Прекрасный наличник с мерянскими петушками из ивановской деревни с мерянским названием - Пырешево.

Пырешево деревня. Ивановская область, Заволжский район, Междуреченское сельское поселение.

Антропотопоним от имени Пы(и)реш. Сродни марийским именем Пирешка, Пирышка м. др.-мар. пире, пиры—комп, др.-мар. тотем, имен: зоол. «волк» (зверь сем. псовых)+шка-суф. Вар. Пирска, Пируш, Пирша. Коз. у. д. Чернышева, 1717; дд. Б.Шӱдермар, Шапхиял, 1747; Уф. у. 1762. Пирса, Пирша м. др.-мар. стяж.ф. от Пире+са, -ша-суф. Коэ. у. дд. Арда, Тогашева, 1717; Гал. д. в. Порат, 1748. (С.Я. Черных).

#меря #ономастика #топонимия #ивановскаяобласть

Намедни, переводя одно из стихотворений Ольги Ракитянской из ее костромского цикла, поймал себя на мысли, что у части мерянских слов должны быть двойные ударения при которых слово произносится нараспев. Каковы были мои удивление и радость когда встретил подобное в эрзянском/мокшанском.

Вечером зафрендил меня в ВК один поэт, прочел у него:

Шка́сь юты́ а ку́рок ды́ а са́сто,
Со́нзэ мо́лема́зо э́сензэ́!
Ва́дря, бу́ти па́ро ме́льсэ ва́стат,
А́нсяк, а́ пола́втови́ть кинзэ́!

Се́кс лексе́ма ве́се ме́штесэ́нек,
Э́рямо́нть, прок ча́дыве́дь нее́мс!
А́ ёма́втнема́ стяко́сто те́нек,
А́нсяк э́сеть се́дейсэ́ тее́мс!

В русском языке двуударные слова, как правило, сложные. А вот в шведском примерно половина слов - с двойным ударением (в транскрипции обозначается обратным апострофом - "грависом"), при этом сложными они не являются, как и подавляющее большинство двуударных слов в мерянском.

#мерянский

Грязовецкий Ёлузь.

Еще одно свидетельство бытования ёлуся в ИМЗ, на сей раз из южновологодского Грязовца. Лингвист-мерянист академик Орест Ткаченко считал ярославско-костромской оборот Ёлусь па ёлусь - однозначным мерянизмом и сделал попытку объяснить смысл выражения с марийского — лийже - буквально – «пусть есть», «пусть будет и будет», которое в свою очередь сродне мордовскому — улезэ. В пользу толкования его в качестве именно мерянской традиционной формы говорят доводы лингвогеографии — фиксация оборота исключительно на древней мерянской территории.

На мой взгляд это выражение происходит от общефинского корня ела-, йола-, ёлу-, дающего целый пучок слов в финно-волжских и прибалтийско-финских языках: финск. elaja — «житель», «обитатель», «жилец», финск. elama — «жизнь», эстонск. elu — «жизнь», elus — «в жизни», мар. йолай — «всегда улыбающийся», «жизнерадостный», горно.мар. йолай — «улыбка».

Таким образом, ёлусь па ёлусь — это та самая праформа постмерянского русского глагола-кальки «живи-поживай» (да добра наживай).

#ёлусь #мерянскийязык #ярославскокостромскойдиалект

"Отец иврита" Элиэзер Бен-Йехуда (Лейзер-Ицхок Перельман) не был профессиональным лингвистом, окончил реальное училище в Динабурге (Даугавпилс), изучал медицину в Париже. В 1881 году вместе с будущей женой Дворой Йонас он уехал в Землю Израиля, на родине сменил имя на Элиэзер Бен-Йехуда и занялся возрождением иврита. В семье Бен-Йехуды говорили только на иврите, его сын Бен-Цион (более известный как Итамар Бен-Ави) стал первым носителем иврита как родного языка спустя более тысячи лет после прекращения его разговорной функции.

Языки возрождают прежде всего не кабинетные ученые (несмотря на то, что их труд тоже очень важен), а прежде всего Фанаты. Вот что в 1908 году, в газете «Ха-цви», писал Элиэзер Бен-Йехуда:

«Для каждого дела нужен только один мудрый и энергичный человек, готовый приложить к нему все силы, и дело пойдёт, несмотря ни на какие препятствия… Для каждого новшества, для каждого, даже самого малого шага на пути прогресса необходим первопроходец, который не знает отступления».

Если хочешь изменений — стань ими!

#ревитализация #мерянскийязык #иврит

Сахта, мох, чисть, болото.

В продолжении интересной темы поднятой вчера Князем ярославским. Коллега с канала Череповецкая губерния рассказывает про названия болота на Севере. Там широко распространены два местных гелонима: "мох" и "чисть" имеющие новгородское происхождение.

