Герман ТИТОВ
АНГЕЛ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
как выглядит ангел гражданской войны
особенно если смотреть со спины
на ангелу меркель совсем не похож
крыло под брезентом — охотничий нож
забрызганы бурою кровью штаны
и смят адресок от былой тишины
груз двести — здесь так называют страну
и русское лето сменяет весну
как выглядит солнце гражданской войны
и как отличить его круг от луны
вздыхает земля — наступает беда
и стряхивает в темноту поезда
и всё голодней и жирней ченозём
безумием выжжен отеческий дом
пылают цеха и поля и луга
но мимо куда-то глядят облака
родившийся русским умрёт рядовым
чтоб русское небо оставить — живым
***
Отдаляясь от почвы, в эфире застряв, будто бес,
Покидая Украйну, паришь эмигрантской зегзицей
Меж густой синевой петербургских последних небес
И гранитными плавнями прежней имперской столицы.
Пыльных улочек харьковских помня ещё имена,
Благовещенский рынок и хрип репродукторов детства,
От Бурсацкого спуска съезжает история на
Залетейский простор, и никто не отпишет наследства.
Неприкаянный дух, меж туристов в бессмертном саду,
Где подменны все статуи, видит исход рефлексивней
Тех меморий, что и развлекая, накличут беду.
И Лебяжья канавка изгнаннику кажется Зимней.
* * *
Мы — осколки русской весны,
Городов пустеющих эхо,
Слободской черёмухи сны,
На чужом веселье помеха.
Нас на север кровь загнала,
И мечта забыла без крова.
Ждём тепла (такие дела),
И не ждём прощального слова.
Атомарный вес нелюбви,
Ностальгии снимки навырост,
Малоросский Спас на крови;
Всё былое определилось.
Этот май отцвёл, словно взрыв.
Эта жизнь — изгнания вата,
Вне игры значенья игры
И пока далече расплата.
И пока все окна горят,
Гастарбайтер помнит: когда-то
Золотой оконный квадрат
Обернётся чёрным квадратом.
ВЕЧЕР НА МАРСОВОМ ПОЛЕ
За торжественный небесный пейзаж,
За каналы, что сокрыты в земле,
И за шпиля золотой карандаш
У бессмертия на чёрном столе.
За непаханого поля карман —
Круг сирени, три холодных скамьи,
За искусства сердобольный обман
Пей оттаявший закат — все свои.
За Михайловского замка вдовство
И за прадеда на медном коне,
За недолгое убийц торжество,
За возмездие (хотя бы вчерне)
Императора на той стороне,
Где ни боли, ни чудес, ни обид,
Где предательство бессильно втройне
И луна Мальтийский крест серебрит.
Пей за ветер на чугунной цепи,
За светила, что не мёрзнут зимой,
И за тех, кто умирает в степи,
Чтоб вернулся ты однажды домой,
За сражающихся в мире невстреч —
Присносущего земные пути,
За единственную русскую речь:
Всё имущество, что смог унести.
Сегодня у дорогого Германа день рождения
#русскиестихи
АНГЕЛ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
как выглядит ангел гражданской войны
особенно если смотреть со спины
на ангелу меркель совсем не похож
крыло под брезентом — охотничий нож
забрызганы бурою кровью штаны
и смят адресок от былой тишины
груз двести — здесь так называют страну
и русское лето сменяет весну
как выглядит солнце гражданской войны
и как отличить его круг от луны
вздыхает земля — наступает беда
и стряхивает в темноту поезда
и всё голодней и жирней ченозём
безумием выжжен отеческий дом
пылают цеха и поля и луга
но мимо куда-то глядят облака
родившийся русским умрёт рядовым
чтоб русское небо оставить — живым
***
Отдаляясь от почвы, в эфире застряв, будто бес,
Покидая Украйну, паришь эмигрантской зегзицей
Меж густой синевой петербургских последних небес
И гранитными плавнями прежней имперской столицы.
Пыльных улочек харьковских помня ещё имена,
Благовещенский рынок и хрип репродукторов детства,
От Бурсацкого спуска съезжает история на
Залетейский простор, и никто не отпишет наследства.
Неприкаянный дух, меж туристов в бессмертном саду,
Где подменны все статуи, видит исход рефлексивней
Тех меморий, что и развлекая, накличут беду.
И Лебяжья канавка изгнаннику кажется Зимней.
* * *
Мы — осколки русской весны,
Городов пустеющих эхо,
Слободской черёмухи сны,
На чужом веселье помеха.
Нас на север кровь загнала,
И мечта забыла без крова.
Ждём тепла (такие дела),
И не ждём прощального слова.
Атомарный вес нелюбви,
Ностальгии снимки навырост,
Малоросский Спас на крови;
Всё былое определилось.
Этот май отцвёл, словно взрыв.
Эта жизнь — изгнания вата,
Вне игры значенья игры
И пока далече расплата.
И пока все окна горят,
Гастарбайтер помнит: когда-то
Золотой оконный квадрат
Обернётся чёрным квадратом.
ВЕЧЕР НА МАРСОВОМ ПОЛЕ
За торжественный небесный пейзаж,
За каналы, что сокрыты в земле,
И за шпиля золотой карандаш
У бессмертия на чёрном столе.
За непаханого поля карман —
Круг сирени, три холодных скамьи,
За искусства сердобольный обман
Пей оттаявший закат — все свои.
За Михайловского замка вдовство
И за прадеда на медном коне,
За недолгое убийц торжество,
За возмездие (хотя бы вчерне)
Императора на той стороне,
Где ни боли, ни чудес, ни обид,
Где предательство бессильно втройне
И луна Мальтийский крест серебрит.
