Говоря о традиционных архетипах украинцев, чаще всего вспоминают запорожских казаков. И не удивительно – это очень яркий промо-образ, который выглядит экзотично, привлекательно, и льстит национальному самолюбию. Но не будем забывать, что даже рядовые казаки составляли небольшой процент от всего населения, были своеобразной элитой, профессиональными воинами, чаще всего оторванными от производительного труда, с соответствующим образом жизни и не могут иллюстрировать весь народ.
Обычный же украинец больше интересовался хозяйством, чем воинским делом, но когда приходила нужда, даже в самые темные времена был готов отстаивать свое с оружием в руках. Украинцы никогда не были массой, покорно обслуживающей интересы верхушки – во все времена даже простые крестьяне старались как-то влиять на исторические события, в которых они вынуждены были существовать. Самый яркий пример - это армия батьки Махно.
У современных украинских историков махновщина не особо в чести – батько был ярым анархистом, равнодушным к национальной идее и одинаково недолюбливавшим что УНР, что Директорию, что Скоропадского. С большевиками до поры был заключен стратегический союз, а главными врагами были белые, пытавшиеся вернуть старый порядок. После Февральской революции на территории Украины царил полный хаос, в воздухе витали самые разные идеи о перестройке общества. Махно оседлал популярную в то время концепцию крестьянского союза равноправных хозяев, где землей владеет тот, кто ее обрабатывает, все вопросы решаются на общих крестьянских сходках и собраниях, а роль всякого начальства и администрации сведена к минимуму. Это отвечало давним чаяньям большинства крестьян, и выглядело намного привлекательней того, что предлагали главные «левые» конкуренты–большевики, на словах проповедовавшие власть советов, а в реальности повсюду насаждавшие своих командиров и сосредотачивавших у себя все ресурсы, чтобы потом кормить всех из своих рук.
Популярность Махно поддерживалась еще и тем, что он не только обещал, но и делал – на «его» территории земли были отобраны у помещиков и «обобществлены» еще раньше, чем у большевиков. Воины-махновцы славились особой лихостью и даже дикостью, а иногда и откровенно бандитскими замашками, но боже упаси было тронуть крестьян или честных тружеников, разводить антисемитизм или мародерствовать на своей территории – расправа за такое была коротка. Был заключен своеобразный общественный договор – крестьяне добровольно! снабжали армию Махно и продовольствием, и лошадьми. Из крестьян большей частью формировалась и армия батьки, практически у каждого крестьянина где-нибудь в схроне сберегалось оружие, позволявшее быстро собирать-распускать по домам армию при необходимости. Будучи полноценными и независимыми членами своего микро-общества, они были максимально мотивированы защищать свое. Им было за что бороться и что терять, в отличие от грабительства белых и немцев или продразверстки красных.
К сожалению, в реалиях того времени республика Махно была обречена – ее так или иначе должна была поглотить выигравшая по итогам гражданской войны сторона. Но дух батьковской по-настоящему народной демократии еще долго пугал большевиков, как и любое стремление самим определять свою жизнь. Сегодня этот же дух заставляет сотни тысяч обычных мирных граждан и волонтеров донатить на армию и кормить своих защитников на передовой. (на фото слева – праздничные вкусняшки, приобретенные на донаты для ЗСУ).
Обычный же украинец больше интересовался хозяйством, чем воинским делом, но когда приходила нужда, даже в самые темные времена был готов отстаивать свое с оружием в руках. Украинцы никогда не были массой, покорно обслуживающей интересы верхушки – во все времена даже простые крестьяне старались как-то влиять на исторические события, в которых они вынуждены были существовать. Самый яркий пример - это армия батьки Махно.
У современных украинских историков махновщина не особо в чести – батько был ярым анархистом, равнодушным к национальной идее и одинаково недолюбливавшим что УНР, что Директорию, что Скоропадского. С большевиками до поры был заключен стратегический союз, а главными врагами были белые, пытавшиеся вернуть старый порядок. После Февральской революции на территории Украины царил полный хаос, в воздухе витали самые разные идеи о перестройке общества. Махно оседлал популярную в то время концепцию крестьянского союза равноправных хозяев, где землей владеет тот, кто ее обрабатывает, все вопросы решаются на общих крестьянских сходках и собраниях, а роль всякого начальства и администрации сведена к минимуму. Это отвечало давним чаяньям большинства крестьян, и выглядело намного привлекательней того, что предлагали главные «левые» конкуренты–большевики, на словах проповедовавшие власть советов, а в реальности повсюду насаждавшие своих командиров и сосредотачивавших у себя все ресурсы, чтобы потом кормить всех из своих рук.
Популярность Махно поддерживалась еще и тем, что он не только обещал, но и делал – на «его» территории земли были отобраны у помещиков и «обобществлены» еще раньше, чем у большевиков. Воины-махновцы славились особой лихостью и даже дикостью, а иногда и откровенно бандитскими замашками, но боже упаси было тронуть крестьян или честных тружеников, разводить антисемитизм или мародерствовать на своей территории – расправа за такое была коротка. Был заключен своеобразный общественный договор – крестьяне добровольно! снабжали армию Махно и продовольствием, и лошадьми. Из крестьян большей частью формировалась и армия батьки, практически у каждого крестьянина где-нибудь в схроне сберегалось оружие, позволявшее быстро собирать-распускать по домам армию при необходимости. Будучи полноценными и независимыми членами своего микро-общества, они были максимально мотивированы защищать свое. Им было за что бороться и что терять, в отличие от грабительства белых и немцев или продразверстки красных.
К сожалению, в реалиях того времени республика Махно была обречена – ее так или иначе должна была поглотить выигравшая по итогам гражданской войны сторона. Но дух батьковской по-настоящему народной демократии еще долго пугал большевиков, как и любое стремление самим определять свою жизнь. Сегодня этот же дух заставляет сотни тысяч обычных мирных граждан и волонтеров донатить на армию и кормить своих защитников на передовой. (на фото слева – праздничные вкусняшки, приобретенные на донаты для ЗСУ).
