Основы духовного делания


https://rutube.ru/plst/348988/

Помыслы осуждения , которые мы не замечаем.


В церкви - огромное количество людей. И церковь земная - это толпа кающихся грешников. Не святых , а именно грешников!

Очень легко искуситься злом другого человека рядом. А вот как мы расположим свое сердце по отношению к человеку, в русле выполнения заповедей или нет - выбираем уже сами. Избираем жизнь - или смерть.

Увидели зло - и осуждаем. Нам кажется, что мы просто назвали зло в другом человеке - злом и пошли дальше заниматься своими делами. Сыграли в капитана очевидность. Мол мы людей не осуждаем, а просто рассудили, что есть что. И начинаем иногда своим этим критическим мышлением даже гордиться. Ну или станет страшно, что вот так жить нельзя. И - тишина. Никакой молитвы . "Надо же, вот тот возомнил себя невесть кем, а сам того и этого не видит в себе! Если бы он был свят, то делал то и это. Не делает ,а мнит себя хорошим", - хмыкаем мы и продолжаем упорствовать, спокойно существовать, дальше "жить" свою секулярную жизнь . И возникает злой навык. Черное в другом мы назвали черным, за него наше сердце не болит, мы крутится в котле негодования, мы не молимся Богу, в себя едва ли взглянули, концентрируемся на грехах других, и потом так же спокойно рассматриваем муху на стене или выбираем шпинат для салата на обед. И нам начинает нравится такое умничание. В этом - тайная сладость.


"Я то по умолчанию хорош, я вон своими силами что увидел, в другом зло, какой молодец, и что вижу, и что не живу так. Поэтому зачем мне сердце свое направить к покаянию и видению своих грехов? Достаточно , что я знаю, что вот тот так-то поступил, этот эдак. А я что? Я святой, ну конечно так нескромно думать, я просто,я просто шпинат выбираю за церковь радею." Конечно наш ум не выдает такие фразы. Мы просто ощущаем теплоту радования о себе на фоне грешного другого человека. Наша гордыня поставила осуждение и возвеличивание своего "я" нормой, поименовала добром страсть и диктует уму самооправдательную мысль : "Я за человека и церковь радею. За чистоту. Мне просто страшно."

Или ещё : другой согрешил , и мы посмеялись его греху. Нет, смеяться полезно. Когда ты сам настолько горд, что не видишь грехи именно свои, сначала нужно просто посмеяться, что ты так сглупил. Так легче настроиться на покаяннное чувство. Начать со смеха над своей глупостью. Со смеха, что ум в отключке . Страсть взаправду делает нас посмешищем перед людьми и лицом Божьим. Но Господь не смеяться пошел - Он распялся,чтобы мы больше не жили как отступники. Сделать усилие и посмеяться над собой - дорогого стоит. Но смеяться над другими и потешаться - уже грешно. Других хотя бы нужно жалеть, что их выбор зла, причинит им же вред и отвернет от Господа.

Но мы всерьез уверены в том, что мы настолько хорошие, что мы уже любим, что точно не осуждаем - а вместо молитвы ....пустота. И умничание. А в сердце то холодок. Это в уме красивые фразы о верности и падении нравов вместо "Господи, так вот, когда пала башня силоамская...а я сопричтен с теми, кто осуждал не зло, а грешников. Господи, помилуй, яко николиже не сотворил благое пред Тобою.."

#аскезаипсихология

#ЧитаемвслухВеликийПост

#Гнев.Злоба.Раздражение.Схиархимандрит Гавриил Бунге.

Глава 3. Гнев среди восьми греховных помыслов


Перевод с немецкого священника Владимира Зелинского.

Издательство Сретенского монастыря,2023 г .


Связь гнева и уныния. Сращение больших амбиций и неудовлетворённости их как причина акедии (уныния)

Получив же помощь или исправив, что благо, берегись помысла, хвалящего тебя, а других осуждающего. Это также сеть вражия, закликающая в высокоумие, и все плоды добродетели отъемлющая.

прп. Макарий

Грех Адамов - архимандрит Лазарь (Абашидзе) - читать, скачать
https://azbyka.ru/otechnik/Lazar_Abashidze/greh-adamov/

Дело в том, что когда человек видит многие свои явные грехи, то это его очень смиряет, дает правильное понятие о себе, вселяет в душу страх, трепет пред судом Божиим; угадывает он тогда и то направление, по которому на первых порах должно ему следовать. Но когда верующий отсечет по милости Божией явные свои грехопадения, то образ покаяния заметно усложняется, утончается, и здесь появляется большая опасность утерять эту тропу, этот единственно верный тесный путь ко спасению, и свернуть на широкую дорогу самодовольства и гордыни. Каясь в прежних грехах, оставляя прежнюю срамную жизнь свою, получая прощение от Бога, мы тем не менее остаемся глубоко пораженными многими духовными недугами, страстями, греховными навыками, – мы больны сердцем, умом, волей, всеми своими чувствами. Грехи прощены, но страсти еще живы; дела греховные не творим, но склонность к ним, жажда их – живы, и все это требует еще многих трудов покаяния, многих борений, скорбных взываний и молений к Милостивому Врачу – Человеколюбцу Господу нашему. И до каких же пор так? – Пока живем во плоти!


