Нормализация процента, доступнее кредит (прежде всего в регионах, малому и среднему бизнесу, в массовой жилищной ипотеке). Умеренно ослабленный курс национальной валюты (без него не обошлось ни одно «экономическое чудо»). Очень сильные и простые налоговые стимулы за рост и модернизацию, снижение налогового бремени. Когда фиск – это 37 – 39% ВВП, быстро расти нельзя. Подавление немонетарной инфляции, замораживание цен и тарифов, регулируемых государством (это уже было в 2017 году).

Бюджетный маневр, поворот ЦБР – больше денег среднему и малому бизнесу в регионах. Его доля в хозяйстве в 20 – 25% - очень мала. Ускоренная амортизация. Быстрое снижение административного бремени. Максимум льгот для прямых иностранных инвестиций (вместо поощрения кэрри-трейд и финансовых спекуляций). Импортные тарифы, толкающие к переносу заводов в Россию. Новый бюджетный федерализм, больше денег оставлять на местах, свободная иммиграция в Россию тех, чьи семьи хотя бы в третьем поколении жили в ее границах. И, конечно, вложения в скоростную инфраструктуру, связывающую страну.

Всё это осторожно, системно, чтобы не было вреда, шоков. С администрацией развития. С разгосударствлением при темпах роста выше 3,5 – 4%. Сегодняшняя роль государства в экономике и банках до 70% - избыток, свинцовый груз. Демонополизация, рыночная среда, защита собственности – без этого мы никогда не будем в первых.

Всё вместе – животворная почва для каждого, кто готов действовать у себя дома. Меньше рисков. Обновляй. Вкладывайся надолго. Оставляй, а не вывози капитал.

Это возможно? Да, конечно. Если элиты российского государства решат сделать то, что когда-нибудь будет называться «экономическим чудом в России». Не мы – первые, не мы – последние. 15 - 20 стран уже сделали это после второй мировой. Вошли (или войдут) в «золотой миллиард». Как это делается – никаких секретов нет".

Это моя статья в "Российской газете" 5 лет назад, 19 марта 2018 г. Я тогда пытался давать советы властям. Я мечтал о совершенно другой политике, очень человеческой. С ней никогда бы не возник февраль 2022 года. Другие цели, другая, по смыслу, страна.

Она обязательно случится. Только вопрос - когда?

Для меня Россия - мир отличных людей, с которыми можно говорить, как с самим собой. Именно эта Россия - прежде всего. Интеллигентность, а сейчас - растерянность, делание, попытки служения народу, родине - в самом высоком смысле этих слов, отгораживание, надежда на другое будущее, желание и готовность его строить. Я говорю именно для них, пытаясь забрать в этот круг знакомых - и незнакомых, обнаруживая каждый день тех, чья интонация, чей голос никогда не бывают фальшивыми. Именно для них - последняя часть "Краткой истории российских стрессов", политика переустройства общества и экономики, основанная на огромном опыте реформаций стран в последние 80 - 100 лет. Как точка отсчета для любых размышлений - они сейчас очень нужны. Идеи - именно они строят мир

Он был на 4 месяца старше Ленина, дожил до 100 с лишним лет, дважды женился по любви, имел 4-х детей, трех девочек и мальчика (все выжили), построил под Петербургом дом, в котором прожил жизнь, 3 раза сидел в тюрьме, был дважды членом ЦК кадетов, прошел блокаду, и в блокаду, на 8-м десятке лет жизни закончил известнейшую книгу "Удлинение жизни и активная старость", после чего в 79 лет женился на своей давней возлюбленной, снова построил дом, уже для нее, и добрался до 1970 г. Десятки лет вставал в 5 утра и несколько часов косил, рубил и копал, называя все это «дворницкими работами». 2 университета, Московский (отчислен и выслан), а затем Дерптский (ныне Тарту). Лечил на фронте в первую мировую. Может быть, хватит? В 1953 г., будучи из семьи крещеных евреев, по распоряжению из Москвы изгнан с должности зав. кафедрой и профессора, чтобы работать еще 17 лет, до своих 100+ лет в 1970 г.

Да кто же это? Кому все это выпало? Речь об известнейшем ученом, Захарии Френкеле, "социальном гигиенисте", всю жизнь посвятившем тому, как лучше и здоровее устроить человеческие поселения. Больше десятка книг, академик АМН, зав. кафедрой, председатель всевозможных обществ, в 30-е получил предложение от Нобелевского комитета номинироваться на "Нобеля" (но не стал, 1930-е!). Но, может быть самое главное, что он был любителем людей, просто очень хорошим человеком, всю жизнь пытавшимся сделать так, чтобы они были здоровее. Санитарный врач с большой буквы. Это - радость писать не о злодеях, а просто об обычном, нормальном, очень хорошем человеке, умельце в своем деле, очень важном для нас всех. И еще - его книги пронизаны сотнями имен других таких же умельцев, спецов в своем деле, и, когда все это читаешь, ты начинаешь понимать, кому ты обязан - и чем. А кому ничем не обязан.

Наша жизнь – циферблат. Она вся в числах. Он владел 11 языками. Русский, украинский (родился в Борисполе), немецкий (свободный), латинский («я слыл… знатоком латыни»), греческий, французский (свободно). «Я… овладевал иностранными языками настолько, чтобы читать… книги и журналы, нужные мне, не только на немецком, французском, но и на английском, итальянском, испанском, чешском и польском языках» (с. 54). «С первого дня пребывания в Лондоне я стал посещать Гайд-парк, чтобы лучше понимать устную английскую речь” (с.251). Какая ненасытность!

Ненасытность? 3 раза в жизни голодал. 1889 г., студентом в Москве. «Там всегда стоял на столе хлеб, и его можно было есть бесплатно. Оплатив талоны на чай, я, главным образом, питался хлебом» (с. 80). 1918 г. «Мы не могли достать хлеба, не было… никакой муки и крупы» (с. 313). «Мы поддерживали жизнь…употребляя случайно сохранившиеся семена клевера, выпекая из него… суррогат хлеба» (с.324). 1941 – 1943 годы, Ленинград. «Невыносимое чувство голода», «неутолимое мучительное чувство голода», «ужасные проявления голода», «смерть от голода витает кругом», «мучает голод до совершенного отчаяния», «люди «падают» от голода аналогично падежу скота», «уже в ноябре смерть от голода казалась мне неизбежной» (с. 477, 481, 484, 487, 489, 539).

20 раз – счастливый человек! «Все 20 случаев моих вынужденных выступлений в качестве акушера окончились благополучно. Но сознаюсь, что я страдал при родах не меньше, чем сама роженица, переживая её боли и схватки… Из всех сторон деятельности и работы в моей жизни, оказание врачебной помощи при родах давало наибольшее удовлетворение. Непосредственное радостное чувство облегчения, когда раздавался первый крик новорождённого, а настрадавшаяся долгими мучениями роженица становилась счастливой матерью, оставалось светлым воспоминанием после каждого моего выезда на роды» (с. 149).
Еще раз. Помочь появиться на свет ребенку, помочь его матери – «из всех сторон деятельности и работы в моей жизни… давало наибольшее удовлетворение». Счастье! А сколько человек он спас, как санитарный врач, как «социальный гигиенист», как ученый? Неизвестно.

