(назад)
Об одной из поездок по маршруту Варшава – Москва – Варшава сложил весной 2004 года небольшой рассказ, фрагменты которого сегодня хочу впервые предать гласности:
«Dabriesta!»
…мы пребываем на станции Тересполь, откуда через час уедем в Брест знаменитым «спиртовозом». На вокзале нечасто услышишь польскую речь – обычно люди подходят к окошку фразы и говорят просто и незатейливо: «Dabriesta!» (видимо, так, латиницей, это должна воспринимать кассирша). И получают свой билет, «не подлежащий возврату». Да никто и не собирается его возвращать. […]
Подают истерзанный таможенными досмотрами синий вагон Беларускае Чыгункi, проходят польские пограничники, мы трогаемся и неторопливо проплывем над Бугом. Когда я первый раз пересекал эту границу (с той стороны, разумеется!) в душном человеконенавистническом купе поезда Москва-Берлин, сердце замирало при виде клубов пара над пограничной рекой. Прямо как у Марыйки и Володи, героев знаменитого самоучителя польского языка Дануты Василевской. Еще бы – легендарный Брест, с которым сравниться мог разве только Чоп. Здесь кончалась одна шестая часть суши, а в существовании остальных пяти усомнился в конце-концов даже Остап Бендер, с его-то воображением! Что уж говорить о рядовых советских гражданах... Но вот теперь я даже не выглядываю в окно – до того привычен этот пейзаж. Вечерний спиртовоз до Бреста – это, граждане, не то, что утренний спиртовоз до Тересполя. Ажиотажа никакого, нет слезных просьб перевезти через границу пару бутылок водки и два блока – «вам можно, вы не местные!» – польские таможенники абсолютно не интересуются тем, что вывозят из их страны, а потому не ломают вагон, вытаскивая запрятанные между стенками пачки сигарет. Скорбный поезд, ставший контрабандистом по вине дурной компании.
Солнце остается за Бугом, а мы, с Божией помощью, прибыли в Брест, для кого-то – «зловещий Брест-Литовск». В какой раз удивляем белорусских таможенников тем, что мы «там» учимся и везем учебники, а не дубленки. Бежим в обменник, затем в кассы и хватаем билеты на московский поезд. Именно так, бежим и хватаем, такая уж закалка. Чаще всего оказывается, что торопиться было необязательно и, пережившие трансграничный стресс, – в чем друг другу не признаемся – растягиваемся на полках купе. Из тех 217 километров, что мы проехали, самыми трудными были последние пять. Впереди 1100, но они будут легкими и приятными – я засну под Минском, а проснусь под Москвой. […]
На фото – автор в Бресте в январе 2004 г.
#exomnipolska
(вперед)
Об одной из поездок по маршруту Варшава – Москва – Варшава сложил весной 2004 года небольшой рассказ, фрагменты которого сегодня хочу впервые предать гласности:
«Dabriesta!»
…мы пребываем на станции Тересполь, откуда через час уедем в Брест знаменитым «спиртовозом». На вокзале нечасто услышишь польскую речь – обычно люди подходят к окошку фразы и говорят просто и незатейливо: «Dabriesta!» (видимо, так, латиницей, это должна воспринимать кассирша). И получают свой билет, «не подлежащий возврату». Да никто и не собирается его возвращать. […]
Подают истерзанный таможенными досмотрами синий вагон Беларускае Чыгункi, проходят польские пограничники, мы трогаемся и неторопливо проплывем над Бугом. Когда я первый раз пересекал эту границу (с той стороны, разумеется!) в душном человеконенавистническом купе поезда Москва-Берлин, сердце замирало при виде клубов пара над пограничной рекой. Прямо как у Марыйки и Володи, героев знаменитого самоучителя польского языка Дануты Василевской. Еще бы – легендарный Брест, с которым сравниться мог разве только Чоп. Здесь кончалась одна шестая часть суши, а в существовании остальных пяти усомнился в конце-концов даже Остап Бендер, с его-то воображением! Что уж говорить о рядовых советских гражданах... Но вот теперь я даже не выглядываю в окно – до того привычен этот пейзаж. Вечерний спиртовоз до Бреста – это, граждане, не то, что утренний спиртовоз до Тересполя. Ажиотажа никакого, нет слезных просьб перевезти через границу пару бутылок водки и два блока – «вам можно, вы не местные!» – польские таможенники абсолютно не интересуются тем, что вывозят из их страны, а потому не ломают вагон, вытаскивая запрятанные между стенками пачки сигарет. Скорбный поезд, ставший контрабандистом по вине дурной компании.
Солнце остается за Бугом, а мы, с Божией помощью, прибыли в Брест, для кого-то – «зловещий Брест-Литовск». В какой раз удивляем белорусских таможенников тем, что мы «там» учимся и везем учебники, а не дубленки. Бежим в обменник, затем в кассы и хватаем билеты на московский поезд. Именно так, бежим и хватаем, такая уж закалка. Чаще всего оказывается, что торопиться было необязательно и, пережившие трансграничный стресс, – в чем друг другу не признаемся – растягиваемся на полках купе. Из тех 217 километров, что мы проехали, самыми трудными были последние пять. Впереди 1100, но они будут легкими и приятными – я засну под Минском, а проснусь под Москвой. […]
На фото – автор в Бресте в январе 2004 г.
#exomnipolska
(вперед)
(назад)
[…] Итак, настало время возвращаться. На сердце легко – мы были дома! - но дорога, как я и предупреждал вначале, довольно трудна. Мы облегчаем себе жизнь тем, что приезжаем в Брест в час дня, а не в шесть утра, как это было в самый первый раз. Но вот в чем проблема – что же делать четыре часа, что остаются до отправления вечернего «спиртовоза» за границу. Самое логичное – любоваться брестскими красотами, легендарной крепостью, в частности. Только вот в последнюю нашу поездку мы поступили иначе, а именно, отправились на автовокзал, где оказалось, что ближайший транспорт за границу уходит в 16:10. Подозрительного вида личности манят в Пинск, Лунинец, Кобрин и Давид-Городок, но нам нужна Варшава, только Варшава. Автобус в Варшаву отправляется в девять вечера, а едет целую ночь, что нам совсем не походит. Зато имеется маршрут Брест – Бяла-Подляска, на который мы и берем билеты. […]
Cидим в баре «Вояж» и вкушаем корейскую лапшу быстрого приготовления, быстро приготовленную при помощи брестского кипятка, выделенного человеколюбивой барменшей. Из новостей местного радио узнаем, что трудящиеся Брестчины собрали невиданный урожай еловых шишек – ну как не порадоваться. Так дожидаемся отправления автобуса.
