​​🇪🇹  Выборы несмотря ни на что. Об «антиконституционном» голосовании в Эфиопии

9 сентября в северном эфиопском штате Тыграй состоялись выборы в Государственный совет — высший региональный законодательный орган. Голосование прошло вопреки решению федерального центра, отложившего намеченные на 29 августа выборы на неопределенный срок из-за пандемии нового коронавируса. Ранее политики штата отказались признавать продление мандатов федеральных депутатов, чьи полномочия истекают 10 октября, а спикер верхней палаты Кериа Ибрагим — представитель правящей партии Тыграя — в июне демонстративно подала в отставку.

На чрезвычайной сессии 5 сентября Совет федерации — верхняя палата федерального парламента — признал выборы в Тыграе «неконституционными», а их итоги — «недействительными». В свою очередь, правительство Тыграя сочло откладывание голосования недопустимым и бойкотировало заседание СФ, обвинив остальных федеральных депутатов в «объявлении войны». Хотя федеральные власти отвергли планы военного вмешательства и урезания бюджетных ассигнований, конфликт может возыметь тяжелые последствия для эфиопского этнофедерализма.

Выходцы из Тыграя — компактного и сравнительно моноэтничного региона, населенного православным эфиосемитским народом тигре, доминировали в политике с 1991 г., когда возглавляемый «Народным фронтом освобождения Тыграя» «Революционно-демократический фронт эфиопских народов» сверг марксистский режим и занялся реформированием государственных институтов по принципам этнического федерализма — страна была поделена на девять штатов, один из которых — Регион наций, национальностей и народов Юга — сам представляет из себя «федерацию в федерации» из 56 признанных групп, упакованных в административные и специальные зоны.

Тем не менее 30-летнее правление РДФЭН настроило против Тыграя массу региональных политиков из Амхара, Сомали и Оромии — составляя абсолютное меньшинство (6,1%) в 110-миллионном населении страны, тиграи стали восприниматься бенефициарами проводимой РДФЭН и НФОТ авторитарной модернизации.

Отношения между штатом Тыграй и Аддис-Абебой испортились после того, как на волне антиправительственных протестов в 2018 г. к власти пришел премьер-министр Абий Ахмед, запустивший программу либеральных реформ. Многие представители Тыграя и НФОТ, обвиненные в «государственном терроризме», лишились постов в федеральном правительстве и разведке, из вооруженных сил было уволено порядка 160 высокопоставленных офицеров, а многие простые тигре — бизнесмены, торговцы — подвергались дискриминации и погромам, в особенности в штате Амхара, имеющем территориальные претензии к соседу.

Поэтому в 2019 г. НФОТ отказался объединяться с другими членами правящей коалиции РДФЭН в единую Партию процветания, а расследования в отношении тиграйских компаний, в частности военно-промышленного конгломерата METEC, еще больше настроили тиграйский истеблишмент против Абия Ахмеда. Благодаря интенсивной информационной войне правящий в Тыграе НФОТ заработал репутацию одиозной этнонационалистической силы. В свою очередь, близкие НФОТ медиаресурсы рисовали достигнутый Абием исторический мирный договор с Эритреей военным союзом против Тыграя.

За 152 места в региональном парламенте соревновались 600 кандидатов от пяти партий, еще 38 мандатов распределят между партиями пропорционально поданным за их представителей голосам. Несмотря на размывание панэфиопских настроений, сепаратизм все еще не магистрален — эти идеи избегали обсуждать как фаворит голосования НФОТ, имеющий поддержку среди беднейших слоев и крестьянства, так и три конкурирующие с ним этнонационалистические силы, популярные среди молодежи.

С идеей независимости выступила лишь Партия независимости Тыграя, популярная у образованной молодежи и в академии — она обещает запустить предусмотренный 39 статьей конституции механизм выхода из федерации. Однако более широко представлены идеи умеренно-националистической «Бэйтона», в повестке которой — возрождение традиций деревенского и общинного самоуправления.

​​🇿🇦 Quo vadis, South Africa? О мрачном будущем ЮАР

Информационное агентство Bloomberg пророчит ЮАР сомнительный статус failed state уже к 2030 г. По словам цитируемых агентством аналитиков йоханнесбургской консалтинговой компании Eunomix Business & Economics Ltd, без проведения радикальных реформ к тому времени по уровню безопасности ЮАР выйдет на уровень Украины, ДР Конго и Нигерии, а по благосостоянию — на уровень Бангладеш и Кот-д'Ивуара.

Причина, по мнению аналитиков этого влиятельного think tank — в порочном курсе, избранном политиками правящего «Африканского национального конгресса» с момента восстановления в 1994 г. демократии. Вместо того, чтобы стимулировать экспортно-ориентированный рост и активно создавать рабочие места, новое руководство ЮАР сосредоточилось — вот сволочи! — на росте зарплат и поддержке малоимущих через вэлфер.

Справедливости ради, многие теоретические посылки доклада сомнительны, а приводимые сравнения — откровенно провокативны и малоубедительны. Так, в череде негативных примеров в оригинальном исследовании через запятую идут Россия, Украина, Нигерия, ДР Конго. Да и по ряду показателей падать ЮАР давно некуда — с зашкаливающим уровнем преступности с 58 убийствами в день ЮАР уступает лишь Сирии, Йемену и Афганистану, а по безработице —блокированному Сектору Газа.

Правда, доклад все же содержит рациональное зерно. Названа главная проблема ЮАР — высокие (на уровне Южной Кореи и Японии) стандарты оплаты труда при низкой производительности и крайне низком качестве менеджмента и сервиса. С катастрофически высокой безработицей на уровне четверти трудоспособного населения в ЮАР действительно непропорционально большие зарплаты в перерасчете на ВВП — роскошь, которую не могут позволить себе более успешные экономики Индии, Таиланда или Филиппин. Однако этот парадокс восходит к другой родовой проблеме страны — раздутому госсектору и неэффективным госкорпорациям, где правит бал высокооплачиваемая и объединенная в сильные и влиятельные профсоюзы «рабочая аристократия».

Принципиально не реформируя доставшуюся ему в наследство от эпохи апартеида порочную экономическую модель с урбанизированными промышленными анклавами и черными хоумлендами с зашкаливающей безработицей, государство в кризисные для экономики периоды лишь купировало недовольство, «поглощая» какую-то часть низко- и среднеквалифицированной рабочей силы, как правило, чернокожей.

Поэтому все годы демократии последовательно росла бюджетная занятость — с 14,2% в 2004 до 17,5% в 2014 г., с взрывным ростом в кризисный 2009 г. Благодаря высокому (от 60%) охвату профсоюзами в госсекторе, в среднем, зарплаты выше, чем в частном бизнесе, причем зарплатный premium достигается не профессионализмом, а благодаря участию в профсоюзах — без обеспеченных профсоюзами надбавок заработки, как правило, уступают зарплатам в частном секторе.

Острая конкуренция профсоюзов и постоянные торги их лидеров с менеджментом и правительством через трудовые советы, с одной стороны, обеспечивает европейские зарплаты (в среднем 22,5 тыс. ZAR, или почти $1,3 тыс.), с другой — тормозят экономический рост и оттягивают все ресурсы компаний на изнурительные и дорогостоящие переговоры с профсоюзами. При общем низком качестве втянутых в бюджетную занятость кадров такой status quo патологичен — 85% поликлиник не отвечает минимальным санитарным нормам, уровень подготовки вооруженных сил и полиции — посредственный, критическая инфраструктура — муниципальные службы, энергосистемы, водоснабжение, утилизация отходов — находится в руках непрофессионалов, что уже привело к энергетическому кризису.

Более того, 80% бюджетных среднеобразовательных учреждений неэффективны и не гарантируют даже минимума знаний и навыков для получения востребованной профессии и внятного трудового будущего, так что при высокой безработице коренного черного населения в стране процветают бизнес и занятость представителей заграничных диаспор — сомалийцев, нигерийцев, конголезцев, сенегальцев, зимбабвийцев и мозамбикцев.

Russian Africa Journal публикует карту распределения экономического роста в Африке за последние 10 лет.

Обращают внимание, что за 10 лет перед ковидом номинальный ВВП Африки вырос в полтора раза — на 589 млрд долл., из которых Восточная Африка обеспечила 210 млрд (рост в 1,84 раза), Западная — 229 (в 1,55 раза); Северная — 152 (1,27 раза); Южная — 71 (1,21); и Центральная — 64 (1,38).

И предполагают, что ковид съест значительную часть этого прироста, но уже сейчас видно, что последствия для экономик континента будут распределены примерно в соответствии с тем, кто как рос в последнее десятилетие перед началом эпидемии: кто рос лучше, упадёт меньше. Больше всех пострадает южная часть Африки во главе с ЮАР, которой и так было хуже всех (средний рост в 2010-2019 — 1,9%), ориентированная на Европу Северная Африка перенесёт пандемию чуть легче (средний рост — 2,4%), Западная Африка росла в среднем на 4,5% в год, и локомотивом для всего континента останется ориетнтированная на Азию Восточная Африка со среднегодовым ростом 6,3%.

