Войны по доверенности существовали всегда?
В промежутках между тридцатилетними тотальными войнами мы можем заметить серию ограниченных войн.
Для них характерны:
- ограничение целей, то есть принуждение противника к заключению компромисса;
- ведение военных действий на локальном (или локальных) ТВД; - использование небольших профессиональных армий.
Эти войны сами по себе могут приобретать крупные географические масштабы и отличаться ведением боевых действий средней интенсивности, как, например, Семилетняя
(1756–1763) или Крымская (1853–1856).
Однако они не приводят к радикальному слому соотношения сил между великими державами, не отменяют предшествовавшей правовой системы и не затрагивают основную территорию великих держав.
На системном уровне ограниченные войны выполняют ряд функций внутри существующего порядка.
Во-первых, они корректируют соотношение сил между ведущими субъектами порядка, разукрупняя ресурсы претендента на гегемонию.
Во-вторых, они позволяют великим державам применять силу, не ломая основополагающих принципов мирового порядка.
В-третьих, такие войны укрепляют позиции великих держав на переговорах, позволяя им выторговывать себе все более выигрышные позиции перед соперником.
Специфика таких войн, выделяемых с конца XX века, заключается в их многовариативности (гибридности), так как военные действия могут вестись параллельно с консультациями и переговорами о мире.
Но большинство войн Нового времени тоже гибридными, ибо сочетали в себе военные действия с дипломатическими маневрами, санкциями, информационным воздействием.
В этих войнах использовались негосударственные игроки в виде наемников, каперов, иррегулярных формирований (инсургентов): достаточно вспомнить, что торговля наемниками была несколько веков уделом немецких князей, а понятие “швейцарец” означало вплоть до начала XIX в. и
народ, и профессию наемного солдата.
Идею опосредованных войн или “войн по доверенности” развивали отцы-основатели США, выдавая индейским племенам патенты на ведение войны.
Асимметричные войны процветали несколько веков под вывеской колониальных войн, что, впрочем, не меняло их содержания.
Многовариативность ограниченных войн формирует гибкое понимание категорий победы и поражения.
Такие военные конфликты завершаются сделкой, более удачной для победителя и менее удачной для побежденного.
Соответственно, победа в таких войнах не совсем победа, а поражением не совсем поражение, что позволяет подверстывать под них практически любой результат.
Это создает диапазон возможностей для элит, позволяющих использовать ограниченные войны для решения не только международных, но и внутриполитических задач:
– Консолидация политической системы страны ("Нам нужна маленькая победоносная война”).
– Перехват управления оппозиционными элитами.
– Ускоренная легитимизация политического режима.
– Оправдание существования крупных бюрократических систем (армии, правительства, промышленности, идеологии).
“Войны по доверенности” – означают, что правительства двух и более государств заключили между собой заранее соглашение, согласно которому одна из сторон провозгласит себя победителем в обмен на предоставление преференций другой.
Ограниченные войны имеют свои закономерности развития.
При создании мирового порядка происходит или уменьшение масштаба войн до региональных конфликтов или вытеснение конфликтов на периферию.
В середина существования каждого мирового порядка происходит всплеск ограниченных войн, приобретающих более крупные масштабы.
Наконец, к концу существования порядка штабная мысль как бы планирует новую тотальную войну, а междержавные противоречия снова выносятся на периферию, где происходит несколько схваток – как бы ее репетиций.
В этом развитии заложена логика саморазвития мирового порядка, связанная с потерей легитимности, “запаса прочности”, которые придавали его институтам итоги предшествующей тотальной войны.
А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.
#Геополитика #Гегемон #История #Войны
В промежутках между тридцатилетними тотальными войнами мы можем заметить серию ограниченных войн.
Для них характерны:
- ограничение целей, то есть принуждение противника к заключению компромисса;
- ведение военных действий на локальном (или локальных) ТВД; - использование небольших профессиональных армий.
Эти войны сами по себе могут приобретать крупные географические масштабы и отличаться ведением боевых действий средней интенсивности, как, например, Семилетняя
(1756–1763) или Крымская (1853–1856).
Однако они не приводят к радикальному слому соотношения сил между великими державами, не отменяют предшествовавшей правовой системы и не затрагивают основную территорию великих держав.
На системном уровне ограниченные войны выполняют ряд функций внутри существующего порядка.
Во-первых, они корректируют соотношение сил между ведущими субъектами порядка, разукрупняя ресурсы претендента на гегемонию.
Во-вторых, они позволяют великим державам применять силу, не ломая основополагающих принципов мирового порядка.
В-третьих, такие войны укрепляют позиции великих держав на переговорах, позволяя им выторговывать себе все более выигрышные позиции перед соперником.
Специфика таких войн, выделяемых с конца XX века, заключается в их многовариативности (гибридности), так как военные действия могут вестись параллельно с консультациями и переговорами о мире.
Но большинство войн Нового времени тоже гибридными, ибо сочетали в себе военные действия с дипломатическими маневрами, санкциями, информационным воздействием.
В этих войнах использовались негосударственные игроки в виде наемников, каперов, иррегулярных формирований (инсургентов): достаточно вспомнить, что торговля наемниками была несколько веков уделом немецких князей, а понятие “швейцарец” означало вплоть до начала XIX в. и
народ, и профессию наемного солдата.
Идею опосредованных войн или “войн по доверенности” развивали отцы-основатели США, выдавая индейским племенам патенты на ведение войны.
Асимметричные войны процветали несколько веков под вывеской колониальных войн, что, впрочем, не меняло их содержания.
Многовариативность ограниченных войн формирует гибкое понимание категорий победы и поражения.
Такие военные конфликты завершаются сделкой, более удачной для победителя и менее удачной для побежденного.
Соответственно, победа в таких войнах не совсем победа, а поражением не совсем поражение, что позволяет подверстывать под них практически любой результат.
Это создает диапазон возможностей для элит, позволяющих использовать ограниченные войны для решения не только международных, но и внутриполитических задач:
– Консолидация политической системы страны ("Нам нужна маленькая победоносная война”).
– Перехват управления оппозиционными элитами.
– Ускоренная легитимизация политического режима.
