшку и Викусеньку,
А потом за них попарно выпили,
А потом остались девы в трусиках,
И уже не думалось о триппере,
А потом извивы непристойные,
Твёрдые соски, пупки, животики,
Возле наших лиц движенья знойные,
Ну и мы сидим, такие котики...
А потом набросились на нас они,
Кровь из нас хмельную, твари, выпили -
Вот вам, блять, свинина с ананасами!
Вот вам человечья ебля с триппером!
...Оклемался где-то я в ночи уже,
Понял вдруг, что превратился в нежить я,
Что Вована не спасут врачи уже,
Друга нет, и жизнь не будет прежнею.
Отдал я земной поклон приятелю
И пошёл из хаты в ночь кромешную.
Я упырь теперь, хвала Создателю,
Подставляй мне, дева, шейку грешную,
Буду я тебя кусать-посасывать,
Да не ссы, до смерти не замучаю.
Говоришь, кусай, но не вытаскивай?
Ах ты ж сколопендра злоебучая!
Соцсети несколько дней бурлят сообщениями о грузовых судах «Виктор Цой» и «Егор Летов», бороздящих океаны под либерийским флагом. Такая вот карма-сансара. Что ж, пусть хоть после смерти поработают, либерийцы.
Велкам! Буду читать и петь романсы под балалайку и гитару………………..
КРАСНОГОРСКАЯ ЛИРИЧЕСКАЯ
Тюк да тюк, хряп да хряп - вот вам улочка-кривуля,
Хлюп да хлюп, шлеп да шлеп - там болото, тут овраг.
Мон амур, мон бижу, вы мой мир перевернули,
Я не знал не гадал, что любовь она вот так.
Мон амур, мон бижу, вы мой мир перевернули,
Я не знал не гадал, что любовь она вот так.
Не открыто сельпо, я чепашу на заправку,
Только там поутру кока-колы выпью я,
Я, наверно, сожгу эту вывеску лавку,
Я хочу пить с утра за мою любовь , друзья.
Я, наверно, сожгу эту вывеску лавку,
Я хочу водку пить за мою любовь , друзья.
Я хочу пить вино, ветры, зори и туманы,
Я хочу пить коньяк и звенящую пургу,
Я хочу чтоб у нас были чувства без обмана,
Только мужа простить я тебе ещё могу.
Разгоню я твоих воздыхателей-бакланов,
А вот мужа отметелить, правда, не могу.
КРАСНОГОРСКАЯ ЛИРИЧЕСКАЯ
Тюк да тюк, хряп да хряп - вот вам улочка-кривуля,
Хлюп да хлюп, шлеп да шлеп - там болото, тут овраг.
Мон амур, мон бижу, вы мой мир перевернули,
Я не знал не гадал, что любовь она вот так.
Мон амур, мон бижу, вы мой мир перевернули,
Я не знал не гадал, что любовь она вот так.
Не открыто сельпо, я чепашу на заправку,
Только там поутру кока-колы выпью я,
Я, наверно, сожгу эту вывеску лавку,
Я хочу пить с утра за мою любовь , друзья.
Я, наверно, сожгу эту вывеску лавку,
Я хочу водку пить за мою любовь , друзья.
Я хочу пить вино, ветры, зори и туманы,
Я хочу пить коньяк и звенящую пургу,
Я хочу чтоб у нас были чувства без обмана,
Только мужа простить я тебе ещё могу.
Разгоню я твоих воздыхателей-бакланов,
А вот мужа отметелить, правда, не могу.
День рождения Есенина, говорите? Что ж, отметим!
FIN DU SIÈCLE
Когда в гостиной голубой
Явился Лель в лаптях,
Все хлопали наперебой
И все кричали: «Ах!
Се натюрель! Какой шарман,
Какое же ву при!
Да, “при” такое у пейзан,
Что чорт его дери!
Откуда этот к нам талант?
Рязанский аль Тверской?
А ваше «при» свернётся в бант?
Ну надо же какой!
Дружок, идемте же со мной
На ложе хризантем!
Ах, что ж вы солнечный такой,
Мой юный Полифем!
Вы правда солнечный, вы бог,
Вы ангельский сосуд,
Пойдёмте ж в пламенный чертог,
Вам все тут отсосут!»
Но, лапти сняв, за жопу взяв
Ближайшую из дам,
Ответил он, глаза подняв,
Мудёр не по годам:
«Негоже в половой борьбе
Сгорать, как лист шурша,
Пока страдает по тебе
Хотя б одна душа!
Там, где лиман, орёл и степь,
Где синь со всех сторон,
Сидит и плачет ночь и день
Она, моя Мадлон.
Она Матрёна, но не суть,
Я звал ее Мадлон,
Так было легче ей воткнуть
И в рот, и в афедрон.
