В продолжение музыкально-византийской темы — стихира св. Кассии Константинопольской «На Святую и Великую Среду». Св. Кассия, монахиня и игуменья первой половины IX века, прославилась своей образованностью, красотой и благочестием. Она основала в Константинополе монастырь, в котором в том числе занималась литературным и музыкальным творчеством. Она единственная женщина-гимнограф, чьи произведения по сей день используются в православном богослужении. Стихира «На Святую и Великую Среду» является самым известным произведением Кассии. Ее главным действующим лицом является жена-блудница, которая молит Христа о покаянии. Кассия вдохновлялась евангельскими рассказами Луки (7:37–50), Матфея (26:6–13) и Марка (14:3–9), чтобы выразить глубокое потрясение человека, осознавшего всю глубину своего падения и жаждущего искупления:

Господи, во многие грехи впадшая жена, Твое ощутившая Божество, приняв на себя чин мироносицы, приносит, плача, Тебе миро прежде погребения, говоря: «Увы мне! Ибо ночь меня объемлет – страсть к распутству, мрачное же и безлунное желание греха. Прими мои источники слез, облаками ткущий воду моря! Склонись к моим стенаниям сердечным, приклонивший небеса Твоим невыразимым умалением! Да облобызаю я Твои пречистые ноги, вытру же их волосами моей головы – ноги, чьих шагов звук после полудня Ева в раю приняв в уши, от страха скрылась. Грехов моих множество и судов Твоих бездны кто исследует, Душеспаситель, Спаситель мой? Да не презришь меня, Твою рабу, безмерную имея великую милость» (пер. Т.А. Сениной).

Исполняет уже знакомый вам ансамбль Capella Romana, который посвятил целый диск творчеству св. Кассии.

#music #Byzantium

​Ранее я не раз упоминал о римском папе Сильвестре II, которому приписывали занятия магией, оккультизмом и демонологией – а все из-за его увлечения науками и механикой. На востоке Средиземноморья тоже был подобный персонаж, окруженный ореолом темных легенд – это Иоанн Грамматик, центральная фигура периода второго иконоборчества (814–843). За свою ученость и выдающиеся способности в риторике, которые он использовал в борьбе с почитателями икон, он удостоился от них прозвищ «нечестиеначальника» и «эллинствующего». При императоре Феофиле в 837 году он стал константинопольским патриархом «за те предсказания, которые он ему [императору – Т.Ш.] давал при помощи колдовства и гаданий на блюде». Это цитата из хроники «Жизнеописания византийских царей», и ее автор, т.н. Продолжатель Феофана, писал и о других еретических увлечениях Иоанна. В частности, в имении своего брата он якобы устроил подземный притон:

«Там были для него приготовлены служанки, монашенки и другие не лишенные красоты женщины, с которыми он иногда блудодействовал, а иногда совершал гадания по печени, блюду, с колдовством и вызыванием мертвецов, во время которых пользовался помощью этих женщин. Потому-то и случалось ему нередко при содействии демонов вещать истину не только Феофилу, но и его единомышленникам» (Кн. IV, §8).

«Черная легенда» об Иоанне получила особенное распространение после его низложения и окончательной победы иконопочитания в 843 году. Как и в случае с папой Сильвестром, она имела под собой реальную основу. Пассажи о предсказаниях свидетельствуют об увлечении Иоанна астрологией, тем более его отец в конце VIII века был придворным астрологом. Чародейством объясняли его риторический талант, благодаря которому он сумел привести в стан иконоборцев немало влиятельных ромеев. Наконец, обвинения в «эллинстве» проистекали от его глубоких познаний античной философии – в особенности неоплатонизма, ставшего идеологической основой иконоборцев. Более умеренные хронисты отдавали должное его образованности и признавали, что своего положения он достиг главным образом благодаря ей, а не магии или колдовству.

На фото – миниатюра XII века с изображением Иоанна, гадающего на блюде с водой.

