Израиль сейчас критикуют во многих западных странах, но, пожалуй, нигде как последовательно, как в Ирландии, которая остается одной из самых пропалестински и антиизраильски настроенных стран в Европе.

Салли Руни, самая продаваемая ирландская писательница, еще в 2021 году отказалась разрешить публикацию ее произведений в Израиле. Президент страны Майкл Хиггинс с первых недель войны критиковал действия Израиля в секторе Газа. Премьер-министр (теперь уже бывший) Лео Варадкар, сообщая об освобождении Эмили Хэнд, девочки с двойным израильско-ирландским гражданством, которая была взята в заложники ХАМАСом и освобождена во время ноябрьского прекращения огня, настолько не мог заставить себя назвать вещи своими именами, что написал: «Невинный ребенок, который был потерян, теперь найден и возвращен». Когда недавно Варадкар принимал участие в мероприятии по случаю Дня святого Патрика в Белом доме в Вашингтоне, большая часть его речи была посвящена Газе.

Это не новое явление. Ирландия исторически поддерживала палестинцев в их конфликте с Израилем. Она стала последней страной Европейского союза, разрешившей открыть посольство Израиля в 1993 году, и первой, кто призвал к созданию палестинского государства в 1980 году.

Во время Смуты, продолжавшегося десятилетиями насилия в Северной Ирландии, Ирландская республиканская армия обучала и координировала свои действия с радикальными палестинскими группировками.

Ирландцы, поддерживающие палестинцев, часто основывают свои симпатии на представлении о том, что оба народа были или остаются колонизированы — ирландцы Соединенным Королевством, а палестинцы Израилем. В своей речи в Белом доме премьер-министр Варадкар сказал:

«Когда я путешествую по миру, лидеры часто спрашивают меня, почему ирландцы испытывают такое сочувствие к палестинскому народу. И ответ прост: мы видим нашу историю в их глазах — историю перемещения, лишения собственности и национальной идентичности, подвергаемой сомнению и отрицанию, вынужденной эмиграции, дискриминации, а теперь и голода».

Но в той же речи Варадкар подчеркнул, что также признает общую историю Ирландии и Израиля.

«Мы также видим отражение истории Израиля в наших глазах, — сказал он. – Диаспора, сердце которой никогда не покидало дом, сколько бы поколений ни прошло; национальное государство, которое возродилось; и возрожденный язык».

Действительно, найти параллели в истории Израиля и Ирландии тоже несложно. Обе страны сражались против британского владычества. Интересно, что свое подпольное имя «Майкл» будущий премьер-министр Ицхак Шамир позаимствовал у ирландского подпольщика Майкла Коллинза. Ирландский еврей Роберт Бриско был закупщиком оружия для ИРА, а потом служил советником Менахема Бегина.

Выступая рядом с Джо Байденом, Варадкар также заявил, что мир в Северной Ирландии, который удалось заключить и поддерживать с 1990-х годов, может послужить моделью для израильтян и палестинцев.

Меня увлекает идея о том, что история насилия (и мира) в Северной Ирландии может послужить ориентиром для разрешения палестино-израильского конфликта. У меня нет экспертизы, чтобы давать оценку этим возможностям, но хочу оставить здесь два текста: они противоречат друг другу, но оба показались мне заслуживающими внимания; выводы делайте сами (или нет).

〰️Первый: авторства Нево Шпигеля – докторанта философии Тель-Авивского университета и научного сотрудника Центра обновления израильской демократии «Молад» (на англ. в «ХаАрец», на рус. в «Деталях»). Его тейк заключается в том, что стратегия израильских левых – мероприятия и конференции, на которых израильтяне и палестинцы могут встретиться лицом к лицу, увидеть друг в друге людей и, таким образом, получить импульс к миру – провальна. Проекты вроде «Женевской инициативы» базируются на идее, что мир между людьми приведет к миру между народами. Но эти усилия дали минимальные результаты, а 7 октября (когда, в частности, ХАМАСом был похищен Одед Лифшиц и его жена Йохевед, которые в течение многих лет работали волонтерами в группе, помогавшей жителям Газы получать медицинскую помощь в Израиле) окончательно показало их несостоятельность.

