Глубинный протест против понятия «любовь к себе», который соседствует с бессознательным непринятием и бегством от реальных проявлений любви со стороны других, основан, по крайней мере, частично на протесте: глубинную, болезненную, неутолённую нужду в любви и заботе предлагается как бы научиться удовлетворять самостоятельно ВМЕСТО того, чтобы получить её удовлетворение оттуда, откуда оно и должно прийти — снаружи, от значимого Другого. Точно так же как ребёнок на определённом этапе протестует против того, чтобы самостоятельно завязать шнурки, такой человек на эмоциональном уровне протестует против того, чтобы по-настоящему принять, осознать и реализовать свои собственные потребности — протестует потому, что вместе с этими потребностями хранится боль отвержения и отчаянное желание, чтобы их заметил кто-то Другой и дал им тепло, безопасность, заботу и нежность, в которой они нуждаются.

Эта нужда и боль может быть настолько парализующей, что на пике своей остроты не оставляет человеку возможности думать и осознавать. Это ощущается и выглядит совсем не как потребность или желание, а как боль, безнадёжность и ужас, поэтому вызывает интуитивное и автоматическое защитное отстранение, отключение чувств и обращение к «псевдоздоровому Я», как я его называю, которое использует весь свой накопленный взрослый ресурс, чтобы справиться с этим. Но чаще всего интеллект, творчество, все сильные стороны здесь начинают использоваться на основе бессознательной мотивации избавиться от боли и гарантировать получение той самой любви, которая им нужна, без отвержения и боли. И концепция «любви к себе» отлично сюда укладывается. Мы начинаем использовать весь свой творческий потенциал, чтобы «научиться любить себя», но это автоматически превращается во всё, что угодно, кроме проживания и осмысления этой безнадёжности, боли и ужаса. Мы думаем, что можем просто дать себе всю эту любовь и заботу, научиться делать то, что хочется, принимать свои чувства, начинаем заботиться о других (дай другому то, что хочешь получить сам, - не так ли говорили мудрые?), но это приносит лишь временное облегчение и ощущение контроля над своей жизнью. Мы создаём прекрасные, осознанные, здоровые, зрелые и взрослые отношения, в которых делимся, проживаем, разделяем, процессим и обсуждаем словами через рот, чтобы только не дай бог не почувствовать, что нам, на самом деле, до ужаса страшно оказаться один на один с другим в этой своей боли, одиночестве и безнадёжности. Страшно подпустить кого-то к этому испуганному и онемевшему Я, которое отчаянно нуждается в любви и тепле и стремится буквально слиться, привязаться с тем, кто ненароком проявит к нему заботу. Нам страшно принять эту любовь потому, что мы знаем — эта любовь когда-нибудь прекратится. Может быть, человек уйдёт, может быть, он не ответит на нашу нужду вовремя, может быть — разозлится или обесценит или сделает ещё что-то, что нарушит эту хрупкую связь и всколыхнёт океан боли внутри. В момент чувство любви и тепла переключится на тот же ужас и безнадёжность и ненужность — вот, ещё одно подтверждение всем тем страхам и боли, что хранится там. Вот, я действительно никому не нужен и все мои чувства не нужны НИКОМУ - как они могут быть нужны мне?..

Поэтому в таких случаях концепция «любви к себе» превращается в лукавство, в иллюзию, в ту таблетку, которую мы мусолим беззубым ртом, чтобы, говоря фрейдистскими, прости господи, оборотами, потом выплюнуть и потянуться к тёплой и родной груди — потянуться и не найти.

Только найдя в себе эту отчаянную жажду любви, найдя и прожив боль отвержения и ненужности, найдя и приняв потребность в том, чтобы принимать и чувствовать любовь в её двойственности — радости обладания и грусти потери — мы можем исцелить эту рану и действительно прийти к любви к себе. И тут она будет тем самым внутренним лекарством, которое наш организм научится вырабатывать самостоятельно. И вместе с ней приходит и способность принимать и ценить ту ограниченную, временную и несовершенную, но искреннюю любовь от Другого.

#нарциссизм

Текст со страницы Владимира Снигура