Демократизируются ли электоральные автократии?

Вот эти ребята показали, что и да, но есть один нюанс.

Решаясь проводить выборы в начале своего правления, автократ сталкивается с очень большими рисками, но вместе с тем и с огромной выгодой в долгосрочной перспективе.

Риски заключаются в том, что на начальных этапах шанс демократизации при проведении выборов очень велик. Однако статистический анализ показывает (и для многих это неутешительная новость), что после трёх электоральных циклов шансы на демократизацию драматически снижаются с каждыми новыми проведёнными выборами.

Авторы объясняют это тем, что электоральные процедуры институциализируются, и если автократии удалось пройти этот барьер и провести выборы 3 раза на своих условиях, то в дальнейшем её риски незначительны.

Статья открытая, рекомендую к ознакомлению, там и про однопартийные режимы 20 века интересно написано:

https://ejpr.onlinelibrary.wiley.com/doi/full/10.1111/1475-6765.12355

С возгласами о том, что все демократии на самом деле авторитарны, я уже смирился. Очевидно, что они носят скорее эмоциональный характер внутреннего протеста против идеализации демократических режимов, который, хотя и гиперболизирует влияние крупного капитала на политические процессы, но всё же не лишён некоторых оснований.

Но вот чего я действительно не могу понять, так это устойчивого, широко распространённого мнения о том, что выборы президента США 2020 года были сфальсифицированы. Ну как можно на протяжении полутора лет мусолить эту тему, когда данные по распределению результатов буквально доступны всем, кто захочет на них посмотреть? Хороший разбор на русском здесь. С графиками и сносками, которые также можно перепроверить. Видно, что нет ни корреляции с явкой, ни аномалий при голосовании по почте, ни чрезмерно высоких результатов на участках-аутлаерах.

Однако существуют и совсем потерявшие контакт с реальностью фрики, которые скажут, что все данные нарисованы. От и до. Можно ли хотя бы гипотетически представить это? Разумеется, нет. Искусственные данные всегда видно, всегда есть несостыковки в нормальном распределении и соотношении с реальными голосами избирателей, на которые вынуждены ориентироваться даже самые отъявленные автократы. И политологи, занимающиеся электоральными исследованиями, давно нашли способ выявлять фальсификации статистически.

Частотный анализ открытых интервью на основе датасета оппозиционно настроенных граждан РФ (линии указывают на близость слов друг к другу, толщина линий – на частоту употребления слова. Сделали сегодня группой на летней школе

Копирую хорошую подборку недавних академических книг о политике РФ от профессора университета Хельсинки (а до недавних пор и Европейского Университета СПб) Владимира Гельмана, которая набрала незаслуженно мало просмотров. Замечу только, что не согласен с его посылом делить страну на «до» и «после», поскольку существенных институциональных изменений не произошло, а значит, следует не перечёркивать уже имеющиеся выводы, а дополнять их.

Sergei Guriev, Daniel Treisman, Spin Dictators: The Changing Face of Tyranny in the 21st Century (Princeton University Press, 2022) – 9/10. Подробный анализ «информационных автократий»: диктатур нового типа, которые опираются главным образом на ложь и манипуляции (а не на страх и насилие) в качестве основного инструмента господства и которые стремятся проводить курс «авторитарной модернизации». Авторы рассматривают стратегии пропаганды, цензуры и международной легитимации режимов в России, Китае, Венгрии, Турции и других странах. Однако в отношении России книга, кажется, стала устаревшей еще до ее выхода в свет – происходящее после 24.02.2022 гораздо в большей мере напоминает «классические» автократии ХХ века, нежели современные «постмодернистские» диктатуры.

Adnan Vatansever, Oil in Putin’s Russia: The Contests over Rents and Economic Policy (University of Toronto Press, 2021) – 7/10. Переработанная версия диссертации автора книги содержит детальный анализ нефтяной политики (oil policy) и связанных с нею перераспределительных аспектов в постсоветской России сквозь призму теории «вето-игроков». Слабость этих игроков позволила Путину проводить желательную для него политику, не будучи связанным институциональным ограничениями. Для тех, кто не слишком знаком с изучаемой проблематикой, книга может служить полезным введением в тему. Однако те, кто хорошо владеет материалом, скорее, отметят, что книга содержит не так много нового по сравнению с тем, что было известно до ее публикации.

