Валентин Курбатов о Ефиме Честнякове.
Фрагмент из интервью "Горький"
— Когда вы завели речь о Доме экологического просвещения, я про Честнякова вспомнил, вы же интересовались его творчеством?
— Я был в доме-музее Ефима Васильевича в костромской деревне Шаблово, был в Кологриве с его замечательным собранием холстов Ефима Васильевича. Мы так еще и не оценили как следует такое огромное и важное явление как Честняков. Грузия гордится Нико Пиросмани, Франция — своим наивным Анри Руссо. Ефим Васильевич был выше и дальше, он не был просто наивным художником и не зря учился у Репина и у одного из величайших графиков Петербурга — Кардовского, не зря сиживал в умных Религиозно-философских обществах с Мережковским.
Он не бежал за Петербургом, а держал деревенское сознание в чистоте, как живое сокровище. Он чувствовал земную глубину деревенского человека и искал, как открыть эту глубину миру. В любом деревенском мальчике, девочке, старухе, которых он рисовал или писал, была видна вся полнота мира, красота и совершенство простого здорового земного духа. Его сказки и стихи рождены из этой стихии. В своей деревне они играют не в чужие страсти, а в свою же, только поднятую в небеса деревню. Деревенские шабловские дети, становясь «актерами», играли самих себя. Это особый способ существования, пока еще не имеющий аналогов в мире. Его Петербург, книги, умное чтение, были только дорогой к постижению тайны человеческого лица. Он делал фотографии местных мужиков, крестьян, женщин, детей. И ему казалось, что сейчас он покажет миру эти лица, и мир ахнет. У меня есть копии, сделанные с этих фотографий, на которые я смотрю с печалью, потому что теперь мы таких лиц не носим. Не носим в себе земной цельности, строившей те простые лица, которые специально не думали о тонкой сложности мира, потому что сами были этим миром.
Сегодня мы скорее играем в русское национальное сознание, декоративно строим его, но уже не являемся детьми земли и неба. Мы понимаем слово «почва» как литературное. И почва у нас пушкинская, достоевская, решетниковская, терпигоревская — литературная почва. И небо тоже слегка декоративное, православное «из приличия». Это Толстой не любил «православных из приличия» и искал в мужике того же, что искал и находил Честняков. Поэтому, оглядываясь сейчас на фигуру Ефима Васильевича, думаешь, какой бы был пример миру, если бы мы доглядели до конца то, что делал в малой деревне великий русский мыслитель и художник в лаптях. Мы бы проснулись другими"...
Это одна из самых прекрасных цитат о Ефиме Васильевиче из мной услышанных и прочитанных. Так глубоко и так верно.
Залесец.
#курбатов #честняков #кологрив #великороссы
Фрагмент из интервью "Горький"
— Когда вы завели речь о Доме экологического просвещения, я про Честнякова вспомнил, вы же интересовались его творчеством?
— Я был в доме-музее Ефима Васильевича в костромской деревне Шаблово, был в Кологриве с его замечательным собранием холстов Ефима Васильевича. Мы так еще и не оценили как следует такое огромное и важное явление как Честняков. Грузия гордится Нико Пиросмани, Франция — своим наивным Анри Руссо. Ефим Васильевич был выше и дальше, он не был просто наивным художником и не зря учился у Репина и у одного из величайших графиков Петербурга — Кардовского, не зря сиживал в умных Религиозно-философских обществах с Мережковским.
Он не бежал за Петербургом, а держал деревенское сознание в чистоте, как живое сокровище. Он чувствовал земную глубину деревенского человека и искал, как открыть эту глубину миру. В любом деревенском мальчике, девочке, старухе, которых он рисовал или писал, была видна вся полнота мира, красота и совершенство простого здорового земного духа. Его сказки и стихи рождены из этой стихии. В своей деревне они играют не в чужие страсти, а в свою же, только поднятую в небеса деревню. Деревенские шабловские дети, становясь «актерами», играли самих себя. Это особый способ существования, пока еще не имеющий аналогов в мире. Его Петербург, книги, умное чтение, были только дорогой к постижению тайны человеческого лица. Он делал фотографии местных мужиков, крестьян, женщин, детей. И ему казалось, что сейчас он покажет миру эти лица, и мир ахнет. У меня есть копии, сделанные с этих фотографий, на которые я смотрю с печалью, потому что теперь мы таких лиц не носим. Не носим в себе земной цельности, строившей те простые лица, которые специально не думали о тонкой сложности мира, потому что сами были этим миром.
Сегодня мы скорее играем в русское национальное сознание, декоративно строим его, но уже не являемся детьми земли и неба. Мы понимаем слово «почва» как литературное. И почва у нас пушкинская, достоевская, решетниковская, терпигоревская — литературная почва. И небо тоже слегка декоративное, православное «из приличия». Это Толстой не любил «православных из приличия» и искал в мужике того же, что искал и находил Честняков. Поэтому, оглядываясь сейчас на фигуру Ефима Васильевича, думаешь, какой бы был пример миру, если бы мы доглядели до конца то, что делал в малой деревне великий русский мыслитель и художник в лаптях. Мы бы проснулись другими"...
Это одна из самых прекрасных цитат о Ефиме Васильевиче из мной услышанных и прочитанных. Так глубоко и так верно.
Залесец.
#курбатов #честняков #кологрив #великороссы
