Кстати, вот как реагировали жители русского района Таллина на машину с российскими номерами в 2015 г. Ну просто для истории.

#exomnibaltic

Михаил Долбилов в своей книге «Русский край, чужая вера: Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II» пишет о панике среди местного чиновничества, которую вызвало появление обществ трезвости на землях, населенных этническими литовцами.

Только разнеслось в народе, что ксендзы грозили проклятием, отчуждениями от церкви, лишением погребения и тому подобное, кто будет не только пьянствовать, но просто брать в рот водку (почему же можно пить и напиваться пивом, ромом, шампанским?). Испуганный этими духовными угрозами слеповерующий народ раболепно давал клятву, целовал крест и за дверями церкви встречал грозного пана с золотою книгою для вписывания обращенных и с пуками розог и плетей для окончательного убеждения.

– давал сигнал один местный чиновник, поляк, кстати. Но (цитирую автора):

Жандармский штаб-офицер по Ковенской губернии И.Н. Скворцов относил такого рода алармизм акцизных чиновников, среди которых было немало поляков, на счет их корысти или «панского» гнева против крестьян, осмелившихся действовать от собственного имени. Жандармский начальник полагал, что католические священники исправно выполняют то, чего от них требуют и церковь, и государство. В одном частном письме он с удовлетворением отмечал, что, хотя крестьяне-литовцы «по образованию и умственным способностям далеко ниже уроженцев Великой России», «религиозный фанатизм» (редкий случай, когда это понятие используется без пейоративной нагрузки) делает их послушными прихожанами, восприимчивыми к проповеди нравственного образа жизни; не то в православной Великороссии, где «сельские попы» — «сами первые пьяницы».

Читаешь – и думаешь: как же не повезло нашему начальству с народом. Тут тупые, там пьяницы. Только посочувствовать можно.

Upd: все же интересно, насколько среди литвинов была распространена практика «напиваться ромом и шампанским»

#exomnibaltic

Процитировал епископа Пранцишкуса Карявичюса — мы себя считаем подданными России в ответ на требования лояльности католического клира в оккупированной немцами Литве Вильгельму II — но не сразу заподозрил подвох. Подвох в том, что ничего этнически литовского в Францишке Каревиче, скорее всего, не было. Но он (служивший, кстати, некогда и в Самаре) способствовал литуанизации церкви на вверенной ему территории, принял литовское гражданство, когда Литва образовалась, и освятил первые знамена литовской армии (отправившейся вскоре воевать с Польшей).

Тут вспоминается немецкий подводник Йозеф Унру, записавшийся после поражения Германии в 1918 г. добровольцем в польскую армию, а в 1925 г. ставший главнокомандующим польскими ВМС Юзефом Унругом (несмотря на плохое владение польским языком). Попав в плен к немцам, он отказывался говорить по-немецки, потому что «забыл этот язык 1 сентября 1939 г.»

К чему все это? Бывает привязанность к земле (и Каревич, и Унруг были привязаны к литовской и польской земле, соответственно, когда еще не было государств Литва и Польша), бывает — к этносу. Бессмысленно спорить о том, какая из них «правильная»: очевидно, что в тот самый момент включаться может и одна, и другая. В нашей части Европы все сложно, бывало всякое — а сколько еще будет…

#exomnibaltic

Об американской военно-политической машине написал, теперь по поводу развлекательно-пропагандистской. В определенном смысле она не менее опасна, но зато ее можно поставить на службу добру. Вот взять, например, мой любимый ютуб )

Определив круг моих интересов, он продолжает исправно поставлять реально интересный мне контент. Зная, что я пишу про Прибалтику, он порекомендовал видео человека, переехавшего с семьей из Латвии в Россию. Просмотрел целиком, хотя полчаса с лишним человек просто сидит на кухне, рассказывая свою историю.