Одна из задач моего канала состоит в том, чтобы показывать, как из прошлого произрастают корни будущих событий. Вот, к примеру, Лев Толстой, которого записали в певцы русской культуры в своем памфлете-интервью со старым солдатом николаевских времен «Николай Палкин» рисует страшнейшую в своей обыденности изнанку той самой культуры:
«Мы ночевали у 95-летнего солдата. Он служил при Александре I и Николае...— А мне довелось при Николае служить,— сказал старик. — И тотчас же оживился и стал рассказывать. — Тогда что было,— заговорил он. — Тогда на 50 палок и порток не снимали; а 150, 200, 300... насмерть запарывали. Говорил он и с отвращением, и с ужасом, и не без гордости о прежнем молодечестве. — А уж палками — недели не проходило, чтобы не забивали насмерть человека или двух из полка… Дело подначальное было. Тебе всыпят 150 палок за солдата (солдат был унтер-офицер), а ты ему 200. У тебя не заживет от того, а ты его мучаешь — вот и грех. — Унтер-офицера до смерти убивали солдат молодых. Прикладом или кулаком свиснет в какое место нужное: в грудь, или в голову, он и помрет... Помрет от убоя, а начальство пишет: «Властию божиею помре»… Как вспомнишь все, что сам терпел да от тебя терпели, таки аду не надо, хуже аду всякого...
Я живо представил себе то, что должно вспоминаться в его старческом одиночестве этому умирающему человеку, и мне вчуже стало жутко. Я вспомнил про те ужасы, кроме палок, в которых он должен был принимать участие. Про загоняние насмерть сквозь строй, про расстреливанье, про убийства и грабежи городов и деревень на войне (он участвовал в польской войне), и я стал расспрашивать его про это…Я спросил его про гоняние сквозь строй. Он рассказал подробно … Как ведут человека, привязанного к ружьям и между поставленными улицей солдатами с палками, как все бьют, а позади солдат ходят офицеры и покрикивают: «Бей больней!» — «Бей больней!»— прокричал старик начальническим голосом, очевидно не без удовольствия вспоминая и передавая этот молодечески-начальнический тон. Он рассказал все подробности без всякого раскаяния, как бы он рассказывал о том, как бьют быков и свежуют говядину… И все это за то, что человек или бежит от палок, или имел мужество…жаловаться за своих товарищей на то, что их дурно кормят, а начальство крадет их паек. Он рассказывал все это, и когда я старался вызвать его раскаяние при этом воспоминании, он сначала удивился, а потом как будто испугался. — Нет,— говорит,— это что ж, это по суду. В этом разве я причинен? Это по суду, по закону. То же спокойствие и отсутствие раскаяния было у него и по отношению к военным ужасам, в которых он участвовал и которых он много видел и в Турции и в Польше. Он рассказал об убитых детях, о смерти голодом и холодом пленных, об убийстве штыком молодого мальчика-поляка, прижавшегося к дереву. И когда я спросил его, не мучают ли совесть его и эти поступки, он уже совсем не понял меня. Это на войне, по закону, за царя и отечество. Это дела, по его понятию, не только не дурные, но такие, которые он считает доблестными, добродетельными, искупающими его грехи. То, что он разорял, губил не повинных ничем детей и женщин, убивал пулей и штыком людей, то, что сам засекал, стоя в строю, насмерть людей и таскал их в госпиталь и опять назад на мученье, это все не мучает его, это все как будто не его дела. Это все делал как будто не он, а кто-то другой.» (полный текст не для слабонервных тут )
Если сравнить с тем, что говорят со стеклянными глазами на камеру российские пленные или военные преступники о том, что у них «долг, контракт, мне приказали, а приказ надо выполнять», то можно увидеть, как закольцовывается очередной этап российской истории со зверским отношением к своим же солдатам, с поощрением военных преступлений и подавлением всяческой эмпатии к «врагу» - своему или чужому. Разница лишь в том, что то, что могло бы быть простительно для забитого крепостного, взятого в солдаты из-за cохи - просто дико для современного горе-вояки из XXI века.
«Мы ночевали у 95-летнего солдата. Он служил при Александре I и Николае...— А мне довелось при Николае служить,— сказал старик. — И тотчас же оживился и стал рассказывать. — Тогда что было,— заговорил он. — Тогда на 50 палок и порток не снимали; а 150, 200, 300... насмерть запарывали. Говорил он и с отвращением, и с ужасом, и не без гордости о прежнем молодечестве. — А уж палками — недели не проходило, чтобы не забивали насмерть человека или двух из полка… Дело подначальное было. Тебе всыпят 150 палок за солдата (солдат был унтер-офицер), а ты ему 200. У тебя не заживет от того, а ты его мучаешь — вот и грех. — Унтер-офицера до смерти убивали солдат молодых. Прикладом или кулаком свиснет в какое место нужное: в грудь, или в голову, он и помрет... Помрет от убоя, а начальство пишет: «Властию божиею помре»… Как вспомнишь все, что сам терпел да от тебя терпели, таки аду не надо, хуже аду всякого...
Я живо представил себе то, что должно вспоминаться в его старческом одиночестве этому умирающему человеку, и мне вчуже стало жутко. Я вспомнил про те ужасы, кроме палок, в которых он должен был принимать участие. Про загоняние насмерть сквозь строй, про расстреливанье, про убийства и грабежи городов и деревень на войне (он участвовал в польской войне), и я стал расспрашивать его про это…Я спросил его про гоняние сквозь строй. Он рассказал подробно … Как ведут человека, привязанного к ружьям и между поставленными улицей солдатами с палками, как все бьют, а позади солдат ходят офицеры и покрикивают: «Бей больней!» — «Бей больней!»— прокричал старик начальническим голосом, очевидно не без удовольствия вспоминая и передавая этот молодечески-начальнический тон. Он рассказал все подробности без всякого раскаяния, как бы он рассказывал о том, как бьют быков и свежуют говядину… И все это за то, что человек или бежит от палок, или имел мужество…жаловаться за своих товарищей на то, что их дурно кормят, а начальство крадет их паек. Он рассказывал все это, и когда я старался вызвать его раскаяние при этом воспоминании, он сначала удивился, а потом как будто испугался. — Нет,— говорит,— это что ж, это по суду. В этом разве я причинен? Это по суду, по закону. То же спокойствие и отсутствие раскаяния было у него и по отношению к военным ужасам, в которых он участвовал и которых он много видел и в Турции и в Польше. Он рассказал об убитых детях, о смерти голодом и холодом пленных, об убийстве штыком молодого мальчика-поляка, прижавшегося к дереву. И когда я спросил его, не мучают ли совесть его и эти поступки, он уже совсем не понял меня. Это на войне, по закону, за царя и отечество. Это дела, по его понятию, не только не дурные, но такие, которые он считает доблестными, добродетельными, искупающими его грехи. То, что он разорял, губил не повинных ничем детей и женщин, убивал пулей и штыком людей, то, что сам засекал, стоя в строю, насмерть людей и таскал их в госпиталь и опять назад на мученье, это все не мучает его, это все как будто не его дела. Это все делал как будто не он, а кто-то другой.» (полный текст не для слабонервных тут )
Если сравнить с тем, что говорят со стеклянными глазами на камеру российские пленные или военные преступники о том, что у них «долг, контракт, мне приказали, а приказ надо выполнять», то можно увидеть, как закольцовывается очередной этап российской истории со зверским отношением к своим же солдатам, с поощрением военных преступлений и подавлением всяческой эмпатии к «врагу» - своему или чужому. Разница лишь в том, что то, что могло бы быть простительно для забитого крепостного, взятого в солдаты из-за cохи - просто дико для современного горе-вояки из XXI века.