Imogen Sophie Kristin Wade, Innovation and Modernisation in Contemporary Russia (Routledge, 2023) – 7/10. Книга о том, как российские наукограды, технопарки и другие проекты (Сколково) даже при значительных финансовых вливаниях со стороны государства в 2000-2010-е годы так и не стали (и теперь уже не станут) моторами экономического роста, основанного на инновациях. К сожалению, исследовательница много раз ставит вопрос «как?», но мало задается вопросом «почему?», и вследствие этого подхода ее книга оказалась гораздо более описательной, нежели аналитической. Подробные «истории вопроса», начиная с 1950-х годов, оставляют в тени выяснение роли институтов и стимулов, которые препятствуют успешному policy entrepreneurship в России (и не только).

Вера в скепсис

Вычитал у коллеги-философини: «Иронично, что главная добродетель нового времени – возможность ставить всё под сомнение – стала главным оружием современных авторитарных режимов». И подумал – насколько же это внутренне противоречивая конструкция.

Вот с одной стороны никому нельзя верить, а с другой – важно быть объективным. То есть истины нет, но вы всё равно не можете занимать ничью сторону, потому что не всё так однозначно. Всей правды мы никогда не узнаем, но при этом мы продолжаем верить, что объективный взгляд есть, и надо продолжать к нему стремиться. Чувствуете этот тонкий резиновый привкус искусственно растянутого дискурса?

Постоянных сомнений мало. Нужно продуцировать и поощрять желание быть «над», быть беспристрастным арбитром. И людям такая роль, судя по всему, очень нравится: ты ни с теми, ни с другими, стоишь с белом пальто, красивый/ая, и кидаешься калом во всех, кто во что-то верит. Ну потому что «ахаха, как можно во что-то верить в 2к22, надо быть выше этого!». А пока люди упиваются своим тщеславием, побеждает тот/та, у кого в руках дубина.

Таким образом, крайне рекомендую слать лесом всех, кто требует быть объективнее. Инфополе не резиновое, ребята. О минусах демократии и мигрантах в Европе поговорить всегда успеем.

Книга, которую должен прочитать каждый АУЕшный* пацан

Исследование В. В. Волкова посвящено феномену преступных группировок, процветавших в 90-ые годы в РФ. Что в его работе значимого и цепляющего?

Во-первых, учёт преемственности. Почему-то в общественном сознании принято довольно чётко разграничивать исторические периоды, как будто они существуют автономно друг от друга. Автор показывает, что 90-ые не возникли сами по себе, а являлись следствием рыночных реформ 80-ых, проведённых в период Горбачёва. Именно в тогда начали складываться отношения между первыми предпринимателями и бандитскими группировками, которые стали каркасом для рыночных отношений 90-ых как с точки зрения структуры, так и со стороны общественного восприятия, которое тогда уже имело негативное отношение к "частникам" и "коммерсантам".

Во-вторых, абсолютно иной взгляд на этот период. Почему-то предполагается, что бандитский мир пришёл воровать и грабить из-за слабого государства, которое не могло сдерживать разгул бандитизма. Однако в этом, по мнению автора, только половина правды. Действительно, слабое государство стало причиной процветания ОПГ, но это произошло не столько из-за отсутствия контроля над преступностью, сколько из-за невозможности государства выполнять свои базовые функции. Запутанное законодательство, бездействие органов власти и невозможность добиться справедливого судебного решения привело к тому, что свои проблемы было намного проще решить через бандитский мир по принципу стационарного бандита. Ты платишь – тебя охраняют, решают проблемы и помогают развивать бизнес, заставляя работать государственные органы "правильно". То есть ОПГ – это фактически протогосударственная структура, которая всё ещё остаётся криминализованной, но редко занимается кражами и грабежами, а чаще – "крышеванием", и без спроса на эти услуги со стороны малого и среднего бизнеса преступные группировки не смогли бы занять такие прочные позиции.

Я мог бы ещё долго перечислять свои инсайты про смысл воровских понятий, конфликт между старым и новым преступными мирами, влияние феномена силового предпринимательства на современную политику РФ, которые я подчерпнул из этого исследования, но думаю, что вам будет интереснее ознакомиться самим, всё в любом случае не перескажешь.

