В США – централизация управления через 3 новых ведомства: 1) Совет по военной промышленности (War Industries Board) и его Ценовой комитет (Price Fixing Committee), функции – военные контракты и контроль за ними, координация, контроль всего распределения стали в США и т.п.; 2) Администрация продовольствия (Food Administration, контроль производства и распределения продовольствия, создание запасов, стабилизация и фиксация цен) и ее Зерновая корпорация (Grain Corporation, покупка, запасы, продажа зерна и продуктов из него, контроль экспорта – импорта зерна); 3) Администрация топлива (Fuel Administration, распределение топлива, цены на уголь). Железные дороги были национализированы. Создан Shipping Board (Совет по перевозкам) – строительство, лизинг, реквизиции и контроль парка морских судов для перевозок во время войны.

Как мы видим, все страны с рыночной экономикой делали примерно одно и то же. Во время Второй мировой войны – примерно та же практика.

Что сказать? Исключений не бывает. Как только страна попадает под сильнейшее давление, в ней неизбежна мобилизация экономики. Возникает максимум огосударствления и прямого управления, когда подавляющая часть хозяйственной деятельности совершается решениями властей, при резком ограничении гражданского потребления и мобильности населения. Такова практика – в прошлые и будущие времена, если и когда в ней возникает неотложная потребность.

Это моя новая статья в журнале "Родина" https://rg.ru/2023/02/05/pervaia-mirovaia-front-za-liniej-fronta.html

Риски России - это риски сверхцентрализованного государства, подчиненного крупным частным интересам, обладающим монополией на власть. В таком государстве не может быть должного уважения к народу. В нем нет органичного саморегулирования. В истории нет ни одного примера успешно выжившей железной вертикали. Теория систем опровергает саму возможность успеха таких систем, в которых руль взят чрезмерно на себя. Они всегда делают ошибки, будучи уверенными в своей правоте.

Все успехи - временные, все скорости - частичные, и, даже когда в нем теплеет, ты знаешь, что замерзать, рано или поздно, опять придется.

От этого больно. Нам очень нужны развитие, легкость дыхания, тишина, чувство общего, большого, удачного проекта. Другая модель общества, другая - экономики, другая - нас самих, нас - как коллективного человека. Но и в том государстве, которое сложилось, нужно как-то жить.

Главными правилами жизни в нем являются:
а) молчи,
б) служи,
в) не двигайся - забьют, как гвоздь,
г) терпи,
д) умей уходить в себя,
е) читай. В книгах - есть сложное общество,
ж) абстрагируйся,
з) не думай о будущем - зачем?
и) создай свой круг. Самый ближний. Именно в нем - вся жизнь
к) не строй иллюзий
л) и все-таки - наслаждайся. Нельзя не наслаждаться жизнью, когда она есть

Что ж, их нужно просто знать, и есть масса неплохих людей, которые им следуют. Так течет река, потому что ей нужно течь.

Для книги "Краткая история российских стрессов. Модели коллективного и личного поведения за 300 лет"
"Лабиринт" https://www.labirint.ru/books/914980/
"Озон" https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-810368740/?oos_search=false&sh=tay5RRzPfA
"Литрес", электронная https://www.litres.ru/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti/chitat-onlayn/?ysclid=lbgf9dre6l178311397

Правила делания будущего:
а) не кричать, не выть - это само собой, но создавать запас идей и проектов - на потом, даже если они сейчас невозможны
б) делать их публичными
в) хранить ценности - гуманизм, любовь, самую высокую энергию, культуру во всем ее разнообразии, открытость мира
г) поддерживать, хранить - всех, кому тяжело, удерживать их на поверхности
д) не дать себя вовлечь в ненависть, даже если личные обстоятельства подталкивают к этому
ж) никогда не желать хаоса, никому не желать гибели - быть голосом эволюции, развития, постепенности, даже тогда, когда этого просто не может быть
з) знать, что всё - меняется, и делать так, чтобы в точке перемен не остаться стоять с растерянным взглядом
и) ясно понимать образ будущего - и держаться его: всё для человека, социальная рыночная экономика, демократия по немецкому / австрийскому образцу, общество стимулов, а не наказаний, технологии + быстрый рост, замораживание внешних конфликтов и т.п.

Все это - как способ не стать "бывшим" и достойно пережить самые тяжелые времена

Окуджава на сцене, с тонкой змеиной улыбкой, с голосом - насмешливым баском, и - земля вертится.
Его не знал, знаю Ольгу Владимировну. С ними легко - Быть.

"Антон Палыч Чехов однажды заметил,
что умный любит учиться, а дурак учить.
Скольких дураков в своей жизни я встретил,
мне давно пора уже орден получить.
Дураки обожают собираться в стаю,
впереди главный - во всей красе.
В детстве я верил, что однажды встану,
а дураков нету - улетели все!
Ах, детские сны мои, какая ошибка,
в каких облаках я по глупости витал!
У природы на устах коварная улыбка,
видимо, чего-то я не рассчитал.
А умный в одиночестве гуляет кругами,
он ценит одиночество превыше всего.
И его так просто взять голыми руками,
скоро их повыловят всех до одного.
Когда ж их всех повыловят, настанет эпоха,
которую не выдумать и не описать.
С умным - хлопотно, с дураком - плохо.
Нужно что-то среднее, да где ж его взять?
Дураком быть выгодно, да очень не хочется.
Умным очень хочется, да кончится битьем...
У природы на устах коварные пророчества.
Но может быть, когда-нибудь к среднему придем?"

