Интернет хорош тем, что там всегда можно найти какой-то ад, за которым потом будет интересно наблюдать. Особенно этим прекрасна инста, где концентрация искреннего человекотреша просто невероятная.
Сегодня я как обычно бурил дно российских соцсетей и случайно наткнулся на страницу питерской, прости хсподи, поэтессы Марины Кацубы. Её творчество прошло мимо меня, но, судя по размаху личной жизни, которую она выкладывает в паблик, Кацуба должна быть не меньше Есенина. Скорее – больше.
В общем, эту короткую и грустную историю должен был написать Хемингуэй, ну или Александра Маринина, на крайняк: Кацуба вдруг узнала, что беременна от перуанского шамана, с которым виделась ровно один раз в жизни. Она уже назначила дату родов – на 7:40 утра 22 июня 2021 года. У Кацубы, конечно, есть Любимый Мужчина (это не шаман), который всё понимает и поддерживает её. У Кацубы есть друзья и любящая семья. Но у неё нет денег. И теперь она проклинает шамана из Перу – ведь он, падла, отказался помогать с ребёнком.
В комментариях, само собой, развернулись Содом и Гоморра, естественно, туда сразу же набежали бойцы из «Мужского государства» и теперь Кацуба выкладывает скрины отвратных (серьезно) оскорблений, которые ей массово шлют в личку.
Если честно, я даже не знаю, зачем вам об этом рассказываю, возможно, меня зацепила вот эта фраза Кацубы:
«..не стоит спать с шаманами из Перу на первой и последней встрече..»
Или, что скорее, меня зацепил её другой пост, в котором она рассказывала про свою первую любовь, а потом написала, что только что он умер от рака, ну и «прости, мой родной, за мои измены».
Кацуба сейчас явно в шоке от того хейта, который на неё обрушился. Посторонние неприятные люди ломанулись в её аккаунт и начали оценивать её моральный облик и честь. В связи с этим, на самом деле, у меня нет особо никакой морали. Только совет.
Чёртов интернет – это токсичная пустошь, где ваша откровенность и наивность – топливо для чужой ненависти. Берегите своих шаманов и измены при себе.
Или терпите.
Сегодня я как обычно бурил дно российских соцсетей и случайно наткнулся на страницу питерской, прости хсподи, поэтессы Марины Кацубы. Её творчество прошло мимо меня, но, судя по размаху личной жизни, которую она выкладывает в паблик, Кацуба должна быть не меньше Есенина. Скорее – больше.
В общем, эту короткую и грустную историю должен был написать Хемингуэй, ну или Александра Маринина, на крайняк: Кацуба вдруг узнала, что беременна от перуанского шамана, с которым виделась ровно один раз в жизни. Она уже назначила дату родов – на 7:40 утра 22 июня 2021 года. У Кацубы, конечно, есть Любимый Мужчина (это не шаман), который всё понимает и поддерживает её. У Кацубы есть друзья и любящая семья. Но у неё нет денег. И теперь она проклинает шамана из Перу – ведь он, падла, отказался помогать с ребёнком.
В комментариях, само собой, развернулись Содом и Гоморра, естественно, туда сразу же набежали бойцы из «Мужского государства» и теперь Кацуба выкладывает скрины отвратных (серьезно) оскорблений, которые ей массово шлют в личку.
Если честно, я даже не знаю, зачем вам об этом рассказываю, возможно, меня зацепила вот эта фраза Кацубы:
«..не стоит спать с шаманами из Перу на первой и последней встрече..»
Или, что скорее, меня зацепил её другой пост, в котором она рассказывала про свою первую любовь, а потом написала, что только что он умер от рака, ну и «прости, мой родной, за мои измены».
Кацуба сейчас явно в шоке от того хейта, который на неё обрушился. Посторонние неприятные люди ломанулись в её аккаунт и начали оценивать её моральный облик и честь. В связи с этим, на самом деле, у меня нет особо никакой морали. Только совет.
Чёртов интернет – это токсичная пустошь, где ваша откровенность и наивность – топливо для чужой ненависти. Берегите своих шаманов и измены при себе.
Или терпите.
Вкус октября – вкус папиного сливового. Папа не готовил его уже больше 15 лет, да и было это лишь раз, но та осень была наполнена только им – вкусом папиного сливового.