А в топонимии нашей "Мерянской исторической области" (ИМЗ) сохранился собственный, мерянский, термин для обозначения заболоченной местности: "сахта".

Мерянская основа сахт- встречается в Волго-Окском междуречье: Сахта (Сахотское) болото, Сахта река, (Иван. о.). Сахтыш, нас. п., Сахтышское болото (заболоченное озеро) (Иван. о.); в Костромском крае: Сахтусское болото (Нижег. о. близ границы с КК). Сюда же, видимо, относятся реки Сохоть (Яр. о.) и Сохтинка (Костр. к.)

Матвеевым этимология топоосновы сохт- связывается с *сохта < фин.-перм. *säksä "грязь": саам. Кола sāikse, Кильдин, Нотозеро sāxs "грязь", морд. эрз. seks, sekśe, мокш. seksa "грязь (на теле)", удм. ses, коми se̮s "нечистый", "поганый", сюда же, по-видимому, можно отнести мар. шакше "безобразный, скверный".

Этимология подтверждается реалиями и неясным по происхождению заимствованием сахта, засвидетельствованным на Русском Севере в значениях "поросшая кустарником болотистая местность", "лес на болоте", "торфяное болото", "топь, трясина", "зыбкое топкое место на берегу или у берега озера", "топкая грязь". Соответствие *ks ~ *xt (кс ~ хт) может объясняться по-разному. Но при всех возражениях приходится признать, что на Русском Севере и в ИМЗ оно является реальностью, с которой приходится считаться. В свете всех этих данных, по мнению Матвеева, нарицательное "сахта" может быть связано с мерянским языком.

#топонимика #меря #мерянскийязык

В продолжение темы офеньского.

ДУ́ЛЕКЪ — огонь, жаръ, происходит из финно-волжского, по-видимому мерянского: ТУЛ - "огонь".

Эта офеньская лексема дает целый пучок слов:

ДУ́ЛИКЪ — пожаръ
ДУ́ЛИКЪ — свеча
ДУ́ЛИКЪ, ДУ́ЛЕКЪ, ДУЛЬЯ́СЪ — огонь, жаръ
ДУ́ЛИТЬ — жечь
ДУ́ЛИТЬСЯ — гореть
ДУ́ЛЬНИЦА — кузница
ДУЛЬЯ́СНИКЪ — шандалъ
ДУЛЬЯ́СНОЕ — жаркое
ДУЛЬЯ́СНО — красно, жарко
ДУЛЬЯ́СНЫЙ, ДУЛЬЯ́НЪ — красный, алый

Куу пашке Нёрола. Шошо толыс.

Наша атмосфера.

Фото: Сандыр Парпеш-атя. 2024. Ростов.

#ростов #неро

Родословное древо финно-пермских языков с учетом мерянской группы.

Мертвые языки обозначены *.

Протосаамский субстрат — палеоевропейский(е) язык(и) древнего населения, ассимилированного носителями саамского праязыка, принадлежавшего саамско-прибалтийско-финско-мордовской общности.

Юго-восточный саамский — мертвые языки юга Финляндии и Карелии, Приладожья, Прионежья и Русского Севера, родственные саамским, но не испытавшие влияния протосаамского субстрата.

Севернофинский — языки дорусского населения междуречья Ваги, Сухоны и Северной Двины, принадлежавшие (по А. К. Матвееву) саамско-прибалтийско-финско-мордовской общности, но не входившие ни в одну из исторически известных ее групп.

Марийско-мерянская общность и ее составляющие.

Язык гидронимов на -юг (южанский) — языки дорусского населения восточных районов Вологодской и Костромской областей, бассейна р. Юг и северо-западных районов Кировской области, которые авторы, дискутируя с А. К. Матвеевым, склонны сближать
с пермскими языками.

#мерянскийязык

Мой сборник стихов "По Костроме" переведен на мерянский язык! Автор перевода - Анди Малышев. Мне случалось переводить собственные стихи с языка на язык, но чтобы другие переводили меня - впервые в моей жизни. И особенно дорого, что этот первый перевод - на возрождаемом языке народа, заново создающего свою литературу, где любой новый текст очень важен. Так радостно чувствовать, что и мой вклад теперь в этом есть. Тем более что к меря, как оказалось, по одной из линий принадлежит Миша.

А поскольку на два стихотворения отсюда у нас уже есть песни (Мишина для гитары, моя для гуслей) - то мы сможем теперь их исполнять и на мерянском! И напишем новые, конечно.

Сам перевод параллельно с оригиналом - ниже.

Кострома-йугенте пыжална.
На байдарке по Костроме.