Вот здесь-то и случается распутие: уж очень это непривлекательная дорога для многих – всегдашнее покаяние, постоянное недовольство собой, недоверие себе, подозрение ко всем своим чувствам, движениям души, какое-то всегда внутреннее напряжение, боль, горечь. И так, наоборот, хочется человеку сразу же получить полный покой, внутренний комфорт, чувство духовной удовлетворенности самим собой, чувство своей значимости и избранности. И хорошо, если вступивший только что на дорогу христианства сразу же встретит правильного наставника, который укажет ему в самом начале верный путь, научит не удаляться спасительной печали и сокрушения, не отталкивать от себя это неприятное, но полезное зрелище уродства души своей, не прикрывать его ложным мнением о себе и самооправданием, а нести эту скорбь как свой крест, как верное свидетельство правильности избранного пути (ведь и эти скорби, происходящие от нашего падшего естества, предрекал Спаситель последователям Своим: в мире скорбны будете. Кто не возненавидит душу свою, жизнь свою, не может быть учеником Христовым!), как залог будущей радости, хранить это самоосуждение, как ту евангельскую соль, без которой всякое делание души тут же загнивает, начинает издавать зловоние. А как часто выходит наоборот! Это стало уже распространенной болезнью в наше время: теперь люди, по укоренившемуся в них сладострастию, склонности искать всегда и во всем комфорта и приятности, – самую духовную жизнь уже понимают как средство скорейшего получения такого внутреннего «блаженства», сладостного покоя, эйфории. И вот теперь наблюдается такая картина: исповедовал вновь обратившийся свои прежние тяжкие грехи, походил в церковь, еще несколько раз припомнил на исповеди кое-что из прошлого, немного научился молиться, начал внешне упорядоченную жизнь, но дальше уже не видит, в чем теперь каяться: «Живем как будто нормально, особенно не грешим. Ну там приходят разные плохие помыслы, оживают некоторые страсти в сердце – так оно у всех так. Но зато сколько добрых дел мы теперь делаем» – и т.д. Так может уже с самого начала сложиться нечувствие к своим болезням. И если здесь не научиться внимательному взгляду на немощи души своей, то внутреннее покаяние не привьется ей, а без него вся духовная жизнь не будет иметь верного ориентира, уклонится на ложный путь – в пагубную прелесть.

____
Из предисловия к книге о. Лазаря Абашидзе "О тайных недугах души"

Некоторые могут смутиться духом и сказать: «Если так помышлять о себе, если так всегда себя засуживать, если отвергать всегда всякую в себе уверенность и нисколько не надеяться на свои добрые дела, то тогда точно впадешь в отчаяние, руки опустятся и не захочешь ничего делать». – Но нет! Это не так! – Как же тогда святые отцы, которые так уничижали себя в своих глазах, всю жизнь проливали слезы о душе своей и ни о чем не желали больше помышлять, как только о своем недостоинстве, – как же они не отчаявались, но прилагали труд к труду, не оставляли ни на минуту заботу о душе своей и никогда не теряли бодрости, решимости бороться до конца? Как же они при этом имели и внутренний духовный мир и радость духовную?

Хотя святые отцы в своих писаниях иногда и разъясняют этот вопрос, но все же умом постичь это невозможно, познается же это таинственное явление в душе мира и сладости при покаянии и самоосуждении только самой деятельной покаянной жизнью. Так же трудно объяснимо и само это признание своей греховности, почитание себя самыми негодными и недостойными грешниками теми из отцов, которые вели самую высокую подвижническую жизнь, постоянно внимая своему сердцу, стараясь во всем исполнять волю Божию. Так, авва Дорофей приводит такой рассказ: один старец весьма духовной жизни, по имени Зосима, беседовал с некоторым философом и говорил о грехах. Софист спросил: «Скажи мне, как ты считаешь себя грешным, разве ты не знаешь, что ты свят? Разве не знаешь, что имеешь добродетели? Ведь ты видишь, как исполняешь заповеди: как же ты, поступая так, считаешь себя грешным?» Старец не мог ответить, а только говорил: «Не знаю, что сказать тебе, но считаю себя грешным». Софист продолжал вопрошать, старец же недоумевал, как отвечать, и тогда авва Дорофей вступил в беседу и сказал философу: «Не то же ли самое бывает и в софистическом и врачебном искусствах? Когда кто хорошо обучится искусству и занимается им, то по мере упражнения в оном врач или софист приобретает некоторый навык, а сказать не может и не умеет объяснить, как он стал опытен в деле: душа приобрела навык постепенно и нечувствительно. Так и в смирении: от исполнения заповедей бывает некоторая привычка к смирению и нельзя выразить это словом». Услышав это объяснение, авва Зосима очень обрадовался, подтвердив, что так оно и есть. Софист также остался доволен разъяснением.