Приятно слышать восторженные слова о русских городах, через которые они проезжали из Риги в Ставрополь. Псков, Смоленск, Тула действительно прекрасны, но, думается, дело еще в заниженных ожиданиях прибалтийских русских от России, что неоднократно наблюдал сам. Довольно типичное отношение: «Да, политики у нас тут безумные, но живем хотя бы спокойно, а у вас там что? Пьянь, разруха». Для тех, у кого образ России сформировался в девяностые-нулевые – и кто жил в Прибалтике с небезосновательным ощущением того, что им выпал счастливый билет – культурный шок при столкновении с реальной Россией неизбежен.

(И в этот момент я вижу новость следующего содержания: В Латвии начали рассылать штрафы всем, кто 9 мая поздравлял с Днём Победы или просто ставил лайк под такими записями.)

Очень отзываются слова про родной язык, который ты слышишь и видишь вокруг. Видимо, люди делятся на две категории: тех, кому это нужно как воздух, и остальных. Именно родной язык – помимо родных людей – был главным фактором, делавшим для меня жизнь в России привлекательнее жизни в Польше двадцать лет назад (да когда же я наконец вернусь к мемуарам?).

И особо доставляют комментарии. Прям можно перечитывать в дни тягостных раздумий. Одно тревожит: долго ли продлится такая лафа? Сколько еще товарищ зарубежный майор позволит существовать моему аккаунту с его историей просмотров и эвристически просчитанными интересами?

#exomnibaltic

Применительно к Нарве – думается, что мессадж про «начинающуюся здесь» Европу адресован в значительной степени к русским по обе стороны границы. Еще с царских времен остзейские губернии были «нашей Европой», в советские времена этот имидж укрепился (помните, у Довлатова? – За Нарвой пейзаж изменился. Природа выглядела теперь менее беспорядочно. Дома – более аккуратно и строго), а в постсоветские годы активно эксплуатировался самими прибалтами.

Более того, пользовались ими и многие прибалтийские русские: «мы не такие, как вы там». Думаю, по мере смены поколений это будет только возрастать. Вспомним литовских русских, которые относятся к России хуже, чем литовские поляки.

Трудно их за это осуждать. Все-таки выбирая между борьбой за идентичность и спокойствием обыватель выберет спокойствие. Впрочем, может быть и иначе – и здесь многое будет зависеть от степени зверства властей прибалтийских стран. Криминализация всего советского (а вслед за ней – неминуемо – всего русского) может изменить эту динамику. Но борьба за идентичность будет, скорее всего, выражаться в эмиграции, а не в политическом действии.

Но, возможно, я ошибаюсь.

#exomnibaltic

Один из парадоксов прибалтийских этнократий – в том, что находясь в крайне уязвимом (хотя бы с точки зрения географии) положении, они вели сто лет назад и ведут сегодня дерзкую – «безответственно-озорную», как писал в 1920-е гг. один советский дипломат, – политику в отношении восточного соседа. Категорически отказываясь играть роль буфера и посредника, каковым была Финляндия в годы «холодной войны» и – ко всеобщему удивлению – Грузия сегодня. К чему это приведет через двадцать-тридцать лет, можно только гадать.

Между тем, голоса, призывавшие к иному подходу, были и в межвоенный период, и в наше время. Процитирую литовского историка А. Каспаравичюса:

В начале 30-х годов каноник, ректор костела имени Витаутаса Великого в Каунасе, выдающийся общественный деятель и талантливый литовский писатель Юозас Тумас-Вайжгантас в серии статей в журнале «Науёи Ромува» («Naujoji Romuva») пришел к выводу, что три балтийские государства – Литва, Латвия и Эстония свое политическое существование могут закрепить, лишь усвоив исторические уроки, объединив свои усилия в одно целое, отказавшись от негативного, недальновидного геополитического противостояния России и усвоив огромный культурный потенциал восточного соседа.

«Культурного взаимодействия между Балтийскими странами и Россией нельзя остановить. Так это было в прошлом, так будет и в будущем. Потому что культура – это больше, чем территория, которую можно огородить колючей проволокой. (...) Говорю лишь о русском языке, приятном, красивом, языке высокой культуры с богатой литературой и знаниями. Сама жизнь заставляет всю Прибалтику изучать русский язык».