11 лет, 1896 – 1907 годы - земский санитарный врач в Петербургской, Вологодской, Костромской губерниях. «Выезжая к заболевшим оспой, сыпным тифом и другими эпидемическими заболеваниями на места и непосредственно знакомясь с тяжёлым положением населения, с его нуждами в элементарном санитарном и культурном обслуживании, я выработал в себе привычку… всякие цифры о числе заболевших воспринимать в их конкретном содержании, видеть за ними всю убогую обстановку в избах, всю неизбывную нужду и терпеливо переносимое горе в семьях, где происходили десятки и сотни заболеваний» (С. 150). «Я лично объехал школы во всех волостях и провёл там оспопрививание» (с. 146). «То, что я не лечащий, а санитарный врач, во внимание не принималось. В избы, куда я заходил, набивалось много народа, и нельзя было отказать во внимании больным, которые по много часов ожидали своей очереди» (с. 146).

А рядом - жизнь ученого! Книги и идеи - спасают! Создал систему оспопрививания и, основываясь на своем опыте земского врача, выпустил свою первую книгу «Очерки земского врачебно-санитарного дела» (1913). Как так устроить в тысячах земств России, чтобы врачебному делу достать до каждого. На гонорар построил свой первый дом для семьи. Это сейчас возможно?

Он дожил до 100 +, но всю жизнь пытался увидеть всё сам, мельчайшие детали человеческих поселений, достать до тех крайних их уголков, где нужен санитарный врач, «социальный гигиенист», чтобы удлинить массовую, «среднюю» жизнь. Чем он только не болел в этих блужданиях! 1896 г. - оспа, 2 дня без сознания (с. 135). 1899 г. – пневмония, начало чахотки (избавился «выкорчевыванием сосен») (с.166 - 167). 1916 г. – крупозная пневмония, 2 месяца без зрения (с. 281, 294). 1942 г. – крайняя степень истощения, гемоколит («безнадежно смертельный в моем возрасте») (с. 546). Желчная болезнь в 1918 – 1937 годах. В 1927 г. «сжег глаза» на металлургическом заводе (С.358 – 359). Но зато сам, своими глазами – увидел всё! И все-таки - до 100+!

Любимое слово – «осмотреть». «Я успел съездить в Херсонес и подробно осмотреть раскопки, с изумлением останавливаясь перед вскрытыми керамическими трубами и канализационными колодцами» (с. 171). С изумлением перед канализационными колодцами! Осмотреть заводы, каналы, шахты, стройки, любые устройства человеческих поселений, дающие воду, тепло, очищающие землю, чтобы люди могли жить вместе, не болея. За всю свою жизнь, в эпоху войн и революций, нарушенного транспорта он осмотрел, как «социальный гигиенист», не менее 100 – 150 городов от Урала до Средиземного моря и сотни поселков и деревень.

Универсальный человек. Он редким образом соединял в себе инженера, проектирующего большие городские механизмы, человека рукотворного, построившего для себя – как образец для всех - уникальный «экологичный», чистый дом под Петербургом, с человеком – ученым, пытающимся вычислить законы, по которым большие массы людей могут так расположиться в поселениях, чтобы жить как можно дольше. Числа. Всю жизнь - статистик и демограф. Все книги – уникальные свидетельства тогдашнего бытия.

В Петербурге – холера? В ответ 2 книги – «Холера и основные задачи оздоровления наших городов» (1908), «Холера и наши города» (1909). Жизнь во время войны? В ответ - книга «Петроград периода войны и революции» (1923). «Началось катастрофическое обезлюдение Петрограда». В середине 1917 г. население Петрограда – 2,4 млн чел., в августе 1920 г. – 0,7 млн. чел. Уменьшилось на 1,7 млн чел., в 3,4 раза. Произошло «страшное вымирание стариков». «Катастрофическое поднятие общей смертности после революции», в 1914 г. – 21,5 чел. на тысячу, в 1918 г. – 43,7 на тыс., в 1920 г. – 50,6 на тыс., при развитии эпидемий, особенно тифа, и резком падении рождаемости с 30 на тысячу 1910 года до 13,8 на тыс. в 1919 г. Так он вычислил цену революции – в людях, в не рожденных детях.

Новые «социалистические» города? Френкель ответил первым советским учебником «Основы общего городского благоустройства» (1926). И в нем – мечта. Город, обладающий качествами «безопасности, здоровья, удобства, долговечности или прочности, красоты и уюта». Благоустройством городов добиться резкого снижения смертности до 11 – 13 чел. на тысячу, чтобы человек мог спокойно доживать до естественного предела в 80 – 100 лет. Даже сегодня, спустя 100 лет, мы не достигли этого. В 2020 г. в России у городского населения– 14,6 умерших на 1000 чел. (Росстат).

Он из любого своего опыта извлекал книги. Свою главную книгу «Удлинение жизни и активная старость» издал в 1946 г., когда ему было 76 лет. Эта книга – обещание жить до 100. Обещание для всех - «собрать самую лучшую «совокупность окружающих условий», всю «жизненную обстановку», чтобы увеличить среднюю продолжительность жизни до естественных пределов 80 – 100 лет. Показать «не иссякающую при соответствующих благоприятных условиях и в старости, далеко за пределами 60 – 70 лет, творческую и трудовую способность»! Дать «яркие образы старости, полной жизненных соков, волевых и интеллектуальных способностей».
Он свое обещание выполнил. Ему 83 года. «В 1952 г. мною было прочитано 370 лекций, прочитано и обсуждено с авторами 67 тетрадей работ, написано 5 рецензий на… диссертации; на защите этих диссертаций я выступал в качестве… оппонента». Каждый ученый хорошо знает, какой это по объему труд!

Есть ли еще числа на циферблате его жизни? Сколько угодно! 5 домашних обысков, не считая множества тюремных. В 1899, 1901, 1905, еще раз 1905, 1938 годах. «Это было тяжелое испытание, обрушившееся на мою семью» (1901) (с. 172). 1905 г. «Обыск… проведен был с подчеркнутой крикливостью и давлением. Квартира была оцеплена пешей и конной полицией. Жандармы… копались с вечера… до утра, перетряхивали детские кроватки и кухонную утварь, подушки, мебель, перелистывали каждую книгу» (с. 192). 1938 г. «Он предъявил приказ об обыске у меня и о моем аресте… Я понимал злую мою участь» (с.433).

3 раза высылался за неблагонадежность и «вредное влияние» (1890 г., Москва, отчислен из университета, 1901 г., Петербург, 1908 г., Кострома).

