«Новичок» опять на первых полосах? Ну, новичок так новичок.
ПАМЯТИ ЛЮБИМЦА СЕРГЕЯ И ЮЛИИ СКРИПАЛЬ, НЕВИННО УБИЕННОГО КОТИКА НЭША ВАН-ДРЕЙКА
Очень неприятными вестями
Нас снабжает хмурый зарубеж:
Анадысь британскими властями
Усыплён невинный котик Нэш.
Чем же провинился ты, котейка, -
Расскажи, британская земля!
Тем, что приняла тебя семейка
Беженца-шпиона Скрипаля?
Может видел ты, кто распылял там
Газ дурацкой марки «новичок»?
Отчего же сразу не сбежал ты,
Тупенький английский дурачок?
Даже свинок в доме усыпили,
Чтобы в воду сразу все концы
(Хоть морские свинки парой были,
Но ведь как положено, самцы!).
Говорят, что также кошка Муся
В этом тихом домике жила,
Типа, родилась она в Тарусе,
Из России ввезена была -
Но ещё до шухера сбежала.
Эх ты ж, дурик-дурик, Нэш Ван-Дрейк!
Затупил кошачее ты жало,
Жизнь, она, брат, гречка, а не стейк.
Ты беги же Муся, что есть мочи,
Через всю Британию в туннель,
От Ла-Манша в сторону Полночи,
Где сейчас серебряный апрель,
Где сейчас защитники животных,
Из под снега какушки собрав,
Выйдут со стеной плакатов модных:
«Shame!” и «Борис Джонсон, ты не прав!»
Ты беги сквозь толпы зоофилов,
Школоты и прочих навальнят,
И нырни в подвал Лубянки милой,
Где тебя чекисты сохранят
От жестокосердных атлантистов,
Скотланд-Ярда и Терезы Мэй,
Где английским чопорным садистам
Скажет тень Дзержинского: «Не смей!»
(2018)
ПАМЯТИ ЛЮБИМЦА СЕРГЕЯ И ЮЛИИ СКРИПАЛЬ, НЕВИННО УБИЕННОГО КОТИКА НЭША ВАН-ДРЕЙКА
Очень неприятными вестями
Нас снабжает хмурый зарубеж:
Анадысь британскими властями
Усыплён невинный котик Нэш.
Чем же провинился ты, котейка, -
Расскажи, британская земля!
Тем, что приняла тебя семейка
Беженца-шпиона Скрипаля?
Может видел ты, кто распылял там
Газ дурацкой марки «новичок»?
Отчего же сразу не сбежал ты,
Тупенький английский дурачок?
Даже свинок в доме усыпили,
Чтобы в воду сразу все концы
(Хоть морские свинки парой были,
Но ведь как положено, самцы!).
Говорят, что также кошка Муся
В этом тихом домике жила,
Типа, родилась она в Тарусе,
Из России ввезена была -
Но ещё до шухера сбежала.
Эх ты ж, дурик-дурик, Нэш Ван-Дрейк!
Затупил кошачее ты жало,
Жизнь, она, брат, гречка, а не стейк.
Ты беги же Муся, что есть мочи,
Через всю Британию в туннель,
От Ла-Манша в сторону Полночи,
Где сейчас серебряный апрель,
Где сейчас защитники животных,
Из под снега какушки собрав,
Выйдут со стеной плакатов модных:
«Shame!” и «Борис Джонсон, ты не прав!»
Ты беги сквозь толпы зоофилов,
Школоты и прочих навальнят,
И нырни в подвал Лубянки милой,
Где тебя чекисты сохранят
От жестокосердных атлантистов,
Скотланд-Ярда и Терезы Мэй,
Где английским чопорным садистам
Скажет тень Дзержинского: «Не смей!»
(2018)
Ищем яды, русский след, вспоминаем историю вопроса!
ЧЕКИСТЫ В ПОИСКАХ ПРАХА ПОДРУГИ НЕВИННО УБИЕННОГО КОТИКА НЭША ВАН-ДРЕЙКА, ЛЮБИМЦА СЕМЬИ СКРИПАЛЬ
(версия очередного отравления)
Снова неприятными вестями
Нас снабжает хмурый зарубеж:
Странными российскими гостями
Был похищен славный котик Нэш,
Ну, не Нэш, а то, что там осталось,
Ящик с перепревшею золой.
На Лубянке кошечка скрывалась
После той истории былой,
Котика и свинок отравили,
Ну а Муся спряталась в Чека,
Долго валерьянкою поили
Кошку Мусю два отставника.
Ну, и молодые приходили,
Среди них - спецы по НЛП*,
И начальству после доложили
То, что намяукало котэ.
«Не могу, - сказала кошка Муся, -
Не облобызать я милый прах.
А иначе тут я удавлюся
Или вновь свалю в Бриташку нах!»
И начальство мигом погрустнело:
Вдруг и впрямь сбежит опасный зверь,
И по новой подзакрутит дело?
Надо ли все это нам теперь?
Мы же кошку отравить не можем,
Мы же не какое-то МИ-шесть.
Ладно, Муся, хрен с тобой, поможем,
Мы ж не звери, тоже ж сердце есть!
Так и быть, порадуем кошару,
В Солсбери найдём котовий прах,
Чтоб не шлялась по земному шару
Кошечка голодная в слезах...
Прилетели в Лондон два солдатика,
И синхронно, до микросекунд,
Просвистев через проходик Гатвика,
Опустились на британский грунт.
Быстренько доехали до Солсбери,
За больничкой, где хранит земля
Пепел теплокровных мелких особей,
Вырыли любимца Скрипаля,
Сторожу бутылку виски выдали,
Фунтов пять прибавили на крэк,
Ну и сами за котяру выпили -
Слаб к спиртному русский человек.
«Вань, а кто такие эти СкрИпали?» -
«Слышь, чекист, поменьше, гля, болтай». -
И в отеле, пьяные, просыпали
Пепел из пакета, ай-ай-ай!
Все, что было далее, вы знаете,
Отравился кто-то там опять.
А учили ж вас: когда бухаете,
Нефиг пепел на пол рассыпать.
(2018)
____
*Нейро-лингвистическое программирование.
ЧЕКИСТЫ В ПОИСКАХ ПРАХА ПОДРУГИ НЕВИННО УБИЕННОГО КОТИКА НЭША ВАН-ДРЕЙКА, ЛЮБИМЦА СЕМЬИ СКРИПАЛЬ
(версия очередного отравления)
Снова неприятными вестями
Нас снабжает хмурый зарубеж:
Странными российскими гостями
Был похищен славный котик Нэш,
Ну, не Нэш, а то, что там осталось,
Ящик с перепревшею золой.
На Лубянке кошечка скрывалась
После той истории былой,
Котика и свинок отравили,
Ну а Муся спряталась в Чека,
Долго валерьянкою поили
Кошку Мусю два отставника.
Ну, и молодые приходили,
Среди них - спецы по НЛП*,
И начальству после доложили
То, что намяукало котэ.
«Не могу, - сказала кошка Муся, -
Не облобызать я милый прах.
А иначе тут я удавлюся
Или вновь свалю в Бриташку нах!»
И начальство мигом погрустнело:
Вдруг и впрямь сбежит опасный зверь,
И по новой подзакрутит дело?
Надо ли все это нам теперь?