Иными словами, у России – даже у советской – были свои союзники и сознательные попутчики в этих странах, что открывало возможности для разных интересных комбинаций. По всей видимости, сталинский СССР был готов к комбинациям – примерно до весны 1940 г., когда советское руководство, видя быстрое падение Франции, Дании и Норвегии, решило, что что время дипломатических игр прошло и пора браться за проверенный инструмент: топор. Фигурально выражаясь, именно топором и было исполнено вхождение Прибалтики в состав СССР.

#exomnibaltic

По моему глубокому убеждению, присоединение прибалтийских стран к СССР не дало нам, русским, ничего хорошего. Более выгодным в долгосрочной перспективе был бы вариант клиентских государств со своими политическими режимами и националистическими заморочками: то, что испокон веков делали США в своем мягком южноамериканском подбрюшье. По-хорошему, после размещения советских военных баз в 1939 г. стоило остановиться, но случилось то, что случилось.

Могла ли история принять другой оборот? Осознавало ли советское руководство, какую мину замедленного действия оно закладывает, включая Прибалтику (и Западную Украину, кстати) в состав СССР, пестуя в этих регионах национальные элиты (коммунистические, но все равно национальные)? Кажется, ответ на все эти вопросы – «нет».

Отдельный вопрос – и еще один прибалтийский парадокс – это судьба русских общин, значительно выросших в Латвии и Эстонии в советские годы. Казалось бы, будучи столь многочисленными, они могли бы стать важным фактором внутренней и внешней политики этих стран. В действительности же русские меньшинства, похоже, поставили мировой рекорд по непредставленности в политической системе (ну или делят его с американскими неграми до середины прошлого века).

Причин у такого положения вещей много. Но, похоже, в конечном итоге мы упираемся в одну горькую истину: прогрессивный пролетарский интернационализм, носителями которого советская власть доверила быть русским, проиграл пещерному этническому национализму, который было дозволено иметь эстонцам, латышам и литовцам по слабости их.

Впрочем, огребали русские от властей своих стран столько, словно и правда были способны изменить вектор их развития, будучи при этом агентами российского влияния. Россия же оказывала им в основном моральную поддержку, по большей части бессмысленную и беспощадную.

#exomnibaltic

В заключение – еще немного размышлений о русском следе в Прибалтике. Вспоминаю себя двадцать с лишним лет назад, гуляющим по парку Кадриорг без какой-либо рефлексии: ну Кадриорг и Кадриорг, вон, Довлатов особо тоже не рефлексировал.

Не сразу пришло осознание того, что это часть русской истории, а что «Кадри» – это Екатерина Алексеевна, она же Марта Скавронская. Мог бы предположить, что это искажение моего личного восприятия, но опросил друзей и знакомых, и они подтвердили: никто и никогда не смотрел на Прибалтику с точки зрения русской истории. Даже если есть фоновое знание каких-то фактов, оно было в тени сложившегося и пестовавшегося в советское время восприятия Прибалтики как «нашей Европы».

Что характерно, никто дорогу к знанию не преграждает. На (неактуальном уже) сайте Visit Estonia о немецком, русском и даже советском (бульвар Мере в Силламяэ) происхождении достопримечательностей вам расскажут, ничего не замалчивая. Старообрядческие деревни, родовые имения Беллинсгаузена и Крузенштерна, места боев Ливонской и Северной войны, курляндские дворцы – родные братья петербургских, гапсальский курзал, аэродром Кагул, с которого наша авиация в августе 1941 г. бомбила Берлин – все это часть нашей, русской истории.

Вопрос в том, чтó именно мы, русские, хотим услышать и увидеть. Поляки ездят в Литву, Украину, Белоруссию по польским местам. Не все и не всегда, но такой мотив – совершенно естественный. А русские – наоборот: приезжая в Прибалтику, словно убегали от русских мест и искали европейской жизни. Любопытно, конечно, что будет с этой традицией восприятия по итогам текущих событий. Равно как и что будет со всеми нами.

#exomnibaltic