🇳🇬 Дома ужаса. Особенности религиозного образования на севере Нигерии
Под угрозой распространения нового коронавируса власти северных штатов Нигерии начали расселять по родным штатам учащихся системы исламских училищ — альмаджири. Станет ли это решающим ударом по одной из самых болезненных язв современной Нигерии — покажет только время.
Некоторые считают Нигерию бомбой замедленного действия на теле планеты. Государство, которое станет к 2050 г. третьей по численности страной мира с населением 399 млн человек, уже сейчас испытывает катастрофическую нужду в учителях.
Нехватка педагогов в начальной и средней школе, по последним данным министерства образования страны, достигла рекордных 277 тыс. человек. Вне системы образования находятся свыше 13 млн детей, в основном из северных — мусульманских — штатов.
Поэтому семь миллионов маленьких нигерийцев обучаются в сети альмаджири (от ар. «аль-мухаджир», отправившийся в путь) — исламских училищах, где с шестилетнего возраста дети изучают (вернее, зазубривают) только и исключительно Коран. Схожие училища действуют и в других странах Западной Африки, где дети вплоть до третьего десятка учатся в даарас — аналогах медресе.
Альмаджири — настоящие дома ужаса, где нередки рукоприкладство и жестокое обращение маламов с подопечными вплоть до удерживания непослушных на цепи. Дети не получают там не только основ современного религиозного образования, но и минимального объема знаний о мире, потому что в свободные от заучивания Корана часы вынуждены заниматься воровством и попрошайничеством.
Все потому, что древняя как мир система альмаджири — кузница кадров для блистательных дворов доколониальных халифов и эмиров — ныне не получает никакого внешнего финансирования. Педагогам приходится заниматься самообеспечением и побуждать подопечных к сбору милостыни, воровству и попрошайничеству. Неслучайно в языке хауса «альмаджири» стало синонимом «нищего» и «попрошайки».
Востребованность таких училищ объясняется разными обстоятельствами. Преимущества светского образования далеко не очевидны — при формальной бесплатности платить приходится за все — за учебники, тетради, мелки. Кроме того, учат в таких школах из рук вон плохо, а в переполненных и крайне шумных классных комнатах учебный материал усваивается еще хуже — большинство выпускников больше никогда в жизни не открывает книги.
В северной Нигерии все еще живы предрассудки в отношении боко (от англ. book), то есть «западного образования». Кроме того, некоторые родители всерьез видят в альмаджири эдакие «школы жизни». Наконец, вопреки исламским порядкам, женщины-хауса в среднем разводятся 3-4 раза за жизнь, но стараются сбагривать детей куда подальше перед тем, как сойтись с новым партнером и войти в новую семью, как правило, не приветствующую приемных детей. А ежели ребенок после развода пожелает остаться с отцом, то его будущая мачеха сделает все, чтобы превратить его жизнь в кошмар. В общем, альмаджири подходит здесь как нельзя лучше.
Некоторые нигерийские ученые и публицисты усматривают в альмаджири инкубаторы для «Боко харам». Но для любого радикального выбора нужен минимальный кругозор, понимание своих целей и интересов — в рядах этой группировки сражаются отнюдь не обсосы и не маргиналы. Эти же дети попросту выброшены на обочину мира и жизни и, в целом, особо не нужны ни «Боко харам», ни стране, ни родным деревням, ни даже своим семьям. Грустная история.
Под угрозой распространения нового коронавируса власти северных штатов Нигерии начали расселять по родным штатам учащихся системы исламских училищ — альмаджири. Станет ли это решающим ударом по одной из самых болезненных язв современной Нигерии — покажет только время.
Некоторые считают Нигерию бомбой замедленного действия на теле планеты. Государство, которое станет к 2050 г. третьей по численности страной мира с населением 399 млн человек, уже сейчас испытывает катастрофическую нужду в учителях.
Нехватка педагогов в начальной и средней школе, по последним данным министерства образования страны, достигла рекордных 277 тыс. человек. Вне системы образования находятся свыше 13 млн детей, в основном из северных — мусульманских — штатов.
Поэтому семь миллионов маленьких нигерийцев обучаются в сети альмаджири (от ар. «аль-мухаджир», отправившийся в путь) — исламских училищах, где с шестилетнего возраста дети изучают (вернее, зазубривают) только и исключительно Коран. Схожие училища действуют и в других странах Западной Африки, где дети вплоть до третьего десятка учатся в даарас — аналогах медресе.
Альмаджири — настоящие дома ужаса, где нередки рукоприкладство и жестокое обращение маламов с подопечными вплоть до удерживания непослушных на цепи. Дети не получают там не только основ современного религиозного образования, но и минимального объема знаний о мире, потому что в свободные от заучивания Корана часы вынуждены заниматься воровством и попрошайничеством.
Все потому, что древняя как мир система альмаджири — кузница кадров для блистательных дворов доколониальных халифов и эмиров — ныне не получает никакого внешнего финансирования. Педагогам приходится заниматься самообеспечением и побуждать подопечных к сбору милостыни, воровству и попрошайничеству. Неслучайно в языке хауса «альмаджири» стало синонимом «нищего» и «попрошайки».
Востребованность таких училищ объясняется разными обстоятельствами. Преимущества светского образования далеко не очевидны — при формальной бесплатности платить приходится за все — за учебники, тетради, мелки. Кроме того, учат в таких школах из рук вон плохо, а в переполненных и крайне шумных классных комнатах учебный материал усваивается еще хуже — большинство выпускников больше никогда в жизни не открывает книги.
В северной Нигерии все еще живы предрассудки в отношении боко (от англ. book), то есть «западного образования». Кроме того, некоторые родители всерьез видят в альмаджири эдакие «школы жизни». Наконец, вопреки исламским порядкам, женщины-хауса в среднем разводятся 3-4 раза за жизнь, но стараются сбагривать детей куда подальше перед тем, как сойтись с новым партнером и войти в новую семью, как правило, не приветствующую приемных детей. А ежели ребенок после развода пожелает остаться с отцом, то его будущая мачеха сделает все, чтобы превратить его жизнь в кошмар. В общем, альмаджири подходит здесь как нельзя лучше.
Некоторые нигерийские ученые и публицисты усматривают в альмаджири инкубаторы для «Боко харам». Но для любого радикального выбора нужен минимальный кругозор, понимание своих целей и интересов — в рядах этой группировки сражаются отнюдь не обсосы и не маргиналы. Эти же дети попросту выброшены на обочину мира и жизни и, в целом, особо не нужны ни «Боко харам», ни стране, ни родным деревням, ни даже своим семьям. Грустная история.
🇪🇹 Осень этнофедерализма
Правящий в эфиопском регионе Тыграй «Народный фронт освобождения Тыграя» (НФОТ) намерен во что бы то ни стало провести отложенные правительством выборы — безо всякого согласования с федеральным центром. Ранее НФОТ, составлявший основу Революционно-демократического фронта эфиопских народов — правящей с 1991 г. коалиции посткоммунистической Эфиопии — отказался объединяться с союзниками в единую Партию процветания, встав на путь открытого противостояния с Аддис-Абебой.
Эфиопию обычно считают бастионом православия в окружении исламского мира. Видимо, все дело в том, что под занавес девятнадцатого столетия православные хабеша — считанные проценты в палитре нынешних эфиопских народов — навязали свою волю пестрой мозаике царств, вождеств, султанатов и племен, составляющих современную эфиопскую нацию.
Сначала православная воинская элита убедила себя в своем мессианском империализме, затем — и другие страны мира, сотворив красивую легенду об экзотической христианской стране в кольце дикарей и неверных.
Однако за имперским лоском Соломоновой династии веками скрывалась сложнейшая система, где величественные негусы с трудом управлялись со своенравными князьями и вассалами, с мириадами каст, общин, кланов, народов и верований.
Свыше половины граждан современной Эфиопии — мусульмане, а за души и кошельки христиан агрессивно борются разнообразные протестанты (пенте), с особенным аппетитом поглощая анимистских богов и навязывая неофитам ультрасовременный lifestyle успеха и личного благополучия, совсем не вяжущийся с идеалами коллективной взаимопомощи.
Так и вышло, что XXI век принес Аддис-Абебе положенные ей небоскребы и бизнес-центры, увлеченные протестантскими проповедями вчерашние охотники из южных саванн открывают строительные компании, а где-то в Афаре султан по-прежнему важнее губернатора.
До 2018 г. правившие страной технократы эффективно склеивали эту мозаику при помощи страха, полицейских дубинок и военно-мобилизационной риторики. Начатая Абием Ахмедом либерализация открыла страну миру и баснословным инвестициям, а с ними — индустриальным паркам, космическому спутнику и плотине «Возрождение».
А заодно — обнажила накопленные обиды и открыла путь к балканскому сценарию. Страна лидирует в мировом антирейтинге беженцев и перемещенных лиц — свыше двух миллионов граждан уже покинуло свои дома. Из 80 крупных этнических групп стомиллионной страны более 20 добиваются референдумов о собственных автономиях, а вооруженные этнические ополчения сводят счеты с соседями, захватывают поля и пастбища.
Две предыдущие модели нацстроительства — монархия и коммунистическая диктатура — провалились в 1974 г. и 1991 гг. На очереди — расползающийся по швам этнофедерализм, установленный НФОТ после свержения марксистов. Тиграи — этнокультурное ядро хабеша и младшие партнеры амхара в строительстве «Великой Абиссинии» — подают другим народам очень плохой и заразительный пример.
Однако самое горячее противостояние в регионе Оромия — крупнейшем и самом населенном штате Эфиопии. Веками придворные летописцы презрительно величали оромо не иначе как галла — дикими и свирепыми разбойниками, по мере ассимиляции сложившимися в образ зловещего Другого — «пятую колонну» на теле нации. Те же отвечали им гадаа — эгалитарным республиканским этосом, отвергавшим имперские порядки — раболепие, чинопочитание и кулуарщину.
Оромия — нерв, центр и сердце Эфиопии. Создать здесь государство или мощную автономию можно лишь ценой роспуска всей страны. Битва за культурную гегемонию началась давно и преодолела конфессиональные, региональные и клановые барьеры. На новый уровень она вышла после того, как молодых радикалов-оромо возглавил влиятельный и энергичный бизнесмен и медиаменеджер Джавар Мухаммед, вооружившийся Telegram и Facebook. В 2018 г. он привел к власти Абия Ахмеда, ныне же рассорился с бывшим соратником и собирает против него молодежь.
Словом, нации никак не получается.
Правящий в эфиопском регионе Тыграй «Народный фронт освобождения Тыграя» (НФОТ) намерен во что бы то ни стало провести отложенные правительством выборы — безо всякого согласования с федеральным центром. Ранее НФОТ, составлявший основу Революционно-демократического фронта эфиопских народов — правящей с 1991 г. коалиции посткоммунистической Эфиопии — отказался объединяться с союзниками в единую Партию процветания, встав на путь открытого противостояния с Аддис-Абебой.
Эфиопию обычно считают бастионом православия в окружении исламского мира. Видимо, все дело в том, что под занавес девятнадцатого столетия православные хабеша — считанные проценты в палитре нынешних эфиопских народов — навязали свою волю пестрой мозаике царств, вождеств, султанатов и племен, составляющих современную эфиопскую нацию.
Сначала православная воинская элита убедила себя в своем мессианском империализме, затем — и другие страны мира, сотворив красивую легенду об экзотической христианской стране в кольце дикарей и неверных.
Однако за имперским лоском Соломоновой династии веками скрывалась сложнейшая система, где величественные негусы с трудом управлялись со своенравными князьями и вассалами, с мириадами каст, общин, кланов, народов и верований.
Свыше половины граждан современной Эфиопии — мусульмане, а за души и кошельки христиан агрессивно борются разнообразные протестанты (пенте), с особенным аппетитом поглощая анимистских богов и навязывая неофитам ультрасовременный lifestyle успеха и личного благополучия, совсем не вяжущийся с идеалами коллективной взаимопомощи.
Так и вышло, что XXI век принес Аддис-Абебе положенные ей небоскребы и бизнес-центры, увлеченные протестантскими проповедями вчерашние охотники из южных саванн открывают строительные компании, а где-то в Афаре султан по-прежнему важнее губернатора.
До 2018 г. правившие страной технократы эффективно склеивали эту мозаику при помощи страха, полицейских дубинок и военно-мобилизационной риторики. Начатая Абием Ахмедом либерализация открыла страну миру и баснословным инвестициям, а с ними — индустриальным паркам, космическому спутнику и плотине «Возрождение».
А заодно — обнажила накопленные обиды и открыла путь к балканскому сценарию. Страна лидирует в мировом антирейтинге беженцев и перемещенных лиц — свыше двух миллионов граждан уже покинуло свои дома. Из 80 крупных этнических групп стомиллионной страны более 20 добиваются референдумов о собственных автономиях, а вооруженные этнические ополчения сводят счеты с соседями, захватывают поля и пастбища.
Две предыдущие модели нацстроительства — монархия и коммунистическая диктатура — провалились в 1974 г. и 1991 гг. На очереди — расползающийся по швам этнофедерализм, установленный НФОТ после свержения марксистов. Тиграи — этнокультурное ядро хабеша и младшие партнеры амхара в строительстве «Великой Абиссинии» — подают другим народам очень плохой и заразительный пример.
Однако самое горячее противостояние в регионе Оромия — крупнейшем и самом населенном штате Эфиопии. Веками придворные летописцы презрительно величали оромо не иначе как галла — дикими и свирепыми разбойниками, по мере ассимиляции сложившимися в образ зловещего Другого — «пятую колонну» на теле нации. Те же отвечали им гадаа — эгалитарным республиканским этосом, отвергавшим имперские порядки — раболепие, чинопочитание и кулуарщину.
Оромия — нерв, центр и сердце Эфиопии. Создать здесь государство или мощную автономию можно лишь ценой роспуска всей страны. Битва за культурную гегемонию началась давно и преодолела конфессиональные, региональные и клановые барьеры. На новый уровень она вышла после того, как молодых радикалов-оромо возглавил влиятельный и энергичный бизнесмен и медиаменеджер Джавар Мухаммед, вооружившийся Telegram и Facebook. В 2018 г. он привел к власти Абия Ахмеда, ныне же рассорился с бывшим соратником и собирает против него молодежь.
Словом, нации никак не получается.
🇹🇿 «Коронавирус — не повод бездельничать», или будни тропической Беларуси
Ночные захоронения покойников, задержки с публикацией статистики, выявление COVID-19 у папайи и козла — все это стало реальностью мятущейся между страхом и отрицанием Танзании. Африканская Беларусь так и не ввела строгих карантинных ограничений — запрет наложен лишь на массовые мероприятия: похороны, свадьбы, закрылись только школы и вузы, а гражданам рекомендовано лишь «социально дистанцироваться» и носить маски.
Несмотря на смерть министра юстиции и двух парламентариев, правительство тропического «Батьки» — Джона «Бульдозера» Магуфули — решило во что бы то ни стало спасать экономику и не закрывать региональный коммерческий хаб — порт Дар-эс-Салам. Ведь на кону — амбициозные инфраструктурные проекты, индустриализация и модернизация добывающей отрасли. Hakuna lockdown. Never! — вот лозунг, по которому с некоторых пор живет Танзания. Джон Магуфули не желает слушать медиков — назло ВОЗ он распорядился взять тесты у папайи и козла, а после позитивного результата обвинил их в ненадежности и со скандалом уволил главу национальной вирусной лаборатории.
Взамен президент предлагает своим гражданам молиться — в теле Христовом вирусу, по его мнению, попросту не выжить. На помощь ему приходит и традиционная медицина — Магуфули настоятельно советует дополнять молитвы ингаляциями травяных настоев. Поэтому религиозные службы в мечетях и церквах продолжаются в полном объеме. Выбор в пользу религии сделан неслучайно — в этом году Танзанию ждут президентские выборы, и поддержка церковных лидеров как никогда важна для переизбрания Бульдозера.
Пришедшего к власти в 2015 г. популиста Магуфули чаще всего сравнивают с Дональдом Трампом и Жаиром Болсонару. Впрочем, себе в актив танзанийский лидер может записать несравненно больше достижений — этому способствует лояльный парламент и особенно — муниципалитеты, по итогам ноябрьских выборов более чем на 99% укомплектованные членами правящей Партии революции.