Мы же кошку отравить не можем,
Мы же не какое-то МИ-шесть.
Ладно, Муся, хрен с тобой, поможем,
Мы ж не звери, тоже ж сердце есть!
Так и быть, порадуем кошару,
В Солсбери найдём котовий прах,
Чтоб не шлялась по земному шару
Кошечка голодная в слезах...
Прилетели в Лондон два солдатика,
И синхронно, до микросекунд,
Просвистев через проходик Гатвика,
Опустились на британский грунт.
Быстренько доехали до Солсбери,
За больничкой, где хранит земля
Пепел теплокровных мелких особей,
Вырыли любимца Скрипаля,
Сторожу бутылку виски выдали,
Фунтов пять прибавили на крэк,
Ну и сами за котяру выпили -
Слаб к спиртному русский человек.
«Вань, а кто такие эти СкрИпали?» -
«Слышь, чекист, поменьше, гля, болтай». -
И в отеле, пьяные, просыпали
Пепел из пакета, ай-ай-ай!
Все, что было далее, вы знаете,
Отравился кто-то там опять.
А учили ж вас: когда бухаете,
Нефиг пепел на пол рассыпать.
(2018)
____
*Нейро-лингвистическое программирование.
СВОБОДУ МИХАИЛУ ЕФРЕМОВУ! ШАМАН НЕ ПРОСТИТ!
(Повтор июльской записи)
Авария со смертельным исходом, в которой виновен актёр Ефремов, больше всех расстроила якутского шамана Габышева. Лечащему врачу он признался сегодня, что Миша - его родной брат, и одной из целей его похода на Москву было - открыть актеру семейную тайну. Видимо, теперь братья увидятся не скоро...
ДВА БРАТА И ВОЛЬНАЯ ВОЛЯ
Из дальней Якутии, мёрзлой и сладкой,
Как мясо коня на морозе,
В больших сапогах и с линялой палаткой,
Шагала глиста в коматозе.
На мятом лице мужичка-сахаляра
Блуждали лишь два выраженья:
Зачем он смешал самогон и соляру? –
И в брюхе бурленье и жженье.
Но, двигаясь твёрдо к поставленной цели,
Мужик говорил себе: – Саня,
Правители наши в Москве озверели,
Совсем не считаются с нами.
Не надо мне денег от нефти и газа,
От северных труб и от южных,
Но парочку лямов с якутских алмазов
В валюте мне выплатить нужно.
Я слышал, в Москве брат мой сильно страдает,
Актёр популярный Ефремов.
За то, что на власть он в стихах нападает,
С карьерой актёрской проблема.
Стихи не его, но, по сути, не важно
(Я сам ведь шаман самозванный!),
За то, что транслирует Миша отважно,
Его ненавидят тираны.
И главный тиран, и московский наместник,
Хоть он, говорят, и из наших –
Из лютых хакасов колдун и кудесник,
Как идол гранитный он страшен.
Ещё там ведьмак из Тувы с ними рядом,
Пожаров лесных усмиритель,
Способный тайфун останавливать взглядом,
Пустынь и песков покоритель.
Но если мы с Мишей, волшебником слова,
Возьмёмся за гуж с новой силой,
То будет Рублёвка свободною снова,
А с нею Москва и Россия.
Хотите узнать, как он стал моим братом?
Обычное дело: гастроли,
Московский артист, как всегда неженатый, -
И мама сдалась поневоле.
Поверила, дура: кино, режиссёры,
Фата, подвенечное платье...
Но писем всё нет, а рожать уже скоро.
Был добр, но забывчив, наш батя.
Отвергнута домом, семьёй и страною,
Одна меня мать воспитала,
К шаманам ходила подмышкой со мною,
На капищах с ними плясала.
Не знаю, что было там, то или это,
Пока я лежал на поляне,
Но сгустки энергий Небесного Света
Делила со мною маманя.
Мишаня, иду я, твой братец острожный,
Сожрём упырей с потрохами!
Я их буду жечь своим солнцем таёжным,
А ты распылять их стихами.
Подключим мы духов, и нижних и вышних,
Навальный пришлёт пионеров,
И вместе - актёр, и шаман, и айтишник, -
Отменим министров и мэров!
Отменим солдат, обучение в школе,
Болезни, ментов, угнетенье!
Лишь небо над нами, лишь кони и воля,
Тайга и шаманское пенье.
(Повтор июльской записи)
Авария со смертельным исходом, в которой виновен актёр Ефремов, больше всех расстроила якутского шамана Габышева. Лечащему врачу он признался сегодня, что Миша - его родной брат, и одной из целей его похода на Москву было - открыть актеру семейную тайну. Видимо, теперь братья увидятся не скоро...
ДВА БРАТА И ВОЛЬНАЯ ВОЛЯ
Из дальней Якутии, мёрзлой и сладкой,
Как мясо коня на морозе,
В больших сапогах и с линялой палаткой,
Шагала глиста в коматозе.
На мятом лице мужичка-сахаляра
Блуждали лишь два выраженья:
Зачем он смешал самогон и соляру? –
И в брюхе бурленье и жженье.
Но, двигаясь твёрдо к поставленной цели,
Мужик говорил себе: – Саня,
Правители наши в Москве озверели,
Совсем не считаются с нами.
Не надо мне денег от нефти и газа,
От северных труб и от южных,
Но парочку лямов с якутских алмазов
В валюте мне выплатить нужно.
Я слышал, в Москве брат мой сильно страдает,
Актёр популярный Ефремов.
За то, что на власть он в стихах нападает,
С карьерой актёрской проблема.
Стихи не его, но, по сути, не важно
(Я сам ведь шаман самозванный!),
За то, что транслирует Миша отважно,
Его ненавидят тираны.
И главный тиран, и московский наместник,
Хоть он, говорят, и из наших –
Из лютых хакасов колдун и кудесник,
Как идол гранитный он страшен.
Ещё там ведьмак из Тувы с ними рядом,
Пожаров лесных усмиритель,
Способный тайфун останавливать взглядом,
Пустынь и песков покоритель.
Но если мы с Мишей, волшебником слова,
Возьмёмся за гуж с новой силой,
То будет Рублёвка свободною снова,
А с нею Москва и Россия.
Хотите узнать, как он стал моим братом?
Обычное дело: гастроли,
Московский артист, как всегда неженатый, -
И мама сдалась поневоле.
Поверила, дура: кино, режиссёры,
Фата, подвенечное платье...
Но писем всё нет, а рожать уже скоро.
Был добр, но забывчив, наш батя.
Отвергнута домом, семьёй и страною,
Одна меня мать воспитала,
К шаманам ходила подмышкой со мною,
На капищах с ними плясала.
Не знаю, что было там, то или это,
Пока я лежал на поляне,
Но сгустки энергий Небесного Света
Делила со мною маманя.
Мишаня, иду я, твой братец острожный,
Сожрём упырей с потрохами!
Я их буду жечь своим солнцем таёжным,
А ты распылять их стихами.
Подключим мы духов, и нижних и вышних,
Навальный пришлёт пионеров,
И вместе - актёр, и шаман, и айтишник, -
Отменим министров и мэров!
Отменим солдат, обучение в школе,
Болезни, ментов, угнетенье!
Лишь небо над нами, лишь кони и воля,
Тайга и шаманское пенье.