15 месяцев своей жизни из 100 лет просидел в тюрьме. 2 месяца, 1890 г. в Бутырке (студенческие волнения), 4 месяца, 1908 г. в Костроме (депутат 1-й Госдумы, за «Выборгское воззвание», призыв к гражданскому неповиновению после ее роспуска), 9 месяцев в «Большой террор», Ленинград, 1938 – 1939 годы.

«Следователь… осыпая меня самой грязной бранью, стал наносить мне удары по шее, по лицу… Потом нанёс кулаком сильный удар спереди по рту, по-видимому, чтобы заглушить дикие вопли, бессознательно мною издававшиеся. Я упал на пол, и он пинал меня ногою… «Ночью тебя, как падаль, в помойную яму выбросим»... Мне было приказано стоять «руки по швам, прямо». Прошёл час, другой, меня мучила жажда, боль во рту и смертельное утомление… Так простоял я весь день… Вторую ночь продолжался допрос… Утром следователь… прочитал исписанные листы моих бесхитростных и абсолютно правдивых показаний, изодрал их в куски и приказал писать новые, а пока поставил к стене, угрожая новыми побоями. Не видно было никакого выхода. Мною овладело тупое отчаяние и какое-то сумеречное состояние, точно в тяжёлом сне. Я попытался разбить себе голову ударом о стену. Череп оказался крепким… Около 60 часов непрерывного необычного напряжения, страдания, обращения со мною как с убойной скотиной, погружали меня в какой-то сон наяву… Когда двери камеры открыли… вид у меня был… такой, что никто из товарищей по несчастью меня ни о чём не расспрашивал… Я залез под скамейку, меня скрыли ноги сидевших. Там я пролежал до команды «спать»… Всё стихло, и в наступившей тишине под скамейкой я сделал попытку задушить себя, перевязав горло носовым платком» (с. 436 – 438). Массовый пересмотр дел в 1939 г. спас его.

Он прожил 100 лет, и очень любил людей. В его «Записках…» не меньше 500 имен, и, когда они проходят одной чередой, ты вдруг узнаешь, как много талантливых, как много добросовестных, как много спецов, которым мы все обязаны, жило на земле российской. 25 декабря 1941 г., в самый голод. «Сколько богатых содержанием встреч в жизни с людьми первого ранга — с драгоценными алмазами и самоцветами человеческого мира: Лукьянович, Анна Ник. Деген-Ковалевская, Ник. Александрович Огородников, Иван Васильевич Шулепников, Кокошкин, Пётр Иванович Куркин, Подвысоцкий Влад. Валериан, Савва Артемьевич Самофал и др.» (с. 485 – 486). Мы хотя бы кого-то из них помним?

Он и сам был «самоцветом человеческого мира». Зачем «полез» в 1-ю Госдуму, депутатом от Костромы? Зачем «стал одним из организаторов ячейки кадетской партии в Костроме» (с.195)? Его, человека реформ, дважды чуть не убили. «Пока я делал доклад… они кричали толпе, что со смутьянами теперь расправа короткая: топить их в Волге!». Его спрашивали: «Жид ты или не жид?» - и все равно голосовали за него. Дважды член ЦК партии кадетов (1906, 1917). Зачем? А затем! Земля крестьянам! Свободы, равные права, сильное местное самоуправление, рост затрат государства «на действительные нужды народа», 8-часовой рабочий день, земельный госфонд с «передачей земли нуждающемуся населению», конституционная монархия. Это была бы совсем другая страна. И, может быть, сегодня в ней жили бы 400 - 500 млн человек.

Но этой страны не случилось. В 1908 г. «я получил по почте… приговор… «каморры народной расправы» «Союза русского народа». Между двух листков… был вложен чёрный крест, а приговор… гласил, что каморра постановила подвергнуть бывшего члена Государственной думы З. Г. Френкеля смертной казни» (с. 219). «Ко мне подошёл один из местных… и стал мне настойчиво советовать не ходить в глухое время... «Против тебя подговаривают. Далеко ли до греха»... Я ответил ему, что никогда я никому ничего плохого не сделал, так чего же мне бояться?».

Именно так. Чего бояться? Мы никогда никому ничего плохого не сделали. Можно жить в томлении духа, можно ни о чем не думая, можно бесконечно растрачивать свою жизнь так, что и помнить не будешь, что, когда и как. А можно по Френкелю – в неугомонности и служении. Кому? Человечеству, кому еще, и еще – себе, своему радостному интересу к тому, чтобы всё устроить в обществе, как надо. И жить до 100 с лишним лет, точно по Френкелю, вечно двигаясь, вечно радуясь отличным людям, которых вокруг полно, вечно пытаясь сделать их и свое бытие – долгим.

Таким был циферблат его жизни. Стрелка прошла полный круг. Его жизнь была полна чисел. Жизнь была настоящей. Пусть она, как маркер, стоит рядом с нами, когда мы наполняем жизни нашими собственными числами, и нашептывает стрелке: «Не успокаивайся! Делай! Давай! Все еще впереди!».

Для книги "Краткая история российских стрессов. Модели коллективного и личного поведения за 300 лет"
"Лабиринт" https://www.labirint.ru/books/914980/
"Озон" https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-810368740/?oos_search=false&sh=tay5RRzPfA
"Литрес", электронная https://www.litres.ru/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti/chitat-onlayn/?ysclid=lbgf9dre6l178311397

Так же, как у человека, у экономик бывают состояния, когда они работают на пределе. Это – война. Или они максимально напряжены, чтобы совершить рывок, догнать и опередить весь мир по технологиям, по вооружениям, добиться необычных целей в геополитике, Общества, экономики поставлены в положение человека, чьи силы настолько напряжены, что, кажется, он вот-вот оборвется. У таких экономик есть имя, они – мобилизационные.
В жизни России и других постсоветских государств мобилизационная экономика как разновидность «директивной» была в 1918 – 1921 гг. (военный коммунизм), в 1930-х («догнать и перегнать»), в Великую Отечественную. Еще один пример – Китай (форсаж, рывки) в 1950-х – 1960-х.

Мобилизационные экономики «на рыночный лад» были созданы в России, США, Великобритании, Германии, Японии и др. в 1914 – 1918 гг., а также в 1939 – 1945 гг. (кроме России).