В сказках многих народов часто упоминается некий волшебный пищевой концентрат для путешественников и воинов. В них героям, которым не посчастливилось развести волшебницу или мудрого старца на скатерть или торбу-самобранку обязательно попадался на пути какой-нибудь волшебный хлеб, рисовый шарик или эльфийская лепешка, одного кусочка которой с головой хватало взрослому мужику на целый день подвигов. За этими историями стоит давняя мечта человечества об универсальной еде для военных и путешественников – ведь немало походов было загублено и миссий провалено именно из-за неудачного снабжения или порчи продуктов.
Одним из таких универсальных продуктов-энергетиков стал шоколад. Саму идею привезли из Америки конкистадоры, имевшие опыт питья местного напитка «шоколятль», изготовленного из какао-бобов и пряностей. Испанцы, оценившие высокий духоподъемный эффект напитка в придачу к табаку, картофелю и помидорам захватили с собой и «чудо-бобы», но массовой едой для армии они все-таки тогда не стали. Жидкий шоколад со специями потихоньку распространился по Европе и стал напитком королей и высшей знати, но никто бы не додумался переводить такой элитный продукт на рядовых вояк. Шоколадом в виде порошка или гранул (кусковой делать еще не научились) снабжали своих солдат в Северной Америке только британцы, эта традиция затем перешла и в армию США.
Европейские же солдаты смогли массово закусить шоколадкой много позже, в ходе технической революции, удешевивший ее производство. Настоящую же популярность он получил в период Первой и Второй мировых войн. На военных заказах тогда поднялся не один производитель продуктов, в том числе и такие гиганты как Магги и Нестле, не отставали и производители шоколада. Его главным потребителем по-прежнему оставалась армия США, причем обычный солдат чаще всего имел дело с двумя самыми популярными его марками: «Херши» и знаменитой компании «Марс». Первые шоколадки «Херши» солдаты сразу невзлюбили – перед производителем изначально поставили цель сделать их для «аварийных» ситуаций максимально высокопитальными и невкусными, чтобы солдаты не соблазнились ими в обычных условиях. Специалисты «Херши» справилась идеально – многие солдаты, не разобравшись, просто выкидывали спецпаек со вкусом ваты, поэтому со временем компания создала более сладкие и вкусные «тропические» батончики для бойцов, проходящих службу на тихоокеанском театре боевых действий. Компания же Марс прославилась и озолотилась на поставках всем известных конфет M&M's. Создатель фирмы подсмотрел глазурированных конфеток, не тающих в руках во время войны в Испании и к 1941 году первые партии симпатичных коричневых шариков в картонных тубах поступили на американский фронт. Именно коричневых, так как цветными шариками стали намного позднее.
В немецкой армии тоже делали ставку на шоколад в рационе своих бойцов, которым следовало всегда быть в форме, самыми известными произведениями немецких ученых стали знаменитые стимулирующие шоколадки "Панцершоколад" и "Флигершоколад" с кофеином и амфетамином, о котором я писала тут.
В СССР рядовых шоколадом не баловали (за исключением некурящих женщин, а затем и мужчин-военослужащих, которым вместо махорки давали 200 г шоколада или конфет в месяц). Шоколад входил только в паек летчиков и подводников, причем в основном это было не лакомство, а специальный концентрированный шоколад «Кола» с высоким содержанием теобромина, полезного при перегрузках. «Классический» кондитерський шоколад во время войны и в течении нескольких лет после нее полагался лишь обладателям продуктовых карточек А и Б – то есть для советской элиты.
Современному бойцу доступны практически любые виды современных шоколадных батончиков. И пусть их состав часто далек от натурального предка, но зато такой продукт способен утешить, дать энергию, поднять настроение и поддержать жизнеспособность в сложной ситуации. Самый обычный сникерс стал тем самым волшебным энергетическим «пирожком» из сказки - так технический прогресс сделал сказку былью.
Одним из таких универсальных продуктов-энергетиков стал шоколад. Саму идею привезли из Америки конкистадоры, имевшие опыт питья местного напитка «шоколятль», изготовленного из какао-бобов и пряностей. Испанцы, оценившие высокий духоподъемный эффект напитка в придачу к табаку, картофелю и помидорам захватили с собой и «чудо-бобы», но массовой едой для армии они все-таки тогда не стали. Жидкий шоколад со специями потихоньку распространился по Европе и стал напитком королей и высшей знати, но никто бы не додумался переводить такой элитный продукт на рядовых вояк. Шоколадом в виде порошка или гранул (кусковой делать еще не научились) снабжали своих солдат в Северной Америке только британцы, эта традиция затем перешла и в армию США.
Европейские же солдаты смогли массово закусить шоколадкой много позже, в ходе технической революции, удешевивший ее производство. Настоящую же популярность он получил в период Первой и Второй мировых войн. На военных заказах тогда поднялся не один производитель продуктов, в том числе и такие гиганты как Магги и Нестле, не отставали и производители шоколада. Его главным потребителем по-прежнему оставалась армия США, причем обычный солдат чаще всего имел дело с двумя самыми популярными его марками: «Херши» и знаменитой компании «Марс». Первые шоколадки «Херши» солдаты сразу невзлюбили – перед производителем изначально поставили цель сделать их для «аварийных» ситуаций максимально высокопитальными и невкусными, чтобы солдаты не соблазнились ими в обычных условиях. Специалисты «Херши» справилась идеально – многие солдаты, не разобравшись, просто выкидывали спецпаек со вкусом ваты, поэтому со временем компания создала более сладкие и вкусные «тропические» батончики для бойцов, проходящих службу на тихоокеанском театре боевых действий. Компания же Марс прославилась и озолотилась на поставках всем известных конфет M&M's. Создатель фирмы подсмотрел глазурированных конфеток, не тающих в руках во время войны в Испании и к 1941 году первые партии симпатичных коричневых шариков в картонных тубах поступили на американский фронт. Именно коричневых, так как цветными шариками стали намного позднее.