В Северной Ирландии пошли по другому пути. Годы насилия там закончились политическим соглашением – Соглашением Страстной пятницы 1998 года – которым ни одна из сторон не была довольна, но которое, очевидно, сработало. Это холодный мир: католики и протестанты не бросились в объятья друг друга и не забыли былые обиды. Но цифры не врут: количество смертей и насильственных инцидентов резко сократилось. Разрешение национальных конфликтов сосредоточено на болезненных компромиссах, а не на примирении и исцелении. Мир – это политический проект. Если он сопровождается примирением между людьми, это уже бонус.

〰️Второй текст Итая Флешера из иерусалимской организации Kids4Peace («ХаАрец», «Детали»). Он, напротив, считает, что одной из причин провала Норвежских соглашений стало отсутствие работы среди низовых структур гражданского общества – и израильского, и палестинского – для подготовки его к миру. На британских островах такая работа велась в течение многих лет. В частности, в 1986 году было создан Международный фонд Ирландии, целью которого было поощрение контактов и диалога между католиками и протестантами. Фонду удалось собрать средства, составляющие 44 доллара в год на каждого ирландца (по сравнению с 1,50 долларами на человека в Израиле и на палестинских территориях в рамках закона Лоуи о «Ближневосточном партнерстве ради мира»).

И вот результат: соглашение Страстной пятницы было вынесено на референдум – и 71% жителей Северной Ирландии поддержали его. Соглашения в Осло не только не выносились на референдум – они разрабатывались в обстановке строгой секретности даже от большей части политического руководства, и израильского, и палестинского. Если бы референдум о мире проводился в Израиле и на территориях сейчас – или даже до 7 октября – результат, вероятно, был бы куда менее обнадеживающий.

Больше про конфликт в Северной Ирландии можно узнать, например, из документального сериала Once Upon a Time in Northern Ireland.

Словно в ответ на мой недавний пост о том, какие рычаги давления на Израиль есть у администрации Джо Байдена, на Foreign Policy вышла статья «У США меньше рычагов воздействия на Израиль, чем вы думаете». Ее автор – Стивен Уолт, профессор международных отношений в Гарварде и автор книги «Истоки альянсов». 

Он описывает, из чего складываются отношения между государством-патроном и государством-клиентом. 

Очень быстро и в двух словах: предоставление государствам-клиентам экономической и военной помощи, дипломатической защиты и других льгот дает покровителям значительные рычаги воздействия при трех условиях: (1) когда они обладают почти полной монополией на предоставляемую помощь; (2) они заботятся о рассматриваемой проблеме почти так же, как и клиент; и (3) нет никаких внутренних препятствий для манипулирования уровнем помощи с целью заставить клиента подчиниться. 

Однако возможности давления уменьшаются, если клиент может получить аналогичную помощь от кого-то другого, если он заботится о спорных вопросах гораздо больше, чем его покровитель, и поэтому готов заплатить цену за сокращение поддержки, или если покровитель не может уменьшить свою поддержку из-за внутренних или институциональных ограничений.

Сопоставим эту теорию с реальностью американо-израильских отношений.

(1) Хотя Израиль не так зависит от поддержки США, как раньше, ему по-прежнему в значительной степени необходим доступ к американскому вооружению. Отказаться от него теоретически возможно, но сложно, долго и дорого. + Дипломатическая поддержка. В общем, ясно, что поддержку, которую Израиль получает от Соединенных Штатов, будет трудно, если вообще возможно, заменить. Вот почему многие считают, что все, что нужно сделать Байдену, — это пригрозить сократить поддержку США, и у Нетаниягу не будет другого выбора, кроме как подчиниться.

(2) Исторически Соединенным Штатам удалось заставить Израиль изменить его поведение, когда собственные интересы США были более активно затронуты. Однако сейчас для обеих сторон (Израиля и США) ставки необычайно высоки. С одной стороны Нетаниягу, все более непопулярный внутри страны, но ведущий войну, которую общественное мнение, в целом, поддерживает. Он видит экзистенциальную угрозу в продвигаемой США идее о создании двух государств (или любом виде справедливого мира с палестинцами), а его политическое выживание зависит от крайне правых членов кабинета министров. Добавьте к этому его желание избежать преследования за коррупцию – и в результате получится израильский лидер, ставки для которого так высоки, что он может бросить вызов открытой угрозе США приостановить помощь. 