Словом, крайне рекомендую! 10/10.

*Организация признана экстремистской на территории РФ.

Спасают ли наблюдатели от фальсификаций?

Рассмотрим на двух статьях, посвящённых выборам в ГД РФ 2011 года:

Рубен Ениколопов показывает, что да. В своей статье его команда организует эксперимент: отправляет наблюдателей в рандомные московские округа, и сравнивает результаты с теми, где наблюдателей не было. Разница колоссальная: результаты ЕР на УИКах с их наблюдателями в среднем на 11% меньше, чем на УИКах без них. Более того, и это самое интересное– эффект наблюдается ещё и в соседних комиссиях, которые просто находятся в том же здании. Авторы объясняют это тем, что уже само присутствие наблюдателя внушается нерешительность членам УИКов, даже если они находятся в соседней комнате, и не видят их напрямую, их присутствие останавливает от вбросов, поскольку создаёт иллюзию наблюдения.

А вот Андрей Бузин (сопредседатель наблюдательского движения "Голос") показывает, что нет. Не ожидали такого поворота? Он и соавторы используют тот же метод рандомизации, что и в предыдущей статье, но изучают уже не только Москву, но и дополнительно 20 субъектов РФ. По их результатам, разница между участками с наблюдателями и без статистически незначима, а там, где она всё же значима – слабая, колеблется от 1 до 2%.

Почему результаты исследования одних и тех же выборов с одними и теми же методами получились такими разными? Бузин и соавторы объясняют это несколькими факторами:

> Во-первых, необходимо учитывать уровень электоральной манипуляции. Если это обыкновенный вброс или "карусель", наблюдатель в состоянии заметить нарушение. В том случае, если фальсификации оформляются на более высоком уровне, а результаты буквально "рисуются", наблюдатели зачастую не в состоянии что-либо сделать.

> Во-вторых, влияет сам уровень подготовленности наблюдателя. Возможно, члены УИК не станут фальсифицировать прямо у наблюдателей на глазах, но всё же попробуют сделать это при недостаточной внимательности наблюдателей. Или просто дождутся, пока они уйдут. По своему наблюдательскому опыту могу сказать, что члены УИК очень часто пытались выпроводить нас до запечатывания пакета с бюллетенями и составления протокола, и очень обижались, когда мы не уходили.

Результаты второй статьи не означают, что наблюдение за выборами бесполезно. Напротив, оно существенно осложняет работу фальсификаторов. Однако следует понимать, что для полноценного эффекта следить за действиями УИК необходимо крайне тщательно, особенно в современных условиях, когда голосование стало многодневным.

Я всегда стараюсь наблюдать на выборах. И я понимаю, что к такому готовы не все. Однако у вас всегда остаётся возможность защитить свой собственный голос от фальсификаций – прийти на свой избирательный участок и проголосовать уже в это воскресенье.

Вы можете это сделать, если живёте в Москве, Северной Осетии, Удмуртии, Марий Эл, Бурятии, Карелии, Краснодарском крае, во Владимирской, Новгородской, Пензенской, Свердловской, Томской, Кировской, Саратовской, Рязанской, Калининградской, Тамбовской, Ярославской или Сахалинской области, в Курске, Омске, Пскове, Твери.

Это не агитация, я не буду призывать вас голосовать за кого-то конкретного, это ваш выбор. И мне кажется, что приятнее сделать этот выбор самостоятельно. Несмотря ни на что, выборы остаются значимым институтом, который крайне искажённо, но всё же влияет на российские политические процессы.

А результаты этих выборов мы проанализируем вместе, на следующей неделе.

Региональные корни российского авторитаризма

Почему-то процесс автократизации РФ принято рассматривать исключительно как инициативу одного человека через вертикальное насаждение новых порядков и практик сверху вниз, от центра к регионам.

Парадокс, однако, заключался в том, что при несовершенной, но всё же демократичности РФ, политические режимы регионов зачастую были авторитарными. Проявлялось это преимущественно в том, что губернаторы контролировали электоральные процессы в своём регионе, и создавали целые системы механизмов по обеспечению необходимых электоральных результатов. Эти системы политологи называют "политическими машинами".

