Многие финны откровенно недолюбливают «рюсся» (уничижительное обозначение русских) и показывают это на деле. Предвзятое отношение может проявляться, например, в дискриминации при поиске работы, в нежелании финнов сдать приезжим русским в аренду дом или катер. Нередко доброхоты советуют русским соискателям представляться украинцами — финские СМИ выставляют их «жертвами российской агрессии», так что мигрантов с «незалежной» положено публично привечать.
Известия, 23 ноября 2021 г.
#exomnisuomi
Известия, 23 ноября 2021 г.
#exomnisuomi
Известия
Ты чьих будешь: почему финны становятся русофобами
Жители Финляндии с русскими фамилиями жалуются на дискриминацию
Финны, конечно, непревзойденные мастера самопрезентации. Сайт visitfinland.com с ходу сообщает, что Финляндия – самая счастливая страна (и дает неактуальные советы по въезду). А сайт finland.fi посвящает целый раздел местоимению hän, утверждая, что отсутствие грамматических родов есть признак всеобщего равенства, которое будто бы практикуется с XVI века (в 1543 была напечатана первая книга на финском – букварь Микаэля Агриколы).
Прекрасный адаптивный дизайн обоих сайтов может околдовать (чем финны занимаются c давних пор) неразумные души, и читатель впрямь поверит, что hän stands for equal opportunity. Но ведь в финском просто нет родов. В турецком (и сотнях других языков) тоже нет, но туркам до сих пор не приходило в голову продавать себя миру как страну инклюзивности (а могли бы!). Впрочем, посмотрел ради интереса и нашел того, кто воспевает гендерную нейтральность турецкого языка: журналистку Financial Times.
I wondered what Turkish could teach longstanding efforts by feminists to remove inbuilt sexism from English and, more recently, campaigns to promote gender neutral pronouns.
Ну-ну.
#exomnisuomi
Прекрасный адаптивный дизайн обоих сайтов может околдовать (чем финны занимаются c давних пор) неразумные души, и читатель впрямь поверит, что hän stands for equal opportunity. Но ведь в финском просто нет родов. В турецком (и сотнях других языков) тоже нет, но туркам до сих пор не приходило в голову продавать себя миру как страну инклюзивности (а могли бы!). Впрочем, посмотрел ради интереса и нашел того, кто воспевает гендерную нейтральность турецкого языка: журналистку Financial Times.
I wondered what Turkish could teach longstanding efforts by feminists to remove inbuilt sexism from English and, more recently, campaigns to promote gender neutral pronouns.
Ну-ну.
#exomnisuomi
О Финляндии
(а потом к Польше вернусь, как и полагается всякому русскому)
Раздел восточноевропейского цикла на Картографе, посвященный Финляндии, получился каким-то подозрительно личным. Ну да тому есть причины: я с детства с особым трепетом относился ко всему северному и сильно с севером себя ассоциировал. Неважно каким. «Унесу тебя я в тундру» или платформа Северянин (все могу простить Собянину, но, блин, как можно было ее переименовать в «Ростокино»?) – все это почему-то было заведомо близким и родным. На инстинктивном уровне: корни поваленных елей, брусника и мед, зыбь вечерних болот и вот это вот все волнует куда больше, чем краски и ароматы юга и востока. Ни Ближний Восток, хоть он и колыбель цивилизаций, ни Индокитай, уподобляемый многими раю на земле, не тревожат душу так, как наши северные широты. Тихие переливы кантеле приятнее уху, чем страстные звуки фламенко. И так далее.
Впрочем, с тех пор, как северную романтику стали совсем уж рьяно использовать в поп-культуре – все эти властелины престолов, топоры, рога, бороды – сила рефлекса поубавилась. Но все равно он жив.
С детства же я знал, что существует север наш и не наш (то, что называется Nordic countries, да и Прибалтика в придачу). Близкие по природным условиям, два севера отличаются, однако, образом и качеством жизни. И не просто отличаются: их север, в отличие от нашего, продает себя как самое счастливое, безопасное и справедливое место на земле. А наш?