С другой стороны Байден, которому война в Газе может стоит не только переизбрания. Она в целом наносит реальный ущерб имиджу США в мире и заставляет администрацию Байдена выглядеть бессердечной и неэффективной.

(3) Наконец, внутренние ограничения на манипулирование поддержкой. Традиционно американские президенты, которые хотели бросить вызов израильскому руководству, сталкивались с мощным противостоянием со стороны членов обеих партий, а также произраильского лобби. Сейчас это меняется. Вспомнить хотя бы недавнюю речь сенатора Чака Шумера, долгое время одного из самых стойких защитников Израиля, о том, что политика Нетаниягу вредна для Израиля. 

Хотя по-прежнему существуют огромные политические препятствия для того, чтобы поставить поддержку США в зависимость от поведения Израиля, это не так немыслимо, как это было несколько лет назад.

Автор приходит к выводу, что у Вашингтона действительно есть много потенциальных рычагов влияния, и барьеры для их использования ниже, чем в прошлом. Но поскольку нынешние лидеры Израиля по-прежнему полны решимости в этом вопросе, даже реальные угрозы сократить поддержку США не могут заставить их существенно изменить курс. 

Однако, пишет он, «реальный вопрос, который следует задать, в том, в стратегических ли и моральных интересах Америки быть активным соучастником огромной и ухудшающейся гуманитарной трагедии».

Судя по реакции политиков, официальных лиц и публикациям в СМИ, можно сделать вывод, что угрозу ИГ как недооценивали раньше, так и продолжают. После теракта в Москве началась истерия, но никакого решения так и нет.

Исламское государство — это просто группа каких-то фанатиков, которые решили вместе творить плохие дела. Такое отношение, конечно, оборачивается трагическими последствиями. Напоминаю, что ИГ — международная организация, которая долгие годы работает во всех сферах с людьми даже в самых удаленных уголках планеты. Эта организация имеет опыт вооруженной войны в различных условиях, и даже опыт создания государства — со своими министерствами, армией, своей валютой и так далее.

В чем проявляется то, что у России не очень успешно получается война с ИГИЛ?

Атаки на армию Асада, которого трепетно оберегает у власти Россия с 2015 года, происходят каждый день. Такое и количество атак и их интенсивность уже говорят достаточно о провале их так называемой «борьбы с ИГИЛ».

Почему у России не очень получается воевать в Сирии с ИГИЛ?

Во-первых, дело в прогнившей системе самой России. Если все российские структуры проглядели теракт в Москве, не стоит думать, что в Сирии какие-то другие люди работают. Кроме того, Россия работает с не менее прогнившим в коррупции и военных преступлениях режимом Асада.

Во-вторых, должно быть понятно всем, кто считает, что Россия ведет праведную войну в Сирии, что Россия вообще-то в Сирии своей главной целью борьбу с ИГИЛ не ставит. Если бы Россия ставила своей целью не базу на Средиземном море, бизнесы и черный рынок, а борьбу с ИГИЛ, то она бы сотрудничала с другими силами в регионе, заинтересованными в уничтожении ИГИЛ. А это прежде всего про-курдские силы и Международная коалиция во главе с США, которые вообще-то и ликвидировали территориальный контроль ИГИЛ над регионами Сирии. Понятно, что это невозможно для такого государства, как Россия. Но важно понимать, что без этого ни о какой эффективности в борьбе с ИГИЛ у России и режима Асада говорить нельзя.

В-третьих, стоит посмотреть сводки погибающих регулярно, почти каждый день временами, солдат армии Асада. Таких высоких потерь нет и в помине у тех же про-курских сил. Почему? Потому что так или иначе у про-курдских сил есть некоторая поддержка у населения. Народ вовремя сам информирует о спящих ячейках ИГИЛ, а про-курдские силы иногда сами, а иногда с США их сразу ликвидируют. У режима Асада такого нет. У него нет никакой поддержки, он не предлагает никакой альтернативы, кроме уже существующего, закостенелого и мафиозного режима алавитского меньшинства. На территориях якобы под контролем Асада, у людей особенно нет выбора. Им из огня да в полымя, никакой другой политической альтернативы у них нет, вот они и поддерживают ИГИЛ. А если народ ИГИЛ поддерживает, в такой сложной географии, как с этим ИГИЛ бороться? Никак. Предлагать политические изменения людям Россия ни у себя в государстве, ни уж тем более в Сирии не будет.

