Forwarded from post-cap посткап
Хадза — одно из немногих оставшихся племён, на примере которых мы можем представить, как жили наши предки. Охотники-собиратели большую часть времени проводят на ногах, пытаясь себя прокормить, в отличие от городских жителей, которые в основном сидят за своим рабочим местом.
Мы пообщались с антропологами и врачами и выяснили, что племя, живущее вдали от благ цивилизации, по многим показателям гораздо здоровее нас с вами
https://homosedens.detralex.ru/hunter-gatherers/
#уклад #посткап
Мы пообщались с антропологами и врачами и выяснили, что племя, живущее вдали от благ цивилизации, по многим показателям гораздо здоровее нас с вами
https://homosedens.detralex.ru/hunter-gatherers/
#уклад #посткап
homosedens.detralex.ru
Дикое лекарство
Почему африканское племя в условиях антисанитарии по многим показателям здоровее городского жителя
В сентябре 2018 г. в Кении ввели новую полицейскую форму, моментально ставшую объектом шуток и издевательств в соцсетях. Нелепая и мешковатая, она напичкана карманами, что, по словам местных остряков, никак не решит проблему коррупции в органах правопорядка. Но полосатая униформа офицеров Управления доходов Замбии, введенная в январе этого года, побила все мыслимые рекорды дурновкусия.
А вообще, в Республике Того очень скучно и знакомо. Национальное информагентство и правительственные медиа - это такие унылые, лоснящиеся официозом и всратым дизайном web 1.0 собянинообразные агитки об открытии молельни в полицейском училище или мусорки на углу улицы имени Гнассингбе. А оппозиционные ресурсы (их ведет диаспора и радикальная оппозиция) только и говорят что о вопиющей коррупции, о том, что "выборы нечестные", "Гнассингбе должен уйти" (Фор Эссозимна Гнассингбе, сын диктатора-долгожителя Гнассингбе Эйядемы, у власти с 2005 г.), и вообще он ест детей и все очень плохо.
Согласно популярному мифу, в названии нигерийской исламистской группировки "Боко харам" первая часть - боко (boko) - заимствованное и искаженное в языке хауса написание английского book. Из этого быстро складывается выражение "книга запрещена", что сразу же выдает в боевиках группировки законченных обскурантов и мракобесов.
Проблема в том, что для собственно "книги" в хауса уже есть свое слово - littafi. Иначе быть просто не может. Книги и книжная культура в Нигерии существовали веками, задолго до прихода англичан, и было бы странно, если бы для предмета не было выработано соответствующего ему понятия в местном языке.
По мнению лингвиста Пола Ньюмана, boko не имеет ничего общего с книгой. Первоначально слово означало "лживый", "обманчивый" (используется в отношении к какому-либо предмету или идее). Впоследствии, с приходом британцев, слово расширило свой спектр значений. Так стали называть "нетрадиционное (некораническое) образование" - конечно же, западного образца, которое презиралось, как и все, что исходило от колониальных властей, включая перевод хауса с арабской на латинскую графику. Поначалу "презренное образование" обозначалось выражением karatun boko, впоследствии boko зажило своей жизнью.
Почему "западное образование" ненавидели тогда и почему его ненавидят сейчас - вопрос не религиозный, а общественный и политический. Об этом я напишу в другой заметке.
Проблема в том, что для собственно "книги" в хауса уже есть свое слово - littafi. Иначе быть просто не может. Книги и книжная культура в Нигерии существовали веками, задолго до прихода англичан, и было бы странно, если бы для предмета не было выработано соответствующего ему понятия в местном языке.
По мнению лингвиста Пола Ньюмана, boko не имеет ничего общего с книгой. Первоначально слово означало "лживый", "обманчивый" (используется в отношении к какому-либо предмету или идее). Впоследствии, с приходом британцев, слово расширило свой спектр значений. Так стали называть "нетрадиционное (некораническое) образование" - конечно же, западного образца, которое презиралось, как и все, что исходило от колониальных властей, включая перевод хауса с арабской на латинскую графику. Поначалу "презренное образование" обозначалось выражением karatun boko, впоследствии boko зажило своей жизнью.