Одно прекрасное семейство – в нем папу звали Ганс, а маму – Машей, - решило пройти с детской коляской контроль в аэропорту, при этом счастливо улыбаясь. Младенец гугукал на руках, небо было ясным, а рамки – через них тихо протекла коляска – просто рамками, пока вдруг не взорвались красным цветом и не запищали.
- Идите-ка сюда! – строго сказал им нервный, одетый в черное, с тревожным взглядом человек.
-Взрывчатка? – спросил он, - Пластик?
И стал тыкать в коляску палками, а они пищали и куксились, предупреждая, что в ней - большой террор.
Ганса и Машу стали потихоньку окружать.
-Да нет ничего у нас! - закричал Ганс на чистом английском языке, а Маша ушла в астрал.
-А вот посмотрим, - сказал нервный человек и стал коляску щупать и почти что переворачивать.
-Хм, - наконец, сказал он, - хм… хм… хм. И вправду – ничего.
-Как же так? – тут Маша вспомнила, что она боевая русская женщина и в поисках правды должна дойти до конца.
- Ну… - сказал нервный человек, - Так иногда бывает.
И посмотрел на младенца.
- Иногда, - он еще раз посмотрел на него, - … когда они ходят стулом, и что-то там остается на коляске… - он сделал козу младенцу, - ну, вы понимаете… то приборы думают, что это взрывчатка, самой последней конструкции, и тогда очень громко шумят.
-Как же так! – снова воскликнула Маша, - У меня самая лучшая коляска, и следов на ней никаких нет! Я – хорошая мать!
- Идите – идите! – ласково сказал ей нервный человек и отвернулся от них в поисках новой опасности.
- Что же это было? – задумчиво спросил Ганс, бывший физиком и привыкший во всем доходить до конца. – Как взрывчатка попала на колеса нашей детской коляски?
- Не смотри на меня так! – громко ответила ему Маша, - Не ты ли собирал в коляску палочки от ракет нынешним Новым годом? Не ты ли сказал, что они для мамы и ее огорода под Лейпцигом? Не ты ли радовался вместе с ней, как много ты собрал пороховых палочек, чтобы ей что-то в огороде к ним привязывать?
-Это был я, - просветленно сказал Ганс и радостно улыбнулся. Он так любил свою Машу и ее душу, которая во всем разбиралась, но неизвестно как работала, как сообщил ему Достоевский в своем «Войне и мире».
А Маша в ответ обняла Ганса, который всегда хотел всё знать.
Они, наконец, двинулись за бутербродами.
Коляска покачивалась, и ей нравился ее угрожающий вид.
А младенец решал, кто из них будет удобнее, чтобы хорошо поспать, когда за бортом будет плыть солнце, и они будут тоже - плыть, держась за руки, как заведено между народами, когда они наслаждаются жизнью.

Пусть сегодня поговорит Столыпин. Что, если представить его на самых высоких наших трибунах?
Вот его собственные слова, сказанные в разное время.
1. «Все помыслы, стремления мои – благо России.
2. Отечество наше должно превратиться в государство правовое. В России… сила не может стоять выше права!

3. Вся правительственная политика направлена к насаждению мелкой частной собственности. Как же воссоздать крепкую, сильную Россию, и одновременно гасить инициативу, энергию, убивать самодеятельность?

4. Бедность… худшее из рабств. …То же крепостное право, - за деньги. Вы можете так же давить людей, как и до освобождения крестьян. Смешно говорить этим людям о свободе, или о свободах. Сначала доведите их уровень благосостояния до той, по крайней мере, наименьшей грани, где минимальное довольство делает человека свободным.

5. Правительство не могло… не дать удовлетворения… врожденному у каждого человека… чувству личной собственности, столь же естественному, как чувство голода… Тогда только писаная свобода превратится в свободу настоящую, которая… слагается из гражданских вольностей и чувства государственности и патриотизма.

6. Великая задача наша – создание крепкого единоличного собственника, надежнейшего оплота государственного строя. Главная наша задача – укрепить низы. В них вся сила страны! Их более 100 миллионов! Будут здоровы и крепки корни у государства, поверьте – и слова… Правительства совсем иначе зазвучат перед Европой и перед целым миром.

7. Возможное освобождение широких масс неимущего населения от дополнительного налогового бремени.
8. Наше экономическое возрождение мы строим на наличии покупной способности у крепкого, достаточного класса на низах.

9. Помимо создания мелкой частной собственности, помимо землеустройства… помимо расширения мелкого кредита… мы стремимся снять также и экономические путы с земств и городов.

10. Правительству… известно, насколько мало на местах средств… Правительство сочло себя обязанным облегчить как земствам, так и городам путем предоставления им кредита… доступного, организованного и дешевого.