Енан коя вожакна.
У корней большой берёзы.

Енан коя вожакна,
Рекан-шудан пылаксна,
Кеням ӱкем кашнасна
Тулшукш таштам пухама.

Кӧм валамак иештам, цила
Кузан йуган тойбасна,
Уштама кӧ валга тӧрасна,
Ярдама уштеть тесе, цила.

Цырыма, тулшукш манеша,
Па кутчал пындапель минэна,
Туболӹкан тосо пельйупель,
Йугак па ерык сын йутанпель.

Кунтӹзо мунаша па маска, шордо 
Па шиан кека-юксо
Уйяметь; шыпалан шулгек
Пураметь ныя, ингерек.

Тулшукшак елгеть минэсна,
Кувын сӱмлан сякема
Па таштак валгеть рекасна
Кострома йугенте теда.

Колак ловегеть, ваны ӱпшама
Ӱпшудге па вӱршудге,
Минэн Коя мынен пу-ама
Таштакна томшама лопакге.

***

У корней большой берёзы,
В моховых и травных тучах,
В тишине исхода лета
Светлячок зажёг звезду.

Все, кого застигли грозы
Под речной еловой кручей,
Все, кто в чаще ищет света,
Здесь пристанище найдут.

Светлячок зовёт, трепещет,
И на зов из глуби неба,
Из полночного бездонья,
Из озер и рек ночных

Лось, Медведь, Охотник вещий
И серебряная Лебедь
Выплывают; тихим звоном
Их приветствуют ручьи.
Светлячки сияют в небе,
Чешуей луна искрится
И во мхах мерцают звёзды
Над рекою Костромой.

Плещут рыбы, пахнет берег
Зверобоем и душицей,
И Небесная Берёза
Между звёзд шумит листвой.


Кондызек вижан.
Луговые хозяйки.
Кондызек вижан пуре шолеть
Мюампель тӱрӹкан па ӱпшудам,
Вӱршудам, войкугам лизаметь,
Мерешам, рӓчан коцырӹк, ынгам.
Пунчак пултаметь ӱпшан кишге,
Шачашан вете ӱпшам пӱтнӹге,
Кирже шышалзек южгеть хохла вондыкын,
Кондызеклан шиндаметь корькакан мюшудын.
Кузекын нӧрган ӱмбалгак сандасеть,
Шав шудонте шорге колькема -
Вижан кондызек пуре теда
Йугампяль цила киркдедоме шоламеть.
***
Варят пиво луговые хозяйки
Из душицы и закатного мёда,
Добавляют зверобоя, кипрея,
Ветра, стрекота сверчков и малины.
Сосны плавятся душистой смолою,
Родниковая вода пахнет мятой,
Споро ящерки снуют между стеблей,
Чаши клевера хозяйкам подносят.

Юных ёлочек зарделись верхушки,
Молоком течет туман над травою -
Это пиво луговые хозяйки
Заварили не скупясь на всю реку.
Чудан-Миколо.
Николо-Чудца
Сиземпяль южакын шавын омоге,
Ютамаксна локемын ӱке,
Тӧрын-отынпель, пунадамын шудака
Чудан-Миколо нулажгама.
Шемен тошо йугепяль пӹшнаметь кигесна
Чудан лелек корныкан
Тайболан когузакш тӱргалан ньавама
Кузакпель Юма-Миколо мыян.
Кийшак киална аль кийшак киасна?
Кианте - кӧ пӓлӹма?
Пун тундеся киаругын коштеть
Имекармык коклаш кояк ченктеть.
Коцырӹкан кяршымла куу шулама,
Удӹлашак пирак толаметь...
Чудан-Миколо пыдынпель нулажгама
Куроманна нягдапяль иламеть.
***
Туманным сном на семи ветрах,
Где странствиям нет конца,
Из чащ, и рощ, и сплетенья трав
Встаёт Николо-Чудца.

Там замерли в камне над тёмной рекой
Чудские духи дорог
И смотрит косматым лесным стариком
Из елей Николка-бог.

На камне следы или в камень следы?
Под камень - кто разберёт?
Мелькают знавшие цвет слюды
Стрекозами средь берёз,

Звенит на гуслях сверчков луна,
Моленья волки ведут...
Николо-Чудца восстаёт со дна
У вечности на виду.