Автобус был знатный, рейсовый, с надписью „PKS Biała Podlaska” на борту. А пассажиров вез всего четверо – двух граждан России и двух – Армении. Редкий случай – водитель оказался моим тезкой (такие имена пожалуй что только в Подлясье и сохранились) да и в остальном неплохим человеком. Если при автостопе пассажир развлекает водителя, то здесь было ровным счетом наоборот. Пан Антек не только много и с удовольствием говорил (в том числе о своих рейсах с польской мебелью до самого Саратова), но и устроил хэппенинг «подход к таможне с лаской». На газовой горелке кипятил воду, молниеносно разливал чай по пластиковым стаканчикам, и летел к таможенному домику. За это его пропускали без очереди. Однако, несмотря на то, что уже почти все сотрудники пропускного пункта попивали чаек пана Антка, нам пришлось подождать еще три часа. Даже солнце зашло, какая досада.
А потом… Мы перелетели через Буг, и без единой остановки пронеслись 37 километров до Бял… ага, до города Бяла-Подляска. Удивительное название – состоит из двух прилагательных, которые и склоняются, как положено польским прилагательным. Но по-русски-то не видно, что это прилагательные! Даже не все поляки об этом догадываются. Оттого и мучения: до Бялы-Подляски, до Бялой-Подляской… до Белой Подлесской, что ли? Говорят, что правилен антинаучный вариант «до Бялой Подляски».
Деньги, которые вложил Европейский Союз в эту дорогу, не пропали зря. Наверное, нигде в мире такого больше нет – прекрасная трасса, по сторонам которой стоят рекламные щиты на все том же русском языке*. Предлагают шины и окна, гостиницу и закусочную. Забавно, что в другом пограничном регионе Европейского Союза, на востоке Эстонии, где эстонского языка не знает процентов семьдесят населения, не увидишь на дороге ни одного русского слова… Ценя заботу пана Антка, мы с удовольствем согласились провезти для него через границу классические две бутылки водки и два блока сигарет. За это он нас довез до самого Бяло-Подлясского вокзала. […]
* Типа в России тогда не было хороших дорог , поэтому такого «нигде в мире больше нет». О состоянии дорог я знал только понаслышке, но еще не умел тогда помалкивать о том, в чем не разбираюсь. На фото Варшава в феврале 2004 г.
#exomnipolska
(вперед)
[…] Итак, настало время возвращаться. На сердце легко – мы были дома! - но дорога, как я и предупреждал вначале, довольно трудна. Мы облегчаем себе жизнь тем, что приезжаем в Брест в час дня, а не в шесть утра, как это было в самый первый раз. Но вот в чем проблема – что же делать четыре часа, что остаются до отправления вечернего «спиртовоза» за границу. Самое логичное – любоваться брестскими красотами, легендарной крепостью, в частности. Только вот в последнюю нашу поездку мы поступили иначе, а именно, отправились на автовокзал, где оказалось, что ближайший транспорт за границу уходит в 16:10. Подозрительного вида личности манят в Пинск, Лунинец, Кобрин и Давид-Городок, но нам нужна Варшава, только Варшава. Автобус в Варшаву отправляется в девять вечера, а едет целую ночь, что нам совсем не походит. Зато имеется маршрут Брест – Бяла-Подляска, на который мы и берем билеты. […]
Cидим в баре «Вояж» и вкушаем корейскую лапшу быстрого приготовления, быстро приготовленную при помощи брестского кипятка, выделенного человеколюбивой барменшей. Из новостей местного радио узнаем, что трудящиеся Брестчины собрали невиданный урожай еловых шишек – ну как не порадоваться. Так дожидаемся отправления автобуса.
Автобус был знатный, рейсовый, с надписью „PKS Biała Podlaska” на борту. А пассажиров вез всего четверо – двух граждан России и двух – Армении. Редкий случай – водитель оказался моим тезкой (такие имена пожалуй что только в Подлясье и сохранились) да и в остальном неплохим человеком. Если при автостопе пассажир развлекает водителя, то здесь было ровным счетом наоборот. Пан Антек не только много и с удовольствием говорил (в том числе о своих рейсах с польской мебелью до самого Саратова), но и устроил хэппенинг «подход к таможне с лаской». На газовой горелке кипятил воду, молниеносно разливал чай по пластиковым стаканчикам, и летел к таможенному домику. За это его пропускали без очереди. Однако, несмотря на то, что уже почти все сотрудники пропускного пункта попивали чаек пана Антка, нам пришлось подождать еще три часа. Даже солнце зашло, какая досада.
А потом… Мы перелетели через Буг, и без единой остановки пронеслись 37 километров до Бял… ага, до города Бяла-Подляска. Удивительное название – состоит из двух прилагательных, которые и склоняются, как положено польским прилагательным. Но по-русски-то не видно, что это прилагательные! Даже не все поляки об этом догадываются. Оттого и мучения: до Бялы-Подляски, до Бялой-Подляской… до Белой Подлесской, что ли? Говорят, что правилен антинаучный вариант «до Бялой Подляски».
Деньги, которые вложил Европейский Союз в эту дорогу, не пропали зря. Наверное, нигде в мире такого больше нет – прекрасная трасса, по сторонам которой стоят рекламные щиты на все том же русском языке*. Предлагают шины и окна, гостиницу и закусочную. Забавно, что в другом пограничном регионе Европейского Союза, на востоке Эстонии, где эстонского языка не знает процентов семьдесят населения, не увидишь на дороге ни одного русского слова… Ценя заботу пана Антка, мы с удовольствем согласились провезти для него через границу классические две бутылки водки и два блока сигарет. За это он нас довез до самого Бяло-Подлясского вокзала. […]
* Типа в России тогда не было хороших дорог , поэтому такого «нигде в мире больше нет». О состоянии дорог я знал только понаслышке, но еще не умел тогда помалкивать о том, в чем не разбираюсь. На фото Варшава в феврале 2004 г.