11. Возможности… оживления деятельности органов общественного самоуправления путем передачи им некоторой части нынешних государственных доходов…расширяя круг действия земств и городов, правительство обязано дать им возможность выполнить возложенные на них обязанности.

12. Мы занимаем одну седьмую часть суши. … Первенствующей… нашей задачей являются пути сообщения.

13. Все заботы Правительства направлены на проведение в жизнь прогрессивных реформ… Правительство содействует проникновению в сознание… народных масс той великой истины, что единственно в труде народ может обрести спасение.

14. Там, где правительство победило революцию…, оно успевало не исключительно физической силой, а тем, что «опираясь на силу», смело становилось во главе реформ.

15. Это начало – настойчивого, неторопливого преобразования – не в направлении радикального, но постепенного прогресса и закономерности».

Под этой программой можно подписаться и сегодня. Но есть еще и загадка. После смерти Столыпина из его бумаг был изъят обширный план переустройства России. Об этом есть свидетельства старшей дочери и ее мужа. В нем были идеи дальнейшей либерализации страны. Сначала «захватить» Россию «в кулак» в ее «анархическо-хаотическом состоянии», а затем «постепенно разжимать кулак».

Этот план утерян. В 1956 г. в Нью-Йорке появилась книга Зеньковского с его изложением. Дочь Столыпина восторженно встретила эту книгу. Тем не менее, доказательств, что план подлинный - нет. Знак вопроса остался навсегда.

Можно только гадать, что случилось бы с Россией, если бы Столыпина не убили. Да и случилось ли? Он был на грани отставки. Но нам очень нужны его идеи. Личная собственность, богатеющее население, свобода, гражданственность и сильное государство, основанные на достатке миллионов семей – разве с этим можно спорить? Правительство как нравственная, сильная личность – разве не для нас?

Да, личность. Вот письмо жене, 1906 г.: «Оля, бесценное мое сокровище. Вчера судьба моя решилась. Я министр внутренних дел в стране окровавленной, потрясенной… и это в одну из самых трудных исторических минут, повторяющихся раз в тысячу лет...

Поддержка, помощь моя будешь Ты, моя обожаемая, моя вечно дорогая. Все сокровище любви, которое Ты отдала мне, сохранило меня до 44 лет верующим в добро и людей… Ты мой ангел – хранитель»
.
Что ж, пусть вера, крепкая надежда и спокойствие не покидают и нас. И пусть у каждого из нас будет свой ангел-хранитель среди самых близких, сохраняющий в нас веру в добро и в людей в самые трудные наши времена. И в двадцать лет, и в сорок с лишним, как у Столыпиных, и далеко за семьдесят, когда нам нужны будут все наши силы.

-А вот страха у нас как раз нет! – как-то раз закончил свою большую речь премьер-министр (2015).
И вдруг стало страшно, понимая, с какой легкостью и дальше могут приниматься решения в макроэкономике, затрагивающие судьбы, дела и активы каждого. По-кавалерийски, с шашкой наголо, потому что никто не несет за них ответственности.

-А у нас есть страх, что у вас страха нет! – должны воскликнуть мы и горестно закрыть свои глаза руками.

Не страшно: шоковой терапии; шоковой приватизации; шокового дефолта 1998 г.; шокирующей частоты кризисов; шокирующего превращения в сырьевую страну; шокирующего огосударствления; шокирующей сверхконцентрации собственности; шокирующей, безрассудной, мелкой и расхлябанной финансовой машины, созданной за 25 лет; шокирующей зависимости от доллара, нефти, газа и металлов; шокирующего регулятивного бремени; щокирующих, сверхтяжелых налогов; шокирующих изменений в правилах игры почти каждые пять лет.

Ничего этого не страшно.

Не страшно нашей неприкаянности, того, что мы так и не пристанем к какому-нибудь миру, шокируя самих себя размерами потерь в людях, капитале, технологиях, ресурсах и научных школах.

И даже год тому назад - страшно не было.

.Власти должны испытывать постоянный страх. Страх в том, чтобы не нанести вреда. У них не должно быть легких решений, не измеренных по потерянным людям, семьям и их имуществу.
Властям должно быть страшно за каждое решение, чтобы оно не принесло вреда всем тем, кого по обычаю называют «населением» или «человеческими ресурсами», или даже гордо «человеческим капиталом».

И это не страх, это – любовь.

Это тот настоящий страх властей, это та любовь к людям, который делает из населения – по-настоящему работающее общество, а из разговаривающей или даже кричащей публики – страну, создающую на одном дыхании экономическое чудо.