#history #Byzantium

​Читаю труд французского историка Поля Лемерля «Первый византийский гуманизм». Занимательно, что организация учебного процесса в византийских школах X века довольно сильно напоминает знаменитую Белл-Ланкастерскую систему обучения. В письмах т.н. «Анонимного учителя», дошедших до нас в составе рукописи из Британской библиотеки (Add. MS 36749 – оцифрована, но на данный момент недоступна на сайте), который был единственным преподавателем в собственном учебном заведении, встречается упоминание таких категорий учеников, как «избранные» (ἔκκριτοι) и «начальствующие» (ἐπιστατοῦντες). Они имели особое положение благодаря своим способностям и наряду с самим преподавателем (διδάσκαλος) участвовали в обучении. Они занимались с менее преуспевающими учениками, а педагог осуществлял надзор за прогрессом последних, но при этом лично их не обучал. Кроме того, возможно, эти избранные и начальствующие ученики вовлекались и в административно-хозяйственную сферу жизни школы. В одном из писем учитель предоставляет им право самостоятельно решить некий важный вопрос и обещает довериться их решению, если оно окажется единогласным.

#culture #Byzantium

С начала «темных веков» образование на западе Европы сосредотачивалось в монастырских и епископальных школах и приобретало соответствующую религиозную специфику. В то же время важной чертой византийской системы образования являлось сохранение светских школ подобных той, о которой я писал выше. В таких школах ученики обучались работе со словом и речью: грамматике, поэтике и риторике. Образцами для них служили античные произведения, главным образом эпохи позднего эллинизма и имперского Рима. Овладение риторическими правилами и приемами красивой речи составляло альфу и омегу школьного образования, и их значение для византийского образованного человека трудно переоценить. Риторика не только прокладывала ему дорогу к занятию важных государственных и церковных должностей, не только приобщала его к универсальной и тысячелетней культурной традиции – она имела практически трансцендентное значение. Вот как об этом пишет Лемерль: «Византийская риторика представляет другой аспект языка. Она сродни языку посвященных. Она принадлежит тому миру знаков, который повторяет мир форм и выходит за его пределы, является другим лицом действительности». Фактически правильная речь определяла и самого человека, и его способность к познанию истинной сути вещей.

#culture #Byzantium

​​24 июня традиционно отмечается Рождество Иоанна Крестителя. Считается, что он родился на шесть месяцев раньше Спасителя, и раз уж Рождество Иисуса приурочивается к зимнему солнцестоянию (25/21 декабря), то Иоанн автоматически связывается с летним (21 июня). История появления на свет «первейшего среди пророков» изложена в Евангелии от Луки: Йоханан (יוֹחָנָן‎) родился у пожилой бездетной пары, священника Захарии (זְכַרְיָה) и его жены Элишевы (אֱלִישֶׁבַע). Архангел Гавриэль лично явился будущему отцу с благой вестью и сразу же наказал его лишением дара речи за неверие.

К музыке Иоанн Креститель, напомню, имеет самое прямое отношение. Слоги из посвящённого ему гимна послужили названиями для ступеней гексахорда (последовательности из шести нот) — основного «строительного материала» средневековой музыкальной теории — и перешли на ноты: это всем известные ut, re, mi, fa, sol, la. Нота Si тоже не что иное, как аббревиатура Sancte Iohannes (Святой Иоанн). Подробнее об этом я писал в прошлом году, и уверен, сегодня многие музыковеды припомнят эту знаменитую историю.

А сейчас предлагаю в качестве музыкальной иллюстрации три произведения. Их автор — один из талантливейших музыкантов XVI века и главный римский композитор своего времени, Джованни Пьерлуиджи да Палестрина (Giovanni Pierluigi da Palestrina, 1525/26–1594). Все произведения датируются 60-ми годами (хотя изданы были позже): Палестрина служил тогда в Латеранской базилике, главной резиденции Папы, «матери всех церквей». Освящена она, надо сказать, тоже в честь двух Святых Иоаннов: Крестителя и Евангелиста, не говоря уже о Спасителе (Archibasilica Sanctissimi Salvatoris et Sanctorum Ioannis Baptistae et Ioannis Evangelistae in Laterano).