То горестное состояние, в котором находится Русский Север, долго отвращало меня от того, чтобы на нем побывать. Помню отзывы людей о Карелии в начале 2000-х: «безумно красиво, но неоправданно дорого и загажено». Ну как так? Робко начал открывать его для лет восемь назад, когда уже побывал и в Финляндии, и в Швеции. За двадцать лет многое изменилось к лучшему, но все же летом 2020 года в больнице Сортавалы, где из меня извлекали клеща, привезенного с Валаама, услышал такое от медсестры:
– Вот что вы ездите и ездите? Не надо! У нас клещи, комары, змеи. Люди скоро начнут кусаться!
Доктору едва удалось ее успокоить. Но в чем-то она была права. Регион беден. Турист диковат. Сортавала выглядит как бледное подобие себя сто лет назад. Несмотря на очевидные улучшения, слишком многое вызывает грусть.
Впрочем, побывав перед пандемией в трех северных странах, я испытал грусть и в них. Причина – неоправданная (с точки зрения туриста) дороговизна всего. Да, картинка прекрасна, но почему за это надо платить столько? Ни в Японии, ни даже в Штатах я не расставался с деньгами с такой жалостью, как в Дании и Финляндии. Этот травматический опыт побудил меня написать текст с претенциозным заголовком «Единственно верная стратегия развития внутреннего туризма».
Его смысл заключался в том, что основные усилия нужно сосредоточить на том, чтобы отбить у туриста желание посещать сопредельные государства, потому что почти все то же самое есть по эту сторону границы. Кто бы мог знать, что совсем скоро двумя мощными ударами (в 2020 и 2022) отобьют не желание, а возможность? Так что сегодня все это читается несколько двусмысленно.
Сам я, тем не менее, в полном соответствии с написанным, пять лет подряд проводил лето в Карелии, а в прошлом году, наконец, добрался до Кольского полуострова, нисколько не сокрушаясь об утрате скандинавской альтернативы (и не жалея даже о неиспользованной из-за пандемии исландской визе и билетах до Рейкьявика).
(вперед)
#exomnisuomi
(а потом к Польше вернусь, как и полагается всякому русскому)
Раздел восточноевропейского цикла на Картографе, посвященный Финляндии, получился каким-то подозрительно личным. Ну да тому есть причины: я с детства с особым трепетом относился ко всему северному и сильно с севером себя ассоциировал. Неважно каким. «Унесу тебя я в тундру» или платформа Северянин (все могу простить Собянину, но, блин, как можно было ее переименовать в «Ростокино»?) – все это почему-то было заведомо близким и родным. На инстинктивном уровне: корни поваленных елей, брусника и мед, зыбь вечерних болот и вот это вот все волнует куда больше, чем краски и ароматы юга и востока. Ни Ближний Восток, хоть он и колыбель цивилизаций, ни Индокитай, уподобляемый многими раю на земле, не тревожат душу так, как наши северные широты. Тихие переливы кантеле приятнее уху, чем страстные звуки фламенко. И так далее.
Впрочем, с тех пор, как северную романтику стали совсем уж рьяно использовать в поп-культуре – все эти властелины престолов, топоры, рога, бороды – сила рефлекса поубавилась. Но все равно он жив.
С детства же я знал, что существует север наш и не наш (то, что называется Nordic countries, да и Прибалтика в придачу). Близкие по природным условиям, два севера отличаются, однако, образом и качеством жизни. И не просто отличаются: их север, в отличие от нашего, продает себя как самое счастливое, безопасное и справедливое место на земле. А наш?
То горестное состояние, в котором находится Русский Север, долго отвращало меня от того, чтобы на нем побывать. Помню отзывы людей о Карелии в начале 2000-х: «безумно красиво, но неоправданно дорого и загажено». Ну как так? Робко начал открывать его для лет восемь назад, когда уже побывал и в Финляндии, и в Швеции. За двадцать лет многое изменилось к лучшему, но все же летом 2020 года в больнице Сортавалы, где из меня извлекали клеща, привезенного с Валаама, услышал такое от медсестры:
– Вот что вы ездите и ездите? Не надо! У нас клещи, комары, змеи. Люди скоро начнут кусаться!
Доктору едва удалось ее успокоить. Но в чем-то она была права. Регион беден. Турист диковат. Сортавала выглядит как бледное подобие себя сто лет назад. Несмотря на очевидные улучшения, слишком многое вызывает грусть.