На Западе живут люди. Самые обычные. Они рожают детей, они их кормят, просто семьи. Живут довольно сытно. День за днем трясутся в поездах, в метро, тащатся за свои станки и в офисы, очень много работают. Оперные театры полны, как и пляжи, и на развалинах Рима столько же людей, сколько и в Макдональдс. Да, они очень долго живут, и театры полны парами - он и она - когда им далеко за семьдесят и даже за восемьдесят. Для них мы - где-то на краю света, так же. как и Сирия, сейчас они нам ужасаются, но в общем-то им все равно, нет особенной любви или нелюбви, лишь бы не дошло до них то, что называется "зарево войны". Собственно, в их голове нас нет, а есть дети, деньги, книги, хлеб и тепло, зрелища и, конечно. любовь. Без нее жизнь - это не жизнь. Так существует Запад людей, куда бы мы ни кинули взгляд - устроенный, удобный, хотя, конечно, не без проблем. Ну, с проблемами мы хорошо знакомы - с ними рождаемся, и они не оставляют нас всю жизнь, заставляя всю жизнь думать о том, без чего можно было бы обойтись от слова "совсем"

В жизни каждой семьи, в каждой судьбе есть поворотные точки. Штабс-капитан Зощенко, награжденный пятью орденами в первую мировую, отравленный газами, записал в своей книге «Перед восходом солнца»: «В кресле против меня французский полковник. Чуть усмехаясь, он говорит:
– Завтра, в двенадцать часов дня, вы можете получить паспорт. Через десять дней вы будете в Париже… Вы должны благодарить мадемуазель Р. Это она оказала вам протекцию.
…Я говорю:
– Я не собираюсь никуда уезжать, полковник. Это недоразумение.
Пожав плечами, он говорит:
– Мой друг, вы отдаете себе отчет, что происходит в вашей стране?.. Прежде всего это небезопасно для жизни – пролетарская революция…
– Хорошо, я подумаю, – говорю я. Хотя мне нечего думать. У меня нет сомнений. Я не могу и не хочу уехать из России. Я ничего не ищу в Париже».

Он не уехал. Он не мог уехать из России.

В 1941 г. пытался уйти на фронт. Со своим пороком сердца, полученным от отравления газами.

А если бы уехал? Не было бы рассказов Зощенко, не было бы его хитрости, его мудрости, его лукавства, не было бы его якобы простецкого говора – был бы эмигрант Зощенко, может быть, тоже писатель, была бы (почему бы нет?) его французская семья, и тогда какой-нибудь его пожилой потомок с благодушием рассматривал бы громаду Петербурга, говоря, что здесь жил - кочевал его прадед. Но его парижских потомков – не было и нет, а есть книга «На восходе солнца», которую он стал печатать по кускам в 1943 г.

Но вот другая – поворотная точка. В 1946 г. – постановление Оргбюро ЦК ВКП (б) от 14 августа 1946 года № 274. Цитата: «В журнале “Звезда”… появилось много безыдейных, идеологически вредных произведений... Редакции “Звезды” известно, что Зощенко давно специализировался на писании пустых, бессодержательных и пошлых вещей, на проповеди гнилой безыдейности, пошлости и аполитичности, рассчитанных на то, чтобы дезориентировать нашу молодежь и отравить ее сознание. Последний из опубликованных рассказов Зощенко “Приключения обезьяны” (“Звезда”, № 5–6 за 1946 г.) представляет пошлый пасквиль на советский быт и на советских людей. Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами. Предоставление страниц “Звезды” таким пошлякам и подонкам литературы, как Зощенко, тем более недопустимо, что редакции “Звезда” хорошо известна физиономия Зощенко и недостойное поведение его во время войны, когда Зощенко, ничем не помогая советскому народу в его борьбе против немецких захватчиков, написал такую омерзительную вещь как “Перед восходом солнца”».

Что еще? Он выжил, не был арестован. Ждал ареста. Писать и печататься не мог. Был исключен из Союза писателей. Голодал. Сапожничал, как в 1918 году. И скоро ушел.

Какая бессмысленная драма в том, что человек, выбравший Россию, возлюбленный государством (он получил-таки «трудового красного знамени»), всю жизнь любивший, смеявшийся, страдавший от депрессий, человек, не имевший вины ни перед кем, был пойман в ловушку, создавшую вокруг него нечеловеческую пустоту!

Какая бессмысленная насмешка в том, что человек, написавший книгу о самоконтроле – «Перед восходом солнца», о том, как управлять самим собой, чтобы никому не причинить вреда, был полностью лишен контроля над самим собой! Эта книга была напечатана в Ленинграде только в 1987 г. Через 30 лет после того, как он махнул на всё рукой – и ушел.

«И вдруг необычайная картина – вода выступает изо всех люков и стремительно заливает мостовую. Снова по воде я иду домой… Ужасное зрелище» («Перед восходом солнца»). Это его время выступило из всех люков и пор, чтобы залить людей, их самонадеянность, их неспособность всё увидеть до конца, их способность обманываться, их любовь к тому, что нельзя любить, их странные решения, когда все развилки пройдены именно так, чтобы принести в будущем страдание.

Зощенко? Такие же поворотные точки, когда крик в воздухе стоял, были во многих семьях. Родители? Деды? Прадеды? Часто спрашиваешь себя, как же они уцелели, как смогли встретиться, чтобы продолжиться в нас, если так в жизни не бывает, так быть просто не могло.