Пей за ветер на чугунной цепи,
За светила, что не мёрзнут зимой,
И за тех, кто умирает в степи,
Чтоб вернулся ты однажды домой,
За сражающихся в мире невстреч —
Присносущего земные пути,
За единственную русскую речь:
Всё имущество, что смог унести.
Сегодня у дорогого Германа день рождения
#русскиестихи
#календарь
Вчера, напоминает севастопольское сообщество «Читаю стихи», был день рождения Иосифа Уткина.
На улице полночь.
Свет догорает.
Высокие звёзды видны.
Ты пишешь письмо мне,
моя дорогая,
В пылающий адрес войны.
Как долго ты пишешь его, дорогая,
Окончишь и примешься вновь.
Зато я уверен:
к переднему краю
Прорвётся такая любовь!
...Давно мы из дома.
Огни наших комнат
За дымом войны не видны.
Но тот, кого любят,
Но тот, кого помнят,
Как дома — и в дыме войны!
Теплее на фронте от ласковых писем.
Читая, за каждой строкой
Любимую видишь
И родину слышишь,
Как голос за тонкой стеной...
Мы скоро вернёмся.
Я знаю.
Я верю.
И время такое придёт:
Останутся грусть и разлука
за дверью
И в дом только радость войдёт.
И как-нибудь вечером
вместе с тобою,
К плечу прижимаясь плечом,
Мы сядем и письма,
как летопись боя,
Как хронику чувств, перечтём.
#русскиестихи
Вчера, напоминает севастопольское сообщество «Читаю стихи», был день рождения Иосифа Уткина.
На улице полночь.
Свет догорает.
Высокие звёзды видны.
Ты пишешь письмо мне,
моя дорогая,
В пылающий адрес войны.
Как долго ты пишешь его, дорогая,
Окончишь и примешься вновь.
Зато я уверен:
к переднему краю
Прорвётся такая любовь!
...Давно мы из дома.
Огни наших комнат
За дымом войны не видны.
Но тот, кого любят,
Но тот, кого помнят,
Как дома — и в дыме войны!
Теплее на фронте от ласковых писем.
Читая, за каждой строкой
Любимую видишь
И родину слышишь,
Как голос за тонкой стеной...
Мы скоро вернёмся.
Я знаю.
Я верю.
И время такое придёт:
Останутся грусть и разлука
за дверью
И в дом только радость войдёт.
И как-нибудь вечером
вместе с тобою,
К плечу прижимаясь плечом,
Мы сядем и письма,
как летопись боя,
Как хронику чувств, перечтём.
#русскиестихи
Дмитрий МЕЛЬНИКОВ
* * *
Мы ехали вдоль рапсовых полей,
в местах таких красивых, что ей-ей,
хотелось огадаться и проснуться.
Весь день крутилась в голове моей
фамилия смешная — Кукурудза.
Та женщина, которую убило,
что перед смертью дочери звонила,
скажи, Закир, что было в ней такого...
такого, что нельзя ее забыть?
Наверное, работала в столовой.
В больнице медсестрою? Может быть.
А вечером готовила еду,
а утром дочку в школу провожала.
Ту женщину ты помнишь? Помнишь ту,
что с животом разорванным лежала?
Мой голос, не опознанный страной,
хрипит, срываясь. Я хочу проснуться
в краю другом, в реальности иной,
где все еще живая Кукурудза
с утра до блеска намывает пол
и обнимает дочку и смеется.
Пускай я буду вечно нищ и гол,
да будет так, но пусть она вернется.
Я вдаль гляжу и говорю: «Давай,
давай, Господь, показывай Свой рай».
Но гаснет день и наступает ночь,
и в ней лишь призрак обнимает дочь.
#русскиестихи
* * *
Мы ехали вдоль рапсовых полей,
в местах таких красивых, что ей-ей,
хотелось огадаться и проснуться.
Весь день крутилась в голове моей
фамилия смешная — Кукурудза.
Та женщина, которую убило,
что перед смертью дочери звонила,
скажи, Закир, что было в ней такого...
такого, что нельзя ее забыть?
Наверное, работала в столовой.
В больнице медсестрою? Может быть.
А вечером готовила еду,
а утром дочку в школу провожала.
Ту женщину ты помнишь? Помнишь ту,
что с животом разорванным лежала?
Мой голос, не опознанный страной,
хрипит, срываясь. Я хочу проснуться
в краю другом, в реальности иной,
где все еще живая Кукурудза
с утра до блеска намывает пол
и обнимает дочку и смеется.
Пускай я буду вечно нищ и гол,
да будет так, но пусть она вернется.
Я вдаль гляжу и говорю: «Давай,
давай, Господь, показывай Свой рай».
Но гаснет день и наступает ночь,
и в ней лишь призрак обнимает дочь.
#русскиестихи
#русскиестихи
Дмитрий ФИЛИППОВ
Солёный ветер, капли на руках,
Твои глаза, туманные спросонок.
Из моря вырастает Кара-Даг,
И мы — одно: ты, я и наш ребёнок.
И этот кадр цел и невредим,
Он тяжелей военного билета.
И мы с тобою отвоюем Крым
У прошлого, у памяти, у лета.
Но я сейчас пишу тебе о том,
Что вижу утром, выпрыгнув с КамАЗа,
Не Кара-Даг вдали, а террикон
Израненного минами Донбасса;
Что путь домой лежит сквозь смерть, сквозь снег,
И в этом не упрямство виновато.