Мобилизационные экономики легко опознать, как и человека на пределе возможностей.
1) У них всегда есть сверхзадача, выходящая за рамки обычного повседневного существования.
2) Прямое, очень жесткое управление сверху, пронизывающее все клетки жизни. Максимум роли государства, его первых лиц.
3) Идеология, культура подчинены мобилизации. Никакого двоемыслия.
4) Все ресурсы общества собраны «в один кулак». Собрать – распределить - раздать.
5) Рационирование ресурсов, доведенное до крайней точки.
6) Минимум человеческого / гражданского потребления. Как правило, карточки.
7) Прямое распоряжение людьми как ресурсами. Мобилизации, принудительный труд.
8) Максимум цен назначается сверху.
9) Деньги почти ничего не стоят, прямое управление сверху их оборотом, резкий рост государственного долга, в т. ч. принудительные госзаймы, денежная эмиссия (печатный станок) для покрытия расходов государства, повышение налогового бремени.
10) Массовые реквизиции семейного имущества и средств производства.
11) Резкое увеличение рабочего времени (7 дней, 24 часа). Неимоверное напряжение человеческих сил.
12) Массовые пиковые перемещения людей и материальных ресурсов (беженцы, эвакуация людей и оборудования, военная и трудовая мобилизация, выселения, перемещения военных грузов и т.п.). Военные, строительные и т.п. грузы).
13) Крайние дефициты ресурсов (стремительный рост военного спроса, потери территорий с ресурсами, транспортной сети, перегрузки, пустые продуктовые ниши.
14) Лимиты, фонды, планы производства и распределения, контроль, надзор, шаг влево или вправо – наказания наотмашь.

Были ли похожи мобилизационные экономики в СССР (директивная) и стран с рыночным хозяйством)? В СССР государство пронизывало почти всю жизнь общества, за исключением кусочков розницы (в войну «колхозные рынки», толкучки, коммерческая госторговля – это десятки процентов личного потребления). В рыночных хозяйствах старой России и западных стран огосударствления гораздо меньше, чем в директивной, хотя большая доля частного сектора ставится под прямой контроль государства или даже национализируется.

Мобилизационная экономика – дитя войны. А в мирные времена? Да, может быть. 1) Подготовка к войне. 2) Форсаж в директивной экономике (индустриализация, коллективизация и т.п.). 3) Крайние, самые жесткие формы директивной экономики (СССР 1930-х, Китай середины XX века, Северная Корея с середины 1950-х).

Все мобилизационные экономики похожи. Даже, когда они рыночные, в них прорастают черты директивных. Как же они устроены – технически, инструментально?

1914 – 1917: техника мобилизации в России

В Первую мировую войну в России – острые дефициты в снабжении вооружением, в перевозках, в промышленности, продовольственный кризис 1916 – 1917 гг., топливный голод. Всё это – вызовы, жить или не жить. Ответы на них отставали от хода событий, утопали в бюрократии, но все-таки созданные, после многих проб и ошибок, «механизмы» полностью отвечали мобилизации экономики.

О чем идет речь? В первую очередь – централизация управления военной стороной экономики, создание вертикалей «центр – регионы». Четыре Особых совещания (по обороне государства, продовольствию, топливу, перевозкам) как «высшие государственные установления». Они – межведомственные (правительство, Госдума, Госсовет, крупнейшие промышленники и их объединения), из высших должностных лиц, с представительством на местах. Самое главное – Особое совещание по обороне государства (координация, вооружение, экономическая политика и т.п.).

Для чего созданы? Распределение военных заказов и надзор за их исполнением, содействие созданию новых заводов, высший надзор за исполнителями. С какими правами? Требовать принятия и исполнения заказов, менять директоров и других управленцев; право реквизиций; право ревизии предприятий; требовать перевозок, устанавливать очередность заказов и перевозок; менять объемы и структуру производства с выдачей авансов, пособий и ссуд от казны; временно закрывать предприятия; устанавливать твердые или предельные цены, зарплату и т.п.

Работали напрямую с заводами / организациями, а также объединениями предпринимателей – «Центральным военно-промышленным комитетом» (ЦВПК) и местными ВПК (крупный и средний бизнес); «Земгором» («Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов») (мелкий и кустарный бизнес). Все они были отстроены вертикалями, «центр – регионы».

Всё это – прямое управление. А какими способами? 1) Планы (производства, распределения, перевозок, 2) назначение цен (твердых, предельных и т.п.) и норм оплаты труда, 3) военные заказы / закупки / контракты, контроль за их исполнением, 4) непосредственное управление оперативной деятельностью (казенные заводы, заводы, изъятые из частного сектора («секвестированные»), назначения и увольнения, ревизии, прямой доступ на предприятия), 5) создание объединений предприятий, работающих как единый механизм («Организация Ванкова», снаряды, сотни производственных единиц), 6) реквизиции имущества (земель (у «неприятельских подданных», «у выходцев из неприятельских стран»), лошадей (в армию взяты 1,5 млн лошадей, 6% их количества в стране), скота (50 – 60% скота в губерниях театра военных действий) и т.п.), 7) авансы, ссуды, отсрочки налогов, дотации, пособия от казны, 8) принудительный труд (военнопленные в различных отраслях (более 1,1 млн чел. к осени 1917 г.) , реквизиция труда (принудительное привлечение к труду, мобилизация «инородцев» из Средней Азии, из Сибири на тыловые работы, завоз китайцев и корейцев)), 9) продразверстка, насильственное изъятие хлеба в деревнях (с 1916 г.), 10) попытки «милитаризации труда» (перевода рабочих на «военное положение»), 11) принудительная эвакуация предприятий и выселение из прифронтовых земель.

Яркий опыт мобилизации – «Организация Ванкова». Существовала в 1915 – 1918 гг. Координировала до 300 заводов, в Московском регионе – до 100 заводов, преимущественно средних и мелких, произвела 17,7 млн шт. снарядов, 31% сделанного в России, 24% общего количества с учетом импорта.

Вот как докладывал Ванков (легендарная фигура) свою идею: «Организация этого дела должна напоминать… организацию крупного промышленного предприятия, во главе коего стоит уполномоченный – главный Директор – Распорядитель… Подобная организация явится, до некоторой степени, как бы технической мобилизацией Средней и Южной России». Это был «своеобразный комбинат, руководитель которого снабжал предприятия сырьем, топливом, финансировал их, оказывая помощь рабочей силой и техническим руководством, окончательно разрешал все экономические вопросы. Кроме того, он имел большую административную власть над собственниками предприятий… Являясь представителем государства, Ванков имел большие административные права, но вместе с тем он являлся почти самостоятельным «предпринимателем», наделенным большой свободой в решении вопросов. Все это позволило Ванкову сколотить огромную Организацию и добиться больших результатов».

Германия, Великобритания, Франция, США

Была в них «мобилизация экономики»? Да, конечно. Делалось примерно то же, что и в России. Доля расходов правительства в национальном доходе увеличилась в Германии с 9,8% в 1913 г. до 50,1% в 1918 г., во Франции – с 10% до 53,5%, в Великобритании – с 8,1% до 35,1%, в США – с 1,8% до 16,6%.
Типичные меры мобилизации экономики: 1) план производства и поставок вооружений в масштабах страны; 2) централизация управления производством, распределением и снабжением по ключевым видам сырья и военной продукции, создание специальных ведомств (планы, контракты, оперативное вмешательство, контроль), 3) перевод тысяч предприятий на военное производство; 4) нормирование цен, 5) контроль за рабочей силой («законы о трудовой повинности»), 6) нормирование потребления, хлебные карточки для населения.