А повороты к радости – могут быть? Есть ли они, поворотные точки, чтобы досыта смеяться, любить, быть вместе, быть так, чтобы летела земля? Так бывает? «Бывали у меня годы…, когда несчастья преследовали меня. Бывали легкие — и только. Настоящее счастье, со всем его безумием и горечью, давалось редко. Один раз, если говорить строго. Я говорю о 29 годе». Это – Евгений Шварц,

Двое, оба в браке, встретились, год 1929 – и вспыхнули. Так бывает. «Милый мой Катарин Иванович, мой песик, мой курносенький. Мне больше всего на свете хочется, чтобы ты была счастливой. Очень счастливой. Хорошо? Я всю жизнь плыл по течению. Меня тащило от худого к хорошему, от несчастья к счастью. Я уже думал, что больше ничего интересного мне на этом свете не увидеть. И вот я встретился с тобой. Это очень хорошо. Что будет дальше — не знаю и знать не хочу… Я тебя буду любить всегда. Я всегда буду с тобой».

А можно по-другому. «Пожалуйста, не сердись на меня, Катюша. Я сегодня целый день один, а я от этого отвык. Поэтому я и пишу. Отчего у тебя по телефону такой сердитый голос? Отчего ты обо мне не вспоминала ни разу за весь день? Отчего я дурак? …Думал я все время о тебе. Обдумал тебя до последней пуговицы. Меня теперь ничем не удивить. Я мог бы написать пятьсот вариаций на тему — Екатерина Ивановна. Я тебя люблю».

Эти письма не предназначены для нас. Они – ни для кого другого. Они - только разговор между двумя в их поворотном пункте, когда ломается всё прежнее, когда должны рассыпаться старые семьи, потому что другого выхода, кроме как быть вместе – просто нет. «Итак, мы были бедны… Каждый месяц в течение нескольких дней лежала Катюша под морфием. Дважды ожидала она ребенка, и оба раза кончилось дело страшно… Больница, болезни, нищета, вечная неуверенность в завтрашнем дне, а вспоминается мне то время как необыкновенно счастливое, будто освещенное изнутри. Радость переплавляла все. Еще недавно удивлялась Катя, как я был весел. Почему? Потому что жизнь повернулась. Потому что близость с Катюшей доходила до необъяснимой силы. Однажды она угадала мысль мою, едва оформившуюся, сложную и назвала ее. Мы оба молчали, и вдруг она сказала, о чем я думаю… То, что пытаюсь рассказать — не поддается, едва я слишком близко подхожу к нам… Есть предел, за которым прямой рассказ невозможен».

И у нас есть предел, за которым мы должны перестать их слушать. Слишком близко подходим к ним. А что чувствуем? У них – счастье после полного переворота в жизни.

Нам это дано? Кому-то – да, кому-то – нет. Но жизнь, наша жизнь несется дальше, и в ней каждому даны пять - семь точек переворотов, когда можно изменить всё. Меняются люди, бывают другая любовь и другая ненависть, есть перемены мест, где мы живем, можно изменить наши искусства и умения, но хуже всего – столкнуться с тем, что нужно менять всё, чем ты жил, в собственных идеях. Перевернуть голову и душу, зачеркнуть собственную жизнь. Мы все - воплощения идей, мы несем их с гордостью, мы уверены, что жизнь устроена именно так, как мы думаем, какой она должна быть. Мы верны своим идеям, мы поклоняемся им, они – мы сами до мозга костей, и когда мы вдруг становимся уверены, что всё, чем мы жили, ложь – вот это испытание, вот это настоящий огонь.

Ольга Берггольц, 5 марта 1954 г. «…Каторга оставалась каторгой, и вся страна и физически, и духовно (о, особенно духовно!) была такой, и не только мирясь, но и славя ее, я лгала, и знала, что лгу, и мне никуда было не уйти от сознания своей лживости…». 14 мая 1954 г. «Муча и истязая меня, - бог уберег меня от главного несчастья: я не клеймила, не разоблачала, не исключала, не сажала, не преследовала, не клеветала и т.д. Не отрекалась». А что - затем? «Опечатанная, запечатанная душа, - о, как трудно, как сквозь терновник, - продираться сквозь это к самой себе, к жизни, к творчеству» (1.06.57).

В этом месте - остановимся. Отдохнем, отдышимся. Впереди много поворотных точек. Только пусть они будут к лучшему. Пусть не бьют по нашим душам, по нашей любви, по нашим близким. Пусть они будут для новых идей, новой энергии, нового делания. Пусть не будет в них отчаяния. Пусть ничто не заставит нас отречься от самих себя, пусть не выворачиваются души. Мы были, мы есть, мы будем – пусть будет жизнь, наша бесценная жизнь, как бы ни металась она по времени.

Это моя новая колонка в "Неделе - Российская газета"
https://rg.ru/2023/02/21/ne-uvidet-parizh-i.html

О новой книге Якова Миркина Яков Миркин «Краткая история российских стрессов».
Марина Новикова-Грунд: "Я — игроман. Однажды, вместо того, чтобы дописывать диплом, я выиграла за ночь преферанса 17 тыс. рублей при ставке в одну копейку. Денег у нас не было, мы играли на спички, 1спичка=1копейка, и у меня до сих пор хранится вексель на листке в клеточку, в котором мои друзья обязуются мне выплатить при первом требовании 1700000 спичек. После этого я завязала. Запретила себе даже шахматы. Но людям свойственно обходить запреты, и какой-то момент я поймала себя на том, что читаю статьи финансистов. Практической надобности в том не было никакой, но финансы привлекали мой интерес игрока.