Мы cо своей стороны обратим внимание на лидеров:
Эфиопия (9,6% в среднем за 10 лет), Руанда (7,4%), Танзания (6,6%), ДР Конго (6,2%), Кения (5,9%), — проводят и лучшую, сбалансированную политику в энергетике, ориентированную на диверсификацию и рост внутреннего спроса. Примерно они же останутся наиболее привлекательными для инвестиций в ближайшие 10 лет.

#деньги

​​🇨🇩 «Талибан» против «Северной Кореи». О «фабриках троллей» в сердце Африки

Жаркое внутриполитическое противостояние ключевых политических блоков ДР Конго выплеснулось на просторы интернета. В Twitter, Facebook и WhatsApp орудуют банды «киберактивистов», получающие зарплату и прямые инструкции от основных конголезских политических партий и коалиций и занимающиеся распространением fake news, дезинформацией и пропагандой. Так, группировка под звучным названием «Талибан» поддерживает президентский «Союз за демократию и социальный прогресс», «Северокорейцы» — «Союз за конголезскую нацию» Виталя Камере, «ИГИЛ» — политика Моиза Катумби, pangistants — разнообразные партии из оппозиционной коалиции «Ламука».

Особенно ожесточенные сражения развернулись между «Талибаном» и «Северной Кореей» после ареста главы президентской администрации Виталя Камере, обвиненного в хищении $50 млн в ходе реализации программы социальных и инфраструктурных проектов (т.н. «Сто дней»). Сторонники президента Феликса Чисекеди избрали приговоренного к 20 годам каторги опального политика своей приоритетной целью, «северокорейцы», в свою очередь, активно занимаются отмыванием репутации Камере. Любопытно при этом, что сторонники экс-президента Жозефа Кабилы и его «Общего фронта за Конго», сохранившего большинство в правительстве, обоих палатах парламента, провинциальных законодательных ассамблеях и в губернаторском корпусе, дистанцируются от политических кибербаталий, хотя и очень активны в сети.

Серьезный репутационный ущерб президенту Феликсу Чисекеди нанесла деятельность политика и активиста Оноре Мвула Кабалы, занимавшегося распространением дезинформации, черным пиаром и пропагандой в пользу пропрезидентских сил. В начале августа Facebook заблокировал 63 аккаунта и пять групп, предположительно связанных с этим политиком, а Instagram — еще 25 учетных записей. Оноре Мвула, бывший член «Движения за освобождение Конго», с 2016 г. занимался молодежными и гражданскими организациями, а в 2019 г. зарегистрировал партию «Сила патриотов», близкую президенту Чисекеди. В общей сложности грязные политические технологии этого «медиаменеджера» собрали 1,5 млн лайков — собственная же страница медиаактивиста в Facebook была создана в 2016 г. под именем бывшего главы правительства (2016-2017) Сами Бадибанга Нтита и лишь в марте 2019 г., после ряда переименований, назвалась в честь Мвулы.

Надо сказать, что «интернет-тролли» завелись в Конго с прокладкой сюда первых оптоволоконных кабелей — в бурлящем и музыкальном котле Киншасы, насыщенном политизированной газетной периодикой, ТВ-каналами и радиостанциями, все значимые СМИ контролировались политиками и связанными с ними бизнесменами, а политической агитацией занимались все активные граждане — от музыкантов и небольших творческих студий, распространявших продукцию в барах и на танцплощадках, до мототаксистов-вева — «дистрибьютеров» новостей и слухов. С появлением интернета, блогов и особенно социальных сетей туда моментально хлынули партийные активисты, а следом за ними — оппозиционные молодежные гражданские движения Lucha и Filimbi, вдохновленные сенегальским Y'en marre и буркинийским «Бале ситуайен» (гражданин-метла).

Интересно другое. Эти и другие клички группировок «интернет-троллей» поразительно напоминают звучные названия кулун — военизированных молодежных банд из неблагополучных кварталов столичного мегаполиса Киншасы. Среди стаек вооруженных мачете и «розочками» кулунеров встречались «зулусы», «красноармейцы», «красные бригады», «моджахеды», «ямайцы», «драконы», «дети Чикаго». Время от времени кулунеры привлекались властью и оппозиционными силами для нападений на оппонентов, и славная традиция подросткового бандитизма, чуть обузданная обрушившимися на кулунеров репрессиями, обрела, по всей видимости, новую жизнь на просторах интернета.

​​🇬🇭 «Да будет свет». О парадоксах электроэнергетики Ганы

Агентство «Блумберг» сообщило о нетривиальной угрозе экономике Ганы. С пиковым потреблением на уровне 2700 МВт страна довела расчетную мощность генерирующих структур до 4600 МВт и теперь вынуждена платить за неиспользуемую электроэнергию. К концу июня долг превысил $1,5 млрд и продолжает расти, а частные производители, на долю которых приходится половина потребляемой в стране энергии, угрожают прекратить работу.

Африканские проблемы с электроэнергией общеизвестны — одни только калифорнийские геймеры за любимым занятием потребляют в сутки больше электричества, чем вся экономика Сенегала. По сей день почти две трети африканских домохозяйств, или 600 млн человек, лишены доступа к электричеству, и Гана, которая одной из первых вступила на путь энергооснащения своей экономики, с 15% уровнем электрификации в 1989 г. смотрелась очень прилично, а с нынешними 86% выглядит образцово.

Но и здесь не обошлось без проблем — с 1980-х гг. и до самых последних лет электричества систематически не хватало. В XXI веке в языке чви — диалекте акан — даже сложился неологизм думсор ( от dum, «гасить», и sɔ, «зажигать»), означающий, как это нетрудно догадаться, внезапные отключения электроэнергии.

Потери для быстро растущей экономики были колоссальны. Постоянно выходило из строя недешевое электронное оборудование, в холодильниках портилась еда, детей рожали при свете смартфонов, а студенты едва соображали в душных некондиционируемых аудиториях. Думсоры били по всем — от офисов и супермаркетов до уличных торговцев, вынужденных терпеть убытки от работы впотьмах после 5 вечера, терять клиентов и пропускать поддельные купюры. Ныне, спустя пять лет после очередного большого думсора, стоившего экономике 2% ВВП, Гана страдает от другой крайности — избытка генерирующих мощностей.

К независимости Гана пришла с дизельными генераторами, питавшими разве что шахты, школы и больницы. Введенная в строй ГЭС «Акосомбо» (1020 МВт) на реке Вольта с ее крупнейшим в мире русловым водохранилищем, казалось бы, навсегда изменила энергетический сектор страны, но из-за продолжительных засух и падения уровня реки ГЭС к 2012 г. вырабатывала только 900 МВт и обеспечивала лишь 67% потребностей страны в электроэнергии, а две другие ГЭС Кпонг и Буй — 140 и 342 против установочных 160 и 400.

В то время как потребность в электроэнергии все время росла (с 2006 по 2016 гг. — на 52%), перебои 1983, 1988, 1996—97 и особенно 2006—07, стоивший экономике 1,8% ВВП, так и не заставили властей шелохнуться. Только после думсора 2014-2015 гг., обернувшегося 159 днями кромешной тьмы и ежедневными потерями в размере $2,1 млн, был введен энергетический налог, а на выручку Гане поспешила плавучая турецкая электростанция «Карадениз». Тем не менее президенту Джону Махаме, прозванному в народе «мистер Думсор», блэкаута не простили — думсор стоил ему поражения на выборах 2017 г.

Для радикального решения проблемы пришедший к власти в 2017 г. новый президент Нана Акуфо-Аддо обратился к частному бизнесу — но его правительство перестаралось и бездумно раздало 43 долгосрочных контракта, большинство которых (на 2300 МВт) заключены по системе «бери или плати», когда платят за заказанную, а не потребленную мощность. Так что с пиковой нагрузкой в 2700 МВт Гана получила почти в два раза больше электричества и газа, чем нужно.

Между тем из-за выросших тарифов спрос рос медленнее предложения, а 60% клиентов Электроэнергетической компании Ганы — от домохозяйств до министерских офисов — все так же злостно не платили по счетам. Отныне ежегодно правительство вынуждено платить до GH₵2.5 млрд ($500 млн) за неиспользуемую энергию, в этом году выплаты поднимутся до $850 млн, и к 2023 г. долг вырастет до $12,5 млрд — 20% ВВП. Больно ударят и антикризисные меры — благородное решение властей оплатить трехмесячные счета граждан обойдется еще в 1 млрд GH₵. Неясно и с экспортом: с традиционными партнерами — Того и Бенином — договоры заключены уже на годы вперед.

​​🇱🇷 «Право на секс». Об эпидемии изнасилований в Либерии

Правительство Либерии объявило захлестнувшую страну эпидемию изнасилований чрезвычайной ситуацией национального масштаба. С момента введения карантинных ограничений в середине апреля гражданские активисты зафиксировали 600 насильственных эпизодов в отношении женщин, девочек и мальчиков. В феврале 2019 г. на аналогичную меру пошли власти соседней Сьерра-Леоне, где за 2018 г. было зарегистрировано свыше 8,5 тыс. эпизодов (против 4 тыс. в 2017 г.).