В Германии – план вооружений (программа Гинденбурга). Для ее исполнения – особое ведомство военного снабжения (Kriegsamt) (вертикаль сверху – вниз, сеть госуполномоченных, подчинение военному министерству) + «Центральный военно-промышленный совет» (объединение предпринимателей) и военные комитеты в отраслях промышленности (распределение заказов). Зона ответственности – закупка сырья, оружия и боеприпасов, рабочая сила. Плюс «принудительные синдикаты» (по сути, тресты, с централизацией управления, но не затрагивая собственности на заводы). Введена обязательная трудовая повинность для лиц от 17 до 60 лет, ограничена трудовая мобильность. Широко использовался принудительный труд (в 1917 г. – более 1,7 млн пленных, насильственно депортировалась рабочая сила с захваченных территорий). Из армии на заводы возвращены квалифицированные рабочие.

В гражданском секторе – предельные цены на продовольствие, прямое вмешательство государства в его производство и распределение, создание для этого спецагентства, рационирование потребления, введение карточек на хлеб и муку (50% продовольствия закупалось населением на черном рынке).

В Великобритании – создано Министерство боеприпасов (Ministry of Munitions) (координация военного производства, распределение заказов, поставка вооружений, контроль поставок сырья и материалов для производства вооружений, право брать под контроль любое предприятие по перечню связанных со снабжением армии). В числе руководителей Министерства были Черчилль и Ллойд Джордж. Под контроль правительства (его министерств и комитетов) взяты железные дороги, морские перевозки, угольные шахты, мельницы и др.

Весь выпуск ряда видов продукции поступал в распоряжение правительства (пример – нитроглицерин, джут), прямо регулировались объемы производства и распределения в ряде отраслей (строительство, металлургия, удобрения, лесная и бумажная промышленность и т.п.). Правительство стало основным или единственным покупателем ряда товаров (сахар, мясо, импорт в части пшеницы, шерсти, серы, льна и т.п.). К концу войны Министерство продовольствия отвечало за 85% его поставок. В 1917 – 1918 гг. введены карточки на продовольствие. Труд военнопленных использовался, прежде всего, в сельском хозяйстве. Создана Women’s Land Army («Женская земледельческая армия», мобилизация женщин для работы на земле).

Во Франции – создано Ministre de l'Armement et des fabrications de guerre (Министерство вооружений и военного производства, с вертикалями «сверху – вниз»); частные компании объединены в группы по отраслям, регионам, собственникам (координация производства, контроль цен, концентрация заказов); создан государственный секретариат военной промышленности, с включением в него крупнейших промышленников; железные дороги подчинены военному министерству и армейскому командованию, из армии возвращена часть рабочих– в промышленность (0,5 млн чел.) и в аграрный сектор (0,3 млн); завезены «колониальные рабочие» (Северная Африка, Китай); использовался принудительный труд военнопленных; введены карточки на хлеб и сахар.

В США – централизация управления через 3 новых ведомства: 1) Совет по военной промышленности (War Industries Board) и его Ценовой комитет (Price Fixing Committee), функции – военные контракты и контроль за ними, координация, контроль всего распределения стали в США и т.п.; 2) Администрация продовольствия (Food Administration, контроль производства и распределения продовольствия, создание запасов, стабилизация и фиксация цен) и ее Зерновая корпорация (Grain Corporation, покупка, запасы, продажа зерна и продуктов из него, контроль экспорта – импорта зерна); 3) Администрация топлива (Fuel Administration, распределение топлива, цены на уголь). Железные дороги были национализированы. Создан Shipping Board (Совет по перевозкам) – строительство, лизинг, реквизиции и контроль парка морских судов для перевозок во время войны.

Как мы видим, все страны с рыночной экономикой делали примерно одно и то же. Во время Второй мировой войны – примерно та же практика.

Что сказать? Исключений не бывает. Как только страна попадает под сильнейшее давление, в ней неизбежна мобилизация экономики. Возникает максимум огосударствления и прямого управления, когда подавляющая часть хозяйственной деятельности совершается решениями властей, при резком ограничении гражданского потребления и мобильности населения. Такова практика – в прошлые и будущие времена, если и когда в ней возникает неотложная потребность.

Это моя новая статья в журнале "Родина" https://rg.ru/2023/02/05/pervaia-mirovaia-front-za-liniej-fronta.html

Риски России - это риски сверхцентрализованного государства, подчиненного крупным частным интересам, обладающим монополией на власть. В таком государстве не может быть должного уважения к народу. В нем нет органичного саморегулирования. В истории нет ни одного примера успешно выжившей железной вертикали. Теория систем опровергает саму возможность успеха таких систем, в которых руль взят чрезмерно на себя. Они всегда делают ошибки, будучи уверенными в своей правоте.

Все успехи - временные, все скорости - частичные, и, даже когда в нем теплеет, ты знаешь, что замерзать, рано или поздно, опять придется.

От этого больно. Нам очень нужны развитие, легкость дыхания, тишина, чувство общего, большого, удачного проекта. Другая модель общества, другая - экономики, другая - нас самих, нас - как коллективного человека. Но и в том государстве, которое сложилось, нужно как-то жить.

Главными правилами жизни в нем являются:
а) молчи,
б) служи,
в) не двигайся - забьют, как гвоздь,
г) терпи,
д) умей уходить в себя,
е) читай. В книгах - есть сложное общество,
ж) абстрагируйся,
з) не думай о будущем - зачем?
и) создай свой круг. Самый ближний. Именно в нем - вся жизнь
к) не строй иллюзий
л) и все-таки - наслаждайся. Нельзя не наслаждаться жизнью, когда она есть

Что ж, их нужно просто знать, и есть масса неплохих людей, которые им следуют. Так течет река, потому что ей нужно течь.

Для книги "Краткая история российских стрессов. Модели коллективного и личного поведения за 300 лет"
"Лабиринт" https://www.labirint.ru/books/914980/
"Озон" https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-810368740/?oos_search=false&sh=tay5RRzPfA
"Литрес", электронная https://www.litres.ru/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti/chitat-onlayn/?ysclid=lbgf9dre6l178311397

Правила делания будущего:
а) не кричать, не выть - это само собой, но создавать запас идей и проектов - на потом, даже если они сейчас невозможны
б) делать их публичными
в) хранить ценности - гуманизм, любовь, самую высокую энергию, культуру во всем ее разнообразии, открытость мира
г) поддерживать, хранить - всех, кому тяжело, удерживать их на поверхности
д) не дать себя вовлечь в ненависть, даже если личные обстоятельства подталкивают к этому
ж) никогда не желать хаоса, никому не желать гибели - быть голосом эволюции, развития, постепенности, даже тогда, когда этого просто не может быть
з) знать, что всё - меняется, и делать так, чтобы в точке перемен не остаться стоять с растерянным взглядом
и) ясно понимать образ будущего - и держаться его: всё для человека, социальная рыночная экономика, демократия по немецкому / австрийскому образцу, общество стимулов, а не наказаний, технологии + быстрый рост, замораживание внешних конфликтов и т.п.