На статьи Якова Миркина я наткнулась совершенно случайно. Таблицы, числа, проценты — но и ещё что-то. В блокноте я обозначила для себя: vox humana, человеческий голос. Академические тексты были одновременно прозой поэта. Странное сочетание — финансист и поэт. Нет, бывает, что учёные на досуге пишут стихи. Но здесь поэзия использовала сухие факты в качестве художественных средств. Это был высший пилотаж.

Вот рецензия, написанная под впечатлением этой прекрасной книжки.
=======
Краткая история российских стрессов.
Экономика, поэзия, игра и правильные местоимения
Яков Миркин — академический учёный и одновременно автор прекрасных, полных жизни и скрытого эротизма новелл. Не стоит задавить риторический вопрос: как сочетаются в одном человеке финансит с его процентами, ставками, кредитами и литератор, любитель смешных и печальных сюжетов с неожиданными и трогательными финалами. Каждый, кто не читал ни его экономических статей, ни рассказов, легко ответит на это, что, мол, вполне естественно для талантливого человека от занятий сухой наукой переключаться временами на вольный литературный слог, давать волю воображению. Но те, кому посчастливилось читать и то, и другое, с ответом затруднятся.
Похоже, что для Миркина литература не побег от сухой науки, а её продолжение. Все его тексты объединяет нечто общее, чему трудно подобрать имя. Попробуем поймать этот ускользающий смысл, дав ему имя: vox humana. Vox humana звучит постоянно — в текстах научных, художественных и тех, которые, как последняя его книга, сочетают в себе и точные выкладки с отсылками к источникам, оформленными по всем библиографическим правилам, и характеры, истории, воспоминания.

Если расчленить имя vox humana на составляющие (а я, как представитель формальной семантической школы в лингвистике, не стану удерживать себя от этого соблазна), то выделяются два элемента: любовь к местоимению «мы» и любовь к игре. Ну и третий элемент: просто любовь.
«Мы» — это очень хитрое местоимение. Оно как минимум двулико. Бывает «мы» инклюзивное: «Мы впятером сбежали с уроков». Это значит, что сбежал и я, и каждый из четырёх моих друзей. Но встречается и «мы» эксклюзивное. Например, когда взрослый говорит детям: «Мы сейчас помоем ручки и пойдём спать». Мыть ручки и спать предстоит детям, а взрослый воспользуется передышкой и поживет немного без визга и топота. Себя он не включил в это «мы».

«Мы» эксклюзивное часто гнездится рядом с обобщениями. Мы добры, или жестоки, или умны, или необразованны, или бедны или почти святые, или-или-или... А ты сам, говорящий, умён ли, или беден, или жесток? Ну при чем здесь я, — ответит эксклюзивный говорящий, я говорю о всех нас.

В книге «Краткая история российских стрессов» слово «мы» звучит постоянно. И это честное, инклюзивное «мы»: это с нами — со мной, и с тобой, читатель, и с теми, кто не прочёл и не прочтёт ни строчки, с людьми самых разных убеждений и социальных статусов, все происходило и происходит.

«Мы наших я»,—определяет свою позицию Миркин: «Среди нас есть либералы; государственники; негативисты; искатели заговоров; монархисты; циники; евразийцы; поэты; знающие всё; не знающие ничего; идеалисты; советские люди; радикалы; и, наконец, просто те, кто живет частной жизнью. Но мы в самых сокровенных, сущностных своих чертах — одно и то же...»

Особенно «одно и то же» самых разных нас проявляется в стрессах — в тех переломных моментах нашего существования, когда теряется все — устоявшийся уклад жизни, имущество, близкие, возможность планировать своё будущее. Страшно, очень страшно оказаться одному на руинах «голому человеку», у которого есть только он сам. В эти моменты весь наш предшествующий опыт не может нам помочь, и мы прибегаем к архаичным стратегиям: замри-беги-сражайся.

Избегу соблазна пересказывать дальше книгу, скажу лишь, что она оказывается той остро необходимой поддержкой, в которой нуждаемся все мы (инклюзивные, разумеется): в тот момент, когда наш собственный опыт рушится под напором событий,она даёт нам опереться на разнообразнейший опыт других. Мы и сами пытаемся это делать, но в качестве опоры выбираем буквально то, что случайно попадает нам в руки. Как правило, это мифы. Огромное количество разнообразных исторических мифов рассмотрено в книге с академической тщательностью и не развенчано, но дополнено — статистикой, экономическими выкладками, репликами и жизненными историями современников...

Инклюзивное «мы» захватывает не только нас, живущих сейчас, но и распространяется на живших когда-то.

