– Испорченная кровь не растворяется бесследно, чужаку не место в Общине.
[…]
– Ахистийцы не терпят полукровок, убивают за любое подозрение на соитие с друидами, так почему Кадфаэль Фисьеёл решил приютить нечто подобное?
[…]
– Говорят, глаза – отражение души, и в твоих видна твоя ущербность, текущая в жилах гниль.

Острые шпили зданий тянулись к закатным лучам солнца, безжалостно опалявшего их на протяжении дня. Ковен в тумане безысходности, прежде имевший почет среди как мертвых, так и живых, теперь сам вместе со своими жителями будто оказался заперт между мирами, как неупокоенная душа, ждущая своего часа, которому никогда не суждено настать. Мирабелла чувствовала себя, как и Мортус-Вивус с отчаянно стремящимися невесть куда зданиями.

– На портних ателье «Веретено мойр» регулярно доносят за вплетение сковывающих заклинаний и отрицательных энергий в свои ткани, а в кафе «Калейдоскоп эмоций» в тесто для выпечки подмешивают манипулирующие эмоциями зелья, так что, если вдруг захочешь сковывающий жизненную энергию сюртук или депрессивную булочку, имей в виду…

В книгах под авторством ведьм из других ковенов, весна неизменно описывалась как наполненное чириканьем птиц и зарождающейся жизнью время. Мирабелла усмехнулось, когда в комнату сквозь открытое окно донеслось громкое карканье местных воронов. Никому в Мортус-Вивусе не пришло бы в голову так описать весну на своей родине. Что-то, разумеется, под Луной цвело, но Богиня на небосводе, наверняка, сама не могла разглядеть, что конкретно, сквозь густой туман, отдающий запахом мертвечины, и в образном, и в обонятельном смыслах.

Мирабелла почувствовала, как ее сердце сжимают тиски безысходности, от этого она не любила находиться дома, стены которого давили былым величием и нынешним позором, говорить с матерью, в чьих полных безнадежности и непрощенных обид глазах видела свое будущее.