Почему "западное образование" ненавидели тогда и почему его ненавидят сейчас - вопрос не религиозный, а общественный и политический. Об этом я напишу в другой заметке.
В истории независимой ДР Конго никогда не было недостатка в "народных республиках". И знаете, что меня умиляет? Детская непосредственность локальных националистов. Действовавшие в 2011-2016 гг. в провинции Катанга сепаратисты во главе с харизматичным Гедеоном Кьюнгу Мутангой (на фото) бесхитростно называли свое движение "Баката Катанга" - в переводе с суахили "Люди, которые отрезают Катангу" (от Конго - прим. ред.).
Под таким не очень интеллектуальным для современных националистов лозунгом орудовали отряды сельской милиции май-май, которым в 2013 г. даже удалось войти в провинциальную столицу Лубумбаши (правда, после короткого боя они быстро сдались миротворцам ООН). В октябре 2016 г. они капитулировали на торжественной церемонии в том же городе.
Зачем им потребовалось отделять Катангу? В первую очередь, чтобы избавиться от вооруженных конкурентов (в лице государства и других бандгрупп) в добыче меди и кобальта и напрямую сбывать ископаемые бельгийским, британским и американским бизнесменам.
Под таким не очень интеллектуальным для современных националистов лозунгом орудовали отряды сельской милиции май-май, которым в 2013 г. даже удалось войти в провинциальную столицу Лубумбаши (правда, после короткого боя они быстро сдались миротворцам ООН). В октябре 2016 г. они капитулировали на торжественной церемонии в том же городе.
Зачем им потребовалось отделять Катангу? В первую очередь, чтобы избавиться от вооруженных конкурентов (в лице государства и других бандгрупп) в добыче меди и кобальта и напрямую сбывать ископаемые бельгийским, британским и американским бизнесменам.
21 декабря 2018 г. группировка "Аш-Шабаб", действующая на территории южного и центрального Сомали, объявила войну "Исламскому государству". Но мало кто знает, что еще в июле того года исламисты, шагая в ногу со временем, объявили войну другой глобальной угрозе - пластиковым пакетам. По словам командующего силами группировки в Джубаленде, пластиковые пакеты "представляют серьезную угрозу людям и животным".
Так как "Аш-Шабаб" давно мелькает на передовицах СМИ, то я решил немного рассказать об этих зловещих ребятах.
После коллапса центрального правительства и затяжной гражданской войны главными state actors для сомалийских бизнесменов стали многочисленные полевые командиры. Это своеобразное частно-государственное партнерство со временем начало трещать по швам. Где-то с 1998 г. группировки полевых командиров и их вотчины дробились по клановому признаку. В одном только Могадишо в 2005 г. целых четырнадцать плохо организованных и дисциплинированных групп контролировало разные улицы и кварталы города.
Ведение бизнеса для местных атлантов становилось крайне невыгодным, сопряженным с высокими рисками и издержками, в первую очередь, с расходами на безопасность. Так, двести боевиков охраняли местную франшизу "Кока-колы", еще тысяча сторожили телекоммуникационную компанию Hortel.
Кроме того, полевые командиры попросту не выполняли свою часть "общественного договора" с бизнес-элитой: лавина грабежей, убийств и похищений беспокоила капитанов индустрии не меньше, чем простых сомалийцев. Короче говоря, весь этот либертарианский рай лежал в руинах, и местная буржуазия активно искала выход из затяжного социального и экономического тупика.
Поэтому окрепшее к тому времени деловое сообщество Могадишо на рубеже 1990-х и 2000-х гг. заинтересовалось новым, низовым решением, к тому же глубоко укорененным в местной правовой и клановой системе - исламскими судами. В них видели удачную альтернативу непопулярному Переходному федеральному правительству, сформированному в Кении в 2002-2004 гг., куда не попали влиятельные в финансово-экономическом смысле местные кланы. В сотрудничестве с "бизнес-ополчениями" крупных сомалийских компаний исламские суды быстро навели порядок в Могадишо и стабилизировали инвестиционный климат.