#exomnipolska
(вперед)
(назад)
Одна из самых поразительных вещей, связанных с моим пребыванием в Польше двадцать лет назад, – почему никого не удивляло, что я пересекаю границу с паспортом несуществующего государства, являющимся собственностью несуществующего государства?
Однажды польский пограничник долго его листал, желая что-нибудь отсканировать, но дизайн 1991 года не предполагал сканирования. Наконец, он нашел американскую визу и провел ею через свой сканер. Что там он показал, осталось загадкой.
#exomnipolska
(вперед)
Одна из самых поразительных вещей, связанных с моим пребыванием в Польше двадцать лет назад, – почему никого не удивляло, что я пересекаю границу с паспортом несуществующего государства, являющимся собственностью несуществующего государства?
Однажды польский пограничник долго его листал, желая что-нибудь отсканировать, но дизайн 1991 года не предполагал сканирования. Наконец, он нашел американскую визу и провел ею через свой сканер. Что там он показал, осталось загадкой.
#exomnipolska
(вперед)
(назад)
Ну что, после лирического отступления возвращаемся к украинскому сюжету, который двадцать лет назад продолжала развивать сама жизнь.
Не буду углубляться в исторический контекст, отмечу только, что «наши» украинцы терпеть не могли своего lame duck президента. Если Лукашенко белорусы не любили, но признавали его политическое чутье и видели практические результаты деятельности рэжыма, то Кучму украинцы яростно презирали. В 2004 году Кучма в глазах всех «наших» украинцев был ничтожеством. Юго-Восток у нас не был представлен, но, думаю, и там отношение не сильно разнилось: на свой второй срок Кучма шел под лозунгами прямо противоположными тем, с которым он выиграл первые выборы, фактически кинув свой русскоязычный электорат. И выиграл-таки. Теперь, когда его второй срок подходил к концу, произошла «злука» днепропетровского клана с донецким, и кандидатом власти стал Янукович.
Если Кучму презирали, то Януковича ненавидели. Героем и спасителем для «наших» украинцев стал Ющенко. Я не интересовался украинской политикой и еще ничего не знал о линии Субтельного, но из-за нее в Варшаве не было никого. Мнение тех, кто, несмотря ни на что, даже в «третьем туре» голосовал за Януковича, не было представлено вовсе. А общее настроение в польской столице было таким, что никакого права на собственное мнение у них нет и быть не может.
Тут ведь какое дело: с точки зрения Польши, за Бугом произошла консолидация авторитарных режимов, которые необходимо было раскачать, а по возможности свергнуть. Проблема была не в авторитарности как таковой. Все претензии по поводу недемократичности исчезали, если речь шла о поставках нефти и газа из Азербайджана и Средней Азии в обход России. Проблема была в предполагаемом пророссийском характере этих режимов. А проблема жителей Юго-Востока Украины была в их реальных пророссийских настроениях.
(Кстати, впоследствии забавно было наблюдать за поляками, когда Александр Григорич уважаемый делал намеки на разворот в сторону запада. Оказывалось, что с ним можно работать, даже несмотря на).
Конечно, никакими пророссийскими не были ни Кучма, ни даже Янукович. А Ющенко и Тимошенко оказались не такими антироссийскими, как хотелось полякам. Но все это выяснится потом. А в ноябре-декабре 2004 года в Варшаве царил энтузиазм. Оранжевые ленточки носил каждый второй прохожий, на зданиях висели украинские флаги. У посольства России шли митинги в поддержку Украины. Гавра, преподаватель сербского, недоумевал: откуда у поляков такая любовь к Украине? На это моя одногруппница, трезвомыслящая полька, ответила: «Да нет никакой любви к Украине, есть ненависть к России». Приятно, когда люди называют вещи своими именами.
#exomnipolska
(вперед)
Ну что, после лирического отступления возвращаемся к украинскому сюжету, который двадцать лет назад продолжала развивать сама жизнь.
Не буду углубляться в исторический контекст, отмечу только, что «наши» украинцы терпеть не могли своего lame duck президента. Если Лукашенко белорусы не любили, но признавали его политическое чутье и видели практические результаты деятельности рэжыма, то Кучму украинцы яростно презирали. В 2004 году Кучма в глазах всех «наших» украинцев был ничтожеством. Юго-Восток у нас не был представлен, но, думаю, и там отношение не сильно разнилось: на свой второй срок Кучма шел под лозунгами прямо противоположными тем, с которым он выиграл первые выборы, фактически кинув свой русскоязычный электорат. И выиграл-таки. Теперь, когда его второй срок подходил к концу, произошла «злука» днепропетровского клана с донецким, и кандидатом власти стал Янукович.
Если Кучму презирали, то Януковича ненавидели. Героем и спасителем для «наших» украинцев стал Ющенко. Я не интересовался украинской политикой и еще ничего не знал о линии Субтельного, но из-за нее в Варшаве не было никого. Мнение тех, кто, несмотря ни на что, даже в «третьем туре» голосовал за Януковича, не было представлено вовсе. А общее настроение в польской столице было таким, что никакого права на собственное мнение у них нет и быть не может.
Тут ведь какое дело: с точки зрения Польши, за Бугом произошла консолидация авторитарных режимов, которые необходимо было раскачать, а по возможности свергнуть. Проблема была не в авторитарности как таковой. Все претензии по поводу недемократичности исчезали, если речь шла о поставках нефти и газа из Азербайджана и Средней Азии в обход России. Проблема была в предполагаемом пророссийском характере этих режимов. А проблема жителей Юго-Востока Украины была в их реальных пророссийских настроениях.
(Кстати, впоследствии забавно было наблюдать за поляками, когда Александр Григорич уважаемый делал намеки на разворот в сторону запада. Оказывалось, что с ним можно работать, даже несмотря на).
Конечно, никакими пророссийскими не были ни Кучма, ни даже Янукович. А Ющенко и Тимошенко оказались не такими антироссийскими, как хотелось полякам. Но все это выяснится потом. А в ноябре-декабре 2004 года в Варшаве царил энтузиазм. Оранжевые ленточки носил каждый второй прохожий, на зданиях висели украинские флаги. У посольства России шли митинги в поддержку Украины. Гавра, преподаватель сербского, недоумевал: откуда у поляков такая любовь к Украине? На это моя одногруппница, трезвомыслящая полька, ответила: «Да нет никакой любви к Украине, есть ненависть к России». Приятно, когда люди называют вещи своими именами.
