Китайские коммунисты торжественно встречают в Пекине первого президента независимой Танзании Джулиуса Ньерере - ближайшего союзника и единомышленника Мао. 17 февраля 1965 г.

Маоистский Китай существенно повлиял на африканский социализм. Политические эксперименты, проводившиеся в разное время в Танзании, Гане, Гвинее, Мали и Замбии, так или иначе многим были обязаны именно Китайской революции.

В 1964 г. родилась Объединенная Республика Танзания. В 1967 г. молодое социалистическое правительство во главе с президентом Джулиусом Ньерере (1964-1985) в своем программном документе объявило свой африканский путь к социализму - "уджамаа" (в суахили это слово обозначает взаимопомощь среди членов традиционных сельских общин Танзании).

"Уджамаа" была самобытной политической философией, в основу которой легли коллективистские ценности, антиколониализм и "опора на собственные силы". Неудивительно, что такой "общинный социализм" многое почерпнул из практики революционного строительства Китая. Мао и Ньерере объединяла вера в крестьянство и подозрительность к партийной бюрократии. Переводы из "Красной книжечки" публиковались в танзанийской газете "The Nationalist", их активно обсуждали студенты и интеллигенты.

Сознательно подражая Мао, Ньерере в декабре 1966 г. совершил шестинедельный "Великий поход" по стране, во время которого он побывал даже в самых удаленных деревнях. Публично осуждалась новая партийно-государственная элита - wabenzi (в этом суахилийском неологизме угадывается искаженное написание престижной иномарки Mercedes-Benz, на которой разъезжали партбюрократы).

Параллели не ограничивались риторикой и дипломатическими контактами. Эра "общинного социализма" была эпохой тесного хозяйственного и научного сотрудничества Танзании и КНР. Из Китая в Танзанию приезжали учителя, врачи, инженеры и военные инструкторы. КНР оказывал существенную материально-техническую и финансовую помощь Республике, создавая ее радиовещательную сеть и готовя ее национальные кадры.

Наверное, кто-то еще помнит рассказы о том, что настоящая фамилия мэра Москвы в 1992-2010 гг. Юрия Лужкова - Кац, а сам он, дескать, еврей. В одной неплохой книге про русский национализм в СССР, кажется, Николая Митрохина, говорится, что фактором, объединявшим все разрозненные фигуры советской националистической сцены, был антисемитизм, и я охотно в это верю.

В общем-то, нечто похожее бытовало и в ДР Конго - с поправкой на то, что евреев там нет, и место этого самого "Другого" моментально заняли - в числе прочих - руандийцы. Правда, в отличие от евреев - вполне заслуженно: я уже как-то рассказывал, как руандийские войска здорово похозяйничали на востоке ДРК.

На местных полумертвых форумах и блогах, а также в "независимой" печатной прессе еще можно наткнуться на простыни поеханов, утверждающих, что предыдущий президент страны Жозеф Кабила (2001-2019) - на самом деле тайный руандиец, сын матери-тутси, и зовут его в действительности Ипполит Канамбе Каземберембе (Hyppolite Kanambe Kazemberembe). Эхо этой паранойи просочилось даже на страницы обсуждения французской википедии.

Надо сказать, что в "нацбилдинг" там вкладывались немалые (по местным меркам) средства, и он реально работает: на абстрактном и бытовом уровне все там действительно патриоты и боятся "балканизации" страны. Но, глядя на потоки паранойи по поводу "руандийского оккупационного правительства", хочется задаться вопросом: а возможен ли в принципе "здоровый патриотизм" без ненависти и козлов отпущения? Я думаю, что нет. Хуйня это все. Все эти березки-тополя - превращенная форма стихийного социального и экономического протеста, рессентимента, и ничем иным быть, наверное, и не может.

"Жозеф Кабила" - самозванец, руандийский тутси, агент "Гитлера" - Кагамы [президент Руанды с 2000 г.], "троянский конь" Руанды в ДР Конго и много чего еще.

Под такими длинными заголовками некоторые конголезские "интеллектуалы" печатают (судя по всему, на личные средства) свои охуительные исследования. К слову, автор опуса, проживающий в США - постоянный автор для "Хаффингтон пост", позиционирует себя как эксперта, консультанта, ученого, писателя и переводчика. Правда, статьи его на агрегаторе почему-то недоступны.