Политические машины – ключевой концепт для понимания российского авторитаризма. В нулевые годы у администрации президента не было необходимости создавать с нуля механизмы обеспечения нужных электоральных результатов – эти механизмы уже были, оставалось только подчинить себе их владельцев – глав регионов, что и было сделано в 2004г. с отменой прямых губернаторских выборов.

Первые отставки дали ясно понять – если в вашем регионе недостаточно высокие результаты "партии власти", то вы рискуете потерять свою должность. Этот рычаг давления привёл к тому, что уже через несколько лет ЕР имела большинство и в Думе, и в региональных парламентах.

Для губернаторов такой расклад был не менее выгоден, чем для федеральной власти, поскольку их статус закреплялся по понятным правилам игры и укреплял их влияние в регионе. Вот так этот процесс характеризует политолог Г. Голосов:

Эта стратегия, внешне ограничительная по отношению к регионам, на самом деле была компромиссом между федеральным центром и региональными элитами, получившими подтверждение и даже усиление своего контроля над регионами в обмен на политическую лояльность в вопросах государственной важности и, особенно, на общенациональных выборах. [Golosov 2011, p. 637]

Попытки автократизации РФ, возможно, не были бы такими успешными, если бы не легли на столь благоприятную почву, как региональные авторитарные режимы. Влившись в общую систему, губернаторы предоставили федеральному центру колоссальный инструмент для электоральных манипуляций, без которого монополизация власти, вероятно, не была бы так стремительна и успешна.

Заметки на полях к предыдущему посту: с тех пор как губернаторы устроились в авторитарный режим, они часто играют роль козлов отпущения, поскольку на них не только спихивают непопулярные действия (раньше ковидные ограничения + вакцинация, а теперь и военная мобилизация), но и требуют их исполнения (то есть спрос за выполнение показателей в первую очередь с них).

Одна из функций главы региона – быть тем самым десницей, который разгребает последствия решений федерального центра, что бывает непросто, потому что дополнительные полномочия без доступа к ресурсам играют не в плюс, а в минус.

Так что если в автократиях и бывает федерализм, то он действует именно таким образом.

О соревновательном авторитаризме

Почему у Украины получилось перейти к электоральной демократии, а у России не получается? Уж точно не потому, что в одной стране живут смелые люди, а в другой – трусливые. Хотите простой ответ? В Украине за последние 30 лет сменилось 6 президентов, в России – два с половиной.

Этот случай ярко демонстрирует отличие конкурентного авторитаризма от электорального. Что такое типичный электоральный авторитарный режим? Выборы есть, через них действительно избирается власть, но они нечестные и неконкурентные. В конкурентном же (или в соревновательном) они тоже нечестные, но при этом конкурентные.

Фальсификации выборов и другие электоральные манипуляции часто использовались на местном и региональном уровнях [Birch 1997; Herron & Sjoberg 2016], однако они не являлись единой централизованной системой. А всё потому, что однозначной позиции, на чью сторону вставать, кого продвигать, не было. Действующему президенту всегда приходилось договариваться индивидуально с каждым владельцем политической машины, и получалось это далеко не всегда.

Негомогенность элитных групп обилие вторых туров привели к тому, что любая попытка централизировать власть заканчивалась провалом. Это, например, привело к потери контроля над выборами для партии регионов [Kuzio 2015].

В целом, это вписывается в уже упомянутое мной исследование про демократизацию электоральных автократий. Если власть на выборах не меняется три раза подряд, режим консолидируется, элитные группы встраиваются в общую вертикаль, а электоральные процедуры отлаживаются и практически не дают сбоев, а шансы демократизации через выборы стремятся к нулю. А ведь Украина стала электоральной демократией не в 2014, не в 2015, а в 2019, когда действующий президент проиграл выборы и добровольно, без революций и майданов, сдал пост своему конкуренту.

Смотрите на институциональный дизайн, смотрите на фактическое применение этих институтов, и многое прояснится.