#exomnipolska
(вперед)
(назад)
В ноябре 2004-го был на конференции в гостинице Radisson, посвященной Белоруссии и Украине после выборов. В октябре в Белоруссии победил Лукашенко, а на Украине прошел первый тур, после которого, как пишут в польских СМИ, zawrzało. Не сохранилось ни темы конференции, ни списка участников, помню только, что из Москвы приехала некая политологиня, которая выступала по-украински (!) и заявила, что проблему растущей напряженности можно решить только одним образом: Буш должен позвонить Путину (или наоборот) и обо всем договориться. Этот тезис встретил резкое неприятие публики.
Имеются записи того времени, которые двадцать лет ждали публикации:
Американский посол в Минске, надо думать, приверженец вильсонианской школы международных отношений, в своем выступлении сказал о необходимости сотрудничества с Россией в деле демократизации Белоруссии. В ходе дискуссии встал представитель суровой польской реалистической школы и заявил, что конечно же с Россией в этом деле никакого сотрудничества быть не может. Так начали резать правду-матку. Зал разразился бурными аплодисментами. На это Войтек, мой сосед справа, заметил: «Они бы захлопали, даже если бы кто-то выскочил и крикнул: „Лукашенко в жопу, Беларусь в Европу”. Racja.
Еще запомнился Здзислав Найдер, большой человек. Он сообщил присутствующим о том, что уже много лет пытался открыть музей Джозефа Конрада в Бердичеве и вот, это ему наконец, удалось, но директором туда назначили человека, который не говорит по-польски! Вот за это директором музея Тараса Шевченко в Польше мы назначим человека, который не знает украинского. Пущай учатся стилю мышления, который распространен здесь, на Западе!
А меня занимал и продолжает занимать один вопрос, ответа на который я там не получил, да и не получил бы, ведь большинство вопросов и ответов известно заранее (если не считать тезисов экстравагантной дамы из Москвы). Кстати, на каком языке она разговаривала в кулуарах с вице-спикером Европарламента Онышкевичем? Вопрос таков: как же так случилось, что 40% (пускай даже 25%) граждан страны проголосовало за крупнолицего бандита, а не молодого и респектабельного европейского политика? Каковы были их на то причины, кроме того, что это неактивное, одурманенное быдло, которое не осознает, каков единственный правильный путь для Украины?
На фото Крещатик в декабре 2004 г. О том, как я там оказался, – в следующий раз.
#exomnipolska
(вперед)
В ноябре 2004-го был на конференции в гостинице Radisson, посвященной Белоруссии и Украине после выборов. В октябре в Белоруссии победил Лукашенко, а на Украине прошел первый тур, после которого, как пишут в польских СМИ, zawrzało. Не сохранилось ни темы конференции, ни списка участников, помню только, что из Москвы приехала некая политологиня, которая выступала по-украински (!) и заявила, что проблему растущей напряженности можно решить только одним образом: Буш должен позвонить Путину (или наоборот) и обо всем договориться. Этот тезис встретил резкое неприятие публики.
Имеются записи того времени, которые двадцать лет ждали публикации:
Американский посол в Минске, надо думать, приверженец вильсонианской школы международных отношений, в своем выступлении сказал о необходимости сотрудничества с Россией в деле демократизации Белоруссии. В ходе дискуссии встал представитель суровой польской реалистической школы и заявил, что конечно же с Россией в этом деле никакого сотрудничества быть не может. Так начали резать правду-матку. Зал разразился бурными аплодисментами. На это Войтек, мой сосед справа, заметил: «Они бы захлопали, даже если бы кто-то выскочил и крикнул: „Лукашенко в жопу, Беларусь в Европу”. Racja.
Еще запомнился Здзислав Найдер, большой человек. Он сообщил присутствующим о том, что уже много лет пытался открыть музей Джозефа Конрада в Бердичеве и вот, это ему наконец, удалось, но директором туда назначили человека, который не говорит по-польски! Вот за это директором музея Тараса Шевченко в Польше мы назначим человека, который не знает украинского. Пущай учатся стилю мышления, который распространен здесь, на Западе!
А меня занимал и продолжает занимать один вопрос, ответа на который я там не получил, да и не получил бы, ведь большинство вопросов и ответов известно заранее (если не считать тезисов экстравагантной дамы из Москвы). Кстати, на каком языке она разговаривала в кулуарах с вице-спикером Европарламента Онышкевичем? Вопрос таков: как же так случилось, что 40% (пускай даже 25%) граждан страны проголосовало за крупнолицего бандита, а не молодого и респектабельного европейского политика? Каковы были их на то причины, кроме того, что это неактивное, одурманенное быдло, которое не осознает, каков единственный правильный путь для Украины?
На фото Крещатик в декабре 2004 г. О том, как я там оказался, – в следующий раз.
#exomnipolska
(вперед)
(назад)
В начале декабря 2004 года, когда на Майдане докипали страсти, у руководства SEW возникла гениальная идея отправить нас всех в Киев для проведения социологического исследования. Марек Сливиньский (уважаемый) составил анкету, с которой нам предстояло ходить по палаточному городку, опрашивая его жителей. Звучало это крайне привлекательно, тем более, что из Киева можно было сразу уехать домой на рождественские каникулы.
И вот, мы погрузились на поезд «Варшава – Киев» и отправились на революционный Майдан. Честно говоря, от поезда и прибытия воспоминания остались крайне смутные (что-то про пьянство и разврат, но все как в тумане). В какой-то из дней будущий польский консул в одном украинском городе познакомил меня со своим другом, который пришел в кафе с конституцией и с ходу начал что-то горячо доказывать, тыча то в одну ее статью, то в другую. Потом мы втроем спускались в метро, громко хохоча и хлеща из горла что-то такое, что сейчас у меня вызвало бы ужас.
Но вот что запомнилось из метро: огромная очередь из льготников, которые предъявляли разнообразные документы тетеньке в будке и проходили мимо турникета. Такая практика существовала в 90-е и в Москве, но я впервые видел, чтобы льготников было во много раз больше, чем обычных граждан. Такая характерная черта «той» Украины.
