И что делать?

Достоевский на этот вопрос ответить не может. Как обращает внимание Голосовкер, единственно что он может сказать по этому поводу - говорит у него старец Зосима: "Доказать тут нельзя ничего. ... Убедиться же возможно: ... опытом деятельностной любви. По мере того, как будете преуспевать в любви, будете убеждаться и в бытии Бога, и в бессмертии души вашей. ... Это испытание, это точно".

(Антонио Грамши, кстати, по мне - так пишет примерно то же самое, когда описывает свою "философию практики".)

Тут нельзя не вспомнить "Дуэль" Чехова - с тезисом фон Кореном, антитезисом Лаевским и дьяконом Победовым, с его "Вера без дел мертва есть, а дела без веры — еще хуже, одна только трата времени и только."

Что же делать? На этот вопрос и отвечает Фёдоров "философией общего дела".

#книги #Фёдоров

Сейчас с космонавтикой всё настолько неопределенно и непонятно, что если уж что и обсуждать - то идеологические вопросы.

По философии Фёдорова есть интересная и содержательная статья «Падение идей, или прометеизм Николая Фёдорова», написанная под руководством доктора философских наук Юлии Биляловны Мелих. (Опубликована в журнале Философские науки, № 3, 2007.)

Падение идей - в том же смысле, в котором Прометей в мифе осуществил "падение огня".

Кстати, на сходную тему есть замечательная статья Петра Бицилли: "Игнатий Лойола и Дон Кихот. К вопросу о происхождении „Нового времени”. В ней Бицилли объясняет следующее.

"Сервантес мог сколько угодно смеяться над рыцарскими романами; но он далек был от насмешек над рыцарством. Он и сам был воином, солдатом. Дон Кихот не сатира, а идеализация рыцарства. „Святое безумство”, толкающее человека из условий обыденной жизни на „приключения” (aventures) и опасности, „безумство” Колумба, Лойолы, Фернандо Кортеса, всей героической и фанатической Испании ХVІ-го века, прославлено и возвеличено в бессмертном романе.
Святость неразлучна с деятельностью, т.е. с боpьбой. Это новая концепция.
В средние века, эпоху „учености” и расцвета схоластики, как и в период поздней античности, „мудрость”, сообщающая „невозмутимость”, считалась идеальным состоянием. Святость была крайним, высшим пределом „мудрости”. Мистический „опыт”, открывавший „совершенное знание”, был самоцелью. Как ни высоко стоял „чин воинствующих” (Wehrstand), чин „знающих” (color chi sanno, как сказал Данте) или „учащих” (Lehrstand) стоял еще выше; „Лия” - символ жизни „созерцательной” (vita contemplativa) ценилась выше „Рахили” - символа жизни деятельной (vita activa). „Знание”, „созерцание” (contemplatio) были высшим благом, благом самим по себе, и из девяти чинов ангельских наивысшее место в hierarchia coelestis отводилась тому, который, предстоя вечно пред престолом Славы, непрестанно созерцает Бога. Видением Бога завершается, как конечной целью, мистический путь, пройденный Данте в потусторонних обителях".

Среди прочего объясняется почему и как учение Фёдорова было "вписано" в политическую повестку дня столетней давности. (Своим знаменем его сделали левые евразийцы - направление развития евразийства, существование которого старательно игнорируется в постсоветской России.)

Вновь повторюсь: первоисточники необходимо читать целиком и полностью. Тем не менее, ниже, в следующих шести постах, - краткая выжимка статьи «Падение идей, или прометеизм Николая Фёдорова».

#Фёдоров

Статья «Падение идей, или прометеизм Николая Фёдорова», авторы - Ю.Б. Мелих и Е.В. Введенская.

Пост № 1.

Исследователей философии Федорова, в первую очередь, удивляет не его учение <…>, а именно влияние его взглядов даже не столько в философии, сколько в идеологии, в науке и литературе. <…> «Философия Федорова «мифоносна» и потому многообещающа, особенно в наш век, когда человечество явно тоскует по новому или обновленному мифу», – считает Устрялов. <…> Именно для учения Федорова, как отмечает Бердяев, свойственна «характерная черта русского духа – искать всеобщего спасения, нести в себе ответственность за всех... И русская душа ищет способов всеобщего спасения, вырабатывает планы и проекты спасения, то социальные, то научные, то моральные, то религиозные и мистические».
 
Федоровское учение, имеющее религиозно-нравственную мотивацию, опирается для осуществления своего идеала на проекты, реализация которых связывается с наивной, безграничной верой в науку и прогресс эпохи Просвещения XVIII и позитивизма XIX веков. И здесь нам представляется важным заключение Устрялова о том, что философия Федорова «бесстрашно доводит эти традиции до последнего вывода, и тем самым взрывает их изнутри». Это становится очевидным уже во взглядах его последователя К.Э.Циолковского, который в своей «космической философии» в ее социально-утопических построениях откажется от религиозно-нравственной мотивации, а оставит исключительно естественнонаучную, с упором на прагматизм (полезность) для человека.
 
На рефлексии взглядов Федорова нам представляется интересным проследить их метаморфозу от христианской религиозной утопии к научной, от идеи к ее воплощению, материализации, которая всегда представляет собой умаление идеала.
 
Грандиозность идей Федорова связана и с грандиозностью их реализации, при этом идеи не только отдаляются от идеала, но и нередко воплощаются в свою противоположность. Здесь нет диалектики Гегеля, когда идея превращается в свою противоположность; в противоположность превращается ее материализация. <…>

В пределах философии Федорову ближе всего «позитивизм в его религиозной форме» и «радикальный прагматизм». Г. Флоровский отмечает, что «Федоров идет дальше Конта, у него много своего. Но «тип» мировоззрения у них одинакий...». В первую очередь их объединяет центральная тема философских построений Федорова: воскрешение мертвых. Позитивный культ Конта заключает в себе обряд культа предков, «включения» или «инкорпорации», т.е. причисления усопших к «благородному сонму предков, к составу “Человечества”». С Контом Федорова связывает «тот же дух притязаемой «научности», такой же натурализм или «физицизм»». Флоровский определяет учение Федорова как «своеобразную форму религиозного позитивизма». <…>
 
Н. Устрялов подчеркивает, что идеи Федорова «имманентны позитивизму» в их «науковерчестве», и в них «царство небесное силою берется (причем небо Федорова – небо астрономии, а не мистики)». Федоров расширяет преобразовательное действие человека на природу в интересах человечества на весь космос. <…>
 
Бердяев пишет, что Федоров совмещает «совершенно несовместимые, непримиримые начала: позитивизм XIX века, вера в безграничную силу науки и знания...и христианство, вера в Христа Воскресшего... В нем живут две души – рационалистическая и мистическая...». <…>

#Фёдоров