Он не меняется из века в век —
Путь русского мужчины и солдата.
Но верь, душа моя, наступит срок,
Когда не будет ни тревог, ни страха.
И мы с тобою ляжем на песок
Под ласковою тенью Кара-Дага
И будем слушать, как шумит волна:
Из года в год, из века в век, по кругу.
И будем твёрдо знать, что жизнь дана,
Чтоб никогда не отпускать друг друга.
Дмитрий ФИЛИППОВ
Солёный ветер, капли на руках,
Твои глаза, туманные спросонок.
Из моря вырастает Кара-Даг,
И мы — одно: ты, я и наш ребёнок.
И этот кадр цел и невредим,
Он тяжелей военного билета.
И мы с тобою отвоюем Крым
У прошлого, у памяти, у лета.
Но я сейчас пишу тебе о том,
Что вижу утром, выпрыгнув с КамАЗа,
Не Кара-Даг вдали, а террикон
Израненного минами Донбасса;
Что путь домой лежит сквозь смерть, сквозь снег,
И в этом не упрямство виновато.
Он не меняется из века в век —
Путь русского мужчины и солдата.
Но верь, душа моя, наступит срок,
Когда не будет ни тревог, ни страха.
И мы с тобою ляжем на песок
Под ласковою тенью Кара-Дага
И будем слушать, как шумит волна:
Из года в год, из века в век, по кругу.
И будем твёрдо знать, что жизнь дана,
Чтоб никогда не отпускать друг друга.
#русскиестихи
Юнна МОРИЦ
***
Сошью суровой нитью паруса
И волосы свяжу суровой нитью.
Я вижу ветер там, где небеса.
Моих любимых мыслей голоса
Прервали сон, чтоб разбудить к отплытью.
На океане — зимние холмы,
Там снег струится, как в часах песочных.
Суровой нитью к небесам зимы
Пришиты звезды по утрам. И мы —
Влечемся быть под знаком нитей прочных.
Когда плыву за цельным молоком,
За хлебом и стиральным порошком,
А рядом парус мой идет пешком,—
Не оттого ль душа моя здорова,
Что нить моей основы так сурова?
Суровой нитью держится мой дух,
Он как бы недоступен для разрух.
В разлуке с кем должна я сохраниться,
Что столь суровой нитью взор и слух
Прижаты к миру, чтоб рубцом родниться,
Суровой нитью и суровым швом
Со всем живым, что есть во всем живом?
С каким неистощимым напряженьем
Поглощена прядильня умноженьем
Суровых нитей в лоне мировом!
Суровой нитью братства скреплена
Я с тем и с той, чья нить еще суровей,
Нет разницы — дружна иль влюблена,
Сурова нить, вынослива она,
Равно длинна для дружб и для любовей.
Суровой нитью к жизни привяжу
Свое дитя, которое держу
Сегодня утром на ладони крупной
Над океаном, льнущим к рубежу,
Откуда вечность кажется доступной.
Суровой нитью привяжу к ветвям,
Как звезды—к небу, розы—к соловьям,
Искусства и науки—к сыновьям!
Так привяжу, как наши бездны к высям.
Так привяжу, что будет независим.
Юнна МОРИЦ
***
Сошью суровой нитью паруса
И волосы свяжу суровой нитью.
Я вижу ветер там, где небеса.
Моих любимых мыслей голоса
Прервали сон, чтоб разбудить к отплытью.
На океане — зимние холмы,
Там снег струится, как в часах песочных.
Суровой нитью к небесам зимы
Пришиты звезды по утрам. И мы —
Влечемся быть под знаком нитей прочных.
Когда плыву за цельным молоком,
За хлебом и стиральным порошком,
А рядом парус мой идет пешком,—
Не оттого ль душа моя здорова,
Что нить моей основы так сурова?
Суровой нитью держится мой дух,
Он как бы недоступен для разрух.
В разлуке с кем должна я сохраниться,
Что столь суровой нитью взор и слух
Прижаты к миру, чтоб рубцом родниться,
Суровой нитью и суровым швом
Со всем живым, что есть во всем живом?
С каким неистощимым напряженьем
Поглощена прядильня умноженьем
Суровых нитей в лоне мировом!
Суровой нитью братства скреплена
Я с тем и с той, чья нить еще суровей,
Нет разницы — дружна иль влюблена,
Сурова нить, вынослива она,
Равно длинна для дружб и для любовей.
Суровой нитью к жизни привяжу
Свое дитя, которое держу
Сегодня утром на ладони крупной
Над океаном, льнущим к рубежу,
Откуда вечность кажется доступной.
Суровой нитью привяжу к ветвям,
Как звезды—к небу, розы—к соловьям,
Искусства и науки—к сыновьям!
Так привяжу, как наши бездны к высям.
Так привяжу, что будет независим.
Forwarded from Солоно. Стихи. Ольга Старушко
Пока идёт второй день флотского фестиваля, вспоминаю, что вчера читали дети со сцены.
«Клеветникам России». «Бородино».
И Роберта Рождественского.
Баллада о зенитчицах
Как разглядеть за днями
след нечёткий?
Хочу приблизить к сердцу
этот след…
На батарее
были сплошь —
девчонки.
А старшей было
восемнадцать лет.
Лихая чёлка
над прищуром хитрым,
бравурное презрение к войне…
В то утро
танки вышли
прямо к Химкам.
Те самые.
С крестами на броне.
И старшая,
действительно старея,
как от кошмара заслонясь рукой,
скомандовала тонко:
— Батарея-а-а!
(Ой мамочка!..
Ой родная!..)
Огонь! —
И —
залп!