Про то, почему в ИГ так много людей из России и постсовка:

Многие даже комментаторы вообще говорили о том, что ИГ, якобы, не заинтересован атаковать Россию. Мне кажутся такие комментаторы, погруженные в академические материалы, в данном случае очень зловредными, потому что эта оторванность от реальности только на руку ИГ. В Ираке и Сирии боевики ИГИЛ — это лучшая пехота, самые мотивированные и дисциплинированные бойцы. Считать их просто головорезами с автоматами — это ошибка.

ИГ — это, повторюсь, большая международная организация, которая развита во всех сферах. Они вербуют и продолжают вербовать хороших специалистов из всех сфер по всему миру. Они предлагают в том числе и якобы комфортные жизненные условия, психологическую поддержку (якобы будешь жить без угнетения, с братьями и сестрами по вере), высокую оплату труда (много сфер деятельности). Всё это привлекает людей из бедных стран, у которых нет денег прокормить семью, а поездки на заработки в метрополии — это постоянное угнетение в том числе и на национальной и религиозной почве напротяжении всей истории, плюс тяжелые условия труда.

Американский конгрессмен-республиканец Тим Уолберг сказал на встрече со своими избирателями, что вместо того, чтобы предоставлять сектору Газа гуманитарную помощь, США должны гарантировать, что он подвергнется бомбардировке, как Нагасаки и Хиросима, и призвал «покончить с этим побыстрее».

Везде, конечно, есть свои ебанько. Но когда они проникают в структуры власти, как-то становится не по себе.

Может быть, немножко оффтоп – а может быть, и нет. 

Несколько недель назад побывала в городе-герое Хиросима. Хотя сейчас это милый и вполне себе благополучный японский городок, память об атомных бомбардировках 1945 года здесь тщательно сохраняется – с рефреном «никогда больше». 

Главные туристические аттракции здесь такие: Купол атомной бомбы, Мемориальный парк мира, Детский монумент мира, Мемориальный музей мира (ну и псевдоисторический дворец, восстановленный по чертежам – настоящий был уничтожен при взрыве, как и почти все остальное). 

Ощущение от пребывания в Мемориальном музее похоже на музей Холокоста в Германии: сдавливающий горло ужас непостижимой человеческой трагедии, ужас ощущения зла, на которое способны люди, наделенные властью, ресурсами и чувством личного и коллективного превосходства. 

Конечно, это заставляет задуматься, и разных людей, наверное, о разном, но меня это заставило задуматься вот о чем. Нацистская Германия совершила страшное преступление против человечности – Холокост. К счастью, Германия проиграла в войне, ее преступления были осуждены, а ее население прошло через процесс денацификации – не такой простой, быстрый и однозначный, как об этом сейчас почему-то принято думать; может быть, это тема для отдельного размышления.   

И все же – выводы были сделаны, головы пеплом были посыпаны, и насчет Холокоста в приличном обществе двух мнений быть не может (и правильно). 

Но вот есть США, которые тоже совершили ужасное преступление против человечности. От взрыва ядерной бомбы в Хиросиме погибли  от 90 до 166 тысяч человек – многие из них умирали долго и мучительно (видеохроники в музее: сотрудники метеорологической станции через день после взрыва пробираются все ближе к эпицентру – по пути они видят развалины, погребенных под ними людей, еще живых, просящих воды; но им некому помочь). 

Более того, лица (люди), принимающие решения в США – не ужаснулись собственному злодеянию, равное которому на тот момент еще сложно было себе представить (ужасы и масштаб Холокоста вскроются позже). Через три дня, 9 августа 1945 года, они повторят то же самое в Нагасаки. 