– Оправдание существования крупных бюрократических систем (армии, правительства, промышленности, идеологии).
“Войны по доверенности” – означают, что правительства двух и более государств заключили между собой заранее соглашение, согласно которому одна из сторон провозгласит себя победителем в обмен на предоставление преференций другой.
Ограниченные войны имеют свои закономерности развития.
При создании мирового порядка происходит или уменьшение масштаба войн до региональных конфликтов или вытеснение конфликтов на периферию.
В середина существования каждого мирового порядка происходит всплеск ограниченных войн, приобретающих более крупные масштабы.
Наконец, к концу существования порядка штабная мысль как бы планирует новую тотальную войну, а междержавные противоречия снова выносятся на периферию, где происходит несколько схваток – как бы ее репетиций.
В этом развитии заложена логика саморазвития мирового порядка, связанная с потерей легитимности, “запаса прочности”, которые придавали его институтам итоги предшествующей тотальной войны.
А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.
#Геополитика #Гегемон #История #Войны
Telegram
Атлас амбиций
Тотальная война как источник легитимности мирового порядка
Тотальная война устанавливает новое соотношение сил и иерархию государств, утверждает выработанные ими нормы и придает новую легитимность принципам межгосударственного взаимодействия.
Соответственно…
Тотальная война устанавливает новое соотношение сил и иерархию государств, утверждает выработанные ими нормы и придает новую легитимность принципам межгосударственного взаимодействия.
Соответственно…
Уже завтра, 19 сентября, в 15:15 будет проведен совместный стрим с Николаем Росовым на тему:
"Евреи Средневековья: анализ опыта приобретения элитного статуса"
На стриме будем разбирать:
- В чем заключалась специфика положения евреев в Западной Европе и арабских странах;
- Как евреи приблизились к Западноевропейским королям;
- В чем причина ненависти к евреям, и как они с этим справлялись?
Стрим будет проходить на Youtube.
Подпишитесь, чтобы не пропустить:
https://www.youtube.com/watch?v=urlzaEpGiho
#Стрим #История #Евреи #MagnumOpus
"Евреи Средневековья: анализ опыта приобретения элитного статуса"
На стриме будем разбирать:
- В чем заключалась специфика положения евреев в Западной Европе и арабских странах;
- Как евреи приблизились к Западноевропейским королям;
- В чем причина ненависти к евреям, и как они с этим справлялись?
Стрим будет проходить на Youtube.
Подпишитесь, чтобы не пропустить:
https://www.youtube.com/watch?v=urlzaEpGiho
#Стрим #История #Евреи #MagnumOpus
YouTube
Евреи в Средневековье: Анализ опыта приобретения элитного статуса
Ссылка на канал гостя: https://www.youtube.com/@Atlas_of_ambitions
Бусти: https://boosty.to/rosov
Донаты: https://www.donationalerts.com/r/groza_stream
Donate Pay: https://new.donatepay.ru/@GrozaRosov
USDT: TQAqHuWv4XX34U4NKf9djf54bUVQq6VoKG
BTC: 12j5m4…
Бусти: https://boosty.to/rosov
Донаты: https://www.donationalerts.com/r/groza_stream
Donate Pay: https://new.donatepay.ru/@GrozaRosov
USDT: TQAqHuWv4XX34U4NKf9djf54bUVQq6VoKG
BTC: 12j5m4…
Соглашусь с Ватоадмином, что моральный дух Российской армии в ПМВ не так однозначно влиял на количество сдавшихся в плен солдат и офицеров.
Действительно, если брать только количественный показатель, то РИ была безусловным лидером по количеству пленных.
Тем не менее, если мы возьмем процентное соотношение между количеством мобилизованных и пленных солдат, то ситуация была не такой однозначной.
Антанта:
1. Россия: 15 378 000 мобилизованных - 3 342 900 пленных (21.7% от общего числа);
2. Франция: 7 900 000 мобилизованных - 506 000 пленных (6.41%);
3. Италия: 5 903 140 мобилизованных - 569 000 пленных (9.64%);
4. Великобритания: 4 970 902 мобилизованных - 170 389 пленных (3.43%);
5. Румыния: 1 234 000 мобилизованных - 240 000 пленных (19.45%);
6. Сербия: 707 343 мобилизованных - 152 958 пленных (21.62%);
7. Бельгия: 500 000 мобилизованных - 46 686 пленных (9.34%).
Тройственный союз:
1. Австро-Венгрия: 9 000 000 мобилизованных - 2 220 000 пленных (24.67%);
2. Германия: 13 251 000 мобилизованных - 496 555 пленных (3.75%);
3. Болгария: 685 000 мобилизованных - 24 619 пленных (3.59%);
4. Османская империя: 2 998 321 мобилизованных - 145 104 пленных (4.84%).
И исходя из этих данных Я соглашусь с Ватоадмином, что именно маневренная война могла привести к огромному количеству пленных с каждой стороны.
Иначе как объяснить малое (хотя оно таким уже не кажется) количество сдавшихся в плен итальянцев, над профессиональными качествами которых часто потешались?
А солдат Османской империи, которая буквально доживала свои последние годы?
И напротив, огромное количество пленных румын и сербов, имевших все основания воевать за свою страну до последнего солдата?
Вывод прост - Италия и Османская империя держали фронт до конца войны, в то время как Бельгия, Сербия и Румыния были захвачены за короткое, по меркам ПМВ, время.
По этой же причине профессиональные качества офицеров гораздо важнее профессиональных качеств солдат.
#История #Россия #ПМВ #XXвек
Действительно, если брать только количественный показатель, то РИ была безусловным лидером по количеству пленных.
Тем не менее, если мы возьмем процентное соотношение между количеством мобилизованных и пленных солдат, то ситуация была не такой однозначной.
Антанта:
1. Россия: 15 378 000 мобилизованных - 3 342 900 пленных (21.7% от общего числа);
2. Франция: 7 900 000 мобилизованных - 506 000 пленных (6.41%);
3. Италия: 5 903 140 мобилизованных - 569 000 пленных (9.64%);
4. Великобритания: 4 970 902 мобилизованных - 170 389 пленных (3.43%);
5. Румыния: 1 234 000 мобилизованных - 240 000 пленных (19.45%);
6. Сербия: 707 343 мобилизованных - 152 958 пленных (21.62%);
7. Бельгия: 500 000 мобилизованных - 46 686 пленных (9.34%).