Плоские исторические картинки обретают объём, глубину и динамику, позволяя нам не только узнать, но и пережить то, что происходило за границами нашего личного существования.
Книга читается на одном дыхании. Оторваться невозможно, как и анализировать собственные чувства в процессе чтения. Но вот последний всплеск эмоций: как, уже последняя глава? И все? Скрытый, тайный сюжет, почти не замечаемый в процессе чтения, продолжает вести нас, когда книга закрыта. Это сюжет игры. Точнее, игр. Перевороты, войны, воспоминания, таблицы, истории царей и их подданных — все это сыгранные партии, которые необходимо изучить тому, кто тоже вступил в игру. Шахматист, изучивший детально партии великих игроков и помнящий наизусть находки и ошибки предшественников, имеет лучшие шансы на победу, чем любитель, который не держал в руках даже журнал «Шахматы».

Но шахматы — это лишь метафора игры, где победа одних оказывается поражением других. Яков Миркин, экономист, поэт и игрок, увеличивает наши шансы победить в игре на порядок более сложной, чем шахматы: в игре, где не должно быть проигравших, где выигрыш каждого — это выигрыш всех: в замечательной игре win-win." P.S. От Миркина: "Для меня Россия - мир отличных людей, с которыми можно говорить, как с самим собой. Именно эта Россия - прежде всего. Интеллигентность, глубокое понимание общества, создание добра. И еще - спасение потерянных, униженных, всех, кто не видит будущего. Именно сейчас.
Марина Новикова-Грунд - одна из главных. Сложная, умная, золотая, большое имя в психологии, и ученый - уникальный. Теплота - и ум. Именно она сейчас спасает, вытаскивает тех, кто потерян, учит - и еще создает - ту интеллектуальную канву, без которой у общества нет будущего, нет будущего в открытом, настоящем, истинном добре, расположенном к каждому из нас,
Я вдруг получил от нее запись о своей новой книге - о "Краткой истории российских стрессов". Я в ней прислушиваюсь к каждому слову.

Насмешка, чуточный цинизм, неверие – все то, что требуется от взрослого человека в исторические времена, когда ты попал на сковородку. И еще – чувство дальнего полета, что все еще впереди. И еще – чтобы кто-нибудь, у кого легкая рука, сказал, что все наладится, устроится, утрясется. А делать-то что? Строить будущее – у кого личное, у кого – для всех, но строить, быть на ходу, быть самим собой, не поддаваться ржавчине. Ценность каждого – бесконечна. Человек – не вынужденный, человек этики, человек со всей жизненной силой – истинный человек. Это – внутреннее чувство, которое всегда даст знать, как жить в запредельные времена.

Запись ровно год назад. Подпишусь - и сегодня. Всё пл-прежнему - впереди
"Всё думаю, как помочь. Как сделать легче нашим растревоженным, полным горечи сознаниям, которые больше не могут терпеть? Еще раз - мы в новой реальности. Она может продлиться десятки лет. В Иране она продолжается больше сорока. У каждого будут – и уже есть – потери. Очень важно сохранять жизнеспособность – свою и семьи. Если нужно вовремя уйти – уходите. Если жизнь принуждает замолчать - хотя бы не кричите. Еще раз подумайте – где будут ваши ямы, где пропасти, где самые слабые места, в которые можно провалиться. Что нужно неминуемо обрезать, чтобы не потерять себя – в общении, в рабочих местах, в имуществе. О чем не плакать, просто вычистить из головы.

И еще – чем жить хотя бы год. Как не потерять доступ к деньгам, к честной информации, к любым вещам, сохраняющим жизнь семьи. И самое главное - как не потерять самого себя, своей души, своей чести и своего достоинства.

Общество – морозильник, общество – «нельзя», подцензурное общество, общество с ограниченными ресурсами, общество закрытое, общество, где тобой пытаются прямо управлять, до глубины мозгов обрабатывая твое сознание, общество, находящееся под колоссальным напряжением. В нем придется жить, натягивая его на себя, пытаясь оставаться самим собой – и выживать, делая это всей семьей. Хочется плакать? Да. Ненавистно до глубины души? Да. Рано или поздно изменится? Да. Но в любом случае придется выживать с достоинством, понимая, как все устроено. Мы ничем не отличаемся от тех, кто, пережив 1917 – 1919 годы, очнулись в новом мире.

Легче сказать, чем сделать. Но делать придется. Во мне всё бунтует, когда я это пишу. Но я обязан это написать, понимая, что происходит. Считайте, что вас подняли на высоту в четыре километра, и вам нужно там быть, день за днем".

1) Этой войны не должно было быть
2) Для России это - поворотная точка, может быть, на десятки лет
3) Нужно иметь терпение, чтобы сохранить себя и семью
4) Всё еще - впереди
5) Честь, достоинство, добро, жалость, любовь к людям
6) Не уничтожить себя - пропагандой. Не замарать
7) Практическое мышление
8) Быть впередсмотрящим
9) Взвешивать риски, быстро меняться, не терять самого себя, ни в чем не не поступаясь в том, что называется человечностью
10) Всё может быть. Всё - возможно. Всё идет с неслыханной жестокостью.
9) Строить другое будущее. Ради себя - и ради всех
10) Любить. Жить с максимумом внутренней силы. Никогда не ослабевать
11) Заставить себя быть сильным. Изо дня в день, это - труд
12) Сказать себе: "Я живу. Я дышу. Я свободен, хотя бы внутри себя. Я всё - решу"

Мы все очень соскучились по нормальности. По жизни, в которой ничего не происходит, кроме пасмурной или небесной жизни наших семей. В ней нас не готовят к войне, не возлагают на кого-то вину, не бьют нас по ушам непрерывной, ежечасной артподготовкой. В ней мы испытываем удовольствие вместо того, чтобы ожидать, что вот-вот сейчас что-то обрушится, или порвется, или просто свалится на наши головы.

