Forwarded from Русский переплет
Однажды возвращаюсь из Лавры. Обычно через Москву, а тут не хотелось опять в городскую толчею, поехал впервые на автобусе. Куда – не важно, скажем, от Лавры на юго-восток. А область, для тех, кто не знает, местами такая глушь, хотя столица рядом. Остановки редкие, едем медленно, смеркается. Тогда в самом начале 80-х ходил по маршруту ЛАЗ-695 – теперь редкость, а тогда еще в глуши ходили, их не любили: на задних сидениях трясло, пахло перегретым маслом, и пыль пробивалась через щели в полу. Автобус переваливается с боку на бок по колдобинам грунтовой дороги, и все пространство внутри наполняется пыльно. Пассажиров всего человек пять – вечер воскресения. Впереди меня сидят две женщины в ватниках и шерстяных платках, хотя тепло, начало сентября, бабье лето, картошки как раз убирали.
Слышу такой разговор:
‒ Решила Псалтирь почитать.
‒ Так у тебя же нет.
‒ А я у Марьи взяла.
‒ И она дала?
‒ Да я переписала.
И достает небольшую стопку школьных тетрадей. А в них почерком, как в школе учили – аккуратненько переписаны Псалмы, как тут на фотографии ‒ начало жития Иустины Антиохийской.
Вспомнил, потому что просматриваю фотографии десятилетней давности. Нашел такие фотки – Минея четья 1824 года изданная в Киево-Печерской лавре, а в ней рукописи. Правда, не 80-х, о которых речь, а скорее 60-х годов, судя по написанию адреса, но возможно я ошибаюсь, не изучал историю почтовых адресов. #былое
Новая бумага пожелтела, особенно та часть, которая ближе к краю блока (точнее корню), а тряпичная не пожелтела даже там, где соприкасалась с новой (сфотографировано, как лежало). #бумага
Кстати, о картошках: в Питере говорят: «в мундире», а там – «в шкарлупе».
Однажды возвращаюсь из Лавры. Обычно через Москву, а тут не хотелось опять в городскую толчею, поехал впервые на автобусе. Куда – не важно, скажем, от Лавры на юго-восток. А область, для тех, кто не знает, местами такая глушь, хотя столица рядом. Остановки редкие, едем медленно, смеркается. Тогда в самом начале 80-х ходил по маршруту ЛАЗ-695 – теперь редкость, а тогда еще в глуши ходили, их не любили: на задних сидениях трясло, пахло перегретым маслом, и пыль пробивалась через щели в полу. Автобус переваливается с боку на бок по колдобинам грунтовой дороги, и все пространство внутри наполняется пыльно. Пассажиров всего человек пять – вечер воскресения. Впереди меня сидят две женщины в ватниках и шерстяных платках, хотя тепло, начало сентября, бабье лето, картошки как раз убирали.
Слышу такой разговор:
‒ Решила Псалтирь почитать.
‒ Так у тебя же нет.
‒ А я у Марьи взяла.
‒ И она дала?
‒ Да я переписала.
И достает небольшую стопку школьных тетрадей. А в них почерком, как в школе учили – аккуратненько переписаны Псалмы, как тут на фотографии ‒ начало жития Иустины Антиохийской.
Вспомнил, потому что просматриваю фотографии десятилетней давности. Нашел такие фотки – Минея четья 1824 года изданная в Киево-Печерской лавре, а в ней рукописи. Правда, не 80-х, о которых речь, а скорее 60-х годов, судя по написанию адреса, но возможно я ошибаюсь, не изучал историю почтовых адресов. #былое
Новая бумага пожелтела, особенно та часть, которая ближе к краю блока (точнее корню), а тряпичная не пожелтела даже там, где соприкасалась с новой (сфотографировано, как лежало). #бумага
Кстати, о картошках: в Питере говорят: «в мундире», а там – «в шкарлупе».
Telegram
Русский переплет