Первое произведение — крупное, для тех, у кого много свободного времени для наслаждения музыкой. Это Missa Ut re mi fa sol la, состоящая, как и положено, из пяти частей ординария. Объединяет их cantus firmus, т. е. «неизменный напев», звучащий крупными длительностями и служащий «каркасом» для полифонического «плетения». В данном случае в роли «неизменного напева» представлен именно гексахорд (партия второго сопрано). Обращение композитора у нему даёт повод предполагать, что месса была сочинена для праздника, посвящённого Иоанну. Одна из «фишек» Палестрины — добавление ещё одного голоса в заключительной части (Agnus Dei) для более грандиозного эффекта. Здесь седьмой голос как бы «подсвечивает» cantus firmus квинтой ниже в технике канона.

Второе и третье произведения — небольшие мотеты: Fuit homo missus a Deo, пересказывающий соответствующую главу из Евангелия от Луки —

Fuit homo missus a Deo
cui nomen erat Joannes.
Hic venit in testimonium,
ut testimonium perhiberet de lumine,
et pararet Domino plebem perfectam…
(Был человек, посланный Богом, и имя его было Иоанн. Он пришёл как свидетель, чтобы рассказать о свете и подготовить для Бога совершенный народ…)

… и Puer qui natus est, написанный на текст антифона по Евангелию от Матфея.

Puer qui natus est plus quam propheta est:
hic est enim de quo Salvator ait:
Inter natos mulierum,
non surrexit maior
Joanne Baptista.
(Рождённое дитя — больше, чем пророк, ибо он тот, о ком говорит Спаситель: Среди рожденных женщинами не было более великого, чем Иоанн Креститель)

Стиль Палестрины в XVI веке считался «старомодным», хотя сам композитор верил, что лишь свято сохраняет унаследованные великие традиции прошлого. Главная особенность его музыки — нарочитая плавность извилистых мелодических линий, легко ощутимое «дыхание» фактуры, отсутствие больших «независимых» скачков и тщательная ритмическая «маскировка» диссонансов — высочайший образец того, что в академической традиции именуется «полифонией строгого стиля». Имитационные фрагменты неизменно соседствуют с гомофонными участками, где голоса «расплетаются» и превращаются в аккордовые «столбы»: такой приём типичен для старинной музыки и обращаются к нему для ясного восприятия текста. Считается, что именно Палестрина сумел найти наиболее совершенный баланс между «вязью» и «прямотой слова».

​Откуда арабская бумага проникала в Византию

Как известно, распространение бумаги шло с востока на запад: Китай, Арабский халифат, затем европейские земли. В Византии это было хорошо видно в языке: для обозначения нового писчего материала ромеи использовали слово βαγδαδτικός, т.е. «багдадский», или βαμβύκινος – «бамбикский». Несмотря на созвучие с бамбуком, это слово происходит от названия сирийского города Бамбики, или Иераполис. Сейчас это Манбидж в современной Сирии. В позднеримское время город был столицей провинции Евфратисия (см. карту), а в эпоху арабо-византийского противостояния находился на пограничье и постоянно переходил из рук в руки. В то же время через него арабская бумага проникала в империю. В халифате бумага начала внедряться в делопроизводство с конца VIII века в правление Харуна ар-Рашида; тогда же было налажено ее изготовление в Багдаде. В соседней Византии первые бумажные документы из императорской канцелярии относятся лишь ко времени Константина VIII Мономаха, т.е. к середине XI века.

#history #Byzantium #Orient

​Излюбленная тема средневековых царствующих династий – искать свои корни в далеком эпическом прошлом, когда мужи были доблестны, девы – стыдливы, а подвиги – великими. Чаще всего оглядывались на историю, которую один слепой аэд из темных веков Эллады начинал со слов «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса…» ну и далее по списку кораблей. Победа ахейцев рассеяла побежденных троянских героев по свету, и вот уже Эней становится предком Ромула и Рема, Антенор основывает Венецию и Падую, потомки некоего Франкуса приходят в Галлию, а Брут – не тот, о ком можно было подумать, – добрался с товарищами аж до Туманного Альбиона.

Середина XII века для Англии – период расцвета рыцарской придворной культуры. Генрих II Плантагенет и его жена Алиенора Аквитанская правили своей «империей», опираясь на сложный идеологический конструкт, в котором было место и кельтским преданиям об Артуре, и троянскому эпосу. Эти сюжеты легли в основу рыцарских романов, жанр которых тогда развивался стремительно.