И тут они
заголосили,
девчоночки.
Запричитали всласть.
Как будто бы
вся бабья боль
России
в девчонках этих
вдруг отозвалась.
Кружилось небо —
снежное,
рябое.
Был ветер
обжигающе горяч.
Былинный плач
висел над полем боя,
он был слышней разрывов,
этот плач!
Ему —
протяжному —
земля внимала,
остановясь на смертном рубеже.
— Ой, мамочка!..
— Ой, страшно мне!..
— Ой, мама!.. —
И снова:
— Батарея-а-а! —
И уже
пред ними,
посреди земного шара,
левее безымянного бугра
горели
неправдоподобно жарко
четыре чёрных
танковых костра.
Раскатывалось эхо над полями,
бой медленною кровью истекал…
Зенитчицы кричали
и стреляли,
размазывая слёзы по щекам.
И падали.
И поднимались снова.
Впервые защищая наяву
и честь свою
(в буквальном смысле слова!).
И Родину.
И маму.
И Москву.
Весенние пружинящие ветки.
Торжественность
венчального стола.
Неслышанное:
«Ты моя — навеки!..»
Несказанное:
«Я тебя ждала…»
И губы мужа.
И его ладони.
Смешное бормотание
во сне.
И то, чтоб закричать
в родильном
доме:
«Ой, мамочка!
Ой, мама, страшно мне!!»
И ласточку.
И дождик над Арбатом.
И ощущенье
полной тишины…
…Пришло к ним это после.
В сорок пятом.
Конечно, к тем,
кто сам пришёл
с войны.
1973
#русскиестихи
«Клеветникам России». «Бородино».
И Роберта Рождественского.
Баллада о зенитчицах
Как разглядеть за днями
след нечёткий?
Хочу приблизить к сердцу
этот след…
На батарее
были сплошь —
девчонки.
А старшей было
восемнадцать лет.
Лихая чёлка
над прищуром хитрым,
бравурное презрение к войне…
В то утро
танки вышли
прямо к Химкам.
Те самые.
С крестами на броне.
И старшая,
действительно старея,
как от кошмара заслонясь рукой,
скомандовала тонко:
— Батарея-а-а!
(Ой мамочка!..
Ой родная!..)
Огонь! —
И —
залп!
И тут они
заголосили,
девчоночки.
Запричитали всласть.
Как будто бы
вся бабья боль
России
в девчонках этих
вдруг отозвалась.
Кружилось небо —
снежное,
рябое.
Был ветер
обжигающе горяч.
Былинный плач
висел над полем боя,
он был слышней разрывов,
этот плач!
Ему —
протяжному —
земля внимала,
остановясь на смертном рубеже.
— Ой, мамочка!..
— Ой, страшно мне!..
— Ой, мама!.. —
И снова:
— Батарея-а-а! —
И уже
пред ними,
посреди земного шара,
левее безымянного бугра
горели
неправдоподобно жарко
четыре чёрных
танковых костра.
Раскатывалось эхо над полями,
бой медленною кровью истекал…
Зенитчицы кричали
и стреляли,
размазывая слёзы по щекам.
И падали.
И поднимались снова.
Впервые защищая наяву
и честь свою
(в буквальном смысле слова!).
И Родину.
И маму.
И Москву.
Весенние пружинящие ветки.
Торжественность
венчального стола.
Неслышанное:
«Ты моя — навеки!..»
Несказанное:
«Я тебя ждала…»
И губы мужа.
И его ладони.
Смешное бормотание
во сне.
И то, чтоб закричать
в родильном
доме:
«Ой, мамочка!
Ой, мама, страшно мне!!»
И ласточку.
И дождик над Арбатом.
И ощущенье
полной тишины…
…Пришло к ним это после.
В сорок пятом.
Конечно, к тем,
кто сам пришёл
с войны.
1973
#русскиестихи
Forwarded from Солоно. Стихи. Ольга Старушко
#русскиестихи
Дмитрий МЕЛЬНИКОВ
Касаемо посмертной кочерги,
вставляемой в заветную промежность,
ты даже волноваться не моги —
ад обнаружит дьявольскую нежность,
ты думал, твои зубы не горят? —
напрасно, друг мой, вместе со штифтами
и гуттаперчей внидешь ты во ад,
и там сидят такие же рядами,
с бородками, в зауженных штанах,
ты думаешь, зубная боль их мучит?
да нет же, их обуревает страх
пред будущим без гаджетов. Как лучше
они хотели жизнь свою прожить,
а получилось — за окошком лава,
и так пылает, что не потушить,
вот в коридор выходит врач псоглавый,
что делать, если когтем на тебя
укажет он? куда ты душу спрячешь?
там за окном горит гептил дождя,
и задохнёшься сразу, что ты плачешь?
откройте рот, прижмите язычок,
не дёргайтесь, голубчик, мне все ясно,
я Менгеле, и тусклый ваш зрачок
я вырежу, пусть станет ярко-красным,
как обрамленье свастики, ну вот,
ты не слыхал, что шпрехал наш мессия?
а он сказал — вам помощь не придет,
поскольку ад, конечно, не Россия.
Дмитрий МЕЛЬНИКОВ
Касаемо посмертной кочерги,
вставляемой в заветную промежность,
ты даже волноваться не моги —
ад обнаружит дьявольскую нежность,
ты думал, твои зубы не горят? —
напрасно, друг мой, вместе со штифтами
и гуттаперчей внидешь ты во ад,
и там сидят такие же рядами,
с бородками, в зауженных штанах,
ты думаешь, зубная боль их мучит?