Пиракан кеце.
Волчье солнце. 
Ванызенте пӱктема -
Тын, па мин, пирак анчеть.
Шыпзеш кожер шыпмуна,

Имезек тошо валеть.
Лыма пултам-сякема,
Тойбан йуга омола.
Лапшет коялна пижа
Шыштултагай сын елга.
Коятӧрса кеце ысема -
Кожерса юта:
Куу кушын ньавама
Мыянса ӧня.
Пирак ӹрэ отерса
Йыт мурын кохтеть -
Йуганте виж нӹшама
Пунчыса нуветь.
Йутваракш тосо ченкта,
Варсига тош кутӓма…
Ёлян тартыш пӧргама
Пиракан кеце пӧртма.
***
Мы сидим над бережком -
Ты, да я, да волки.
Ели шепчутся тишком,
Сыплются иголки.
Пламя плавится, искрит;
Спит под кручей речка.
На берёзе жёлтый лист
Светится, как свечка.

Солнце село в березняк -
В ельнике движенье:
Смотрит спелая луна
В наше отраженье,
Волки в зарослях вокруг
Песней ночь встречают -
А за речкой дремлет луг
В соснах, в иван-чае.
Там порхает козодой,
Там кабан пасётся...
Дальше жизни колесо
Вертит волчье солнце.


Кирляндым кузак елгеть.
Ели светятся гирляндами
Кирляндым кузак елгеть
Пунчымым нӧргын оша,
Юж нуракла пунчыса
Ютама па шыпеть.
Кояк манаса пема ванеть
Кугыж-ватын коголык,
Нёрыкла вӧйге шушкык
Ӧршак минь муреть.
Купмарян кузымаки мура,
Ӱнгама шеммарян вадыки
Ловашки, мереки мура,
Ӱнгама чёрмаки, тулмаки.
Куде шудан пяль манен
Ширнен юр тутыма,
Куде мый пуж кукшема йутон
Куу олэ темаша. 
Витан пяль шиан мыя
Вана кужак ошо чуама.
Мурык локемадома,
Йуге локемадома.
Кояк олэ мый коюсна
Керган, елтема;
Югак-таштак пяль матка
Ӧрш тесе мура.
***
Ели светятся гирляндами
Белых шишек молодых,
Ветер в соснах над полянами
Шевельнулся и затих.
В темный плёс берёзы смотрятся
С величавостью княгинь,
Дикой дудкой над болотцами
Запевает наш снегирь.
Он поёт о зорях клюквенных,
О черничных вечерах,
О палатке и о людях в ней,
О зверях и о кострах,
Как над травами зовущими
Дождь пролился золотой,
Как ночами лодку сушим мы
Под луною налитой.
Над серебряными водами
К елям ластятся луга.
Не кончается мелодия,
Не кончается река.
Мы в палатке под берёзами
Обнимаемся, наги;
Путь над реками и звёздами
Выпевает нам снегирь.
Тулвер пуракен йуган Кострома.
Прощальный костёр над рекой Костромой -

Тулвер пуракен йуган Кострома -
Йутсна кудын пужпочанте кийша четкася:
Чулчым-ёрама - па ӓтӓк вета
Пеман, кашнан, па шелен колу сына.
Мерян водык омолеть киакса,
А ӓрсан-киак - пындала па ӓнга;
Куро канесян шемен вет олэ
Кола па пира мура-помжала.
Ироксырь ошо йуге меляма,
Сынлан кецесырь пяль кидак анчакта:
Компан корны маа кеканса
Минэнте пыдалан лапсыра ченктама.
Калак сӱмзек валгеть таштак тоса,
Куу тосо тоштася ламаш летьымса,
Пого ширнен али куде нушма ӓнгаса,
Ӹшке шапса шушаметь куу нӧрга.
Кояк вожанте шурган ераса,
Нӧнын па чаган ваны кушо кушкыма,
Тӱхто куде, шулмо ловега, па шоныма
Шокш пель шошаге ту мӧ костыма.
Таштак елгеть сякенак тулама,
Йуге Кострома туранте кашнама,
Па мыян пужамо, омоса нягдама
Шошо полц йолешен юксак шанама.
***
Прощальный костёр над рекой Костромой -
Как в ночь убегающий след за кормой:
Блеснёт и погаснет - и снова вода
Темна, молчалива, ровна как всегда.
Мерянские духи уснули в камнях,
А Синие камни - на дне и в полях;
Под тёмной водою ушедших веков
Их будят лишь рыбы да песни волков.

И все же к востоку стремится река,
На юг ей незримая кажет рука:
Гусиной дорогою в Птичью страну
Былое летит по небесному дну.
Там звёзды мерцают чешуйками рыб,
Там месяц стареющий в тину зарыт,
Как в поле зерно или клад золотой,
Чтоб вызреть в свой срок молодою луной.
В лесном озерце под корнями берёз,
Где берег осокой и кугой зарос,
Ныряет, как утка, и плещет крылом
Всё то, что вернётся с весенним теплом.
Сияют созвездьями искры костра,
Молчит под обрывом река Кострома,
И спит наша лодка, и видит во сне
Мечту лебедей о грядущей весне.