Минутка говнопоэзии. До Ефремова с его незамутненной искренностью, конечно, далеко, но тем не менее....
***
В трусы прыгнул новичок -
Оп! - а там уж старичок,
Лысенький такой сидит,
Новичку он говорит:
– Новичок, а новичок?
Я хоть старый, но качок,
Не свалить тебе меня!
Новичок ему: – Фигня!
Завалил я Скрипалей,
И тебе раздам люлей!
Эх, люли мои люли,
Гэбэшные пилюли.
Кружевные труселя
На майдан от Скрипаля.
Посмеёмся над Лукой
С секретным перехватом:
Надо б было про трусы
Попиздеть ребятам!
***
В трусы прыгнул новичок -
Оп! - а там уж старичок,
Лысенький такой сидит,
Новичку он говорит:
– Новичок, а новичок?
Я хоть старый, но качок,
Не свалить тебе меня!
Новичок ему: – Фигня!
Завалил я Скрипалей,
И тебе раздам люлей!
Эх, люли мои люли,
Гэбэшные пилюли.
Кружевные труселя
На майдан от Скрипаля.
Посмеёмся над Лукой
С секретным перехватом:
Надо б было про трусы
Попиздеть ребятам!
ДОРОЖНАЯ ПЕСНЯ
Мне в дороге не бывает скучно,
я все время думаю о бабах,
говорю, всегда неравнодушно,
все о них, доверчивых и слабых.
За рулем ли трассу рассекаю,
еду ли в засаленном плацкарте -
каждую глазами обласкаю,
вечно молодой, всегда в азарте.
Вот бабуля с хищным птичьим носом,
в порыжевшей кремовенькой шляпке.
Посмотри, задайся, брат, вопросом:
ведь резвился кто-то же на бабке?
Ох, любила бабушка военных,
и гражданских, может быть, жалела:
вспомни всех их, канувших и бренных.
Лето ты свое не зря пропела.
Вот с башкой всклокоченной подруга,
на своих не смотрит спиногрызов,
от детей устала, от супруга,
но какой в глазенках дерзкий вызов!
Девочка с рабочего поселка -
пирсинг, тени, глянула неробко,
встала сумку притулить на полку,
выгнулась и показала попку.
Вот еще девчонка, гимназистка,
с книжечкой сидит, не остолопка;
книжку уронив, нагнулась низко -
неплохая, тоже, в общем, попка.
Ну а коль в купе или в полете
мужики в попутчики попались,
побеседуй - но не о работе! -
как, и где, и с кем вы кувыркались.
Пусть они свистят, как попугаи,
пусть они выдумывают что-то,
никогда я их не осуждаю,
пусть хоть помечтают, обормоты!
Я же с гимназисткой пофлиртую,
попке звякнуть дам по телефону,
в тамбуре мамашу зацелую,
ну а бабку - бабку я не трону!
Мне в дороге не бывает скучно,
я все время думаю о бабах,
говорю, всегда неравнодушно,
все о них, доверчивых и слабых.
За рулем ли трассу рассекаю,
еду ли в засаленном плацкарте -
каждую глазами обласкаю,
вечно молодой, всегда в азарте.
Вот бабуля с хищным птичьим носом,
в порыжевшей кремовенькой шляпке.
Посмотри, задайся, брат, вопросом:
ведь резвился кто-то же на бабке?
Ох, любила бабушка военных,
и гражданских, может быть, жалела:
вспомни всех их, канувших и бренных.
Лето ты свое не зря пропела.
Вот с башкой всклокоченной подруга,
на своих не смотрит спиногрызов,
от детей устала, от супруга,
но какой в глазенках дерзкий вызов!
Девочка с рабочего поселка -
пирсинг, тени, глянула неробко,
встала сумку притулить на полку,
выгнулась и показала попку.
Вот еще девчонка, гимназистка,
с книжечкой сидит, не остолопка;
книжку уронив, нагнулась низко -
неплохая, тоже, в общем, попка.
Ну а коль в купе или в полете
мужики в попутчики попались,
побеседуй - но не о работе! -
как, и где, и с кем вы кувыркались.
Пусть они свистят, как попугаи,
пусть они выдумывают что-то,
никогда я их не осуждаю,
пусть хоть помечтают, обормоты!
Я же с гимназисткой пофлиртую,
попке звякнуть дам по телефону,
в тамбуре мамашу зацелую,
ну а бабку - бабку я не трону!
👍1
Рокером быть в России
То же, что и в Монголии:
Вроде с гитарой, красивый,
Но потертость с годами все более,
Жиденькие кудряшки
Или седые виски,
Пивной животик над пряжкой,
В глазах три пуда тоски.
В Москве, в рок-пивной это было,
Я с оперным пил артистом,
На сцене три лысых мудилы
И чудненькая вокалистка,
С жиденькой бороденкой
За ними сидел барабанщик -
Озорные глазенки,
Совсем молоденький мальчик.
Отвлекся я от артиста
И задумался, жахнув триста:
Это девушка барабанщика
Или дочь гитариста?
Или и то, и другое?
Пела она херово.
Решил досидеть до конца я,
Хоть было уже полвторого.
Пела она на английском
Танцевалку и рок-баллады.
Мы взяли еще по триста,
Друг сказал: "Оно тебе надо?" -
"Надо мне, Герман, надо!
Я сам такой же как эти,
Потрепанный скучный дядя.
Но мне очень нравятся дети,
Верящие в поп-музыку,
Верящие в успех,
Их мне, жуку толстопузому,
Хочется трахнуть всех!
Барабанщик не нужен,
А вот вокалистка нужна,
Хочу, чтоб сегодня ужин
Мне стряпала ночью она".
После концерта галантно
Я подал руку артистке,
Спросил: "Вы дочь барабанщика
Или жена басиста?"
Она хохотуна мило,
Ответила: я ничья.
И лысым сказал я мудилам:
"Ее провожаю я!"
На дорогу мы выпили,
Я рому, она полпива.
"Вам не хватает выплеска,
Вам не хватает надрыва!
Страсти вам не хватает
И, это... страсти, конечно.
Поедем ко мне, золотая,
Я буду любить тебя вечно!"
Проснулся едва ли не в полдень,
Чирикали воробьишки,
Тут помню, а тут не помню:
Вышло с ней или не вышло?
Неслышная злая дятлица
Стучит и стучит в висок,
И под кроватью валяется
Розовый в блестках носок.
То же, что и в Монголии:
Вроде с гитарой, красивый,
Но потертость с годами все более,
Жиденькие кудряшки
Или седые виски,
Пивной животик над пряжкой,
В глазах три пуда тоски.
В Москве, в рок-пивной это было,
Я с оперным пил артистом,
На сцене три лысых мудилы
И чудненькая вокалистка,
С жиденькой бороденкой
За ними сидел барабанщик -
Озорные глазенки,
Совсем молоденький мальчик.
Отвлекся я от артиста
И задумался, жахнув триста:
Это девушка барабанщика
Или дочь гитариста?
Или и то, и другое?
Пела она херово.
Решил досидеть до конца я,
Хоть было уже полвторого.
Пела она на английском
Танцевалку и рок-баллады.
Мы взяли еще по триста,
Друг сказал: "Оно тебе надо?" -
"Надо мне, Герман, надо!
Я сам такой же как эти,
Потрепанный скучный дядя.