да нет же, их обуревает страх
пред будущим без гаджетов. Как лучше
они хотели жизнь свою прожить,
а получилось — за окошком лава,
и так пылает, что не потушить,
вот в коридор выходит врач псоглавый,
что делать, если когтем на тебя
укажет он? куда ты душу спрячешь?
там за окном горит гептил дождя,
и задохнёшься сразу, что ты плачешь?
откройте рот, прижмите язычок,
не дёргайтесь, голубчик, мне все ясно,
я Менгеле, и тусклый ваш зрачок
я вырежу, пусть станет ярко-красным,
как обрамленье свастики, ну вот,
ты не слыхал, что шпрехал наш мессия?
а он сказал — вам помощь не придет,
поскольку ад, конечно, не Россия.
Forwarded from Солоно. Стихи. Ольга Старушко
#русскиестихи
Светлана МАКСИМОВА
Из книги «Преображение боли»
Моей маме и Юре Юрченко
Другу поэту, который ушел на войну
в степи, где я вырастала пацанкой упрямой,
верю ли я? А кому ещё верить? Кому?!
Как пережить невозможную эту вину —
то, что я здесь, ну а мама моя… Ну а мама…
В праздник пресветлый Фаворского света звоню
старенькой маме, чтоб голос хотя бы услышать.
«Преображение нынче», — я ей говорю.
Слышу в ответ — рёв снарядов над крышей.
«Ну ничего, — отвечает, –- что людям, то й нам.
Ты не волнуйся, мы здесь отсидимся в подвале.
Это война…»
А зачем она, эта война,
старая мать понимает едва ли.
Помню, сказала: «Куда я поеду, куда?..
Это мой дом — здесь и справят однажды поминки.
Здесь рушником расцветала речная вода.
Ну а теперь нет ни капли во рту, ни росинки…»
Это так больно, что боль не сложить мне в слова.
Это так больно, что боль прерывает дыханье.
Эта страна обезумела, словно вдова,
что посылает своих сыновей на закланье.
Эти гробы, что приходят с обеих сторон…
Чья в них победа, ответь мне, и чьё пораженье?
Этот огонь… Эти стаи орущих ворон…
Преображенье твое, Украина,
преображенье.
2014
https://stihi.ru/2014/11/04/6646
Светлана МАКСИМОВА
Из книги «Преображение боли»
Моей маме и Юре Юрченко
Другу поэту, который ушел на войну
в степи, где я вырастала пацанкой упрямой,
верю ли я? А кому ещё верить? Кому?!
Как пережить невозможную эту вину —
то, что я здесь, ну а мама моя… Ну а мама…
В праздник пресветлый Фаворского света звоню
старенькой маме, чтоб голос хотя бы услышать.
«Преображение нынче», — я ей говорю.
Слышу в ответ — рёв снарядов над крышей.
«Ну ничего, — отвечает, –- что людям, то й нам.
Ты не волнуйся, мы здесь отсидимся в подвале.
Это война…»
А зачем она, эта война,
старая мать понимает едва ли.
Помню, сказала: «Куда я поеду, куда?..
Это мой дом — здесь и справят однажды поминки.
Здесь рушником расцветала речная вода.
Ну а теперь нет ни капли во рту, ни росинки…»
Это так больно, что боль не сложить мне в слова.
Это так больно, что боль прерывает дыханье.
Эта страна обезумела, словно вдова,
что посылает своих сыновей на закланье.
Эти гробы, что приходят с обеих сторон…
Чья в них победа, ответь мне, и чьё пораженье?
Этот огонь… Эти стаи орущих ворон…
Преображенье твое, Украина,
преображенье.
2014
https://stihi.ru/2014/11/04/6646
stihi.ru
Преображение боли
(книга стихотворений) Посвящается моей маме ПРЕОБРАЖЕНИЕ - АВГУСТ 2014 Моей маме в Донбассе 1 И смотрю, запрокинувшись, долго я в небеса и глаза предвечерние… Пахнет яблоком белое облако – это, матушка, Преображение. Пахнет яблоком белое облако над Украйной…
#русскиестихи
Юрий МИЛОСЛАВСКИЙ
10/23 августа - 80-летие изгнания из Харькова войск европейской коалиции под водительством Германии. В уповании победы грядущей, земляки.
ЭЛЕГИЯ
Слышу пѣнье жаворонка,
Слышу трели соловья.
Это Русская сторонка,
Это Родина моя.
Ѳедоръ Савиновъ
В магазине «Культтовары», —
Там, где черные круги,
Где фанерные гитары
И доспехи из фольги,
Ятаганы из картона,
Где чугунная глава
Шепчет глухо и бессонно
Непотребные слова,
Там, где лампочки цветные, —
Там и я во дни былые
Под крученье тех кругов
Слушал песни удалые,
Пил вино — и гнал врагов.
То вино в стакане древнем, —
Красный сахар, белый спирт, —
Словно мертвая царевна
В хрустале своем, — не спит!
Те враги — друзья до гроба,
Верность братскую храня,
Исподлобья смотрят в оба
Из кромешного огня:
Дожидаются меня.
Слышу пенье Мулермана,
Ярый клекот бытия,
Гул великого обмана:
Это — молодость моя.
Черного крученье круга —
Подноготную мою,
Богоданная подруга, —
Все тебе передаю:
Стогны града, мостовые,
Истуканы у реки,
Подворотни чумовые,
Стремные парадняки,
Ропот камня, бой металла
О небесные края.
Это Русская Валгалла.
Это — Родина моя.
На тревожную ночь в отечестве
Стал я спать безпокойно и плохо.