Три хорошие книги про диктатуры

1. Gandhi, J. (2008). Political Institutions under Dictatorship.

Ганди была одной из первых учёных, обративших внимание на институты в авторитарных режимах. Советологи и транзитологи XX века говорили: "Все институты в недемократиях – ширма, фикция, витрина, поэтому мы не будем их изучать". Ганди же показала, что институты реально работают, но всегда работают на диктатора. В книге она подробно разбирает два основных механизма: кооптацию и "подкуп" элитных групп ресурсами. Эти механизмы работают в зависимости от силы оппозиции: если оппозиционные группы слабы, кооптировать их внутрь режима достаточно просто, однако если они представляют серьёзную конкуренцию диктатору, приходится делиться с ними и ресурсами, и властью.

2. Svolik, M. (2012). The Politics of Authoritarian Rule

Сволик развивает выводы Ганди так: ну хорошо, а почему же тогда при сильных элитных группах в Мексике или в Китае авторитарные режимы продолжали существовать? Институты в диктатурах есть ни что иное как договор между диктатором и его окружением. Диктатор сталкивается с необходимостью постоянно поддерживать баланс: нужно делиться с окружением ресурсами в обмен на лояльность, но при этом не давать слишком много ресурсов, чтобы не оказаться под угрозой переворота. И наиболее длительными диктатурами оказываются те, где диктатор смог договориться на создание таких институтов, которые бы ограничивали его власть, а приближённые продолжали получать выгоду.

3. Acemoglu, D., Egorov, G., & Sonin, K. (2008). Coalition Formation in Non-Democracies

Увлекательное применение теории игр для объяснения формирования коалиций элитных групп в авторитарных режимах. Меня поразил вывод о том, что ключевую роль играет самый слабый участник процесса, именно он является "стабилизатором" режима. Почему так? Авторы приводят такой пример: A и B объединились против C. Вместе они могут его одолеть, но это невыгодно A, потому что A слабее B, и с поражением C его ожидает расправа. А, как самый слабый игрок, не даёт B одолеть C, и коалиция стабилизируется. Они там ещё объясняют на похожем примере, почему после Сталина генсеком оказался Хрущёв, а не Маленков и не Берия, которые имели гораздо больший политический вес. Объяснение достаточно громоздкое, поэтому сюда не поместится, но от этого не менее интересное!

Песнь жабы и гадюки

В связи с выступлениями различных публичных лиц, а также с недавними танцами в средневековых доспехах в СовФеде, люди всё чаще вспоминают повесть «День Опричника» Владимира Сорокина.

В действительности, если мы отбросим антураж, треш и идеологию, сорокинские опричники – идеальный пример того, как ведёт себя выигрышная коалиция в авторитаризме.

В течение дня опричник Комяга (историк, кстати, по образованию, что тоже очень показательно) занимается не столько своими служебными обязанностями и даже не столько личными поручениями государя, сколько извлечением ренты из своего положения. Будь то крышевание отдельных граждан за фиксированную стоимость или конфликт с другими элитными группами за право извлекать выгоду, вся опричнина зарабатывает нелегальным силовым предпринимательством, параллельно конкурируя за благосклонность автократа с другими группами.

Это, на мой взгляд, разрушает некоторые базовые аргументы в пользу авторитарных режимов. Мне часто говорят: «автократии стабильны и меритократичны». По факту же для подавляющего большинства автократий ложно и то, и другое. Политика в автократии не менее, а более подвижна и рискованна, чем в демократиях. Авторитаризм – не стабильная и монолитная структура, где всё подчинено воле мудрого правителя, а постоянная борьба различных министерств и ведомств за плюшки и влияние, которое автократ не может пресечь, потому что борьба за власть – это основа любой политики, хоть демократической, хоть авторитарной.

Вот только в случае демократии ты проигрываешь выборы и пробуешь ещё раз, ну, или не пробуешь. А в автократии хоть глава государства, хоть его приближённые чаще всего кончает тюрьмой или смертью. Сорокинский Комяга получает пулю от тех, кого он когда-то карал, а настоящие опричники кончили лишением всех регалий, а некоторые – темницей и казнью.

Но в этом есть и хорошая новость: битва жабы и гадюки лишь приближает конец авторитарного режима, деконсолидирует, «расшатывает» его, и ускоряет уход авторкрата. Так что по сути любая автократия – это самоуничтожающаяся структура, у каждой из которой есть свой жизненный цикл.