Но мне очень нравятся дети,
Верящие в поп-музыку,
Верящие в успех,
Их мне, жуку толстопузому,
Хочется трахнуть всех!
Барабанщик не нужен,
А вот вокалистка нужна,
Хочу, чтоб сегодня ужин
Мне стряпала ночью она".
После концерта галантно
Я подал руку артистке,
Спросил: "Вы дочь барабанщика
Или жена басиста?"
Она хохотуна мило,
Ответила: я ничья.
И лысым сказал я мудилам:
"Ее провожаю я!"
На дорогу мы выпили,
Я рому, она полпива.
"Вам не хватает выплеска,
Вам не хватает надрыва!
Страсти вам не хватает
И, это... страсти, конечно.
Поедем ко мне, золотая,
Я буду любить тебя вечно!"
Проснулся едва ли не в полдень,
Чирикали воробьишки,
Тут помню, а тут не помню:
Вышло с ней или не вышло?
Неслышная злая дятлица
Стучит и стучит в висок,
И под кроватью валяется
Розовый в блестках носок.
Поздравления от «Литературки». Знатный подарочек, спасибо! https://lgz.ru/article/-36-6751-09-09-2020/i-zakruzhit-planeta-v-tantse/
Салтыков-Щедрин бессмертен! Наша либерда хором запела осанну «белорусским женщинам», а я читаю главу «Сказание о шести градоначальницах» и умираю от смеха.
***
... И, что всего страннее, представительницами анархического элемента явились на сей раз исключительно женщины.
Первая, которая замыслила похитить бразды глуповского правления, была Ираида Лукинишна Палеологова, бездетная вдова, непреклонного характера, мужественного сложения, с лицом темно-коричневого цвета, напоминавшим старопечатные изображения. Никто не помнил, когда она поселилась в Глупове, так что некоторые из старожилов полагали, что событие это совпадало с мраком времен. Жила она уединенно, питаясь скудною пищею, отдавая в рост деньги и жестоко истязуя четырех своих крепостных девок. Дерзкое свое предприятие она, по-видимому, зрело обдумала. Во-первых, она сообразила, что городу без начальства ни на минуту оставаться невозможно; во-вторых, нося фамилию Палеологовых, она видела в этом некоторое тайное указание; в-третьих, не мало предвещало ей хорошего и то обстоятельство, что покойный муж ее, бывший винный пристав, однажды, за оскудением, исправлял где-то должность градоначальника. «Сообразив сие, — говорит „Летописец“, — злоехидная оная Ираидка начала действовать».
Не успели глуповцы опомниться от вчерашних событий, как Палеологова, воспользовавшись тем, что помощник градоначальника с своими приспешниками засел в клубе в бостон, извлекла из ножон шпагу покойного винного пристава и, напоив, для храбрости, троих солдат из местной инвалидной команды, вторглась в казначейство. Оттоль, взяв в плен казначея и бухгалтера, а казну бессовестно обокрав, возвратилась в дом свой. Причем бросала в народ медными деньгами, а пьяные ее подручники восклицали: «Вот наша матушка! теперь нам, братцы, вина будет вволю!»
Когда, на другой день, помощник градоначальника проснулся, все уже было кончено. Он из окна видел, как обыватели поздравляли друг друга, лобызались и проливали слезы. Затем, хотя он и попытался вновь захватить бразды правления, но так как руки у него тряслись, то сейчас же их выпустил. В унынии и тоске он поспешил в городовое управление, чтоб узнать, сколько осталось верных ему полицейских солдат, но на дороге был схвачен заседателем Толковниковым и приведен пред Ираидку. Там же застал он связанного казенных дел стряпчего, который тоже ожидал своей участи.
— Признаете ли вы меня за градоначальницу? — кричала на них Ираидка.
— Если ты имеешь мужа и можешь доказать, что он здешний градоначальник, то признаю! — твердо отвечал мужественный помощник градоначальника. Казенных дел стряпчий трясся всем телом и трясением этим как бы подтверждал мужество своего сослуживца.
— Не о том вас спрашивают, мужняя ли я жена или вдова, а о том, признаете ли вы меня градоначальницею? — пуще ярилась Ираидка.
— Если более ясных доказательств не имеешь, то не признаю! — столь твердо отвечал помощник градоначальника, что стряпчий защелкал зубами и заметался во все стороны.
— Что с ними толковать! на раскат их! — вопил Толковников и его единомышленники.
Нет сомнения, что участь этих оставшихся верными долгу чиновников была бы весьма плачевна, если б не выручило их непредвиденное обстоятельство. В то время, когда Ираида беспечно торжествовала победу, неустрашимый штаб-офицер не дремал и, руководясь пословицей: «Выбивай клин клином», научил некоторую авантюристку, Клемантинку де Бурбон, предъявить права свои. Права эти заключались в том, что отец ее, Клемантинки, кавалер де Бурбон, был некогда где-то градоначальником и за фальшивую игру в карты от должности той уволен. Сверх сего, новая претендентша имела высокий рост, любила пить водку и ездила верхом по-мужски. Без труда склонив на свою сторону четырех солдат местной инвалидной команды и будучи тайно поддерживаема польскою интригою, эта бездельная проходимица овладела умами почти мгновенно.
***
... И, что всего страннее, представительницами анархического элемента явились на сей раз исключительно женщины.
Первая, которая замыслила похитить бразды глуповского правления, была Ираида Лукинишна Палеологова, бездетная вдова, непреклонного характера, мужественного сложения, с лицом темно-коричневого цвета, напоминавшим старопечатные изображения. Никто не помнил, когда она поселилась в Глупове, так что некоторые из старожилов полагали, что событие это совпадало с мраком времен. Жила она уединенно, питаясь скудною пищею, отдавая в рост деньги и жестоко истязуя четырех своих крепостных девок. Дерзкое свое предприятие она, по-видимому, зрело обдумала. Во-первых, она сообразила, что городу без начальства ни на минуту оставаться невозможно; во-вторых, нося фамилию Палеологовых, она видела в этом некоторое тайное указание; в-третьих, не мало предвещало ей хорошего и то обстоятельство, что покойный муж ее, бывший винный пристав, однажды, за оскудением, исправлял где-то должность градоначальника. «Сообразив сие, — говорит „Летописец“, — злоехидная оная Ираидка начала действовать».
Не успели глуповцы опомниться от вчерашних событий, как Палеологова, воспользовавшись тем, что помощник градоначальника с своими приспешниками засел в клубе в бостон, извлекла из ножон шпагу покойного винного пристава и, напоив, для храбрости, троих солдат из местной инвалидной команды, вторглась в казначейство. Оттоль, взяв в плен казначея и бухгалтера, а казну бессовестно обокрав, возвратилась в дом свой. Причем бросала в народ медными деньгами, а пьяные ее подручники восклицали: «Вот наша матушка! теперь нам, братцы, вина будет вволю!»
Когда, на другой день, помощник градоначальника проснулся, все уже было кончено. Он из окна видел, как обыватели поздравляли друг друга, лобызались и проливали слезы. Затем, хотя он и попытался вновь захватить бразды правления, но так как руки у него тряслись, то сейчас же их выпустил. В унынии и тоске он поспешил в городовое управление, чтоб узнать, сколько осталось верных ему полицейских солдат, но на дороге был схвачен заседателем Толковниковым и приведен пред Ираидку. Там же застал он связанного казенных дел стряпчего, который тоже ожидал своей участи.
