(назад)
Вернемся к описанию народов нашей ойкумены.
Двадцать лет назад украинцы в Польше находились в парадоксальной ситуации. С одной стороны, не будет большой натяжкой назвать их привилегированным меньшинством – вроде трансгендеров в какой-нибудь Канаде сегодня. Повторюсь: о том, как Украина важна для Польши, вещали из каждого утюга. Для студентов с Украины существовало огромное множество программ – приезжай и поступай. Гостевые лекции (wykłady gościnne) у нас читал невероятно тупой Мыкола Рябчук с омерзительным польским – но его продавали как выдающегося украинского интеллектуала (как-нибудь вернусь к этому персонажу).
Но, с другой стороны, большую часть украинской диаспоры в Польше составляла низкоквалифицированная рабочая сила: домработницы из Ивано-Франковска и строители из Яворова, и те стереотипы, о которых писал выше, относились прежде всего к ним. Любопытно, что украинцы в Польше выполняли ту же функцию, что сами поляки в Германии, что, думаю, приносило определенное удовлетворение на национальном уровне.
За последние десять лет социальный состав украинцев в Польше радикально изменился: туда хлынули all walks of life. Уважаемый Клемент, админ братского канала @chuzhbina, там побывал в прошлом году и оставил крайне ценные заметки, которые, пользуясь случаем, всем рекомендую. И, да, поляки, видимо, теперь окончательно осознали, что украинцы говорят на русском языке, а не на том, который преподают на кафедре украинистики.
Но вернемся в 2004 год. Почему же поляки так носились с Украиной и украинцами тогда? Уже употреблял популярное в польском политическом лексиконе словечко normalność. Так вот, за Бугом, согласно господствующему нарративу, царила ненормальность, которую необходимо было исправить – путем смены режимов на прозападные. Надежда на смену режима в России была у совсем уж романтиков. Правда, позже, годах так в шестом-седьмом, польские СМИ активно продавали своей аудитории всяких каспаровых и касьяновых. Сегодня продают пономаревых – но даже не знаю, покупает ли кто-нибудь. Показательно, впрочем, что подались они именно в Варшаву.
Смена режима в Белоруссии представлялась более реалистичной. Точнее, так: под это дело можно было годами получать деньги: на студенческие программы, на поддержку Polaków na Białorusi, на «свободное» радио и телевидение. При этом уже тогда существовало понимание, что деньги эти уходят исключительно на то, чтобы белорусские оппозиционеры выполнили свою программу-минимум: перебраться в Польшу. Но нужно было держать марку.
Другое дело – Украина. Расшатать ее было можно, что и показали последующие события. Но о них в следующий раз.
(вперед)
#exomnipolska
Вернемся к описанию народов нашей ойкумены.
Двадцать лет назад украинцы в Польше находились в парадоксальной ситуации. С одной стороны, не будет большой натяжкой назвать их привилегированным меньшинством – вроде трансгендеров в какой-нибудь Канаде сегодня. Повторюсь: о том, как Украина важна для Польши, вещали из каждого утюга. Для студентов с Украины существовало огромное множество программ – приезжай и поступай. Гостевые лекции (wykłady gościnne) у нас читал невероятно тупой Мыкола Рябчук с омерзительным польским – но его продавали как выдающегося украинского интеллектуала (как-нибудь вернусь к этому персонажу).
Но, с другой стороны, большую часть украинской диаспоры в Польше составляла низкоквалифицированная рабочая сила: домработницы из Ивано-Франковска и строители из Яворова, и те стереотипы, о которых писал выше, относились прежде всего к ним. Любопытно, что украинцы в Польше выполняли ту же функцию, что сами поляки в Германии, что, думаю, приносило определенное удовлетворение на национальном уровне.