В немецкой армии тоже делали ставку на шоколад в рационе своих бойцов, которым следовало всегда быть в форме, самыми известными произведениями немецких ученых стали знаменитые стимулирующие шоколадки "Панцершоколад" и "Флигершоколад" с кофеином и амфетамином, о котором я писала тут.
В СССР рядовых шоколадом не баловали (за исключением некурящих женщин, а затем и мужчин-военослужащих, которым вместо махорки давали 200 г шоколада или конфет в месяц). Шоколад входил только в паек летчиков и подводников, причем в основном это было не лакомство, а специальный концентрированный шоколад «Кола» с высоким содержанием теобромина, полезного при перегрузках. «Классический» кондитерський шоколад во время войны и в течении нескольких лет после нее полагался лишь обладателям продуктовых карточек А и Б – то есть для советской элиты.
Современному бойцу доступны практически любые виды современных шоколадных батончиков. И пусть их состав часто далек от натурального предка, но зато такой продукт способен утешить, дать энергию, поднять настроение и поддержать жизнеспособность в сложной ситуации. Самый обычный сникерс стал тем самым волшебным энергетическим «пирожком» из сказки - так технический прогресс сделал сказку былью.
Все любят истории успеха, будь то люди, страны или отдельные города. Написала лонгрид об экономическом успехе Одессы – города, который в этом году не сходил со страниц мировой прессы. Читать тут 👉- https://surl.li/cxwdk
Давайте на фоне смерти исторических личностей и новостей не забывать о тех, кто каждый день погибает на войне, которая сейчас идет в Украине. Канал «Мемориал» собирает и публикует истории о военных и гражданских, которые каждый день погибают в Украине. 👉 https://t.iss.one/memorial_ukraine
Топ-менеджеры и айтишники, оставившие теплые рабочие кресла ради окопов, обычные работяги-добровольцы, волонтеры, спасатели и боевые медики… Обычные люди, проживающие обычную человеческую жизнь со своими радостями и проблемами. Те, чьи жизни оборвала война. Самые черные страницы нынешней войны. Те, кто стоит за каждой украинской победой. Память о тех, кто погиб – залог того, чтобы никогда больше граждане Украины не стали статистикой и очередным топливом для «великих проектов».
Топ-менеджеры и айтишники, оставившие теплые рабочие кресла ради окопов, обычные работяги-добровольцы, волонтеры, спасатели и боевые медики… Обычные люди, проживающие обычную человеческую жизнь со своими радостями и проблемами. Те, чьи жизни оборвала война. Самые черные страницы нынешней войны. Те, кто стоит за каждой украинской победой. Память о тех, кто погиб – залог того, чтобы никогда больше граждане Украины не стали статистикой и очередным топливом для «великих проектов».
Telegram
Меморіал.ua
Розповідаємо про полеглих героїв та цивільних українців, яких вбила Росія.
🔻Донат на памʼять: https://www.victims.memorial/supportus
Щоб додати людину до Меморіалу, заповність анкету:
- військові https://bit.ly/3s7nTsR
- цивільні https://bit.ly/3CMEmHS
🔻Донат на памʼять: https://www.victims.memorial/supportus
Щоб додати людину до Меморіалу, заповність анкету:
- військові https://bit.ly/3s7nTsR
- цивільні https://bit.ly/3CMEmHS
У Михаила Зощенко есть рассказ «Царские сапоги», где его герой якобы купил в кладовых Зимнего дворца сапоги, которые носил сам Николай ІІ, и у которых через три дня отпала подметка. История может показаться вымыслом, но на самом деле распродажа царского добра действительно происходила в Ленинграде в 1925 году. В здании ХОЗЭКСУ Главнауки можно было приобрести очень много бытовых предметов непосредственно из императорского дворца, а также из ближайших к нему аристократических особняков, чью историческую ценность оценщики посчитали небольшой.
Объявление, посвященное царской распродаже опубликовал у себя, в частности, журнал «Красная панорама»: «Продажа Б. царского имущества. Комиссия по госфондам Главнауки приступила к ликвидации гостиных и столовых дворцов Николая ІІ. Помимо роскошной дворцовой мебели, оцененной свыше 500 тыс. рублей, имеется большой ассортимент столового белья и посуды на полтораста тысяч рублей. Комиссия назначила в продажу партию персидских, бухарских, текинских ковров и гобеленов, также большое количество вышитых шелковых и шерстяных покрывал, скатертей и дорожек. Ковров насчитывается до 300, общим размером до 15 тыс. квадратных аршин.»
Интересно, что к распродаже были допущены как частные лица, так и различные советские конторы – какая-нибудь ковровая дорожка или львиное чучело из царской спальни с одинаковым успехом могли достаться как состоятельной нэпманше, так и какому-нибудь министерству по заготовке, а то и через иностранных граждан осесть в заокеанских личных коллекциях, или быть впоследствии проданным на восточном базаре. Кроме ковров и чучел животных большой популярностью пользовалась царская мебель (знаменитые «Десять стульев из дворца» взяты отсюда) и посуда. Неизвестно, были ли в продаже именно царские сапоги, но наряды императрицы и даже ее нательное белье пользовались большой популярностью – после распродажи некоторые советские гражданки впоследствии щеголяли в коммуналках в «заправдышнем» царицыном халате, или могли похвастаться каким-нибудь ридикюлем с ее инициалами. Столь же активно народ скупал и различные ливреи, чулки, перчатки, фуражки и прочую униформу дворцовой прислуги. При продаже нередки были конфликты и споры – обычные граждане и представители активно плодящихся советских контор и организаций, театров и музеев могли до посинения спорить о каком-нибудь страусовом веере или оспаривать право на покупку особо длинной ковровой дорожки.
Свалка и драка между бывшимихолопами поданными за имущество бывшего всесильного «Хозяина земли русской» - закономерный итог его деятельности на самом высшем государственном посту. Интересно, дадут ли когда-нибудь народу приобщиться к распродаже имуществом из дворца в Геленджике)
Объявление, посвященное царской распродаже опубликовал у себя, в частности, журнал «Красная панорама»: «Продажа Б. царского имущества. Комиссия по госфондам Главнауки приступила к ликвидации гостиных и столовых дворцов Николая ІІ. Помимо роскошной дворцовой мебели, оцененной свыше 500 тыс. рублей, имеется большой ассортимент столового белья и посуды на полтораста тысяч рублей. Комиссия назначила в продажу партию персидских, бухарских, текинских ковров и гобеленов, также большое количество вышитых шелковых и шерстяных покрывал, скатертей и дорожек. Ковров насчитывается до 300, общим размером до 15 тыс. квадратных аршин.»