Это правда, что историю пишут победители. США победили в войне. Они стали главной движущей силой послевоенного мироустройства. Они не только не понесли никакого наказания, не признали своей вины и не раскаялись в той степени, которая хотя бы примерно соответствовала бы масштабу преступления – они до сих пор являются «мировым полицейским» и державой, диктующей другим моральные нормы, навязывающей другим вину и принуждающей других к раскаянию.

Это вещи, которые мне сложно понять и с которыми мне сложно смириться. 

(Частый контраргумент здесь заключается в том, что на тот момент международная правовая система не предусматривала наказания за такие преступления – но это полный bullshit. Международная правовая система с тех пор придумала множество кодексов, сводов и нормативов, а «срок годности» такие событий, как атомные бомбардировки гражданского населения, истекает ровно в тот момент, когда мы решаем, что нам не хочется об этом думать – и не раньше).

Конечно, альтернатива в виде нынешней России и нынешнего Китая – еще хуже. Но единственная ли это альтернатива? 

Можем ли мы оценивать события и действия государств, групп, людей вне зависимости от того, победили они или проиграли? Вне зависимости от того, принадлежим ли мы сами к этим группам? Существует ли объективное добро и объективное зло?

***

(Но и в Хиросиме, недалеко от эпицентра взрыва, школьников привозят на экскурсию, и между залом памяти и памятником миру они сидят в своих школьных униформах и одинаковых — чтобы проще было посчитать — шапочках на траве и едят лапшу из своих бенто-боксов; я думаю, это значит, что жизнь побеждает смерть — по крайней мере, в  среднесрочной перспективе).

Между тем, в Турции сегодня проходят муниципальные выборы, и все смотрят на Стамбул, где последние пять лет был оппозиционный мэр, и интрига в том, сумеет ли он удержаться.

Стамбул важен, потому что это экономический и культурный центр страны, но еще и потому, что это «вотчина» Эрдогана: он вырос в Стамбуле, был его мэром в 1990-е годы и продолжал управлять городом через своих доверенных лиц даже после того, как стал премьер-министром, а затем и президентом. Только в 2019 году мэром неожиданно стал Экрем Имамоглу, который теперь рассчитывает переизбраться на второй срок.

От правящей партии ему противостоит довольно невнятный кандидат Мурат Курум, бывший министр окружающей среды. Но агитацию взял на себя сам Эрдоган, а также некоторые действующие министры.

Если ставленник Эрдогана вернет себе самый важный мегаполис страны, это нанесет оппозиции очередной удар, оправиться от которого ей будет сложно.

Но если Экрем Имамоглу сохранит контроль над городом, это укрепит его репутацию как единственного политика за последнюю четверть века, который смог превзойти Эрдогана, и потенциально сделает его фаворитом на пост президента Турции в 2028 году.

Аналитики тем временем наблюдают за тем, как результаты будут диктовать следующие шаги Эрдогана. Многие предсказывают, что Эрдоган воспользуется победой своих кандидатов в ключевых регионах и городах страны в качестве стартовой площадки для внесения поправок в конституцию. Так, он давно критикует высший суд страны и призывает к конституционным изменениям (что-то знакомое).

Кроме того, он может закрепить большую набожность среди населения и добавить в конституцию пункт о семейных ценностях, чтобы подчеркнуть, что брак – это строго союз между мужчиной и женщиной (что-то знакомое – 2).

Наконец, он может переписать конституцию так, чтобы остаться в президентском кресле на еще один срок (что-то знакомое – 3).

Недавно он, конечно, со свойственной ему скромность заявил, что «по закону» это будут его последние выборы, поскольку его срок полномочий истекает в 2028 году. После этого Девлет Бахчели, глава крайне правой Партии национального движения, находящейся в союзе с партией Эрдогана, стал умолять его остаться (4).

А мы знаем, как тяжело авторитарным лидерам устоять перед такими мольбами.

Иранский генерал Мохаммад Реза Захеди, командующий силами КСИР в Сирии и Ливане, погиб при ударе (предположительно, израильском) по зданию консульства Ирана в Дамаске.

Уже пишут, что это ликвидация чуть ли не уровня Касема Сулеймани. Но едва ли не более важно здесь то, что удар по зданию консульства можно считать, по сути, ударом по территории Ирана.

Успокоению на израильском севере, который обстреливает «Хизбалла» и который пытаются нормализовать США, это явно способствовать не будет.