Так и в отношении вышесказанного: то, что умом труднопостигаемо и как будто не совместимо одно с другим, на деле таинственно совмещается, дивно сочетается и действует душеспасительно. Этому учит сам опыт; каждый христианин, который вкусил хоть немного этой горечи покаяния и самоуничижения, испытал чувство печали о своей греховности, – тот обязательно заметил, что с ними чудно соединена глубокая внутренняя, мирная, тихая радость, надежда; тот заметил – как душа после таких приливов самоукорения, смирившись, преклонившись пред Богом, бывает милостиво утешена Им; как самоосуждение, признание себя окаяннейшим преступником, величайшим грешником, достойным адских мук, непостижимым образом в глубине сердца укрепляют упование на милость Божию. Когда мы сами себя искренно, из глубины души, осуждаем, окаяваем, то Сам Господь нас оправдывает и прощает, когда мы скорбим, тяжко вздыхаем о грехах своих, то Сам Он вселяет в сердца наши радость помилования.

«Печаль по Богу не ввергает человека в отчаяние, напротив того, утешает его, внушая ему: «Не бойся, снова прибегни к Богу; Он благ и милосерд; Он знает, что человек немощен, и помогает ему». Печаль по Богу приносит радость и утверждает человека в воле Божией», – говорит авва Исаия.

О. Лазарь Абашидзе
__

Печаль по Богу... Блаженны плачущие,ибо они утешатся.


Печаль же о великом себе, который не оказался так велик,как хотелось бы приводит к унынию ...


#аскезаипсихология

«Диавол часто влагает мысли высокие, тонкие и изумляющие, особенно тем, которые остроумны и скоры на высокоумничание. И они, увлекаясь удовольствием иметь и рассматривать такие высокие помыслы, забывают блюсти чистоту своего сердца и внимать смиренному о себе мудрованию и истинному самоумерщвлению; таким образом, будучи опутываемы узами гордости и самомнения, делают себе идола из своего ума, а вследствие того мало-помалу, сами того не чувствуя, вдаются в помысел, что не имеют уже более нужды в совете и вразумлении других, так как привыкли во всякой нужде прибегать к идолу собственного разумения и суждения»

(С)

"Живите тихонько, как живёте, и как Господь приведет. Никого не обижайте и не судите, где представится случай — окажите любовь к ближнему по силе своей. В недостатках своих
сокрушайтесь пред Богом, предавая себя и всех Его Святой воле. В учителя не лезьте, а спросят искренне - ответьте, как сумеете, со внутренней молитвой. В мелочах своих не копайтесь. Все мы грешны и надеемся на милость Господа. Будьте
проще"...

Игумен Никон (Воробьёв)

В трагедии грехопадения первых людей есть множество линий.

Одна из них - беспечность. Змей прельщает Еву, убеждает, что смерть не последует за вкушением плода. Уверяет,что последствия вкушения его не будут страшными.


Сколько раз с этого начинается искушение и у нас, потомков. "Не будет страшно, ничего серьезного не произойдет, если ты... Ты имеешь право на...Он неправ, восстанови справедливость!" Бывает спекуляция на милосердии Божьем. "Ты сейчас согреши,а потом покайся. Ты сделай ,как тебе нужно, пусть это и плохо, но потом принеси Богу." "У тебя нет выхода,если ты не совершишь это,произойдет ещё более страшное" и тд. Ослепляется рассудок.


И человек падает, впуская в себя грех, который прорастет и повредит его. Ничего не проходит бесследно. Адам боится наказания, потому что преступил заповедь, Бог для него уже не друг, а каратель. И он ждёт кары.
Для него действия Бога уже не о любви, а о наказании, потому что он поверил лжи змея о Боге.

Адам и Ева уходят из Эдема , больше они не вернутся к той благодатной первозданной радости. Связь с Богом - разорвана. Последствия греха тяжёлым камнем лягут на плечи всего человеческого рода. Как страшно не поверить Богу и усомниться . Потом придут новые учителя антропологии и скажут : эволюция это движущая сила развития человеческого. Нормальная реакция человека де : бей или беги. Но Адам не сотворён таким! Он таким стал. Грехопадение это о крушении человеческой природы. Это о том, что повреждение с выбором зла запустит откат человека с высоты творения Божьего до высшего животного. Приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48, 13).

Преступил Адам заповедь и убежал прятаться за фигов лист. На призыв Бога приблизиться - ответил отвержением. Все в рамках эволюции. Беги и бей.

А сколько раз мы повторяем грех Адама и повреждаем себя? Или грех Каина, который сначала позавидовал брату, возненавидел его, дал излиться ненависти или - грех Иуды,который, раскаиваясь в содеянном, не дождался прощения Божьего?


Один современный теолог, сочувствуя предательству Иуды,понимая, что тот совершил зло, сказал такие вещи: давайте пожалеем Иуду. Он не знал вероучение , которое ещё только сформируется после воскресения Христова, не знал благой вести, не знал последствия греха, нельзя упрекать его в выборе самоубийства , он был в отчаянии...

Как страшно такое заявление. Как страшно сочувствовать одному злу и не называть другое зло злом! Благая весть изливалась ему не из Писания,а от Живого Бога, но он так и не прикоснулся к Нему сердцем. Он Бога не выбрал, он верил своим силам. Как сказал св. Феофан Затворник, спасение - не от места,а от состояния души. Апостол (Иуда) среди апостолов погиб, разбойник - и на кресте спасся. Как страшно думать,что простая эмпатия к грешнику в его выборе зла есть начало любви и милосердия! И нам может понравиться мысль: даже преступника, имя которого стало нарицательным, нужно уметь жалеть. И можно упиваться взглядом на себя со стороны: как же я умею жалеть известных библейских грешников...А ближних , которые указывают на богословские ошибки - подвергать всенародному линчеванию !