Конечно, под давлением гражданского общества преступления стали чаще регистрировать, а подонков — чаще доводить до суда. Но Либерия и Сьерра-Леоне — это консервативные и патриархальные страны, где на уровне семей и общин культивируются все мыслимые гендерные предрассудки («кормилец», «хранительница очага», «сама виновата», «бьет значит любит» и т.д.), гендерное неравенство чудовищно, а большинство конфликтов и преступлений редко доводится до правосудия и решается в традиционных судах, церквях и мечетях, где справедливости часто предпочитается мнимая стабильность («не выносить сор из избы»). И прорыв информации, скорее всего, действительно указывает на взрывной рост сексуального насилия.

В прошлом обе страны пережили несколько раундов взаимосвязанных друг с другом и чудовищных по разрушительности и жестокости гражданских войн, а долгое постконфликтное восстановление было прервано эпидемией Эболы. Как говорил Мишель Фуко, конечная точка приложения любой власти — всегда человеческое тело, поэтому сексуальное насилие наряду с членовредительством было стратегическим оружием всех участников гражданского конфликта — от правительственных сил до наркотизированных подростковых банд.

Гражданские войны в Либерии (1989-97 и 1999-2003) и Сьерра-Леоне (1991-2002) стали для участвовавших в них детей и подростков, как они сами признавались, «молодежной революцией», инициацией, билетом во взрослую жизнь и переворачиванием социального порядка вплоть до гротескных маскарадных трансгрессий, когда малолетние повстанцы штурмовали вражеские позиции в женских свадебных нарядах, юбках и париках. Но такой разгул пьянящей свободы в холодных эгалитарных сообществах закончился лишь выдыханием и разоружением сторон, а экс-комбатанты, распробовавшие вкус крови и «доступного» женского тела, вновь оказались на обочине общества.

И война привела к тектоническому сдвигу в гендерных ролевых моделях. На фоне многих потерявшихся в прямом и переносном смысле мужчин женщины, и раньше активные в коммерции, становились кормилицами, главами домохозяйств, охотно вовлекались в работу в разных НКО и службах ООН. Но общественные нормы остались неизменными. Метящих в бизнес и политику амбициозных женщин презрительно зовут «Эллен» (в честь 24-го президента Либерии и первой африканской женщины-президента Эллен Джонсон-Серлиф), «бульдозерами», «желтыми машинами» (аллюзия к спецтехнике). Зато при высокой безработице, низкой квалификации и вынужденном безделии взращенная войной токсичная гипермаскулинность больше не подкрепляется почетным статусом «кормильца». И преступная реализация «права на секс» — один из немногих доступных путей восстановить эту самую попранную маскулинность.

Наконец, обе страны переживают экономический упадок, сопровождающийся падением уровня жизни и ростом политической мобилизации: протестами против президентства Джорджа Веа в Либерии и партийными столкновениями в Сьерра-Леоне. А при всем ханжестве нравов секс в Либерии банализирован и коммерциализирован, процветают спонсорские отношения с «папиками» (big-big men), повышающие статус и финансовое благополучие, «секс за оценки» и др. формы сексуальных транзакций. Поэтому, как бы это цинично не звучало, в Либерии, как и в других странах Африки, качество секса и степень его взаимности — главный барометр экономического благополучия, поскольку обнажает неприглядный факт — у людей кончаются деньги, и одни прибегают к изнасилованиям, другие — к диффамации неплатежеспособных партнеров.

​​🇳🇬 Без права на ошибку. О либерализации топливных цен в Нигерии

Рабочий конгресс Нигерии — одно из старейших и самых влиятельных профсоюзных объединений страны — обещает «остановить экономику» в случае, если правительство не вернет субсидии на топливо и электричество в течение двух недель. С аналогичным семидневным ультиматумом выступил и Конгресс профсоюзов, объединяющий работников банковского сектора, страховых компаний и госслужащих — уже 23 сентября он обещает правительству общенациональную забастовку.

Причина — в отмене в апреле 2020 г. субсидий для импортеров нефтепродуктов. Сведенный из расчета $57 за баррель, нигерийский бюджет серьезно пострадал от падения мировых цен и потерял, по данным минфина, до 65% доходов, поэтому больше не может позволить себе такой роскоши — цены на бензин будут теперь зависеть только от международных цен на сырую нефть. Впрочем, надежды на отказ от импорта нефтепродуктов туманны и связаны с далекой перспективой модернизации простаивающих НПЗ и строительством мега-НПЗ группы «Данготе» (650 тыс. брл/д.), пуск которого намечен на вторую половину 2021 г. и чьих мощностей будет достаточно для покрытия внутреннего спроса (300 тыс. брл.) и экспорта.

Из-за отмены субсидий цены на электричество выросли с ₦30,23 до ₦62,33 за КВт, а на топливо — с ₦145 до 161 ($0,42). Между тем инфляция в Нигерии достигла 28-месячного максимума в 13,22% годовых (продовольственная — на 16%), резко подскочили цены на авиа- и автоперевозки, ремонтные услуги, медицинскую помощь и лекарства. Ущерб не покроет даже введенный весной 2019 г. МРОТ в размере ₦30 тыс. ($78,2). В свою очередь, своим многочисленным критикам госминистр нефти Тимипре Силва отвечает, что правительство еще даже не довело цены до «идеальной рыночной цены» в ₦183, но при этом обещает с октября бесплатный перевод автомобилей на газомоторное топливо, которое, по его словам, будет даже дешевле субсидированного бензина.

Несмотря на благие намерения — а правительство намерено выручить $2 млрд на финансирование образовательной, медицинской и прочей социальной инфраструктуры — мера крайне непопулярна, и все предыдущие попытки отменить действующие с конца 1980-х гг. топливные субсидии заканчивались примерно одинаково. В 2012 г. руководство президента Гудлака Джонатана вынуждено было отказаться от этой идеи из-за вызванных ей двухнедельных протестов, которые стоили ему поражения на выборах в 2015 г.

Резон в действиях властей есть. В апреле 2018 — мае 2019 г. Нигерийская национальная нефтяная корпорация выплатила на субсидии ₦650,2 млрд — это больше расходов федерального бюджета на строительство, энергетику, водоснабжение и образование вместе взятые. В 2011 г. они оценивались в 5% ВВП. Тогда же, в 2011 г., вскрылось, что $5 млрд субсидированных денег просто исчезло, а танкеры не доплывали к терминалам отгрузки. Расследование этих эпизодов в 2012–13 гг. стоило должности управляющему Центробанка.

И, разумеется, с субсидированного топлива снимали сливки, в основном, обеспеченные нигерийцы — на топливо они тратят в 28-30 раз больше, чем бедняки, поэтому 20% беднейших нигерийцев получали 7% субсидий, а 20% богатейших граждан — 43%. Но лишний доллар у бедняка и лишний доллар у миллиардера Алико Данготе — это «две большие разницы». Важен здесь и социально-психологический эффект.

Дело в том, что в «сверхбогатой» Нигерии субсидированное топливо было единственной социальной привилегией у населения, вынужденного платить и переплачивать за посредственные образовательные и медицинские услуги. Но что еще важнее, топливо, закупаемое за рубежом и реализуемое в Нигерии по искусственно заниженной цене (меньше $2 за галлон), нелегально вывозилось за рубеж (85% бенинского топлива — контрабанда из Нигерии), что иногда вызывало дефицит на местном рынке. Затем часть его ввозилась обратно по рыночной цене и реализовывалась по субсидии. Несмотря на ущерб для экономики, контрабанда и спекуляции были источником заработков для сотен тысяч нигерийцев и их семей.

​​🇰🇪 «Формула счастья». О дележе пирога в Кении

В Кении закончился один из самых тяжелых процессов в новейшей истории парламентаризма. Спустя месяцы дебатов, взаимных обвинений, арестов, взяток и шантажа сенат — верхняя палата страны, лоббирующая интересы региональных правительств — согласовал долгожданную «формулу счастья».

Речь идет о формуле распределения бюджетных средств между 47 округами страны. Она рассчитывается по восьми параметрам, среди которых — демография, сельское хозяйство, медицина, дороги, уровень бедности и т.д. В этот раз округа получат не меньше, чем в 2019-20 ф.г., и еще дополнительно KSh53.5 млрд ($462 млрд), что сгладит спорный принцип «один человек — один шиллинг», и формула послужит моделью распределения ресурсов в течение следующих 5 финансовых лет.

Сверхцентрализованное правление доминирующих этнических групп оформилось в первые же годы независимости, когда «отец кенийской нации» Джомо Кениата свернул регионализм и установил фактически однопартийный режим, опирающийся на неформальные объединения близких президенту кланов гикуйю и их «младших партнеров» из меру и эмбу — мощных этнополитических лоббистов, направлявших в свои и без того развитые британцами регионы Центральной Кении львиную долю бюджетных средств. Дисбалансы не сгладило долгое правление календжина Дэниеля арап Мои (1978-2002), перенаправившего ресурсы в родную Рифт-Валли.