"Аш-Шабаб" - главный ньюсмейкер последней недели - было одним из многочисленных движений под эгидой судов, но быстро стало их боевым молодежным крылом, эдакими law enforcers. В начале 2006 г. ополчения судов при спонсорской поддержке сомалийских коммерсантов захватили два порта и аэропорт Могадишо, а позже объединились в "Союз исламских судов", где "шабабы", среди которых было немало ветеранов "Аль-Каиды", быстро стали лидирующей силой.
После разгрома СИС эфиопской армией в том же 2006 г. и вывода войск Эфиопии из Сомали "шабабы" стали главными партнерами сомалийской буржуазии, но, в общем-то, показали себя не лучшими "кризисными менеджерами": из-за засухи 2011 г. подконтрольные им территории поразил голод, от которого погибли тысячи людей. Режим "налогообложения" и таможенных тарифов, практиковавшийся группировкой, поначалу приветствовался деловой средой, но со временем разрушил внутренние хозяйственные связи и парализовал сомалийскую экономику.
После коллапса центрального правительства и затяжной гражданской войны главными state actors для сомалийских бизнесменов стали многочисленные полевые командиры. Это своеобразное частно-государственное партнерство со временем начало трещать по швам. Где-то с 1998 г. группировки полевых командиров и их вотчины дробились по клановому признаку. В одном только Могадишо в 2005 г. целых четырнадцать плохо организованных и дисциплинированных групп контролировало разные улицы и кварталы города.
Ведение бизнеса для местных атлантов становилось крайне невыгодным, сопряженным с высокими рисками и издержками, в первую очередь, с расходами на безопасность. Так, двести боевиков охраняли местную франшизу "Кока-колы", еще тысяча сторожили телекоммуникационную компанию Hortel.
Кроме того, полевые командиры попросту не выполняли свою часть "общественного договора" с бизнес-элитой: лавина грабежей, убийств и похищений беспокоила капитанов индустрии не меньше, чем простых сомалийцев. Короче говоря, весь этот либертарианский рай лежал в руинах, и местная буржуазия активно искала выход из затяжного социального и экономического тупика.
Поэтому окрепшее к тому времени деловое сообщество Могадишо на рубеже 1990-х и 2000-х гг. заинтересовалось новым, низовым решением, к тому же глубоко укорененным в местной правовой и клановой системе - исламскими судами. В них видели удачную альтернативу непопулярному Переходному федеральному правительству, сформированному в Кении в 2002-2004 гг., куда не попали влиятельные в финансово-экономическом смысле местные кланы. В сотрудничестве с "бизнес-ополчениями" крупных сомалийских компаний исламские суды быстро навели порядок в Могадишо и стабилизировали инвестиционный климат.
"Аш-Шабаб" - главный ньюсмейкер последней недели - было одним из многочисленных движений под эгидой судов, но быстро стало их боевым молодежным крылом, эдакими law enforcers. В начале 2006 г. ополчения судов при спонсорской поддержке сомалийских коммерсантов захватили два порта и аэропорт Могадишо, а позже объединились в "Союз исламских судов", где "шабабы", среди которых было немало ветеранов "Аль-Каиды", быстро стали лидирующей силой.
После разгрома СИС эфиопской армией в том же 2006 г. и вывода войск Эфиопии из Сомали "шабабы" стали главными партнерами сомалийской буржуазии, но, в общем-то, показали себя не лучшими "кризисными менеджерами": из-за засухи 2011 г. подконтрольные им территории поразил голод, от которого погибли тысячи людей. Режим "налогообложения" и таможенных тарифов, практиковавшийся группировкой, поначалу приветствовался деловой средой, но со временем разрушил внутренние хозяйственные связи и парализовал сомалийскую экономику.
"Культурные революции" в Третьем мире за пределами собственно Китая - вещь почти не известная. Очень серьезный социально-политический эксперимент такого рода был развернут в 1960-х - 1970-х гг. в Гвинейской Республике.