Снится плеск пересохшей реки,
Снятся строек заброшенных грохот
И заводов умерших гудки, —
Запрещенные при Маленкове,
Чтобы нам не насиловать слух. —
Нет во снах моих плоти и крови,
Лишь трусливо мятущийся дух,
Лишь предатель Победы железной,
Переметчик небесных Начал
Суетится во снах, безтелесный,
Мародерствует по мелочам.
Taк ли прежде со мною бывало?
Помолился — и тотчас уснул:
Хоть во чреве китовом вокзала,
Хоть почетный неся караул.
Развенчались державные скрепы,
И во снах моих, — где ни приляг, —
Детсадов обезчещенных лепет,
Городов обезточенных лязг.
Юрий МИЛОСЛАВСКИЙ
10/23 августа - 80-летие изгнания из Харькова войск европейской коалиции под водительством Германии. В уповании победы грядущей, земляки.
ЭЛЕГИЯ
Слышу пѣнье жаворонка,
Слышу трели соловья.
Это Русская сторонка,
Это Родина моя.
Ѳедоръ Савиновъ
В магазине «Культтовары», —
Там, где черные круги,
Где фанерные гитары
И доспехи из фольги,
Ятаганы из картона,
Где чугунная глава
Шепчет глухо и бессонно
Непотребные слова,
Там, где лампочки цветные, —
Там и я во дни былые
Под крученье тех кругов
Слушал песни удалые,
Пил вино — и гнал врагов.
То вино в стакане древнем, —
Красный сахар, белый спирт, —
Словно мертвая царевна
В хрустале своем, — не спит!
Те враги — друзья до гроба,
Верность братскую храня,
Исподлобья смотрят в оба
Из кромешного огня:
Дожидаются меня.
Слышу пенье Мулермана,
Ярый клекот бытия,
Гул великого обмана:
Это — молодость моя.
Черного крученье круга —
Подноготную мою,
Богоданная подруга, —
Все тебе передаю:
Стогны града, мостовые,
Истуканы у реки,
Подворотни чумовые,
Стремные парадняки,
Ропот камня, бой металла
О небесные края.
Это Русская Валгалла.
Это — Родина моя.
На тревожную ночь в отечестве
Стал я спать безпокойно и плохо.
Снится плеск пересохшей реки,
Снятся строек заброшенных грохот
И заводов умерших гудки, —
Запрещенные при Маленкове,
Чтобы нам не насиловать слух. —
Нет во снах моих плоти и крови,
Лишь трусливо мятущийся дух,
Лишь предатель Победы железной,
Переметчик небесных Начал
Суетится во снах, безтелесный,
Мародерствует по мелочам.
Taк ли прежде со мною бывало?
Помолился — и тотчас уснул:
Хоть во чреве китовом вокзала,
Хоть почетный неся караул.
Развенчались державные скрепы,
И во снах моих, — где ни приляг, —
Детсадов обезчещенных лепет,
Городов обезточенных лязг.
#русскиестихи
Станислав МИНАКОВ
Памяти отца
«Как мяса клочья падают с ноги…»
Б. Чичибабин
Сырой и сирый город. Сорок первый.
На серой разбомблённой мостовой —
подушек окровавленные перья
и сам не свой пацан, уже живой.
Он — харьковский, он здешний, вековечный,
он раненую ногу волочит,
в двенадцать лет — ещё недоувечный,
почти незряч, почти многоочит.
На площади, разбитой, привокзальной,
не с той ноги он встал. И не с руки
ему сносить небес огонь кинжальный.
Но зависают свастик пауки
на нитях зла, нацеленные злобой
туда, туда, где в жалящем дожде
зияют искорёженной утробой
вокзал и Управление ЮЖД.
Всё помнится, как в книге арамейской.
Ослепнув, он за всех отдаст долги.
Грядет мальчонка по Красноармейской,
и клочья мяса падают с ноги.
Сон воеводы
Я Су́мы проспал, я очнулся в Сума́х,
визжавших, что ржавая гайка.
Упавшее сердце стучало впотьмах:
«Нэгайно, нэгайно, нэгайно»*.
Что мает, имает меня на испуг,
играет в ночи, как нагайка?
Так – залпом, внезапно, немедленно, вдруг:
«Нэгайно, нэгайно, нэгайно».
Ахтырка, ах ты-то, чернея, как нефть, –
заржавела или заржала?
Как будто регочут, снося меня в неть, –
Ягайло, Скрыгайло, Жаржайло.
И скрежет, и режет, и гложет, и лязг,
и фары, и гвалт инфернальный.
Литвин, галичанин нахальный и лях
затеяли грай погребальный?
Три чёрта – три ражих, три рыжих черта́
пролаяли, будто над прахом.
Но я не закончен! И вряд ли черта
отчерчена слухом и страхом.
Я русский бы выучил только за то,
что в нём – благодатная сила,
за то, что Солоха, грызя Конотоп,
от русского – кукиш вкусила.
Не слышать, не видеть, не знать, не терпеть
нэгайной и наглой их воли.
Скажи, Богодухов, и Харьков, ответь:
доколе, доколе, доколе?
________
* Нэга́йно (малоросс.) – немедленно.
Вся подборка в Вебкамертоне
Позавчера у Станислава Алекснадровича был день рождения.
Вчера — 80 лет освобождения его родного города.
Станислав МИНАКОВ
Памяти отца
«Как мяса клочья падают с ноги…»
Б. Чичибабин
Сырой и сирый город. Сорок первый.