Однако отсутствие евреев иногда все же не мешает их не любить - даже в далеких тропиках. В Камеруне разгорается скандал по поводу высказываний замминистра юстиции Жана де Дью Момо. 3 февраля на телевидении он выступил с обвинениями в адрес арестованного лидера оппозиции Мориса Камто, выходца из этнической группы бамилеке - влиятельной в финансово-экономическом смысле общины страны.

В своей речи, прогремевшей в прайм-тайме, политик блеснул эрудицией и прибегнул к исторической аналогии, сравнив бамилеке сами-знаете-с-кем. Он заявил, что "в Германии некогда были очень богатые люди, которые обладали всей экономической властью - это были евреи. И были они столь высокомерны, что немецкий народ это раздражало. И однажды некто Гитлер пришел к власти и отправил их в газовые камеры".

Итак, какие можно подвести итоги по экономическому развитию Африки за минувший 2018 г.? Быстрее всего растут экономики аграрных стран, подстегнутые растущим внутренним спросом и инвестициями в инфраструктуру и социальную сферу - это Сенегал (7%), Руанда (7,2%), Кот-д'Ивуар (7,4%). Три крупнейшие экономики Черной Африки - Нигерия, ЮАР и Ангола - в застое и тянут за собой весь континент.

Нефтесосии (Нигерия, Чад, РКонго, Габон) более-менее восстанавливаются после тяжелого кризиса 2015 г., вызванного падением цен на нефть, но и не особенно растут. Экономика Анголы так вообще сократилась на 0,7%. Минеральные экспортеры - Либерия и Сьерра-Леоне - тоже развиваются так себе.

Быстрее же всего развивается Восточная Африка - прежде всего Джибути, Эфиопия, Руанда и Танзания. Здесь прогнозируется рост в 5,9% в 2019 и 6,1% - в 2020 г. В Бурунди же и на Коморских островах рост не замечен из-за политической нестабильности, а в Южном Судане экономика стабильно коллапсирует из-за продолжающейся гражданской войны и сорванных мирных соглашений 2015 г.

В ряде стран Западной Африки рост серьезно замедлился после 2014 г. Нефтесосная Нигерия в 2016 г. провалилась в рецессию, Экваториальная Гвинея с 2013 г. в кризисе и снижает нефтедобычу, а вот Бенин, Буркина-Фасо, Кот-д'Ивуар, Гана, Гвинея и Сенегал уверенно растут (в среднем 5%) и будут расти в ближайшие годы.

Рост Центральной Африки - высокий в 2010-2014 гг. - замедлился и упал до 1% в 2017 г., и вряд ли в ближайшем будущем догонит страны восточного побережья. Плохие показатели у ЮАР и Южной Африки в целом.

Что думали и думают о китайцах в Африке? Из результата опроса 2017 г. видно, что еще пару лет назад их больше всего любили в крупных и промышленно развитых анклавах, ставших главными партнерами КНР - в Нигерии, Танзании, Кении, но восприятие деятельности Китая постоянно колеблется и показывает порой неожиданные кульбиты. Например, по оценкам, в 2007 г. китайское влияние особенно приветствовали в Кот-д’Ивуаре и Мали (92%). Но общественное мнение – вещь непостоянная. Кредитное закабаление и общая беспринципность китайского бизнеса становятся лейтмотивами в мироощущении многих африканцев. В нулевых, в целом, были более оптимистичные оценки (72% в 2007), но с началом десятых они упали до 66%. В Гане пик синофилии пришелся на 2014 г. (85%), а в Кении по опросам 2013 г. - 78%. Но видно, как он просел к 2017 г., и, в целом, есть тенденция к ухудшению.

На это есть причины. Африканцы - не идиоты. Они прекрасно понимают, что конечной целью КНР, несмотря на все ее крупные и перспективные инвестиционные и инфраструктурные проекты, являются африканское сырье и минеральные ресурсы. В Гане раздражение вызывала незаконная и бесконтрольная добыча ископаемых, скупка предприятий и общая алчность китайских предпринимателей. В ДРК китайский бизнес одно время контролировал всю добывающую отрасль в провинции Катанга. Все это – вместе с драконовскими трудовыми режимами на китайских предприятиях – неоднократно приводило и приводит к демонстрациям и забастовкам. Правда, в 2018 г. в глазах кениийцев имидж китайцев несколько улучшился (67%), но вот в Нигерии позитивные оценки упали до 61%. В обеих странах считают, что китайские предприниматели не уважают ни личные свободы, ни законы и традиции стран, где они ведут бизнес.