Интересно, что к распродаже были допущены как частные лица, так и различные советские конторы – какая-нибудь ковровая дорожка или львиное чучело из царской спальни с одинаковым успехом могли достаться как состоятельной нэпманше, так и какому-нибудь министерству по заготовке, а то и через иностранных граждан осесть в заокеанских личных коллекциях, или быть впоследствии проданным на восточном базаре. Кроме ковров и чучел животных большой популярностью пользовалась царская мебель (знаменитые «Десять стульев из дворца» взяты отсюда) и посуда. Неизвестно, были ли в продаже именно царские сапоги, но наряды императрицы и даже ее нательное белье пользовались большой популярностью – после распродажи некоторые советские гражданки впоследствии щеголяли в коммуналках в «заправдышнем» царицыном халате, или могли похвастаться каким-нибудь ридикюлем с ее инициалами. Столь же активно народ скупал и различные ливреи, чулки, перчатки, фуражки и прочую униформу дворцовой прислуги. При продаже нередки были конфликты и споры – обычные граждане и представители активно плодящихся советских контор и организаций, театров и музеев могли до посинения спорить о каком-нибудь страусовом веере или оспаривать право на покупку особо длинной ковровой дорожки.
Свалка и драка между бывшими
При чтении Вересаева «На японской войне» не покидает ощущение, что читаешь новости сентября 2022 года. Колесо российской истории снова сделало полный оборот, повторяя все те же реалии начала прошлого века, разве что в несколько иных декорациях:
«В конце апреля по нашей губернии была объявлена мобилизация. О ней глухо говорили, ее ждали уже недели три, но все хранилось в глубочайшем секрете. И вдруг, как ураган, она ударила по губернии, В деревнях людей брали прямо с поля, от сохи. В городе полиция глухою ночью звонилась в квартиры, вручала призываемым билеты и приказывала немедленно явиться в участок. У одного знакомого инженера взяли одновременно всю его прислугу: лакея, кучера и повара. Сам он в это время был в отлучке, – полиция взломала его стол, достала паспорты призванных и всех их увела. Было что-то равнодушно-свирепое в этой непонятной торопливости. Людей выхватывали из дела на полном его ходу, не давали времени ни устроить его, ни ликвидировать. Людей брали, а за ними оставались бессмысленно разоренные хозяйства и разрушенные благополучия.»
"По всему городу стояли плач и стоны. Здесь и там вспыхивали короткие, быстрые драмы. У одного призванного заводского рабочего была жена с пороком сердца и пятеро ребят; когда пришла повестка о призыве, с женою от волнения и горя сделался паралич сердца, и она тут же умерла; муж поглядел на труп, на ребят, пошел в сарай и повесился. Другой призванный, вдовец с тремя детьми, плакал и кричал в присутствии:
— А с ребятами что мне делать? Научите, покажите!.. Ведь они тут без меня с голоду передохнут!
Он был как сумасшедший, вопил и тряс в воздухе кулаком. Потом вдруг замолк, ушел домой, зарубил топором своих детей и воротился.
— Ну, теперь берите! Свои дела я справил. Его арестовали.»
«В солдатских вагонах шло непрерывное пьянство. Где, как доставали солдаты водку, никто не знал, но водки у них было сколько угодно. Днем и ночью из вагонов неслись песни, пьяный говор, смех. При отходе поезда от станции солдаты нестройно и пьяно, с вялым надсадом, кричали «ура», а привыкшая к проходящим эшелонам публика молча и равнодушно смотрела на них. Тот же вялый надсад чувствовался и в солдатском веселье.»
«Штабс-капитан громко, на всю залу, говорил:
— Японские офицеры отказались от своего содержания в пользу казны, а сами перешли на солдатский паек. Министр народного просвещения, чтобы послужить родине, пошел на войну простым рядовым. Жизнью своею никто не дорожит, каждый готов все отдать за родину. Почему? Потому что у них есть идея. Потому что они знают, за что сражаются. И все они образованные, все солдаты грамотные. У каждого солдата компас, план, каждый дает себе отчет в заданной задаче. И от маршала до последнего рядового, все думают только о победе над врагом. И интендантство думает об этом же. Штабс-капитан говорил то, что все знали из газет, но говорил так, как будто он все это специально изучил, а никто кругом этого не знает. У буфета шумел и о чем-то препирался с буфетчиком необъятно-толстый, пьяный капитан.
— А у нас что? – продолжал штабс-капитан. – Кто из нас знает, зачем война? Кто из нас воодушевлен? Только и разговоров, что о прогонах да о подъемных. Гонят нас всех, как баранов. Генералы наши то и знают, что ссорятся меж собою. Интендантство ворует. Посмотрите на сапоги наших солдат, – в два месяца совсем истрепались. А ведь принимало сапоги двадцать пять комиссий!
— Да. А в первый же дождь подошва под ногою разъезжается… Ну-ка, скажите мне, пожалуйста, – может такой солдат победить или нет?»
Как говорил русский же историк Ключевский: ,,История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков’’.
«В конце апреля по нашей губернии была объявлена мобилизация. О ней глухо говорили, ее ждали уже недели три, но все хранилось в глубочайшем секрете. И вдруг, как ураган, она ударила по губернии, В деревнях людей брали прямо с поля, от сохи. В городе полиция глухою ночью звонилась в квартиры, вручала призываемым билеты и приказывала немедленно явиться в участок. У одного знакомого инженера взяли одновременно всю его прислугу: лакея, кучера и повара. Сам он в это время был в отлучке, – полиция взломала его стол, достала паспорты призванных и всех их увела. Было что-то равнодушно-свирепое в этой непонятной торопливости. Людей выхватывали из дела на полном его ходу, не давали времени ни устроить его, ни ликвидировать. Людей брали, а за ними оставались бессмысленно разоренные хозяйства и разрушенные благополучия.»
"По всему городу стояли плач и стоны. Здесь и там вспыхивали короткие, быстрые драмы. У одного призванного заводского рабочего была жена с пороком сердца и пятеро ребят; когда пришла повестка о призыве, с женою от волнения и горя сделался паралич сердца, и она тут же умерла; муж поглядел на труп, на ребят, пошел в сарай и повесился. Другой призванный, вдовец с тремя детьми, плакал и кричал в присутствии:
— А с ребятами что мне делать? Научите, покажите!.. Ведь они тут без меня с голоду передохнут!
Он был как сумасшедший, вопил и тряс в воздухе кулаком. Потом вдруг замолк, ушел домой, зарубил топором своих детей и воротился.
— Ну, теперь берите! Свои дела я справил. Его арестовали.»