Впрочем, побывав перед пандемией в трех северных странах, я испытал грусть и в них. Причина – неоправданная (с точки зрения туриста) дороговизна всего. Да, картинка прекрасна, но почему за это надо платить столько? Ни в Японии, ни даже в Штатах я не расставался с деньгами с такой жалостью, как в Дании и Финляндии. Этот травматический опыт побудил меня написать текст с претенциозным заголовком «Единственно верная стратегия развития внутреннего туризма».
Его смысл заключался в том, что основные усилия нужно сосредоточить на том, чтобы отбить у туриста желание посещать сопредельные государства, потому что почти все то же самое есть по эту сторону границы. Кто бы мог знать, что совсем скоро двумя мощными ударами (в 2020 и 2022) отобьют не желание, а возможность? Так что сегодня все это читается несколько двусмысленно.
Сам я, тем не менее, в полном соответствии с написанным, пять лет подряд проводил лето в Карелии, а в прошлом году, наконец, добрался до Кольского полуострова, нисколько не сокрушаясь об утрате скандинавской альтернативы (и не жалея даже о неиспользованной из-за пандемии исландской визе и билетах до Рейкьявика).
(вперед)
#exomnisuomi
Telegram
Вечерний картограф
Недолго думал, к какой стране перейти после Прибалтики в этом восточноевропейском цикле – конечно же, к Финляндии. 🇫🇮
Вспомним определение Восточной Европы от неизвестного чешского картографа из 1920-х: полоса малых народов между немцами и русскими. Финны…
Вспомним определение Восточной Европы от неизвестного чешского картографа из 1920-х: полоса малых народов между немцами и русскими. Финны…
(назад)
Финансовый шок, пережитый в Финляндии в последнее доковидное лето, был так велик, что впоследствии очевидные карельско-кольские недочеты не вызывали никаких огорчений. «Чтобы по доброй воле поехать в Финляндию, – думал я, – нужно быть либо очень богатым, либо настолько верить в превосходство их севера над нашим, чтобы быть готовым отдать последние деньги ради приобщения к святой загранице». Это может звучать абсурдно, но имеет богатую традицию. Лесков писал (иронизуя над Катковым, но ведь все же правда!)
Катков открыл в правительстве бессилие и слабость и стал пугать, что нас «скоро отмежуют от Европы по Нарву» и что наши петербургские генеральши будут этому очень рады, «потому что им станет близко ездить за границу».
Могу ошибаться, но, кажется, ни в одной европейской литературе не уделено столько внимания Финляндии, сколько в русской. И тон рассуждений о нашей близкой загранице почти всегда одинаковый. В финском языке было бы (а, может, и есть) специальное длинное слово, означающее «настроение русских писателей, пишущих о Финляндии».
В этом есть сдержанное восхищение, зависть, поиск недостатков и – почти всегда – стыд за соотечественников. Классика жанра – «Немножко Финляндии» Куприна. Но очень хорошо и у Леонида Соболева:
[…] Финляндия, хмурая, как темь ее лесов, твердая, как гранит ее скал, непонятная, как ее язык, и враждебная, как колония. В этой толпе российских княжеств и азиатских царств она идет, ненавидя и молча, твердым финским временем. Не в пример всем им, великое княжество Финляндское, "составляя нераздельную часть государства Российского, во внутренних своих делах управляется особыми установлениями на основании особого законодательства".
И всероссийский обыватель, попадая в Финляндию, чувствует себя не дома, здесь он — всегда в гостях. Он старается идти по улице не толкаясь, он приобретает неожиданно вежливый тон и даже извозчику говорит "вы". Он торопливо опускает пять пенни в кружку, висящую в входной двери в трамвай, опасаясь презрительно безмолвного напоминания кондуктора — встряхивания кружкой перед забывчивым пассажиром. Чистота уличных уборных его ошеломляет, и он входит в их матовые стеклянные двери, как в часовню, — молча и благоговейно. Он деликатно оставляет недоеденный бутерброд за столом вокзального буфета, где за марку можно нажрать на все пять марок. Всероссийский обыватель ходит по улицам Гельсингфорса, умиляясь сам себе и восторгаясь заграничной культурой, тихий, как на похоронах, и радостный, как именинник...