За последние десять лет социальный состав украинцев в Польше радикально изменился: туда хлынули all walks of life. Уважаемый Клемент, админ братского канала @chuzhbina, там побывал в прошлом году и оставил крайне ценные заметки, которые, пользуясь случаем, всем рекомендую. И, да, поляки, видимо, теперь окончательно осознали, что украинцы говорят на русском языке, а не на том, который преподают на кафедре украинистики.
Но вернемся в 2004 год. Почему же поляки так носились с Украиной и украинцами тогда? Уже употреблял популярное в польском политическом лексиконе словечко normalność. Так вот, за Бугом, согласно господствующему нарративу, царила ненормальность, которую необходимо было исправить – путем смены режимов на прозападные. Надежда на смену режима в России была у совсем уж романтиков. Правда, позже, годах так в шестом-седьмом, польские СМИ активно продавали своей аудитории всяких каспаровых и касьяновых. Сегодня продают пономаревых – но даже не знаю, покупает ли кто-нибудь. Показательно, впрочем, что подались они именно в Варшаву.
Смена режима в Белоруссии представлялась более реалистичной. Точнее, так: под это дело можно было годами получать деньги: на студенческие программы, на поддержку Polaków na Białorusi, на «свободное» радио и телевидение. При этом уже тогда существовало понимание, что деньги эти уходят исключительно на то, чтобы белорусские оппозиционеры выполнили свою программу-минимум: перебраться в Польшу. Но нужно было держать марку.
Другое дело – Украина. Расшатать ее было можно, что и показали последующие события. Но о них в следующий раз.
(вперед)
#exomnipolska
(назад)
В поисках польских обзывательств для украинцев наткнулся на такую статью 2017 г. из «Газеты выборчей».
Надо сделать оговорку: это разговор двух типичных людей с хорошими лицами, искренне горюющих о том, что среди их соотечественников столько нетолерантного быдла, поэтому рисуемую ими катастрофическую картину не нужно воспринимать буквально. Но вот несколько фрагментов интервью:
Сегодня в польско-украинских отношениях наихудший период с 1989 г. Язык презрения препятствует любой форме диалога.
* * *
Прошлогоднее исследование CBOS показало, что впервые за много лет поляков, которые плохо относятся к украинцам, больше, чем тех, кто к ним относится хорошо. [ср. исследование начала 2000-х]
* * *
- Что мы испытываем в отношении украинцев?
- Презрение. Нами движет именно оно. Презрительные тексты, презрительные взгляды, презрительное отношение. В том числе со стороны некоторых органов власти.
- Помнишь инцидент на одной из польских радиостанций, когда ведущие «шутили» на тему «своих украинок», которые убираются у них дома?
- Они сказали то, что многие хотели услышать.
* * *
- Укореняется стереотип украинцев как нашей прислуги?
- Да. Они наливают нам бензин в бак, подают обед. Для нас они – вне нашего круга.
- А фильм «Волынь» добавляет, что они к тому же жестоко нас убивали. Как ты, будучи председателем организации, которая борется с дискриминацией, воспринимаешь этот фильм?
- Моей первой реакцией была злость на поколение «Солидарности», на людей, которые осуществили мирную трансформацию в Польше. Именно они должны были заняться Волынью, причем много лет назад, в эйфории выхода из коммунизма […]. Был шанс на то, чтобы дискуссии о Волыни провести и закрыть. Озаботиться тем, чтобы мы вышли из нее победителями – похоронили погибших и занялись диалогом.
- Что, кроме «Волыни», может испортить польско-украинские отношения?
- Польское правительство. Высокие государственные чиновники бесстыдно пользуются языком ненависти и накручивают механизм страха в отношении других.
* * *
- У меня такое впечатление, что мы, поляки, все время погружаемся в мартирологию. Мы охотно видим себя исключительно в роли жертвы. И по любому поводу из нас льется наша национальная обида. И в качестве жертвы ожидаем извинений. Мы ожидаем, что другие падут на колени. Как по польско-еврейским вопросам, так и по польско-украинским. Для меня это неприемлемо. А ведь, будучи стороной несомненно более сильной, чем Украина, мы могли бы взять на себя инициативу в этом диалоге и гуманистическим образом довести его до конца. Но нет! Мы будем до бесконечности бередить раны и подсчитывать, кто больше пострадал.