Как страшно, что мы можем слышать сотни раз в Церкви слова о верности Богу и любви к Нему, о покаянии и о прощении ближних, но эти слова не прорастают вглубь наших сердец. Семена падают на почву , над которой , как оказалось, мы не трудились. Где высыхают под солнцем суеты или простых человеческих страхов, под лучами самодовольства и полагания на себя (о, Иуда!), где сильнее жажда не остаться верным до смерти Богу, а жажда вкусить по своему вкусу блага, где человек очаровывается своими собственными силами ... Как страшна беспечность, когда мы порываемся вкусить малое зло, чтобы избежать зла большего. Как страшно думать ,что своими силами сможем отделить грешника от греха и научиться любить, или что спасём других сами или отличим добро от зла! А по сути прельстимся собой, возомним себя праведниками, а фактически - примем грешника со злом и примиримся с ним, забыв про Живого Господа, создадим удобную нам картинку и идола ..


#аскезаипсихология

Ум человеческий не в состоянии отличить добра от зла; замаскированное зло легко, почти всегда, обманывает его. И это очень естественно: ум человеческий юн, а борющие его злыми помыслами имеют более, чем семитысячелетнюю опытность в борьбе, в лукавстве, в ловитве душ человеческих. Различать добро от зла принадлежит сердцу, – его дело. Но опять нужно время, нужно укоснение в заповедях евангельских, чтоб сердце стяжало тонкость вкуса к отличию вина цельного от вина поддельного... Доколе сердце не стяжет навыка отличать добро от зла, очень полезен опытный совет ближнего – воспитанника Восточной Церкви, единой святой, единой истинной, – ищущего и нашедшего в повиновении ей блаженную свободу... Вне неуклонного послушания Церкви нет ни истинного смирения, ни истинного духовного разума; там обширная область, темное царство лжи и производимого ею самообольщения.

Св. Игнатий Брянчанинов
Аскетическая проповедь и письма к мирянам. Т. 4, письмо 11

____

Не потому ли сказано было Иисусу Навину, укреплять в законе Божьем сердце день и ночь? Знать, чему учили отцы. Но и без просвящения выше и научения Богом полагание на себя ,свои силы , свой разум,ослеплённый грехами , закончится выбором Иудовым...

#аскезаипсихология

Самоукорение – это добродетель, это аскетическое упражнение. Укорять себя можно и нужно непрестанно.
Так говорят отцы. Нужно трудиться в том, чтобы совершать внутренний труд по части самоукорения.
Чувство вины и самоукорение – немножко разные вещи.
Для чего нужно самоукорение? Для того, чтобы не гордиться.
А кому нужно не гордиться? Тому, кто склонен к этому.
А кто склонен к этому? Наверное, все, но все в разную меру.

Побитый боксер, уходящий с ринга, и боксер победивший, уходящий с ринга с поднятыми руками, по части гордыни в разных условиях.
Один находится в подавленном состоянии, другой – в приподнятом. Именно тот, кто победил должен укорять себя, должен себя сдерживать и смирять. Если же не смирит себя, то вскоре тоже будет побит.

Что же касательно чувства вины, то простому человеку вечно макать себя за шиворот куда-то носом может быть опасно. Человек может загнать себя в какую-то крайность.

Иногда его нужно утешить, поддержать, поднять в собственных глазах: «Да у тебя получится все!»
Обычно такое детям говорится, но люди инфантильны.
Они и в старости часто детьми остаются.
Их ободрять, а не прессовать надо.

Самоукорение – это внутреннее усилие. Боже вас сохрани, показывать наружу своим постным видом, что вы самоукоряетесь.
Вы должны быть таковы, как сказано Господом о посте: «Лицо свое умой и голову помажь, и явись людям с веселым лицом», а внутри будь постящимся. Потому что Бог видит тайное.
Если ты натянул на себя постную физиономию, посыпал голову пеплом, Боже сохрани, таким являться на люди.

Самоукорение – это тайна сердца. Я должен себя укорять всегда, потому что я вижу, что каждый мой шаг несовершенен перед лицом Бога моего.

И даже посреди самих добрых дел своих я вижу, что они дырявые, как сыр.
Гоголь говорил: скорбь самая сильная не от того, что в мире много зла.
Самая большая скорбь оттого, что в добре добра нет, что добро дырявое. То есть внутри самого добра, как червяк в яблоке, хранится зло. Страшно, то, что зло всюду и даже в добре.
Когда человек знает, что самые добрые движения его души дырявы, гнилы, в какой-то процентной доле, что они несовершенны, вот тогда он понимает, что ему по-настоящему гордиться нечем. Это и есть здоровое самоукорение.

Что же касается вины, то эта тема любима миром, раскручена. Немцев, к примеру, заставляют с пеленок себя чувствовать виноватыми перед евреями.
Хотя родились уже два поколения людей, которые не виновны в гитлеризме.