Тройственный союз:
1. Австро-Венгрия: 9 000 000 мобилизованных - 2 220 000 пленных (24.67%);
2. Германия: 13 251 000 мобилизованных - 496 555 пленных (3.75%);
3. Болгария: 685 000 мобилизованных - 24 619 пленных (3.59%);
4. Османская империя: 2 998 321 мобилизованных - 145 104 пленных (4.84%).
И исходя из этих данных Я соглашусь с Ватоадмином, что именно маневренная война могла привести к огромному количеству пленных с каждой стороны.
Иначе как объяснить малое (хотя оно таким уже не кажется) количество сдавшихся в плен итальянцев, над профессиональными качествами которых часто потешались?
А солдат Османской империи, которая буквально доживала свои последние годы?
И напротив, огромное количество пленных румын и сербов, имевших все основания воевать за свою страну до последнего солдата?
Вывод прост - Италия и Османская империя держали фронт до конца войны, в то время как Бельгия, Сербия и Румыния были захвачены за короткое, по меркам ПМВ, время.
По этой же причине профессиональные качества офицеров гораздо важнее профессиональных качеств солдат.
#История #Россия #ПМВ #XXвек
Войны вестфальского порядка ч.1
Тотальной войной, создавшей привычный нам мир национальных государств, стала Тридцатилетняя война (1618–1648).
Сама по себе она не была единой войной, а серией войн и конфликтов.
На уровне постановки политических задач и их реализации Тридцатилетняя война была скорее не чем-то новым, а завершением исторического периода, начавшего на рубеже XV–XVI вв.
В Европе война стала генеральной схваткой между Габсбургами и Францией, вокруг которой группировались европейские протестанты.
С военной точки зрения Тридцатилетняя война довела до логического конца обозначившееся с конца XV в. искусство войны массовыми наемными армиями.
Европа впервые видела борьбу армий, количество которых превышало 100 тыс. чел. Но увеличение численности армии вызывало обратную тенденцию: резкое усиление огневой мощи.
Реформы шведского короля Густава Адольфа (1611–1632) и французского полководца принца Конде (Людовик II де Бурбон, 1621–1686) выровняли баланс в сторону средств уничтожения за счет внедрения легких скорострельных пушек, легких мушкетов и сплошной стрельбы мушкетеров, построенных в три шеренги.
Это открыло в Европе эпоху линейной тактики с ее культом огневой мощи – цепями стрелков, истребляющих друг друга с расстояния.
В результате Тридцатилетней войны был установлен первый порядок национальных государств – Вестфальский.
По своей структурен он изначально был гегемонистским: в новом раскладе сил Франция стала ведущей державой Европы, которая по совокупности ресурсов превосходила остальные государства региона.
История Вестфальского порядка была по сути тремя попытками Франции установить свою гегемонию в Европе и мире.
Эту закономерность отражали и войны данного периода.
Важный момент: европейцы второй половины XVII в. психологически ощущали себя “по ту сторону” войны, создавшей новый мир.
В течение двух лет после подписания Вестфальского мира в германских государствах и Англии уже утверждается термин “Тридцатилетняя война”, показывающийся завершенность этой тотальной войны.
В немецкой литературе Мартин Опиц, Пауль Флеминг, Ганс Якоб Кристоффель фон Гриммельсгаузен изображали Тридцатилетнюю войну как варварство, которое противоречит основам цивилизации.
Того же мнения о Тридцатилетней войне придерживались деятели эпохи Просвещения.
“В исторической памяти народов, переживших Тридцатилетнюю войну, она осталась самым кошмарным бедствием, апокалипсисом, который может только представить себе воображение человека”, – указывает российский историк А.И. Патрушев.
На первом этапе существования Вестфальского порядка произошло возвращение к модели ограниченной войны: Франция стремилась установить гегемонию посредством локальной проекции силы.
Ей противостояли коалиции с участием Священной Римской империи, Голландии, Испании, к которым постепенно присоединилась и Англия.
Ни одна из сторон не имела при этом ни желания, ни материально-технических возможностей для повторения тотальной Тридцатилетней войны.
Новым типом конфликтов стали кабинетные войны, в которых стороны, обменявшись силовыми демонстрациями, принуждали противника к заключению мира как сделки – более удачной для победителя и менее удачной для побежденного.
Армии в течение длительного времени маневрировали на локальных ТВД, так и не переходя к решающему сражению.
Зато колоссальную роль играла культура стратегического жеста – взятие символического объекта или достижение локальной победы, что должно было принудить противника сесть за стол переговоров.
В подобных кабинетных войнах широко использовались негосударственные игроки: наемники, каперы и даже “подставные армии” мелких княжеств, за спиной которых по факту действовали великие державы.
А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.
#Геополитика #Гегемон #История #Войны
Тотальной войной, создавшей привычный нам мир национальных государств, стала Тридцатилетняя война (1618–1648).
Сама по себе она не была единой войной, а серией войн и конфликтов.
На уровне постановки политических задач и их реализации Тридцатилетняя война была скорее не чем-то новым, а завершением исторического периода, начавшего на рубеже XV–XVI вв.
В Европе война стала генеральной схваткой между Габсбургами и Францией, вокруг которой группировались европейские протестанты.
С военной точки зрения Тридцатилетняя война довела до логического конца обозначившееся с конца XV в. искусство войны массовыми наемными армиями.
Европа впервые видела борьбу армий, количество которых превышало 100 тыс. чел. Но увеличение численности армии вызывало обратную тенденцию: резкое усиление огневой мощи.
Реформы шведского короля Густава Адольфа (1611–1632) и французского полководца принца Конде (Людовик II де Бурбон, 1621–1686) выровняли баланс в сторону средств уничтожения за счет внедрения легких скорострельных пушек, легких мушкетов и сплошной стрельбы мушкетеров, построенных в три шеренги.