— Признаете ли вы меня за градоначальницу? — кричала на них Ираидка.
— Если ты имеешь мужа и можешь доказать, что он здешний градоначальник, то признаю! — твердо отвечал мужественный помощник градоначальника. Казенных дел стряпчий трясся всем телом и трясением этим как бы подтверждал мужество своего сослуживца.
— Не о том вас спрашивают, мужняя ли я жена или вдова, а о том, признаете ли вы меня градоначальницею? — пуще ярилась Ираидка.
— Если более ясных доказательств не имеешь, то не признаю! — столь твердо отвечал помощник градоначальника, что стряпчий защелкал зубами и заметался во все стороны.
— Что с ними толковать! на раскат их! — вопил Толковников и его единомышленники.
Нет сомнения, что участь этих оставшихся верными долгу чиновников была бы весьма плачевна, если б не выручило их непредвиденное обстоятельство. В то время, когда Ираида беспечно торжествовала победу, неустрашимый штаб-офицер не дремал и, руководясь пословицей: «Выбивай клин клином», научил некоторую авантюристку, Клемантинку де Бурбон, предъявить права свои. Права эти заключались в том, что отец ее, Клемантинки, кавалер де Бурбон, был некогда где-то градоначальником и за фальшивую игру в карты от должности той уволен. Сверх сего, новая претендентша имела высокий рост, любила пить водку и ездила верхом по-мужски. Без труда склонив на свою сторону четырех солдат местной инвалидной команды и будучи тайно поддерживаема польскою интригою, эта бездельная проходимица овладела умами почти мгновенно.
В связи с белорусскими «гуляниями» продолжаем вспоминать бессмертную «Историю города Глупова».
***
— Что, старички! признаете ли вы меня за градоначальницу? — спросила беспутная Клемантинка.
— Ежели ты имеешь мужа и можешь доказать, что он здешний градоначальник, то признаем! — мужественно отвечал помощник градоначальника.
— Ну, Христос с вами! отведите им по клочку земли под огороды! пускай сажают капусту и пасут гусей!
...Утром помощник градоначальника, сажая капусту, видел, как обыватели вновь поздравляли друг друга, лобызались и проливали слезы. Некоторые из них до того осмелились, что даже подходили к нему, хлопали по плечу и в шутку называли свинопасом. Всех этих смельчаков помощник градоначальника, конечно, тогда же записал на бумажку.
Вести о «глуповском нелепом и смеха достойном смятении» достигли, наконец, и до начальства. Велено было «беспутную оную Клемантинку, сыскав, представить, а которые есть у нее сообщники, то и тех, сыскав, представить же, а глуповцам крепко-накрепко наказать, дабы неповинных граждан в реке занапрасно не утапливали и с раската звериным обычаем не сбрасывали». Но известия о назначении нового градоначальника все еще не получалось.
Между тем дела в Глупове запутывались все больше и больше. Явилась третья претендентша, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно на том, что она два месяца жила у какого-то градоначальника в помпадуршах.
...Штокфиш была полная, белокурая немка, с высокою грудью, с румяными щеками и с пухлыми, словно вишни, губами. Толпа заволновалась.
— Ишь, толстомясая! пупки’-то нагуляла! — раздалось в разных местах.
Но Штокфиш, очевидно, заранее взвесила опасности своего положения и поторопилась отразить их хладнокровием.
— Атаманы-молодцы! — гаркнула она, молодецки указывая на обезумевшую от водки Клемантинку, — вот беспутная оная Клемантинка, которую велено, сыскав, представить! видели?
— Видели! — шумела толпа.
— Точно видели? и признаете ее за ту самую беспутную оную Клемантинку, которую велено, сыскав, немедленно представить?
— Видели! признаем!
— Так выкатить им три бочки пенного! — воскликнула неустрашимая немка, обращаясь к солдатам, и, не торопясь, выехала из толпы.
— Вот она! вот она, матушка-то наша Амалия Карловна! теперь, братцы, вина у нас будет вдоволь! — гаркнули атаманы-молодцы вслед уезжающей.
... Легкость, с которою толстомясая немка Штокфиш одержала победу над беспутною Клемантинкой, объясняется очень просто. Клемантинка, как только уничтожила Раидку, так сейчас же заперлась с своими солдатами и предалась изнеженности нравов. Напрасно пан Кшепшицюльский и пан Пшекшицюльский, которых она была тайным орудием, усовещивали, протестовали и угрожали — Клемантинка через пять минут была до того пьяна, что ничего уж не понимала. Паны некоторое время еще подержались, но потом, увидев бесполезность дальнейшей стойкости, отступились. И действительно, в ту же ночь Клемантинка была поднята в бесчувственном виде с постели и выволочена в одной рубашке на улицу.
***
— Что, старички! признаете ли вы меня за градоначальницу? — спросила беспутная Клемантинка.
— Ежели ты имеешь мужа и можешь доказать, что он здешний градоначальник, то признаем! — мужественно отвечал помощник градоначальника.
— Ну, Христос с вами! отведите им по клочку земли под огороды! пускай сажают капусту и пасут гусей!
...Утром помощник градоначальника, сажая капусту, видел, как обыватели вновь поздравляли друг друга, лобызались и проливали слезы. Некоторые из них до того осмелились, что даже подходили к нему, хлопали по плечу и в шутку называли свинопасом. Всех этих смельчаков помощник градоначальника, конечно, тогда же записал на бумажку.
Вести о «глуповском нелепом и смеха достойном смятении» достигли, наконец, и до начальства. Велено было «беспутную оную Клемантинку, сыскав, представить, а которые есть у нее сообщники, то и тех, сыскав, представить же, а глуповцам крепко-накрепко наказать, дабы неповинных граждан в реке занапрасно не утапливали и с раската звериным обычаем не сбрасывали». Но известия о назначении нового градоначальника все еще не получалось.
Между тем дела в Глупове запутывались все больше и больше. Явилась третья претендентша, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно на том, что она два месяца жила у какого-то градоначальника в помпадуршах.
...Штокфиш была полная, белокурая немка, с высокою грудью, с румяными щеками и с пухлыми, словно вишни, губами. Толпа заволновалась.
— Ишь, толстомясая! пупки’-то нагуляла! — раздалось в разных местах.
Но Штокфиш, очевидно, заранее взвесила опасности своего положения и поторопилась отразить их хладнокровием.
— Атаманы-молодцы! — гаркнула она, молодецки указывая на обезумевшую от водки Клемантинку, — вот беспутная оная Клемантинка, которую велено, сыскав, представить! видели?
— Видели! — шумела толпа.
— Точно видели? и признаете ее за ту самую беспутную оную Клемантинку, которую велено, сыскав, немедленно представить?
— Видели! признаем!
— Так выкатить им три бочки пенного! — воскликнула неустрашимая немка, обращаясь к солдатам, и, не торопясь, выехала из толпы.
— Вот она! вот она, матушка-то наша Амалия Карловна! теперь, братцы, вина у нас будет вдоволь! — гаркнули атаманы-молодцы вслед уезжающей.
