Избяной Космос Клюева.
Творчество Николая Клюева (1884–1937) занимает особое место в русской литературе первых десятилетий ХХ века. Отвечая требованиям времени, фольклорно- мифологические стихи поэта оказались чрезвычайно популярными. По верному замечанию Т. А. Пономаревой, лирика Н. Клюева – не идеализация деревни как таковой, а эстетизация «избяного космоса». Поэт говорил «языком народа» с целью быть услышанным и понятым, поэтому весь образ жизни и даже внешность его были превращены «в наглядное средство агитации, цель которой – утверждение самоценности крестьянского мира».
В «Мирских думах» передано настроение со-переживания солдатским семьям, потерявшим кормильцев на полях Первой мировой войны. Трагедия, охватившая всю страну, усилила обращение поэта к фольклорным образам Северной Руси. Это выразилось в создании стилизаций солдатской песни как чудского хтонического плача-причитания.
МИРСКАЯ ДУМА
Не гуси в отлет собирались,
Не лебеди на озере скликались, –
Подымались мужики – Пудожане,
С заонежской кряжистой Карелой,
С Каргопольскою дикой Лешнею,
Со всею полесной хвойною силой,
Постоять за крещеную Землю,
За зеленую матерь-пустыню,
За березыньку с вещей кукушкой...
Из-под ели два-десять вершинной
От сиговья Муромского плёса,
Подымался Лазарь преподобный
Ратоборцам дать благословенье,
Провещать поганых одоленье...
Вопрошали Лазаря Лешане,
Каргополы, Чудь и Пудожане:
«Источи нам, Лазаре всечудный,
На мирскую думу сказ медвяный:
Что помеха злому кроволитью, –
Ум-хитрец аль песня-межеумка,
Белый воск, аль черное железо?»
Рек святой: «Пятьсот годин в колоде
Почивал я, об уме не тщася;
Смерть моих костей не обглодала,
Из телес не выплавила сала,
Чтоб отлить свечу, чей брезг бездонный
У умерших теплится во взоре,
По ночному кладбищу блуждает,
Черепа на плитах выжигая;
А железо проклято от века:
Им любовь пригвождена ко древу,
Сожаленью ребра перебиты,
Простоте же в мир врата закрыты.
Белый воск и песня-недоумка
Истекли от вербы непорочной:
Точит верба восковые слезы
И ведет зеленый тайный причит
Про мужицкий рай, про пир вселенский,
Про душевный град, где «Свете Тихий».
И тропарь зеленый кто учует,
Тот на тварь обуха не поднимет,
Не подрубит яблони цветущей,
И веслом бездушным вод не ранит...»
Поклонились Лазарю Лешане,
Каргополы, Лопь и Пудожане:
«Сказ блаженный, как баю над зыбкой,
Что певала бабка Купариха
У Дедери Храброго на свадьбе».
Был Дедеря лют на кроволитье,
После ж песни стал, как лес осенний,
Сердцем в воск, очами в хвои потемки,
А кудрями в прожелть листопада.
1915.
Иллюстрация Андрей Малышев. Кострома.
#русскийсевер #великороссы #клюев #мифология #XXвек
Творчество Николая Клюева (1884–1937) занимает особое место в русской литературе первых десятилетий ХХ века. Отвечая требованиям времени, фольклорно- мифологические стихи поэта оказались чрезвычайно популярными. По верному замечанию Т. А. Пономаревой, лирика Н. Клюева – не идеализация деревни как таковой, а эстетизация «избяного космоса». Поэт говорил «языком народа» с целью быть услышанным и понятым, поэтому весь образ жизни и даже внешность его были превращены «в наглядное средство агитации, цель которой – утверждение самоценности крестьянского мира».
В «Мирских думах» передано настроение со-переживания солдатским семьям, потерявшим кормильцев на полях Первой мировой войны. Трагедия, охватившая всю страну, усилила обращение поэта к фольклорным образам Северной Руси. Это выразилось в создании стилизаций солдатской песни как чудского хтонического плача-причитания.
МИРСКАЯ ДУМА
Не гуси в отлет собирались,
Не лебеди на озере скликались, –
Подымались мужики – Пудожане,
С заонежской кряжистой Карелой,
С Каргопольскою дикой Лешнею,
Со всею полесной хвойною силой,
Постоять за крещеную Землю,
За зеленую матерь-пустыню,
За березыньку с вещей кукушкой...
Из-под ели два-десять вершинной
От сиговья Муромского плёса,
Подымался Лазарь преподобный
Ратоборцам дать благословенье,
Провещать поганых одоленье...
Вопрошали Лазаря Лешане,
Каргополы, Чудь и Пудожане:
«Источи нам, Лазаре всечудный,
На мирскую думу сказ медвяный:
Что помеха злому кроволитью, –
Ум-хитрец аль песня-межеумка,
Белый воск, аль черное железо?»
Рек святой: «Пятьсот годин в колоде
Почивал я, об уме не тщася;
Смерть моих костей не обглодала,
Из телес не выплавила сала,
Чтоб отлить свечу, чей брезг бездонный
У умерших теплится во взоре,
По ночному кладбищу блуждает,
Черепа на плитах выжигая;
А железо проклято от века:
Им любовь пригвождена ко древу,
Сожаленью ребра перебиты,
Простоте же в мир врата закрыты.
Белый воск и песня-недоумка
Истекли от вербы непорочной:
Точит верба восковые слезы
И ведет зеленый тайный причит
Про мужицкий рай, про пир вселенский,
Про душевный град, где «Свете Тихий».
И тропарь зеленый кто учует,
Тот на тварь обуха не поднимет,
Не подрубит яблони цветущей,
И веслом бездушным вод не ранит...»
Поклонились Лазарю Лешане,
Каргополы, Лопь и Пудожане:
«Сказ блаженный, как баю над зыбкой,
Что певала бабка Купариха
У Дедери Храброго на свадьбе».
Был Дедеря лют на кроволитье,
После ж песни стал, как лес осенний,
Сердцем в воск, очами в хвои потемки,
А кудрями в прожелть листопада.
1915.
Иллюстрация Андрей Малышев. Кострома.
#русскийсевер #великороссы #клюев #мифология #XXвек