Это открыло в Европе эпоху линейной тактики с ее культом огневой мощи – цепями стрелков, истребляющих друг друга с расстояния.
В результате Тридцатилетней войны был установлен первый порядок национальных государств – Вестфальский.
По своей структурен он изначально был гегемонистским: в новом раскладе сил Франция стала ведущей державой Европы, которая по совокупности ресурсов превосходила остальные государства региона.
История Вестфальского порядка была по сути тремя попытками Франции установить свою гегемонию в Европе и мире.
Эту закономерность отражали и войны данного периода.
Важный момент: европейцы второй половины XVII в. психологически ощущали себя “по ту сторону” войны, создавшей новый мир.
В течение двух лет после подписания Вестфальского мира в германских государствах и Англии уже утверждается термин “Тридцатилетняя война”, показывающийся завершенность этой тотальной войны.
В немецкой литературе Мартин Опиц, Пауль Флеминг, Ганс Якоб Кристоффель фон Гриммельсгаузен изображали Тридцатилетнюю войну как варварство, которое противоречит основам цивилизации.
Того же мнения о Тридцатилетней войне придерживались деятели эпохи Просвещения.
“В исторической памяти народов, переживших Тридцатилетнюю войну, она осталась самым кошмарным бедствием, апокалипсисом, который может только представить себе воображение человека”, – указывает российский историк А.И. Патрушев.
На первом этапе существования Вестфальского порядка произошло возвращение к модели ограниченной войны: Франция стремилась установить гегемонию посредством локальной проекции силы.
Ей противостояли коалиции с участием Священной Римской империи, Голландии, Испании, к которым постепенно присоединилась и Англия.
Ни одна из сторон не имела при этом ни желания, ни материально-технических возможностей для повторения тотальной Тридцатилетней войны.
Новым типом конфликтов стали кабинетные войны, в которых стороны, обменявшись силовыми демонстрациями, принуждали противника к заключению мира как сделки – более удачной для победителя и менее удачной для побежденного.
Армии в течение длительного времени маневрировали на локальных ТВД, так и не переходя к решающему сражению.
Зато колоссальную роль играла культура стратегического жеста – взятие символического объекта или достижение локальной победы, что должно было принудить противника сесть за стол переговоров.
В подобных кабинетных войнах широко использовались негосударственные игроки: наемники, каперы и даже “подставные армии” мелких княжеств, за спиной которых по факту действовали великие державы.
А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.
#Геополитика #Гегемон #История #Войны
Войны вестфальского порядка ч.2
На втором этапе Вестфальского порядка кабинетные войны эволюционировали в новый тип – “войны за наследство”.
Их прологом выступал кризис государственности определенной страны.
В ней, как правило, действовали несколько политических группировок со своими вооруженными формированиями.
Каждая из этих групп имела покровителя в лице великой державы и обращалась к ней за помощью.
Соперничающие державы вводили войска на территорию такой страны, ведя боевые действия только на ее территории, в крайнем случае дополняя их силовыми демонстрациями на других, чаще всего неевропейских, ТВД.
Стратегия войн за наследство, как и кабинетных войн, сводилась к нанесению противнику локального поражения, убеждающего его в бессмысленности продолжения войны.
Поэтому первая половина XVIII в. рождает новые представления о “великом полководце”: им становится “гений малых сил”, способный решить масштабные политические задачи с маленькой армией.
Культовые фигуры того времени французский маршал Луи де Ришелье (1696–1788) и прусский король Фридрих II (1740–1786) ориентировались на небольшие армии, способные одержать победы благодаря своей выучке и превосходству над противником в огневой мощи.
Другой тенденцией стало разрастание театров использования военной силы: горизонтальная эскалация в противовес вертикальной XVI века.
Еще со времен Войны на Испанское наследство определилось англо-французское соперничество в Северной Америке, куда в дальнейшем переносились все европейские войны.
Другой центр соперничества возник вокруг Индостана, где французы и англичане пытались создать колониальные империи.
Именно в этих войнах обе стороны широко использовали иррегулярные формирования: союзы индейских племен в Северной Америке, индийских раджей в Юго-Восточной Азии.
Одним из инструментов борьбы оставалось расширявшее свои масштабы каперство, как средство подрыва морской торговли противника.
Вершиной и тупиком этой системы стала Семилетняя война (1756–1763). Цели сторон носили ограниченный характер – принудить противника к выгодному для себя компромиссу.
Технология ведения войны также напоминала войны за наследство – военные действия в приграничных регионах.
Из всех ведущих держав война затронула только территорию Пруссии, которая в этот период боролась за вхождение в клуб великих держав.
Однако географический охват и интенсивность военных действий уже превращали эту ограниченную войну в глобальный военный конфликт.
Война завершилась компромиссом – Франция потеряла большую часть своих колоний, но при этом превратила Австрию в своего младшего партнера.
Такая двойственность результатов доказала, что потенциал ограниченных войн исчерпан – следующая война будет уже тотальной.
А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.
#Геополитика #Гегемон #История #Войны
На втором этапе Вестфальского порядка кабинетные войны эволюционировали в новый тип – “войны за наследство”.
Их прологом выступал кризис государственности определенной страны.
В ней, как правило, действовали несколько политических группировок со своими вооруженными формированиями.
Каждая из этих групп имела покровителя в лице великой державы и обращалась к ней за помощью.
Соперничающие державы вводили войска на территорию такой страны, ведя боевые действия только на ее территории, в крайнем случае дополняя их силовыми демонстрациями на других, чаще всего неевропейских, ТВД.
Стратегия войн за наследство, как и кабинетных войн, сводилась к нанесению противнику локального поражения, убеждающего его в бессмысленности продолжения войны.
Поэтому первая половина XVIII в. рождает новые представления о “великом полководце”: им становится “гений малых сил”, способный решить масштабные политические задачи с маленькой армией.
Культовые фигуры того времени французский маршал Луи де Ришелье (1696–1788) и прусский король Фридрих II (1740–1786) ориентировались на небольшие армии, способные одержать победы благодаря своей выучке и превосходству над противником в огневой мощи.
Другой тенденцией стало разрастание театров использования военной силы: горизонтальная эскалация в противовес вертикальной XVI века.