Я не знаю, откуда у нас дома взялись несколько килограммов спелых слив. Никто из нас и не любил их вовсе, ни мама, ни отец, ни брат. Кто принёс те мешки домой, кто складывал в холодильник, зачем – уже не вспомнить. Остался лишь кислый, пьяный запах, доносившийся из ящика для овощей и фруктов. И голос папы: «Так, блядь, кто опять посуду в раковине оставил, я кому говорил убирать за собой? А чем это ещё воняет? Всё, варенье сегодня сварю!»
Умирающие сливы отец долго варил в кастрюле, но перед этим он съездил в магазин и привёз несколько мешков сахара. Казалось, что сахара было больше, чем слив, скорее всего, так оно и было. Но в этом, пожалуй, и заключался главный отцовский секрет моего папы – лёгкая чрезмерность во всём. Если помогать с домашним заданием – то до слёз, но без синяков, как опера, если учить плавать, то бросив в бассейн, если убираться, то блядь всё, не оставляя ничего, чтобы, блядь, ни соринки, я проверю, кто так кухню вытирает, знаешь, что будет, если оставить воду, я тебе покажу, смотри, куда пошёл, щенок, стоять, вот, а теперь отожми как следует тряпочку, молодец! А если делать варенье – то сладким до диабета.
Таким оно и вышло – почему-то жутко кислым, но одновременно дико сладким, невероятно ароматным, около 10 килограммов в двух больших тазах. Мы разлили его по банкам, но всё равно ещё оставалось достаточно, тогда мы разлили его по кастрюлям и немного по полу и в тот день у нас был сладкий ужин, а на утро – сладкий завтрак.
А потом мы долго пытались доесть это варенье. Мы ели его всю осень. По чуть-чуть, не растягивая, нет, скорее, не перебарщивая, и всегда шутили, что банку папиного сливового можно продавать по цене грамма героина. Ладно, не мы так шутили, брат мой так шутил, а папа настороженно всматривался в него. Но варенье и без героина забирало не на шутку. То количество сахара, которое отец всыпал в него, будоражило мозг, разгоняло кровь, трясло нас, зрачки расширялись, мы ели, а потом долго бегали по комнате и громко кричали, а мама кричала на нас – за наш шум, она тоже ела это варенье и поэтому и кричала, ведь обычно она говорила очень тихо. Так мы и провели ту осень: орали друг на друга, носились кругами по комнатам и ели варенье. Осень, когда папа решил приготовить своё сливовое.
Я не знаю, откуда у нас дома взялись несколько килограммов спелых слив. Никто из нас и не любил их вовсе, ни мама, ни отец, ни брат. Кто принёс те мешки домой, кто складывал в холодильник, зачем – уже не вспомнить. Остался лишь кислый, пьяный запах, доносившийся из ящика для овощей и фруктов. И голос папы: «Так, блядь, кто опять посуду в раковине оставил, я кому говорил убирать за собой? А чем это ещё воняет? Всё, варенье сегодня сварю!»
Умирающие сливы отец долго варил в кастрюле, но перед этим он съездил в магазин и привёз несколько мешков сахара. Казалось, что сахара было больше, чем слив, скорее всего, так оно и было. Но в этом, пожалуй, и заключался главный отцовский секрет моего папы – лёгкая чрезмерность во всём. Если помогать с домашним заданием – то до слёз, но без синяков, как опера, если учить плавать, то бросив в бассейн, если убираться, то блядь всё, не оставляя ничего, чтобы, блядь, ни соринки, я проверю, кто так кухню вытирает, знаешь, что будет, если оставить воду, я тебе покажу, смотри, куда пошёл, щенок, стоять, вот, а теперь отожми как следует тряпочку, молодец! А если делать варенье – то сладким до диабета.
Таким оно и вышло – почему-то жутко кислым, но одновременно дико сладким, невероятно ароматным, около 10 килограммов в двух больших тазах. Мы разлили его по банкам, но всё равно ещё оставалось достаточно, тогда мы разлили его по кастрюлям и немного по полу и в тот день у нас был сладкий ужин, а на утро – сладкий завтрак.