За пять лет президентства Магуфули сонная страна, славящаяся чарующей философией «медленной жизни» (pole pole), вышла в топ самых быстро растущих экономик мира. Развязанная Магуфули «экономическая война» — беспощадные антикоррупционные чистки, насаждение трудовой дисциплины, поощрение национального бизнеса и борьба с «хищническим» иностранным капиталом — сопровождалась прорывами в промышленности, связи и — что немаловажно — в здравоохранении и сохранении дикой природы, местами — не без перегибов.
Однако в поле зрения мировых правозащитных организаций чаще всего попадает оборотная сторона магуфулизации — разнузданный национализм, дискриминация азиатов, преследование гомосексуалистов и всемерное насаждение «нравственности», сопровождающееся отстранением от занятий беременных школьниц, борьбой с адюльтером, внебрачным сексом, поощрением телесных наказаний в школах. В этом ему помогает команда — от одиозного губернатора Дар-эс-Салама Пола Маконды до кардинала Поликарпа Пенго, прославившегося — в числе прочего — восхвалением заслуг Адольфа Гитлера и Бенито Муссолини.
Словом, Танзания — прекрасная иллюстрация метафоры «комплексного обеда». С одной стороны — современная страна, в которой не стыдно жить и умирать, с другой — вся эта назойливая рукотворная архаика.
Ночные захоронения покойников, задержки с публикацией статистики, выявление COVID-19 у папайи и козла — все это стало реальностью мятущейся между страхом и отрицанием Танзании. Африканская Беларусь так и не ввела строгих карантинных ограничений — запрет наложен лишь на массовые мероприятия: похороны, свадьбы, закрылись только школы и вузы, а гражданам рекомендовано лишь «социально дистанцироваться» и носить маски.
Несмотря на смерть министра юстиции и двух парламентариев, правительство тропического «Батьки» — Джона «Бульдозера» Магуфули — решило во что бы то ни стало спасать экономику и не закрывать региональный коммерческий хаб — порт Дар-эс-Салам. Ведь на кону — амбициозные инфраструктурные проекты, индустриализация и модернизация добывающей отрасли. Hakuna lockdown. Never! — вот лозунг, по которому с некоторых пор живет Танзания. Джон Магуфули не желает слушать медиков — назло ВОЗ он распорядился взять тесты у папайи и козла, а после позитивного результата обвинил их в ненадежности и со скандалом уволил главу национальной вирусной лаборатории.
Взамен президент предлагает своим гражданам молиться — в теле Христовом вирусу, по его мнению, попросту не выжить. На помощь ему приходит и традиционная медицина — Магуфули настоятельно советует дополнять молитвы ингаляциями травяных настоев. Поэтому религиозные службы в мечетях и церквах продолжаются в полном объеме. Выбор в пользу религии сделан неслучайно — в этом году Танзанию ждут президентские выборы, и поддержка церковных лидеров как никогда важна для переизбрания Бульдозера.
Пришедшего к власти в 2015 г. популиста Магуфули чаще всего сравнивают с Дональдом Трампом и Жаиром Болсонару. Впрочем, себе в актив танзанийский лидер может записать несравненно больше достижений — этому способствует лояльный парламент и особенно — муниципалитеты, по итогам ноябрьских выборов более чем на 99% укомплектованные членами правящей Партии революции.
За пять лет президентства Магуфули сонная страна, славящаяся чарующей философией «медленной жизни» (pole pole), вышла в топ самых быстро растущих экономик мира. Развязанная Магуфули «экономическая война» — беспощадные антикоррупционные чистки, насаждение трудовой дисциплины, поощрение национального бизнеса и борьба с «хищническим» иностранным капиталом — сопровождалась прорывами в промышленности, связи и — что немаловажно — в здравоохранении и сохранении дикой природы, местами — не без перегибов.
Однако в поле зрения мировых правозащитных организаций чаще всего попадает оборотная сторона магуфулизации — разнузданный национализм, дискриминация азиатов, преследование гомосексуалистов и всемерное насаждение «нравственности», сопровождающееся отстранением от занятий беременных школьниц, борьбой с адюльтером, внебрачным сексом, поощрением телесных наказаний в школах. В этом ему помогает команда — от одиозного губернатора Дар-эс-Салама Пола Маконды до кардинала Поликарпа Пенго, прославившегося — в числе прочего — восхвалением заслуг Адольфа Гитлера и Бенито Муссолини.
Словом, Танзания — прекрасная иллюстрация метафоры «комплексного обеда». С одной стороны — современная страна, в которой не стыдно жить и умирать, с другой — вся эта назойливая рукотворная архаика.
🇪🇷 Многолетний и бессменный лидер Эритреи Исайяс Афеворки нанес неожиданный и беспрецедентный в условиях глобальной пандемии визит в соседнюю Эфиопию. Как говорят злые языки — единственно затем, чтобы опровергнуть слухи о своей смерти.
Эритрея — одна из самых закрытых стран мира — тоже не избежала пандемии. Несмотря на то что еще с 1 апреля вся страна сидит на общенациональном карантине, эритрейцы вряд ли заметили закрытые границы — военизированной стране с жестким въездным и выездным режимом, по индексу несвободы прессы опередившей даже КНДР и Туркмению, не привыкать к запретам и ограничениям.
Другую «карантинную» меру — запрет на снятие больше 330$ наличными — нищие эритрейцы тоже вряд ли заметили. Недаром столица Асмэра считается одним из самых экологически чистых городов мира — на личный автотранспорт (даже мотоцикл) у граждан средств нет, изношенный общественный транспорт оставляет желать много лучшего, поэтому жители больше полагаются на велосипеды.
Не заметили граждане и президента — многолетний лидер страны Исайяс Афеворки, долгие годы страдающий паранойей, по традиции перемещается от одного потайного убежища к другому, а с момента начала эпидемии практически не показывался на публике, породив немало слухов о своей недееспособности или даже кончине. Для Эритреи, где все нити контроля над экономикой, общественной жизнью и политическим процессом находятся в руках одного человека, это особенно опасно.
Впрочем, власть Исайяса в надежных руках. Йеман Гебреаб — ведущий и самый влиятельный советник Исайяса и второе лицо государства — абсолютно убежден, что Эритрея «идет своим путем», страна с момента обретения независимости в 1993 г. все еще «раскачивается» и «экспериментирует». Плод эритрейского поля экспериментов — военно-мобилизационная экономика с «опорой на собственные силы», принудительным трудом и жестким государственным контролем над всеми частными предприятиями, объединенными в основанный президентом консорциум «Хидри» под управлением Хагоса Гебрехивота — ведущего экономиста правящей партии.
Однако простые эритрейцы не согласны с безобразно низким уровнем жизни, неограниченной военной службой и фактическим рабством у партийных и военных бонз, поэтому массово бегут из страны — только в 2019 г. до 6 тыс. эритрейцев каждый месяц покидало страну и искало убежище в Эфиопии. Впрочем, даже за границей они не чувствуют себя в безопасности — если одни бегут из страны, спасаясь от рабства и неустроенности, то другие — правительственные агенты — пускаются за ними вслед.
Сеть шпионов, информаторов и «интернет-троллей», курируемых нацбезом и Йеманом Гебремескелем — министром информации и математиком с лондонским образованием — тщательно мониторит настроения диаспоры. В Европе зарвавшихся диссидентов преследуют и терроризируют боевики проправительственного движения Eri-Blood с неофициальной штаб-квартирой во франкфуртском ресторане «Мособ». Да и отвязаться от родины беглому эритрейцу непросто: во многом это означает утратить связи с семьей, а для старшего поколения «Народный фронт освобождения Эритреи» и лично Исайяс — мифические и очень почитаемые фигуры.
Эритрея — одна из самых закрытых стран мира — тоже не избежала пандемии. Несмотря на то что еще с 1 апреля вся страна сидит на общенациональном карантине, эритрейцы вряд ли заметили закрытые границы — военизированной стране с жестким въездным и выездным режимом, по индексу несвободы прессы опередившей даже КНДР и Туркмению, не привыкать к запретам и ограничениям.
Другую «карантинную» меру — запрет на снятие больше 330$ наличными — нищие эритрейцы тоже вряд ли заметили. Недаром столица Асмэра считается одним из самых экологически чистых городов мира — на личный автотранспорт (даже мотоцикл) у граждан средств нет, изношенный общественный транспорт оставляет желать много лучшего, поэтому жители больше полагаются на велосипеды.
Не заметили граждане и президента — многолетний лидер страны Исайяс Афеворки, долгие годы страдающий паранойей, по традиции перемещается от одного потайного убежища к другому, а с момента начала эпидемии практически не показывался на публике, породив немало слухов о своей недееспособности или даже кончине. Для Эритреи, где все нити контроля над экономикой, общественной жизнью и политическим процессом находятся в руках одного человека, это особенно опасно.
Впрочем, власть Исайяса в надежных руках. Йеман Гебреаб — ведущий и самый влиятельный советник Исайяса и второе лицо государства — абсолютно убежден, что Эритрея «идет своим путем», страна с момента обретения независимости в 1993 г. все еще «раскачивается» и «экспериментирует». Плод эритрейского поля экспериментов — военно-мобилизационная экономика с «опорой на собственные силы», принудительным трудом и жестким государственным контролем над всеми частными предприятиями, объединенными в основанный президентом консорциум «Хидри» под управлением Хагоса Гебрехивота — ведущего экономиста правящей партии.
Однако простые эритрейцы не согласны с безобразно низким уровнем жизни, неограниченной военной службой и фактическим рабством у партийных и военных бонз, поэтому массово бегут из страны — только в 2019 г. до 6 тыс. эритрейцев каждый месяц покидало страну и искало убежище в Эфиопии. Впрочем, даже за границей они не чувствуют себя в безопасности — если одни бегут из страны, спасаясь от рабства и неустроенности, то другие — правительственные агенты — пускаются за ними вслед.
Сеть шпионов, информаторов и «интернет-троллей», курируемых нацбезом и Йеманом Гебремескелем — министром информации и математиком с лондонским образованием — тщательно мониторит настроения диаспоры. В Европе зарвавшихся диссидентов преследуют и терроризируют боевики проправительственного движения Eri-Blood с неофициальной штаб-квартирой во франкфуртском ресторане «Мособ». Да и отвязаться от родины беглому эритрейцу непросто: во многом это означает утратить связи с семьей, а для старшего поколения «Народный фронт освобождения Эритреи» и лично Исайяс — мифические и очень почитаемые фигуры.
🇨🇲 «По ту сторону реки Мунго». Как Камерун расползается по старым колониальным границам
Коронавирусный кризис не остановил крупнейшее и самое забытое вооруженное противостояние в Экваториальной Африке. Речь идет о сепаратистском мятеже на западе Камеруна, вылившемся в 2017 г. в полнокровную гражданскую войну.
Несмотря на то что еще 29 марта крупнейшая группировка сепаратистов — «Силы обороны Южного Камеруна» — объявила об одностороннем прекращении огня, остальные 15 группировок даже не думают складывать оружие. А в минувшее воскресенье, в разгар ожесточенных боев, сепаратисты совершили очередную громкую вылазку, убив недавно избранного мэра г. Мамфе.
Известный теоретик культуры Терри Иглтон проницательно заметил, что «в Боснии или Белфасте культура – это не только то, что вы вставляете в магнитофон, но еще и то, за что вы убьете». С недавних пор за культуру – англосаксонскую или франкофонную – убивают еще и в Южном Камеруне.
Убивают буквально и очень жестоко — за преподавание на французском языке, пренебрежение «англосаксонскими стандартами» и социокультурным этикетом, наконец, за право смотреть матчи английской Премьер-лиги, традиционно игнорируемые национальным телевидением, не упускающим зато ни одной встречи «Пари Сен-Жермен». Убивают — с обеих сторон — малограмотные крестьянские парни, говорящие на пиджинах или — самое большее — ломаных языках бывших метрополий, в крупных городах давно слившихся в причудливый язык Camfranglais.
Южный Камерун некогда входил в британскую колониальную систему, а впоследствии воссоединился с французской частью в единую страну. Но единой нации из склеенных воедино частей так и не сложилось — франкоязычная элита фактически упразднила федерацию и систематически подавляла инакомыслие англоязычного региона — аграрного, слаборазвитого и депрессивного придатка большой страны, в которой англоговорящему меньшинству попросту не нашлось места.
Неудивительно поэтому, что англофоны презрительно называли франкофонов «подстилками Франции», а те уподобляли соседей «нигерийцам», намекая на многообразные административные, хозяйственные и социокультурные связи Южного Камеруна с другой бывшей британской колонией. Разделяющая регионы река Мунго стала метафорой раскола нации и провала политики «мультиязычия», ставшей было визитной карточкой Камеруна, этой «Африки в миниатюре».
Борьба за культурную гегемонию вступила в горячую фазу в 2017 г., с провозглашением виртуальной и никем не признанной «Республики Амбазония», и уже унесла свыше 3 тыс. жизней. Начатая интеллектуалами — учителями и судьями, она была продолжена пестрыми молодежными ополчениями («Тигры», «Красные драконы») и очень быстро отбросила регион в каменный век, породив галерею монструозных варлордов и военных преступников.
Сепаратисты не брезгуют похищением школьников и учителей, отказавшихся бойкотировать занятия на французском языке, казнят чиновников, обезглавливают военных и жандармов. Власти же отвечают карательными рейдами, сжигают людей живьем, разрушают дома сепаратистов и сочувствующих и сколачивают этнические ополчения пастухов-мбороро для борьбы с мятежными общинами и селениями.
И если для нас остановка деловой активности оказалась болезненным шоком, то англоязычные камерунцы к ней привычны — уже почти три года добровольные локдауны, или «города-призраки», стали обыденностью крупных населенных пунктов Южного Камеруна, желающих тем самым сказать свое твердое «нет» раскинувшейся по ту сторону Мунго бесконечно далекой республике.
Коронавирусный кризис не остановил крупнейшее и самое забытое вооруженное противостояние в Экваториальной Африке. Речь идет о сепаратистском мятеже на западе Камеруна, вылившемся в 2017 г. в полнокровную гражданскую войну.
Несмотря на то что еще 29 марта крупнейшая группировка сепаратистов — «Силы обороны Южного Камеруна» — объявила об одностороннем прекращении огня, остальные 15 группировок даже не думают складывать оружие. А в минувшее воскресенье, в разгар ожесточенных боев, сепаратисты совершили очередную громкую вылазку, убив недавно избранного мэра г. Мамфе.
Известный теоретик культуры Терри Иглтон проницательно заметил, что «в Боснии или Белфасте культура – это не только то, что вы вставляете в магнитофон, но еще и то, за что вы убьете». С недавних пор за культуру – англосаксонскую или франкофонную – убивают еще и в Южном Камеруне.
Убивают буквально и очень жестоко — за преподавание на французском языке, пренебрежение «англосаксонскими стандартами» и социокультурным этикетом, наконец, за право смотреть матчи английской Премьер-лиги, традиционно игнорируемые национальным телевидением, не упускающим зато ни одной встречи «Пари Сен-Жермен». Убивают — с обеих сторон — малограмотные крестьянские парни, говорящие на пиджинах или — самое большее — ломаных языках бывших метрополий, в крупных городах давно слившихся в причудливый язык Camfranglais.
Южный Камерун некогда входил в британскую колониальную систему, а впоследствии воссоединился с французской частью в единую страну. Но единой нации из склеенных воедино частей так и не сложилось — франкоязычная элита фактически упразднила федерацию и систематически подавляла инакомыслие англоязычного региона — аграрного, слаборазвитого и депрессивного придатка большой страны, в которой англоговорящему меньшинству попросту не нашлось места.
Неудивительно поэтому, что англофоны презрительно называли франкофонов «подстилками Франции», а те уподобляли соседей «нигерийцам», намекая на многообразные административные, хозяйственные и социокультурные связи Южного Камеруна с другой бывшей британской колонией. Разделяющая регионы река Мунго стала метафорой раскола нации и провала политики «мультиязычия», ставшей было визитной карточкой Камеруна, этой «Африки в миниатюре».
Борьба за культурную гегемонию вступила в горячую фазу в 2017 г., с провозглашением виртуальной и никем не признанной «Республики Амбазония», и уже унесла свыше 3 тыс. жизней. Начатая интеллектуалами — учителями и судьями, она была продолжена пестрыми молодежными ополчениями («Тигры», «Красные драконы») и очень быстро отбросила регион в каменный век, породив галерею монструозных варлордов и военных преступников.
Сепаратисты не брезгуют похищением школьников и учителей, отказавшихся бойкотировать занятия на французском языке, казнят чиновников, обезглавливают военных и жандармов. Власти же отвечают карательными рейдами, сжигают людей живьем, разрушают дома сепаратистов и сочувствующих и сколачивают этнические ополчения пастухов-мбороро для борьбы с мятежными общинами и селениями.