Еще со времен Войны на Испанское наследство определилось англо-французское соперничество в Северной Америке, куда в дальнейшем переносились все европейские войны.
Другой центр соперничества возник вокруг Индостана, где французы и англичане пытались создать колониальные империи.
Именно в этих войнах обе стороны широко использовали иррегулярные формирования: союзы индейских племен в Северной Америке, индийских раджей в Юго-Восточной Азии.
Одним из инструментов борьбы оставалось расширявшее свои масштабы каперство, как средство подрыва морской торговли противника.
Вершиной и тупиком этой системы стала Семилетняя война (1756–1763). Цели сторон носили ограниченный характер – принудить противника к выгодному для себя компромиссу.
Технология ведения войны также напоминала войны за наследство – военные действия в приграничных регионах.
Из всех ведущих держав война затронула только территорию Пруссии, которая в этот период боролась за вхождение в клуб великих держав.
Однако географический охват и интенсивность военных действий уже превращали эту ограниченную войну в глобальный военный конфликт.
Война завершилась компромиссом – Франция потеряла большую часть своих колоний, но при этом превратила Австрию в своего младшего партнера.
Такая двойственность результатов доказала, что потенциал ограниченных войн исчерпан – следующая война будет уже тотальной.
А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.
#Геополитика #Гегемон #История #Войны
Как Англия в одиночку победила Наполеона
Национальные мифы часто несправедливо обходятся с реальными участниками исторических событий, на героизме которых они основаны.
Великобритания стала одной из стран, которая не смогла удержаться от присвоения себе значимых событий, ведь в её истории Наполеоновские войны занимают особое место.
В основу национального мифа Великобритании легли два сражения - Трафальгар и Ватерлоо.
Трафальгар был важен в качестве победы военно-морского флота, на который страна традиционно возлагала огромную роль.
Ватерлоо же стало последним сражением Англии с Наполеоном, которое поставило точку в соперничестве с Францией, и ознаменовало колониальное господство англичан.
Эйфорию от победы над Францией помогла закрепить коллективная память участников войны, вернувшихся на родину.
Хотя вскоре у солдат появились веские поводы жалеть об итогах войны.
Если не затрагивать сложности возврата ветеранов к гражданской жизни, то 1815 и последующие года были омрачены упадком промышленности и огромным уровнем безработицы.
Единственным выгодоприобретателем от войны стали землевладельцы и помещики, чьи интересы выражало консервативное правительство, ранее ведущее войну.
Борьба элит с разочарованным в Правительстве движением рабочих даже привело к расстрелу в 1819 г. мирной демонстрации, после которой Веллингтона окрестили Мясником Питерлоо.
Но репутация Веллингтона от участия в подавлении в забастовке не сильно пострадала.
Официально провозглашенный национальный герой отказался утверждать создание масштабной модели Ватерлоо, на которой предполагалось разместить голландские и прусские войска, принимавшие участие в сражении.
Вателоо, в угоду политическим амбициям, стало исключительно заслугой Великобритании.
Картина: 28-й полк в Катр-Бра. 1875 г.
#Англия #Франция #XIXвек #История #Общество
Национальные мифы часто несправедливо обходятся с реальными участниками исторических событий, на героизме которых они основаны.
Великобритания стала одной из стран, которая не смогла удержаться от присвоения себе значимых событий, ведь в её истории Наполеоновские войны занимают особое место.
В основу национального мифа Великобритании легли два сражения - Трафальгар и Ватерлоо.
Трафальгар был важен в качестве победы военно-морского флота, на который страна традиционно возлагала огромную роль.
Ватерлоо же стало последним сражением Англии с Наполеоном, которое поставило точку в соперничестве с Францией, и ознаменовало колониальное господство англичан.
Эйфорию от победы над Францией помогла закрепить коллективная память участников войны, вернувшихся на родину.
Хотя вскоре у солдат появились веские поводы жалеть об итогах войны.
Если не затрагивать сложности возврата ветеранов к гражданской жизни, то 1815 и последующие года были омрачены упадком промышленности и огромным уровнем безработицы.
Единственным выгодоприобретателем от войны стали землевладельцы и помещики, чьи интересы выражало консервативное правительство, ранее ведущее войну.
Борьба элит с разочарованным в Правительстве движением рабочих даже привело к расстрелу в 1819 г. мирной демонстрации, после которой Веллингтона окрестили Мясником Питерлоо.
Но репутация Веллингтона от участия в подавлении в забастовке не сильно пострадала.
Официально провозглашенный национальный герой отказался утверждать создание масштабной модели Ватерлоо, на которой предполагалось разместить голландские и прусские войска, принимавшие участие в сражении.
Вателоо, в угоду политическим амбициям, стало исключительно заслугой Великобритании.
Картина: 28-й полк в Катр-Бра. 1875 г.
#Англия #Франция #XIXвек #История #Общество
Легендарная личность, запомнившаяся мне Битвой при Креси, где погиб цвет французского рыцарства.
Узнав, что атака рыцарей на англичан захлебнулась, а брат французского короля погиб, слепой Иоганн произнес речь перед войском:
"Судари, вы все мои люди, мои друзья и братья по оружию этого дня.
Поскольку я слеп, то прошу вас повести меня как можно дальше, в самую гущу битвы, чтобы я мог скрестить с кем-нибудь свой меч!"
Рыцари, по просьбе короля, привязали друг к другу упряжи коней и помчались вперед с криком "Прага!"
Несмотря на горы трупов, мешавших лошадям, и град стрел, часть рыцарей врубилась в ряды англичан.
Битва была настолько суровой, что с английской стороны Принц Уэльский дважды падал на колени от вражеских ударов, а его знаменосец бросил штандарт на землю и встал на него ногами, чтобы его не захватили войска чешского короля.
Единственное, что спасло англичан, пришедшие на крики защищающихся подкрепления, которые и спасли англичан от последней атаки французов.
#История #Англия #Франция
Узнав, что атака рыцарей на англичан захлебнулась, а брат французского короля погиб, слепой Иоганн произнес речь перед войском:
"Судари, вы все мои люди, мои друзья и братья по оружию этого дня.