... Легкость, с которою толстомясая немка Штокфиш одержала победу над беспутною Клемантинкой, объясняется очень просто. Клемантинка, как только уничтожила Раидку, так сейчас же заперлась с своими солдатами и предалась изнеженности нравов. Напрасно пан Кшепшицюльский и пан Пшекшицюльский, которых она была тайным орудием, усовещивали, протестовали и угрожали — Клемантинка через пять минут была до того пьяна, что ничего уж не понимала. Паны некоторое время еще подержались, но потом, увидев бесполезность дальнейшей стойкости, отступились. И действительно, в ту же ночь Клемантинка была поднята в бесчувственном виде с постели и выволочена в одной рубашке на улицу.
ТУЛА
Я сейчас некрасивый, сутулый,
Член сточился и тонок как глист,
А когда-то над городом Тулой
Не смолкал молодецкий мой свист.
Я в базарные дни на гармошке,
Проходя по рядочкам, играл,
И мамзелям колечки-сережки
Вполцены у ларечников брал.
Ветер в красной резвится рубахе,
С-под картуза кудрится кудря,
А за мной пацаны и девахи,
Оружейники и слесаря.
Ах, какие мы пряники ели,
Ах, какие точили стволы!
И всегда на пасхальной неделе
Драли девок, как зайцев орлы.
В кабаках заливались мы водкой
И сходились в кулачном бою,
Далеко за моим околотком
Знали парни про силу мою.
А потом все куда-то девалось,
Ни кола, ни двора, ни семьи,
Ни кудрей и ни сил не осталось,
Облупились мозоли мои.
Да, корявый я и некрасивый,
И пропащий, увы, человек.
Так подайте же, братцы, на пиво,
На девчонку - и рупь на ночлег.
Я сейчас некрасивый, сутулый,
Член сточился и тонок как глист,
А когда-то над городом Тулой
Не смолкал молодецкий мой свист.
Я в базарные дни на гармошке,
Проходя по рядочкам, играл,
И мамзелям колечки-сережки
Вполцены у ларечников брал.
Ветер в красной резвится рубахе,
С-под картуза кудрится кудря,
А за мной пацаны и девахи,
Оружейники и слесаря.
Ах, какие мы пряники ели,
Ах, какие точили стволы!
И всегда на пасхальной неделе
Драли девок, как зайцев орлы.
В кабаках заливались мы водкой
И сходились в кулачном бою,
Далеко за моим околотком
Знали парни про силу мою.
А потом все куда-то девалось,
Ни кола, ни двора, ни семьи,
Ни кудрей и ни сил не осталось,
Облупились мозоли мои.
Да, корявый я и некрасивый,
И пропащий, увы, человек.
Так подайте же, братцы, на пиво,
На девчонку - и рупь на ночлег.
За тучку, за облачко, в чёрный прибой
Осело дневное светило.
Когда-то мы тут обнимались с тобой,
Меня ты ждала и любила.
Но, видимо, в дело вмешался шаман,
И ты на звонки отвечала:
«Пардон, но меня не пускает маман
Коптить небеса у причала».
Какая маман? Ты давай не борзей,
Маманя твоя за границей.
Я видел: ты ночью входила в музей
За чёрных плащей вереницей.
Подкравшись к музею, я глянул в подвал,
Сквозь полуслепое окошко:
К тебе старичок телеса прижимал,
А ты верещала как кошка.
Лежала ты голой в каком-то гробу,
Горели вокруг пентаграммы.
Я проклял тогда небеса и судьбу,
А также отсутствие мамы.
Не мог я забыть этот пламенный крик,
А также соитье во гробе.
Теперь уж и сам я глубокий старик,
Шагаю я к юной особе.
Дарю я конфеты, и капельки ей
В какао и чай подливаю,
И вижу при этом, как в глазках у ней
Шаманом и богом бываю.
Иду от неё словно выжатый я,
А счастья и трепета нету.
О где же ты, молодость, песня моя?
Карету мне, люди, карету!
О где же ты, молодость, песня моя?
Не будет уж мне сорокета.
Осело дневное светило.
Когда-то мы тут обнимались с тобой,
Меня ты ждала и любила.
Но, видимо, в дело вмешался шаман,
И ты на звонки отвечала:
«Пардон, но меня не пускает маман
Коптить небеса у причала».
Какая маман? Ты давай не борзей,
Маманя твоя за границей.
Я видел: ты ночью входила в музей
За чёрных плащей вереницей.
Подкравшись к музею, я глянул в подвал,
Сквозь полуслепое окошко:
К тебе старичок телеса прижимал,
А ты верещала как кошка.
Лежала ты голой в каком-то гробу,
Горели вокруг пентаграммы.
Я проклял тогда небеса и судьбу,
А также отсутствие мамы.
Не мог я забыть этот пламенный крик,
А также соитье во гробе.
Теперь уж и сам я глубокий старик,
Шагаю я к юной особе.
Дарю я конфеты, и капельки ей
В какао и чай подливаю,
И вижу при этом, как в глазках у ней
Шаманом и богом бываю.
Иду от неё словно выжатый я,
А счастья и трепета нету.
О где же ты, молодость, песня моя?
Карету мне, люди, карету!
О где же ты, молодость, песня моя?
Не будет уж мне сорокета.
Давным-давно не самый последний поэт-комсомолец написал произведение о будущей войне с фашистами, где самые страшные раны советских солдат излечивались рифмами Маяковского и музыкой советских композиторов.
Вот оттуда - эпиграф и маленький
отрывок:
Семён Кирсанов
ГЕРАНЬ — МИНДАЛЬ — ФИАЛКА (1936)
Люизит пахнет геранью.
Синильная кислота — миндалем.
Слезоточивый газ — фиалкой.
(Свойства отравляющих веществ)
«Да, я из сказки.
Если газовая рана
и укус чумной блохи —
помогают,
как ни странно,
Маяковского стихи.
Если сильный ожог
кожу нарушил —
музыку хорошо
положить
на душу.
Чтобы бред не шумел —
нужно
согревать при чуме
дружбой.
Надо рядом побыть
мне с ним,
надо раненым петь
песни...»
И ещё один отрывок оттуда же:
Иван
Потому что, только мы
отвоюем мир —
будут делать из чумы
утренний кефир.
Мы вас быстро обезвредим,
и с весельем на лице —
будут кукол красить дети
акварелью ТБЦ.
Чтоб микробы не хирели
как обыденное —
будут делать из холеры
нежное слабительное.
Мир светлее,
день синее,
умереть не можем мы —
потому что мы сильнее
и войны и чумы.
(Не умирает.)
Мария
Люди ходят в загс на запись,
возят жен в родильный дом,
бывший яд — азота закись
мы
роженицам даем.
Женщины довольны —
роды
обезболены.
Мы поставили на вид
химикам приказом —
чтобы не был ядовит
ни один из газов.
Мы их скоро развернем,
как цветки на плитах.
Не старайтесь — не умрем.
Мы сильней иприта.
(Не умирает.)
Вот оттуда - эпиграф и маленький
отрывок:
Семён Кирсанов
ГЕРАНЬ — МИНДАЛЬ — ФИАЛКА (1936)
Люизит пахнет геранью.
Синильная кислота — миндалем.
Слезоточивый газ — фиалкой.
(Свойства отравляющих веществ)
«Да, я из сказки.
Если газовая рана
и укус чумной блохи —
помогают,
как ни странно,
Маяковского стихи.