Нас убеждают, что кто-то должен чувствовать какую-то вину о прошедшем перед кем-то еще. И слово «вина» – какое-то фрейдовское. И про вину я не собираюсь вам говорить.
Мы виноваты собственно перед всеми, как классик говорит: «Всяк за всех виноват».
Мне приятнее говорить об укорении себя самого.
Это мой внутренний труд, это труд внимания себе и наблюдения за стопами своими.
Это труд, ведущий к ясному пониманию, что никогда, даже в самых добрых своих состояниях, я не бываю абсолютно добрым.
Всегда сохраняется иррациональный остаток для греха.
И мне всегда есть в чем себя укорить, на себя шикнуть изнутри.
Чтобы не гордиться. И еще для чего? Чтобы не осуждать.

Когда человек убежден в своей полной правоте, он демонизирует мир. Тогда у него все пальцы получаются указательными, и он видит всех остальных виноватыми.
Если он своих грехов не видит, он видит чужие грехи.

В молитве Ефрема Сирина в посту говорится нам: «Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего».
Если я не буду укорять себя, я буду укорять всех. Тогда весь мир плох, а я хорош.

И тут мы переворачиваем всю систему ложных ценностей, укоряя себя.
Мы начинаем спокойней смотреть на окружающий мир. У нас увеличивается доля спокойствия по отношению к миру, сострадание может даже появится.

Нужно для этого, чтобы луч Солнца правды, луч Христа проник в вашу душу, и вы увидели то, что мы сказали: в добре добра не хватает, не все хорошо внутри человека, там кошмар сплошной. Если вы этого не увидели, то укорение себя будет имитацией и аутотренингом.

Есть самоукорение, а есть самоедство. Если в основе самоукорения мысль о том,что я плох и не годен в Царство Небесное и печаль по Богу, самоукорение силой Божьей бьёт змея внутренней гордыни в темя ,не даёт поднять голову змее.

Вот как сказал о самоукорения св. Игнатий Брянчанинов :

"Самоукорение есть иноческое делание, есть умное делание, противопоставленное и противодействующее болезненному свойству падшего естества, по которому все люди, и самые явные грешники, стараются выказывать себя праведниками и доказывать свою праведность при помощи всевозможных ухищрений.»

А есть состояние самоедства, где человек зациклен на собственной неправоте и ненавидит себя за неидеальность. Печаль не по Богу душу ломает. От любви до ненависти здесь один шаг.

Однако , люди гордые часто избегают самоукорения как раз по причине того,что им кажется такое состояние - отчаянием. В любви и печали по Богу отчаяния нет. Есть радость вопреки скорби. Не всякое ускорение есть мука. Как и не всякое одиночество есть мука. Есть уединение, где сердце мирно и есть Господь или память о Нем в сердце, а есть состояние гордыни, где благодать покинула человека и он отчаивается до того,что ненавидит себя. Но и Бог для него лишь податель благ, и скучает он не по Бозе, а потому что отняты силы благодатные и собственное величие ими не состоялось. Впрочем, человек своей силе приписывает все хорошее, и грызет себя,что "опять не вышло".


Какая пропасть между этими состояниями... А пропасть эта и не видится теми, кто строит жизнь на манер психологических аутотренингов и прокачивает свой самоцен на манер века сего, а о знании учения отцов церкви и не радеет, и о покаянном чувстве забыл .

#аскезаипсихология

Из материалов Азбука.ру


Увы, самоукорение не всегда идет рука об руку с покаянием, порой оно остается лишь внешним действием самообвинения. И признавая свои грехи, человек совершенно не меняет свою жизнь, не перестраивает себя самого в соответствии с открытыми для себя Божественными заповедями.

И тогда получается следующая ситуация: человеку кажется, что он признает все свои грехи. Ведь он из раза в раз «кается» в них на исповеди! Но ему не становится легче, наоборот – он совсем не чувствует Божией Благодати, которая приходит к покаявшимся. Он ощущает бессмысленность своего «покаяния», не осознавая того, что он, по сути, занят лишь перечислением своих грехов, а не покаянием.

Такое смирение называется ложным.

Еще одной разновидностью ложного смирения является тайная гордыня. Она может проявляться в самоукорении напоказ – ведь нужно же видеть свои грехи, вот человек их и «видит». Порой даже выпячивает свою греховность, словно упивается своим падшим состоянием. Однако в реальности такой человек, чаще всего, собственные грехи внутренне не признает, не осознает, и если кто-то со стороны ему укажет на греховное поведение, он будет защищаться, причем нередко весьма агрессивно.

Признак истинного самоукорения и смирения – когда не раздражаешься от того, что тебя укоряют другие. А без самоукорения любые внешние невзгоды воспринимаются как обиды, они пробуждают нашу гордыню и дают повод злиться, негодовать, страдать от несправедливости.

Но и искреннее сожаление о собственных проступках может быть вызвано не огорчением от того, что через свои личные грехи человек отступает от Бога, а страхом, что человеческий образ может пострадать или страдает в мнении других людей. У тайной гордыни много лиц.