Как школьное образование влияет на демократизацию?

В 1989 году в СССР впервые прошли выборы, где кандидаты могли быть не аффилированы с партией, выступать за демократические и даже антикоммунистические идеи. Но почему в одних республиках демократические кандидаты получили большую поддержу, чем в других?

Авторы статьи The Great Divide: Literacy, Nationalism, and the Communist Collapse (2006) выдвигают достаточно необычную гипотезу: если страна имела школьное образование до того, как её постигла коммунизация и включение в СССР, страна будет иметь большую поддержку демократического движения, чем в том случае, если школьное образование создавалось при коммунистическом строе.

Авторы объясняют эту связь так: (1) Грамотность позволяла гражданам обмениваться мыслями и идеями в печатном виде, что затрудняло коммунистическую пропаганду. (2) Коммунистическое школьное образование было идеологизированным и настроенным на унификацию, подавление национальной идентичности в пользу общесоветской, что затрагивало и литературные произведения, и исторический дискурс. В противном случае, если школьная система в стране уже была, она хотя и встраивалась в общую систему, но всё же могла сохранить большее внимание к титульному языку и национальной идентичности.

Я сначала был настроен к этой аргументации (как и к любой такого рода "исторической обусловленности") скептично, так как думал, что доля образованного населения на момент до вхождения в СССР (или образования и включения в Югославию, авторы анализируют и эти страны) – это просто производная от уровня урбанизации, независимости или чего-то другого.

Однако я сильно удивился, когда увидел, как с помощью МНК-регрессии авторы показывают, что дореволюционная доля образованных граждан в стране влияет на поддержу демократических сил вне зависимости от урбанизации или того, были ли когда-либо в этой стране демократические институты. Конечно, 28 наблюдений – это не очень много для количественного анализа. Тем не менее, авторы делают пять моделей, чтобы показать, что эта связь действительно устойчива к прочим объясняющим факторам.

Влияние такого казалось бы незначительного института, как система школьного образования – это отличный пример того, как институты выживают на протяжении почти целого века, чтобы в нужный момент оказать своё влияние. В конечном итоге, если мы посмотрим на график уровня грамотности и антикоммунистической доли голосов, мы убедимся, что эти посткоммунистические страны добились куда большего успеха в демократизации, чем другие, вне зависимости от своего географического положения.

График из предыдущей статьи: докоммунистический уровень грамотности (х) и доля голосов за некоммунистических кандидатов на первый свободных выборах (у)

Теория селектората – ключ к успеху диктатора

Одна из попыток глобализировать и описать любой политический организм была предпринята политологом Буэно де Мескита в его книге "The Logic of Political Survival" (2003) через разделение всех граждан государства на несколько категорий.

Если упрощать, то теория селектората – это та же пирамида власти, только вид сверху. Автократ опирается на своих приближённых, с которыми делится ресурсами. Эти приближённые составляют выигрышную коалицию, и за ресурсы отплачивают поддержкой лидера. Однако помимо них есть те, кто в эту выигрышную коалицию не входит. Их лояльность автократу строится на их желании войти в эту коалицию, чтобы тоже получать блага.

Тут-то и возникает дилемма любого авторитарного лидера: если выигрышная коалиция будет слишком большой, её будет уже не так просто контролировать, что чревато захватом власти со стороны кого-либо их них. Однако если автократ перестанет расширять выигрышную коалицию, у селектората не будет никакой мотивации поддерживать автократа, что приведёт к народному восстанию.

Согласно теории Мескиты, ключ к успеху диктатора лежит в том, чтобы соотношение выигрышной коалиции к селекторату было минимальным. И в принципе это объясняет переход большинства автократий от классических диктатур к электоральным авторитарным режимам: расширяя права своих граждан, ты, как диктатор, ставишь себя под угрозу, но в то же время парадоксальным образом делаешь свой режим стабильнее, поскольку с получением влияния граждане также могут рассчитывать и на получение благ при оказании должной лояльности, так режим и консолидируется. Несмотря на то, что этой теории уже почти 20 лет, она всё ещё достаточно хорошо описывает логику современных авторитарных режимов, пускай и с упрощениями, что неизбежно при попытке создать какую-то всеобъясняющую концепцию.