Спросите, видел ли я на Майдане что-то отпугивающее или отталкивающее? Скорее нет, чем да. Люди были странными, но довольно мирными. Казалось даже, что здесь антироссийский пафос слабее, чем в Варшаве, хотя я, например, не пошел в штаб палаточного городка, а там наверняка было бы много интересного. По словам дружественной польки, там были милейшие люди, но на стене висели флаги УПА и портреты Бандеры, а это… «ну так себе», поморщившись сказала она. А свои впечатления от Майдана я записал – кажется, прямо в поезде «Жмеринка – Москва», которым уезжал из Киева, и поделюсь ими с вами.
#exomnipolska
(вперед)
В начале декабря 2004 года, когда на Майдане докипали страсти, у руководства SEW возникла гениальная идея отправить нас всех в Киев для проведения социологического исследования. Марек Сливиньский (уважаемый) составил анкету, с которой нам предстояло ходить по палаточному городку, опрашивая его жителей. Звучало это крайне привлекательно, тем более, что из Киева можно было сразу уехать домой на рождественские каникулы.
И вот, мы погрузились на поезд «Варшава – Киев» и отправились на революционный Майдан. Честно говоря, от поезда и прибытия воспоминания остались крайне смутные (что-то про пьянство и разврат, но все как в тумане). В какой-то из дней будущий польский консул в одном украинском городе познакомил меня со своим другом, который пришел в кафе с конституцией и с ходу начал что-то горячо доказывать, тыча то в одну ее статью, то в другую. Потом мы втроем спускались в метро, громко хохоча и хлеща из горла что-то такое, что сейчас у меня вызвало бы ужас.
Но вот что запомнилось из метро: огромная очередь из льготников, которые предъявляли разнообразные документы тетеньке в будке и проходили мимо турникета. Такая практика существовала в 90-е и в Москве, но я впервые видел, чтобы льготников было во много раз больше, чем обычных граждан. Такая характерная черта «той» Украины.
Спросите, видел ли я на Майдане что-то отпугивающее или отталкивающее? Скорее нет, чем да. Люди были странными, но довольно мирными. Казалось даже, что здесь антироссийский пафос слабее, чем в Варшаве, хотя я, например, не пошел в штаб палаточного городка, а там наверняка было бы много интересного. По словам дружественной польки, там были милейшие люди, но на стене висели флаги УПА и портреты Бандеры, а это… «ну так себе», поморщившись сказала она. А свои впечатления от Майдана я записал – кажется, прямо в поезде «Жмеринка – Москва», которым уезжал из Киева, и поделюсь ими с вами.
#exomnipolska
(вперед)
(назад)
Вот что написалось вскоре после поездки в Киев (а что-то и во время нее)
В Киев нас везли подышать «воздухом революции». Благодаря печкам-буржуйкам в каждой палатке городка, воздух этот при подходе к Майдану ощущался все явственнее. Впрочем, киевская революция – это впечатление для всех чувств, даже для осязания: злые языки утверждают, что с Майдана в город выходит чесотка. Глядя на обитателей палаточного городка, начинаешь верить злым языкам. Ну, что ж, революция не делается в белых перчатках. […]
Собственно, весь город представился мне поделенным на палаточный городок и все остальное. Граница между двумя мирами чувствовалась где-то на Владимирской, куда уже доносился запах дыма. Он одновременно будоражил и тревожил. Весь Крещатик был им пропитан. Из-за ограждения на окружающий мир смотрели чумазые люди, привыкшие за эти дни к чужому вниманию. У каждой палатки было выставлено по несколько самодельных плакатов – все, что важно, по-украински. По-украински в основном говорили и обитатели городка. Тревожно становилось и от этого. Порой по Крещатику проходили пугающие персонажи в экзотических нарядах и с длинными усами. Из-под высоких шапок сверкали глаза, и москалям это сверкание не предвещало ничего хорошего.
Вообще-то, тот факт, что в столице Украины слышится украинская речь, не должен никого удивлять. Но вот так сложилось, что современные киевляне говорят главным образом по-русски, причем многие без какого-либо акцента. Очевидцы рассказывают такой случай: в электричке, ехавшей вечером на Киев, мама, смущаясь, просила дочку говорить уже по-русски. Все-таки, в город возвращаемся. Или вот, гостья из Тернополя жалобно выкрикивает в киевской маршрутке: «На зупинці, будь ласка!» – под неодобрительные взоры соседей. Думаю, что эти рассказы возмутят многих украинцев, а тем паче, украинолюбивых поляков. Но что поделать – такова реальность. Благодаря ей создается неповторимая киевская атмосфера, в которой, прибыв из-за границы, ощущаешь себя дома, а, прибыв из дома – за границей.
Киевляне славятся своим спокойствием и добродушием. Поэтому сверкающие очи создавали некий диссонанс (хотя такие в Киеве можно найти в любую пору, не обязательно революционную). В двухстах метрах от Майдана начиналась обычная жизнь. Победив, киевляне перестали быть оранжевыми. А варшавяне почему-то оставались.
Были в Киеве и сторонники Януковича. Они группировались в нескольких местах – в том числе в Киево-Печерской лавре – но порой совершали организованные вылазки в город. В основном под хоругвями. Приехав в Киев в марте, я с удивлением отметил, что ходят до сих пор. Вообще, революция характеризовалась необычайным религиозным накалом. Каждая из сторон утверждала, что именно с ними Бог. Причем было видно, что эти утверждения покоятся на крепком основании. Напрашивался вывод: неужели для оживления религиозной жизни непременно нужен церковный раскол с мощными политическими коннотациями?
По данным очевидцев вырисовывалась несколько иная картина событий, чем представленная «польской пропагандой». Получалось, что главным виновником победы Ющенко был… Янукович. При всеобщей нелюбви к режиму Кучмы многие, не испытывающие симпатии к Ющенко (а таких было ох как немало) проголосовали бы за «приличного» кандидата власти. Но «распальцованный» премьер из донецких и отравление Ющенко сделали свое дело – «нерешительные» не проголосовали за власть. […]
Огорошил польский консул: «Вы зачем сюда приехали? На Украине сейчас все нелегально: решения суда, постановления парламента, истек срок полномочий действующего президента. Объявят чрезвычайное положение, и никого из страны не выпустят!».
Кстати, абсолютно адекватно рассуждал консул, хоть и был мужчиной крайне неприятным (к нему заходили за обновлением польской визы).