На серой разбомблённой мостовой —
подушек окровавленные перья
и сам не свой пацан, уже живой.
Он — харьковский, он здешний, вековечный,
он раненую ногу волочит,
в двенадцать лет — ещё недоувечный,
почти незряч, почти многоочит.
На площади, разбитой, привокзальной,
не с той ноги он встал. И не с руки
ему сносить небес огонь кинжальный.
Но зависают свастик пауки
на нитях зла, нацеленные злобой
туда, туда, где в жалящем дожде
зияют искорёженной утробой
вокзал и Управление ЮЖД.
Всё помнится, как в книге арамейской.
Ослепнув, он за всех отдаст долги.
Грядет мальчонка по Красноармейской,
и клочья мяса падают с ноги.
Сон воеводы
Я Су́мы проспал, я очнулся в Сума́х,
визжавших, что ржавая гайка.
Упавшее сердце стучало впотьмах:
«Нэгайно, нэгайно, нэгайно»*.
Что мает, имает меня на испуг,
играет в ночи, как нагайка?
Так – залпом, внезапно, немедленно, вдруг:
«Нэгайно, нэгайно, нэгайно».
Ахтырка, ах ты-то, чернея, как нефть, –
заржавела или заржала?
Как будто регочут, снося меня в неть, –
Ягайло, Скрыгайло, Жаржайло.
И скрежет, и режет, и гложет, и лязг,
и фары, и гвалт инфернальный.
Литвин, галичанин нахальный и лях
затеяли грай погребальный?
Три чёрта – три ражих, три рыжих черта́
пролаяли, будто над прахом.
Но я не закончен! И вряд ли черта
отчерчена слухом и страхом.
Я русский бы выучил только за то,
что в нём – благодатная сила,
за то, что Солоха, грызя Конотоп,
от русского – кукиш вкусила.
Не слышать, не видеть, не знать, не терпеть
нэгайной и наглой их воли.
Скажи, Богодухов, и Харьков, ответь:
доколе, доколе, доколе?
________
* Нэга́йно (малоросс.) – немедленно.
Вся подборка в Вебкамертоне
Позавчера у Станислава Алекснадровича был день рождения.
Вчера — 80 лет освобождения его родного города.
Камертон
Из харьковского блокнота
В озере Иконы Озерянской
городской водою и селянской
кто омыт, кто просит-припадает,
тот живой живёт, не пропадает…
городской водою и селянской
кто омыт, кто просит-припадает,
тот живой живёт, не пропадает…
Forwarded from Солоно. Стихи. Ольга Старушко
#русскиестихи #книжная_полка
Константин СИМОНОВ
Из поэмы "Далеко на Востоке"
Нет, неправда,
к смерти привыкнуть нельзя.
Но это ещё не значит
видеть её во сне по ночам,
думать о ней, открывая утром глаза,
говорить о ней, поднося котелок к губам.
И когда солдаты,
которым завтра в бой,
говорят не о торжестве идей,
а, грустя, вспоминают о доме,
о матери,
о родных,
то это тревожит только маленьких
чернильных людей,
верящих громким словам,
но не верящих сердцу,
которого
нет у них самих.
Но командир роты,
который был с нами вчера в бою
и пойдет с нами завтра,
садится рядом,
и, греясь одним огнем,
слушает нашу жизнь,
и рассказывает свою,
и не боится вспомнить
милую женщину и опустевший дом.
Его не тревожит наша память о доме,
о любви,
об уюте комнат.
Если б не было этого,
где ж тогда наши сердца?
Из того,
кто ничего не любит
и ничего не помнит,
можно сделать самоубийцу,
но нельзя сделать бойца.
Я люблю землю в холодных рассветах,
в ночных огнях,
все места, в которых я ещё никогда не жил.
Если б мне оторвало ноги,
я бы на костылях,
всё равно,
обошел бы всё, что решил.
Я люблю славу,
которая по праву приходит к нам.
С ночами без сна,
с усталостью до глухоты.
Равнодушную к именам,
жестокую по временам,
но приходящую неизменно,
если сам не изменишь ты.
Я люблю женщину,
которая стоит того,
чтоб задыхаться от счастья,
когда она со мной,
чтоб задыхаться от горя,
когда она оставляет меня одного,
чтоб не знать
ни позже
ни раньше
никого, кроме неё одной.
Но в минуту, когда
между жизнью для них
и смертью за них
выбирать
приходится только нам самим,
то, как ни бывает жаль умирать,
мы не уступаем этого права другим.
Если ты здоров и силён
и ты уступил это право,
ты не сможешь ходить по земле,
которую защищал другой;
слава,
трясясь над которой ты струсил, -
уже не слава;
женщину,
за которую ты не дрался,
ты не смеешь называть дорогой.
Мы всосали эту жестокую правду
с молоком матерей.
Мы все такие,
и этого у нас не отнять.
Мы умеем жертвовать жизнью
только одной
своей.
Но зато эту одну трудно у нас отобрать.
Мы не вспоминаем в эту минуту всех книг,
которые мы прочли,
всех истин, которые нам сказали,
мы вспоминаем не всю землю,
а только клочок земли,
не всех людей,
а женщину на вокзале.
Но за этим,
ширясь,
не зная преград,
встает Родина,
сложенная из этих клочков земли,
встает народ,
составленный
из друзей, которые провожали нас,
солдат,
плывут облака, под которыми мы росли.
Константин СИМОНОВ
Из поэмы "Далеко на Востоке"
Нет, неправда,
к смерти привыкнуть нельзя.
Но это ещё не значит
видеть её во сне по ночам,
думать о ней, открывая утром глаза,
говорить о ней, поднося котелок к губам.