Обоснование этой теории я уже приводить не буду, там много душных формул, однако при желании вы можете с ними ознакомиться, поскольку книга находится в открытом доступе, что, к сожалению, редкость для академических текстов.

Ссылочку оставил, пошёл дальше читать/писать академические тексты. Хоуп ю эджой ит!

Электоральный авторитаризм или почему выборы в РФ не отменят

Всего четверть века назад большинство учёных сходились во взглядах, будто существуют некоторые режимы "переходного периода", которые не являются демократиями, но скоро ими станут. Как же иначе? Ведь у них есть демократические институты!

Но парадокс в том, что именно эти институты стали фактором устойчивости авторитарных режимов. В России, Турции, Египте, Венесуэле и многих других странах выборы стали не обузой автократам, а их основным ресурсом. Выборы – это каркас авторитарного режима, который позволяет контролировать любые политические процессы на любом уровне.

Точнее всего, на мой взгляд, сущность выборов в автократии сформулировал политолог Г. Голосов на одной из своих открытых лекций:

"Я бы хотел вспомнить такую метафору: ходить на выборы в авторитарном государстве всё равно что садиться за один стол с шулером. Понятно, что она используется, чтобы демобилизовать оппозиционный электорат. Тем не менее, эта метафора в каком-то смысле показательная. Ведь шулер всегда стремится показать, что играет по правилам. Он эти правила меняет по ходу игры, он сам их нарушает. Но при этом он тщательно следит, чтобы никто из сидящих за столом их не нарушал. Потому что правила важны. И если шулер не будет следовать никаким правилам, кто-то просто подойдёт к нему и ударит кулаком в лицо. Потому что если можно всё, то почему нельзя этого?"

Так, автократ накладывает на себя ограничения с целью политического выживания, но эти ограничения попогают ему оставаться у власти. Накладывая выборы как правила, авторитарный лидер гарантирует, что:

> Путь на его должность лежит через выборы и никак иначе. Контролируешь выборы = контролируешь доступ к власти.
> Путь на должности помельче также лежит через выборы. Но чтобы выиграть выборы, одной лишь поддержки сверху недостаточно, нужно показать, что ты умеешь управлять электоральными процессами, и в будущем сможешь обеспечивать автократа и его партию высокими результатами на отведённой тебе территории
> Конфликты элит также решаются через выборы. Вместо перестрелок и взаимного уничтожения сторон борьба за власть осуществляется безболезненно для режима, и даже придаёт ему устойчивости за счёт конкурентности.

И так далее. Перечислять функции авторитарных выборов можно долго, важнее понимать их сущность – несмотря на то, что они нечестные, неконкурентные, они всё ещё остаются той пластичной основой, которая за счёт своих механизмов и делает авторитарный режим устойчивым и консолидированным.

Не успел я написать пост про важность выборов и про то, что их не отменят, как на следующий же день в Томске отменили прямые выборы мэра. Классик!

Но на самом деле это вполне закономерная история со своей интересной исследовательской загадкой, не противоречащей природе электорального авторитаризма.

Так почему и главное зачем? Я решил попробовать новый формат и поговорить об этом завтра в Фогеле на Фонтанке, как всегда со сносками на исследования, но уже с последующими вопросами.

Так что если вы определяете свою геолокацию как г. Санкт-Петербург/Питер/СПб/etc, приходите развиртуализироваться, всем буду рад!

https://t.iss.one/fogelbeerspb/473

Единее некуда

Соблазн в честь праздника залезть на чужую территорию исторической политики силён во мне, как никогда. Однако предлагаю в этот знаменательный день поговорить о том, что в России действительно является единым – о Единой России.

Вот смотрите – Россию и Беларусь часто сравнивают, но всегда упускают важное отличие – у Путина есть своя "партия власти", а у Лукашенко её нет. И у Ельцина, кстати, тоже её не было, хотя он очень старался её построить.

Если мы поднимемся чуть выше с постсоветского пространства и посмотрим на мировую практику авторитарных режимов, то обнаружим, что доминирующая партия автократа – вполне опциональное явление, и проявляется оно далеко не во всех авторитарных режимах.