Но истинно-русский человек не может быть долго трезвым на собственных именинах: он робко напивается в ресторане, и вино разжигает в нем патриотическое самолюбие. Чья страна? Финская? Что это за финская страна? Чухляндия! Провинция матушки России! Кто здесь хозяин?.. Российский обыватель вспоминает фельетоны Меньшикова в "Новом времени", где ясно доказывается, что Россия погибнет от финнов, поляков и жидов. Тогда он хлопает кулаком по столу. Шведы и финны брезгливо оглядываются. Потом появляются полицейские в черных сюртуках и молча выводят его в автомобиль, — даже не дерутся. В полицейском управлении точно и быстро называют сумму штрафа; она крупна так, что веселье и удаль спадают. С этого дня российский обыватель начинает отвечать чухнам их же ненавистью, перестает умиляться порядком и теряет всякий вкус к газовым плитам, дешевым прокатным автомобилям и автоматическим выключателям на лестницах, включающим свет ровно на столько времени, сколько нужно трезвому человеку, чтобы подняться на самый верхний этаж. Он живет в Гельсингфорсе напуганно, скучно, без размаха. Скучная страна Финляндия!
Надо сказать, что писатель ходил по краю обрыва. Роман «Капитальный ремонт» был написан в 1932 г., когда еще была актуальна идеологема «царская Россия – тюрьма народов», а потому образ дурачка-великоросса был в кассу. Но не за горами было и то время, когда за восхваление финнов можно было крепко попасть. Соболев прошел этот путь успешно. Но главное не это, а то, что его наблюдения поразительно метки.
(вперед)
#exomnisuomi
Финансовый шок, пережитый в Финляндии в последнее доковидное лето, был так велик, что впоследствии очевидные карельско-кольские недочеты не вызывали никаких огорчений. «Чтобы по доброй воле поехать в Финляндию, – думал я, – нужно быть либо очень богатым, либо настолько верить в превосходство их севера над нашим, чтобы быть готовым отдать последние деньги ради приобщения к святой загранице». Это может звучать абсурдно, но имеет богатую традицию. Лесков писал (иронизуя над Катковым, но ведь все же правда!)
Катков открыл в правительстве бессилие и слабость и стал пугать, что нас «скоро отмежуют от Европы по Нарву» и что наши петербургские генеральши будут этому очень рады, «потому что им станет близко ездить за границу».
Могу ошибаться, но, кажется, ни в одной европейской литературе не уделено столько внимания Финляндии, сколько в русской. И тон рассуждений о нашей близкой загранице почти всегда одинаковый. В финском языке было бы (а, может, и есть) специальное длинное слово, означающее «настроение русских писателей, пишущих о Финляндии».
В этом есть сдержанное восхищение, зависть, поиск недостатков и – почти всегда – стыд за соотечественников. Классика жанра – «Немножко Финляндии» Куприна. Но очень хорошо и у Леонида Соболева:
[…] Финляндия, хмурая, как темь ее лесов, твердая, как гранит ее скал, непонятная, как ее язык, и враждебная, как колония. В этой толпе российских княжеств и азиатских царств она идет, ненавидя и молча, твердым финским временем. Не в пример всем им, великое княжество Финляндское, "составляя нераздельную часть государства Российского, во внутренних своих делах управляется особыми установлениями на основании особого законодательства".
И всероссийский обыватель, попадая в Финляндию, чувствует себя не дома, здесь он — всегда в гостях. Он старается идти по улице не толкаясь, он приобретает неожиданно вежливый тон и даже извозчику говорит "вы". Он торопливо опускает пять пенни в кружку, висящую в входной двери в трамвай, опасаясь презрительно безмолвного напоминания кондуктора — встряхивания кружкой перед забывчивым пассажиром. Чистота уличных уборных его ошеломляет, и он входит в их матовые стеклянные двери, как в часовню, — молча и благоговейно. Он деликатно оставляет недоеденный бутерброд за столом вокзального буфета, где за марку можно нажрать на все пять марок. Всероссийский обыватель ходит по улицам Гельсингфорса, умиляясь сам себе и восторгаясь заграничной культурой, тихий, как на похоронах, и радостный, как именинник...