Поскольку я слеп, то прошу вас повести меня как можно дальше, в самую гущу битвы, чтобы я мог скрестить с кем-нибудь свой меч!"
Рыцари, по просьбе короля, привязали друг к другу упряжи коней и помчались вперед с криком "Прага!"
Несмотря на горы трупов, мешавших лошадям, и град стрел, часть рыцарей врубилась в ряды англичан.
Битва была настолько суровой, что с английской стороны Принц Уэльский дважды падал на колени от вражеских ударов, а его знаменосец бросил штандарт на землю и встал на него ногами, чтобы его не захватили войска чешского короля.
Единственное, что спасло англичан, пришедшие на крики защищающихся подкрепления, которые и спасли англичан от последней атаки французов.
#История #Англия #Франция
Как Англия в одиночку победила Наполеона ч.2
Формирование национального мифа о Ватерлоо спровоцировало бум военных памятников, призванных восхвалять подвиги 36 военачальников.
Правительство даже профинансировало строительство 600 церквей "Ватерлоо", с кафедр которых священники благодарили Господа за победу над Наполеоном.
Ведь война шла "Во имя Бога и всего человечества".
Позднее стали появляться улицы, мосты и даже целые кварталы "Ватерлоо".
Особенно в кельтских регионах, где лояльность населения Короне оставалась под вопросом.
Об увековечивании памяти простых солдат не было и речи, так как даже после боя павшие солдаты удостаивались лишь братской могилы, куда сбрасывались их обнаженные тела.
Закрепление в памяти англичан только двух великих сражений привело к тому, что о действиях флота после 1805 г. просто забыли.
Хотя ВМФ играл решающую роль вплоть до 1814 г., обеспечивая блокаду французских портов и перерезая коммуникаций захватчиков в ходе Иберийской кампании.
К 1819 г. размах мифа о Ватерлоо сподвиг Правительство Великобритании выдать денежное вознаграждение и медаль каждому военнослужащему, принявшему участие в битве.
Этот акт вызвал недовольство солдат, 4 года воевавших с французами на Пиренейском полуострове.
Их вклад в победу был отмечен простой гарнизонной службой в Индии или Америке.
Были и те, кто отказывался от медали за Ватерлоо, потому что Правительство награждало всех солдат, вне зависимости от их реального вклада в победу.
Но настоящим любимцем Короны стал Веллингтон.
Узколобый в политических взглядах, жестокий аристократ, считавший солдат "отбросами земли" (и относясь к ним соответственно), был награжден поместьем, званием фельдмаршала и редких для политической жизни Великобритании государственных похорон.
Сам Веллингтон (как и Нельсон) еще при жизни активно хлопотал, чтобы его военные триумфы, помимо Ватерлоо, англичане не забыли.
Сегодня дни годовщины Ватерлоо (18 июня) и Трафальгара (21 октября) приобрели мифический, трансцендентный статус и размах.
Ведь триумфы нации вдохновляют людей на подвиги.
А уж задача Короны состоит в том, чтобы регулярно напоминать англичанам о триумфах прошлого в ходе военных конфликтов.
#Англия #Франция #XIXвек #История #Общество
Формирование национального мифа о Ватерлоо спровоцировало бум военных памятников, призванных восхвалять подвиги 36 военачальников.
Правительство даже профинансировало строительство 600 церквей "Ватерлоо", с кафедр которых священники благодарили Господа за победу над Наполеоном.
Ведь война шла "Во имя Бога и всего человечества".
Позднее стали появляться улицы, мосты и даже целые кварталы "Ватерлоо".
Особенно в кельтских регионах, где лояльность населения Короне оставалась под вопросом.
Об увековечивании памяти простых солдат не было и речи, так как даже после боя павшие солдаты удостаивались лишь братской могилы, куда сбрасывались их обнаженные тела.
Закрепление в памяти англичан только двух великих сражений привело к тому, что о действиях флота после 1805 г. просто забыли.
Хотя ВМФ играл решающую роль вплоть до 1814 г., обеспечивая блокаду французских портов и перерезая коммуникаций захватчиков в ходе Иберийской кампании.
К 1819 г. размах мифа о Ватерлоо сподвиг Правительство Великобритании выдать денежное вознаграждение и медаль каждому военнослужащему, принявшему участие в битве.
Этот акт вызвал недовольство солдат, 4 года воевавших с французами на Пиренейском полуострове.
Их вклад в победу был отмечен простой гарнизонной службой в Индии или Америке.
Были и те, кто отказывался от медали за Ватерлоо, потому что Правительство награждало всех солдат, вне зависимости от их реального вклада в победу.
Но настоящим любимцем Короны стал Веллингтон.
Узколобый в политических взглядах, жестокий аристократ, считавший солдат "отбросами земли" (и относясь к ним соответственно), был награжден поместьем, званием фельдмаршала и редких для политической жизни Великобритании государственных похорон.
Сам Веллингтон (как и Нельсон) еще при жизни активно хлопотал, чтобы его военные триумфы, помимо Ватерлоо, англичане не забыли.
Сегодня дни годовщины Ватерлоо (18 июня) и Трафальгара (21 октября) приобрели мифический, трансцендентный статус и размах.
Ведь триумфы нации вдохновляют людей на подвиги.
А уж задача Короны состоит в том, чтобы регулярно напоминать англичанам о триумфах прошлого в ходе военных конфликтов.
#Англия #Франция #XIXвек #История #Общество
Русские войска в Египте?
Вторжение экспедиционного французского корпуса под командованием Наполеона Бонапарта в июле 1798 г. в Египет, а в марте 1799 г. — в Сирию поместило Ближний Восток в фокус внимания всех европейских держав, в том числе и воевавшей с Францией России.
Как известно, одной из целей Египетского похода Французской республики было нанесение невосполнимого ущерба английской колониальной торговле.
В частности, Египет рассматривался как удобный трамплин для прыжка в Британскую Индию.
Однако Шарль Талейран, который, наряду с самим Наполеоном Бонапартом входил в число главных идейных вдохновителей Египетской кампании, расценивал экспедицию на берега Нила также и в качестве единственного доступного Франции способа нанести удар по России.