Но постэлекторальный кризис 2007-08 гг., унесший жизни 1,3 тыс. человек, вернул регионализм в национальную повестку. Прозванная в прессе «второй независимостью», Конституция 2010 г. должна была покончить с порочным правилом «победитель получает все» и распределить политические, административные и налоговые функции между Найроби и 47 округами, которые получили выборные ассамблеи и губернаторов. Комиссия по распределению доходов должна была раздавать округам не менее 15% поступающих в бюджет средств, а те направлять на нужды развития не менее 30%, что близко нормам ОЭСР.

Появилась иллюзия, что не представленные на национальном уровне этнические меньшинства получат свой turn to eat. Но хаотичная и непредсказуемая кенийская политика — это «деньги за голоса» во время выборов и «одеяло на себя» — после. Так что после всеобщих выборов 2013 г. и формирования региональных правительств каждый из 47 округов превратился в «Кению в миниатюре» — с созвучной «этнической арифметике» мажоритарной системой, политическим патронажем и этнофаворитизмом в исполнительных советах. Двойную выгоду получили и ранее доминирующие группы гикуйю, календжин и луо, представленные на уровне президента, сына «отца нации» Ухуру Кениаты, вице-президента Уильяма Руто и лидера оппозиции Раила Одинги, но миноритариями стали ранее и вовсе отрезанные от «кормушки» группы, составляющие 69% кенийцев.

И несмотря на неоправданные расходы окружных собраний (особенно на заграничные поездки), конфликтное дублирование полномочий и несовершенную законодательную базу, регионы стали... преображаться. Строятся дороги, госпитали, школы. «Денежная дипломатия» — язва кенийской политики — заработала в позитивную сторону. Не столь далекому от народа кандидату в губернаторы или депутаты окружной ассамблеи стало недостаточно просто раздавать деньги соплеменникам на предвыборных митингах — они обязаны доказывать свою пользу личным примером успеха в бизнесе или управлении, потому что в их руках оказались огромные финансовые ресурсы, несопоставимые с прежними окружными фондами развития, не превышавшими 3,5% ВВП.

Так что неудивительно, что в 2013 г. миллионер Уильям Кабого победил в Киамбу влиятельного ученого-экономиста Джеймса Ньоро. Ведь брат Ньоро работал охранником — а что ты за политик, если не вытащил родню из бедности? (впрочем, Ньоро все-таки возглавил округ в 2019 г.). Словом, ущерб от пересадки политического патронажа на низовой уровень сгладился возросшей конкуренцией, благодаря которой деньги стали лучше просачиваться населению, и баталии в сенате — лучшее тому подтверждение.

​​🇿🇦 В тени радуги. Об «афрофобии» в ЮАР

Организация Human Rights Watch обнародовала доклад о ксенофобии в ЮАР. Речь идет не о ненависти к белым. К ним привыкли, а постоянно гибнущие белые фермеры — капля в море в урагане насильственных преступлений. Черные граждане ЮАР больше ненавидят приезжих азиатских и особенно чернокожих африканских мигрантов — нигерийцев, конголезцев, мозамбикцев, зимбабвийцев, сомалийцев и т.д.

Зашкаливающая «афрофобия», периодически выплескивающаяся в кровавые погромы (2008, 2015, 2016, 2019) — язва «радужной нации», чье чернокожее население, так и не получив после демонтажа апартеида обещанной «страны возможностей», обратило накопленный ресентимент на приезжих африканцев и азиатов. В свою очередь, некоторые СМИ любовно смакуют ксенофобские настроения в ярких натуралистских и некрофильских метафорах («загрязнение», «сорняки», «орды зомби из глубин Африки»), а теряющее популярность правительство АНК, не справившееся с многообразными проблемами в экономике, тоже время от времени разыгрывает ксенофобскую карту — еще весной власти начали возводить очередную стену на границе с Зимбабве, чтобы оградить страну от просачивающегося сквозь проницаемые границы потока нелегалов, а недавно приняли меры об укреплении пограничного контроля.

75% проживающих в ЮАР мигрантов — африканцы, в основном из стран Юга Африки (68%), из них почти половина (45%) приходится на Зимбабве. Большинство зимбабвийцев прибывает в страну за заработками нелегально, по пересохшему руслу Лимпопо или в товарных фургонах, после чего часть оседает на приграничных фермах, а другие движутся в Йоханнесбург, Тсване и Кейптаун. Экспонентный рост миграции начался в 2000-е гг. на волне развала экономики и гиперинфляции, и сейчас трехмиллионная зимбабвийская община составляет одну из крупнейших иностранных диаспор в ЮАР.

«Афрофобия» — следствие полного провала социально-экономической эмансипации травмированной апартеидом чернокожей общины. Получив гражданские права без земли, навыков земледелия, качественного образования и перспектив квалифицированного труда, черные южноафриканцы видят в мигрантах смертельно опасных конкурентов. С другой стороны, многие возмущены тем, что каждый третий южноафриканец сидит на пособии (а это почти 17 млн чел.), пока тысячи зимбабвийцев — водителей, врачей, медсестер, инженеров, учителей — обслуживают южноафриканскую экономику, при этом каждый кормит еще до пяти человек у себя на родине. Как и другие мигранты, зимбабвийцы демпингуют, сбивая цены на свой труд минимум в два раза, и в сочетании с более высокими профессиональными качествами и нежеланием проходить дорогостоящую и долгую легализацию зимбабвийцы представляют идеальную рабочую силу.

Как так вышло? Руководство независимой Зимбабве справедливо упрекают за рукотворный развал экономики, но забывают о великом достижении Роберта Мугабе. Он не только не тронул унаследованную от Южной Родезии централизованную образовательную систему с ее «кембриджскими» уровнями О и А, но и расширил ее, к 1990 г. доведя расходы на образование до 12,5% ВВП, и сделал всеобщей и бесплатной. Высокому качеству подготовки страна обязана и учительским колледжам, которые вовлекали будущих педагогов в работу в школах уже со второго года обучения. Даже сейчас, на фоне апокалипсиса в экономике и оттока кадров, зимбабвийские школьники превосходят южноафриканских детей по уровню подготовки в большинстве дисциплин.

К сожалению, еще до кризиса 1990-х гг. «образовательный бум» в Зимбабве породил драму несбывшихся надежд — найти работу в Зимбабве было сложнее, чем получить хорошее образование, и многие выпускники училищ и вузов с 1990-х гг. уезжали в Великобританию, Ботсвану и в ЮАР. В свою очередь, постоянно и безуспешно реформировавшаяся образовательная система ЮАР, повторяющая контуры расслоения времен апартеида, медленно деградировала, так что 83% школ страны — откровенно «мусорные» отстойники, обрекающие чернокожих выпускников на «ловушку бедности» и неквалифицированного труда.

​​🇭🇹 На страже беспорядка. О полицейских протестах в Гаити

На прошлой неделе центр столицы Гаити Порт-о-Пренса был парализован из-за акций протеста полицейских. Они требовали освобождения своего коллеги Жан-Паскаля Александра из подразделения по борьбы с наркотиками, арестованного в мае за убийство и погромы. Сожженные стражами порядка автомобили и возведенные ими баррикады — не новость для беднейшей и самой «африканской» страны Западного полушария, в 2016 г. безуспешно добивавшейся членства в Африканском союзе.

Полицейские протесты начались в стране в октябре 2019 г., когда стражи порядка вышли на улицы с требованиями улучшений условий труда и создания профсоюзов. Несмотря на уступки властей, полицейские вновь бунтовали в феврале в знак протеста против отстранения от работы коллег, обвинявшихся в подстрекательствах к мятежу, да так, что в столкновениях полицейских с армией погибли два человека. В апреле и июне 2020 г. сотни полицейских вновь выходили на улицы с требованием повышения зарплат и выплаты положенных им премий за работу в коронакризис, так что властям пришлось разгонять их слезоточивым газом.

Протестное движение полиции криминализировалось и политизировалось после образования в недрах полицейских структур банды Fantom 509. Частично укомплектованная уволенными, отставными и действующими полицейскими, банда, защищающая корпоративные привилегии фактически единственной в стране вооруженной силы, была еще в мае объявлена «террористической организацией» — газета Le Nouvelliste назвала группировку самой серьезной угрозой внутренней безопасности с 2004 г. Недавние протесты сопровождались поджогом национального управления идентификации и ультиматумами президенту, премьеру и партии «Тет Кале».

Запятнанные мятежами, военными преступлениями и наркоторговлей вооруженные силы Гаити были расформированы еще в 1994 г. и впоследствии создавались с нуля в рамках национальной полиции при активном содействии США и ООН. Только в октябре 2017 г. военный контингент миссии ООН был выведен из страны, и безопасность Гаити была полностью передана национальной полиции, численность которой была доведена до 15,7 тыс. чел. Единственная в Гаити организованная вооруженная сила была брошена на подавление беспорядков против избранного в 2016 г. с рекордно низкой 17,3% явкой и нарушениями президента Жовенеля Моиза, в то время как в беднейших кварталах, особенно в Сите-Солей, резко усилились преступные группировки.