В своём относительно недавнем исследовании The Origins of Dominant Parties (2017) политолог О. Дж. Ройтер задаётся вопросом: а почему партии власти возникают в одних авторитарных режимах, но не возникают в других? Вывод интересный: партия нужна не только авторитарному лидеру, но и элитным группам, которые его поддерживают. Партия в авторитарном режиме – это буфер между автократом и элитой, их площадка для переговоров и распределения ресурсов. Получается, она нужна только тогда, когда они нуждаются в этом и друг в друге.

Элитные группы при Лукашенко изначально были слабыми. В России Бориса Ельцина, наоборот, региональные элиты были настолько сильны, что любые попытки создать "партию президента" заканчивались провалом. Но в тех случаях, когда автократ и его окружение имеют примерно одинаковый политический вес, они нуждаются во взаимных гарантиях и поддержке: автократ получает удобный аппарат управления и лояльность элит (вступая в партию они как бы соглашаются с тем что есть лишь одна доминирующая сила), элиты получают понятные правила игры и площадку. В конечном итоге доминирующая партия даёт:

1) Конституционный статус партии (отдельная структура, не связанная с президентом напрямую)
2) Финансовую автономию (все партии пользуются бюджетом, лидер партии становится вторым полюсом власти, у элит есть арбитр)
3) Кадровую ротацию (партийные правила безопаснее и стабильнее, чем личные договорённости)
4) Лидер связывает свою репутацию с партией, значит, поражение этой партии становится невыгодно ему самому. Значит, он будет работать на эту партию. И элиты думают: "пока мы в партии, мы будем побеждать".

Путин действительно рисковал, когда создавал Единую Россию — новая структура, обладающая некоторой самостоятельностью всегда угрожает автократу риском потерять власть. Однако в случае РФ этого не произошло – губернаторы, чиновники, депутаты, все они подписали контракт, разрыв которого для них смертелен — в последние годы Единая Россия черпает свои электоральные ресурсы исключительно как "партия президента", так что если здесь и есть какое-либо единство – то это единство от противного, единство лояльности элитных групп перед страхом потерять напрямую зависящий от партии политический вес.

Изучая политические науки, порой на первый взгляд и не скажешь, что перед тобой: пентаграмма, геометрическая задача или просто схема классификации фрагментированности партийных систем по Голосову (в моём случае, к счастью, последнее). Если интересно, расскажу о ней в ближайшее время (может, тогда и сам пойму)), а пока что всем хороших выходных!

Вас не арестуют, если вы избранный

Многие из вас наверняка знают, что должность мэра в РФ – одна из самых опасных, поскольку вероятность вашего ареста составляет 15%. Однако очевидно, что это средняя температура по больнице, и существуют другие факторы, понижающие или повышающие эту вероятность.

Что же это за факторы? Этим вопросом задались политологи Бакли и Ройтер в своей статье "Staying out of trouble: Criminal cases against Russian mayors (2022)". На данных из 1051 мэра из 220 городов в период 2000-2018гг исследователи построили регрессионную модель, предсказывающую вероятность ареста мэра в зависимости от различных факторов. И вот результаты:

> Связи с высокопоставленными людьми или опыт работы в правоохранительных органах никак не помогут.
> Мэров из ЕР арестовывают в 4 раза реже, чем мэров из других партий.
> Если мэр избран, а не назначен, его шансы быть арестованным существенно понижаются.

Сами авторы объясняют эти результаты так:

"Популярность или наличие лишнего политического капитала — единственный фактор, стабильно защищающий российских мэров от репрессий. В российских мэриях ни родословная, ни высокопоставленные друзья, ни долгая служба на благо режима не спасают. Единственная достаточно надежная защита муниципального лидера от репрессий — это фундаментальная политическая сила. Сила может заключаться в личном бренде, способности повести за собой своих избирателей в вашу защиту или в очень ценном политическом капитале, который вы можете использовать для собственного переизбрания."

О чём это говорит? Выборы в условиях электорального авторитаризма – это политический капитал, который защищает куда лучше личных связей и эффективного управления. Проявляй лояльность хоть каждый день – если у тебя нет политического ресурса, в автократии ты всегда будешь под угрозой, невзирая на эффективность и связи.