Но истинно-русский человек не может быть долго трезвым на собственных именинах: он робко напивается в ресторане, и вино разжигает в нем патриотическое самолюбие. Чья страна? Финская? Что это за финская страна? Чухляндия! Провинция матушки России! Кто здесь хозяин?.. Российский обыватель вспоминает фельетоны Меньшикова в "Новом времени", где ясно доказывается, что Россия погибнет от финнов, поляков и жидов. Тогда он хлопает кулаком по столу. Шведы и финны брезгливо оглядываются. Потом появляются полицейские в черных сюртуках и молча выводят его в автомобиль, — даже не дерутся. В полицейском управлении точно и быстро называют сумму штрафа; она крупна так, что веселье и удаль спадают. С этого дня российский обыватель начинает отвечать чухнам их же ненавистью, перестает умиляться порядком и теряет всякий вкус к газовым плитам, дешевым прокатным автомобилям и автоматическим выключателям на лестницах, включающим свет ровно на столько времени, сколько нужно трезвому человеку, чтобы подняться на самый верхний этаж. Он живет в Гельсингфорсе напуганно, скучно, без размаха. Скучная страна Финляндия!
Надо сказать, что писатель ходил по краю обрыва. Роман «Капитальный ремонт» был написан в 1932 г., когда еще была актуальна идеологема «царская Россия – тюрьма народов», а потому образ дурачка-великоросса был в кассу. Но не за горами было и то время, когда за восхваление финнов можно было крепко попасть. Соболев прошел этот путь успешно. Но главное не это, а то, что его наблюдения поразительно метки.
(вперед)
#exomnisuomi
Telegram
дугоизлазни акценат
О Финляндии
(а потом к Польше вернусь, как и полагается всякому русскому)
Раздел восточноевропейского цикла на Картографе, посвященный Финляндии, получился каким-то подозрительно личным. Ну да тому есть причины: я с детства с особым трепетом относился…
(а потом к Польше вернусь, как и полагается всякому русскому)
Раздел восточноевропейского цикла на Картографе, посвященный Финляндии, получился каким-то подозрительно личным. Ну да тому есть причины: я с детства с особым трепетом относился…
(назад)
Но вернемся к Финляндии в русской литературе. У Соболева градус восхваления финнов все же пониже, чем у Куприна.
Конечно, трудно многое сказать о стране, в которой был только мимоходом, но все, что я видел, укрепляет во мне мысль, что финны – мирный, большой, серьезный, стойкий народ, к тому же народ, отличающийся крепким здоровьем, любовью к свободе и нежной̆ привязанностью к своей суровой родине, – писал он в 1908 г.
В этом комплиментарном представлении о финнах нет особой неправды (разве что «спокойные» не означает «мирные). Тем более автор честно признается, что пишет о том, что видел мимоходом. Удивительно, что оно оказалось перенесено на Финляндию в целом и, пережив революцию и две войны, вновь зацвело пышным цветом в эпоху «советско-финской дружбы». Возник прямо-таки культ всего финского, а в постсоветскую эпоху открылся путь для форматирования русских (и карельских) мозгов в соответствии с финским историческим нарративом.
В конечном итоге комплиментарности в отношении финнов не могу избежать и я. Меня неизменно поражало – по контрасту с Польшей – сколько здесь следов русского присутствия. В первую очередь это, конечно, центр Хельсинки, который строился как образцовая столица образцового владения русских царей 1️⃣. Улицы, носящие имена императора, императрицы и прочих членов августейшей династии, сохранили свои названия 2️⃣ (в Польше бы назывались в честь Пилсудского и Армии Крайовой). Кое-где видны старые таблички 3️⃣. Памятник Александру II стоит в Хельсинки 4️⃣, а Александру I – в соборе Порвоо 5️⃣, где Великому княжеству была дарована конституция. В крепости Свеаборг зловеще сверкают пушки Мотовилихинского завода 6️⃣. А уголовный кодекс страны начинается словами «Мы, Александр Третий, милостью Божией Император и Самодержец всея Руси». Все это не может не вызывать симпатию русского путешественника.
(вперед)
#exomnisuomi
Но вернемся к Финляндии в русской литературе. У Соболева градус восхваления финнов все же пониже, чем у Куприна.
Конечно, трудно многое сказать о стране, в которой был только мимоходом, но все, что я видел, укрепляет во мне мысль, что финны – мирный, большой, серьезный, стойкий народ, к тому же народ, отличающийся крепким здоровьем, любовью к свободе и нежной̆ привязанностью к своей суровой родине, – писал он в 1908 г.