#exomnipolska
(вперед)
Вот что написалось вскоре после поездки в Киев (а что-то и во время нее)
В Киев нас везли подышать «воздухом революции». Благодаря печкам-буржуйкам в каждой палатке городка, воздух этот при подходе к Майдану ощущался все явственнее. Впрочем, киевская революция – это впечатление для всех чувств, даже для осязания: злые языки утверждают, что с Майдана в город выходит чесотка. Глядя на обитателей палаточного городка, начинаешь верить злым языкам. Ну, что ж, революция не делается в белых перчатках. […]
Собственно, весь город представился мне поделенным на палаточный городок и все остальное. Граница между двумя мирами чувствовалась где-то на Владимирской, куда уже доносился запах дыма. Он одновременно будоражил и тревожил. Весь Крещатик был им пропитан. Из-за ограждения на окружающий мир смотрели чумазые люди, привыкшие за эти дни к чужому вниманию. У каждой палатки было выставлено по несколько самодельных плакатов – все, что важно, по-украински. По-украински в основном говорили и обитатели городка. Тревожно становилось и от этого. Порой по Крещатику проходили пугающие персонажи в экзотических нарядах и с длинными усами. Из-под высоких шапок сверкали глаза, и москалям это сверкание не предвещало ничего хорошего.
Вообще-то, тот факт, что в столице Украины слышится украинская речь, не должен никого удивлять. Но вот так сложилось, что современные киевляне говорят главным образом по-русски, причем многие без какого-либо акцента. Очевидцы рассказывают такой случай: в электричке, ехавшей вечером на Киев, мама, смущаясь, просила дочку говорить уже по-русски. Все-таки, в город возвращаемся. Или вот, гостья из Тернополя жалобно выкрикивает в киевской маршрутке: «На зупинці, будь ласка!» – под неодобрительные взоры соседей. Думаю, что эти рассказы возмутят многих украинцев, а тем паче, украинолюбивых поляков. Но что поделать – такова реальность. Благодаря ей создается неповторимая киевская атмосфера, в которой, прибыв из-за границы, ощущаешь себя дома, а, прибыв из дома – за границей.
Киевляне славятся своим спокойствием и добродушием. Поэтому сверкающие очи создавали некий диссонанс (хотя такие в Киеве можно найти в любую пору, не обязательно революционную). В двухстах метрах от Майдана начиналась обычная жизнь. Победив, киевляне перестали быть оранжевыми. А варшавяне почему-то оставались.
Были в Киеве и сторонники Януковича. Они группировались в нескольких местах – в том числе в Киево-Печерской лавре – но порой совершали организованные вылазки в город. В основном под хоругвями. Приехав в Киев в марте, я с удивлением отметил, что ходят до сих пор. Вообще, революция характеризовалась необычайным религиозным накалом. Каждая из сторон утверждала, что именно с ними Бог. Причем было видно, что эти утверждения покоятся на крепком основании. Напрашивался вывод: неужели для оживления религиозной жизни непременно нужен церковный раскол с мощными политическими коннотациями?
По данным очевидцев вырисовывалась несколько иная картина событий, чем представленная «польской пропагандой». Получалось, что главным виновником победы Ющенко был… Янукович. При всеобщей нелюбви к режиму Кучмы многие, не испытывающие симпатии к Ющенко (а таких было ох как немало) проголосовали бы за «приличного» кандидата власти. Но «распальцованный» премьер из донецких и отравление Ющенко сделали свое дело – «нерешительные» не проголосовали за власть. […]
Огорошил польский консул: «Вы зачем сюда приехали? На Украине сейчас все нелегально: решения суда, постановления парламента, истек срок полномочий действующего президента. Объявят чрезвычайное положение, и никого из страны не выпустят!».
Кстати, абсолютно адекватно рассуждал консул, хоть и был мужчиной крайне неприятным (к нему заходили за обновлением польской визы).
#exomnipolska
(вперед)
Telegram
дугоизлазни акценат
(назад)
В начале декабря 2004 года, когда на Майдане докипали страсти, у руководства SEW возникла гениальная идея отправить нас всех в Киев для проведения социологического исследования. Марек Сливиньский (уважаемый) составил анкету, с которой нам предстояло…
В начале декабря 2004 года, когда на Майдане докипали страсти, у руководства SEW возникла гениальная идея отправить нас всех в Киев для проведения социологического исследования. Марек Сливиньский (уважаемый) составил анкету, с которой нам предстояло…
(назад)
В декабре 2004-го в Киеве читал «Киев-город» Булгакова. Это было интереснее новостей.
Весной зацветали белым цветом сады, одевался в зелень Царский сад, солнце ломилось во все окна, зажигало в них пожары. А Днепр! А закаты! А Выдубецкий монастырь на склонах. Зеленое море уступами сбегало к разноцветному ласковому Днепру. Черно-синие густые ночи над водой, электрический крест Св. Владимира, висящий в высоте…
Словом, город прекрасный, город счастливый. Мать городов русских.
Но это были времена легендарные, те времена, когда в садах самого прекрасного города нашей Родины жило беспечальное, юное поколение. Тогда-то в сердцах у этого поколения, родилась уверенность, что вся жизнь пройдет в белом цвете, тихо, спокойно, зори, закаты, Днепр, Крещатик, солнечные улицы летом, а зимой не холодный, не жесткий, крупный ласковый снег…
…И вышло совершенно наоборот.
Легендарные времена оборвались, и внезапно и грозно наступила история. Я совершенно точно могу указать момент ее появления: это было в 10 час. утра 2-го марта 1917 г., когда в Киев пришла телеграмма, подписанная двумя загадочными словами:
— Депутат Бубликов.
Ни один человек в Киеве, за это я ручаюсь, не знал, что должны были обозначать эти таинственные 15 букв, но знаю одно: ими история подала Киеву сигнал к началу.
***
Пока что можно сказать одно: по счету киевлян, у них было 18 переворотов. Некоторые из теплушечных мемуаристов насчитали их 12; я точно могу сообщить, что их было 14, причем 10 из них я лично пережил.
В Киеве не было только греков. Не попали они в Киев случайно, потому что умное начальство их спешно увело из Одессы. Последнее их слово было русское слово:
— Вата!
Я их искренно поздравляю, что они не пришли в Киев. Там бы их ожидала еще худшая вата. Нет никаких сомнений, что их выкинули бы вон.