Здесь много правильных слов. Про жертву, обиды, бередить раны – все в точку. Правда, людей, которые говорят таким языком об отношениях с Россией, как правило, объявляют «русской портянкой» такие же люди с хорошими лицами. Потому что это другое.
И еще бросается в глаза «более сильная сторона». Даже когда образованный класс бичует пороки народа – неоправданное высокомерие, например – чувство цивилизационного превосходства прорывается, и это забавно.
#exomnipolska
(вперед)
В поисках польских обзывательств для украинцев наткнулся на такую статью 2017 г. из «Газеты выборчей».
Надо сделать оговорку: это разговор двух типичных людей с хорошими лицами, искренне горюющих о том, что среди их соотечественников столько нетолерантного быдла, поэтому рисуемую ими катастрофическую картину не нужно воспринимать буквально. Но вот несколько фрагментов интервью:
Сегодня в польско-украинских отношениях наихудший период с 1989 г. Язык презрения препятствует любой форме диалога.
* * *
Прошлогоднее исследование CBOS показало, что впервые за много лет поляков, которые плохо относятся к украинцам, больше, чем тех, кто к ним относится хорошо. [ср. исследование начала 2000-х]
* * *
- Что мы испытываем в отношении украинцев?
- Презрение. Нами движет именно оно. Презрительные тексты, презрительные взгляды, презрительное отношение. В том числе со стороны некоторых органов власти.
- Помнишь инцидент на одной из польских радиостанций, когда ведущие «шутили» на тему «своих украинок», которые убираются у них дома?
- Они сказали то, что многие хотели услышать.
* * *
- Укореняется стереотип украинцев как нашей прислуги?
- Да. Они наливают нам бензин в бак, подают обед. Для нас они – вне нашего круга.
- А фильм «Волынь» добавляет, что они к тому же жестоко нас убивали. Как ты, будучи председателем организации, которая борется с дискриминацией, воспринимаешь этот фильм?
- Моей первой реакцией была злость на поколение «Солидарности», на людей, которые осуществили мирную трансформацию в Польше. Именно они должны были заняться Волынью, причем много лет назад, в эйфории выхода из коммунизма […]. Был шанс на то, чтобы дискуссии о Волыни провести и закрыть. Озаботиться тем, чтобы мы вышли из нее победителями – похоронили погибших и занялись диалогом.
- Что, кроме «Волыни», может испортить польско-украинские отношения?
- Польское правительство. Высокие государственные чиновники бесстыдно пользуются языком ненависти и накручивают механизм страха в отношении других.
* * *
- У меня такое впечатление, что мы, поляки, все время погружаемся в мартирологию. Мы охотно видим себя исключительно в роли жертвы. И по любому поводу из нас льется наша национальная обида. И в качестве жертвы ожидаем извинений. Мы ожидаем, что другие падут на колени. Как по польско-еврейским вопросам, так и по польско-украинским. Для меня это неприемлемо. А ведь, будучи стороной несомненно более сильной, чем Украина, мы могли бы взять на себя инициативу в этом диалоге и гуманистическим образом довести его до конца. Но нет! Мы будем до бесконечности бередить раны и подсчитывать, кто больше пострадал.
Здесь много правильных слов. Про жертву, обиды, бередить раны – все в точку. Правда, людей, которые говорят таким языком об отношениях с Россией, как правило, объявляют «русской портянкой» такие же люди с хорошими лицами. Потому что это другое.
И еще бросается в глаза «более сильная сторона». Даже когда образованный класс бичует пороки народа – неоправданное высокомерие, например – чувство цивилизационного превосходства прорывается, и это забавно.