Неспособность полиции обуздать бандитизм и углубляющийся конфликт рядовых полицейских с высшим полицейским руководством, элитными частями и с юстицией укрепили союз правительства Жовенеля Моиза с преступными группировками, которые были объединены в июне под эгидой организации G9 an fanmi («G9 и семья»), возглавленной экс-полицейским Джимми «Барбекю» Шеризье — его банды систематически терроризируют оппозиционные кварталы (особенно Бель-Эр) и, будучи микрополитиями, фактически замещают государство и регулируют работу НПО в других неблагополучных частях Порт-о-Пренса.

Добиваясь уважения своих прав и субъектности — а к уважению, или respè, гаитянская культура вообще очень чувствительна — полицейские стремятся и к справедливому разделу сфер влияния — черного рынка электричества, воды, торговых точек и особенно наркотрафика, крышуемого на высшем государственном уровне, в том числе при помощи военных, размещенных в портовой зоне и на границе с Доминиканой. Именно формирование национальной армии стало крупнейшей угрозой корпоративным привилегиям полиции — традиционно военные действовали в связке с влиятельными семьями креолизированной компрадорской элиты, и назначение в марте 2018 г. в руководство молодых вооруженных сил престарелых офицеров из распущенной в 1994 г. армии породило недовольство полицейских.

​​🇰🇪 Without pain no gain. О конституционном кризисе в Кении

В Кении разворачивается потенциально серьезный конституционный кризис. Верховный судья Дэвид Марага посоветовал президенту Ухуру Кениате распустить парламент из-за несоблюдения предусмотренного 27-й статьей конституции 33% представительства женщин.

В избранный в 2017 г. 12-й состав парламента прошло всего 22% женщин в нижнюю и 31% — в верхнюю палату. Несмотря на то что женщины составляют треть официально трудоустроенных граждан, их представительство на высшем законодательном органе существенно уступает ряду стран региона — Руанде (61%), Эфиопии (39%), Бурунди (38%) и даже Южному Судану (29%).

В десятистраничном письме президенту Марага рассказал о том, что парламент саботировал принятие законов о гендерном балансе в органах власти. Несмотря на четыре судебных постановления, последняя попытка принять такой закон в феврале 2019 г. вновь не собрала кворум 233 голосов. После этого в Верховный суд поступило шесть петиций, одна из которых и послужила формальным поводом для запуска противоречивого конституционного механизма.

Дело в том, что конституция 2010 г. принималась с оглядкой на неизбежные будущие нарушения — она наделила любого гражданина правом добиваться от любого государственного института исполнения своих положений и вдобавок защитилась запутанными предохранительными процедурами от всяких конъюнктурных поправок.

Поэтому, несмотря на то что судья Высокого суда Велдон Корир временно заблокировал решение президента по деликатному вопросу, опций у главы государства не так много — не нарушая закон, исполнительной власти остается лишь тянуть время (статья 216 не связывает президента таймлайном) и требовать толкования спорного положения конституции у генпрокурора. Камнем преткновения, в частности, стал модальный глагол shall в злополучном положении конституции (ст. 261, ч. 7) — по мнению ряда юристов, в основном законе глагол обязывает действовать безотлагательно.

Несомненно, лучшие умы будут брошены на интерпретацию положения конституции с тем, чтобы не распускать парламент во время пандемии, не обрекать бюджет на дорогостоящие выборы, а политические силы — на новые предвыборные альянсы. Спикер нижней палаты Джастин Мутури сослался на неисполнение гендерных квот в кабмине и в судах, поэтому предложил вынести рекомендацию ВС на референдум. В свою очередь, признавая все издержки, верховный судья отметил, что «роз без шипов не бывает» (without pain no gain), а его инициативу поддержали вице-президент Уильям Руто, лидер оппозиции Раила Одинга и союзные им влиятельные депутаты и сенаторы.

Долгий конфликт Верховного судьи с президентом и парламентом начался в сентябре 2017 г., когда отличающийся своей принципиальностью Марага аннулировал итоги президентского голосования, принесшего победу Ухуру Кениате, и ненадолго стал национальным героем. Переизбранный спустя два месяца Кениата не простил Мараге излишней принципиальности и пригрозил Верховному суду неприятностями — финансирование юстиции было урезано вдвое, что спровоцировало приостановку работы многих судов, президент отказывался подписывать указы о назначении десятков новых судей и демонстративно игнорировал другие постановления суда.

В январе Марага и Кениата как будто бы примирились — Марага признал, что он «не ровня» президенту и что они «играют в разных лигах». Однако конфликт разгорелся с новой силой после того, как в июне Марага открыто обвинил Кениату в нарушениях конституции и подрывной деятельности в отношении Верховного суда. Тогда же летом журналисты газеты Nation обратили внимание на кампанию диффамации в отношении Мараги — в частности, на улицах Найроби заметили постеры с портретом Мараги с «непечатными» подписями и намеками на любовные связи верховного судьи. Пикантности ситуации добавляет то, что 12 января 2021 г. Мараге исполнится 70 лет и он должен будет по закону покинуть должность, так что терять престарелому и принципиальному судье особо нечего.

​​🇬🇭 «Регион номер 9». О сепаратистском мятеже в Гане

Утром 25 сентября в ганском регионе Вольта вооруженные сепаратисты, добивающиеся создания независимого «Западного Тоголенда», перекрыли ключевые дороги в регион и атаковали два полицейских участка, где похитили оружие и взяли в заложники трех полицейских. Некоторое время назад символика «Западного Тоголенда» появилась на дорожных знаках Вольты, а за день до акции «Фронт возрождения Западного Тоголенда» опубликовал фото с церемонии выпуска 500 боевиков, подготовленных на тайных тренировочных базах.

Западный Тоголенд — бывшая британская подопечная территория, образовавшаяся по итогам раздела Германского Того. Именно в Тоголенде — тонкой полосе суши, зажатой между французским Того и британским Золотым Берегом — зародилось влиятельное движение националистов из народа эве, добивавшихся создания единого государства в пределах бывшего Германского Того. Тем не менее на референдуме в 1956 г. 58% жителей Западного Тоголенда высказались за общее будущее с британской колонией Золотой Берег (с 1957 — независимая Гана).

Появление в 1960 г. независимой франкоязычной Того оживило надежды на «Эвеленд» — первый президент Сильванус Олимпио (1960-63) был горячим поборником этой идеи. Но Гана заняла твердую позицию — сепаратисты подверглись репрессиям и оказались в изгнании в Того, а после того как в 1977-78 гг. тоголезский режим перестал оказывать им поддержку (в результате переворота 1967 г. эве потеряли власть в Того), движение за независимость после кратковременного всплеска активности в 70-е гг. быстро угасло и стало уделом пенсионерских историко-краеведческих кружков.

Несмотря на то что эве были разделены колониальными границами, национальная и региональная идентификация оказалась сильнее этнической солидарности, а интерес в границе со стороны контрабандистов, таможенников, коммерсантов и криминальных групп перевешивал бенефиты политически объединенного этноса. Кроме того, на фоне туманной перспективы ablɔɖe, или свободы, под лозунгом которой действовали националисты-эве, лояльность ганской власти гарантировала сиюминутный доступ к ресурсам. Наконец, сама идея Тоголенда, популярная на юге и на побережье, в регионе Вольта, таяла при движении на север, который в основном проголосовал за интеграцию в Гану.

Положение изменилось в начале 2000-х гг. после того, как на высшем уровне вопрос Тоголенда поднял влиятельный экс-парламентарий и интеллектуал Коси Кедем. Активизировалась циркуляция «самиздатовских» книг, листовок, аудиозаписей, записей в блогах и Facebook, а националистическое движение этнических эве обрело популярность среди активной части заокеанской диаспоры.

Понять, что реально происходит в Вольте — не самом отсталом регионе динамично развивающейся и самодостаточной страны — довольно сложно. Вдобавок ко всему эве — достаточно консервативные и закрытые для внешнего мира люди, не склонные выносить сор из избы и откровенничать с чужаками. Ясно, что многих вдохновило отнюдь не мирное англофонное движение в Южном Камеруне, благо, что незарегистрированного оружия в Гане не много, а очень много, а непрерывные полицейские репрессии в отношении активистов возымели кумулятивный эффект и ускорили этнонационалистическую мобилизацию.