И если для нас остановка деловой активности оказалась болезненным шоком, то англоязычные камерунцы к ней привычны — уже почти три года добровольные локдауны, или «города-призраки», стали обыденностью крупных населенных пунктов Южного Камеруна, желающих тем самым сказать свое твердое «нет» раскинувшейся по ту сторону Мунго бесконечно далекой республике.
🇧🇮 Транзит во время чумы. Как Бурунди готовится к всеобщим выборам
Даже в разгар пандемии политическая жизнь Бурунди не затихает ни на минуту. Страну, пережившую пять раундов гражданских войн, вряд ли можно запугать вирусом — Бурунди стала последней нацией, приостановившей игры национальной футбольной лиги.
20 мая — меньше чем через неделю — власти твердо намерены провести операцию «преемник» и передать бразды правления наследнику уходящего на покой Пьера Нкурунзизы, правящего страной с 2005 г. Нкурунзиза колебался между продлением своих полномочий и монаршьим престолом, но в конце концов остановился на скромных титулах «вечного верховного вождя» и «верховного лидера патриотизма» — сказались кровавые месяцы 2015 г., когда переизбрание Нкурунзизы на третий срок стоило стране сотен жизней.
Поэтому на грядущих всеобщих выборах преемник и близкий друг Нкурунзизы — генеральный секретарь правящего «Национального совета в защиту демократии — Фронта в защиту демократии» (CNDD—FDD) Эварист Ндайишимийе — будет тягаться с шестью кандидатами от оппозиции.
Ну а возражавшие против проведения выборов представители ВОЗ были со скандалом изгнаны из страны.
Однако Бурунди не пренебрегает некоторыми «полезными» карантинными ограничениями — прибывающие иностранные наблюдатели помещаются на обязательный 14-дневный карантин и, скорее всего, не будут допущены к избирательным участкам — выборы, по мнению властей, дело исключительно бурундийское и почти что ювелирное: по сей день страна обязана формировать органы власти по особым квотам для хуту (60%) и тутси (40%), поэтому выборы здесь – не про честный подсчет голосов, а про тщательный power-sharing.
Пережив несколько серий гражданских войн между хуту и тутси с этническими чистками и «микрогеноцидами», Бурунди лишь к 2005 г. вошла в клуб сомнительных «гибридных» демократий — с де-факто однопартийным режимом, регулярно пропадающими журналистами и мелькающими там и тут партийными боевиками «Имбонеракуре» в милитари-брюках и белых футболках, присвоившими функции армии и полиции.
Такое положение дел, естественно, нравится не всем — столичный средний класс дошел до немыслимой предвыборной коалиции из либералов, социалистов, монархистов и разнообразных демократов, а границы регулярно испытывает на прочность вооруженная оппозиция, базирующаяся в ДР Конго. Еще меньше это нравится озабоченному мировому сообществу — страна вечно балансирует между санкциями и международной изоляцией.
Но позиции правящей партии прочнее, чем кажутся. Когда в 2005 г. страну возглавило новое поколение молодых политиков CNDD—FDD, чопорных военных и кабинетных бюрократов сменили прошедшие десятилетнюю гражданскую войну партизанские командиры-хуту — крепкие, суровые и витальные крестьянские парни. Впервые в истории Бурунди они выплеснули политику из высоких кабинетов на сельскохозяйственные и футбольные поля и погнали чиновников интересоваться «нуждами народа».
Колесящий на велосипеде Нкурунзиза в спортивном костюме — сам заядлый фермер — завоевал симпатии крестьян, а распевающие военные песни хунвейбины из «Имбонеракуре» в окружении детворы живо напоминали сценки китайской Культурной революции и танзанийской «Уджамаа» — неслучайно правящая CNDD-FDD так многим обязана соседней Танзании. Впервые в истории Бурунди правящая партия стала по-настоящему «народной» — CNDD-FDD преодолела свой этнический облик и привлекла в свои ряды множество тутси. И это, пожалуй, самое главное.
Даже в разгар пандемии политическая жизнь Бурунди не затихает ни на минуту. Страну, пережившую пять раундов гражданских войн, вряд ли можно запугать вирусом — Бурунди стала последней нацией, приостановившей игры национальной футбольной лиги.
20 мая — меньше чем через неделю — власти твердо намерены провести операцию «преемник» и передать бразды правления наследнику уходящего на покой Пьера Нкурунзизы, правящего страной с 2005 г. Нкурунзиза колебался между продлением своих полномочий и монаршьим престолом, но в конце концов остановился на скромных титулах «вечного верховного вождя» и «верховного лидера патриотизма» — сказались кровавые месяцы 2015 г., когда переизбрание Нкурунзизы на третий срок стоило стране сотен жизней.
Поэтому на грядущих всеобщих выборах преемник и близкий друг Нкурунзизы — генеральный секретарь правящего «Национального совета в защиту демократии — Фронта в защиту демократии» (CNDD—FDD) Эварист Ндайишимийе — будет тягаться с шестью кандидатами от оппозиции.
Ну а возражавшие против проведения выборов представители ВОЗ были со скандалом изгнаны из страны.
Однако Бурунди не пренебрегает некоторыми «полезными» карантинными ограничениями — прибывающие иностранные наблюдатели помещаются на обязательный 14-дневный карантин и, скорее всего, не будут допущены к избирательным участкам — выборы, по мнению властей, дело исключительно бурундийское и почти что ювелирное: по сей день страна обязана формировать органы власти по особым квотам для хуту (60%) и тутси (40%), поэтому выборы здесь – не про честный подсчет голосов, а про тщательный power-sharing.
Пережив несколько серий гражданских войн между хуту и тутси с этническими чистками и «микрогеноцидами», Бурунди лишь к 2005 г. вошла в клуб сомнительных «гибридных» демократий — с де-факто однопартийным режимом, регулярно пропадающими журналистами и мелькающими там и тут партийными боевиками «Имбонеракуре» в милитари-брюках и белых футболках, присвоившими функции армии и полиции.
Такое положение дел, естественно, нравится не всем — столичный средний класс дошел до немыслимой предвыборной коалиции из либералов, социалистов, монархистов и разнообразных демократов, а границы регулярно испытывает на прочность вооруженная оппозиция, базирующаяся в ДР Конго. Еще меньше это нравится озабоченному мировому сообществу — страна вечно балансирует между санкциями и международной изоляцией.
Но позиции правящей партии прочнее, чем кажутся. Когда в 2005 г. страну возглавило новое поколение молодых политиков CNDD—FDD, чопорных военных и кабинетных бюрократов сменили прошедшие десятилетнюю гражданскую войну партизанские командиры-хуту — крепкие, суровые и витальные крестьянские парни. Впервые в истории Бурунди они выплеснули политику из высоких кабинетов на сельскохозяйственные и футбольные поля и погнали чиновников интересоваться «нуждами народа».
Колесящий на велосипеде Нкурунзиза в спортивном костюме — сам заядлый фермер — завоевал симпатии крестьян, а распевающие военные песни хунвейбины из «Имбонеракуре» в окружении детворы живо напоминали сценки китайской Культурной революции и танзанийской «Уджамаа» — неслучайно правящая CNDD-FDD так многим обязана соседней Танзании. Впервые в истории Бурунди правящая партия стала по-настоящему «народной» — CNDD-FDD преодолела свой этнический облик и привлекла в свои ряды множество тутси. И это, пожалуй, самое главное.
🇷🇼 Во Франции задержан 84-летний бизнесмен Фелисьен Кабуга — один из главных спонсоров и вдохновителей геноцида в Руанде 1994 г. С его поимкой на свободе остаются лишь два ключевых военных преступника — экс-министр обороны Огюстен Бизимана и командующий батальоном президентской гвардии Проте Мпиранья.
Во время стодневного безумия весной-летом 1994 г. Кабуга руководил правительственным Свободным телерадио «Тысяча холмов» — главным координатором и вдохновителем экстремистов-хуту. Созданное в 1993 г., наибольшую известность оно получило как «радио мачете» — это СМИ стало основным инструментом негативной мобилизации хуту против меньшинства тутси.
Помимо руководства инициативным комитетом «радио мачете», Кабуга был одним из его главных акционеров и серьезно влиял на редакционную политику. Он же финансировал и военизированные партийные структуры, занимавшиеся систематическим истреблением тутси в тесном взаимодействии с вооруженными силами, спецслужбами и церковными лидерами — именно благодаря Кабуге в Руанду было завезено более 580 тыс. мачете, снабдивших до трети будущих убийц.
Надо сказать, что Пентагон и юридическая служба Госдепа США раз за разом блокировали международные инициативы по глушению, блокировке и физическому уничтожению антенн радио «Тысячи холмов», ссылаясь на приверженность «свободе слова» и международным соглашениям о радиовещании. Историк Иван Кривушин в своей известной книге «Сто дней во власти безумия» пишет, что однажды дошло до того, что на очередном межведомственном совещании представитель Пентагона раздраженно возразил: «Радио не убивает людей. Людей убивают люди!». И не поспоришь.
Не дожидаясь агонии экстремистского режима, Кабуга довольно быстро покинул страну и отправился сначала в Швейцарию, а затем — в Заир (ныне ДР Конго), покуда не осел в Кении, где благодаря хорошим связям в местном истеблишменте, в том числе в окружении президента Дэниела арап Мои, даже открыл торговую компанию.
Кабуга всегда был на шаг впереди от преследователей — так, он ускользнул от правосудия в июле 1997 г., получив письмо-предупреждение от кенийского полицейского. Позже Кабуга появлялся в Юго-Восточной Азии, в 2000 г. транзитом бывал в Бельгии. В 2002 г. Госдеп США и ФБР в сотрудничестве с кенийскими спецслужбами разработали новый план поимки преступника, но Кабуга вновь сбежал, а сдавший его информатор был убит. Предполагается, что Кабуга скрывался в Кении как минимум до 2010 г., а впоследствии перебрался во Францию, где жил под вымышленным именем в пригороде Парижа Аньер-сюр-Сен.
Во время стодневного безумия весной-летом 1994 г. Кабуга руководил правительственным Свободным телерадио «Тысяча холмов» — главным координатором и вдохновителем экстремистов-хуту. Созданное в 1993 г., наибольшую известность оно получило как «радио мачете» — это СМИ стало основным инструментом негативной мобилизации хуту против меньшинства тутси.
Помимо руководства инициативным комитетом «радио мачете», Кабуга был одним из его главных акционеров и серьезно влиял на редакционную политику. Он же финансировал и военизированные партийные структуры, занимавшиеся систематическим истреблением тутси в тесном взаимодействии с вооруженными силами, спецслужбами и церковными лидерами — именно благодаря Кабуге в Руанду было завезено более 580 тыс. мачете, снабдивших до трети будущих убийц.
Надо сказать, что Пентагон и юридическая служба Госдепа США раз за разом блокировали международные инициативы по глушению, блокировке и физическому уничтожению антенн радио «Тысячи холмов», ссылаясь на приверженность «свободе слова» и международным соглашениям о радиовещании. Историк Иван Кривушин в своей известной книге «Сто дней во власти безумия» пишет, что однажды дошло до того, что на очередном межведомственном совещании представитель Пентагона раздраженно возразил: «Радио не убивает людей. Людей убивают люди!». И не поспоришь.
Не дожидаясь агонии экстремистского режима, Кабуга довольно быстро покинул страну и отправился сначала в Швейцарию, а затем — в Заир (ныне ДР Конго), покуда не осел в Кении, где благодаря хорошим связям в местном истеблишменте, в том числе в окружении президента Дэниела арап Мои, даже открыл торговую компанию.
Кабуга всегда был на шаг впереди от преследователей — так, он ускользнул от правосудия в июле 1997 г., получив письмо-предупреждение от кенийского полицейского. Позже Кабуга появлялся в Юго-Восточной Азии, в 2000 г. транзитом бывал в Бельгии. В 2002 г. Госдеп США и ФБР в сотрудничестве с кенийскими спецслужбами разработали новый план поимки преступника, но Кабуга вновь сбежал, а сдавший его информатор был убит. Предполагается, что Кабуга скрывался в Кении как минимум до 2010 г., а впоследствии перебрался во Францию, где жил под вымышленным именем в пригороде Парижа Аньер-сюр-Сен.
🇳🇬 «Потерянное колено Израилево». У истоков межобщинных коллизий Западной Африки
Исследователи Crisis Group своевременно обратили внимание на крупную геополитическую катастрофу Западной Африки — необъявленную войну скотоводов-фульбе и земледельцев-хауса, охватившую весь северо-запад Нигерии.
Два непохожих уклада жизни, веками существующих в непростом симбиозе, оказались разведены навсегда — из-за конкуренции за скудеющие ресурсы и повсеместного наступления пустыни. Обе общины притягивают бандитов, в регион рекой течет оружие. Обычными стали похищения людей, грабежи, налеты, кражи скота. Аналогичные коллизии прошли трещиной по всей Западной и Центральной Африке: распался «социальный контракт» фульбе с бамбара (в Мали), с моси и гурма (в Буркина-Фасо).
Фульбе — заложники своей истории и уникального кодекса поведения pulaaku, напоминающего бедуинский хашам. В основе его — скромность, терпение и отвага. Многие фульбе считают себя чужаками на африканской земле и «потерянным коленом Израилевым» — потомками Хама, вышедшими из пустынь Ливии и Египта. На это намекает и светлый цвет кожи, роднящий их с эфиопской расой. К этой легенде приложили руку и колонизаторы: пораженные великолепием ныне пришедших в упадок держав фульбе, они прозвали народ богословов, воинов и торговцев «почти что белыми» (presque blancs). А талмуды немецких эрудитов доказывали «хамитское» происхождение фульбе и отсутствие у них чего-то общего с «настоящими африканцами».
Проклятье «слишком белых», «слишком развитых» и «слишком близких к колонизаторам» настигло фульбе с парадом суверенитетов в 1960 г. «Год Африки» стал для фульбе чем-то вроде Версальского мира. Новые власти молодых стран вытеснили их на обочину общественно-политической жизни, а наступающая пустыня обрекла их на исход из экологических ниш. Навыки кочевого быта бросали одних в «погоню за облаками», то есть за столь желанными дождями и сочными пастбищами, других — в объятия заокеанской коммерции, третьих — в сети не менее космополитичного радикального ислама.
В гвинейской Лабе — столице древней империи фульбе Фута-Джаллон — молодые ваххабиты-фульбе уже бросают вызов религиозному истеблишменту. А в менее благополучных странах не исключающие друг друга бандитизм и джихадизм разъедают социальную ткань фульбе сильнее наступающих песков. По пятам бандитов в северных штатах Нигерии к фульбе пробираются агенты «Аль-Каиды», объединенные в группировку Ансару. А Амаду Куфа — лидер малийского «Фронта освобождения Масины», названного так по имени одноименной империи фульбе — числится среди самых разыскиваемых террористов мира. Знаменитый же «треугольник смерти» на пограничье ЦАР, Камеруна и Чада давно известен как Заргиналенд — по названию разбойных банд, многие из которых принадлежат к фульбе-бороро.
Культура и язык — это все, что есть у фульбе, вынужденных жить и выживать в недружественном окружении. Это ткань, связующая поколения, кланы и семьи, рассеянные по свету. Неслучайно особую касту сказителей-гриотов — носителей богатого поэтического фонда, насыщенного историями о героях доисламского прошлого, — именуют у малийских фульбе маабубе, или шерстопрядами. Связь столь сильная и интимная, что в древних мечетях Кано фульфульде вытеснил арабский в качестве священного языка, а престиж высокообразованного народа обеспечивал фульфульде высокий статус языка международного общения — именно его СССР сознательно избрал языком радиовещания в Западной Африке.
Сохранят ли фульбе свой уклад в контркультурных мирах джихадистских структур, трансграничных НВФ и международной коммерции — сказать сложно. Ясно одно — пастушеский быт, а с ним — космология и этос, восходящие к доисламскому прошлому, скоро будут утрачены навсегда. Но фульбе — бизнесмены, политики, интеллектуалы, военные и религиозные лидеры — пробивают себе дорогу в современность и пока еще крепко держатся друг за друга. Бытующая в их среде система «свой-чужой» все еще безотказно срабатывает даже между бывшим пастухом и европейским инженером.
Исследователи Crisis Group своевременно обратили внимание на крупную геополитическую катастрофу Западной Африки — необъявленную войну скотоводов-фульбе и земледельцев-хауса, охватившую весь северо-запад Нигерии.