После убийства в Газе в результате израильского удара семи гуманитарных работников из организации World Central Kitchen – одной из главных сил, которые занимаются доставкой и раздачей продовольствия – сама WCK, партнерская американская НКО Anera, а также Объединенные Арабские Эмираты прекратили свое участие в гуманитарных миссиях. Гуманитарные грузы, которые уже направлялись в Газу по морю, возвращаются на Кипр.

Это ужасно, учитывая предыдущие усилия Израиля по дискредитации агентства ООН для помощи палестинцам UNRWA. Внятной альтернативы UNRWA (при всех его недостатках) просто не существует; Израиль предлагает заменить его на какие-то другие НКО (как всегда, не вдаваясь в подробности того, как это должно происходить). «Другие НКО» – это, надо думать, как раз WCK.

Между тем, после вчерашнего удара по одному из зданий иранского дипломатического комплекса в Дамаске Иран, естественно, грозится ответить. Шансы на эскалацию как никогда высоки по двум причинам, о которых я уже писала вчера: статус одного из погибших (генерал Мохаммад Реза Захеди на протяжении многих лет был ответственным за все, что КСИР и силы «Кудс» делают в Сирии и Ливане, включая переброску Ираном оружия «Хизбалле») и место – удар был направлен на здание консульства, примыкающее к посольству Ирана в Дамаске. Это здание, по видимому, использовалось в качестве командного центра для операций КСИР в Сирии, и Израиль считает, что это делает его легитимным военным объектом. Но чисто формально это переводит нынешнюю атаку на новый уровень, и ответной реакции можно ожидать соответствующей. 

Но какой, конкретно? 

Едва ли речь идет об ударе Ирана по израильской территории, который привел бы к полномасштабной войне между двумя странами с участием США.  

Но у Тегерана есть целый арсенал приемов, к которым он может прибегнуть. Во-первых, конечно, более масштабные и частые нападения на Израиль со стороны различных иранских прокси в регионе.

Во-вторых, Иран может дать добро проиранским ополченцам в Сирии и Ираке на возобновление нанесения ударов по американским войскам и военным объектам в этих странах. Подобные атаки прекратились в начале февраля после того, как в результате одной из них погибли трое американских военнослужащих. Но они могут начаться заново.

На такую возможность намекнул министр иностранных дел Ирана Хосейн Амир Абдоллахиян, когда написал  на платформе X, что Иран через Швейцарию передал Вашингтону, что, будучи союзником Израиля, «США должны ответить» за действия Израиля. 

Наконец, еще один потенциальный сценарий — полноценная война между Израилем и «Хизбаллой», которые обмениваются ракетными ударами с самого начала войны в Газе. США пытались сгладить напряженность на границе Израиля и Ливана, однако эти усилия пока не дали результатов. Хотя общее понимание заключается в том, что ни одна из сторон, включая Ливан и «Хизбаллу», не хочет полномасштабной войны, но в последние дни конфликт усиливался, а нынешние события еще больше увеличивают вероятность какого-то просчета, который еще больше раскрутит эту спираль. 

Оказывается, гуманитарная организация World Central Kitchen (WCK), семь сотрудников которой были убиты в понедельник в результате израильского удара в секторе Газа, не только принимала участие в доставке помощи палестинцам, но и помогала израильтянам после 7 октября, и украинцам после начала войны.

При этом в Харькова в один из пунктов раздачи еды прилетела ракета, и четыре сотрудника WCK были ранены.

Создатель этой организации Хосе Андрес – известный в США шеф-повар с более чем 20 ресторанами, один из них – с двумя звездами Мишлен. Когда-то он волонтерил в организации, которая раздает еду нуждающимся в Вашингтоне, а потом создал WCK, которая на протяжении 15 лет помогала людям в местах стихийных бедствий и конфликтов.

После гибели сотрудников организации в Газе Андрес написал хорошую колонку в NYT:

«Израиль лучше, чем то, как ведется эта война. Он лучше, чем блокировка еды и лекарств гражданским лицам. Он лучше, чем убийства сотрудников гуманитарных организаций, которые координировали свои действия с Армией обороны Израиля».