Спусковым крючком стало выделение из Вольты в декабре 2018 г. по итогам спорного референдума региона Оти на базе народа гуан. Эта недружественная (по мнению некоторых эве) мера ожесточила «Регион #9», с которым обычно ассоциируются ганские эве, привлекла в пенсионерские кружки горячую молодежь и настроила против правительства ряд традиционных вождей. Так что спустя год, в ноябре 2019 г., сепаратистская «Группа изучения родины» (Homeland Study Group Foundation) во главе с 85-летним Чарльзом Корми Кудзодзи провозгласила независимость Тоголенда в цитадели сепаратистов — городе Хо. Кроме того, движение набирает популярность и у ряда субэтносов эве (анло, пеки, норну), ранее не входивших в Британский Тоголенд.

​​🇿🇲 В кабале у Китая. О приближающемся дефолте Замбии 

Коронавирусная пандемия приблизила Замбию к дефолту. 22 сентября страна попросила отсрочку выплаты по евробондам на сумму $120 млн на шесть месяцев (до апреля 2021 г.). Эксперты опасаются «эффекта домино» — больше трети африканских стран находятся на грани дефолта, и даже динамично развивающаяся Гана направляет половину своих доходов на выплаты по кредитам. Следом за Замбией долговой кризис может настигнуть Чад, который возобновил переговоры об отсрочке платежей с швейцарской торговой компанией Glencore, а также Кению и Анголу.

По оценкам МВФ, внешний долг Замбии составляет $11,7 млрд, из которых минимум $3 млрд приходятся на Китай — только в прошлом году страна выплатила $143 млн китайскому Эксимбанку, профинансировавшему модернизацию столичного аэропорта и другие дорожно-транспортные проекты. За последние десять лет внешний долг Замбии вырос в семь раз. В частности, в дополнение к «китайским» займам, между 2012 и 2015 г. страна выпустила еврооблигации на сумму $3 млрд, также предназначенные в основном на нужды инфраструктурного развития. В 2019 г. долг составил уже 88% ВВП (против 32% в 2014) и рискует превысить 100% в этом году, а на его обслуживание уходит больше половины собираемых в стране налогов и 25-27% бюджета.

Экономические перспективы страны тоже безрадостные и не вселяют надежды инвесторам и экспертам МВФ — Замбии прогнозируют 3,5% годовую рецессию (первую за 20 лет), в то время как бюджетный дефицит в 2019 г. достиг уже 10,9% ВВП. Кроме того, из-за продолжительной засухи и падения уровня воды в водохранилищах дефицит электроэнергии составил 940 МВт (при пиковой потребности в 2300 МВт), что периодически приводит к 8-10 часовым отключениям электроэнергии, от которых сильно страдает национальная экономика.

Долговая кабала не была вопросом жизни и смерти. С приходом к власти в 2011 г. «Патриотического фронта» новое руководство страны сознательно взяло курс на долговую модель инфраструктурного развития в надежде на ее окупаемость— с 2012 г. на китайские займы возводились дороги и мосты, был построен аэропорт в Коппербельте, модернизирован терминал аэропорта в Лусаке. Пришедший к власти в 2015 г. и непопулярный в стране лидер ПФ Эдгар Лунгу, которого многие считали компромиссной фигурой, вынужден был продолжить политику займов, особенно у Израиля и Китая, для покупки лояльности госслужащих и политического патронажа в лояльных ПФ провинциях страны.

Дело в том, что львиная доля займов шла еще и на покрытие бюджетного дефицита, в частности на финансирование местных (в т.ч. традиционных) властей и госслужащих, на зарплаты которым уходит более 40% бюджета. Другая часть долговых денег уходила по госконтрактам лояльным ПФ чиновникам, связанным с профильными министерствами и агентствами. Поэтому «долговое развитие» рискует растянуться как минимум до выборов 2021 г., поскольку до этого времени Лунгу планирует провести еще и спорную конституционную реформу.

Между тем антикитайские настроения в стране растут пропорционально нарастающему словно снежный ком долгу. Особенно сильны они в Коппербельте, «Медном Поясе», который приносит 70% дохода Замбии. В Замбии проживает уже 22 тыс. китайцев (в основном в столице и в Коппербельте), которые управляют 280 компаниями в самых разных отраслях экономики. На ксенофобских страхах «ползучей колонизации» в 2006 г. строил свою предвыборную кампанию популист и будущий президент (2011-14) Майкл Сата, а недовольство засилием китайцев, подогреваемое повсеместным неуважением трудового законодательства и слухами о продаже китайцам электроэнергетической компании ZESCO и лесозаготовительной ZAFFICO (в дополнение к уже проданному гостелеканалу ZNBC), периодически выплескиваются в кровавые бунты и погромы.

​​🇸🇸 «Выживет сильнейший». Как Южный Судан остался без иностранной валюты

Руководство Южного Судана выпустило на первый взгляд странное распоряжение — всем покидающим страну установлен потолок вывоза наличных в размере $10 тыс. Дело в том, что еще 18 августа правление ЦБ страны заявило, что резервы иностранной валюты у регулятора исчерпаны. В связи с чем, за неимением средств для валютных интервенций, южносуданский фунт отправился в свободное падение, а инфляция превысила 35%.

На самом деле черный рынок одной из беднейших и наименее благополучных стран мира буквально насыщен долларами, поступающими по каналам НКО и агентств (в т.ч. ООН), но все они оседают у населения или на черном рынке и до ЦБ не доходят. Большинство «продвинутых» граждан и экспатов имеют счета не в местных банках, а в Коммерческом банке Кении, а львиная доля пересылаемых из-за рубежа эмигрантами средств также получается и тратится в основном в Уганде и в Кении. А поскольку главный источник валюты — это экспорт сырой нефти (в основном в Китай), то с 28% сокращением добычи (до 180 тыс. брр. против довоенных 250 тыс.) брать валюту стало неоткуда.

Жизнь без валюты осложняется тем, что практически все — от стройматериалов до продовольствия — в Южном Судане закупается за рубежом. Так, топливо реализуют сомалийские коммерсанты, гостиничный бизнес держат угандийцы и кенийцы, строительством занимаются угандийцы и суданцы, ну а водоснабжением — эритрейцы. Что же касается продовольственного рынка, то весь север страны фактически кормит Судан, а юг — Кения и Уганда.

Куда делись валютные резервы Центробанка — секрет Полишинеля. С чего бы не начался затяжной гражданский конфликт, ныне он идет за доступ к международной финансовой системе и иностранной валюте. Она гарантирует оружейные контракты, винтовка рождает власть, а та, в свою очередь, конвертируется в нефтедоллары, ресурсную ренту и банковские активы. Конкуренция высокая — в звании генерала ходит 700 человек (в три раза больше, чем врачей), а у одного только Пола Малонга — влиятельного мятежного военачальника и лидера оппозиционного «Объединенного южносуданского фронта» — аж 80 жен и 100 детей (!).

Поскольку каждый уважающий себя полевой командир и чиновник имеет недвижимость в элитных кварталах Кампалы или Найроби и в страшном сне видел своих детей в камуфляже, то на ежемесячные трансферы на содержание люксовых вилл, апартаментов и частного образования для детей уходят сотни тысяч долларов кэша из частных банков. Поэтому южносуданские банки, как правило, не дают займов и кредитов простым смертным — 14 из 26 банковских организаций прямо или косвенно контролируется лидерами военно-политических группировок, и занимаются они в основном отмыванием похищенной из ЦБ валюты и выводом ее рубеж — в США, Великобританию, Бельгию, Германию, ЮАР, ОАЭ, а также в Кению и Уганду.

Ходили слухи, что многие служащие ЦБ вопреки регламенту сами владели пунктами обмена валюты — покупая доллары по официальному курсу SSP165 за USD, они продавали их на черном рынке, где за доллар дают 400 южносуданских фунтов. С тремя обменными курсами — ЦБ (1:165), частных банков (1:190) и черным рынком (1:400) — вполне понятно, почему валютные резервы фактически исчерпалась.

Вот такая занимательная политэкономия. Что с этим делать — тоже неясно, тем более что выгодополучателями конфликта являются влиятельные иностранные игроки, в числе которых — крупные китайские, малайские и южноафриканские компании. Ведущие южносуданские экономисты порекомендовали руководству «отказаться от капитализма» (sic!) в пользу жесткого курса и контроля за вывозом и оборотом валюты, но что это даст в краткосрочной перспективе — тоже неясно, хотя правительство уже получило $250 млн от Афрэксимбанка на сдерживание пандемии.

Отвлекся от политики и написал для журнала «Нож» статью о рабстве, с небольшим уклоном в трансатлантическую работорговлю. Тем более что подвернулся хороший повод — «Месяц негритянской истории», традиционно проводящийся в Европе в октябре.

Кстати говоря, в большинстве стран Африки эта тема, ожившая на волне движения Black Lives Matter, не получила особенного резонанса — если не считать петиций и колонок интеллектуалов, журналистов и писателей, которые живут в башнях из слоновой кости, одной ногой в европейских и американских мегаполисах. Несмотря на сглаживающий фактор диаспор, между африканцами и афроамериканцами — бездонная пропасть, восприятие своей общей истории — мифологизировано и дискретно, и все попытки «наведения мостов» заканчиваются, как правило, коммерчески ориентированным «генеалогическим туризмом».