***
Рекорд побил знаменитый бухгалтер, впоследствии служащий союза городов Семен Васильевич Петлюра. Четыре раза он являлся в Киев, и четыре раза его выгоняли. Самыми последними под занавес приехали зачем-то польские паны (явление XIV-e) с французскими дальнобойными пушками.
Полтора месяца они гуляли по Киеву. Искушенные опытом киевляне, посмотрев на толстые пушки и малиновые выпушки, уверенно сказали:
— Большевики опять будут скоро.
И все сбылось как по-писаному. На переломе второго месяца среди совершенно безоблачного неба советская конница грубо и буденно заехала куда-то, куда не нужно, и паны в течение нескольких часов оставили заколдованный город. Но тут следует сделать маленькую оговорку. Все, кто раньше делали визит в Киев, уходили из него по-хорошему, ограничиваясь относительно безвредной шестидюймовой стрельбой по Киеву со святошинских позиций. Наши же европеизированные кузены вздумали щегольнуть своими подрывными средствами и разбили три моста через Днепр, причем Цепной — вдребезги.
И посейчас, из воды вместо великолепного сооружения — гордости Киева — торчат только серые унылые быки. А, поляки, поляки!.. Ай, яй, яй!..
Спасибо сердечное скажет вам русский народ.
Не унывайте, милые киевские граждане! Когда-нибудь поляки перестанут на нас сердиться и отстроят нам новый мост, еще лучше прежнего. И при этом на свой счет.
#exomnipolska
(вперед)
В декабре 2004-го в Киеве читал «Киев-город» Булгакова. Это было интереснее новостей.
Весной зацветали белым цветом сады, одевался в зелень Царский сад, солнце ломилось во все окна, зажигало в них пожары. А Днепр! А закаты! А Выдубецкий монастырь на склонах. Зеленое море уступами сбегало к разноцветному ласковому Днепру. Черно-синие густые ночи над водой, электрический крест Св. Владимира, висящий в высоте…
Словом, город прекрасный, город счастливый. Мать городов русских.
Но это были времена легендарные, те времена, когда в садах самого прекрасного города нашей Родины жило беспечальное, юное поколение. Тогда-то в сердцах у этого поколения, родилась уверенность, что вся жизнь пройдет в белом цвете, тихо, спокойно, зори, закаты, Днепр, Крещатик, солнечные улицы летом, а зимой не холодный, не жесткий, крупный ласковый снег…
…И вышло совершенно наоборот.
Легендарные времена оборвались, и внезапно и грозно наступила история. Я совершенно точно могу указать момент ее появления: это было в 10 час. утра 2-го марта 1917 г., когда в Киев пришла телеграмма, подписанная двумя загадочными словами:
— Депутат Бубликов.
Ни один человек в Киеве, за это я ручаюсь, не знал, что должны были обозначать эти таинственные 15 букв, но знаю одно: ими история подала Киеву сигнал к началу.
***
Пока что можно сказать одно: по счету киевлян, у них было 18 переворотов. Некоторые из теплушечных мемуаристов насчитали их 12; я точно могу сообщить, что их было 14, причем 10 из них я лично пережил.
В Киеве не было только греков. Не попали они в Киев случайно, потому что умное начальство их спешно увело из Одессы. Последнее их слово было русское слово:
— Вата!
Я их искренно поздравляю, что они не пришли в Киев. Там бы их ожидала еще худшая вата. Нет никаких сомнений, что их выкинули бы вон.
***
Рекорд побил знаменитый бухгалтер, впоследствии служащий союза городов Семен Васильевич Петлюра. Четыре раза он являлся в Киев, и четыре раза его выгоняли. Самыми последними под занавес приехали зачем-то польские паны (явление XIV-e) с французскими дальнобойными пушками.
Полтора месяца они гуляли по Киеву. Искушенные опытом киевляне, посмотрев на толстые пушки и малиновые выпушки, уверенно сказали:
— Большевики опять будут скоро.
И все сбылось как по-писаному. На переломе второго месяца среди совершенно безоблачного неба советская конница грубо и буденно заехала куда-то, куда не нужно, и паны в течение нескольких часов оставили заколдованный город. Но тут следует сделать маленькую оговорку. Все, кто раньше делали визит в Киев, уходили из него по-хорошему, ограничиваясь относительно безвредной шестидюймовой стрельбой по Киеву со святошинских позиций. Наши же европеизированные кузены вздумали щегольнуть своими подрывными средствами и разбили три моста через Днепр, причем Цепной — вдребезги.
И посейчас, из воды вместо великолепного сооружения — гордости Киева — торчат только серые унылые быки. А, поляки, поляки!.. Ай, яй, яй!..
Спасибо сердечное скажет вам русский народ.
Не унывайте, милые киевские граждане! Когда-нибудь поляки перестанут на нас сердиться и отстроят нам новый мост, еще лучше прежнего. И при этом на свой счет.
#exomnipolska
(вперед)
(назад)
Еще немного Киева из декабря 2004-го и Булгакова из весны 1923-го.
Достопримечательности
Это киевские вывески. Что на них только написано, уму непостижимо.
Оговариваюсь раз и навсегда: я с уважением отношусь ко всем языкам и наречиям, но, тем не менее, киевские вывески необходимо переписать.
Нельзя же, в самом деле, отбить в слове «гомеопатическая» букву «я» и думать, что благодаря этому аптека превратится из русской в украинскую. Нужно, наконец, условиться, как будет называться то место, где стригут и бреют граждан: «голярня», «перукарня», «цирульня» или просто-напросто «парикмахерская»!
Мне кажется, что из четырех слов — «молошна», «молочна», «молочарня» и «молошная» — самым подходящим будет пятое — молочная.
Ежели я заблуждаюсь в этом случае, то в основном я все-таки прав — можно установить единообразие. По-украински, так по-украински. Но правильно и всюду одинаково. […]
Что такое «Karacik» — это понятно, означает «Портной Карасик»; «Дитячiй притулок» — понятно благодаря тому, что для удобства национальных меньшинств сделан тут же перевод: «Детский сад», но «смерiхел» непонятен еще более, чем «Коуту всерокомпама», и еще более ошеломляющ, чем «Yдальня».