Два непохожих уклада жизни, веками существующих в непростом симбиозе, оказались разведены навсегда — из-за конкуренции за скудеющие ресурсы и повсеместного наступления пустыни. Обе общины притягивают бандитов, в регион рекой течет оружие. Обычными стали похищения людей, грабежи, налеты, кражи скота. Аналогичные коллизии прошли трещиной по всей Западной и Центральной Африке: распался «социальный контракт» фульбе с бамбара (в Мали), с моси и гурма (в Буркина-Фасо).
Фульбе — заложники своей истории и уникального кодекса поведения pulaaku, напоминающего бедуинский хашам. В основе его — скромность, терпение и отвага. Многие фульбе считают себя чужаками на африканской земле и «потерянным коленом Израилевым» — потомками Хама, вышедшими из пустынь Ливии и Египта. На это намекает и светлый цвет кожи, роднящий их с эфиопской расой. К этой легенде приложили руку и колонизаторы: пораженные великолепием ныне пришедших в упадок держав фульбе, они прозвали народ богословов, воинов и торговцев «почти что белыми» (presque blancs). А талмуды немецких эрудитов доказывали «хамитское» происхождение фульбе и отсутствие у них чего-то общего с «настоящими африканцами».
Проклятье «слишком белых», «слишком развитых» и «слишком близких к колонизаторам» настигло фульбе с парадом суверенитетов в 1960 г. «Год Африки» стал для фульбе чем-то вроде Версальского мира. Новые власти молодых стран вытеснили их на обочину общественно-политической жизни, а наступающая пустыня обрекла их на исход из экологических ниш. Навыки кочевого быта бросали одних в «погоню за облаками», то есть за столь желанными дождями и сочными пастбищами, других — в объятия заокеанской коммерции, третьих — в сети не менее космополитичного радикального ислама.
В гвинейской Лабе — столице древней империи фульбе Фута-Джаллон — молодые ваххабиты-фульбе уже бросают вызов религиозному истеблишменту. А в менее благополучных странах не исключающие друг друга бандитизм и джихадизм разъедают социальную ткань фульбе сильнее наступающих песков. По пятам бандитов в северных штатах Нигерии к фульбе пробираются агенты «Аль-Каиды», объединенные в группировку Ансару. А Амаду Куфа — лидер малийского «Фронта освобождения Масины», названного так по имени одноименной империи фульбе — числится среди самых разыскиваемых террористов мира. Знаменитый же «треугольник смерти» на пограничье ЦАР, Камеруна и Чада давно известен как Заргиналенд — по названию разбойных банд, многие из которых принадлежат к фульбе-бороро.
Культура и язык — это все, что есть у фульбе, вынужденных жить и выживать в недружественном окружении. Это ткань, связующая поколения, кланы и семьи, рассеянные по свету. Неслучайно особую касту сказителей-гриотов — носителей богатого поэтического фонда, насыщенного историями о героях доисламского прошлого, — именуют у малийских фульбе маабубе, или шерстопрядами. Связь столь сильная и интимная, что в древних мечетях Кано фульфульде вытеснил арабский в качестве священного языка, а престиж высокообразованного народа обеспечивал фульфульде высокий статус языка международного общения — именно его СССР сознательно избрал языком радиовещания в Западной Африке.
Сохранят ли фульбе свой уклад в контркультурных мирах джихадистских структур, трансграничных НВФ и международной коммерции — сказать сложно. Ясно одно — пастушеский быт, а с ним — космология и этос, восходящие к доисламскому прошлому, скоро будут утрачены навсегда. Но фульбе — бизнесмены, политики, интеллектуалы, военные и религиозные лидеры — пробивают себе дорогу в современность и пока еще крепко держатся друг за друга. Бытующая в их среде система «свой-чужой» все еще безотказно срабатывает даже между бывшим пастухом и европейским инженером.
🇸🇱 Под сенью хлопкового дерева
По некоторым сведениям, с недавнего времени в Сьерра-Леоне начали действовать структуры российского правоконсервативного бизнесмена и инвестора Константина Малофеева. Появление в стране российского бизнеса совпало с достижением договоренностей с президентом страны Джулиусом Маадой Био, заинтересованном в инвестициях «Международного агентства суверенного развития», возглавляемого Малофеевым.
Власти Сьерра-Леоне и ранее интересовались РФ — в июне прошлого года в рамках встречи акционеров Африканского экспортно-импортного банка Москву посещала правительственная делегация главного министра Дэвида Фрэнсиса. Сам Константин Малофеев тоже проявлял интерес к африканским странам и был замечен влиятельным панафриканским изданием «Жен Африк».
Если это правда, то российские структуры вошли в страну в очень неспокойное время — стихийные мятежи, протестные акции, аресты журналистов и ожесточенные столкновения властей с оппозицией стали обыденностью общественно-политической жизни этой нищей западноафриканской страны.
Карантинные же ограничения выступили дополнительным — и довольно мощным — катализатором недовольства. Вслед за резонансным бунтом заключенных перенаселенной столичной тюрьмы последовали беспорядки в рыбацком поселке Томбо и ряде деревень на севере страны, жители которых недовольны введенными ограничениями.
Достигает пика и противостояние правящей «Народной партии Сьерра-Леоне», поддерживаемой мендеязычным югом, с оппозиционным «Всенародным конгрессом», база которого — проживающие на северо-западе темне. Президент Джулиус Маада Био открыто называет ВК террористами, а его сторонники угрожают протестующим физическими расправами. Оппозиция же обвиняет Маада Био в авторитаризме и многочисленных преступлениях. Правящая НПСЛ тоже расколота — многие недовольны захватившими власть в партии paopa, «силовиками» — сторонниками Маада Био, и столкновения членов НПСЛ вылились на улицы. Страна находится на пороге самого серьезного за последние 18 лет гражданского противостояния.
Едва ли не главный барометр настроений Сьерра-Леоне — это священное для жителей столицы Фритауна и старейшее в мире хлопковое дерево. В январе этого года оно вспыхнуло во второй раз в истории. Возвышающееся посреди обширного поля 73-метровое Ceiba pentandra было одним из первых объектов, примеченных в 1792 г. тысячей бывших чернокожих рабов, преисполненных решимости построить «Город свободных». Именно вокруг хлопкового дерева в воскресенье 11 марта 1792 г. была совершена церемония закладки Фритауна, и с тех пор ежегодно вокруг него совершают благодарственные молебны.
Поджог дерева горожане восприняли символически. Старейшее дерево в старейшей части города и страны пережило кровавые и смутные весенние месяцы 1967 г., когда боевики НПСЛ всеми силами старались сорвать победу ВК, а в 1999 г. безучастно наблюдало за вторжением повстанцев «Революционного объединенного фронта». Нынче же, когда все вернулось на круги своя, дерево вновь стало свидетелем бесчинств извечных и заклятых врагов — НПСЛ и ВК, готовых довести страну до новой гражданской войны.
По некоторым сведениям, с недавнего времени в Сьерра-Леоне начали действовать структуры российского правоконсервативного бизнесмена и инвестора Константина Малофеева. Появление в стране российского бизнеса совпало с достижением договоренностей с президентом страны Джулиусом Маадой Био, заинтересованном в инвестициях «Международного агентства суверенного развития», возглавляемого Малофеевым.
Власти Сьерра-Леоне и ранее интересовались РФ — в июне прошлого года в рамках встречи акционеров Африканского экспортно-импортного банка Москву посещала правительственная делегация главного министра Дэвида Фрэнсиса. Сам Константин Малофеев тоже проявлял интерес к африканским странам и был замечен влиятельным панафриканским изданием «Жен Африк».
Если это правда, то российские структуры вошли в страну в очень неспокойное время — стихийные мятежи, протестные акции, аресты журналистов и ожесточенные столкновения властей с оппозицией стали обыденностью общественно-политической жизни этой нищей западноафриканской страны.
Карантинные же ограничения выступили дополнительным — и довольно мощным — катализатором недовольства. Вслед за резонансным бунтом заключенных перенаселенной столичной тюрьмы последовали беспорядки в рыбацком поселке Томбо и ряде деревень на севере страны, жители которых недовольны введенными ограничениями.
Достигает пика и противостояние правящей «Народной партии Сьерра-Леоне», поддерживаемой мендеязычным югом, с оппозиционным «Всенародным конгрессом», база которого — проживающие на северо-западе темне. Президент Джулиус Маада Био открыто называет ВК террористами, а его сторонники угрожают протестующим физическими расправами. Оппозиция же обвиняет Маада Био в авторитаризме и многочисленных преступлениях. Правящая НПСЛ тоже расколота — многие недовольны захватившими власть в партии paopa, «силовиками» — сторонниками Маада Био, и столкновения членов НПСЛ вылились на улицы. Страна находится на пороге самого серьезного за последние 18 лет гражданского противостояния.
Едва ли не главный барометр настроений Сьерра-Леоне — это священное для жителей столицы Фритауна и старейшее в мире хлопковое дерево. В январе этого года оно вспыхнуло во второй раз в истории. Возвышающееся посреди обширного поля 73-метровое Ceiba pentandra было одним из первых объектов, примеченных в 1792 г. тысячей бывших чернокожих рабов, преисполненных решимости построить «Город свободных». Именно вокруг хлопкового дерева в воскресенье 11 марта 1792 г. была совершена церемония закладки Фритауна, и с тех пор ежегодно вокруг него совершают благодарственные молебны.
Поджог дерева горожане восприняли символически. Старейшее дерево в старейшей части города и страны пережило кровавые и смутные весенние месяцы 1967 г., когда боевики НПСЛ всеми силами старались сорвать победу ВК, а в 1999 г. безучастно наблюдало за вторжением повстанцев «Революционного объединенного фронта». Нынче же, когда все вернулось на круги своя, дерево вновь стало свидетелем бесчинств извечных и заклятых врагов — НПСЛ и ВК, готовых довести страну до новой гражданской войны.
🇲🇿 Джихадистский мятеж в мозамбикской провинции Кабу-Делгаду стал угрозой регионального масштаба
Оперативная обстановка на севере Мозамбика ухудшается день за днем. «Сообщество развития Юга Африки» уже вызвалось содействовать стране в сдерживании расползающейся по региону угрозы.
Мятежная мозамбикская провинция уже привлекла немало джихадистских career fighters и радикальных проповедников из Ближнего Востока, а также стран Восточной и Центральной Африки — Сомали, ДР Конго, Танзании и Кении.
Боевики уверенно удерживают стратегическую инициативу. Оказавшись способными на большие символические акции — кратковременные захваты городов Мосимбоа-да-Прая и Киссанга, джихадисты методически изолируют удаленные селения, блокируют пути сообщения, подъездные пути, дороги и мосты, принуждают к сотрудничеству местных жителей, в основном молодежь, и похищают женщин — на манер своих коллег в ДР Конго.
С этой целью они последовательно разрушают правительственную инфраструктуру и телекоммуникационное оборудование операторов Vodacom и Movitel. В настоящее время основная партизанско-террористическая активность сосредоточена вокруг стратегически важных городов — Муеды (на плато Маконде) и порта Пембы (столицы провинции).
Вооруженное подполье оказалось не по зубам неофициальной российской ЧВК «Вагнер» и сменившим ее южноафриканским специалистам из Dyck Advisory Group. Силы безопасности Мозамбика, в целом, тоже оказались бессильны — за долгие годы правления коррумпированного «Фрелимо» посткоммунистические власти разучились находить общий язык с общинами суахилийского народа мвани — главного поставщика радикалов для регионального террористического подполья.
Труднопроходимые джунгли севера страны оказались непроницаемы и для разведывательной техники — в некоторых лесных лагерях боевиков так темно, что приходится использовать лучины и лампады средь бела дня, и базы повстанцев, в частности в районе р. Мессало, долгое время ускользали от разведывательных вертолетов.
Во многом это местное явление, обусловленное вековой дискриминацией суахилиязычных мусульман-мвани. Типичный портрет инсургента — Ассумане Нвита, более известный как Ассумане Виподози («косметика» с яз. суахали). В 2000-е гг., подстегиваемые голодом, его родители — уроженцы деревни Олумбе — переселились в Мосимбоа-да-Прая и в конце-концов осели в деревне Матола, где работали в полях за еду. С трудом окончив среднюю школу из-за финансовых неурядиц, Ассумане мечтал поступить в университет, рассчитывая на помощь брата-военного, но как старший сын вынужден был под давлением отца продавать древесину и содержать семью.
Ассумане вместе с другом Нгулунгу много ездил по торговым делам и в конце концов открыл косметическую лавку на рынке в Нандуадуа. Со временем Ассумане стал частым гостем в Дар-эс-Саламе, где закупал косметику и приобщился к радикальным проповедям. С годами, под влиянием салафитов, он бросил «постыдную» торговлю, помогал строить в Нандуадуа мечеть, обзавелся связями в Танзании и перевез туда своих детей. Именно такие люди — молодые (на момент вступления в подполье Ассумане не было и тридцати), порядком озлобленные, подвижные и активные — составили социально-психологическую основу джихадистского подполья.
Однако действующие здесь с июня 2019 г. структуры «Исламского государства» последовательно укрепляют свое присутствие и стремятся переформатировать подполье так, как они уже сумели сделать в Нигерии — через создание стабильных квазигосударственных, фискальных и диверсионно-разведывательных (амният) структур. Тем не менее преувеличивать фактор ИГ не стоит — в районе городов Мосимбоа-да-Прая, Нангаде, Муидумбе и Киссанга, а также в прибрежной полосе действует не менее пяти крупных оперативных групп, действующих под все более собирательным брендом Ахлу сунна ва джамо и поддерживающих контакты с эмиссарами и структурами ИГ.
Оперативная обстановка на севере Мозамбика ухудшается день за днем. «Сообщество развития Юга Африки» уже вызвалось содействовать стране в сдерживании расползающейся по региону угрозы.
Мятежная мозамбикская провинция уже привлекла немало джихадистских career fighters и радикальных проповедников из Ближнего Востока, а также стран Восточной и Центральной Африки — Сомали, ДР Конго, Танзании и Кении.
Боевики уверенно удерживают стратегическую инициативу. Оказавшись способными на большие символические акции — кратковременные захваты городов Мосимбоа-да-Прая и Киссанга, джихадисты методически изолируют удаленные селения, блокируют пути сообщения, подъездные пути, дороги и мосты, принуждают к сотрудничеству местных жителей, в основном молодежь, и похищают женщин — на манер своих коллег в ДР Конго.
С этой целью они последовательно разрушают правительственную инфраструктуру и телекоммуникационное оборудование операторов Vodacom и Movitel. В настоящее время основная партизанско-террористическая активность сосредоточена вокруг стратегически важных городов — Муеды (на плато Маконде) и порта Пембы (столицы провинции).
Вооруженное подполье оказалось не по зубам неофициальной российской ЧВК «Вагнер» и сменившим ее южноафриканским специалистам из Dyck Advisory Group. Силы безопасности Мозамбика, в целом, тоже оказались бессильны — за долгие годы правления коррумпированного «Фрелимо» посткоммунистические власти разучились находить общий язык с общинами суахилийского народа мвани — главного поставщика радикалов для регионального террористического подполья.
Труднопроходимые джунгли севера страны оказались непроницаемы и для разведывательной техники — в некоторых лесных лагерях боевиков так темно, что приходится использовать лучины и лампады средь бела дня, и базы повстанцев, в частности в районе р. Мессало, долгое время ускользали от разведывательных вертолетов.
Во многом это местное явление, обусловленное вековой дискриминацией суахилиязычных мусульман-мвани. Типичный портрет инсургента — Ассумане Нвита, более известный как Ассумане Виподози («косметика» с яз. суахали). В 2000-е гг., подстегиваемые голодом, его родители — уроженцы деревни Олумбе — переселились в Мосимбоа-да-Прая и в конце-концов осели в деревне Матола, где работали в полях за еду. С трудом окончив среднюю школу из-за финансовых неурядиц, Ассумане мечтал поступить в университет, рассчитывая на помощь брата-военного, но как старший сын вынужден был под давлением отца продавать древесину и содержать семью.
Ассумане вместе с другом Нгулунгу много ездил по торговым делам и в конце концов открыл косметическую лавку на рынке в Нандуадуа. Со временем Ассумане стал частым гостем в Дар-эс-Саламе, где закупал косметику и приобщился к радикальным проповедям. С годами, под влиянием салафитов, он бросил «постыдную» торговлю, помогал строить в Нандуадуа мечеть, обзавелся связями в Танзании и перевез туда своих детей. Именно такие люди — молодые (на момент вступления в подполье Ассумане не было и тридцати), порядком озлобленные, подвижные и активные — составили социально-психологическую основу джихадистского подполья.