Если тезисно, то плантационное рабство — это в первую очередь высокоэффективная экономическая система, появившаяся вне расовых и гендерных предрассудков и вызванная к жизни, в первую очередь, ее рентабельностью в мирохозяйственной системе. Модель сложная, хрупкая, даже «тепличная», но при определенных условиях — высокоприбыльная. Если верно высказывание, что «белый человек не придумал рабство, зато он его отменил», то до упразднения этого института в Вест-Индии, Бразилии и на Юге США плантаторы успели выкрутить его на максимум — с полным расчеловечиванием личности черного раба, невиданным в какой-нибудь Мавритании, и с вдохновленной успехами естественных наук дьявольской новоевропейской рациональностью, которая была брошена на максимизацию прибылей и мелочную регуляцию казарменного трудового быта чернокожих рабов.

Поэтому, кстати, все попытки как-то оправдать рабство ссылками на то, что «в самой Африке рабство было и до, и после колонизаторов», во многом лишены смысла — это качественно разные явления. Еще никому в мировой истории не удавалось и, надеюсь, больше не удастся построить такую огромную машинерию принудительного труда.

Наконец, принципы трансатлантической работорговли, работавшей на европейскую промышленность, действовали и в обратную сторону — чудовищный насос по выкачке людских ресурсов стал для прибрежных сообществ Западной Африки еще и азбукой капиталистических отношений — в бухте Биафры сформировалась военно-торговая монополия в лице профессиональных торговцев-Аро, обеспечивавших захват, логистику и сбыт «живого товара» европейцам. По сути, общество Аро превратило дельту Нигера в единую «экспортно-ориентированную» торгово-экономическую систему, а после заката работорговли потеснившие традиционную знать нувориши, сколотившие капиталы на продаже соплеменников за океан, без труда обратили свою предпринимательскую экспертизу на производство пальмового масла. Примерно так же, как и в Сенегамбии, о которой я рассказывал в другом очерке.

​​🇿🇼 Неподъемная целина. Особенности тракторизации в Зимбабве

Белоруссия приступила к механизации сельского хозяйства Зимбабве. Соглашение о поставках сельхозтехники на сумму $58 млн было достигнуто два года назад — по данным БелТА, Зимбабве уже получила 100 тракторов, 20 зерноуборочных комбайнов, 52 сеялки, пять тягачей и пять полуприцепов.

До конца года планируется поставить еще 370 тракторов, 20 комбайнов и 138 сеялок. Кроме того, размещенные в стране по годичному контракту белорусские специалисты будут обучать местных фермеров современным технологиям, а в столице Хараре будет работать сервисный центр для ремонта и обслуживания агротехники.

Одновременно с белорусами аналогичное соглашение было достигнуто с американской John Deere на сумму $50 млн, а в разные годы сопоставимые или более крупные контракты заключались с бразильскими, а также с индийскими, румынскими, турецкими и, само собой, с китайскими компаниями.

По официальным данным, Зимбабве располагает 6 тыс. тракторов разной степени износа, в то время как реальные потребности сельского хозяйства — не менее 40 тыс. машин. При этом 72% фермеров так или иначе используют тракторы (преимущественно внаем), далеко не все из которых — в идеальном состоянии. И если 100% крупных товарных и 96% средних фермеров категории А2 худо-бедно тракторизированы, то на общинных землях тракторизация — на уровне статпогрешности.

Благодаря все еще развитому АПК Белоруссия решила прийти на помощь страдающей от последствий засухи бывшей «житнице Африки». Надо сказать, вовремя. Из-за последствий самой тяжелой за последние полвека засухи и разрушений, принесенных циклоном «Идай», половина страны, или ок. 7,7 млн граждан, находится на грани голода, крупные города страдают от перебоев с поставками хлеба, кукурузы и круп в государственной торговой сети.

Но возникает сразу несколько вопросов. Так ли нужны тракторы сейчас, когда важнее наладить ирригацию и обеспечить мелкие фермерские хозяйства и кооперативы маломощными водяными насосами? И так ли нужны четырехколесные Belarus 820 там, где в дефиците — малогабаритные мотоблоки, адекватные мелким полутоварным фермам типа А1 размером до 5 га? Вопрос риторический. Вернее, политический.

К сожалению, политики в Зимбабве больше, чем экономики, поэтому инвестиции в сельское хозяйство пропускаются через фильтр политического патронажа — даже безусловно полезные тракторные кооперативы создавались под опекой правящего ЗАНУ-ПФ.

По итогам спорного, раскритикованного глобальным Севером, но не такого уж разрушительного «черного передела» 2000 г. в стране появились прослойки мелких (А1) и средних фермеров (А2). К сожалению, последняя — самая конъюнктурная, насыщенная экс-чиновниками, партийцами и силовиками — стала опорой режима ЗАНУ-ПФ и получила основные выгоды от пущенной в 2007 г. программы тракторизации, в 2016 г. дополненной частно-государственной программой Command Agriculture.

По ней фермеры получали займы на удобрения и спецтехнику в обмен на поставки кукурузы в Управление по сбыту зерна, однако, несмотря на некоторые успехи, 45% не выплатили долги, а около четверти и вовсе не поставило ничего. Что неудивительно — многие фермеры А2 воспринимают свои владения загородными «дачами», куда можно наезжать, самое большее, по выходным.

Выгодополучателями соглашения с Белоруссией (как ранее и с Бразилией) также станут отобранные правительством «надежные» фермеры, не испытывающие проблем с ирригацией, топливом, электроэнергией и, надо думать, с тракторами тоже — то есть меньшинство из А2, которое получит шанс сбыть с рук подержанную технику малоземельным, но трудолюбивым, эффективным и изобретательным соседям из А1, которым при мизерной (4,3%) тракторизации приходится в сезонном порядке брать технику в найм или выкупать подержанные машины. При этом именно начинавшее с нуля мелкое фермерство развивается динамичнее всего — они кормят общинный сектор, внедряют инновации, насаждают дефицитные огородные культуры. Увы, руководство Зимбабве этого не понимает.

​​🇲🇱 Сделка с дьяволом? О хрупком перемирии в Мали

Жители округа Коро в малийском регионе Мопти заключили «мир» с джихадистами. Еще в апреле старейшины скотоводов-фульбе и земледельцев-догонов договорились о мире, а в течение июня лидеры догонов установили прямые контакты с фульбскими джихадистами, и стороны добились обмена пленными. Уже к 27 июлю шесть деревень с центром в Мадугу согласовали и подписали компромиссный договор с исламистами.

По соглашению джихадисты добились разоружения деревенских ополчений, права ведения проповедей, запрета алкоголя и сигарет, однако согласились на светскую школу — с условием открытия медресе с преподаванием на арабском. Но главное — джихадисты настояли поставить точку в затяжных спорах по поводу краж скота, что было камнем преткновения в долгом и кровавом межобщинном противостоянии.

Так, спустя три года фактически осадного положения, фульбе получили возможность безопасно пасти и перегонять скот, догоны вернулись к возделыванию полей, открылись рынки, общины и деревни возобновили торговлю. Вслед за Коро к инициативе присоединились деревни округа Бандиагара, которые тоже заключили договоры с джихадистами. Значит ли это, что во многом воображаемый и искусственно подогреваемый четырехлетний конфликт между «джихадистами»-фульбе и «охотниками»-догонами заканчивается сам собой?

Ясно, что межобщинное противостояние за воду, пастбища и скот не способно переломить традиции симбиотического сосуществования и разделения труда между скотоводами-фульбе и земледельческими народами. Люди ностальгируют по эпохе, когда целые общины полукочевых фульбе подолгу останавливались в деревнях бамбара и догонов, вступали в многоплановые — деловые, клиентские, дружеские — отношения с соседями, брали на выпас их скот, снабжали их молоком и получали взамен зерно и хлеб.

В соседней Буркина-Фасо устное предание сохранило идею мифического триадного родства между фульбе (скотоводы), бва (земледельцы) и диула (торговцы), формализованное отношениями «подшучивания». Обыгрывая прошлое, когда в XIX в. конница теократического фульбского государства Масина покорила и обложила данью соседей, фульбе безо всякого риска для себя может назвать бобо «дебилом» или «рабом», а в ответ узнать, что он «чванливое ничтожество» и «жулик» — и разойтись друзьями.

Все испортили засухи 1970-80 гг., демографический пресс и, не в последнюю очередь, туризм — благодаря прославившимся на весь мир мистификациям Марселя Гриоля обласканные вниманием туристов жители Страны догонов укрепились во мнении о себе как о коренных обитателях Мопти и настроились изгнать «чужаков»-фульбе. С 2015 г., с возвышением фульбского радикального проповедника Амаду Куфа и мобилизацией фульбских экстремистов под эгидой «Катибы Масина» и «Ансар уль-Ислам» (в Буркина-Фасо), вражда обрела военно-политическое измерение. В свою очередь, догонские активисты в декабре 2016 г. объединились в ополчение «Дан На Амбассагу», по свирепости далеко превосходящее исламистов.