«Накормить незнакомцев – это не признак слабости; это признак силы. Народ Израиля должен помнить в этот самый темный час, как на самом деле выглядит сила».

Неожиданное сообщение о выводе израильских войск из Газы (кроме одной бригады) и переходу к «новой фазе» войны, которая подразумевает точечные операции.

Видимо, и правда очень непростой был на днях 45-минутный разговор Нетаниягу и Байдена.

Турция объявила о введении ограничений на экспорт товаров 54 различных категорий в Израиль до тех пор, пока в секторе Газа не будет объявлено прекращение огня.

Не знаю, насколько велика потеря – все-таки, кажется, не самая большая внешнеполитическая проблема Израиля прямо сейчас. Но немножко смешно, что министр иностранных дел Исраэль Кац неделю назад так прокомментировал поражение правящей партии на муниципальных выборах в крупных турецких городах: «Сокрушительное поражение Эрдогана на выборах в органы местной власти однозначно свидетельствует: подстрекательства в адрес Израиля больше не работают. Эрдогану придется поискать другую лошадку».

Если поражение Эрдогана и можно как-то связать с Израилем, то, скорее, в другую сторону: его критиковали за то, что, несмотря на воинственную риторику (Эрдоган открыто поддержал ХАМАС, а Нетаниягу сравнил с Гитлером) он продолжал торговые отношения с Израилем.

Турецкий лидер свой урок, похоже, выучил; а вот поймет ли Кац, что не всякую сову можно натянуть на глобус, – вопрос.

Саманта Пауэр, директор Агентства США по международному развитию USAid, заявила, что в северной части Газы начался голод.
Она стала первым высокопоставленным американским чиновником, публично заявившим, что в секторе Газа начался голод. Ранее гуманитарные группы предупреждали, что это почти неизбежно для 2,2 миллиона палестинцев.

Северная Газа, с которой началось израильское наступление в октябре прошлого года, находится далеко от пограничных переходов на юге, через которые поступает почти вся помощь. Агентства по оказанию помощи заявляют, что доставка гуманитарной помощи на север стала практически невозможной из-за продолжающихся атак.
 
В конце марта Интегрированная классификация фаз продовольственной безопасности (IPC) – поддерживаемая ООН инициатива, отвечающая за шкалу измерения голода, – заявила, что к маю голод официально можно будет объявить в северных частях сектора Газа, а к июлю – в южных.

Однако смерть семи сотрудников гуманитарной организации World Central Kitchen (WCK) в результате израильского удара, вероятно, приблизила эти сроки: WCK, которая стала важным поставщиком продовольствия в сектор после того, как Израиль фактически прекратил сотрудничество с Агентством ООН для помощи палестинцам (UNRWA), объявила о прекращении миссии. Другие неправительственные организации последовали этому примеру. Суда с почти 400 тоннами продовольствия, которые направлялись в Газу с Кипра, развернулись назад: распределением этой помощи должны были заняться сотрудники WCK. Объединенные Арабские Эмираты, главный спонсор работы WCK в секторе Газа, также объявили о сворачивании своего участия в гуманитарных миссиях.

У голода есть техническое определение, подробно описанное в 125-страничном руководстве. Шкала IPC относит отдельные домохозяйства к одной из пяти категорий отсутствия продовольственной безопасности: от «минимальной», означающей, что домохозяйство может удовлетворить свои основные потребности, до «голода». Чтобы классифицировать домохозяйство как испытывающее голод, ООН должна увидеть доказательства голода или крайнего недоедания. Чтобы отнести всю территорию к этой категории, по крайней мере 20% домохозяйств должны находиться на пятой фазе. Есть и другие критерии: смертность от голода должна быть выше двух в день на 10 тысяч человек. Для детей младше пяти лет, которые наиболее уязвимы к нехватке продовольствия, оно должно быть выше четырех.

С момента своего создания 20 лет назад IPC объявил только о двух случаях голода: в Сомали в 2011 году и в Южном Судане в 2017 году. Газа, похоже, будет следующей: данные, собранные IPC, показывают, что в феврале 29% детей до двух лет на севере Газы страдали от острого недоедания. Около 66% семей в том месяце оставались без еды в течение 24 часов как минимум десять раз.