#exomnipolska
(вперед)
Радует, что в дурке все стабильно.
В России лучше не болеть. «Лучшие вещи, которые есть у наших медиков, – те, что они украли у украинцев», – сообщает заголовок материала польского телеканала TVN. Увы, узнать имя поставщика этой ценной информации невозможно. Во-первых, сайт недоступен из России (Blokada serwisu), а во-вторых, это для премиум-подписчиков.
Так что, если вдруг у вас есть возможность ознакомиться с этим премиальным контентом, расскажите, что там )
#exomnipolska
В России лучше не болеть. «Лучшие вещи, которые есть у наших медиков, – те, что они украли у украинцев», – сообщает заголовок материала польского телеканала TVN. Увы, узнать имя поставщика этой ценной информации невозможно. Во-первых, сайт недоступен из России (Blokada serwisu), а во-вторых, это для премиум-подписчиков.
Так что, если вдруг у вас есть возможность ознакомиться с этим премиальным контентом, расскажите, что там )
#exomnipolska
(назад)
На это польское безумие наткнулся в поисках фактуры для своего импровизированного этнографического очерка. Чуть не засосало, но я справился )) Продолжаю.
Среди «наших» украинцев было то, чего не было ни у белорусов, ни у русских. Собственно, если бы меня попросили назвать какие-то характерные этнокультурные черты белорусов, отличающие их от нас, я бы не нашелся, что сказать. Но на фоне украинцев – некоторых – ярко проявлялась одна общая черта: некий цинизм, уж не знаю, здоровый или нет.
А у украинцев была какая-то чуждая циничным русско-белорусам идейность, требовавшая причудливых форм самореализации. Нет, они не были карикатурными свидомитами, но говорили и делали такие вещи, которые не пришли бы в голову нам. Выражаясь современным языком, творили лютый кринж.
О. переживал политическую реальность своей страны с каким-то экзальтированным упоением. Искренне топил против Кучмы, искренне восхищался Ющенко. Позже, когда случился первый Майдан, о котором будет сказано особо, носил не просто оранжевую ленточку, а огромный оранжевый бант словно пудель Артемон. Был твердо убежден, что слово Kyiv выглядит по-английски лучше, чем Kiev. И в том, что Украина – лучшее место на земле: «даже природа меняется после того, как пересекаешь границу» (но двадцать с лишним лет живет в Польше). При этом (иногда) считал себя русским, о чем, собственно, и фамилия свидетельствовала.
А. – говоря по-русски без малейшего акцента – искренне возмущалась тому, что большинство киевлян отказывается говорить на «родном языке». Однажды присутствовал при сцене, когда у себя дома в Киеве она переговаривалась с матерью на мове. Причем переговаривались они с противопоположных концов квартиры, громко и артистично. «Вы уж нас извините, мы дома между собой говорим по-украински», – объясняла мать. Все говорило о том, что это неправда.
Десять лет спустя, в конце зимы 2014-го увидел в ее фейсбуке слова «Донбабве и Луганда». Контекст был таков, что наконец-то разберутся со всей этой сволочью. Это было довольно неожиданно, потому что все те годы, что я ее читал, ничего не предвещало. Оказалось, что просто медленно кипело, а тут сорвало крышку.
На их фоне Л. была максимально рассудительна. При этом именно она хуже всех говорила и по-русски, и по-польски – реально чувствовалось, что это другой этнос. Нет, никакая не Галиция, формально – Киев, но ощущалась тесная связь с землей, скорее всего, на Правобережье. Она была одной из немногих «всходняков», уехавших из Польши сразу после окончания учебы.
Сообщал уже, что Украине в Польше придавали необыкновенную важность: да, там реально жили по Бжезинскому с его «без Украины Россия не будет империей» и проч. Но одно дело читать это в книжке, а другой – видеть в повседневной жизни (вернее, так: сначала в учебе, потом и в жизни). Оставалось посмотреть на реальную Украину – и в конце первого года, то есть, в такие же жаркие июльские дни, как сейчас, только двадцать лет назад – было принято историческое решение ехать на каникулы в Москву через Киев. Но об этом в следующий раз.