Так в центральном Мали джихадист стал синонимом вооруженного пастуха-фульбе, а член охотничьего братства донсо — синонимом любого земледельца. При этом грань между «профессиональными» джихадистами, «боевиками выходного дня» и вооруженными пастухами — действительно хрупкая и зыбкая, а отличить охотника из традиционных братств донсо от обвешанного амулетами гри-гри самозванца становилось все сложнее.

Однако после прогремевшей на весь мир трагедии в Огоссагу — кульминации межобщинной бойни — стало ясно, что долго это продолжаться не может, и для выживания просто необходимо мириться. Правда, догонское ополчение «Дан На Амбассагу» — кстати, запрещенное еще в марте 2019 г. по горячим следам чудовищной резни фульбе — агрессивно раскритиковало эту меру и отказалось поддержать мирную инициативу, пригрозив властям альянсом с сепаратистским Азавадом. Ведь соглашения между догонами и исламистами заключались и ранее, но без особенного успеха и надежного посредничества и при общем неприятии Бамако.

​​🇳🇬 «Народная любовь» со стокгольмским синдромом? О популярности Дональда Трампа в Нигерии

Незадолго до президентских выборов в США интересно узнать, где же сосредоточены его поклонники на африканском континенте. Ежегодные опросы Pew Research Center стабильно указывают на две такие фан-базы эксцентричного североамериканского лидера — Нигерию и Кению, к которым, по ощущениям, можно приплюсовать еще и и Гану. В этих странах Трамп затмил по популярности даже Владимира Путина, который бьет рекорды во франкофонной Западной Африке.

Трамп действительно пользуется симпатиями простых нигерийцев и даже ведущих политиков, в основном более-менее обеспеченных, легально трудоустроенных и молодых горожан. И фан-клуб Трампа — не вся Нигерия, а преимущественно христианский юг, никогда не рукоплескавший разрушению башен-близнецов и другим громким акциям «Аль-Каиды». В 2017 г. его популярность на юге доходила до 70% (против 46% на мусульманском севере, что, впрочем, тоже немало). Показательно, что популярный в южных штатах Атику Абубакар, главный оппонент переизбранного в 2019 г. Мухаммаду Бухари, баллотировался на выборах под характерным слоганом Get Nigeria working again.

На юге Трампа ценят националисты игбо, в особенности поднимающие голову сепаратисты Биафры, и индигенисты Среднего пояса, в частности в штате Плато. С Биафрой, в принципе, все понятно — Трамп открыто поддержал выход Великобритании из ЕС и оживил надежды нового поколения биафрских сепаратистов во главе с Ннамди Кану на поддержку своей борьбы. Но что же нашли остальные жители этой страны в человеке, известном своей агрессивной антимигрантской риторикой, закрытием в феврале 2020 г. границ для въезда нигерийских граждан и нелестной характеристикой, данной им ряду африканских государств?

Из многочисленных интервью стало ясно, что 60% нигерийцев симпатизирует не Трампу, а суровому, несентиментальному, религиозному и консервативному реноме североамериканского лидера, что, в принципе, нормально для страны, где церквей и мечетей больше чем больниц. Любопытно, что «телевангелизм» и прочая протестантская отрыжка, переживающая взрывной рост популярности на юге Нигерии, сыграла большую роль и в победе в 2016 г. Дональда Трампа. А импонирующий нигерийцам образ tough guy созвучен и откровенно «гопническому» — называя вещи своими именами — уровню культуры и менталитета многих жителей этой страны, всемирно известной своей организованной преступностью и интернет-мошенничествами, и всеобщему разочарованию в лицемерном и коррумпированном политическом истеблишменте.

Журналисты и писатели указывают и еще на один странный аттрактор, проступающий за пеленой подкупающего нигерийцев социального консерватизма — честность североамериканского лидера. Видимо, поэтому нигерийцев не охладил даже наложенный на них в феврале travel ban, в котором некоторые обвинили провалы администрации Бухари, а не козни самого Трампа. Несмотря на подчас глубокий патриотизм, в глубине души многие нигерийцы, пускающиеся в рискованные путешествия в страны ЕС и в США и регулярно извлекаемые из вод Средиземного моря, вряд ли думают о состоянии своей страны и ее перспективах как-то иначе — свыше 45% молодых нигерийцев хотя бы раз в жизни задумываются о переезде, а в одних только США проживает уже свыше 3 млн нигерийцев. Так что Трамп просто озвучил то, что у многих (хотя и не у всех) вертелось на языке.

💸 Первая за 25 лет рецессия в странах Африки

Несмотря на то, что ситуация в Африке в настоящий момент статистически являет собой аномалию – всего 4% от общемирового количества инфицированных – COVID-19 нанес большой урон экономической активности в странах континента, по сути обратив вспять десятилетие экономического роста.

Коротко рассказываем о цифрах, определяющих экономическое будущее континента.

​​🇲🇱 Теория двух рукопожатий. О резонансном освобождении заложников в Мали

Минувшая неделя в Мали прошла под знаком еще одного знаменательного события. В обмен на 204 заключенных исламиста и выкуп в 10 млн евро «Группа поддержки ислама и мусульман» (JNIM) — местная ячейка «Аль-Каиды» — освободила лидера оппозиции Сумаилу Сиссе (похищен в марте незадолго до выборов), сотрудницу НКО Софи Петронен (похищена в декабре 2016 г.), а также двух итальянцев — туриста Никколу Кьяккьо (похищен в феврале 2019 г.) и священника Пьерлуиджи Маккалли (похищен в сентябре 2018 г.).

Размен выглядит «израильским» — из почти 200 выпущенных на волю заключенных только порядка десятка — «карьерные джихадисты», остальные — низкопрофильные боевики выходного дня и попавшие под горячую руку симпатизанты. Между тем освобожденный Сиссе — не особенно популярный, но и не последний политик-фульбе, легко победивший в своем избирательном округе, а его похищение боевиками Амаду Куфа настроило против джихадистов фульбскую знать. Петронен же была очень уважаема в Гао, и ее освобождение — явная уступка лидера JNIM Ияда Аг Гали туарегской знати.

Кейс высветил одну вещь — с террористами всегда ведутся переговоры, просто нам об этом не всегда рассказывают, а если рассказывают, то ровно столько, сколько нужно. Джихадисты — часть политического ландшафта, наряду с сепаратистами, правительством, разведкой, традиционными лидерами и кланами. А похищения случаются там и тогда, где на микроуровне звонков, переговоров и предварительных договоренностей с экстремистами (а у Сиссе они были) происходит сбой, потому что договорились либо не со всеми, либо не с теми, либо кто-то (в данном случае — мэр деревни Кумайра) просто переоценил свой посреднический вес.

И едва ли не самое важное — между всеми этими мирами — буквально пара рукопожатий, а связующим звеном выступает знать — «фронтмены» народа. Поначалу переговоры шли через Мустафу Лимама Шафи, мавританца со связями в Буркина-Фасо, конфидента свергнутого в 2014 г. автократа Блэза Компаоре, известного своим посредническим весом в Мали и связями с исламистами. Затем посредничество перешло к Амада Аг Биби, кидальскому депутату из аристократического семейства туарегских кланов ифогас, который связан с джихадистами и алжирской разведкой и в 2011 г. уже добился успешного освобождения иностранных заложников. Свою роль сыграл и нигерец Мохамед Акотей —тоже представитель ифогас, некогда воевавший со своим правительством.

Так что в резонансном размене ключевую роль сыграл туарегский нобилитет из кланов ифогас конфедерации кель-адаг в Томбукту и Кидале, основы «Координации Движений Азавада». Туарегские автономисты показали себя третьей силой между Бамако и «Аль-Каидой», а Аг Биби подтвердил статус влиятельного политика и главного связного Азавада с Аг Гали. Как и Аг Гали, Аг Биби был участником нескольких туарегских восстаний, но со временем его пути с Аг Гали разошлись — тот ушел в светский «Высший совет за единство Азавада», Аг Гали — в исламистский «Ансар ад-Дин», примкнувший затем к JNIM.

Наконец, JNIM показала себя самым перспективным и договороспособным из всех сахельских (и африканских) джихадистских движений, аффилированных с «Аль-Каидой». По сути, они настаивают лишь на выводе французских войск (что разделяет большинство населения страны), но даже с Францией и ее союзниками из «сахельской пятерки» у них есть общий враг в лице «Исламского государства». Переговоры с JNIM, в том числе на высшем уровне, велись в феврале и в марте с участием администрации свергнутого в августе Ибрагима Бубакара Кейты, продолжены они и новыми властями.

Перестав с 2016 г. атаковать «удаленные цели», JNIM намекает и Бамако, и Парижу, что не хочет себе полноты власти. Ликвидация же лидера «Аль-Каиды в Исламском Магрибе» Абдельмалека Друкделя может позволить изолировать ядро экосистемы, по сирийской модели развести по разным углам более умеренных радикалов и распределить власть между уже де-факто автономным Азавадом и вооруженными движениями в Мопти.