В отличие от многих других стран Западной Африки, Гвинея за свою историю не знала стереотипных держиморд, чья власть покоилась на иностранных штыках и концессиях. С момента обретения независимости в 1958 г. страна порвала с бывшей метрополией - Францией, встала на "некапиталистический путь развития" и установила прочные связи с СССР. Гвинейский лидер Ахмед Секу Туре (1958-1984) - "великий кормчий и статег" - открыто называл себя "научным социалистом", хотя и отвергал философию материализма и классовую борьбу как явления, "чуждые гвинейской действительности". Это была не пустая риторика - свыше 85% населения продолжала жить в деревне, промышленные рабочие в 1967 г. составляли лишь 3% (60,5 тыс. чел.) населения страны, а профессиональных управленцев - потенциальной буржуазии - было даже еще меньше - всего около 25 тыс. человек (преимущественно молодые кадры).
В Гвинее был установлен однопартийный режим во главе с Демократической партией Гвинеи (ДПГ). Ее лидер Секу Туре считал, что он лучше всего подходит Гвинее, где еще не сложилось антагонистических классов, способных представлять свои интересы в многопартийном парламенте. Но к 1960-м гг. революционная власть приступила к углублению радикальных реформ.
Под влиянием китайской "культурной революции" в Гвинее в 1967 г. была создана "местная революционная власть" - сеть ячеек (ок. 8000 ед.), охватившая все города и деревни Гвинеи. Целью их создания объявлялось противодействие косной, консервативной и оппортунистической партийно-государственной бюрократии, тормозившей революционный процесс. Гвинея быстро вычистила традиционные институты власти (старейшин и вождей) и осуществила подлинную эмансипацию женщин. Борьба с безграмотностью и знахарством в деревнях также дала существенные позитивные результаты. Наконец, страна открыто поддержала антиколониальные и антиимпериалистические движения континента, став убежищем и перевалочным пунктом для революционеров из Алжира и Гвинеи-Бисау.
2 августа 1968 г. пленум ЦК ДПГ объявил о начале "культурной революции". В январе 1975 г. был сформулирован принцип "партии-государства" - по-своему уникальный феномен политической практики на Черном континенте. "Хартия революции", принятая в феврале того же года, подтвердила курс на углубление революционного некапиталистического преобразования общества.
В октябре 1975 г. началась "аграрная революция в деревне" по созданию коллективных и государственных хозяйств. В ноябре 1978 г. на своем 11-м съезде ДПГ была переименована в "Партию-государство Гвинеи", а страна - в Гвинейскую Народную Революционную Республику во главе с генсеком Секу Туре.
Все это, к сожалению, протекало уже в годы разложения режима и глубокой экономической стагнации. Секу Туре, склонный к паранойе, не желал делиться властью. Росло число противников социалистической ориентации, в партийно-государственных кругах интриговали за власть и посты. "Культурная революция" не принесла подлинного народовластия. Напротив, регулярные чистки кадров привели к концентрации всей власти в руках "семейного клана" Секу Туре, где развернулась ожесточенная борьба за власть после его кончины в марте 1984 г.
В отличие от многих других стран Западной Африки, Гвинея за свою историю не знала стереотипных держиморд, чья власть покоилась на иностранных штыках и концессиях. С момента обретения независимости в 1958 г. страна порвала с бывшей метрополией - Францией, встала на "некапиталистический путь развития" и установила прочные связи с СССР. Гвинейский лидер Ахмед Секу Туре (1958-1984) - "великий кормчий и статег" - открыто называл себя "научным социалистом", хотя и отвергал философию материализма и классовую борьбу как явления, "чуждые гвинейской действительности". Это была не пустая риторика - свыше 85% населения продолжала жить в деревне, промышленные рабочие в 1967 г. составляли лишь 3% (60,5 тыс. чел.) населения страны, а профессиональных управленцев - потенциальной буржуазии - было даже еще меньше - всего около 25 тыс. человек (преимущественно молодые кадры).