Вот, кстати, подписчик рассказывает, что в Кении индийцы-гуджарати, которые живут здесь с колониальных времен и держат большую часть ритейла и рынка недвижимости, понимают, что китайцы в скором времени вытеснят их из этой ниши. Поэтому они надеятся, что на смену китайскому капиталу придут какие-нибудь другие инвесторы, например российские. Но, видимо, ждут они зря. Россия, как правило, ввязывается здесь лишь в рисковые авантюры (например, в ЦАР), а в долгосрочных проектах (скажем, в алмазодобыче в Зимбабве) подчистую прогорает.

Хотя все понимают, что настоящий предвыборный лозунг Абубакара должен выглядеть так. Мэдскилз одного нигерийского остряка.

Во вторник 5 февраля министр туризма Уганды Годфри Киванда (на фото) инициировал кампанию "Мисс пышность" ("Miss Curvy"). Как заявлялось, кампания и сопутствующие ей мероприятия должны положить конец моде на худобу и раскрепостить женщин.

Однако всех возмутила агрессивно-рекламная направленность этой кампании. Министр задался целью использовать женщин "приятной наружности" как привлекательный имидж для "развития индустрии туризма". Это вызвало бурю негодования среди угандиек. В числе прочего министра обвиняют в объективации женского тела и поощрении секс-туризма. Активистки запустили петицию с целью остановить эту позорную кампанию. Само собой, от министра требуют публичных извинений.

Неуклюжий термин "нацбилдинг" у меня всегда вызывал недоумение. До недавних пор я думал, что это обиходный синоним подвального спортзала для качков-нацистов, но никак не плод просвещенного модерна (как впоследствии я узнал из умных книг).

Очень люблю исследовательницу-антрополога Луизу Ломбар, которая много пишет и рассказывает о жизни в Центральноафриканской Республике. Пожалуй, с таким юмором, жизнелюбием и уважением к центральноафриканцам не пишет никто.

Ее рассказы о "нацбилдинге" в ЦАР очень перекликаются с тем, что наблюдается в соседней ДР Конго и в Сомали. Чувство национального самосознания в этих несчастных республиках, вопреки расхожим мифам о failed states, невероятно высокое.

Одним из столпов национальной мобилизации жителей ЦАР стал язык санго - раньше на нем говорили преимущественно на крайнем юге, в районе столицы Банги, но усилиями колонизаторов и христианских миссионеров он стал вторым - после французского - государственным языком страны.

Вместе с тем и в ЦАР национальная идея, как, наверное, и везде в мире, строится на агрессивном исключении "Другого".

Таким "Другим" тут являются мусульмане. Конфессиональное меньшинство (10-13% населения), проживающее в северо-восточных префектурах, они исключены из политической жизни и вместе с тем - невероятно активны в розничной торговле, добывающей отрасли и бизнесе в целом. В то же время христиане и адепты африканских культов обычно заняты в традиционном земледелии и не особенно тянутся к коммерции.

Северо-восток из-за плохой инфраструктуры экономически больше связан с Суданом и особенно - Чадом, однако сепаратистские настроения его жителей (среди которых, кстати, немало чадцев) наблюдались разве что в 2014-2015 гг., когда радикалы призывали сначала к автономии, а затем - к независимой "Республике Логон" (или "Дар эль-Кути" - по одноименному султанату, существовавшему тут в 19 веке).

И вот здесь лежит второй столп "нацбилдинга" - в массовом сознании чадцы (которых тут не любят) слились с мусульманами-гражданами ЦАР в некую зловещую "пятую колонну" из "получадцев". Эти настроения подогревались интеллектуалами и политиками - выходцами из протестантской общины юга страны. Что из этого получилось - все мы знаем. Походу, национальную идею придется завозить заново. Над ней там, кстати, вовсю трудятся пригожинские политтехнологи, работающие над предвыборной кампанией действующего президента Фостена-Арканжа Туадера.