В этой нормальной жизни мы не втянуты в дела передвижения авианосцев. Мы не думаем о визитах министров иностранных дел как о чем-то судьбоносном. Мы просто проживаем нашу жизнь, желательно не за стволами пушек. В ней государство так же далеко, как луна. Оно – просто подспорье, и поэтому должно быть незаметно. Зато мы замечаем вкус делания, думания и движения и, если повезет, любви. И это – наш вкус, наша сладость или горечь, это мы сами, а не то, что нам навязано – непреклонно и неустанно.

Наша отдельная, неприкосновенная, нормальная жизнь, без истерик и выкриков – пусть она будет.

Написал для всех в FB 19 августа 2018:
"Мы живем в драме, разворачивающейся годами. Она ставит в тупик всех тех, кто пытается быть рациональным. Поэтому:
1) не дремать;
2) рассчитывать личные и общие риски;
3) холодно, рационально видеть, как устроена большая конструкция, внутри которой мы живем, не обольщаться, не поддаваться тысячам идей, которые сваливают на нас, не быть распропагандированным;
4) пытаться играть на усиление – в любой позиции, в любом возрасте, на любой временной дистанции;
5) жить с резервами, но не слишком высоким кредитным рычагом – постсоветские экономики и финансовые рынки настолько волатильны («колеблемы», по-русски говоря), что всегда готовы выбить семьи, которые приняли на себя слишком много обязательств;
6) знать, что ничто не закончилось, а, может быть, еще не начиналось, впереди - самые высокие взлеты и самые глубокие падения – они обязательно будут на всем постсоветском пространстве – в 5 ,10, 15, 20 лет;
7) считать, жить, получать удовольствие, планировать – на длинную дорожку, а там уж боги сами решат – посмеяться над нашими лучшими намерениями или же протянуть руку (крыло, длань?) и помочь

У российского мира – самая высокая сейсмика, особенно в том, что касается семейных денег, имущества. Хватательный рефлекс – умопомрачительный.

Это значит – всегда быть в пути. Никогда не подводить черту. Мы обязаны двигаться".

Каждая такая мантра разворачивается в тысячу ситуаций.
Мотор, который нужно иметь в себе, что бы ни случилось, что бы ни происходило лично с Вами.
Будет гораздо легче

Чем отвечают на давление, на отъемы, на судьбу, полную неизвестности? Садом, сиреневым садом. Леонид Колесников, битый - перебитый, дважды воевавший, сын купеческий, у которого отняли всё достояние семьи, развел сиреневый сад в Москве, на куске земли, еще ему оставленном, и сирени его, больше 300 сортов, вошли в легенду. Он так ответил на время, в котором жил. Он так погрузился в сад. Он этим жил на Соколе в Москве, став, конечно, знаменитым, и все флаги были к нему - но это был его, лично его, присущий ему ответ на время, в котором было легко пропасть- 1910-е - 1950-е.

Мы по-разному отвечаем на неизвестность, мы по-разному испытываем свой страх, но какой же это полный достоинства ответ - огромный сад, воспитанный сиренью и забитый цветами. Сад - для всех Что почитать, если есть желание. Л. Колесников. Сирень. М.: Московский рабочий, 1952 (есть в сети); История русской сирени. Памяти Колесникова. М.: Пента, 2010.

Очень простая формула «социальной рыночной экономики» для России, Казахстана, Украины, Беларуси или любой другой постсоветской страны:
-от 20 до 40 лет – делать всё, чтобы рождение ребенка не было тяжелым экономическим решением для семьи. Как можно больше детей! Дети как гедонизм в квадрате!
-от 20 до 70 лет – делать всё, чтобы семьям было выгодно действовать самим – строить свое (земля, дома, квартиры), придумывать свое, получать образование – свое, быть мобильными, делать бизнес – свой, кто может, быть профи, делать карьеру – свою, расширяясь, как получится.

-от 70 лет и до бесконечности – помогать не теряться, быть – полный вперед, не сужаться, делать всё, чтобы работалось, если можешь и хочешь. И, наконец, просто помогать всем, чем можно. Помогать, удерживать на плаву.

-для всех – беречь каждую, неповторимую душу. Каждый человек – бесценен.

Это и есть социальная рыночная экономика, которую еще нужно построить.

Все равно придется решать, что делать, когда придет мир – рано или поздно. Все равно возникнут новые поворотные точки у любой из этих стран.
Важно не упустить окна возможностей.
Они все равно будут.

Жить сегодня, понимая это, гораздо легче.
Просто посмотрите на историю – меняется всё.