Если сильный ожог
кожу нарушил —
музыку хорошо
положить
на душу.
Чтобы бред не шумел —
нужно
согревать при чуме
дружбой.
Надо рядом побыть
мне с ним,
надо раненым петь
песни...»
И ещё один отрывок оттуда же:
Иван
Потому что, только мы
отвоюем мир —
будут делать из чумы
утренний кефир.
Мы вас быстро обезвредим,
и с весельем на лице —
будут кукол красить дети
акварелью ТБЦ.
Чтоб микробы не хирели
как обыденное —
будут делать из холеры
нежное слабительное.
Мир светлее,
день синее,
умереть не можем мы —
потому что мы сильнее
и войны и чумы.
(Не умирает.)
Мария
Люди ходят в загс на запись,
возят жен в родильный дом,
бывший яд — азота закись
мы
роженицам даем.
Женщины довольны —
роды
обезболены.
Мы поставили на вид
химикам приказом —
чтобы не был ядовит
ни один из газов.
Мы их скоро развернем,
как цветки на плитах.
Не старайтесь — не умрем.
Мы сильней иприта.
(Не умирает.)
Приятно и трогательно, когда коллега по музыкальной банде может выдать о тебе такое:
Вадим Степанцов - помимо группы "Бахыт-Компот" - ещё и один из самых ярких представителей русской поэзии конца XX - начала XXI века. И это отражается не только в знакомых многим с детства образных и сюжетных текстах группы "Браво" - про короля оранжевое лето, синеглазого мальчика, букет роз, которые не вянут, или перо жар-птицы...
Стихи Степанцова (кто не знает, выпускника Литературного института и ученика великого Льва Ошанина, атора "Эх, Дороги" и "Издалека долго") не так известны широкой публике, однако ценителями они давно разобраны на цитаты - и "Черная нога", и "Утренний рондель", и "Чапа" и многие другие...
И насладиться этой поэтической стороной творчества культового рок-музыканта можно на поэтических концертах, где Вадим читает стихи и поёт романсы, представая при этом не в роли рок-идола, а в роли интеллектуала и умного саркастичного собеседника. Ну а атмосфера небольших клубов, в которых после концерта легко можно подойти пообщаться и даже посидеть с музыкантами за одним столом, только располагает к тому, чтобы оценить этот не самый распространенный концертный жанр.
Встретимся на поэтических концертах Вадима Степанцова и его товарищей по группе "Бахыт-Компот" Дмитрия Талашова и Андрея Ежелева в Москве (чт 17.09, Ритм-Блюз Кафе) и Питере (пт 18.09, клуб Ящик)
https://youtu.be/42MPiXtsgEs
Вадим Степанцов - помимо группы "Бахыт-Компот" - ещё и один из самых ярких представителей русской поэзии конца XX - начала XXI века. И это отражается не только в знакомых многим с детства образных и сюжетных текстах группы "Браво" - про короля оранжевое лето, синеглазого мальчика, букет роз, которые не вянут, или перо жар-птицы...
Стихи Степанцова (кто не знает, выпускника Литературного института и ученика великого Льва Ошанина, атора "Эх, Дороги" и "Издалека долго") не так известны широкой публике, однако ценителями они давно разобраны на цитаты - и "Черная нога", и "Утренний рондель", и "Чапа" и многие другие...
И насладиться этой поэтической стороной творчества культового рок-музыканта можно на поэтических концертах, где Вадим читает стихи и поёт романсы, представая при этом не в роли рок-идола, а в роли интеллектуала и умного саркастичного собеседника. Ну а атмосфера небольших клубов, в которых после концерта легко можно подойти пообщаться и даже посидеть с музыкантами за одним столом, только располагает к тому, чтобы оценить этот не самый распространенный концертный жанр.
Встретимся на поэтических концертах Вадима Степанцова и его товарищей по группе "Бахыт-Компот" Дмитрия Талашова и Андрея Ежелева в Москве (чт 17.09, Ритм-Блюз Кафе) и Питере (пт 18.09, клуб Ящик)
https://youtu.be/42MPiXtsgEs
YouTube
Бахыт-Компот | Не гаси об меня сигарету, родная
Вечер памяти Александра Башлачёва
https://www.stepantsov.ru
https://www.facebook.com/baxcompot
https://vk.com/vstepantsov
https://www.stepantsov.ru
https://www.facebook.com/baxcompot
https://vk.com/vstepantsov
Тьфу ты! Тут новые губеры всюду повылуплялись, а мы чуть мимо не прошли.
МАМЗЕЛЬ
Не ваша, не моя вина,
Что жизнь ее была несладкой.
Была у девушки спина
И грудь под левою лопаткой.
Как грудь ее туда сползла,
Вопросов мне не задавайте,
Но в мире очень много зла,
Прям вот до жопы, так и знайте.
Ах, юные мои друзья,
Мы с вами все не без изъяна.
К примеру, ссусь в постели я,
А кто-то серет прямо в ванну,
Ну, у кого-то свинский зоб
Иль заячий, допустим, хвостик,
Но сиська под лопаткой чтоб -
Ну ладно, не свистите, бросьте!
Простите вы меня, совка,
Но знаю: нынешние куры
Кладут с приборчиком х..чутка
На все уроки физкультуры.
И эта хитрая мамзель
Изъян умело свой скрывала.
В шестнадцать в девичью постель
Втащила пьяного амбала.
Амбал не понял ничего,
Лишь утром в бессловесной муке,
Дойдя до дома своего,
Смотрел у зеркала на руки.
И так сходило много раз,
Пока она не полюбила.
Вы ждёте рифму... эмм, Кавказ?
А вот пардон, не тут-то было!
В губернском городе её,
Где сплошь менты и экс-бандосы,
Случился губер, ё-моё,
Не то что прежние обсосы.
Его прислали из Москвы,
Он был прекрасен как Безруков,
Да, тоже староват, увы,
Но, девочки, кобель не сука.
Она влюбилась в тот же миг,
Когда он в телеке явился.
Водитель - крёстный - на пикник
Для крёстной пропуска добился.
Был губернаторский приём
Изыскан, но без распальцовки,
Бомонд и пресса - все на нём
Подразомлели от перцовки,
Которой местный спиртзавод
Снабдил начальство для сугреву.
Вот губернатор ссать идёт,
За ним крадётся наша дева.
От глаз охраны в лопухах
Она к овражку проскользнула.
- Привет, ты кто? - Я Маша. - Вах!
И как тебя сюда надуло?
Ты журналистка или кто?
- Не журналистка, просто Маша.
- А я Евгений. Конь в пальто.
У вас здесь губером ебашу.
Поедешь в сауну со мной?
- Да с вами я куда угодно!
К тому же завтра выходной...
- Ах ты газель! Ну вот и годно.
Когда с красоткой поднялся
Наш губернатор из оврага,
Охрана вылупилась вся,
И кто-то брякнул: «Не салага».
И губернатор произнёс:
- Кто тут гундосит? Ты, лохматый?
Теперь в охране будешь босс.
Ну что, поехали до хаты?
Перцовка, звёзды и луна,
И вот они уже в парилке.
И молвил Женя: - Оба-на,
Какие, блин, в тайге кобылки!
Ну раздевайся, что стоишь?
Снимай уже простынку эту.
- А можно это, Женя, слышь,
Ну чтобы первый раз без свету?