Но как же слушала она
Фантазии мои
Про бой Небесного Овна
И Мировой Змеи,
Про Китеж-град, про лунных лис,
Про птицу Алконост,
О как же сладко мы еблись
В мерцаньи южных звёзд!
А вы - болотный шапито,
Отравленный туман.
Подайте шляпу и пальто...
Ебёна мать! А хуй мой кто
Сосет через карман?!»
FIN DU SIÈCLE
Когда в гостиной голубой
Явился Лель в лаптях,
Все хлопали наперебой
И все кричали: «Ах!
Се натюрель! Какой шарман,
Какое же ву при!
Да, “при” такое у пейзан,
Что чорт его дери!
Откуда этот к нам талант?
Рязанский аль Тверской?
А ваше «при» свернётся в бант?
Ну надо же какой!
Дружок, идемте же со мной
На ложе хризантем!
Ах, что ж вы солнечный такой,
Мой юный Полифем!
Вы правда солнечный, вы бог,
Вы ангельский сосуд,
Пойдёмте ж в пламенный чертог,
Вам все тут отсосут!»
Но, лапти сняв, за жопу взяв
Ближайшую из дам,
Ответил он, глаза подняв,
Мудёр не по годам:
«Негоже в половой борьбе
Сгорать, как лист шурша,
Пока страдает по тебе
Хотя б одна душа!
Там, где лиман, орёл и степь,
Где синь со всех сторон,
Сидит и плачет ночь и день
Она, моя Мадлон.
Она Матрёна, но не суть,
Я звал ее Мадлон,
Так было легче ей воткнуть
И в рот, и в афедрон.
Но как же слушала она
Фантазии мои
Про бой Небесного Овна
И Мировой Змеи,
Про Китеж-град, про лунных лис,
Про птицу Алконост,
О как же сладко мы еблись
В мерцаньи южных звёзд!
А вы - болотный шапито,
Отравленный туман.
Подайте шляпу и пальто...
Ебёна мать! А хуй мой кто
Сосет через карман?!»
День рождения Есенина, говорите? Что ж, отметим!
FIN DU SIÈCLE
Когда в гостиной голубой
Явился Лель в лаптях,
Все хлопали наперебой
И все кричали: «Ах!
Се натюрель! Какой шарман,
Какое же ву при!
Да, “при” такое у пейзан,
Что чорт его дери!
Откуда этот к нам талант?
Рязанский аль Тверской?
А ваше «при» свернётся в бант?
Ну надо же какой!
Дружок, идемте же со мной
На ложе хризантем!
Ах, что ж вы солнечный такой,
Мой юный Полифем!
Вы правда солнечный, вы бог,
Вы ангельский сосуд,
Пойдёмте ж в пламенный чертог,
Вам все тут отсосут!»
Но, лапти сняв, за жопу взяв
Ближайшую из дам,
Ответил он, глаза подняв,
Мудёр не по годам:
«Негоже в половой борьбе
Сгорать, как лист шурша,
Пока страдает по тебе
Хотя б одна душа!
Там, где лиман, орёл и степь,
Где синь со всех сторон,
Сидит и плачет ночь и день
Она, моя Мадлон.
Она Матрёна, но не суть,
Я звал ее Мадлон,
Так было легче ей воткнуть
И в рот, и в афедрон.
Но как же слушала она
Фантазии мои
Про бой Небесного Овна
И Мировой Змеи,
Про Китеж-град, про лунных лис,
Про птицу Алконост,
О как же сладко мы еблись
В мерцаньи южных звёзд!
А вы - болотный шапито,
Отравленный туман.
Подайте шляпу и пальто...
Ебёна мать! А хуй мой кто
Сосет через карман?!»
FIN DU SIÈCLE
Когда в гостиной голубой
Явился Лель в лаптях,
Все хлопали наперебой
И все кричали: «Ах!
Се натюрель! Какой шарман,
Какое же ву при!
Да, “при” такое у пейзан,
Что чорт его дери!
Откуда этот к нам талант?
Рязанский аль Тверской?
А ваше «при» свернётся в бант?
Ну надо же какой!
Дружок, идемте же со мной
На ложе хризантем!
Ах, что ж вы солнечный такой,
Мой юный Полифем!
Вы правда солнечный, вы бог,
Вы ангельский сосуд,
Пойдёмте ж в пламенный чертог,
Вам все тут отсосут!»
Но, лапти сняв, за жопу взяв
Ближайшую из дам,
Ответил он, глаза подняв,
Мудёр не по годам:
«Негоже в половой борьбе
Сгорать, как лист шурша,
Пока страдает по тебе
Хотя б одна душа!
Там, где лиман, орёл и степь,
Где синь со всех сторон,
Сидит и плачет ночь и день
Она, моя Мадлон.
Она Матрёна, но не суть,
Я звал ее Мадлон,
Так было легче ей воткнуть
И в рот, и в афедрон.