Всесторонне анализируя возможности переноса военных действий во владения императора Павла, Талейран пришел к выводу, что следствием оккупации Египта явятся военно-политический союз Порты с Директорией и выступление объединенного франко-турецкого флота на отвоевание Крыма, который послужит для османов компенсацией за утраченный Египет.
«Разрушение Херсона и Севастополя, — писал Талейран, — стало бы одновременно справедливой местью за безумное неистовство русских и лучшим средством для успеха на переговорах с турками, дабы получить от них все, что могло бы укрепить наше положение в Африке».
Однако султанское правительство ясно осознавало, какими пагубными последствиями грозит заключение сепаратного мира с Францией.
Только доказав способность вернуть силой оружия Египет, Порта могла избежать англо-русской агрессии, сохранить остатки международного престижа, предупредить внутренние мятежи и возможную дезинтеграцию империи.
Но сил османов явно недоставало на то, чтобы справиться с Бонапартом и его генералами.
На определенном этапе войны в Стамбуле стали всерьез рассматривать возможность переброски российских войск и флота непосредственно к берегам Нила.
Практически после каждого военного поражения османские чиновники заводили речь о возможной российской помощи.
Так, получив известия о разгроме 25 июля 1799 г. османского десанта Мустафа-паши под Абу-Киром, в Стамбуле стали связывать надежду «выжить Бонапарте с остатком Армии его из Египта», главным образом, с переброской туда российской черноморской флотилии.
В конце августа 1799 г. Порта обратилась в русское посольство с просьбой дать указание вице-адмиралу Ушакову, корабли которого вместе с османским флотом Кадыр-бея блокировали итальянское побережье, дабы он «собрав все отряды следовал немедленно к Египту».
Однако Павел I недвусмысленно отказался отправлять в Египет основные силы флота «за чрезмерною отдаленностию».
В то же время в османских верхах не было единства мнений, следует ли приглашать иностранный военный контингент для освобождения собственной территории.
Как впоследствии признавался уже отставленный с поста главы внешнеполитического ведомства Атыф-эфенди:
«Упустили мы случай воспользоваться флотилиею и войсками русскими для возвращения Египта; сие отнюдь произошло не от недоверчивости; но от стыда … вельможи наши предложение … требовать флотилии Российской называли постыдным признанием собственной немощи, которое осрамит нас пред лицом всей Европы».
В свою очередь российская дипломатия охотно культивировала в османах комплекс военной неполноценности.
Отказы в отправке войск и флота российский посланник стремился формулировать в максимально унизительной форме, подчеркивая незначительность ближневосточного фронта военных действий по сравнению с теми задачами, которые стояли перед антифранцузской коалицией в Европе.
Например, отклоняя просьбу раис-эфенди передислоцировать хотя бы часть эскадры Ушакова, русские предлагали османскому правительству «исчислить, стоит ли такового труда шайка французов в Египте, лишенных всякаго подкрепления из Франции, между собою несогласных, умаляющихся каждой день от дезерции и погибающих от голоду, слепоты и чумы».
#История #Колониализм #XVIIIв. #Франция #Россия #Турция
Вторжение экспедиционного французского корпуса под командованием Наполеона Бонапарта в июле 1798 г. в Египет, а в марте 1799 г. — в Сирию поместило Ближний Восток в фокус внимания всех европейских держав, в том числе и воевавшей с Францией России.
Как известно, одной из целей Египетского похода Французской республики было нанесение невосполнимого ущерба английской колониальной торговле.
В частности, Египет рассматривался как удобный трамплин для прыжка в Британскую Индию.
Однако Шарль Талейран, который, наряду с самим Наполеоном Бонапартом входил в число главных идейных вдохновителей Египетской кампании, расценивал экспедицию на берега Нила также и в качестве единственного доступного Франции способа нанести удар по России.
Всесторонне анализируя возможности переноса военных действий во владения императора Павла, Талейран пришел к выводу, что следствием оккупации Египта явятся военно-политический союз Порты с Директорией и выступление объединенного франко-турецкого флота на отвоевание Крыма, который послужит для османов компенсацией за утраченный Египет.
«Разрушение Херсона и Севастополя, — писал Талейран, — стало бы одновременно справедливой местью за безумное неистовство русских и лучшим средством для успеха на переговорах с турками, дабы получить от них все, что могло бы укрепить наше положение в Африке».
Однако султанское правительство ясно осознавало, какими пагубными последствиями грозит заключение сепаратного мира с Францией.
Только доказав способность вернуть силой оружия Египет, Порта могла избежать англо-русской агрессии, сохранить остатки международного престижа, предупредить внутренние мятежи и возможную дезинтеграцию империи.
Но сил османов явно недоставало на то, чтобы справиться с Бонапартом и его генералами.
На определенном этапе войны в Стамбуле стали всерьез рассматривать возможность переброски российских войск и флота непосредственно к берегам Нила.
Практически после каждого военного поражения османские чиновники заводили речь о возможной российской помощи.
Так, получив известия о разгроме 25 июля 1799 г. османского десанта Мустафа-паши под Абу-Киром, в Стамбуле стали связывать надежду «выжить Бонапарте с остатком Армии его из Египта», главным образом, с переброской туда российской черноморской флотилии.
В конце августа 1799 г. Порта обратилась в русское посольство с просьбой дать указание вице-адмиралу Ушакову, корабли которого вместе с османским флотом Кадыр-бея блокировали итальянское побережье, дабы он «собрав все отряды следовал немедленно к Египту».
Однако Павел I недвусмысленно отказался отправлять в Египет основные силы флота «за чрезмерною отдаленностию».
В то же время в османских верхах не было единства мнений, следует ли приглашать иностранный военный контингент для освобождения собственной территории.
Как впоследствии признавался уже отставленный с поста главы внешнеполитического ведомства Атыф-эфенди:
«Упустили мы случай воспользоваться флотилиею и войсками русскими для возвращения Египта; сие отнюдь произошло не от недоверчивости; но от стыда … вельможи наши предложение … требовать флотилии Российской называли постыдным признанием собственной немощи, которое осрамит нас пред лицом всей Европы».