Однако действующие здесь с июня 2019 г. структуры «Исламского государства» последовательно укрепляют свое присутствие и стремятся переформатировать подполье так, как они уже сумели сделать в Нигерии — через создание стабильных квазигосударственных, фискальных и диверсионно-разведывательных (амният) структур. Тем не менее преувеличивать фактор ИГ не стоит — в районе городов Мосимбоа-да-Прая, Нангаде, Муидумбе и Киссанга, а также в прибрежной полосе действует не менее пяти крупных оперативных групп, действующих под все более собирательным брендом Ахлу сунна ва джамо и поддерживающих контакты с эмиссарами и структурами ИГ.
🇬🇭 Со скипетром и дипломом MBA. Штрихи к коллективному портрету традиционных лидеров Африки
Великие умы обсуждают идеи. Средние умы обсуждают людей. Ну а Телеграм-каналы обсуждают аппаратный вес глав регионов. И едва ли не первое, что бросается в глаза в «региональной повестке» стран Черной Африки — это традиционные вожди, узаконенные на муниципальном и государственном уровне целого ряда стран.
Хороший повод поговорить о них — интересный фоторепортаж Deutsche Welle о вождях Ганы — быстро развивающейся и современной страны, где традиционные правители по-прежнему контролируют всю землю и доступ к ней. Ни один инфраструктурный проект не обходится здесь без диалога с традиционными властями, которые могут развернуть экскаваторы по первому же требованию.
Они — управляющие земельным фондом, посредники в поземельных и бытовых конфликтах, «прокладки» между государственным Левиафаном и простым смертным и — last but not least — проводники в мир духов и предков, живущих среди африканцев. Ганцу сложно поэтому помыслить землю и населяющую ее общину без вождя. Колонизаторы это чутко понимали, но в своей политике «косвенного управления» руководствовались простым и по-армейски грубым правилом: «если вождя нет — его нужно выдумать».
Так что подчас вождей искали (и находили) там, где их отродясь не водилось. Так вышло с ганским народом га, которому навязали верховного вождя из жрецов по образу и подобию соседних аканов. Впоследствии власть таких лидеров была на порядок слабее, чем у тех, что непрерывно наследовали ее с доколониальных времен, и требовала постоянных вмешательств и вливания лишних денег.
С независимостью вождества не исчезли — они даже стали появляться на новоосвоенных землях, причем не только сельской глубинки, но и в пригородах быстро растущих городов, где еще полвека назад были джунгли — в той же Гане вожди появились в пригороде Аккры Фарома. Конечно, вождей порядком зарегулировали, суды, губернаторы и префекты отжали у них добрую часть полномочий, но все же они сохранили, а кое-где даже укрепили свою власть. Так, Сьерра-Леоне официально поделена на 190 вождеств, и поля некоторых вождей возделывают крестьяне на манер крепостных. А муссировавшееся в ивуарийской прессе оскорбление премьер-министром короля Санви потребовало даже личного вмешательства президента.
Так обстоят дела не только в Западной Африке. Не связано это и с благополучием страны — в развитой Ботсване парламент консультирует палата наследственных вождей, а бурно развивающийся Сенегал суть олигархия традиционных кланов и суфийских теократов. В неблагополучных Лесото и Малави традиционные вожди — главная судебная инстанция для большинства местных жителей, во многом потому, что государство в этих демократиях традиционно занято собой любимым. Зато в Уганде люди как-то обходятся и без возрожденных для них королей — спасибо налаженной и современной бюрократии.
Выезжающие на паланкинах на торжественные обряды, в обычной жизни короли — бизнесмены в строгих костюмах, все больше имеющие дело с бюрократией, чем с духами предков (хотя и с ними тоже). Так, ганский вождь Фодоме Тогбе Диабо XI в свободное от исполнения обязанностей время управляет мебельной фирмой. При этом доступной земли становится все меньше, поэтому их власть, по идее, только растет.
Зато сами вожди становятся все образованнее и компетентнее: обязательным стало зарубежное образование и опыт работы в бизнесе, НКО, международных компаниях и организациях (ООН, Всемирный банк). Появились в Гане и nkɔsuɔhene — особые «вожди развития»: за заслуги перед общиной такой титул могут получить все, в том числе и белые. Словом, вожди, влияющие на размещение инвестиций и электоральный процесс, стали современными политиками и бизнесменами в одном лице — из младших партнеров они выросли в опасных конкурентов. «Двум быкам не ужиться в одном краале» — гласит пословица тсвана. Власти не знают, как с этим быть — споры традиционалистов и модернистов, особенно в университетах, не утихают ни на минуту.
Великие умы обсуждают идеи. Средние умы обсуждают людей. Ну а Телеграм-каналы обсуждают аппаратный вес глав регионов. И едва ли не первое, что бросается в глаза в «региональной повестке» стран Черной Африки — это традиционные вожди, узаконенные на муниципальном и государственном уровне целого ряда стран.
Хороший повод поговорить о них — интересный фоторепортаж Deutsche Welle о вождях Ганы — быстро развивающейся и современной страны, где традиционные правители по-прежнему контролируют всю землю и доступ к ней. Ни один инфраструктурный проект не обходится здесь без диалога с традиционными властями, которые могут развернуть экскаваторы по первому же требованию.
Они — управляющие земельным фондом, посредники в поземельных и бытовых конфликтах, «прокладки» между государственным Левиафаном и простым смертным и — last but not least — проводники в мир духов и предков, живущих среди африканцев. Ганцу сложно поэтому помыслить землю и населяющую ее общину без вождя. Колонизаторы это чутко понимали, но в своей политике «косвенного управления» руководствовались простым и по-армейски грубым правилом: «если вождя нет — его нужно выдумать».
Так что подчас вождей искали (и находили) там, где их отродясь не водилось. Так вышло с ганским народом га, которому навязали верховного вождя из жрецов по образу и подобию соседних аканов. Впоследствии власть таких лидеров была на порядок слабее, чем у тех, что непрерывно наследовали ее с доколониальных времен, и требовала постоянных вмешательств и вливания лишних денег.
С независимостью вождества не исчезли — они даже стали появляться на новоосвоенных землях, причем не только сельской глубинки, но и в пригородах быстро растущих городов, где еще полвека назад были джунгли — в той же Гане вожди появились в пригороде Аккры Фарома. Конечно, вождей порядком зарегулировали, суды, губернаторы и префекты отжали у них добрую часть полномочий, но все же они сохранили, а кое-где даже укрепили свою власть. Так, Сьерра-Леоне официально поделена на 190 вождеств, и поля некоторых вождей возделывают крестьяне на манер крепостных. А муссировавшееся в ивуарийской прессе оскорбление премьер-министром короля Санви потребовало даже личного вмешательства президента.
Так обстоят дела не только в Западной Африке. Не связано это и с благополучием страны — в развитой Ботсване парламент консультирует палата наследственных вождей, а бурно развивающийся Сенегал суть олигархия традиционных кланов и суфийских теократов. В неблагополучных Лесото и Малави традиционные вожди — главная судебная инстанция для большинства местных жителей, во многом потому, что государство в этих демократиях традиционно занято собой любимым. Зато в Уганде люди как-то обходятся и без возрожденных для них королей — спасибо налаженной и современной бюрократии.
Выезжающие на паланкинах на торжественные обряды, в обычной жизни короли — бизнесмены в строгих костюмах, все больше имеющие дело с бюрократией, чем с духами предков (хотя и с ними тоже). Так, ганский вождь Фодоме Тогбе Диабо XI в свободное от исполнения обязанностей время управляет мебельной фирмой. При этом доступной земли становится все меньше, поэтому их власть, по идее, только растет.
Зато сами вожди становятся все образованнее и компетентнее: обязательным стало зарубежное образование и опыт работы в бизнесе, НКО, международных компаниях и организациях (ООН, Всемирный банк). Появились в Гане и nkɔsuɔhene — особые «вожди развития»: за заслуги перед общиной такой титул могут получить все, в том числе и белые. Словом, вожди, влияющие на размещение инвестиций и электоральный процесс, стали современными политиками и бизнесменами в одном лице — из младших партнеров они выросли в опасных конкурентов. «Двум быкам не ужиться в одном краале» — гласит пословица тсвана. Власти не знают, как с этим быть — споры традиционалистов и модернистов, особенно в университетах, не утихают ни на минуту.
🇱🇾 🇹🇩 Потерянные в Сахаре
Коль скоро никто об этом пока не пишет, поговорим о тылах Халифы Хафтара — а именно о захваченном им в январе 2019 г. юго-западном оазисе Феццан, где интересы ЛНА тесно смыкаются с ее союзниками — Чадом и Суданом.
Ни для кого не секрет, что у Хафтара напряженные отношения с туарегами и в особенности с тубу (теда-даза) — нило-сахарским народом, проживающим на юге Ливии, северо-востоке Нигера и севере Чада.
Кочевые пастухи, они разделены на 36 кланов и считают своей родиной горный массив Тибести на севере Чада. Однако непрерывные гражданские войны вынудили тубу перебираться в южноливийские оазисы Куфра и Феццан, где ныне проживает до 50 тыс. тубу.
Тубу в южноливийских пустынях тоже не особенно привечали — Каддафи терпел их лишь затем, чтобы давить на правительство Чада. Дело в том, что в 1997-2010 гг. населенный тубу север Чада находился под управлением повстанцев, снабжавшихся Каддафи через ливийских тубу.
И хотя мятежные тубу были замирены и интегрированы в чадское правительство, многие рассеялись творить дичь и развозить контрабанду по Ливии, Нигеру, Чаду. Кто-то бросился добывать золото в Тибести, кто-то — сражаться с Каддафи, а после его поражения — с арабскими и туарегскими ополчениями. Сюда же, на бесхозный ливийский юг, хлынули и многие тубу из Нигера.
Тубу и до этого были довольно «анархическим» народом, склонным к силовому решению конфликтов и частой смене вождей, которых им навязывали сначала французы, а с 2006 г. — чадские власти. В результате большинство тубу отвечает ныне перед двумя-тремя вождями.
Формально все их кланы управляются наследственными вождями дерде из клана Томагра. Но после подавления восстания к 2011 г. власть дерде ослабла. Появился «реформатор» Хокай — противник Томагра, претендент на титул дерде и сторонник реформы обычного права, отвернувшийся от Нджамены и в 2016 г. договаривавшийся уже с Мисратой.
С притоком же АК-47, FAL и легких денег стали теряли власть и авторитет их старейшины — бугуди. Словом, трагедия разделенного и рассеянного народа помножилась на распад традиционных властных отношений и милитаризацию, а также озлобление на Чад и его друзей.
Ну а власти Тобрука и Триполи, туарегская и арабская общины оказались ничуть не лучше — долгое время они выступали против узаконивания их гражданского статуса. С каддафистами-туарегами тубу рассорились еще в 2014 г., когда выбили их из караванных путей. Тубу стали «мятежниками» и «наемниками» для Чада и «чужаками» — для ливийских военно-политических блоков.
Но тубу стали и ключом к захвату Хафтаром Феццана и его богатых нефтяных полей. Нейтралитет, ситуативные альянсы и «денежная дипломатия» обеспечили ЛНА относительный контроль над регионом, и тубу по договоренности охраняли доставшиеся Хафтару нефтяные поля.
Но вскоре всех тубу — во многом под давлением Чада — ЛНА стали квалифицировать «чадскими повстанцами» и кошмарить вплоть до натуральных этнических чисток. На выдавливании тубу из Феццана настаивала и Франция — ближайший союзник Чада. Ну а сам Хафтар — арабский националист — естественно пытался угодить в первую очередь арабским племенам, в т.ч. каддафистам из Авлад Сулейман и Магархи.
Прибытие же на помощь Хафтару группировок дарфурских джанджавидов, многие из которых испытывают «аллергию» к чернокожим теда, окончательно изолировало тубу и побудило к переговорам с ПНС.
Но огромный Феццан — это добрая треть Ливии, где находятся два крупнейших нефтяных поля — Эш-Шарара и Эль-Филь, а также важные караванные пути, по которым текут наркотики, алкоголь, золото, оружие, артефакты и мигранты. А теда — лучшие проводники, водители и путники, знающие пустыню вдоль и поперек и превосходящие в этом ремесле даже туарегов. Не зря они хвастливо называют себя «повелителями пустыни».
Удержать регион без поддержки тубу физически невозможно — и Феццан вновь становится «серой зоной» контрабанды, ОПГ, работорговцев и исламистов. Удержит ли ЛНА ключевой регион, ставший воротами к Триполи, — очень большой вопрос.
Коль скоро никто об этом пока не пишет, поговорим о тылах Халифы Хафтара — а именно о захваченном им в январе 2019 г. юго-западном оазисе Феццан, где интересы ЛНА тесно смыкаются с ее союзниками — Чадом и Суданом.
Ни для кого не секрет, что у Хафтара напряженные отношения с туарегами и в особенности с тубу (теда-даза) — нило-сахарским народом, проживающим на юге Ливии, северо-востоке Нигера и севере Чада.
Кочевые пастухи, они разделены на 36 кланов и считают своей родиной горный массив Тибести на севере Чада. Однако непрерывные гражданские войны вынудили тубу перебираться в южноливийские оазисы Куфра и Феццан, где ныне проживает до 50 тыс. тубу.
Тубу в южноливийских пустынях тоже не особенно привечали — Каддафи терпел их лишь затем, чтобы давить на правительство Чада. Дело в том, что в 1997-2010 гг. населенный тубу север Чада находился под управлением повстанцев, снабжавшихся Каддафи через ливийских тубу.
И хотя мятежные тубу были замирены и интегрированы в чадское правительство, многие рассеялись творить дичь и развозить контрабанду по Ливии, Нигеру, Чаду. Кто-то бросился добывать золото в Тибести, кто-то — сражаться с Каддафи, а после его поражения — с арабскими и туарегскими ополчениями. Сюда же, на бесхозный ливийский юг, хлынули и многие тубу из Нигера.
Тубу и до этого были довольно «анархическим» народом, склонным к силовому решению конфликтов и частой смене вождей, которых им навязывали сначала французы, а с 2006 г. — чадские власти. В результате большинство тубу отвечает ныне перед двумя-тремя вождями.
Формально все их кланы управляются наследственными вождями дерде из клана Томагра. Но после подавления восстания к 2011 г. власть дерде ослабла. Появился «реформатор» Хокай — противник Томагра, претендент на титул дерде и сторонник реформы обычного права, отвернувшийся от Нджамены и в 2016 г. договаривавшийся уже с Мисратой.
С притоком же АК-47, FAL и легких денег стали теряли власть и авторитет их старейшины — бугуди. Словом, трагедия разделенного и рассеянного народа помножилась на распад традиционных властных отношений и милитаризацию, а также озлобление на Чад и его друзей.
Ну а власти Тобрука и Триполи, туарегская и арабская общины оказались ничуть не лучше — долгое время они выступали против узаконивания их гражданского статуса. С каддафистами-туарегами тубу рассорились еще в 2014 г., когда выбили их из караванных путей. Тубу стали «мятежниками» и «наемниками» для Чада и «чужаками» — для ливийских военно-политических блоков.
Но тубу стали и ключом к захвату Хафтаром Феццана и его богатых нефтяных полей. Нейтралитет, ситуативные альянсы и «денежная дипломатия» обеспечили ЛНА относительный контроль над регионом, и тубу по договоренности охраняли доставшиеся Хафтару нефтяные поля.
Но вскоре всех тубу — во многом под давлением Чада — ЛНА стали квалифицировать «чадскими повстанцами» и кошмарить вплоть до натуральных этнических чисток. На выдавливании тубу из Феццана настаивала и Франция — ближайший союзник Чада. Ну а сам Хафтар — арабский националист — естественно пытался угодить в первую очередь арабским племенам, в т.ч. каддафистам из Авлад Сулейман и Магархи.
Прибытие же на помощь Хафтару группировок дарфурских джанджавидов, многие из которых испытывают «аллергию» к чернокожим теда, окончательно изолировало тубу и побудило к переговорам с ПНС.