Все это - как способ не стать "бывшим" и достойно пережить самые тяжелые времена

Окуджава на сцене, с тонкой змеиной улыбкой, с голосом - насмешливым баском, и - земля вертится.
Его не знал, знаю Ольгу Владимировну. С ними легко - Быть.

"Антон Палыч Чехов однажды заметил,
что умный любит учиться, а дурак учить.
Скольких дураков в своей жизни я встретил,
мне давно пора уже орден получить.
Дураки обожают собираться в стаю,
впереди главный - во всей красе.
В детстве я верил, что однажды встану,
а дураков нету - улетели все!
Ах, детские сны мои, какая ошибка,
в каких облаках я по глупости витал!
У природы на устах коварная улыбка,
видимо, чего-то я не рассчитал.
А умный в одиночестве гуляет кругами,
он ценит одиночество превыше всего.
И его так просто взять голыми руками,
скоро их повыловят всех до одного.
Когда ж их всех повыловят, настанет эпоха,
которую не выдумать и не описать.
С умным - хлопотно, с дураком - плохо.
Нужно что-то среднее, да где ж его взять?
Дураком быть выгодно, да очень не хочется.
Умным очень хочется, да кончится битьем...
У природы на устах коварные пророчества.
Но может быть, когда-нибудь к среднему придем?"

Одно прекрасное семейство – в нем папу звали Ганс, а маму – Машей, - решило пройти с детской коляской контроль в аэропорту, при этом счастливо улыбаясь. Младенец гугукал на руках, небо было ясным, а рамки – через них тихо протекла коляска – просто рамками, пока вдруг не взорвались красным цветом и не запищали.
- Идите-ка сюда! – строго сказал им нервный, одетый в черное, с тревожным взглядом человек.
-Взрывчатка? – спросил он, - Пластик?
И стал тыкать в коляску палками, а они пищали и куксились, предупреждая, что в ней - большой террор.
Ганса и Машу стали потихоньку окружать.
-Да нет ничего у нас! - закричал Ганс на чистом английском языке, а Маша ушла в астрал.
-А вот посмотрим, - сказал нервный человек и стал коляску щупать и почти что переворачивать.
-Хм, - наконец, сказал он, - хм… хм… хм. И вправду – ничего.
-Как же так? – тут Маша вспомнила, что она боевая русская женщина и в поисках правды должна дойти до конца.
- Ну… - сказал нервный человек, - Так иногда бывает.
И посмотрел на младенца.
- Иногда, - он еще раз посмотрел на него, - … когда они ходят стулом, и что-то там остается на коляске… - он сделал козу младенцу, - ну, вы понимаете… то приборы думают, что это взрывчатка, самой последней конструкции, и тогда очень громко шумят.
-Как же так! – снова воскликнула Маша, - У меня самая лучшая коляска, и следов на ней никаких нет! Я – хорошая мать!
- Идите – идите! – ласково сказал ей нервный человек и отвернулся от них в поисках новой опасности.
- Что же это было? – задумчиво спросил Ганс, бывший физиком и привыкший во всем доходить до конца. – Как взрывчатка попала на колеса нашей детской коляски?
- Не смотри на меня так! – громко ответила ему Маша, - Не ты ли собирал в коляску палочки от ракет нынешним Новым годом? Не ты ли сказал, что они для мамы и ее огорода под Лейпцигом? Не ты ли радовался вместе с ней, как много ты собрал пороховых палочек, чтобы ей что-то в огороде к ним привязывать?
-Это был я, - просветленно сказал Ганс и радостно улыбнулся. Он так любил свою Машу и ее душу, которая во всем разбиралась, но неизвестно как работала, как сообщил ему Достоевский в своем «Войне и мире».
А Маша в ответ обняла Ганса, который всегда хотел всё знать.
Они, наконец, двинулись за бутербродами.
Коляска покачивалась, и ей нравился ее угрожающий вид.
А младенец решал, кто из них будет удобнее, чтобы хорошо поспать, когда за бортом будет плыть солнце, и они будут тоже - плыть, держась за руки, как заведено между народами, когда они наслаждаются жизнью.

Пусть сегодня поговорит Столыпин. Что, если представить его на самых высоких наших трибунах?
Вот его собственные слова, сказанные в разное время.
1. «Все помыслы, стремления мои – благо России.
2. Отечество наше должно превратиться в государство правовое. В России… сила не может стоять выше права!

3. Вся правительственная политика направлена к насаждению мелкой частной собственности. Как же воссоздать крепкую, сильную Россию, и одновременно гасить инициативу, энергию, убивать самодеятельность?

4. Бедность… худшее из рабств. …То же крепостное право, - за деньги. Вы можете так же давить людей, как и до освобождения крестьян. Смешно говорить этим людям о свободе, или о свободах. Сначала доведите их уровень благосостояния до той, по крайней мере, наименьшей грани, где минимальное довольство делает человека свободным.

5. Правительство не могло… не дать удовлетворения… врожденному у каждого человека… чувству личной собственности, столь же естественному, как чувство голода… Тогда только писаная свобода превратится в свободу настоящую, которая… слагается из гражданских вольностей и чувства государственности и патриотизма.

6. Великая задача наша – создание крепкого единоличного собственника, надежнейшего оплота государственного строя. Главная наша задача – укрепить низы. В них вся сила страны! Их более 100 миллионов! Будут здоровы и крепки корни у государства, поверьте – и слова… Правительства совсем иначе зазвучат перед Европой и перед целым миром.

7. Возможное освобождение широких масс неимущего населения от дополнительного налогового бремени.
8. Наше экономическое возрождение мы строим на наличии покупной способности у крепкого, достаточного класса на низах.

9. Помимо создания мелкой частной собственности, помимо землеустройства… помимо расширения мелкого кредита… мы стремимся снять также и экономические путы с земств и городов.

10. Правительству… известно, насколько мало на местах средств… Правительство сочло себя обязанным облегчить как земствам, так и городам путем предоставления им кредита… доступного, организованного и дешевого.

11. Возможности… оживления деятельности органов общественного самоуправления путем передачи им некоторой части нынешних государственных доходов…расширяя круг действия земств и городов, правительство обязано дать им возможность выполнить возложенные на них обязанности.

12. Мы занимаем одну седьмую часть суши. … Первенствующей… нашей задачей являются пути сообщения.

13. Все заботы Правительства направлены на проведение в жизнь прогрессивных реформ… Правительство содействует проникновению в сознание… народных масс той великой истины, что единственно в труде народ может обрести спасение.

14. Там, где правительство победило революцию…, оно успевало не исключительно физической силой, а тем, что «опираясь на силу», смело становилось во главе реформ.

15. Это начало – настойчивого, неторопливого преобразования – не в направлении радикального, но постепенного прогресса и закономерности».