В свою очередь российская дипломатия охотно культивировала в османах комплекс военной неполноценности.
Отказы в отправке войск и флота российский посланник стремился формулировать в максимально унизительной форме, подчеркивая незначительность ближневосточного фронта военных действий по сравнению с теми задачами, которые стояли перед антифранцузской коалицией в Европе.
Например, отклоняя просьбу раис-эфенди передислоцировать хотя бы часть эскадры Ушакова, русские предлагали османскому правительству «исчислить, стоит ли такового труда шайка французов в Египте, лишенных всякаго подкрепления из Франции, между собою несогласных, умаляющихся каждой день от дезерции и погибающих от голоду, слепоты и чумы».
#История #Колониализм #XVIIIв. #Франция #Россия #Турция
Мы держим в руках рычаг, направляющий судьбу современной цивилизации! - рабовладельцы Юга о продаже хлопка.
Замысловатое сочетание экспроприированных земель, рабского труда и господства государства, которое предоставляло колоссальную свободу рабовладельцам в отношении их рабов, приносило баснословные прибыли тем, кто мог ей воспользоваться.
Уже в 1807 году доход на инвестиции в хлопковую плантацию на реке Миссисипи составлял, по оценкам, 22,5 %!.
Тысячи плантаторов двигались вместе с границей территории культивации хлопка, чтобы поучаствовать в этих прибылях.
Прибыльность хлопка также отражена в резко выросших ценах на рабов: молодой раб мужского пола в Новом Орлеане в 1800 году стоил приблизительно 500 долл., а в 1860 г. уже 1800 долл.
В результате этого хлопкового бума, насильно преобразовавшего обширные сельские районы Северной Америки, США мгновенно начали играть в империи хлопка стержневую роль.
В 1791 году объем капитала, инвестированного в производство хлопка в Бразилии, по оценкам Казначейства США все еще более чем в десять раз превышал объем капитала, инвестированного в США.
К 1801 году, всего через десять лет, в хлопковую отрасль США было инвестировано уже на 60 % больше, чем в Бразилии.
Хлопок, еще более чем на Карибских островах и в Бразилии, наделил беспрецедентной ценностью землю и рабов и сулил рабовладельцам блестящие возможности в отношении прибыли и власти.
Уже к 1820 году хлопок составлял 32 % всего экспорта США – по сравнению с мизерными 2,2 % в 1796 году.
Более половины американского экспорта с 1815 по 1860 год составлял хлопок.
Именно за счет хлопка и рабов произошло возвышение экономики США в мире.
Американский хлопок стал играть настолько важную роль в западном мире, что один немецкий экономист заметил: «Исчезновение американского Севера или Запада было бы менее значимым для всего мира, чем устранение Юга».
Американским фермерам удалось стать самыми крупными производителями самого важного товара индустриальной эпохи.
Их гигантские плантации, поставляли материал для одежды половины цивилизованного мира.
А с появлением потока выращенного рабами в США хлопка стоимость готового продукта упала, что сделало одежду и простыни доступными все более широкому рынку.
В 1845 году хлопковые плантаторы Южной Каролины считали: «почти половина населения Европы не владеет такой удобной вещью, как хлопковая рубашка», представляя
собой «нетронутый рынок и открывая все больше возможностей для наших предприятий».
Мир хлопка, который до 1780 года состоял в основном из рассеянных региональных и местных сетей, теперь все в большей степени становился одной глобальной матрицей с единым центром.
И рабство в США было его основой.
#КорольХлопок #Торговля #США #Англия #История
Замысловатое сочетание экспроприированных земель, рабского труда и господства государства, которое предоставляло колоссальную свободу рабовладельцам в отношении их рабов, приносило баснословные прибыли тем, кто мог ей воспользоваться.
Уже в 1807 году доход на инвестиции в хлопковую плантацию на реке Миссисипи составлял, по оценкам, 22,5 %!.
Тысячи плантаторов двигались вместе с границей территории культивации хлопка, чтобы поучаствовать в этих прибылях.
Прибыльность хлопка также отражена в резко выросших ценах на рабов: молодой раб мужского пола в Новом Орлеане в 1800 году стоил приблизительно 500 долл., а в 1860 г. уже 1800 долл.
В результате этого хлопкового бума, насильно преобразовавшего обширные сельские районы Северной Америки, США мгновенно начали играть в империи хлопка стержневую роль.
В 1791 году объем капитала, инвестированного в производство хлопка в Бразилии, по оценкам Казначейства США все еще более чем в десять раз превышал объем капитала, инвестированного в США.
К 1801 году, всего через десять лет, в хлопковую отрасль США было инвестировано уже на 60 % больше, чем в Бразилии.
Хлопок, еще более чем на Карибских островах и в Бразилии, наделил беспрецедентной ценностью землю и рабов и сулил рабовладельцам блестящие возможности в отношении прибыли и власти.
Уже к 1820 году хлопок составлял 32 % всего экспорта США – по сравнению с мизерными 2,2 % в 1796 году.
Более половины американского экспорта с 1815 по 1860 год составлял хлопок.
Именно за счет хлопка и рабов произошло возвышение экономики США в мире.
Американский хлопок стал играть настолько важную роль в западном мире, что один немецкий экономист заметил: «Исчезновение американского Севера или Запада было бы менее значимым для всего мира, чем устранение Юга».
Американским фермерам удалось стать самыми крупными производителями самого важного товара индустриальной эпохи.
Их гигантские плантации, поставляли материал для одежды половины цивилизованного мира.
А с появлением потока выращенного рабами в США хлопка стоимость готового продукта упала, что сделало одежду и простыни доступными все более широкому рынку.
В 1845 году хлопковые плантаторы Южной Каролины считали: «почти половина населения Европы не владеет такой удобной вещью, как хлопковая рубашка», представляя
собой «нетронутый рынок и открывая все больше возможностей для наших предприятий».
Мир хлопка, который до 1780 года состоял в основном из рассеянных региональных и местных сетей, теперь все в большей степени становился одной глобальной матрицей с единым центром.
И рабство в США было его основой.
#КорольХлопок #Торговля #США #Англия #История