14-летний мальчик-поселенец был похищен и убит; поселенцы теперь начинают погромы в палестинских деревнях.

Если вы не смотрели сериал HBO Our Boys, о котором я как-то писала — как будто сейчас самое время.

Со вчерашнего дня в качестве реакции на убийство еврейского подростка из непризнанного поселения Малахей Ашалом, поселенцы жгут дома и автомобили, нападают на палестинцев в районе Рамаллы. Как минимум один палестинец был убит.

Никакое насилие не имеет оправдания, однако эта история как и тысячи похожих, проливает свет на динамику власти на территориях. Предположительно террористы похитили а затем убили еврейского подростка, после чего армия и спецслужбы начали поиск преступников. Если преступника найдут, то военный суд (не гражданский) приговорит его к тюремному заключению. Не дожидаясь результатов от армии, поселенцы принялись громить палестинскую деревню и убили там человека. С одной стороны убийство и с другой стороны убийство, а также нанесение травм и порча имущества. Тем не менее, наказание в таких случаях неизменно несут только палестинцы. Как следует напомнить по прошествии года, никто не понес ответственности за убийство в Хаваре, что уж говорить про порчу имущества и нанесение травм.

Малахей Ашалом — непризнанное поселение, которое правительство в прошлом году обещало узаконить. Впрочем, закон на Западном берегу в любом случае царит исключительно ветхозаветный.

Новость

Иран запустил «десятки дронов» в сторону Израиля. Лететь им долго, все они, вероятно, будут сбиты. Но ночь будет нервная.

Иран накануне многократно сообщил, что не хочет эскалации (но не ответить на удар по своему посольскому комплексу, то есть по суверенной территории, не может).

Вопрос в том, как отреагирует Израиль. Война — по-прежнему отличное противоядие против выборов, а в Газе победа как-то не вырисовывается.

Израильские медиа цитируют высокопоставленного источника в Иерусалиме: Израиль ответит на обстрел своей территории со всей мощью.

В эфире 9 канала – о том, что вчерашняя иранская атака на Израиль значит для региона, отношений Израиля с соседями, США и войны в секторе Газа:


https://www.youtube.com/live/BEvJNy_poZI?si=bcTML4lXpoNE3QX9&t=4565

Мировые лидеры, забыв о былом, после иранской атаки наперебой высказываются в поддержку Израиля. Байден снова заверяет в «железной» поддержке, Макрон говорит, что Израиль «должен быть в состоянии защитить себя и бороться с терроризмом», Риши Сунак обещает, что «Великобритания будет продолжать защищать безопасность Израиля и всех наших региональных партнеров».

Примерно то же самое было в первые дни после 7 октября. Тогда мировые лидеры, пришедшие в ужас от атаки ХАМАСа, один за другим прилетали в Израиль, чтобы заверить в своей поддержке права Израиля на самозащиту.

Но это стало меняться по мере того, как в Газе началась наземная операция, все больше палестинского гражданского населения погибало, а гуманитарная ситуация в секторе становилась все хуже. В последние недели Израиль, пожалуй, был в самой слабой позиции за всю свою историю: даже в США начали всерьез обсуждать, не ограничить ли военную помощь.

Атака Ирана – впервые со своей территории по территории Израиля – как будто отодвинула все остальное на задний план. Много пишут о том, что это уникальный шанс дипломатическими путями укрепить антииранскую коалицию, в которой Израиль будет вместе не только с западными, но и с арабскими союзниками. Есть и альтернативное мнение, выраженное ультраправыми членами коалиции (от которых премьер-министр Нетаниягу зависит не меньше, чем Израиль от США): повод есть, и нужно бить как можно сильнее.

Но есть и третий вариант: в вопросе с Ираном, прислушавшись к США и другим союзникам, предпочесть дипломатический трек, а на поводу у экстремистов пойти в Газе и, потенциально, в Ливане. Тем более что теперь представить это как борьбу за национальное выживание против хорошо вооруженного врага, да еще и стремящегося к ядерному оружию, будет легче.

Новый выпуск подкаста «Медузы» — о том, будет ли большая война между Ираном и Израилем.

Со мной и Никитой Смагиным («Дежурный по Ирану»).