Но как же слушала она
Фантазии мои
Про бой Небесного Овна
И Мировой Змеи,
Про Китеж-град, про лунных лис,
Про птицу Алконост,
О как же сладко мы еблись
В мерцаньи южных звёзд!
А вы - болотный шапито,
Отравленный туман.
Подайте шляпу и пальто...
Ебёна мать! А хуй мой кто
Сосет через карман?!»
Ну и наши пять копеек про недавно венчанного цыганского анпиратора.
Басня ЭЗОПА "Лягушки, просящие царя".
..............
Лягушки страдали оттого, что не было у них крепкой власти, и отправили они к Зевсу послов с просьбой дать им царя. Увидел Зевс, какие они неразумные, и бросил им в болото деревянный чурбан. Сперва лягушки испугались шума и попрятались в самую глубь болота; но чурбан был неподвижен, и вот понемногу они осмелели настолько, что и вскакивали на него, и сидели на нем.
Рассудив тогда, что ниже их достоинства иметь такого царя, они опять обратились к Зевсу и попросили переменить им правителя, потому что этот слишком уж ленив. Рассердился на них Зевс и послал им водяную змею, которая стала их хватать и пожирать.
Басня показывает, что правителей лучше иметь ленивых, чем беспокойных.
Басня ЭЗОПА "Лягушки, просящие царя".
..............
Лягушки страдали оттого, что не было у них крепкой власти, и отправили они к Зевсу послов с просьбой дать им царя. Увидел Зевс, какие они неразумные, и бросил им в болото деревянный чурбан. Сперва лягушки испугались шума и попрятались в самую глубь болота; но чурбан был неподвижен, и вот понемногу они осмелели настолько, что и вскакивали на него, и сидели на нем.
Рассудив тогда, что ниже их достоинства иметь такого царя, они опять обратились к Зевсу и попросили переменить им правителя, потому что этот слишком уж ленив. Рассердился на них Зевс и послал им водяную змею, которая стала их хватать и пожирать.
Басня показывает, что правителей лучше иметь ленивых, чем беспокойных.
Полгода назад делился воспоминаниями для программы о дуэте ТАТУ, готовят на НТВ. Видимо, скоро всплывет, возрождение объявлено. Вряд ли мои размышления на тему эволюции педофильства и лесбийства будут включены, так, останется пара ничего не значащих фраз. Но зато выплыл из памяти опус про Шурыгину, я его чуть подшаманил и - вуаля!
*
Муторно моей душе, обрыганной
Грешными неправедными мыслями:
Маленькую девочку Шурыгину
Я в своём воображенье тискаю.
Бьют вокруг хвостом большие рыбины,
Ну а мне охота сикильдявочку.
Вся страна вздрочнула на Шурыгину,
Дивную сосальную малявочку.
Сам я шоу не смотрю паскудные -
Рассказали банщики знакомые,
И теперь в малютку эту чудную
Впиться я хочу, как насекомое.
Приводили банщики мне куколок -
Всё не то, хоть сам иди к Малахову.
Раз жена в ночи меня застукала,
Как в айфон зассыху эту трахаю.
Педофилы помнят, те кто в возрасте,
MTV почившее расейское,
Песню "Догоните нас на скорости!" -
В гольфиках две школьницы-ровесницы.
На экран, на Катеньку и Юленьку,
Мы кончали (в основном, на чёрную),
Хоть с лесбийством ихним
поднадули нас,
Но Шурыга - существо бесспорное.
..........
Где теперь ты, юная отсосина?
Унесло тебя в порнуху жёсткую.
Хорошо хоть с хуем вместо носика
За Россию не поешь на конкурсах.
2017 - 2021
*
Муторно моей душе, обрыганной
Грешными неправедными мыслями:
Маленькую девочку Шурыгину
Я в своём воображенье тискаю.
Бьют вокруг хвостом большие рыбины,
Ну а мне охота сикильдявочку.
Вся страна вздрочнула на Шурыгину,
Дивную сосальную малявочку.
Сам я шоу не смотрю паскудные -
Рассказали банщики знакомые,
И теперь в малютку эту чудную
Впиться я хочу, как насекомое.
Приводили банщики мне куколок -
Всё не то, хоть сам иди к Малахову.
Раз жена в ночи меня застукала,
Как в айфон зассыху эту трахаю.
Педофилы помнят, те кто в возрасте,
MTV почившее расейское,
Песню "Догоните нас на скорости!" -
В гольфиках две школьницы-ровесницы.
На экран, на Катеньку и Юленьку,
Мы кончали (в основном, на чёрную),
Хоть с лесбийством ихним
поднадули нас,
Но Шурыга - существо бесспорное.
..........
Где теперь ты, юная отсосина?
Унесло тебя в порнуху жёсткую.
Хорошо хоть с хуем вместо носика
За Россию не поешь на конкурсах.
2017 - 2021