Под этой программой можно подписаться и сегодня. Но есть еще и загадка. После смерти Столыпина из его бумаг был изъят обширный план переустройства России. Об этом есть свидетельства старшей дочери и ее мужа. В нем были идеи дальнейшей либерализации страны. Сначала «захватить» Россию «в кулак» в ее «анархическо-хаотическом состоянии», а затем «постепенно разжимать кулак».

Этот план утерян. В 1956 г. в Нью-Йорке появилась книга Зеньковского с его изложением. Дочь Столыпина восторженно встретила эту книгу. Тем не менее, доказательств, что план подлинный - нет. Знак вопроса остался навсегда.

Можно только гадать, что случилось бы с Россией, если бы Столыпина не убили. Да и случилось ли? Он был на грани отставки. Но нам очень нужны его идеи. Личная собственность, богатеющее население, свобода, гражданственность и сильное государство, основанные на достатке миллионов семей – разве с этим можно спорить? Правительство как нравственная, сильная личность – разве не для нас?

Да, личность. Вот письмо жене, 1906 г.: «Оля, бесценное мое сокровище. Вчера судьба моя решилась. Я министр внутренних дел в стране окровавленной, потрясенной… и это в одну из самых трудных исторических минут, повторяющихся раз в тысячу лет...

Поддержка, помощь моя будешь Ты, моя обожаемая, моя вечно дорогая. Все сокровище любви, которое Ты отдала мне, сохранило меня до 44 лет верующим в добро и людей… Ты мой ангел – хранитель»
.
Что ж, пусть вера, крепкая надежда и спокойствие не покидают и нас. И пусть у каждого из нас будет свой ангел-хранитель среди самых близких, сохраняющий в нас веру в добро и в людей в самые трудные наши времена. И в двадцать лет, и в сорок с лишним, как у Столыпиных, и далеко за семьдесят, когда нам нужны будут все наши силы.

-А вот страха у нас как раз нет! – как-то раз закончил свою большую речь премьер-министр (2015).
И вдруг стало страшно, понимая, с какой легкостью и дальше могут приниматься решения в макроэкономике, затрагивающие судьбы, дела и активы каждого. По-кавалерийски, с шашкой наголо, потому что никто не несет за них ответственности.

-А у нас есть страх, что у вас страха нет! – должны воскликнуть мы и горестно закрыть свои глаза руками.

Не страшно: шоковой терапии; шоковой приватизации; шокового дефолта 1998 г.; шокирующей частоты кризисов; шокирующего превращения в сырьевую страну; шокирующего огосударствления; шокирующей сверхконцентрации собственности; шокирующей, безрассудной, мелкой и расхлябанной финансовой машины, созданной за 25 лет; шокирующей зависимости от доллара, нефти, газа и металлов; шокирующего регулятивного бремени; щокирующих, сверхтяжелых налогов; шокирующих изменений в правилах игры почти каждые пять лет.

Ничего этого не страшно.

Не страшно нашей неприкаянности, того, что мы так и не пристанем к какому-нибудь миру, шокируя самих себя размерами потерь в людях, капитале, технологиях, ресурсах и научных школах.

И даже год тому назад - страшно не было.

.Власти должны испытывать постоянный страх. Страх в том, чтобы не нанести вреда. У них не должно быть легких решений, не измеренных по потерянным людям, семьям и их имуществу.
Властям должно быть страшно за каждое решение, чтобы оно не принесло вреда всем тем, кого по обычаю называют «населением» или «человеческими ресурсами», или даже гордо «человеческим капиталом».

И это не страх, это – любовь.

Это тот настоящий страх властей, это та любовь к людям, который делает из населения – по-настоящему работающее общество, а из разговаривающей или даже кричащей публики – страну, создающую на одном дыхании экономическое чудо.

На Западе живут люди. Самые обычные. Они рожают детей, они их кормят, просто семьи. Живут довольно сытно. День за днем трясутся в поездах, в метро, тащатся за свои станки и в офисы, очень много работают. Оперные театры полны, как и пляжи, и на развалинах Рима столько же людей, сколько и в Макдональдс. Да, они очень долго живут, и театры полны парами - он и она - когда им далеко за семьдесят и даже за восемьдесят. Для них мы - где-то на краю света, так же. как и Сирия, сейчас они нам ужасаются, но в общем-то им все равно, нет особенной любви или нелюбви, лишь бы не дошло до них то, что называется "зарево войны". Собственно, в их голове нас нет, а есть дети, деньги, книги, хлеб и тепло, зрелища и, конечно. любовь. Без нее жизнь - это не жизнь. Так существует Запад людей, куда бы мы ни кинули взгляд - устроенный, удобный, хотя, конечно, не без проблем. Ну, с проблемами мы хорошо знакомы - с ними рождаемся, и они не оставляют нас всю жизнь, заставляя всю жизнь думать о том, без чего можно было бы обойтись от слова "совсем"

В жизни каждой семьи, в каждой судьбе есть поворотные точки. Штабс-капитан Зощенко, награжденный пятью орденами в первую мировую, отравленный газами, записал в своей книге «Перед восходом солнца»: «В кресле против меня французский полковник. Чуть усмехаясь, он говорит:
– Завтра, в двенадцать часов дня, вы можете получить паспорт. Через десять дней вы будете в Париже… Вы должны благодарить мадемуазель Р. Это она оказала вам протекцию.
…Я говорю:
– Я не собираюсь никуда уезжать, полковник. Это недоразумение.
Пожав плечами, он говорит:
– Мой друг, вы отдаете себе отчет, что происходит в вашей стране?.. Прежде всего это небезопасно для жизни – пролетарская революция…
– Хорошо, я подумаю, – говорю я. Хотя мне нечего думать. У меня нет сомнений. Я не могу и не хочу уехать из России. Я ничего не ищу в Париже».

Он не уехал. Он не мог уехать из России.

В 1941 г. пытался уйти на фронт. Со своим пороком сердца, полученным от отравления газами.

А если бы уехал? Не было бы рассказов Зощенко, не было бы его хитрости, его мудрости, его лукавства, не было бы его якобы простецкого говора – был бы эмигрант Зощенко, может быть, тоже писатель, была бы (почему бы нет?) его французская семья, и тогда какой-нибудь его пожилой потомок с благодушием рассматривал бы громаду Петербурга, говоря, что здесь жил - кочевал его прадед. Но его парижских потомков – не было и нет, а есть книга «На восходе солнца», которую он стал печатать по кускам в 1943 г.

Но вот другая – поворотная точка. В 1946 г. – постановление Оргбюро ЦК ВКП (б) от 14 августа 1946 года № 274. Цитата: «В журнале “Звезда”… появилось много безыдейных, идеологически вредных произведений... Редакции “Звезды” известно, что Зощенко давно специализировался на писании пустых, бессодержательных и пошлых вещей, на проповеди гнилой безыдейности, пошлости и аполитичности, рассчитанных на то, чтобы дезориентировать нашу молодежь и отравить ее сознание. Последний из опубликованных рассказов Зощенко “Приключения обезьяны” (“Звезда”, № 5–6 за 1946 г.) представляет пошлый пасквиль на советский быт и на советских людей. Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами. Предоставление страниц “Звезды” таким пошлякам и подонкам литературы, как Зощенко, тем более недопустимо, что редакции “Звезда” хорошо известна физиономия Зощенко и недостойное поведение его во время войны, когда Зощенко, ничем не помогая советскому народу в его борьбе против немецких захватчиков, написал такую омерзительную вещь как “Перед восходом солнца”».