«В солдатских вагонах шло непрерывное пьянство. Где, как доставали солдаты водку, никто не знал, но водки у них было сколько угодно. Днем и ночью из вагонов неслись песни, пьяный говор, смех. При отходе поезда от станции солдаты нестройно и пьяно, с вялым надсадом, кричали «ура», а привыкшая к проходящим эшелонам публика молча и равнодушно смотрела на них. Тот же вялый надсад чувствовался и в солдатском веселье.»
«Штабс-капитан громко, на всю залу, говорил:
— Японские офицеры отказались от своего содержания в пользу казны, а сами перешли на солдатский паек. Министр народного просвещения, чтобы послужить родине, пошел на войну простым рядовым. Жизнью своею никто не дорожит, каждый готов все отдать за родину. Почему? Потому что у них есть идея. Потому что они знают, за что сражаются. И все они образованные, все солдаты грамотные. У каждого солдата компас, план, каждый дает себе отчет в заданной задаче. И от маршала до последнего рядового, все думают только о победе над врагом. И интендантство думает об этом же. Штабс-капитан говорил то, что все знали из газет, но говорил так, как будто он все это специально изучил, а никто кругом этого не знает. У буфета шумел и о чем-то препирался с буфетчиком необъятно-толстый, пьяный капитан.
— А у нас что? – продолжал штабс-капитан. – Кто из нас знает, зачем война? Кто из нас воодушевлен? Только и разговоров, что о прогонах да о подъемных. Гонят нас всех, как баранов. Генералы наши то и знают, что ссорятся меж собою. Интендантство ворует. Посмотрите на сапоги наших солдат, – в два месяца совсем истрепались. А ведь принимало сапоги двадцать пять комиссий!
— Да. А в первый же дождь подошва под ногою разъезжается… Ну-ка, скажите мне, пожалуйста, – может такой солдат победить или нет?»
Как говорил русский же историк Ключевский: ,,История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков’’.
Попалась на глаза вот такая пропагандистcкая обработка граждан из разряда «как там у врагов» из газеты «Петроградский листок» января 1917 года. Классика жанра – загибающиеся от голода злые немцы-австрийцы. Это при том, что в столице уже начались перебои с хлебом, а менее чем через два месяца начнется Февральская революция, запустившая развал империи, а «бунтующая и вымирающая от голода» немецкая коалиция худо-бедно проскрипит еще до 1918 года, успев изрядно помотать нервы своим противникам. Технологии не слишком изменились за последние 100 лет. Разница лишь в том, что такие сюжеты все-таки не мусолились без конца в СМИ и были рассчитаны на интеллигентные или, как минимум, на грамотные слои населения. Наверное, поэтому авторы эти заметок не публиковали современного "шок-контента" о поедании коварным западным врагом кошачьего питания от бескормицы или о тяжкой доле западных проституток, вынужденных продаваться за топливо.
Нет ничего худшего для народа воюющей страны, чем неравенство и внутренний раскол. От этого не застрахована ни одна страна в час великих испытаний, будь то Украина в 2022 или Великобритания в 1940 году, прошедшая на пути к победе долгий путь испытаний и вызовов.
А начиналось все с того, что еще в первой половине 1940 года, когда на континенте полным ходом шла война, британцы погрязли во внутренних склоках и дрязгах. Серьезные ограничения на поездки, продуктовые карточки, ночное затемнение снижали и так невысокий уровень жизни большинства жителей, вызывая ропот населения. Все изменилось 7 сентября 1940 года, когда немцы первый раз бомбили Лондон, а за ним начались серии бомбардировок Ковентри, Белфаста, Бристоля и множества других городов – так война вошла в жизни миллионов простых людей. Немцы делали все, чтобы не только уничтожить промышленность и сломить волю к победе, но и посеять рознь в английском обществе, и без того довольно жестко разделенного на классы – помимо бомбежек непосредственно промышленных объектов немцы уделяли особое внимание рабочим кварталам, чтобы еще больше озлобить простых англичан.
«И всякий дом, разделившийся сам в себе, не устоит» - представители британской элиты хорошо понимали смысл этой библейской истины, и сделали соответствующие выводы. Для начала королевская семья и высшие правительственные чиновники заявили, но никуда не эвакуируются из Лондона, хотя немецкие бомбы обильно падали на центр города, в том числе и в здание парламента. Представители элиты и их дети служили в войсках или во вспомогательных подразделениях (вспомним Елизавету II, тогда одну из принцесс, водившую военный грузовик), королевская семья активно общалась с простым населением, посещая рабочие районы столицы, верфи, заводы, волонтерские центры и т.д.
Война также стала мощным триггером социальных реформ, которые в прежние мирные времена двигались с чрезвычайным скрипом. «Если война затрагивает всех, если одни наши парни отдают на войне жизни за эту страну, а другие в тылу помогают ковать победу, то пора бы и стране позаботиться о нас» – так думали рядовые британцы и не стеснялись доносить свой запрос до представителей власти. В самый разгар войны, в тот период, когда исход войны еще не был ясен начал разрабатываться проект будущей «Новой британской концепции общественного благосостояния» Уильяма Бевериджа, который начал реализовываться уже через два года после победы.
Именно благодаря ему британцы получили право на бесплатную базовую медицину, социальное страхование, пенсии и выплаты по безработице, улучшилось положение матерей из рабочего класса. В 1943 году женщины, работающие на заводах Британии, а их было тогда несколько миллионов, также добились право получать зарплату в зависимости от выработки, а не от пола, как это было раньше. Более того, работники-мужчины не только не считали, что эти нововведения «не ко времени», а и всячески поддерживали эту инициативу.
Британцам не приходило в голову, что решение текущих проблем должно быть отложено на «после победы», а британскому правительству хватило ума и мудрости отвечать на веяния времени и вовремя педалировать нужные инициативы. Несмотря на то, что из войны страна вышла со страшными потерями, уже в 1948 году стартовала Национальная программа медицинского страхования и прочие вышеупомянутые реформы, изменившая к лучшему жизнь миллионов обычных подданных Британии. Так истинное сплочение нации, подкрепленное реальными действиями и «верхов» и «низов» помогло Британии не просто выжить в войне, но и войти в состав стран-победителей Второй Мировой, изменив при этом к лучшему судьбу миллионов своих сограждан и создав новый тренд развития для своей страны.