И когда солдаты,
которым завтра в бой,
говорят не о торжестве идей,
а, грустя, вспоминают о доме,
о матери,
о родных,
то это тревожит только маленьких
чернильных людей,
верящих громким словам,
но не верящих сердцу,
которого
нет у них самих.
Но командир роты,
который был с нами вчера в бою
и пойдет с нами завтра,
садится рядом,
и, греясь одним огнем,
слушает нашу жизнь,
и рассказывает свою,
и не боится вспомнить
милую женщину и опустевший дом.
Его не тревожит наша память о доме,
о любви,
об уюте комнат.
Если б не было этого,
где ж тогда наши сердца?
Из того,
кто ничего не любит
и ничего не помнит,
можно сделать самоубийцу,
но нельзя сделать бойца.
Я люблю землю в холодных рассветах,
в ночных огнях,
все места, в которых я ещё никогда не жил.
Если б мне оторвало ноги,
я бы на костылях,
всё равно,
обошел бы всё, что решил.
Я люблю славу,
которая по праву приходит к нам.
С ночами без сна,
с усталостью до глухоты.
Равнодушную к именам,
жестокую по временам,
но приходящую неизменно,
если сам не изменишь ты.
Я люблю женщину,
которая стоит того,
чтоб задыхаться от счастья,
когда она со мной,
чтоб задыхаться от горя,
когда она оставляет меня одного,
чтоб не знать
ни позже
ни раньше
никого, кроме неё одной.
Но в минуту, когда
между жизнью для них
и смертью за них
выбирать
приходится только нам самим,
то, как ни бывает жаль умирать,
мы не уступаем этого права другим.
Если ты здоров и силён
и ты уступил это право,
ты не сможешь ходить по земле,
которую защищал другой;
слава,
трясясь над которой ты струсил, -
уже не слава;
женщину,
за которую ты не дрался,
ты не смеешь называть дорогой.
Мы всосали эту жестокую правду
с молоком матерей.
Мы все такие,
и этого у нас не отнять.
Мы умеем жертвовать жизнью
только одной
своей.
Но зато эту одну трудно у нас отобрать.
Мы не вспоминаем в эту минуту всех книг,
которые мы прочли,
всех истин, которые нам сказали,
мы вспоминаем не всю землю,
а только клочок земли,
не всех людей,
а женщину на вокзале.
Но за этим,
ширясь,
не зная преград,
встает Родина,
сложенная из этих клочков земли,
встает народ,
составленный
из друзей, которые провожали нас,
солдат,
плывут облака, под которыми мы росли.
Сегодня была на потрясающем концерте.
Малый состав Севастопольского симфонического оркестра в проекте «КЛАССИКА. ЭПИЧНО. СЕГОДНЯ» и зажигал, и удивлял, да ещё кааааааааак.
Помимо личной и коллективной харизмы исполнителей, хорошего звучания solo и tutti, изумительного вокала и эффектной работы со светом на сцене в сегодняшнем шоу была одна примета времени: видеозадник (или медиаполотно, как модно говорить) стал неотъемлемой частью постановки.
Вы не представляете, как слушается «Время, вперёд!» Свиридова на фоне видео о строительстве Крымского моста.
Или как оптика с дрона, совершающего фигуры высшего пилотажа, показывает красоты Крыма, пока звучит Бах.
При этом некоторые из музыкальных номеров программы сопровождали видео… сгенерированные нейросетью.
Решения для «Сарабанды» (Сюиты №11) Генделя или для бородинского «Улетай на крыльях ветра» из «Князя Игоря» были довольно сильными, признаюсь честно.
Александр Анучкин — так совпало — сегодня тоже рассказал о новом проекте с непременным участием ИИ-движка. С интересом буду смотреть, что из всего этого выйдет, благо сама пробовала (и не факт, что на этом остановлюсь).
Малый состав Севастопольского симфонического оркестра в проекте «КЛАССИКА. ЭПИЧНО. СЕГОДНЯ» и зажигал, и удивлял, да ещё кааааааааак.
Помимо личной и коллективной харизмы исполнителей, хорошего звучания solo и tutti, изумительного вокала и эффектной работы со светом на сцене в сегодняшнем шоу была одна примета времени: видеозадник (или медиаполотно, как модно говорить) стал неотъемлемой частью постановки.
Вы не представляете, как слушается «Время, вперёд!» Свиридова на фоне видео о строительстве Крымского моста.
Или как оптика с дрона, совершающего фигуры высшего пилотажа, показывает красоты Крыма, пока звучит Бах.
При этом некоторые из музыкальных номеров программы сопровождали видео… сгенерированные нейросетью.
Решения для «Сарабанды» (Сюиты №11) Генделя или для бородинского «Улетай на крыльях ветра» из «Князя Игоря» были довольно сильными, признаюсь честно.
Александр Анучкин — так совпало — сегодня тоже рассказал о новом проекте с непременным участием ИИ-движка. С интересом буду смотреть, что из всего этого выйдет, благо сама пробовала (и не факт, что на этом остановлюсь).
Telegram
Александр Анучкин/ Z
Моё отношение к нейросетям известно примерно всем, кто читает мой канал хотя бы пару месяцев, так что сейчас будет неожиданное.
Я хочу рассказать вам, друзья, о новом проекте, связанном именно с ними. Проект не мой. Его автор - поэт Мария Жаринова. Она…
Я хочу рассказать вам, друзья, о новом проекте, связанном именно с ними. Проект не мой. Его автор - поэт Мария Жаринова. Она…