***
Какая резкая разница между киевлянами и москвичами! Москвичи — зубастые, напористые, летающие, спешащие, американизированные. Киевляне — тихие, медленные и без всякой американизации. Но американской складки людей любят. И когда некто в уродливом пиджаке с дамской грудью и наглых штанах, подтянутых почти до колен, прямо с поезда врывается в их переднюю, они спешат предложить ему чаю и в глазах у них живейший интерес. Киевляне обожают рассказы о Москве, но ни одному москвичу я не советую им что-нибудь рассказывать. Потому что, как только вы выйдете за порог, они хором вас признают лгуном. За вашу чистую правду.
***
Киевляне же, надо отдать им справедливость, газет не читают, находясь в твердой уверенности, что там заключается «обман». Но так как человек без информации немыслим на земном шаре, им приходится получать сведения с евбаза (еврейский базар), где старушки вынуждены продавать канделябры.
Оторванность киевлян от Москвы, тлетворная их близость к местам, где зарождались всякие Тютюники, и, наконец, порожденная 19-м годом уверенность в непрочности земного является причиной того, что в телеграммах, посылаемых с евбаза, они не видят ничего невероятного.
Поэтому: епископ Кентерберийский инкогнито был в Киеве, чтобы посмотреть, что там делают большевики (я не шучу). Папа римский заявил, что если «это не прекратится», то он уйдет в пустыню. Письма бывшей императрицы сочинил Демьян Бедный…
В конце концов пришлось плюнуть и не разуверять.
***
Три церкви
Это еще более достопримечательно, нежели вывески. Три церкви, это слишком много для Киева. Старая, живая и автокефальная, или украинская.
Представители второй из них получили от остроумных киевлян кличку:
— Живые попы.
Более меткого прозвища я не слыхал во всю свою жизнь. Оно определяет, означенных представителей полностью — не только со стороны их принадлежности, но и со стороны свойств их характера.
В живости и проворстве они уступают только одной организации — попам украинским.
И представляют полную противоположность представителям старой церкви, которые не только не обнаруживают никакой живости, но наоборот, медлительны, растеряны и крайне мрачны.
Положение таково: старая ненавидит живую и автокефальную, живая — старую и автокефальную, автокефальная — старую и живую.
***
Город прекрасный, город счастливый. Над разлившимся Днепром, весь в зелени каштанов, весь в солнечных пятнах.
Сейчас в нем великая усталость после страшных громыхающих лет. Покой.
Но трепет новой жизни я слышу. Его отстроят, опять закипят его улицы, и станет над рекой, которую Гоголь любил, опять царственный город. А память о Петлюре да сгинет.
#exomnipolska
Продолжение следует
Еще немного Киева из декабря 2004-го и Булгакова из весны 1923-го.
Достопримечательности
Это киевские вывески. Что на них только написано, уму непостижимо.
Оговариваюсь раз и навсегда: я с уважением отношусь ко всем языкам и наречиям, но, тем не менее, киевские вывески необходимо переписать.
Нельзя же, в самом деле, отбить в слове «гомеопатическая» букву «я» и думать, что благодаря этому аптека превратится из русской в украинскую. Нужно, наконец, условиться, как будет называться то место, где стригут и бреют граждан: «голярня», «перукарня», «цирульня» или просто-напросто «парикмахерская»!
Мне кажется, что из четырех слов — «молошна», «молочна», «молочарня» и «молошная» — самым подходящим будет пятое — молочная.
Ежели я заблуждаюсь в этом случае, то в основном я все-таки прав — можно установить единообразие. По-украински, так по-украински. Но правильно и всюду одинаково. […]
Что такое «Karacik» — это понятно, означает «Портной Карасик»; «Дитячiй притулок» — понятно благодаря тому, что для удобства национальных меньшинств сделан тут же перевод: «Детский сад», но «смерiхел» непонятен еще более, чем «Коуту всерокомпама», и еще более ошеломляющ, чем «Yдальня».
***
Какая резкая разница между киевлянами и москвичами! Москвичи — зубастые, напористые, летающие, спешащие, американизированные. Киевляне — тихие, медленные и без всякой американизации. Но американской складки людей любят. И когда некто в уродливом пиджаке с дамской грудью и наглых штанах, подтянутых почти до колен, прямо с поезда врывается в их переднюю, они спешат предложить ему чаю и в глазах у них живейший интерес. Киевляне обожают рассказы о Москве, но ни одному москвичу я не советую им что-нибудь рассказывать. Потому что, как только вы выйдете за порог, они хором вас признают лгуном. За вашу чистую правду.
***
Киевляне же, надо отдать им справедливость, газет не читают, находясь в твердой уверенности, что там заключается «обман». Но так как человек без информации немыслим на земном шаре, им приходится получать сведения с евбаза (еврейский базар), где старушки вынуждены продавать канделябры.
Оторванность киевлян от Москвы, тлетворная их близость к местам, где зарождались всякие Тютюники, и, наконец, порожденная 19-м годом уверенность в непрочности земного является причиной того, что в телеграммах, посылаемых с евбаза, они не видят ничего невероятного.
Поэтому: епископ Кентерберийский инкогнито был в Киеве, чтобы посмотреть, что там делают большевики (я не шучу). Папа римский заявил, что если «это не прекратится», то он уйдет в пустыню. Письма бывшей императрицы сочинил Демьян Бедный…
В конце концов пришлось плюнуть и не разуверять.
***
Три церкви
Это еще более достопримечательно, нежели вывески. Три церкви, это слишком много для Киева. Старая, живая и автокефальная, или украинская.
Представители второй из них получили от остроумных киевлян кличку:
— Живые попы.
Более меткого прозвища я не слыхал во всю свою жизнь. Оно определяет, означенных представителей полностью — не только со стороны их принадлежности, но и со стороны свойств их характера.
В живости и проворстве они уступают только одной организации — попам украинским.
И представляют полную противоположность представителям старой церкви, которые не только не обнаруживают никакой живости, но наоборот, медлительны, растеряны и крайне мрачны.
Положение таково: старая ненавидит живую и автокефальную, живая — старую и автокефальную, автокефальная — старую и живую.
***
Город прекрасный, город счастливый. Над разлившимся Днепром, весь в зелени каштанов, весь в солнечных пятнах.
Сейчас в нем великая усталость после страшных громыхающих лет. Покой.
Но трепет новой жизни я слышу. Его отстроят, опять закипят его улицы, и станет над рекой, которую Гоголь любил, опять царственный город. А память о Петлюре да сгинет.
#exomnipolska
Продолжение следует