А начиналось все с того, что еще в первой половине 1940 года, когда на континенте полным ходом шла война, британцы погрязли во внутренних склоках и дрязгах. Серьезные ограничения на поездки, продуктовые карточки, ночное затемнение снижали и так невысокий уровень жизни большинства жителей, вызывая ропот населения. Все изменилось 7 сентября 1940 года, когда немцы первый раз бомбили Лондон, а за ним начались серии бомбардировок Ковентри, Белфаста, Бристоля и множества других городов – так война вошла в жизни миллионов простых людей. Немцы делали все, чтобы не только уничтожить промышленность и сломить волю к победе, но и посеять рознь в английском обществе, и без того довольно жестко разделенного на классы – помимо бомбежек непосредственно промышленных объектов немцы уделяли особое внимание рабочим кварталам, чтобы еще больше озлобить простых англичан.
«И всякий дом, разделившийся сам в себе, не устоит» - представители британской элиты хорошо понимали смысл этой библейской истины, и сделали соответствующие выводы. Для начала королевская семья и высшие правительственные чиновники заявили, но никуда не эвакуируются из Лондона, хотя немецкие бомбы обильно падали на центр города, в том числе и в здание парламента. Представители элиты и их дети служили в войсках или во вспомогательных подразделениях (вспомним Елизавету II, тогда одну из принцесс, водившую военный грузовик), королевская семья активно общалась с простым населением, посещая рабочие районы столицы, верфи, заводы, волонтерские центры и т.д.
Война также стала мощным триггером социальных реформ, которые в прежние мирные времена двигались с чрезвычайным скрипом. «Если война затрагивает всех, если одни наши парни отдают на войне жизни за эту страну, а другие в тылу помогают ковать победу, то пора бы и стране позаботиться о нас» – так думали рядовые британцы и не стеснялись доносить свой запрос до представителей власти. В самый разгар войны, в тот период, когда исход войны еще не был ясен начал разрабатываться проект будущей «Новой британской концепции общественного благосостояния» Уильяма Бевериджа, который начал реализовываться уже через два года после победы.
Именно благодаря ему британцы получили право на бесплатную базовую медицину, социальное страхование, пенсии и выплаты по безработице, улучшилось положение матерей из рабочего класса. В 1943 году женщины, работающие на заводах Британии, а их было тогда несколько миллионов, также добились право получать зарплату в зависимости от выработки, а не от пола, как это было раньше. Более того, работники-мужчины не только не считали, что эти нововведения «не ко времени», а и всячески поддерживали эту инициативу.
Британцам не приходило в голову, что решение текущих проблем должно быть отложено на «после победы», а британскому правительству хватило ума и мудрости отвечать на веяния времени и вовремя педалировать нужные инициативы. Несмотря на то, что из войны страна вышла со страшными потерями, уже в 1948 году стартовала Национальная программа медицинского страхования и прочие вышеупомянутые реформы, изменившая к лучшему жизнь миллионов обычных подданных Британии. Так истинное сплочение нации, подкрепленное реальными действиями и «верхов» и «низов» помогло Британии не просто выжить в войне, но и войти в состав стран-победителей Второй Мировой, изменив при этом к лучшему судьбу миллионов своих сограждан и создав новый тренд развития для своей страны.
Деякі мої підписники з України запитують, чому я не пишу пости про українське життя в давнину. Насправді я ніколи ще не читала так багато різної літератури з української тематики самого різного походження, від класики до архівних матеріалів, щоб зрозуміти справжній характер та менталітет народу, що його формувало, чому так багато проблем у сучасної України й чому попри це ми все ще боремось та перемагаємо? Бо з українського народу походять не лише козаки, войовничі жінки та працьовиті хлібороби, а й винахідники, підприємці, меценати, відомі лікарі, вчені, політичні та культурні діячі. Весь цей величезний культурний бекграунд дуже цікаво вивчати, щоб розуміти, хто ми є насправді і чого можемо домогтися, якщо забажаємо.
Тому я вирішила всі свої надбання по цій темі викладати у окремий канал «Український Архетип». Тут я буду писати про те, що, на мій погляд, сформувало образ сучасного українця. Історія, культурологія, життєвий шлях видатних людей, звичаї, цікаві археологічні знахідки, етнографічні нариси з життя народів, що населяли українські землі та породили нас, сучасних – все це буде тут.
Підписуйтесь та запрошуйте друзів, буде цікаво.
👉👉👉 «Український Архетип» 💛💙
Тому я вирішила всі свої надбання по цій темі викладати у окремий канал «Український Архетип». Тут я буду писати про те, що, на мій погляд, сформувало образ сучасного українця. Історія, культурологія, життєвий шлях видатних людей, звичаї, цікаві археологічні знахідки, етнографічні нариси з життя народів, що населяли українські землі та породили нас, сучасних – все це буде тут.
Підписуйтесь та запрошуйте друзів, буде цікаво.
👉👉👉 «Український Архетип» 💛💙
Экзотический способ бритья нижних чинов во время Первой мировой войны описан в "Тихом Доне": «Казаки вымылись, вычистились, побрились тщательно — не так, как в окопах, где зачастую освобождались от растительности на щеках простым, но болезненным способом: волосы поджигались спичкой, и едва лишь огонь, слизывая щетину, добирался до кожи, — по щеке проводили заранее смоченным полотенцем. Способ этот именовался «свинячьим». — Тебя по-свинячьи обрить али как? — спрашивал какой-нибудь взводный парикмахер у клиента.»
Немного о восточной дипломатии XIII века, когда правители княжеств- осколков Киевской Руси уже ездили на поклон к Бату-хану в попытках уберечь свои земли от разграбления. Пишет Василий Ян (Янчевецкий), профессиональный историк, специалист по истории народов Великой Степи, путешественник, драматург и автор трилогии «Чингиз-хан-Батый-К последнему морю» про татаро-монгольское нашествие, популярной именно благодаря таким деталям:
«…Князь Феодор и его спутники не раз бывали у половецких ханов, знали их обычаи: на пирах, во время угощения, всякое блюдо, всякий кусок мяса имеют свое значение, свой порядок и показывают больший или меньший почет. Поэтому русские зорко следили, будет ли им, как послам, оказан почет и какой именно.
По татарским обычаям, сваренный баран или другое животное — жеребенок, дикая коза — разнимаются на части согласно особым древним правилам. Поручается это специальному лицу, опытному в этом важном деле. Туша разрезается пополам — правая и левая сторона животного — и раскладывается на особом блюде. Животное делится на 24 части, и эти части раскладываются либо на 24 блюда, либо на 12 блюд, по числу гостей. И каждый гость получает либо целое блюдо, либо, когда гостей много, одно блюдо едят двое или трое.
Слуги входили парами, торжественно неся перед собой на вытянутых руках одно золотое и следующие — серебряные блюда. Баурши, взяв золотое блюдо из рук слуги, остановился перед Бату-ханом и опустился на колени. На блюде лежали тазовая кость с мясом и голова барана.