В этом комплиментарном представлении о финнах нет особой неправды (разве что «спокойные» не означает «мирные). Тем более автор честно признается, что пишет о том, что видел мимоходом. Удивительно, что оно оказалось перенесено на Финляндию в целом и, пережив революцию и две войны, вновь зацвело пышным цветом в эпоху «советско-финской дружбы». Возник прямо-таки культ всего финского, а в постсоветскую эпоху открылся путь для форматирования русских (и карельских) мозгов в соответствии с финским историческим нарративом.
В конечном итоге комплиментарности в отношении финнов не могу избежать и я. Меня неизменно поражало – по контрасту с Польшей – сколько здесь следов русского присутствия. В первую очередь это, конечно, центр Хельсинки, который строился как образцовая столица образцового владения русских царей 1️⃣. Улицы, носящие имена императора, императрицы и прочих членов августейшей династии, сохранили свои названия 2️⃣ (в Польше бы назывались в честь Пилсудского и Армии Крайовой). Кое-где видны старые таблички 3️⃣. Памятник Александру II стоит в Хельсинки 4️⃣, а Александру I – в соборе Порвоо 5️⃣, где Великому княжеству была дарована конституция. В крепости Свеаборг зловеще сверкают пушки Мотовилихинского завода 6️⃣. А уголовный кодекс страны начинается словами «Мы, Александр Третий, милостью Божией Император и Самодержец всея Руси». Все это не может не вызывать симпатию русского путешественника.
(вперед)
#exomnisuomi
(назад)
Полагаю, особенности финского городского ландшафта, описанные в предыдущем посте, продиктованы чем угодно, только не симпатией к соседям. Возможно, к означенным царям финны действительно испытывают теплые чувства (кроме добра они от них ничего не видели) – но это неточно. Скорее, речь идет о практичности: все это хорошие вещи, зачастую единственные в мире, пусть служат.
Вообще, как мне представляется, в основе отношения финнов к внешнему миру лежит сильно завуалированная мизантропия (менее завуалирована она у их южных соседей-прибалтов). Вот она немного прорывается в этом постере для туристов в Порвоо. И, честно говоря, даже эта мизантропия вызывает симпатию – потому что, правильно упакованная, она называется «уважением личного пространства», что есть благо.
У нас почему-то принято безусловно верить финским представлениям о себе, транслируемым во внешний мир (хотя многократно повторяемая мантра о самых счастливых людях на земле» должна была бы вызвать подозрение). Доходит до абсурда.
«Пару лет назад, во время празднования 100-летия независимости Финляндии, о Ленине у нас говорили и писали очень много, — поведала корреспонденту «Газеты.Ru» жительница Оулайнена Юули-Мариа Мяки. – Некоторые у нас всерьез считают, что финны не смогли создать ему нормальные условия для проживания после изгнания из имперской России – в итоге Ленину пришлось вернуться, что привело к долгой и кровопролитной Гражданской войне, росту влияния коммунизма и сталинскому террору. Поэтому ряд финнов испытывает неудобство по той причине, что другим людям пришлось страдать из-за их независимости.
Опять типичное финское колдовство, которое многими у нас принимается за чистую монету и заставляет верить во всех-уважающую и за-всех-переживающую «финскую ментальность». Кажется, подобные мифы принято слагать и о японцах.
(вперед)
#exomnisuomi
Полагаю, особенности финского городского ландшафта, описанные в предыдущем посте, продиктованы чем угодно, только не симпатией к соседям. Возможно, к означенным царям финны действительно испытывают теплые чувства (кроме добра они от них ничего не видели) – но это неточно. Скорее, речь идет о практичности: все это хорошие вещи, зачастую единственные в мире, пусть служат.
Вообще, как мне представляется, в основе отношения финнов к внешнему миру лежит сильно завуалированная мизантропия (менее завуалирована она у их южных соседей-прибалтов). Вот она немного прорывается в этом постере для туристов в Порвоо. И, честно говоря, даже эта мизантропия вызывает симпатию – потому что, правильно упакованная, она называется «уважением личного пространства», что есть благо.
У нас почему-то принято безусловно верить финским представлениям о себе, транслируемым во внешний мир (хотя многократно повторяемая мантра о самых счастливых людях на земле» должна была бы вызвать подозрение). Доходит до абсурда.