А потом мы долго пытались доесть это варенье. Мы ели его всю осень. По чуть-чуть, не растягивая, нет, скорее, не перебарщивая, и всегда шутили, что банку папиного сливового можно продавать по цене грамма героина. Ладно, не мы так шутили, брат мой так шутил, а папа настороженно всматривался в него. Но варенье и без героина забирало не на шутку. То количество сахара, которое отец всыпал в него, будоражило мозг, разгоняло кровь, трясло нас, зрачки расширялись, мы ели, а потом долго бегали по комнате и громко кричали, а мама кричала на нас – за наш шум, она тоже ела это варенье и поэтому и кричала, ведь обычно она говорила очень тихо. Так мы и провели ту осень: орали друг на друга, носились кругами по комнатам и ели варенье. Осень, когда папа решил приготовить своё сливовое.
Наш новый крутой оператор Альберт много лет прожил в США. Настолько много, что с русским языком у него теперь сложности, говорит он с акцентом и слова понимает не все. А ещё у Альберта есть супер-сила – он невероятно молодо выглядит. Пока я не увидел его документы, был уверен, что ему лет 25-30, ну, типа, как Дурову, но без пластики.
– Альберт, тебе что, реально сорокет?
– Что мне?
– Тебе сорокет?
– Мне чтоу, прости?
– Альберт, тебе что, сорокет?
– Что такое сорокет, Никита?
– 40 лет
– Нет, мне 38.
– Альберт, тебе что, реально сорокет?
– Что мне?
– Тебе сорокет?
– Мне чтоу, прости?
– Альберт, тебе что, сорокет?
– Что такое сорокет, Никита?
– 40 лет
– Нет, мне 38.
Мы с братом слишком много времени проводили перед компьютером, и родители решили приучить нас к дисциплине. Для контроля придумали простой способ – забирали шнур от системного блока. Ехидно взглянув на нас, вытаскивали провод из гнезда, сматывали в кольцо и уезжали на два дня на дачу. С пятницы по воскресенье. По вечерам звонили и спрашивали, чем мы занимаемся. Я читал. И брат тоже.
В воскресенье родители возвращались и, глядя в наши покрасневшие глаза, журили нас, что мы читали при плохом свете. Я понимающе кивал, брат устал тёр веки. Потом нам великодушно возвращали шнур – ровно на час. Я лениво, словно отвыкнув, играл, потом брат.
Так продолжалось достаточно долго. Пока отец не узнал, что шнур от нашего принтера подходит и к системнику тоже.
В воскресенье родители возвращались и, глядя в наши покрасневшие глаза, журили нас, что мы читали при плохом свете. Я понимающе кивал, брат устал тёр веки. Потом нам великодушно возвращали шнур – ровно на час. Я лениво, словно отвыкнув, играл, потом брат.
Так продолжалось достаточно долго. Пока отец не узнал, что шнур от нашего принтера подходит и к системнику тоже.
Мной быть весело, лишнее доказательство этому – прямо сейчас кто-то очень старательный ломает мой почтовый ящик на Yahoo. Зачем ломает, почему, что он хочет там найти, следы каких чудовищных махинаций – ведомо лишь этому взломщику и Господу богу.
Могу поделиться и сам – этот ящик я веду для всевозможных мусорных почтовых рассылок и прочего, ничего важного там нет. Хотя, впрочем, а у кого-то хоть сейчас осталось что-то важное в электронной почте, удивите меня?
Могу поделиться и сам – этот ящик я веду для всевозможных мусорных почтовых рассылок и прочего, ничего важного там нет. Хотя, впрочем, а у кого-то хоть сейчас осталось что-то важное в электронной почте, удивите меня?
Могутин
Меня, кстати, до сих пор так и не засудили за пикет в поддержку Ивана Сафронова. Складывается ощущение, что я остался последним таким. Дело в том, что мы решили пободаться. В общем, юрист Константин Зеленин нашёл очень интересные штуки в материалах дела.…
Сегодня меня, наконец-то, засудили за пикет по делу Ивана Сафронова. В прошлый раз суд по ходатайству нашего юриста Константина Зеленина вызвал для дачи показаний полицейских, которые меня задерживали. Полицейские на это заседание не явились. В честь этого сегодня меня оштрафовали на 10 тысяч рублей, ну и всё. Обжаловать это говно, естественно, я не вижу никакого смысла.
Иного исхода я не ждал, но было приятно повозиться.
Иного исхода я не ждал, но было приятно повозиться.
Приехали на съёмки в село, далеко. Вокруг леса и поля, ну и местные все такие простые-простые и все друг-друга должны знать, потому что ну как не знать, если их тут всего пара десятков. Оказалось, что нет, не знают, да ещё и разговаривать со мной не особо-то и хотят.