В Гвинее был установлен однопартийный режим во главе с Демократической партией Гвинеи (ДПГ). Ее лидер Секу Туре считал, что он лучше всего подходит Гвинее, где еще не сложилось антагонистических классов, способных представлять свои интересы в многопартийном парламенте. Но к 1960-м гг. революционная власть приступила к углублению радикальных реформ.
Под влиянием китайской "культурной революции" в Гвинее в 1967 г. была создана "местная революционная власть" - сеть ячеек (ок. 8000 ед.), охватившая все города и деревни Гвинеи. Целью их создания объявлялось противодействие косной, консервативной и оппортунистической партийно-государственной бюрократии, тормозившей революционный процесс. Гвинея быстро вычистила традиционные институты власти (старейшин и вождей) и осуществила подлинную эмансипацию женщин. Борьба с безграмотностью и знахарством в деревнях также дала существенные позитивные результаты. Наконец, страна открыто поддержала антиколониальные и антиимпериалистические движения континента, став убежищем и перевалочным пунктом для революционеров из Алжира и Гвинеи-Бисау.
2 августа 1968 г. пленум ЦК ДПГ объявил о начале "культурной революции". В январе 1975 г. был сформулирован принцип "партии-государства" - по-своему уникальный феномен политической практики на Черном континенте. "Хартия революции", принятая в феврале того же года, подтвердила курс на углубление революционного некапиталистического преобразования общества.
В октябре 1975 г. началась "аграрная революция в деревне" по созданию коллективных и государственных хозяйств. В ноябре 1978 г. на своем 11-м съезде ДПГ была переименована в "Партию-государство Гвинеи", а страна - в Гвинейскую Народную Революционную Республику во главе с генсеком Секу Туре.
Все это, к сожалению, протекало уже в годы разложения режима и глубокой экономической стагнации. Секу Туре, склонный к паранойе, не желал делиться властью. Росло число противников социалистической ориентации, в партийно-государственных кругах интриговали за власть и посты. "Культурная революция" не принесла подлинного народовластия. Напротив, регулярные чистки кадров привели к концентрации всей власти в руках "семейного клана" Секу Туре, где развернулась ожесточенная борьба за власть после его кончины в марте 1984 г.
Часто спрашивают, что Россия забыла в Центральноафриканской республике. Мне сложно ответить на этот вопрос.
Территория нынешней ЦАР всегда считалась "золушкой" французской колониальной империи. В 1915 г. французы даже пытались выменять Убанги-Шари (так называлась эта колония в 1903-1958 гг.) на клочок земли в Гвинейском заливе, принадлежавший Великобритании, но англичане благоразумно отказались от сделки.
Видя, как богатства текут рекой из соседнего "Свободного Государства Конго" - личного владения бельгийского короля Леопольда II - французы подумали, что приватизация этих неприветливых и безлюдных земель сможет исправить положение. Земли колонии были розданы в концессии частным компаниям, вся деятельность которых свелась к побуждению местных вождей силой сгонять своих подданных на добычу ископаемых и каучука. Не добившись особенных прибылей, компании вскоре ушли из колонии. К тому же, не желая терпеть прелестей вполне себе видимой и даже ощутимой руки рынка, аборигенное население раз за разом восставало против колонизаторов.
К 1930 г. концессионный эксперимент, продлившийся целых 30 лет, был свернут, и Франции пришла в голову другая гениальная идея: засадить всю многострадальную колонию хлопковыми полями. Этот план растянулся на следующие безрадостные 30 лет, но аборигены сорвали и его. Когда после Второй мировой войны все приличные колонии в 1958-1960 гг. добивались независимости, Убанги-Шари не осталась в стороне от этого парада суверенитетов, однако ее население независимости почти не заметило. Munji ("белых чужаков") просто сменили munju voko - "чернокожие белые чужаки" (в выражениях борца за независимость и премьер-министра Бартелеми Боганды).