Что еще? Он выжил, не был арестован. Ждал ареста. Писать и печататься не мог. Был исключен из Союза писателей. Голодал. Сапожничал, как в 1918 году. И скоро ушел.

Какая бессмысленная драма в том, что человек, выбравший Россию, возлюбленный государством (он получил-таки «трудового красного знамени»), всю жизнь любивший, смеявшийся, страдавший от депрессий, человек, не имевший вины ни перед кем, был пойман в ловушку, создавшую вокруг него нечеловеческую пустоту!

Какая бессмысленная насмешка в том, что человек, написавший книгу о самоконтроле – «Перед восходом солнца», о том, как управлять самим собой, чтобы никому не причинить вреда, был полностью лишен контроля над самим собой! Эта книга была напечатана в Ленинграде только в 1987 г. Через 30 лет после того, как он махнул на всё рукой – и ушел.

«И вдруг необычайная картина – вода выступает изо всех люков и стремительно заливает мостовую. Снова по воде я иду домой… Ужасное зрелище» («Перед восходом солнца»). Это его время выступило из всех люков и пор, чтобы залить людей, их самонадеянность, их неспособность всё увидеть до конца, их способность обманываться, их любовь к тому, что нельзя любить, их странные решения, когда все развилки пройдены именно так, чтобы принести в будущем страдание.

Зощенко? Такие же поворотные точки, когда крик в воздухе стоял, были во многих семьях. Родители? Деды? Прадеды? Часто спрашиваешь себя, как же они уцелели, как смогли встретиться, чтобы продолжиться в нас, если так в жизни не бывает, так быть просто не могло.

А повороты к радости – могут быть? Есть ли они, поворотные точки, чтобы досыта смеяться, любить, быть вместе, быть так, чтобы летела земля? Так бывает? «Бывали у меня годы…, когда несчастья преследовали меня. Бывали легкие — и только. Настоящее счастье, со всем его безумием и горечью, давалось редко. Один раз, если говорить строго. Я говорю о 29 годе». Это – Евгений Шварц,

Двое, оба в браке, встретились, год 1929 – и вспыхнули. Так бывает. «Милый мой Катарин Иванович, мой песик, мой курносенький. Мне больше всего на свете хочется, чтобы ты была счастливой. Очень счастливой. Хорошо? Я всю жизнь плыл по течению. Меня тащило от худого к хорошему, от несчастья к счастью. Я уже думал, что больше ничего интересного мне на этом свете не увидеть. И вот я встретился с тобой. Это очень хорошо. Что будет дальше — не знаю и знать не хочу… Я тебя буду любить всегда. Я всегда буду с тобой».

А можно по-другому. «Пожалуйста, не сердись на меня, Катюша. Я сегодня целый день один, а я от этого отвык. Поэтому я и пишу. Отчего у тебя по телефону такой сердитый голос? Отчего ты обо мне не вспоминала ни разу за весь день? Отчего я дурак? …Думал я все время о тебе. Обдумал тебя до последней пуговицы. Меня теперь ничем не удивить. Я мог бы написать пятьсот вариаций на тему — Екатерина Ивановна. Я тебя люблю».

Эти письма не предназначены для нас. Они – ни для кого другого. Они - только разговор между двумя в их поворотном пункте, когда ломается всё прежнее, когда должны рассыпаться старые семьи, потому что другого выхода, кроме как быть вместе – просто нет. «Итак, мы были бедны… Каждый месяц в течение нескольких дней лежала Катюша под морфием. Дважды ожидала она ребенка, и оба раза кончилось дело страшно… Больница, болезни, нищета, вечная неуверенность в завтрашнем дне, а вспоминается мне то время как необыкновенно счастливое, будто освещенное изнутри. Радость переплавляла все. Еще недавно удивлялась Катя, как я был весел. Почему? Потому что жизнь повернулась. Потому что близость с Катюшей доходила до необъяснимой силы. Однажды она угадала мысль мою, едва оформившуюся, сложную и назвала ее. Мы оба молчали, и вдруг она сказала, о чем я думаю… То, что пытаюсь рассказать — не поддается, едва я слишком близко подхожу к нам… Есть предел, за которым прямой рассказ невозможен».

И у нас есть предел, за которым мы должны перестать их слушать. Слишком близко подходим к ним. А что чувствуем? У них – счастье после полного переворота в жизни.

Нам это дано? Кому-то – да, кому-то – нет. Но жизнь, наша жизнь несется дальше, и в ней каждому даны пять - семь точек переворотов, когда можно изменить всё. Меняются люди, бывают другая любовь и другая ненависть, есть перемены мест, где мы живем, можно изменить наши искусства и умения, но хуже всего – столкнуться с тем, что нужно менять всё, чем ты жил, в собственных идеях. Перевернуть голову и душу, зачеркнуть собственную жизнь. Мы все - воплощения идей, мы несем их с гордостью, мы уверены, что жизнь устроена именно так, как мы думаем, какой она должна быть. Мы верны своим идеям, мы поклоняемся им, они – мы сами до мозга костей, и когда мы вдруг становимся уверены, что всё, чем мы жили, ложь – вот это испытание, вот это настоящий огонь.

Ольга Берггольц, 5 марта 1954 г. «…Каторга оставалась каторгой, и вся страна и физически, и духовно (о, особенно духовно!) была такой, и не только мирясь, но и славя ее, я лгала, и знала, что лгу, и мне никуда было не уйти от сознания своей лживости…». 14 мая 1954 г. «Муча и истязая меня, - бог уберег меня от главного несчастья: я не клеймила, не разоблачала, не исключала, не сажала, не преследовала, не клеветала и т.д. Не отрекалась». А что - затем? «Опечатанная, запечатанная душа, - о, как трудно, как сквозь терновник, - продираться сквозь это к самой себе, к жизни, к творчеству» (1.06.57).

В этом месте - остановимся. Отдохнем, отдышимся. Впереди много поворотных точек. Только пусть они будут к лучшему. Пусть не бьют по нашим душам, по нашей любви, по нашим близким. Пусть они будут для новых идей, новой энергии, нового делания. Пусть не будет в них отчаяния. Пусть ничто не заставит нас отречься от самих себя, пусть не выворачиваются души. Мы были, мы есть, мы будем – пусть будет жизнь, наша бесценная жизнь, как бы ни металась она по времени.

Это моя новая колонка в "Неделе - Российская газета"
https://rg.ru/2023/02/21/ne-uvidet-parizh-i.html