Уже в отчаянии рванулся к пожилой женщине в кепке и очках, она шла по улице с таким видом, словно знала вообще всё, ну прямо всё – отсюда и до туда.
Спрашиваю, не видела ли она братьев Муховых, Лёшу и Женю. Задумалась. Как же говорит, видела. Только они не Муховы, – говорит. А кто же они, – спрашиваю. Ну не Муховы точно, они Ивановы.
Начинаю раздражаться: «Ну нет, не может быть, мне именно Муховы нужны.» Чеканит тоном моей классной учительницы: «Да не Муховы они, вы ошибаетесь. Они Ивановы. Гена и Михаил.
Но мне, – говорю, – нужны Муховы, Лёша и Женя.
Молчит и смотрит, как на дебила. В этот момент меня начинает облаивать какая-то мимо пробегавшая дворняга. Я бормочу: «Хорошая собака, хорошая!»
Женщина это слышит: «Нет, она не хорошая, совсем не хорошая. Я её знаю, она плохая собака!»
Уже в отчаянии рванулся к пожилой женщине в кепке и очках, она шла по улице с таким видом, словно знала вообще всё, ну прямо всё – отсюда и до туда.
Спрашиваю, не видела ли она братьев Муховых, Лёшу и Женю. Задумалась. Как же говорит, видела. Только они не Муховы, – говорит. А кто же они, – спрашиваю. Ну не Муховы точно, они Ивановы.
Начинаю раздражаться: «Ну нет, не может быть, мне именно Муховы нужны.» Чеканит тоном моей классной учительницы: «Да не Муховы они, вы ошибаетесь. Они Ивановы. Гена и Михаил.
Но мне, – говорю, – нужны Муховы, Лёша и Женя.
Молчит и смотрит, как на дебила. В этот момент меня начинает облаивать какая-то мимо пробегавшая дворняга. Я бормочу: «Хорошая собака, хорошая!»
Женщина это слышит: «Нет, она не хорошая, совсем не хорошая. Я её знаю, она плохая собака!»
Лучше всего концентрат гостеприимства ощущается в маленьких сельских гостиницах. Люди там работают не по правилам начальников и менеджеров, их не волнуют какие-то внутренние стандарты и нормативы – на ширину улыбки, блеск зубов или радушность в голосе. Администраторы, официанты, уборщики, гардеробщики, банщики и повара, – чаще всего, это одни и те же лица, – трудятся по велению сердца и настроения. Они – идеальные лакмусовые бумажки для осознания того, насколько ты нравишься людям.
Спустился сегодня пораньше, чтобы заказать завтрак на всю группу.
– Добрый день. Будьте добры два американо.
– Эхе.
– Ещё будьте добры латте.
– Чой-та?
– Латте.
– Чой-та? Нету такого.
– Хорошо, капучино.
(зло пишет, рвёт бумагу, отворачивается от меня и начинает возиться с кофеваркой)
– Извините, я ещё не всё.
– Да поняла уж. Кофе хоть включу.
– Тогда ещё два омлета с сыром и томатами.
– Нету сыра.
– Давайте просто с томатами.
– Эхе.
– И две овсянки.
– Эхе.
– Ой, а сырники есть?
– Два осталось.
– Давайте два сырника. А овсянку тогда одну.
– Эх-хе.
(Зло, с силой вычёркивает «Овсянка – 2» и переписывает ниже: «Овсянка – 1»)
– Спасибо!
– Ну на это минут 15 понадобится.
(задумывается, глядя на листок)
– Нет, даже все 25 выйдет. Ждать будете?
(последнее произносит с явной надеждой).
– Буду.
Разворачивается и уходит на кухню, гремит сковородой, что-то роняет со звоном, громко чертыхается. Вскоре приносит – жутко вкусный омлет, потрясающую кашу и обычный кофе.
Просто это я людям не нравлюсь, а так-то они отличные.
Спустился сегодня пораньше, чтобы заказать завтрак на всю группу.
– Добрый день. Будьте добры два американо.
– Эхе.
– Ещё будьте добры латте.
– Чой-та?
– Латте.
– Чой-та? Нету такого.
– Хорошо, капучино.
(зло пишет, рвёт бумагу, отворачивается от меня и начинает возиться с кофеваркой)
– Извините, я ещё не всё.
– Да поняла уж. Кофе хоть включу.