- Вот ты затейница, Машуль.
Ну ладно, нахер свет погасим. -
Вошёл Евгений, как июль,
В Машуню, тёпел и прекрасен.
- О да, о шит, о йе, о йа!
Скорей карету мне, карету!
А где же, Маша, грудь твоя?
Вот сердце есть, а сиськи нету.
А где тут свет? Да будет свет!
Ну здравствуй, Маша сиська-сзади.
А ну-ка сделай мне минет.
Не вытирай, люблю в помаде.
Сама не помнишь, говоришь,
Как сделалось такое чудо?
А мне вот нравится, малыш,
И я с тобой все время буду.
Ну, вне семьи и вне жены,
Они в Москве, ты ж понимаешь.
А нам в правительстве нужны
Такие девушки, смекаешь?
Чего умеешь? Ничего?
Ни в алгебре, ни в физкультуре?
Ну, сделаем тебя того,
Моим зампредом по культуре.
Я хоть чинуша, но эстэт,
Журнал «Медведь» читал когда-то.
А что теперь? Превед-медвед,
Ю-туб и рэп, и тонны мата.
Театр тут рухлядь, скукота,
В музее Шишкин да Поленов,
А у меня уже мечта,
Чтоб был Пикассо непременно.
Весь этот местный чернозём
Не знает, кто такой Пикассо.
В Париж поедем, привезём.
Пусть просветятся, пидарасы!
.........................
Вот так бывает вознесён,
Кого сама судьба возносит.
От жизни получает всё
Лишь тот, кто любит и не просит.
Смотрите: женщины кругом -
Министры, думцы, офицеры.
О мать Россия, милый дом,
Какие дивные примеры!
Вот в телевизоре они
Губами шевелят, как рыбки.
О русский бог! Вовек храни
Их вицмуниры и улыбки.
Вы не подумайте, что, вот,
Поэт из энтих, недовольных.
Пусть дама пилит и сосет,
И служит ширмой для двуствольных -
Она начальству друг и брат,
А иногда считать умеет.
Пускай чиновник будет рад,
«Когда такой продукт имеет».
Кому попроще - топ-модель,
Бесстрашным - гард с могучей писькой,
А просветленному - мамзель
С блуждающей по телу сиськой.
МАМЗЕЛЬ
Не ваша, не моя вина,
Что жизнь ее была несладкой.
Была у девушки спина
И грудь под левою лопаткой.
Как грудь ее туда сползла,
Вопросов мне не задавайте,
Но в мире очень много зла,
Прям вот до жопы, так и знайте.
Ах, юные мои друзья,
Мы с вами все не без изъяна.
К примеру, ссусь в постели я,
А кто-то серет прямо в ванну,
Ну, у кого-то свинский зоб
Иль заячий, допустим, хвостик,
Но сиська под лопаткой чтоб -
Ну ладно, не свистите, бросьте!
Простите вы меня, совка,
Но знаю: нынешние куры
Кладут с приборчиком х..чутка
На все уроки физкультуры.
И эта хитрая мамзель
Изъян умело свой скрывала.
В шестнадцать в девичью постель
Втащила пьяного амбала.
Амбал не понял ничего,
Лишь утром в бессловесной муке,
Дойдя до дома своего,
Смотрел у зеркала на руки.
И так сходило много раз,
Пока она не полюбила.
Вы ждёте рифму... эмм, Кавказ?
А вот пардон, не тут-то было!
В губернском городе её,
Где сплошь менты и экс-бандосы,
Случился губер, ё-моё,
Не то что прежние обсосы.
Его прислали из Москвы,
Он был прекрасен как Безруков,
Да, тоже староват, увы,
Но, девочки, кобель не сука.
Она влюбилась в тот же миг,
Когда он в телеке явился.
Водитель - крёстный - на пикник
Для крёстной пропуска добился.
Был губернаторский приём
Изыскан, но без распальцовки,
Бомонд и пресса - все на нём
Подразомлели от перцовки,
Которой местный спиртзавод
Снабдил начальство для сугреву.
Вот губернатор ссать идёт,
За ним крадётся наша дева.
От глаз охраны в лопухах
Она к овражку проскользнула.
- Привет, ты кто? - Я Маша. - Вах!
И как тебя сюда надуло?
Ты журналистка или кто?
- Не журналистка, просто Маша.
- А я Евгений. Конь в пальто.
У вас здесь губером ебашу.
Поедешь в сауну со мной?
- Да с вами я куда угодно!
К тому же завтра выходной...
- Ах ты газель! Ну вот и годно.
Когда с красоткой поднялся
Наш губернатор из оврага,
Охрана вылупилась вся,
И кто-то брякнул: «Не салага».
И губернатор произнёс:
- Кто тут гундосит? Ты, лохматый?
Теперь в охране будешь босс.
Ну что, поехали до хаты?
Перцовка, звёзды и луна,
И вот они уже в парилке.
И молвил Женя: - Оба-на,
Какие, блин, в тайге кобылки!
Ну раздевайся, что стоишь?
Снимай уже простынку эту.
- А можно это, Женя, слышь,
Ну чтобы первый раз без свету?
- Вот ты затейница, Машуль.
Ну ладно, нахер свет погасим. -
Вошёл Евгений, как июль,
В Машуню, тёпел и прекрасен.
- О да, о шит, о йе, о йа!
Скорей карету мне, карету!
А где же, Маша, грудь твоя?
Вот сердце есть, а сиськи нету.
А где тут свет? Да будет свет!
Ну здравствуй, Маша сиська-сзади.
А ну-ка сделай мне минет.
Не вытирай, люблю в помаде.
Сама не помнишь, говоришь,
Как сделалось такое чудо?
А мне вот нравится, малыш,
И я с тобой все время буду.
Ну, вне семьи и вне жены,
Они в Москве, ты ж понимаешь.
А нам в правительстве нужны
Такие девушки, смекаешь?
Чего умеешь? Ничего?
Ни в алгебре, ни в физкультуре?
Ну, сделаем тебя того,
Моим зампредом по культуре.
Я хоть чинуша, но эстэт,
Журнал «Медведь» читал когда-то.
А что теперь? Превед-медвед,
Ю-туб и рэп, и тонны мата.
Театр тут рухлядь, скукота,
В музее Шишкин да Поленов,
А у меня уже мечта,
Чтоб был Пикассо непременно.
Весь этот местный чернозём
Не знает, кто такой Пикассо.
В Париж поедем, привезём.
Пусть просветятся, пидарасы!
.........................
Вот так бывает вознесён,
Кого сама судьба возносит.
От жизни получает всё
Лишь тот, кто любит и не просит.
Смотрите: женщины кругом -
Министры, думцы, офицеры.
О мать Россия, милый дом,
Какие дивные примеры!
Вот в телевизоре они
Губами шевелят, как рыбки.
О русский бог! Вовек храни
Их вицмуниры и улыбки.
Вы не подумайте, что, вот,
Поэт из энтих, недовольных.
Пусть дама пилит и сосет,
И служит ширмой для двуствольных -
Она начальству друг и брат,
А иногда считать умеет.
Пускай чиновник будет рад,
«Когда такой продукт имеет».
Кому попроще - топ-модель,
Бесстрашным - гард с могучей писькой,
А просветленному - мамзель
С блуждающей по телу сиськой.