В сочетании с ложным смирением самоукорение – это только внешнее действие. Оно не меняет духовное состояние человека в лучшую сторону, оно оставляет в душе болезненное беспокойство, тревогу, а иногда и усиливает внутренний разлад. Ведь к осознанию собственной греховности добавляется ощущение бессмысленности усилий.

В результате человек ввергается в уныние, иногда доходящее до отчаяния.

Для того чтобы вырваться из ловушки такого формального самоукорения, необходимо укреплять себя в вере. В первую очередь, надо осознать, для чего нужно самоукорение. Понять, что искреннее, истинное самоукорение – начало пути к Спасению. Но для этого оно должно не просто быть словесным признанием своей вины или своей греховности. Самоукорение должно стать основой покаяния – началом изменения самого себя, очищения своей души от страстей.

Но порой случается так, что стараясь искренне покаяться, человек занимается самоедством и буквально тонет в ощущении своей греховности.

С одной стороны, у него происходит перекос в сознании – малые прегрешения кажутся огромными, затмевая действительно серьезные грехи. Укоряя себя в не очень значительных проступках, человек игнорирует свои пагубные действия, лишая себя возможности исправиться.

При этом злые духи, получившие через страсти и больные наклонности человека доступ к его душе, нашептывают, что грехи его безмерны, а Бог суров, неумолим, и ни за что не простит такого великого грешника. И любой малый грех тогда кажется смертным, отчего человек постоянно пребывает в унынии. А уж серьезные грехи вообще погружают его в отчаяние.

Подобное уже даже не самоукорение, а самоугнетение связано с ощущением собственного несоответствия либо своему внутреннему идеалу, либо человеческому мнению. Это эгоистическое состояние, потому что внимание человека тут сосредоточено на себе самом, на ощущении собственной греховности.

В безутешном самоукорении человек забывает, зачем вообще нужно вспоминать свои грехи. Это самообвинение ради самообвинения, в нем нет надежды на Прощение от Бога и радость в Жизни Вечной, нет упования на Милосердие Божие.

В самоуничижении человек вообще считает, что не достоин прощения, забыв, что Бог прощает нас не из-за нашего достоинства, а по своему Милосердию. Он перестает помнить, как «Велик и Милостив Господь»!

#аскезаипсихология

В Библии примером такого пустого самоукорения, которое представляет собой не покаяние с жаждой быть прощенным, а состояние угнетенности из-за мук совести, является история Иуды Искариота:

“Вошел же сатана в Иуду, прозванного Искариотом, одного из числа Двенадцати, и он пошел, и говорил с первосвященниками и начальниками, как Его предать им” (Лк.22:3–4).

“Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? Смотри сам. И, бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился.” (Мф.27:3–5).

Безнадежное уныние лечится именно обретением надежды – памятью о том, что Господь хочет всех нас спасти, и что Он любит каждого из нас. Каждому из нас, тонущих в ощущении собственного падшего естества, Бог протягивает якорь и лишь ждет, чтобы мы сами протянули руки и схватились за этот якорь.

«Оно <упование>, как бы какая крепкая цепь, свешенная с неба, поддерживает наши души, мало-помалу поднимая на высоту тех, которые крепко держатся за нее, и вознося нас превыше бури житейских зол» (свт. Иоанн Златоуст).

Таким образом, чтобы избежать уныния, печали и скорби, которые могут настигнуть человека при осознании собственных грехов, необходимо хранить память о том, что спасаемся мы не только со своей стороны, своими верой и делами, но и действием Божьей Благодати, Любовью Милостивого Бога.

Святитель Игнатий Брянчанинов призывал выражать самоукорение словами молитвы благоразумного разбойника:

«Достойное по делам моим приемлю; помяни меня, Господи, во Царствии Твоем!» (Лк.23:41–42).

#аскезаипсихология

"Бог создал человека для блаженства – и именно в Нем, чрез живое с Ним общение. Для сего вдунул в лицо его дыхание Своей жизни, что есть дух. Человеку даны в духе сознание и свобода, но не затем, чтоб он зазнался и своевольничал, а затем чтоб, сознав, что все имеет от Бога, он для того, чтоб жить в Боге, все свободно и сознательно направлял к сей единой цели. Когда он так бывает настроен, то в Боге пребывает и Бог в нем пребывает. Бог, пребывающий в человеке, дает духу его силу властвовать над душою и телом, а далее и над всем, что вне его. Таково и было первоначальное состояние человека. Бог являлся прародителям и подтвердил все сие Своим Божественным словом, наказав им Его единого знать, Ему единому служить, в воле Его единого ходить. Чтоб они не запутались в соображениях, как все это выполнить, Он дал им небольшую заповедь: не вкушать плодов от одного дерева, названного Им древом познания добра и зла (Быт. 2:17). Так и начали жить наши прародители и блаженствовали в Раю."

О. Лазарь Абашидзе


___
Простую заповедь о послушании Господь дал.
Адам был бы взращен Богом в его полную меру при послушании. Переходил бы от ведения к ведению, пока не стал бы богом по благодати. Что имеет Отец - разделил бы с творением своим по благодати, сделал бы его причастным Себе.