Но огромный Феццан — это добрая треть Ливии, где находятся два крупнейших нефтяных поля — Эш-Шарара и Эль-Филь, а также важные караванные пути, по которым текут наркотики, алкоголь, золото, оружие, артефакты и мигранты. А теда — лучшие проводники, водители и путники, знающие пустыню вдоль и поперек и превосходящие в этом ремесле даже туарегов. Не зря они хвастливо называют себя «повелителями пустыни».
Удержать регион без поддержки тубу физически невозможно — и Феццан вновь становится «серой зоной» контрабанды, ОПГ, работорговцев и исламистов. Удержит ли ЛНА ключевой регион, ставший воротами к Триполи, — очень большой вопрос.
Не только Huawei. Зачем Израиль следит за африканцами и причем здесь «Хезболлах»
Всегда умиляло, как название панафриканского журнала «Жен Африк» («Молодая Африка») резко контрастирует с запечатленными на его обложках сморщенными физиономиями семидесятилетних африканских лидеров. Да, молодой Африкой управляют старики. И они очень озабочены своей безопасностью. А в секьюрикратии — этой религии XXI века — преуспели далеко не только китайские компании.
По данным все того же «Жен Африк», в столице Габона Либревиле, на Бульваре Республики, приютилось неприметное трехэтажное здание, ощетинившееся антеннами. Это Silam — президентский центр прослушки, управляемый французом Жан-Шарлем Солоном — бывшим сотрудником спецслужб. Каждый день из Silam на стол президента Али Бен Бонго Ондимбы доставляются запечатанные отчеты — расшифровки телефонных переговоров, архивы текстовых сообщений, электронных писем и переписок в WhatsApp.
Подрядчики Silam — компании Nexa Technologies, Ercom и Suneris Solutions — суть коммерческие операторы шпионских технологий французских спецслужб. Все они обеспечивают неоколониальную экосистему Françafrique — в Габоне, а также в Мали, Сенегале, Кот-д'Ивуаре и много где еще.
Но в подчинении у Солона немало израильтян, а бок о бок с французскими фирмами действуют израильские компании из Герцлии — NSO, Mer Group и Elbit Systems, работающие в обоих Конго, Гвинее, Нигерии, ЮАР, Анголе и Эфиопии и понемногу выдавливающие оттуда французский шпионский бизнес. И у израильских специалистов, натасканных в операциях Моссада и Цахала, есть серьезное конкурентное преимущество: если французы научились собирать информацию, то израильтяне — быстро, дешево и виртуозно ее обрабатывать.
Но израильским специалистам вряд ли так уж интересны местные оппозиционеры. Особенный интерес израильтян, буквально захвативших шпионский бизнес в Африке, объясняется присутствием во многих африканских странах богатой и политически влиятельной ливанской диаспоры. Так, ливанцы контролируют хлебопекарный бизнес в столице ДР Конго Киншасе и экспорт какао-бобов из Либерии, а в Монровии и других городах этой страны в принципе трудно сыскать приличный неливанский ресторан или гостиницу.
Почти все ливанские бизнесмены и дельцы — шииты из третьей, наименее благополучной волны эмиграции. В отличие от не в пример более образованных христиан-маронитов и суннитов — врачей, архитекторов, инженеров — они не снискали себе особенной любви и уважения африканцев. Так, в «наркогосударстве» Гвинее-Бисау они опустились до посредничества в сделках гвинейских военных с колумбийскими наркокартелями, замечены они и в работорговле.
Так что антиливанские настроения и погромы в Черной Африке — далеко не редкость, и многим требуется серьезная крыша. Поэтому многие действующие в Западной и Центральной Африке бизнесмены лояльны «Хезболлах», украшают офисы портретами Хасана Насруллы и отчисляют этому движению немалые средства.
Тель-Авиву же важно мониторить настроения ливанской общины и отслеживать все контакты и финансовые операции с движением «Хезболлах», уже приложившим руку к складыванию автохтонного шиитского движения в Нигерии во главе с шейхом Аз-Закзаки. Агентов движения находили в самых неожиданных местах — даже в окружении заигрывавшего с салафитами диктатора Гамбии Яйя Джамме — суннита ваххабитского извода, тем не менее предоставившего «Хезболлах» площадки для деловой активности.
Особенно израильтяне «окопались» в Кот-д'Ивуаре, где они работают в структурах МВД и Минобороны. Поэтому обсуждать религию и «Хезболлах» в ливанских кругах Кот-д'Ивуара особенно опасно, и ивуарийские ливанцы — на 80% шииты — стараются избегать проиранских культурных и религиозных центров, боясь оказаться в поле зрения спецслужб и их израильских советников. Вот такие шпионские игры в тропиках.
Всегда умиляло, как название панафриканского журнала «Жен Африк» («Молодая Африка») резко контрастирует с запечатленными на его обложках сморщенными физиономиями семидесятилетних африканских лидеров. Да, молодой Африкой управляют старики. И они очень озабочены своей безопасностью. А в секьюрикратии — этой религии XXI века — преуспели далеко не только китайские компании.
По данным все того же «Жен Африк», в столице Габона Либревиле, на Бульваре Республики, приютилось неприметное трехэтажное здание, ощетинившееся антеннами. Это Silam — президентский центр прослушки, управляемый французом Жан-Шарлем Солоном — бывшим сотрудником спецслужб. Каждый день из Silam на стол президента Али Бен Бонго Ондимбы доставляются запечатанные отчеты — расшифровки телефонных переговоров, архивы текстовых сообщений, электронных писем и переписок в WhatsApp.
Подрядчики Silam — компании Nexa Technologies, Ercom и Suneris Solutions — суть коммерческие операторы шпионских технологий французских спецслужб. Все они обеспечивают неоколониальную экосистему Françafrique — в Габоне, а также в Мали, Сенегале, Кот-д'Ивуаре и много где еще.
Но в подчинении у Солона немало израильтян, а бок о бок с французскими фирмами действуют израильские компании из Герцлии — NSO, Mer Group и Elbit Systems, работающие в обоих Конго, Гвинее, Нигерии, ЮАР, Анголе и Эфиопии и понемногу выдавливающие оттуда французский шпионский бизнес. И у израильских специалистов, натасканных в операциях Моссада и Цахала, есть серьезное конкурентное преимущество: если французы научились собирать информацию, то израильтяне — быстро, дешево и виртуозно ее обрабатывать.
Но израильским специалистам вряд ли так уж интересны местные оппозиционеры. Особенный интерес израильтян, буквально захвативших шпионский бизнес в Африке, объясняется присутствием во многих африканских странах богатой и политически влиятельной ливанской диаспоры. Так, ливанцы контролируют хлебопекарный бизнес в столице ДР Конго Киншасе и экспорт какао-бобов из Либерии, а в Монровии и других городах этой страны в принципе трудно сыскать приличный неливанский ресторан или гостиницу.
Почти все ливанские бизнесмены и дельцы — шииты из третьей, наименее благополучной волны эмиграции. В отличие от не в пример более образованных христиан-маронитов и суннитов — врачей, архитекторов, инженеров — они не снискали себе особенной любви и уважения африканцев. Так, в «наркогосударстве» Гвинее-Бисау они опустились до посредничества в сделках гвинейских военных с колумбийскими наркокартелями, замечены они и в работорговле.
Так что антиливанские настроения и погромы в Черной Африке — далеко не редкость, и многим требуется серьезная крыша. Поэтому многие действующие в Западной и Центральной Африке бизнесмены лояльны «Хезболлах», украшают офисы портретами Хасана Насруллы и отчисляют этому движению немалые средства.
Тель-Авиву же важно мониторить настроения ливанской общины и отслеживать все контакты и финансовые операции с движением «Хезболлах», уже приложившим руку к складыванию автохтонного шиитского движения в Нигерии во главе с шейхом Аз-Закзаки. Агентов движения находили в самых неожиданных местах — даже в окружении заигрывавшего с салафитами диктатора Гамбии Яйя Джамме — суннита ваххабитского извода, тем не менее предоставившего «Хезболлах» площадки для деловой активности.
Особенно израильтяне «окопались» в Кот-д'Ивуаре, где они работают в структурах МВД и Минобороны. Поэтому обсуждать религию и «Хезболлах» в ливанских кругах Кот-д'Ивуара особенно опасно, и ивуарийские ливанцы — на 80% шииты — стараются избегать проиранских культурных и религиозных центров, боясь оказаться в поле зрения спецслужб и их израильских советников. Вот такие шпионские игры в тропиках.
🇪🇭 На полях «сделки века». Как решается судьба «последней африканской колонии»
Пока все следили за «сделкой века» и планами Биньямина Нетаньяху по аннексии Западного Берега, Израиль и США за закрытыми дверями фактически решили судьбу еще одной проблемной арабской автономии. Речь идет о непризнанной Сахарской Арабской Демократической Республике (САДР) — воротах в субсахарскую Африку и территории, известной своими богатыми фосфоритными месторождениями.
Еще в конце января 2020 г. палата представителей Марокко приняла два законопроекта, распространивших юрисдикцию королевства на все территориальные воды страны. Тогда же Европарламент распространил на оккупированные территории действие торгового соглашения между ЕС и Марокко.
Эти шаги идут вразрез с линией ООН, выступающей за проведение референдума по самоопределению Западной Сахары. Однако за ними стояла израильская дипломатия, гарантировавшая признание суверенитета Марокко над Западной Сахарой со стороны США в обмен на нормализацию отношений Тель-Авива с Рабатом. Так, именно Израиль, по сообщению Bloomberg, добивался открытия представительств США на оккупированных территориях.
В свою очередь, Марокко удалось склонить симпатии США во многом благодаря собственным лоббистским структурам в Вашингтоне. Только за последние четыре года королевство потратило в общей сложности $700 тыс. ради поддержки США в оккупации Западной Сахары. И хотя власти Марокко заявляют, что не намерены «разменивать Палестину» на суверенитет над Западной Сахарой, марокканское правительство уже начинает активно пользоваться плодами неофициальных договоренностей. В частности, достоянием СМИ стали детали российско-марокканского соглашения об использовании территориальных вод САДР для рыбной ловли, а Всемирный Банк уже выпустил карту о перспективах морской ветроэнергетики Марокко, включив Западную Сахару в состав королевства.
Интересно, что едва ли не ключевая посредническая роль в марокканско-израильских переговорах принадлежала Уганде, поддерживающей хорошие отношения как с Израилем, так и с Марокко. Еще в начале февраля Нетаньяху побывал в Кампале, где встречался с президентом Йовери Мусевени и главой Переходного суверенного совета Судана Абдель Фаттахом аль-Бурханом.
И Нетаньяху, укрепляющему свой престиж в Чаде, Судане и других странах арабского мира, удается понемногу склонять на свою сторону и другие страны Черной Африки, многие из которых (в особенности Намибия и ЮАР) резко осуждают действия Марокко. Так, четыре африканские страны (в дополнение к Кот-д'Ивуару и Коморским Островам) уже заявили о желании открыть свои консульства в западносахарском Эль-Аюне.
В свою очередь, частично контролирующий Западную Сахару «Народный фронт освобождения Сагия-эль-Хамра и Рио-де-Оро» (Фронт ПОЛИСАРИО) через своего представителя в дружественнном САДР Алжире пригрозил Марокко очередной войной — уже больше года организация медленно наращивает военную инфраструктуру в подконтрольных ей г. Тифарити, Агванит и Бир-Лахлу. Однако ресурсы, в том числе мобилизационные, у ПОЛИСАРИО ограничены — свыше половины сахрави проживает в лагерях беженцев за пределами Западной Сахары, в районе алжирского г. Тиндуф.
Пока все следили за «сделкой века» и планами Биньямина Нетаньяху по аннексии Западного Берега, Израиль и США за закрытыми дверями фактически решили судьбу еще одной проблемной арабской автономии. Речь идет о непризнанной Сахарской Арабской Демократической Республике (САДР) — воротах в субсахарскую Африку и территории, известной своими богатыми фосфоритными месторождениями.
Еще в конце января 2020 г. палата представителей Марокко приняла два законопроекта, распространивших юрисдикцию королевства на все территориальные воды страны. Тогда же Европарламент распространил на оккупированные территории действие торгового соглашения между ЕС и Марокко.
Эти шаги идут вразрез с линией ООН, выступающей за проведение референдума по самоопределению Западной Сахары. Однако за ними стояла израильская дипломатия, гарантировавшая признание суверенитета Марокко над Западной Сахарой со стороны США в обмен на нормализацию отношений Тель-Авива с Рабатом. Так, именно Израиль, по сообщению Bloomberg, добивался открытия представительств США на оккупированных территориях.
В свою очередь, Марокко удалось склонить симпатии США во многом благодаря собственным лоббистским структурам в Вашингтоне. Только за последние четыре года королевство потратило в общей сложности $700 тыс. ради поддержки США в оккупации Западной Сахары. И хотя власти Марокко заявляют, что не намерены «разменивать Палестину» на суверенитет над Западной Сахарой, марокканское правительство уже начинает активно пользоваться плодами неофициальных договоренностей. В частности, достоянием СМИ стали детали российско-марокканского соглашения об использовании территориальных вод САДР для рыбной ловли, а Всемирный Банк уже выпустил карту о перспективах морской ветроэнергетики Марокко, включив Западную Сахару в состав королевства.
Интересно, что едва ли не ключевая посредническая роль в марокканско-израильских переговорах принадлежала Уганде, поддерживающей хорошие отношения как с Израилем, так и с Марокко. Еще в начале февраля Нетаньяху побывал в Кампале, где встречался с президентом Йовери Мусевени и главой Переходного суверенного совета Судана Абдель Фаттахом аль-Бурханом.
И Нетаньяху, укрепляющему свой престиж в Чаде, Судане и других странах арабского мира, удается понемногу склонять на свою сторону и другие страны Черной Африки, многие из которых (в особенности Намибия и ЮАР) резко осуждают действия Марокко. Так, четыре африканские страны (в дополнение к Кот-д'Ивуару и Коморским Островам) уже заявили о желании открыть свои консульства в западносахарском Эль-Аюне.
В свою очередь, частично контролирующий Западную Сахару «Народный фронт освобождения Сагия-эль-Хамра и Рио-де-Оро» (Фронт ПОЛИСАРИО) через своего представителя в дружественнном САДР Алжире пригрозил Марокко очередной войной — уже больше года организация медленно наращивает военную инфраструктуру в подконтрольных ей г. Тифарити, Агванит и Бир-Лахлу. Однако ресурсы, в том числе мобилизационные, у ПОЛИСАРИО ограничены — свыше половины сахрави проживает в лагерях беженцев за пределами Западной Сахары, в районе алжирского г. Тиндуф.
🇨🇺 Между интернационализмом и прагматизмом. Особенности кубинской «медицинской дипломатии» в Африке
В Анголе, по сведениям местной прессы, назревает забастовка врачей — поводом стала информация, что развернутые в стране для сдерживания коронавирусной эпидемии 250 кубинских врачей получают в десять раз больше местных медиков. При средней зарплате ангольского врача в 270-290 тыс. кванза их кубинские коллеги получают 2,9 млн кванза, или около $5 тыс.
В период пандемии роль кубинской медицинской дипломатии, в том числе в Африке, необычайно возросла. Дело в том, что едва ли не главное достояние острова — высокоэффективная по меркам Третьего мира медицина, по ряду параметров не уступающая североамериканской, а основная статья экспорта страны, обделенной природными ресурсами — ее врачи, работающие в «горячих точках» по всему миру — от Бразилии, Индонезии и Кирибати до пораженных новым коронавирусом Италии и Андорры.
В 2011 г. кубинские эпидемиологи сыграли ведущую роль в подавлении эпидемии холеры на Гаити, а в 2014-2015 гг. — вспышки лихорадки Эбола в Западной Африке. Ныне Куба снова капитализирует свои связи — в Анголе, Гвинее-Бисау, Кабо-Верде, ЮАР и Того развернуты кубинские эпидемиологические службы, заслужившие высокую оценку со стороны ООН и ВОЗ.
«Медицинская дипломатия» — восходящая к 60-м гг. доктрина Острова свободы, когда Куба использовала «медицинский интернационализм» в том числе для достижения своих долгосрочных военно-политических целей. Напомню, что именно Куба втянула СССР в затяжной гражданский конфликт в Анголе, в ходе которого кубинские части нанесли решающее поражение войскам ЮАР и их ангольским союзникам. А в главных success stories Кубы — Анголе и Гвинее-Бисау — кубинские врачи, действовавшие рука об руку с военными, фактически с нуля создали системы здравоохранения, по сей день поддерживаемые различными двусторонними программами.