– Тогда ещё два омлета с сыром и томатами.
– Нету сыра.
– Давайте просто с томатами.
– Эхе.
– И две овсянки.
– Эхе.
– Ой, а сырники есть?
– Два осталось.
– Давайте два сырника. А овсянку тогда одну.
– Эх-хе.
(Зло, с силой вычёркивает «Овсянка – 2» и переписывает ниже: «Овсянка – 1»)
– Спасибо!
– Ну на это минут 15 понадобится.
(задумывается, глядя на листок)
– Нет, даже все 25 выйдет. Ждать будете?
(последнее произносит с явной надеждой).
– Буду.
Разворачивается и уходит на кухню, гремит сковородой, что-то роняет со звоном, громко чертыхается. Вскоре приносит – жутко вкусный омлет, потрясающую кашу и обычный кофе.
Просто это я людям не нравлюсь, а так-то они отличные.
Наш оператор Альберт, проживший много лет в США, – армянин. Заговорили с ним вчера о конфликте в Карабахе. Альберт сказал, что его очень тревожит ситуация, он переживает, но старается не пускать это глубоко.
А сегодня с утра Альберт выглядел очень задумчивым. Все больше молчал и в разговорах не участвовал. Но внезапно его прорвало:
«Никита, мы вчера про Карабах говорили, да? Вот из-за этого факин разговора я всю ночь у азеров в плену сидел!»
Так мы узнали, что не пускать ситуацию глубоко у Альберта не получается.
А сегодня с утра Альберт выглядел очень задумчивым. Все больше молчал и в разговорах не участвовал. Но внезапно его прорвало:
«Никита, мы вчера про Карабах говорили, да? Вот из-за этого факин разговора я всю ночь у азеров в плену сидел!»
Так мы узнали, что не пускать ситуацию глубоко у Альберта не получается.
Рылся на авто.ру и нашёл самое дикое объявление о продаже ааааавтомобииииля в истории.
Уважаемые москвичи и гости столицы, вы должны знать, что в одном городе с вами находится кожано-меховой ааааавтомобииииль!
Российский автопром ассоциируется у вас, наверное, с дном и говном, но это не совсем верно. Теперь, во всяком случае лично для меня, это ещё и треш. В общем, судя по объявлению, эту машину некий российский олигарх (ТМ) заказал в подарок королеве Елизавете. Судя по тому, что он её продаёт в Москве, подарок не приняли, и я догадываюсь, почему.
В общем, это чудо стоит 25 миллионов рублей. Основа – Toyota Crown, выпущенная в 1995 году. Пробег у неё всего десяточка, но это ещё не главный плюс. Главный – это натуральная кожа бизона, которой тупо обтянули вообще ВЕСЬ аааавтомобииииииль. Салон обшили мехом. Кстати, судя по фото, меховушки и кожи хватило ещё и на зонтик с сумочкой.
Раньше этот мутант продавался за 88 миллионов рублей. Теперь – всего за 25.
Кожаный ублюдок.
Уважаемые москвичи и гости столицы, вы должны знать, что в одном городе с вами находится кожано-меховой ааааавтомобииииль!
Российский автопром ассоциируется у вас, наверное, с дном и говном, но это не совсем верно. Теперь, во всяком случае лично для меня, это ещё и треш. В общем, судя по объявлению, эту машину некий российский олигарх (ТМ) заказал в подарок королеве Елизавете. Судя по тому, что он её продаёт в Москве, подарок не приняли, и я догадываюсь, почему.
В общем, это чудо стоит 25 миллионов рублей. Основа – Toyota Crown, выпущенная в 1995 году. Пробег у неё всего десяточка, но это ещё не главный плюс. Главный – это натуральная кожа бизона, которой тупо обтянули вообще ВЕСЬ аааавтомобииииииль. Салон обшили мехом. Кстати, судя по фото, меховушки и кожи хватило ещё и на зонтик с сумочкой.
Раньше этот мутант продавался за 88 миллионов рублей. Теперь – всего за 25.
Кожаный ублюдок.
Могутин
Рылся на авто.ру и нашёл самое дикое объявление о продаже ааааавтомобииииля в истории. Уважаемые москвичи и гости столицы, вы должны знать, что в одном городе с вами находится кожано-меховой ааааавтомобииииль! Российский автопром ассоциируется у вас, наверное…
Коллега Храмцов уточняет к посту о кожаной машине.