В комментариях к посту про жёсткую конфронтацию по принципу «работник – не работник» Александр Сайгин пишет, что «Сразу вспомнил наши моногорода и едкую ненависть к тем, кто работает на градообразующих предприятиях».

Если говорить о российских моногородах:

☑️ Когда эти города создавались, они строились в буквальном и переносном смысле вокруг производства

☑️ И на этих производствах в буквальном смысле работал весь город. В каждой семье кто-то был связан с предприятием.

☑️ Пришла автоматизация и роботизация: там, где в 1930-х работало 3 тыс. сотрудников, теперь надо в 10 раз меньше

☑️ В итоге сейчас в городах «при производстве» 70-80 % семей не имеют отношения к производству

☑️ Даже свои собственные заводские посёлки компании передали муниципалитетам

☑️ А у многих заводов на балансе было даже городское имущество. Когда в ТНК-ВР работал, там в одном из регионов на балансе предприятия с советских времён была городская трамвайная линия.

☑️ Потому сам термин «градообразующее предприятие» во многом утратил смысл. Более того, этот термин ещё и несёт в себе так называемый 'broken promise' (нарушенное обещание)

☑️ Опасность «нарушенного обещания» в отношениях «компания / население» — это его морально-этическое воздействие

☑️ Типа ты живёшь в моногороде, у тебя своя жизнь, не связанная с градообразующим предприятием работа, и всё у тебя в целом нормально.

☑️ Но 'broken promise' как бы накладывает на тебя и на всё место клеймо неудачливости. Типа тебя по-крупному обманули, клятвы нарушены, печати сломаны…

☑️ Потому в моногородах ещё и со стигмой надо работать

☑️ Как человек, выросший на промышленных окраинах большого города, говорю

☑️ Этого, кстати, многие урбанисты, делающие сейчас по федеральным программам проекты в моногородах, не понимают

#россия #моногород

@социальный_антрополог_на_службе_у_корпораций