В том числе благодаря медицинской дипломатии Куба удержалась на плаву в кризисные для социалистического блока 1990-е гг. и научилась эффективно противостоять санкционной политике США — благодаря соглашениям с Венесуэлой («нефть за врачей») и Боливией. На выручку ей пришла и ЮАР — с падением режима апартеида и оттоком квалифицированных белых специалистов кубинские врачи успешно заняли их нишу.
Времена, правда, сильно изменились. С восстановлением частной собственности и отказом от строительства коммунизма «медицинская дипломатия» остается и даже расширяется — но теперь уже как чисто прагматическая доктрина. Куба и раньше действовала в Африке максимально прагматично — так, в обмен на минеральные ресурсы и сырье остров снабжал врачами и военными специалистами откровенно террористический режим Франсиско Масиаса Нгемы в Экваториальной Гвинее. Ныне же ни врачи, ни посылающее их за океан правительство никогда не работают за «спасибо». Для кубинских властей «экспортные врачи» — главный источник иностранной валюты, приносящий бюджету свыше $6 млрд в год — в два раза больше, чем туристы.
Для самих же почти 50 тыс. работающих за пределами Кубы врачей длительные заокеанские командировки — бесценный опыт и хорошо оплачиваемый труд, компенсирующий довольно низкие зарплаты и невысокие, пускай и приемлемые стандарты жизни на самой Кубе. В той же Анголе кубинские доктора, никогда не получавшие меньше $4 тыс., считаются «белой костью», вхожи в высший свет и, само собой, не особенно торопятся возвращаться домой.
В Анголе, по сведениям местной прессы, назревает забастовка врачей — поводом стала информация, что развернутые в стране для сдерживания коронавирусной эпидемии 250 кубинских врачей получают в десять раз больше местных медиков. При средней зарплате ангольского врача в 270-290 тыс. кванза их кубинские коллеги получают 2,9 млн кванза, или около $5 тыс.
В период пандемии роль кубинской медицинской дипломатии, в том числе в Африке, необычайно возросла. Дело в том, что едва ли не главное достояние острова — высокоэффективная по меркам Третьего мира медицина, по ряду параметров не уступающая североамериканской, а основная статья экспорта страны, обделенной природными ресурсами — ее врачи, работающие в «горячих точках» по всему миру — от Бразилии, Индонезии и Кирибати до пораженных новым коронавирусом Италии и Андорры.
В 2011 г. кубинские эпидемиологи сыграли ведущую роль в подавлении эпидемии холеры на Гаити, а в 2014-2015 гг. — вспышки лихорадки Эбола в Западной Африке. Ныне Куба снова капитализирует свои связи — в Анголе, Гвинее-Бисау, Кабо-Верде, ЮАР и Того развернуты кубинские эпидемиологические службы, заслужившие высокую оценку со стороны ООН и ВОЗ.
«Медицинская дипломатия» — восходящая к 60-м гг. доктрина Острова свободы, когда Куба использовала «медицинский интернационализм» в том числе для достижения своих долгосрочных военно-политических целей. Напомню, что именно Куба втянула СССР в затяжной гражданский конфликт в Анголе, в ходе которого кубинские части нанесли решающее поражение войскам ЮАР и их ангольским союзникам. А в главных success stories Кубы — Анголе и Гвинее-Бисау — кубинские врачи, действовавшие рука об руку с военными, фактически с нуля создали системы здравоохранения, по сей день поддерживаемые различными двусторонними программами.
В том числе благодаря медицинской дипломатии Куба удержалась на плаву в кризисные для социалистического блока 1990-е гг. и научилась эффективно противостоять санкционной политике США — благодаря соглашениям с Венесуэлой («нефть за врачей») и Боливией. На выручку ей пришла и ЮАР — с падением режима апартеида и оттоком квалифицированных белых специалистов кубинские врачи успешно заняли их нишу.
Времена, правда, сильно изменились. С восстановлением частной собственности и отказом от строительства коммунизма «медицинская дипломатия» остается и даже расширяется — но теперь уже как чисто прагматическая доктрина. Куба и раньше действовала в Африке максимально прагматично — так, в обмен на минеральные ресурсы и сырье остров снабжал врачами и военными специалистами откровенно террористический режим Франсиско Масиаса Нгемы в Экваториальной Гвинее. Ныне же ни врачи, ни посылающее их за океан правительство никогда не работают за «спасибо». Для кубинских властей «экспортные врачи» — главный источник иностранной валюты, приносящий бюджету свыше $6 млрд в год — в два раза больше, чем туристы.
Для самих же почти 50 тыс. работающих за пределами Кубы врачей длительные заокеанские командировки — бесценный опыт и хорошо оплачиваемый труд, компенсирующий довольно низкие зарплаты и невысокие, пускай и приемлемые стандарты жизни на самой Кубе. В той же Анголе кубинские доктора, никогда не получавшие меньше $4 тыс., считаются «белой костью», вхожи в высший свет и, само собой, не особенно торопятся возвращаться домой.
🇳🇪 «189 из 189». Почему беднейшая страна мира стала военным форпостом США в Африке
Согласно громкому заголовку Euronews, Нигер стоит на страже безопасности Европы. И власти этой страны, к счастью, пока еще оправдывают возложенную на них высокую миссию. Парламент Нигера принял скандальный законопроект, узаконивающий прослушивание телефонных переговоров для противодействия «терроризму и международной преступности», а министр юстиции Мару Амаду в таких выражениях парировал возмущение оппозиции: «Вы боялись, что вас прослушивают? Так вот знайте: вас слушали раньше, вас слушают и сейчас. Просто теперь это будет организованно».
Предлогом для такого акта либертицида называют ухудшающуюся оперативную обстановку. В трех регионах страны — Тиллабери, Диффа и Тахуа — давно действует чрезвычайное положение, а дырявые границы все чаще проверяют на прочность джихадисты из «Аль-Каиды», «Исламского государства» и «Боко харам».
Долгое время считавшийся уголком стабильности в окружении плохо управляемых Мали, Ливии и Нигерии, Нигер остается последним оплотом порядка в сползающем в хаос Сахеле и главным регулятором потока беженцев в ЕС. Поэтому Нигер стал ключевым звеном военно-логистической инфраструктуры США в Африке — большим пустынным перекрестком с полицейской будкой, накачиваемым военными поставками и инструкторами. С ноября 2019 г. ВВС США начали разведывательные полеты с новейшей базы Африканского командования США — Air Base 201 в пяти километрах от города Агадес в центре Нигера. США считает эту базу важнейшей в системе антитеррористической безопасности в Африке.
Есть у Нигера и региональные амбиции — совсем недавно столица Ниамей была избрана штаб-квартирой будущей «Коалиции за Сахель» — антитеррористического блока пяти сахельских стран с участием Франции. А возглавляющий Нигер президент-социалист Махамаду Иссуфу оспаривает первенство в Социнтерне у «генерал-губернатора» африканских социалистов — президента Гвинеи Альфы Конде.
В то же время, будучи крупнейшим производителем урановых руд, Нигер прочно замыкает все социально-экономические антирейтинги ООН, располагаясь на 189 из 189 мест в Индексе человеческого развития. Достаточно сказать, что это единственная страна мира, так и не совершившая демографического перехода. В условиях наступления пустыни и отсутствия минимальной инфраструктуры женщины рожают детей буквально «на экспорт» — в надежде на денежные переводы смышленых чад, оседающих где-нибудь во Франции после того, как в совершенстве освоят нигерскую триаду успеха — «родители, друзья и знакомства».
Контрасты здесь на каждом шагу. Пока Ниамей буквально на глазах превращается из захламленной дыры в современный и комфортный город с освещением, чистыми улицами, достойными дорогами, приличными ресторанами, модным и современным аэропортом, Агадес во многом остается средневековым городом с ремесленными мастерскими и базарами, в последние годы превратившимся из туристической Мекки в крупнейший перевалочный пункт для устремляющихся в Европу мигрантов.
И покуда столичные интернет-пользователи комментариями в «Твиттере» останавливают начатое было властями строительство довольно всратой скульптуры тираннозавра, в районе Агадеса общественная жизнь по-прежнему регулируется традиционными вождями, знатью и марабутами — так же, как это было 100 или 500 лет назад.
Но как и соседней Нигерии, Нигеру прочат сомнительную судьбу «демографической бомбы» — быстрорастущая экономика неспособна переварить стремительно растущее население, и с выбросом на обочину рынка тысяч и тысяч неженатых молодых людей рушатся социальные контракты, скрепляющие мирное сосуществование четырех крупнейших общин (арабы, хауса, фульбе и туареги).
Безработная молодежь, особенносто в городах, сбивается в секты, бросающие вызов родителям и суфийским авторитетам, а паразитирующие на межобщинных противоречиях джихадисты находят питательную среду в спонсируемых Заливом коранических училищах радикального движения Изала и городских сектах каллакато, занимающихся буквалистским толкованием Корана.
Согласно громкому заголовку Euronews, Нигер стоит на страже безопасности Европы. И власти этой страны, к счастью, пока еще оправдывают возложенную на них высокую миссию. Парламент Нигера принял скандальный законопроект, узаконивающий прослушивание телефонных переговоров для противодействия «терроризму и международной преступности», а министр юстиции Мару Амаду в таких выражениях парировал возмущение оппозиции: «Вы боялись, что вас прослушивают? Так вот знайте: вас слушали раньше, вас слушают и сейчас. Просто теперь это будет организованно».
Предлогом для такого акта либертицида называют ухудшающуюся оперативную обстановку. В трех регионах страны — Тиллабери, Диффа и Тахуа — давно действует чрезвычайное положение, а дырявые границы все чаще проверяют на прочность джихадисты из «Аль-Каиды», «Исламского государства» и «Боко харам».
Долгое время считавшийся уголком стабильности в окружении плохо управляемых Мали, Ливии и Нигерии, Нигер остается последним оплотом порядка в сползающем в хаос Сахеле и главным регулятором потока беженцев в ЕС. Поэтому Нигер стал ключевым звеном военно-логистической инфраструктуры США в Африке — большим пустынным перекрестком с полицейской будкой, накачиваемым военными поставками и инструкторами. С ноября 2019 г. ВВС США начали разведывательные полеты с новейшей базы Африканского командования США — Air Base 201 в пяти километрах от города Агадес в центре Нигера. США считает эту базу важнейшей в системе антитеррористической безопасности в Африке.
Есть у Нигера и региональные амбиции — совсем недавно столица Ниамей была избрана штаб-квартирой будущей «Коалиции за Сахель» — антитеррористического блока пяти сахельских стран с участием Франции. А возглавляющий Нигер президент-социалист Махамаду Иссуфу оспаривает первенство в Социнтерне у «генерал-губернатора» африканских социалистов — президента Гвинеи Альфы Конде.
В то же время, будучи крупнейшим производителем урановых руд, Нигер прочно замыкает все социально-экономические антирейтинги ООН, располагаясь на 189 из 189 мест в Индексе человеческого развития. Достаточно сказать, что это единственная страна мира, так и не совершившая демографического перехода. В условиях наступления пустыни и отсутствия минимальной инфраструктуры женщины рожают детей буквально «на экспорт» — в надежде на денежные переводы смышленых чад, оседающих где-нибудь во Франции после того, как в совершенстве освоят нигерскую триаду успеха — «родители, друзья и знакомства».
Контрасты здесь на каждом шагу. Пока Ниамей буквально на глазах превращается из захламленной дыры в современный и комфортный город с освещением, чистыми улицами, достойными дорогами, приличными ресторанами, модным и современным аэропортом, Агадес во многом остается средневековым городом с ремесленными мастерскими и базарами, в последние годы превратившимся из туристической Мекки в крупнейший перевалочный пункт для устремляющихся в Европу мигрантов.
И покуда столичные интернет-пользователи комментариями в «Твиттере» останавливают начатое было властями строительство довольно всратой скульптуры тираннозавра, в районе Агадеса общественная жизнь по-прежнему регулируется традиционными вождями, знатью и марабутами — так же, как это было 100 или 500 лет назад.
Но как и соседней Нигерии, Нигеру прочат сомнительную судьбу «демографической бомбы» — быстрорастущая экономика неспособна переварить стремительно растущее население, и с выбросом на обочину рынка тысяч и тысяч неженатых молодых людей рушатся социальные контракты, скрепляющие мирное сосуществование четырех крупнейших общин (арабы, хауса, фульбе и туареги).
Безработная молодежь, особенносто в городах, сбивается в секты, бросающие вызов родителям и суфийским авторитетам, а паразитирующие на межобщинных противоречиях джихадисты находят питательную среду в спонсируемых Заливом коранических училищах радикального движения Изала и городских сектах каллакато, занимающихся буквалистским толкованием Корана.
🇸🇸 Расколдованный мир. Почему в Южном Судане убивают за коров
В разгар апокалипсиса Vice News выпускает репортажи о стране, где конца света точно не заметят. Речь идет о Южном Судане, где за последние месяцы жертвами межобщинных конфликтов между скотоводческими народами — динка, нуэрами, мурле, топоса — стали сотни человек.
Прошло почти 90 лет с тех пор, как в этих краях побывал Эдвард Эванс-Причард, написавший знаменитую книгу о нуэрах. Прожив в их краалях около года, он явил монументальное полотно во многом еще первобытной жизни, вращавшейся вокруг скота — предмета вожделения и танцевальных подражаний, высокой поэзии, споров, тяжб и даже кровавых побоищ.
В XIX столетии, продвигаясь к границам Эфиопии, этот воинственный народ поглощал целые племена динка и жадно захватывал их стада. В 1906 г. нуэрский пророк Нгунденг предрек даже «последнюю войну» с динка — ее, по его мнению, возглавит уроженец деревни Насир, левша, женатый на белой женщине.
Но народы-близнецы воевали по «галантным» законам благородной войны, воспрещавшей убийство детей, женщин и пленников и требовавшей очистительных ритуалов. Ведь подлинным предметом вражды был лишь скот — мерило богатства и статуса, по которому давали имена детям и которому слагали длинные поэмы. Поэтому война для них была, скорее, спортом, походя восполняющим стада мрущего от падежей скота.
В ней плененные динка получали «прописку» в отделах нуэрских племен, вливались в местную жизнь и врастали в нуэрские кланы и линиджи. Не зря некоторые динка по сей день шутят, что никаких нуэров давно не существует и что все они — ассимилированные динка, получившие коров и жен от нуэрских захватчиков.
И нуэры не то чтобы с этим не согласны — еще недавно они верили, что каждый может «дорасти» до нуэра, сиречь «настоящего человека». И благоприобретенным «нуэрством» немало дорожили — насильников, убийц и других девиантов, чье поведение было «достойно только динка», запросто «выписывали» из нуэрских кланов.
Но все поменялось с приближением независимости и возвышением живого воплощения пророчества Нгунденга — монструозного варлорда Риека Машара из Насира. Привезший из Британии белую супругу и священный посох Нгунденга, он освободил пораженных нуэров от ритуальных клятв и убедил свой народ, что убийство из винтовки — не то же самое, что смерть от копья. И если копье — очень интимное оружие — поражает и тело, и дух врага, то dei mac, или «телята ружья» (то есть пули) — лишь тело.
Так извечная вражда освободилась от ритуальных засовов и стала обезличенной и расколдованной, а динка и нуэры поверили, что между ними нет ничего общего. В 1991 г., когда растущие аппетиты борцов за свободу спровоцировали первую братоубийственную бойню, верховный бог Денг перестал следить за полем брани, а поэтические песни про коров сменились пошлыми напевами про винтовки (Your gun is your food, your gun is your wife!) — в духе строевых кричалок из «Цельнометаллической оболочки».
Маскулинное, до зубов вооруженное общество, поделившееся на этнополитические группировки, бросилось сражаться за власть, скот и нефтяные поля, попутно расчеловечив все кругом — даже неприкосновенных раньше детей и женщин. Они тоже стали бойцами нового — «репродуктивного» — фронта, а инфантицид и каннибализм вошли в арсенал неуправляемых племенных ополчений, тяготеющих к двум полюсам силы — «динка» Салве Кииру и «нуэру» Риеку Машару.
Единственные, кто еще не расчеловечен в этой истории — это коровы, число которых по-прежнему определяет статус человека и количество его жен. Раньше вырученные с продаж скота деньги никогда не шли на выпивку — они вкладывались обратно в стада. И не на всякие деньги можно было купить животных. Так, нуэры верили, что вырученные с грязной работы «сортирные деньги» могут осквернить и загубить купленный на них скот. Ныне при цене винтовки в две коровы в желании приумножить стада соседи не останавливаются ни перед чем, а кровавые рейды с десятками жертв стали прибыльным бизнесом. Не все в этом мире надо расколдовывать.