А нас как детей Адама нужно и к послушанию приучить, и отвести от нас несвойственное Адаму изначально - самолюбование. Господь нам даёт знание, а мы им уже начинаем гордиться. Или ведение себе приписываем или считаем достойными ведать и впадаем в самодовольство от знания истины, или начинаем знанием истины самоутверждаться вместо покаяния...Часто говорим с таким чувством, как будто мы не ученики Христовы, а всегда ведали суть открытых нами вещей и во всем сведущи сами...

#аскезаипсихология

Делатель правды человеческой исполнен самомнения, высокоумия, самообольщения; он проповедует, трубит о себе, о делах своих, не обращая никакого внимания на воспрещение Господа (Мф. 6, 1–18); ненавистью и мщением платит тем, которые осмелились бы отворить уста для самого основательного и благонамеренного противоречия его правде: признает себя достойным и предостойным наград земных и небесных. Напротив того, делатель евангельских заповедей всегда погружен в смирение: сличая с возвышенностью и чистотою всесвятых заповедей свое исполнение их, он постоянно признает это исполнение крайне недостаточным, недостойным Бога; он видит себя заслуживающим временных и вечных казней за согрешения свои, за нерасторгнутое общение с сатаною, за падение, общее всем человекам, за свое собственное пребывание в падении, наконец, за самое недостаточное и часто превратное исполнение заповедей».

«Придет ли к тебе какая благая мысль, остановись, никак не устремись к исполнению ее с опрометчивостью, необдуманно. Ощутишь ли в сердце какое благое влечение, остановись: не дерзай увлечься им. Справься с Евангелием. Рассмотри: согласны ли со всесвятым учением Господа благая мысль твоя и твое благое влечение сердечное. Вскоре усмотришь, что нет никакого согласия между евангельским добром и добром падшего человеческого естества. Добро падшего естества перемешано со злом, а потому и само это добро сделалось злом, как делается ядом вкусная и здоровая пища, когда перемешают ее с ядом. Хранись делать добро падшего естества! Делая это добро, разовьешь свое падение, разовьешь в себе самомнение и гордость, достигнешь ближайшего сходства с демонами. Напротив того, делая евангельское добро, как истинный и верный ученик Богочеловека, соделаешься подобным Богочеловеку».

В каждом деле важно заглянуть в глубь сердца, в тайники сокровенных наших помыслов. Всякое дело, прежде чем мы на него решимся, бывает взвешено и расценено внутренними нашими силами, там происходит что-то вроде некоторого тайного совета: сердце говорит свои «за» и «против», ум – свои, чувства, плоть, наши страсти, привязанности, слабости – все здесь пытается вставить свое слово; и если на этом совете выносится суд справедливый, дело решается по Христовым законам, то оно будет совершаться во спасение души; если же будет допущено лукавствие в пользу какой-либо страсти, с тайной мыслью напитать эту страсть, то совершаемое дело, какой бы внешне благолепный вид оно ни имело, принесет душе скорее вред, чем пользу. И любой маленький и едва заметный поступок, шаг – всегда сопровождаются внутри нас этим внутренним посвящением во чье-то имя, совершаются ради земного или небесного, Божьего или человеческого. И часто само это посвящение имеет большее значение, чем совершаемое наружно дело, в нем-то и заключается главная цена совершаемого пред Богом.


О. Лазарь Абашидзе

Св. Феофан Затворник.

Смотри - и вразумляйся!

   Один глубокий старец, живший в уединенной пустыне, впал в уныние, и тьма помышлений начала сокрушать душу его, внушая ему недоумения, правильно ли течет он и есть ли надежда, что труды его увенчаются, наконец, успехом. Старец сидел, поникнув главою. Сердце ныло, но очи не давали слез. Сухая скорбь. томила его. Между тем как он так убивался горем, предстал ему Ангел Господень и сказал: «Что смущаешься и зачем помышления входят в сердце твое? Не ты первый и не ты последний идешь путем сим. Многие уже прошли им, многие идут и многие пройдут им в светлые обители райские. Ступай, я покажу тебе разные пути, какими ходят сыны человеческие, равно как и то, куда приводят сии пути. Смотри - и вразумляйся!»

   Повинуясь мановению Ангела, старец встал и пошел; но едва сделал несколько шагов вперед, как стал вне себя и погрузился в созерцание дивного видения, которое открылось умным очам его. Он видел по левую от себя сторону густой мрак, как стену непроницаемую, внутри которого слышались шум, тревога и смятение. Всматриваясь внимательнее в мрак, увидел он широкую реку, по которой волны ходили взад и вперед, вправо и влево; и кто-то всякий раз, как мелькала пред очами его волна, как бы на ухо внятно произносил старцу: это - волна неверия, беспечности, холодности; это - немилосердия, разврата, взяточничества; это - неги, забавы, зависти, раздора; а это - пьянства, нечистоты, лености, неверности супругов, и прочее, и прочее; и всякая волна поворачивала на себе пред ним несметное множество людей, поднимая их из реки и снова погружая в глубь ее. В ужасе старец воскликнул: «Господи! Ужели все сии погибнут и нет им надежды спасения?» Ангел сказал ему: «Смотри далее - и узришь милость и правду Божию!»