#exomnipolska
(вперед)
На это польское безумие наткнулся в поисках фактуры для своего импровизированного этнографического очерка. Чуть не засосало, но я справился )) Продолжаю.
Среди «наших» украинцев было то, чего не было ни у белорусов, ни у русских. Собственно, если бы меня попросили назвать какие-то характерные этнокультурные черты белорусов, отличающие их от нас, я бы не нашелся, что сказать. Но на фоне украинцев – некоторых – ярко проявлялась одна общая черта: некий цинизм, уж не знаю, здоровый или нет.
А у украинцев была какая-то чуждая циничным русско-белорусам идейность, требовавшая причудливых форм самореализации. Нет, они не были карикатурными свидомитами, но говорили и делали такие вещи, которые не пришли бы в голову нам. Выражаясь современным языком, творили лютый кринж.
О. переживал политическую реальность своей страны с каким-то экзальтированным упоением. Искренне топил против Кучмы, искренне восхищался Ющенко. Позже, когда случился первый Майдан, о котором будет сказано особо, носил не просто оранжевую ленточку, а огромный оранжевый бант словно пудель Артемон. Был твердо убежден, что слово Kyiv выглядит по-английски лучше, чем Kiev. И в том, что Украина – лучшее место на земле: «даже природа меняется после того, как пересекаешь границу» (но двадцать с лишним лет живет в Польше). При этом (иногда) считал себя русским, о чем, собственно, и фамилия свидетельствовала.
А. – говоря по-русски без малейшего акцента – искренне возмущалась тому, что большинство киевлян отказывается говорить на «родном языке». Однажды присутствовал при сцене, когда у себя дома в Киеве она переговаривалась с матерью на мове. Причем переговаривались они с противопоположных концов квартиры, громко и артистично. «Вы уж нас извините, мы дома между собой говорим по-украински», – объясняла мать. Все говорило о том, что это неправда.
Десять лет спустя, в конце зимы 2014-го увидел в ее фейсбуке слова «Донбабве и Луганда». Контекст был таков, что наконец-то разберутся со всей этой сволочью. Это было довольно неожиданно, потому что все те годы, что я ее читал, ничего не предвещало. Оказалось, что просто медленно кипело, а тут сорвало крышку.
На их фоне Л. была максимально рассудительна. При этом именно она хуже всех говорила и по-русски, и по-польски – реально чувствовалось, что это другой этнос. Нет, никакая не Галиция, формально – Киев, но ощущалась тесная связь с землей, скорее всего, на Правобережье. Она была одной из немногих «всходняков», уехавших из Польши сразу после окончания учебы.
Сообщал уже, что Украине в Польше придавали необыкновенную важность: да, там реально жили по Бжезинскому с его «без Украины Россия не будет империей» и проч. Но одно дело читать это в книжке, а другой – видеть в повседневной жизни (вернее, так: сначала в учебе, потом и в жизни). Оставалось посмотреть на реальную Украину – и в конце первого года, то есть, в такие же жаркие июльские дни, как сейчас, только двадцать лет назад – было принято историческое решение ехать на каникулы в Москву через Киев. Но об этом в следующий раз.
#exomnipolska
(вперед)
Telegram
дугоизлазни акценат
Радует, что в дурке все стабильно.
В России лучше не болеть. «Лучшие вещи, которые есть у наших медиков, – те, что они украли у украинцев», – сообщает заголовок материала польского телеканала TVN. Увы, узнать имя поставщика этой ценной информации невозможно.…
В России лучше не болеть. «Лучшие вещи, которые есть у наших медиков, – те, что они украли у украинцев», – сообщает заголовок материала польского телеканала TVN. Увы, узнать имя поставщика этой ценной информации невозможно.…