«Роман о Трое» стал одним из произведений, вобравших в себя эти особенности эпохи. В более чем 30 тысячах рифмованных строк Бенуа де Сен-Мор изображает Троянскую войну и то, что ей предшествовало, используя понятийный аппарат своей куртуазной эпохи: рыцарские поединки, вассалитет, культ прекрасной дамы и т. п. Характерно, что симпатии как этого конкретного автора, так и других чаще всего были на стороне троянцев, а Гектор так и вообще был в представлении куртуазного общества «идеальным рыцарем» – в отличие от того же Ахилла, который из-за женщины бросил войско и вероломно убил Гектора ударом в спину. Ахейцы в целом показаны как вероломные, трусливые и жестокие варвары, и вряд ли можно ошибиться, если сказать, что на это влияло и актуальное разделение христианского мира на западный и восточный: греков-схизматиков описывали в таких же выражениях. Роман завоевал бешеную популярность и им зачитывались не только в Англии, о чем говорят десятки рукописей из многих европейских стран.

В качестве иллюстрации – миниатюра из еще одной итальянской рукописи «Романа о Трое», на сей раз хранящейся в Национальной библиотеке Франции, Ms. Fr. 782, f. 175v. Эпизод, думаю, всем знакомый.

#literature #manuscripts #England

Раз уж я снабжал недавние посты миниатюрами из итальянских рукописей «Романа о Трое», будет уместно рассказать и о популярном итальянском произведении, посвященном гомеровскому эпосу. Это «История разрушения Трои» (лат. Historia destructionis Troiae), написанная ок. 1287 года сицилийским нотарием Гвидо де Колумна. Его принято идентифицировать с придворным поэтом императора Фридриха II Гогенштауфена и представителем «сицилийской школы» Гвидо делле Колонне.

«История разрушения Трои» напрямую связана с произведением Бенуа де Сен-Мора и является его прозаическим переложением на латынь с некоторыми авторскими сокращениями или интерпретациями. Последние связаны с попыткой итальянского автора придать своему произведению характер исторического труда, что следует и из его названия. Это уже не роман на античный сюжет, где коллективным героем выступает «древнее рыцарство», а чтение для образованных людей, которые изучают словесность и могли бы по достоинству оценить и язык, и стиль, и риторические приемы Гвидо. В своем труде он как бы претендует на собирание исторической истины о Троянской войне, и идея о неразрывной связи античных героев с европейским рыцарством, которая красной нитью проходит через текст «Романа о Трое», здесь отходит на второй план.

Сам Гвидо в тексте «Истории…» не упоминает роман XII века, а ссылается на два позднеантичных пересказа «Илиады» Дареса Фригийца и Диктиса Критского. В Средневековье этих вымышленных персонажей считали реальными участниками Троянской войны, и потому их произведения были авторитетнее гомеровских поэм. Вновь заметно стремление к истинности, которое должно было убедить читателя, что перед ним – историческое повествование, а не роман для развлечения. С этой же целью Гвидо наделил свой труд элементами античной традиции. Автор включает в повествование пространные речи героев на античный манер, полемизирует с Вергилием и Овидием, описывает и разоблачает языческие верования и идолопоклонство древних. Благодаря этому он как бы восстанавливает границу между той и своей эпохой, которая в романе Бенуа де Сен-Мора оказывается практически стертой. Все это также придавало труду Гвидо характер исторического повествования – в его средневековом понимании, конечно же.

Написанная в конце XIII века, в последующие три века «История разрушения Трои» обрела огромную популярность в Европе. На рубеже XV–XVI веков ее перевели даже на Руси. На нее ссылался Иван Грозный и при нем же включили в Лицевой летописный свод. А в середине XVII века, проплывая через Гибралтар на пути в Италию, мой любимый русский посол Иван Чемоданов увидел «столп каменной велик, а сказывают про него, что тот столп поставил богатырь Гергулес, а пишет об нем в Трое». Такая вот связь западноевропейского Средневековья и русской позднесредневековой культуры.

#literature #culture #Italy #Русь