   Старец взглянул еще на реку и увидел ее по всей ширине и по всей долготе, покрытой малыми ладьями, в которых сидели светлые юноши со всякого рода орудиями для спасения утопающих. Они всех звали к себе и иным подавали руки, другим спускали жерди и доски, тем бросали верви, а иногда погружали в глубь багры и крюки, - не ухватится ли и там кто? И что же? Редкий-редкий откликался на призывный голос их, и еще менее было таких, которые пользовались как следует подаваемыми им орудиями спасения. Наибольшая часть с презорством отвергали их и с каким-то диким услаждением погружались в реку сию, издававшую чад, смрад и гарь. Старец простер взор свой в даль реки и в конце ее увидел бездну, в которую низвергалась она. Юноши в большом количестве стремительно плавали в ладьях туда и сюда, у самого края бездны, заботливо подавая помощь всякому; но, несмотря на это, каждую минуту, в каждой точке реки целые тысячи людей вместе с рекою низвергались в бездну, откуда были слышны только стоны отчаяния и скрежет зубов. Старец закрыл лицо свое и зарыдал. И был к нему глас с Неба: «Горько, но кто виновен? Скажи, чтобы еще мог Я сделать для спасения их, чего бы не сделал? Но они с ожесточением отвергают всякую подаваемую им помощь. Они отвергнут Меня, даже если Я низойду на помощь к ним в самые безотрадные места их страданий».

   Успокоившись несколько, старец обратил очи свои на правую сторону, к светлому востоку, и утешен был отрадным видением. Те, кои, внимая зову светлых юношей, подавали им руку или хватались за какое-нибудь спасительное орудие, были извлекаемы ими на правый берег. Здесь принимали их другие лица, вводили в небольшие стройные здания, рассеянные в большом количестве по всему протяжению берега, где их обмывали чистою водою, облекали в чистые одежды, опоясывали, обували, давали посох и, подкрепив пищею, отсылали в путь - далее к востоку, заповедав им не озираться вспять, идти без остановки, внимательно смотреть под ноги и не пропускать ни одного подобного здания без того, чтобы не зайти в него и не подкрепить себя в нем пищею и советом от тех, чьему попечению вверены сии здания, равно как все заходящие в них.
⬇️

   Старец провел глазами по берегу и увидел, что на всем протяжении его готовятся в путь эти избавленные. На лице всех отпечатлевались радость и воодушевление. Видно было, что они все чувствовали особенную легкость и силу и с некоторою неудержимостью устремлялись в путь, первые стадии которого усеяны приятными цветами.

   Старец обратил потом взор свой далее к востоку, и вот что ему открылось! Приятный луг оканчивался не вдали от берега; далее начинались горы, лежавшие хребтами в разных направлениях. Они шли, поднимаясь все выше и выше и пересекаясь пропастями, то голые и утесистые, то покрытые кустарниками и лесами. Повсюду по ним видны были путники-труженики. Иной карабкался на крутизну, другой сидел в утомлении или стоял в раздумье, тот боролся со зверем или змеею; один шел прямо к востоку, а другой по косвенному направлению, а иной перерезывал поперечно пути другим; только все были в труде и поте, в борьбе и напряжении сил - и душевных, и телесных. Редкий путник всегда видел дорогу: часто она совсем пропадала или раздроблялась в распутия; в ином месте скрывали ее туман и мрак, в ином пресекала пропасть или крутой утес; там преграждали ее звери из дубравы или ядовитые гады из ущелий. Но вот что дивно! Повсюду по горам рассеяны были красивые здания, подобные тем, в которых принимали в первый раз спасенных из воды. Коль скоро путник заходил в них как ему заповедано вначале, то, как бы он ни был изможден до того времени. выходил оттуда бодрым и полным сил. Тогда звери и гады не могли выносить взора его и бежали от него; никакие препоны надолго не останавливали его, и он легко и скоро отыскивал скрывавшийся каким-либо образом путь по тем указаниям, какие получал в тех зданиях. Всякий раз, как преодолевал кто препятствие или одолевал врага, становился крепче, выше и статнее; чем кто выше всходил, тем более хорошел и светлел. К вершине горы местность опять становилась гладкою и цветистою; но вступившие на нее вскоре входили в светлый облак, или туман, из которого более уже не показывались.

   Старец поднял очи выше сего облака и из-за него или из-за горы увидел чудный, неописанной красоты свет, из которого донеслись к нему сладостные звуки: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! Старец в умилении пал ниц, и над ним звучно пронеслось слово Господне: так бегите, чтобы получить.

   Поднявшись снова на ноги, старец увидел, что с разных высот горы немалое число путников в разных местах стремительно бежали снова к реке, то молча, то с криком и хульными, бранными словами. К каждому из них и сверху, и с боков обращаемо было воззвание: «Остановись, остановись!» Но гонимые какими-то малорослыми муринами, они не внимали остережению и снова погружались в смердящую реку. Тогда старец в изумлении воззвал: «Господи! Что сие?» И услышал в ответ: «Плод самочиния и непокорливости богоучрежденному порядку!» Тем видение кончилось.

   Ангел, показывавший его старцу, спросил его наконец: «Утешен ли?» И старец поклонился ему до земли.

  Святитель Феофан Затворник