«Пару лет назад, во время празднования 100-летия независимости Финляндии, о Ленине у нас говорили и писали очень много, — поведала корреспонденту «Газеты.Ru» жительница Оулайнена Юули-Мариа Мяки. – Некоторые у нас всерьез считают, что финны не смогли создать ему нормальные условия для проживания после изгнания из имперской России – в итоге Ленину пришлось вернуться, что привело к долгой и кровопролитной Гражданской войне, росту влияния коммунизма и сталинскому террору. Поэтому ряд финнов испытывает неудобство по той причине, что другим людям пришлось страдать из-за их независимости.
Опять типичное финское колдовство, которое многими у нас принимается за чистую монету и заставляет верить во всех-уважающую и за-всех-переживающую «финскую ментальность». Кажется, подобные мифы принято слагать и о японцах.
(вперед)
#exomnisuomi
(назад)
Но почему, почему мы с такой охотой слагаем эти мифы? Кажется, дело именно в этом контрасте между нашим севером и ненашим. Финны, будучи преимущественно крестьянской нацией (как русские) и живя в неблагоприятных природных условиях (как русские) сумели сделать свою жизнь красивой (вернемся к Куприну):
Здесь любят цветы и при каждом семейном случае, в каждый праздник дарят их друг другу. Во всяком доме, во всяком, даже самом плохоньком, третьеразрядном ресторане выувидите на столах и на окнах цветы в горшках, корзинах и вазах. В маленьком Гельсингфорсе больше цветочных магазинов, чем в Петербурге.
… и удобной:
Всякий из нас, конечно, помнит тот ужасный, нестерпимый зловонный воздух, который застаивается в классах наших гимназий, корпусов и реальных училищ после трех-четырех уроков. О городских школах и говорить нечего! И потому я буквально был поражен той чистотой воздуха, которая была в учебных комнатах финского низшего училища. Достигается это, конечно, применением самой усовершенствованной вентиляции, но главным образом тем, что финны вообще не боятся свежего воздуха и при всяком удобном случае оставляют окна открытыми настежь. Всякая мелочь, служащая для удобства и пользы школьников, обдумана здесь с замечательной любовью и заботливостью.
Иными словами, ценность видится не в том, чтобы смириться с продиктованным самой природой дискомфортом и довольствоваться малым, а сделать жизнь комфортной, несмотря на. И это послание ненашего севера близко огромному числу северян-русских, которые не обращают внимания на те стороны финской души, о которых пишет, например, Арто Паасилинна:
Самый страшный враг финнов – безнадежность, грусть, она же беспричинная бездонная апатия. Меланхолия витает над несчастным народом, тысячи лет держит его в подчинении, поэтому душа его мрачна и серьезна. Власть ее так сильна, что многие финны начинают видеть в смерти свое единственное спасение. Черная меланхолия более жестокий и беспощадный враг, чем даже Советская власть.
У нас самих меланхолии достаточно, поэтому такие вещи нас даже не трогают. А вот северный стиль – если не дух – за последние двадцать лет основательно проник в наше сознание. Да, не последнюю роль сыграла в этом ИКЕА, и это единственный из ушедших брендов, который лично мне жалко. Но, надеюсь, дело ее будет жить. Лаконичное и удобное, но при этом красивое – надеюсь, эти ориентиры останутся с нами надолго.
#exomnisuomi
Но почему, почему мы с такой охотой слагаем эти мифы? Кажется, дело именно в этом контрасте между нашим севером и ненашим. Финны, будучи преимущественно крестьянской нацией (как русские) и живя в неблагоприятных природных условиях (как русские) сумели сделать свою жизнь красивой (вернемся к Куприну):
Здесь любят цветы и при каждом семейном случае, в каждый праздник дарят их друг другу. Во всяком доме, во всяком, даже самом плохоньком, третьеразрядном ресторане выувидите на столах и на окнах цветы в горшках, корзинах и вазах. В маленьком Гельсингфорсе больше цветочных магазинов, чем в Петербурге.