Пожалуй, единственные более-менее серьезные изменения пришли в бывшую (бывшую ли?) колонию в годы правления Жана-Беделя Бокассы (1966-1979), который почему-то известен только своими "кулинарными" пристрастиями (кстати, не доказанными правосудием). Сбросив в ходе новогоднего переворота 1966 г. политического банкрота Давида Дако, Бокасса попытался оживить экономику и создать какую-никакую социальную инфраструктуру, но из-за некомпетентности чиновников молодой республики эти планы в конце концов были свернуты и похоронены. Вообще, Бокасса - это не столько про каннибализм и безумие, сколько про патримониализм и вездесущую коррупцию, и сменившие его правительства и кабинеты, грабившие население под эхо автоматных очередей бесконечных крестьянских восстаний, были ничуть не лучше.
Нынче до 80% ЦАР удерживают различные повстанческие группировки. Сотни тысяч людей не нашли ничего лучшего, как бежать в соседнюю Демократическую Республику Конго (!). У правительства, контролирующего только столицу страны Банги, нет никакого видения будущего. Остатки "суверенитета" отданы на аутсорс иностранным компаниям. На этот бал вампиров слетелось немало зарубежных хищников, и Россия будет не первой и не последней в пестром списке инвесторов, доноров и концессионеров.
Территория нынешней ЦАР всегда считалась "золушкой" французской колониальной империи. В 1915 г. французы даже пытались выменять Убанги-Шари (так называлась эта колония в 1903-1958 гг.) на клочок земли в Гвинейском заливе, принадлежавший Великобритании, но англичане благоразумно отказались от сделки.
Видя, как богатства текут рекой из соседнего "Свободного Государства Конго" - личного владения бельгийского короля Леопольда II - французы подумали, что приватизация этих неприветливых и безлюдных земель сможет исправить положение. Земли колонии были розданы в концессии частным компаниям, вся деятельность которых свелась к побуждению местных вождей силой сгонять своих подданных на добычу ископаемых и каучука. Не добившись особенных прибылей, компании вскоре ушли из колонии. К тому же, не желая терпеть прелестей вполне себе видимой и даже ощутимой руки рынка, аборигенное население раз за разом восставало против колонизаторов.
К 1930 г. концессионный эксперимент, продлившийся целых 30 лет, был свернут, и Франции пришла в голову другая гениальная идея: засадить всю многострадальную колонию хлопковыми полями. Этот план растянулся на следующие безрадостные 30 лет, но аборигены сорвали и его. Когда после Второй мировой войны все приличные колонии в 1958-1960 гг. добивались независимости, Убанги-Шари не осталась в стороне от этого парада суверенитетов, однако ее население независимости почти не заметило. Munji ("белых чужаков") просто сменили munju voko - "чернокожие белые чужаки" (в выражениях борца за независимость и премьер-министра Бартелеми Боганды).
Пожалуй, единственные более-менее серьезные изменения пришли в бывшую (бывшую ли?) колонию в годы правления Жана-Беделя Бокассы (1966-1979), который почему-то известен только своими "кулинарными" пристрастиями (кстати, не доказанными правосудием). Сбросив в ходе новогоднего переворота 1966 г. политического банкрота Давида Дако, Бокасса попытался оживить экономику и создать какую-никакую социальную инфраструктуру, но из-за некомпетентности чиновников молодой республики эти планы в конце концов были свернуты и похоронены. Вообще, Бокасса - это не столько про каннибализм и безумие, сколько про патримониализм и вездесущую коррупцию, и сменившие его правительства и кабинеты, грабившие население под эхо автоматных очередей бесконечных крестьянских восстаний, были ничуть не лучше.
Нынче до 80% ЦАР удерживают различные повстанческие группировки. Сотни тысяч людей не нашли ничего лучшего, как бежать в соседнюю Демократическую Республику Конго (!). У правительства, контролирующего только столицу страны Банги, нет никакого видения будущего. Остатки "суверенитета" отданы на аутсорс иностранным компаниям. На этот бал вампиров слетелось немало зарубежных хищников, и Россия будет не первой и не последней в пестром списке инвесторов, доноров и концессионеров.