В разгар апокалипсиса Vice News выпускает репортажи о стране, где конца света точно не заметят. Речь идет о Южном Судане, где за последние месяцы жертвами межобщинных конфликтов между скотоводческими народами — динка, нуэрами, мурле, топоса — стали сотни человек.
Прошло почти 90 лет с тех пор, как в этих краях побывал Эдвард Эванс-Причард, написавший знаменитую книгу о нуэрах. Прожив в их краалях около года, он явил монументальное полотно во многом еще первобытной жизни, вращавшейся вокруг скота — предмета вожделения и танцевальных подражаний, высокой поэзии, споров, тяжб и даже кровавых побоищ.
В XIX столетии, продвигаясь к границам Эфиопии, этот воинственный народ поглощал целые племена динка и жадно захватывал их стада. В 1906 г. нуэрский пророк Нгунденг предрек даже «последнюю войну» с динка — ее, по его мнению, возглавит уроженец деревни Насир, левша, женатый на белой женщине.
Но народы-близнецы воевали по «галантным» законам благородной войны, воспрещавшей убийство детей, женщин и пленников и требовавшей очистительных ритуалов. Ведь подлинным предметом вражды был лишь скот — мерило богатства и статуса, по которому давали имена детям и которому слагали длинные поэмы. Поэтому война для них была, скорее, спортом, походя восполняющим стада мрущего от падежей скота.
В ней плененные динка получали «прописку» в отделах нуэрских племен, вливались в местную жизнь и врастали в нуэрские кланы и линиджи. Не зря некоторые динка по сей день шутят, что никаких нуэров давно не существует и что все они — ассимилированные динка, получившие коров и жен от нуэрских захватчиков.
И нуэры не то чтобы с этим не согласны — еще недавно они верили, что каждый может «дорасти» до нуэра, сиречь «настоящего человека». И благоприобретенным «нуэрством» немало дорожили — насильников, убийц и других девиантов, чье поведение было «достойно только динка», запросто «выписывали» из нуэрских кланов.
Но все поменялось с приближением независимости и возвышением живого воплощения пророчества Нгунденга — монструозного варлорда Риека Машара из Насира. Привезший из Британии белую супругу и священный посох Нгунденга, он освободил пораженных нуэров от ритуальных клятв и убедил свой народ, что убийство из винтовки — не то же самое, что смерть от копья. И если копье — очень интимное оружие — поражает и тело, и дух врага, то dei mac, или «телята ружья» (то есть пули) — лишь тело.
Так извечная вражда освободилась от ритуальных засовов и стала обезличенной и расколдованной, а динка и нуэры поверили, что между ними нет ничего общего. В 1991 г., когда растущие аппетиты борцов за свободу спровоцировали первую братоубийственную бойню, верховный бог Денг перестал следить за полем брани, а поэтические песни про коров сменились пошлыми напевами про винтовки (Your gun is your food, your gun is your wife!) — в духе строевых кричалок из «Цельнометаллической оболочки».
Маскулинное, до зубов вооруженное общество, поделившееся на этнополитические группировки, бросилось сражаться за власть, скот и нефтяные поля, попутно расчеловечив все кругом — даже неприкосновенных раньше детей и женщин. Они тоже стали бойцами нового — «репродуктивного» — фронта, а инфантицид и каннибализм вошли в арсенал неуправляемых племенных ополчений, тяготеющих к двум полюсам силы — «динка» Салве Кииру и «нуэру» Риеку Машару.
Единственные, кто еще не расчеловечен в этой истории — это коровы, число которых по-прежнему определяет статус человека и количество его жен. Раньше вырученные с продаж скота деньги никогда не шли на выпивку — они вкладывались обратно в стада. И не на всякие деньги можно было купить животных. Так, нуэры верили, что вырученные с грязной работы «сортирные деньги» могут осквернить и загубить купленный на них скот. Ныне при цене винтовки в две коровы в желании приумножить стада соседи не останавливаются ни перед чем, а кровавые рейды с десятками жертв стали прибыльным бизнесом. Не все в этом мире надо расколдовывать.
Forwarded from Улыбаемся & Машем
В «Улыбаемся&Машем» (@afric_ylbIbka) нет никаких поводов и значимых дат для создания подборки каналов. Но видимо, просто я созрел до списка любимых телеграмм каналов. К тому же есть такая традиция, — не буду ее нарушать. Сфера моих интересов на сегодняшний день складывается вокруг трех вещей: Африка, Политика и Путешествия.
Итак, несколько хаотичный список читаемых мною каналов, которым хотел бы поделиться:
• @rybar — Текущие новости о Ближнем Востоке и Африке. Острота сочетается с глубиной анализа. Всем рекомендую!
• @zangaro — Лучшие очерки и аналитика о процессах, событиях, явлениях в Африке. Читаю с интересом каждый пост.
• @russ_orientalist — Актуальная политика и точные формулировки, немного Азии, Африки и Украины 😅 Микс который заходит всегда.
• @chvkmedia — Самая полная информация по военным конфликтам. Просто чтобы быть в курсе.
• @SonOfMonarchy — Консервативно-иронический взгляд на мир. И этим все сказано. Единственно верная позиция сегодня.
• @kashinguru — Политика и журналистика, много слухов. Там же найдете ссылки на youtube стримы, — по мне так, они лучшее лекарство от усталости и меланхолии 😊
• @lorcencov — Все, что касается русской литературы, и не только. Желчные и едкие обзоры, около-политические комментарии. Одним словом, «ара пох чка!» 😁
• @stranokarty — Лучшие карты, аналитические описания! Канал реального страноведения.
• @misha_edet — Самый отчаянный путешественник. С интересом наблюдаю за его приключениями. Ну и конечно много полезностей.
• @tripsandquips — Тот самый Морковкин, путешественник по незаурядным местам. Интересные и глубокие обзоры по нетривиальным местам.
• @daokedao — Все новости о Китае. Без этого сегодня никуда.
• @ranarod — Актуальнейший канал в условиях карантинной реальности. Все об авиарейсах, открытии границ и пр.
Итак, несколько хаотичный список читаемых мною каналов, которым хотел бы поделиться:
• @rybar — Текущие новости о Ближнем Востоке и Африке. Острота сочетается с глубиной анализа. Всем рекомендую!
• @zangaro — Лучшие очерки и аналитика о процессах, событиях, явлениях в Африке. Читаю с интересом каждый пост.
• @russ_orientalist — Актуальная политика и точные формулировки, немного Азии, Африки и Украины 😅 Микс который заходит всегда.
• @chvkmedia — Самая полная информация по военным конфликтам. Просто чтобы быть в курсе.
• @SonOfMonarchy — Консервативно-иронический взгляд на мир. И этим все сказано. Единственно верная позиция сегодня.
• @kashinguru — Политика и журналистика, много слухов. Там же найдете ссылки на youtube стримы, — по мне так, они лучшее лекарство от усталости и меланхолии 😊
• @lorcencov — Все, что касается русской литературы, и не только. Желчные и едкие обзоры, около-политические комментарии. Одним словом, «ара пох чка!» 😁
• @stranokarty — Лучшие карты, аналитические описания! Канал реального страноведения.
• @misha_edet — Самый отчаянный путешественник. С интересом наблюдаю за его приключениями. Ну и конечно много полезностей.
• @tripsandquips — Тот самый Морковкин, путешественник по незаурядным местам. Интересные и глубокие обзоры по нетривиальным местам.
• @daokedao — Все новости о Китае. Без этого сегодня никуда.
• @ranarod — Актуальнейший канал в условиях карантинной реальности. Все об авиарейсах, открытии границ и пр.
🇬🇳 «Конституция — не догма» (ч. II). Как гвинейцы проголосовали не за ту конституцию
В Гвинее снова скандал. Напомню, что с осени оппозиционные силы, объединенные в «Национальный фронт в защиту конституции», выступали против принятия новой конституции, предположительно открывающей 82-летнему президенту Альфе Конде путь к третьему сроку.
Правда, 22 марта гвинейцы все-таки вышли к урнам и почти 92% голосов выразили одобрение проекту основного закона. Заодно же был избран лояльный Конде парламент, на две трети укомплектованный «Объединением гвинейского народа». Цена, уплаченная гвинейцами за амбиции Конде, оказалась высокой — десятки жертв и увечий, попытка военного мятежа и жесткая критика со стороны стран Европы и США.
Но успех Конде объясняется не только манипуляциями и ресурсом правящего ОГН, сильного в Верхней Гвинее. В проекте принятой конституции действительно было немало хорошего. Но вскоре выяснилось, что гвинейцам все-таки подсунули не тот документ. Опубликованный 14 апреля в «Журналь офисьель» текст основного закона оказался несколько ... другим.
Социальные меры, к счастью, никуда не делись. Зато на выборные должности больше не могут выдвигаться независимые кандидаты. И главное — выросли полномочия президента. Так, подписание законов регионального значения стало теперь прерогативой президента, а не премьера. И пока минюст страны отмалчивался под натиском адвокатского сообщества, «мальчиком для битья» выступил министр водоснабжения Папа Коли Курума. По его словам, финальной версии конституции все еще нет — она разрабатывалась как до, так и после одобрения на референдуме (!).
Гвинея — форпост российского присутствия, нередко называемая частной колонией Олега Дерипаски. Крупнейшие работодатели — «Русал» и «Нордголд» — лишь верхушка айсберга, скрывающая более десятка российских и российско-казахстанских добывающих, строительных и инженерных фирм. И в отличие от ЦАР, где русским, представленным на уровне военных советников, так и не удалось стать третьей силой, в Гвинее они имеют серьезное влияние на принятие политических решений — примерно как США в Либерии.
Идеология «стабильности», ставшая визитной карточкой действующих в африканских странах российских политических консультантов, нашла благодарных учеников в лице традиционно непокорного Западу гвинейского истеблишмента. Тем не менее внутри страны от десятилетнего правления Альфы Конде многие безумно устали. Многоопытному политику Конде удалось сделать многое, и уйди он сейчас — имя первого демократически избранного президента было бы золотыми буквами вписано в историю страны. Но батарейка политического творчества у престарелого президента давно села.
И главное сделано им не было — не были адекватно поделены полномочия между бизнесменами-фульбе и администраторами-мандинка (этнос Конде), в связи с чем фульбский «Союз демократических сил Гвинеи» — основа «антиконституционного» Фронта — перешел в жесткую оппозицию Конде. Хуже того, недовольство мусульман-фульбе сопровождается ползучей радикализацией — и это в стране, где христиане ходят в мечети, а мусульмане — в церкви. Наконец, Конде рассорился с гвинейской диаспорой — одной из крупнейших в мире, контролирующей региональную торговлю и вкладывающей в развитие своей родины огромные средства.
Не были решены проблемы с профсоюзами, трудовым законодательством и заработными платами — уровень жизни работающих гвинейцев уже давно не растет. И Конде, настроивший против себя большинство населения, воспринимается «марионеткой Москвы». А у нее в стране немало опасных конкурентов, среди которых — Турция и Китай. Ухода Конде и его московских союзников желает и Франция, для которой полное восстановление неоколониального контроля над непокорной колонией стало idée fixe. Еще с 60-х гг. Париж буквально заливал деньгами соседний Кот-д'Ивуар — во многом затем, чтобы показать Гвинее, как много она потеряла от выбора некапиталистического пути развития и отказа от интеграции во Франкофонию.
Уходить нужно вовремя.
В Гвинее снова скандал. Напомню, что с осени оппозиционные силы, объединенные в «Национальный фронт в защиту конституции», выступали против принятия новой конституции, предположительно открывающей 82-летнему президенту Альфе Конде путь к третьему сроку.
Правда, 22 марта гвинейцы все-таки вышли к урнам и почти 92% голосов выразили одобрение проекту основного закона. Заодно же был избран лояльный Конде парламент, на две трети укомплектованный «Объединением гвинейского народа». Цена, уплаченная гвинейцами за амбиции Конде, оказалась высокой — десятки жертв и увечий, попытка военного мятежа и жесткая критика со стороны стран Европы и США.
Но успех Конде объясняется не только манипуляциями и ресурсом правящего ОГН, сильного в Верхней Гвинее. В проекте принятой конституции действительно было немало хорошего. Но вскоре выяснилось, что гвинейцам все-таки подсунули не тот документ. Опубликованный 14 апреля в «Журналь офисьель» текст основного закона оказался несколько ... другим.
Социальные меры, к счастью, никуда не делись. Зато на выборные должности больше не могут выдвигаться независимые кандидаты. И главное — выросли полномочия президента. Так, подписание законов регионального значения стало теперь прерогативой президента, а не премьера. И пока минюст страны отмалчивался под натиском адвокатского сообщества, «мальчиком для битья» выступил министр водоснабжения Папа Коли Курума. По его словам, финальной версии конституции все еще нет — она разрабатывалась как до, так и после одобрения на референдуме (!).
Гвинея — форпост российского присутствия, нередко называемая частной колонией Олега Дерипаски. Крупнейшие работодатели — «Русал» и «Нордголд» — лишь верхушка айсберга, скрывающая более десятка российских и российско-казахстанских добывающих, строительных и инженерных фирм. И в отличие от ЦАР, где русским, представленным на уровне военных советников, так и не удалось стать третьей силой, в Гвинее они имеют серьезное влияние на принятие политических решений — примерно как США в Либерии.
Идеология «стабильности», ставшая визитной карточкой действующих в африканских странах российских политических консультантов, нашла благодарных учеников в лице традиционно непокорного Западу гвинейского истеблишмента. Тем не менее внутри страны от десятилетнего правления Альфы Конде многие безумно устали. Многоопытному политику Конде удалось сделать многое, и уйди он сейчас — имя первого демократически избранного президента было бы золотыми буквами вписано в историю страны. Но батарейка политического творчества у престарелого президента давно села.
И главное сделано им не было — не были адекватно поделены полномочия между бизнесменами-фульбе и администраторами-мандинка (этнос Конде), в связи с чем фульбский «Союз демократических сил Гвинеи» — основа «антиконституционного» Фронта — перешел в жесткую оппозицию Конде. Хуже того, недовольство мусульман-фульбе сопровождается ползучей радикализацией — и это в стране, где христиане ходят в мечети, а мусульмане — в церкви. Наконец, Конде рассорился с гвинейской диаспорой — одной из крупнейших в мире, контролирующей региональную торговлю и вкладывающей в развитие своей родины огромные средства.
Не были решены проблемы с профсоюзами, трудовым законодательством и заработными платами — уровень жизни работающих гвинейцев уже давно не растет. И Конде, настроивший против себя большинство населения, воспринимается «марионеткой Москвы». А у нее в стране немало опасных конкурентов, среди которых — Турция и Китай. Ухода Конде и его московских союзников желает и Франция, для которой полное восстановление неоколониального контроля над непокорной колонией стало idée fixe. Еще с 60-х гг. Париж буквально заливал деньгами соседний Кот-д'Ивуар — во многом затем, чтобы показать Гвинее, как много она потеряла от выбора некапиталистического пути развития и отказа от интеграции во Франкофонию.
Уходить нужно вовремя.
🇨🇩 Протесты чернокожей общины США вызвали волну солидарности африканских диаспор по всему миру. Досталось и королю бельгийцев Леопольду II (1865—1909), архитектору «Независимого государства Конго» — под петициями о сносе его статуй в Брюсселе и других городах страны подписались уже более 40 тыс. человек, а брюссельский бюст монарха недавно в очередной раз был осквернен вандалами.
Но ничто так красноречиво не раскрывает особенности колониального почерка Леопольда II, как конголезское народное творчество. Действительно, «народная любовь» к бельгийской администрации в этой африканской стране не знает границ. Выше — лучшие из образчиков, некоторые из которых принадлежат перу живописца Чибумбы Канда Матулу. Большинство из них объединено темой «Бельгийской колонии» (Colonie belge) — главным сквозным мотивом конголезских уличных художников-самоучек 60-70-х гг.
Но ничто так красноречиво не раскрывает особенности колониального почерка Леопольда II, как конголезское народное творчество. Действительно, «народная любовь» к бельгийской администрации в этой африканской стране не знает границ. Выше — лучшие из образчиков, некоторые из которых принадлежат перу живописца Чибумбы Канда Матулу. Большинство из них объединено темой «Бельгийской колонии» (Colonie belge) — главным сквозным мотивом конголезских уличных художников-самоучек 60-70-х гг.