… и удобной:
Всякий из нас, конечно, помнит тот ужасный, нестерпимый зловонный воздух, который застаивается в классах наших гимназий, корпусов и реальных училищ после трех-четырех уроков. О городских школах и говорить нечего! И потому я буквально был поражен той чистотой воздуха, которая была в учебных комнатах финского низшего училища. Достигается это, конечно, применением самой усовершенствованной вентиляции, но главным образом тем, что финны вообще не боятся свежего воздуха и при всяком удобном случае оставляют окна открытыми настежь. Всякая мелочь, служащая для удобства и пользы школьников, обдумана здесь с замечательной любовью и заботливостью.
Иными словами, ценность видится не в том, чтобы смириться с продиктованным самой природой дискомфортом и довольствоваться малым, а сделать жизнь комфортной, несмотря на. И это послание ненашего севера близко огромному числу северян-русских, которые не обращают внимания на те стороны финской души, о которых пишет, например, Арто Паасилинна:
Самый страшный враг финнов – безнадежность, грусть, она же беспричинная бездонная апатия. Меланхолия витает над несчастным народом, тысячи лет держит его в подчинении, поэтому душа его мрачна и серьезна. Власть ее так сильна, что многие финны начинают видеть в смерти свое единственное спасение. Черная меланхолия более жестокий и беспощадный враг, чем даже Советская власть.
У нас самих меланхолии достаточно, поэтому такие вещи нас даже не трогают. А вот северный стиль – если не дух – за последние двадцать лет основательно проник в наше сознание. Да, не последнюю роль сыграла в этом ИКЕА, и это единственный из ушедших брендов, который лично мне жалко. Но, надеюсь, дело ее будет жить. Лаконичное и удобное, но при этом красивое – надеюсь, эти ориентиры останутся с нами надолго.
#exomnisuomi
Telegram
дугоизлазни акценат
(назад)
Полагаю, особенности финского городского ландшафта, описанные в предыдущем посте, продиктованы чем угодно, только не симпатией к соседям. Возможно, к означенным царям финны действительно испытывают теплые чувства (кроме добра они от них ничего не…
Полагаю, особенности финского городского ландшафта, описанные в предыдущем посте, продиктованы чем угодно, только не симпатией к соседям. Возможно, к означенным царям финны действительно испытывают теплые чувства (кроме добра они от них ничего не…
Когда один плакат (разошедшийся сегодня по патриотическим интернетам), говорит больше, чем сотни страниц, написанных о том, что Финляндия, мол, до последнего не хотела воевать против СССР и только варварские советские бомбардировки подтолкнули ее к этому трудному решению (тут снова хочется вспомнить об отечественных дурачках, продвигающих финский нарратив).
Их «путь к свободе» начался 22 июня 1941 г., точка. Спасибо нашим прадедам за то, что он закончился так, как закончился.
Плакат, кстати, существует также в эстонской версии и бережно хранится в таллинском «музее оккупаций». А финскую, похоже, можно лицезреть только на спичечных коробках (на голубом фоне сообщается, что в коробке примерно 45 спичек и произведены они на заводе в Саари). Думается, что посыл про 22 июня никакого внутреннего протеста у работников завода не вызывал.
#exomnisuomi
Их «путь к свободе» начался 22 июня 1941 г., точка. Спасибо нашим прадедам за то, что он закончился так, как закончился.
Плакат, кстати, существует также в эстонской версии и бережно хранится в таллинском «музее оккупаций». А финскую, похоже, можно лицезреть только на спичечных коробках (на голубом фоне сообщается, что в коробке примерно 45 спичек и произведены они на заводе в Саари). Думается, что посыл про 22 июня никакого внутреннего протеста у работников завода не вызывал.
#exomnisuomi
Выложил в Дзен прошлогодние заметки о советско-финских отношениях (а точнее реквием советско-финской дружбе).
Между тем, прошлое и настоящее отношения с Финляндией переосмысливаются полным ходом и без меня, так что можно не переживать. Вот Александр Дюков подсыпает угольку, а вот Баир Иринчеев.
#exomnisuomi
Между тем, прошлое и настоящее отношения с Финляндией переосмысливаются полным ходом и без меня, так что можно не переживать. Вот Александр Дюков подсыпает угольку, а вот Баир Иринчеев.
#exomnisuomi
Дзен | Статьи
Россия-Финляндия: жизнь после дружбы (а была ли она?)
Статья автора «Вечерний картограф» в Дзене ✍: Это продолжение цикла статей о формировании границ Финляндии. Начало – здесь. Финляндия стала одним из очевидных бенефициаров холодной войны.