Бату-хан принял двумя руками блюдо и поставил перед собой. Он выхватил из-за пояса тонкий нож, отрезал одно ухо барана и передал голову своему брату, хану Шейбани, сидевшему справа. Тем временем ловкие слуги бесшумно проскальзывали между гостями и ставили перед ними блюда. Четыре гостя получили по блюду каждый — знак высшего почета. Следующим подавали по одному блюду на двоих.
Русские послы внимательно следили за разносимыми блюдами и понимали: вот эти два хана, получившие правую и левую лопатки, — начальники правого и левого крыла войска; эти, грызущие коленные кости, — находятся в передовом отряде. Грудинка была передана старшей жене. Мелкие части розданы другим женам.
Баурши произнес молитву, после чего все татары принялись за еду.
О послах все забыли... Нет, и им слуги принесли два блюда и поставили перед ними на ковре. Но что тут было: конечности ног, кишки и хвостовые кости!
Послы поняли, что все это делается с умышленной целью их оскорбить, что им дают те части, которые уделяются низшим слугам, женщинам, очищающим внутренности, и мальчишкам, которые подкладывают катыши кизяка под котел. Ни один из русских не протянул руки к блюду, все спокойно наблюдали за обедом. Некоторые шутки, которые отпускались на их счет, были поняты послами…»
«…Князь Феодор и его спутники не раз бывали у половецких ханов, знали их обычаи: на пирах, во время угощения, всякое блюдо, всякий кусок мяса имеют свое значение, свой порядок и показывают больший или меньший почет. Поэтому русские зорко следили, будет ли им, как послам, оказан почет и какой именно.
По татарским обычаям, сваренный баран или другое животное — жеребенок, дикая коза — разнимаются на части согласно особым древним правилам. Поручается это специальному лицу, опытному в этом важном деле. Туша разрезается пополам — правая и левая сторона животного — и раскладывается на особом блюде. Животное делится на 24 части, и эти части раскладываются либо на 24 блюда, либо на 12 блюд, по числу гостей. И каждый гость получает либо целое блюдо, либо, когда гостей много, одно блюдо едят двое или трое.
Слуги входили парами, торжественно неся перед собой на вытянутых руках одно золотое и следующие — серебряные блюда. Баурши, взяв золотое блюдо из рук слуги, остановился перед Бату-ханом и опустился на колени. На блюде лежали тазовая кость с мясом и голова барана.
Бату-хан принял двумя руками блюдо и поставил перед собой. Он выхватил из-за пояса тонкий нож, отрезал одно ухо барана и передал голову своему брату, хану Шейбани, сидевшему справа. Тем временем ловкие слуги бесшумно проскальзывали между гостями и ставили перед ними блюда. Четыре гостя получили по блюду каждый — знак высшего почета. Следующим подавали по одному блюду на двоих.
Русские послы внимательно следили за разносимыми блюдами и понимали: вот эти два хана, получившие правую и левую лопатки, — начальники правого и левого крыла войска; эти, грызущие коленные кости, — находятся в передовом отряде. Грудинка была передана старшей жене. Мелкие части розданы другим женам.
Баурши произнес молитву, после чего все татары принялись за еду.
О послах все забыли... Нет, и им слуги принесли два блюда и поставили перед ними на ковре. Но что тут было: конечности ног, кишки и хвостовые кости!
Послы поняли, что все это делается с умышленной целью их оскорбить, что им дают те части, которые уделяются низшим слугам, женщинам, очищающим внутренности, и мальчишкам, которые подкладывают катыши кизяка под котел. Ни один из русских не протянул руки к блюду, все спокойно наблюдали за обедом. Некоторые шутки, которые отпускались на их счет, были поняты послами…»
На приложенных ниже фото – жизнь немцев после разгрома Третьего Рейха в 1945 году. Дети возятся с брошенным оружием, женщины принимают паек от советского солдата, немцы разных полов и возрастов пытаются обменять на продовольствие личные вещи, кто-то - отцовскую награду, а кто-то - себя…
И венчает эту подборку плакат, словно в издевку установленный союзниками на фоне руин со знаменитым изречением Гитлера: «Дайте мне пять лет – и вы не узнаете Германию». Интересно, многим ли из них приходило в голову, что свой путь в эти апокалиптические декорации они начали в 1933 году, избрав лидера, пообещавшего им благоденствие через миллионы трупов других людей?
И венчает эту подборку плакат, словно в издевку установленный союзниками на фоне руин со знаменитым изречением Гитлера: «Дайте мне пять лет – и вы не узнаете Германию». Интересно, многим ли из них приходило в голову, что свой путь в эти апокалиптические декорации они начали в 1933 году, избрав лидера, пообещавшего им благоденствие через миллионы трупов других людей?
Немного о семейных ценностях и отношении государства к детям из низших классов (более 80% населения) в Российской империи:
Из доклада ежегодной сессии Министерства здравоохранения Российской империи за 1912 год: «Из 6-7 миллионов ежегодно рождаемых детей, 31% обнаруживают признаки питательной недостаточности: рахита, цинги, пеллагры и проч., а повальное пьянство беднейшего населения нарушает здоровье ребенка ещё до рождения его». А против слов: «Каждый десятый крестьянский ребенок из числа осмотренных являет собой различные признаки умственной недостаточности. Но недостаточность эта не есть только прирождённая. Значительная доля её проистекает от того, что родители, занятые трудом, не имеют времени хотя бы как-то развивать его, умственно и двигательно, соответственно возрасту. А также даже с ним достаточно разговаривать и поощрять ласками, дабы ребёнок в положенные сроки обучался говорить, ходить и проч.». На этой рукой царя Николая II написано: «НЕ ВАЖНО» и проставлена высочайшая подпись.
Из доклада ежегодной сессии Министерства здравоохранения Российской империи за 1912 год: «Из 6-7 миллионов ежегодно рождаемых детей, 31% обнаруживают признаки питательной недостаточности: рахита, цинги, пеллагры и проч., а повальное пьянство беднейшего населения нарушает здоровье ребенка ещё до рождения его». А против слов: «Каждый десятый крестьянский ребенок из числа осмотренных являет собой различные признаки умственной недостаточности. Но недостаточность эта не есть только прирождённая. Значительная доля её проистекает от того, что родители, занятые трудом, не имеют времени хотя бы как-то развивать его, умственно и двигательно, соответственно возрасту. А также даже с ним достаточно разговаривать и поощрять ласками, дабы ребёнок в положенные сроки обучался говорить, ходить и проч.». На этой рукой царя Николая II написано: «НЕ ВАЖНО» и проставлена высочайшая подпись.